С САМОГО УТРА день не заладился. Дома за завтраком Путилин разбил облюбованную чашку, из которой привык пить чай, потом поскользнулся на крыльце собственного дома. А на службе встретил дежурный докладом, что в Нарвской части на пустыре недалеко от домов найден мертвый молодой мужчина, так что вместе с Иваном Ивановичем и недавно принятым агентом Путилин направился к месту убийства.
Ехать пришлось недолго, слава богу, что хоть мороз не слишком беспокоил своей декабрьской суровостью. Мертвый молодой человек лежал на снегу в одних хлопчатых подштанниках. Путилин присел подле него, даже позабыв поприветствовать пристава, его собеседника в партикулярном платье и присутствующих здесь же полицейских. Голова несчастного была раздроблена тяжелым предметом, то ли дубинкой, то ли обухом топора, но более поразило лицо — с таким спокойным выражением, что казалось, он прилег и заснул, если бы не рана повыше виска. На безымянном пальце левой руки блестело золотое кольцо с небольшим красным, как капля крови, камнем.
— Утро доброе, — приветствовал начальника сыска пристав.
— Здравствуйте, господа, здравствуйте! — ответил Путилин. — День-то какой, а здесь…
— Вы не знакомы? — пристав указал на собеседника. — Наш новый судебный следователь Петр Николаевич Николаев.
— Иван Дмитриевич Путилин, — кивнул в ответ начальник сыска.
— Наслышан, наслышан о ваших успехах, — подал голос судебный следователь.
— Что вы скажете об этом? — Иван Дмитриевич указал рукою на труп.
— Здесь все ясно, — показалось, что снисходительный тон Петра Николаевича обращен к начальнику сыска. — Возвращался домой, на него напали, ограбили, даже верхнее платье умудрились снять.
Путилин в молчании выслушал речь следователя, пытавшегося с первой минуты показать, что дело безнадежное, где же можно найти разбойников. В этой части города живет множество выброшенных на обочину людей.
— А вы что скажете? — произнес Иван Дмитриевич, обращаясь к приставу, и добавил: — И известно ли имя убитого?
— Так точно, Иван Сидоров. Жил вон там, — пристав указал на двухэтажный деревянный длинный дом, где, видимо, сдавались внаем маленькие конурки. — Но вначале хотелось бы выслушать вас, Иван Дмитриевич, — пристав осторожничал, улыбаясь в усы, и украдкой бросал взгляд на самоуверенного Николаева.
— Если позволите, мне надо дать несколько указаний моим агентам, и мы продолжим.
— Да мы подождем, — еще долго будет пристав мучаться с новым судебным следователем, видимо, тот не имел большого опыта в таких делах, но обладал непомерными амбициями.
Путилин подозвал Соловьева и тихим голосом сказал:
— Иван Иванович, в доме, где жил убитый, поговорите с соседями: женат ли был убитый, кто жена, не имелись ли у них полюбовников, не ссорились ли они. Ну что мне вас учить?
Соловьев кивнул в ответ и подал знак агенту следовать за ним.
— Я к вашим услугам, господа, — вновь подошел к приставу и судебному следователю. — На чем, собственно, мы остановились?
— На ваших соображениях, — Петр Николаевич крутил в руке трость с изящной ручкой.
— Хорошо, но должен сразу предупредить, что Николаева никто не грабил.
— Как так? — Судебный следователь аж поперхнулся от неожиданности. — Но он же голый?
— Да, он лишился одежды в другом месте, подойдем к нему. — Путилин направился к убитому и вновь присел на корточки. Петр Николаевич достал из кармана платок и закрыл нос, словно труп пролежал в теплом месте не один день и мог источать неприятный запах. — Посмотрите, — приподнял руку убитого, — видите?
— Ну, рука, — сквозь платок слышался искаженный голос Николаева.
— Не на руку смотрите, а под нее.
— Снег.
— Вот именно, снег, а если бы он был убит здесь и раздет, то…
— Вы хотите сказать, — подхватил его мысль пристав, — что по мере остывания тела убитого образовалась бы ледяная корка.
— Совершенно верно.
— Тогда Сидоров притащен сюда уже убиенным.
— Вы правы и по поводу ограбления, — Иван Дмитриевич указал на кольцо на пальце, — ну кто будет с трудом снимать одежду, но оставит золотую вещь.
— Может, не снималось? — робко предположил Петр Николаевич.
На него кинул сердитый взгляд даже пристав:
— Отрезали бы, не смутившись.
— Какая дикость! — Было видно, что даже нахождение возле давно окоченевшего трупа доставляет большое неудобство судебному следователю.
— Вы предполагаете, что убийцу надо искать в доме, где проживал убитый?
— Уверен в этом.
— На чем основана ваша уверенность? — Голос следователя звучал уже не снисходительно, а с определенным интересом. Видимо, он не потерян для проведения розысков, лоск быстро сойдет при соприкосновении с жизненными коллизиями.
— Тащить голого далеко бы никто не стал, тем более, как я понимаю, здесь не было следов ни конских, ни повозок.
— Да, вы правы.
— А кто обнаружил?
— Кто-то из дома.
— По пустырю часто ходят?
— Нет, вот там, — пристав указал рукой в сторону, — хорошая дорога, а здесь пустырь, даже протоптанной тропинки нет.
— А следы?
— Так видите, здесь ветер постоянно дует.
— Вчера ночью шел небольшой снег, поэтому под телом снег, а так бы на насте не было бы заметно, когда принесли сюда убитого.
Когда подошли к дому, Соловьев отозвал Путилина в сторону.
— Иван Дмитриевич, убитый человеком был работящим, любовницы не имел, но любил приложиться к бутылке, а вот жена его Матрена — та еще. Как муж на работу, в освободившуюся постель дружок ее…
— Убитый знал об этом?
— Говорят, что знал, но любил жену очень и все ей с рук спускал.
— Так, а кто любовник?
— Тот, кто труп обнаружил, Андриан Семкин.
— В головах у них пусто, — Путилин покачал головой, удивляясь человеческой глупости, ибо она неистребима. — Да, вот еще что, узнай, есть ли у вдовы и ее любовника сарай или кладовые, где они дрова и ненужную рухлядь держат, и проверь, не завалялись ли там вещи убитого, обагренные кровью, — потянуло Путилина на высокий «штиль».
Надворный советник только пожал плечами.
Вдова оказалась бойкой бабенкой тридцати лет с большой грудью, которую прикрывала платком, но ни одной слезинки и никакого выражения утраты кормильца на лице.
— И как жилось с Иваном-то?
Она смутилась от присутствия такого числа незнакомых мужчин, но женское кокетство давало себя знать.
— Да как? Хорошо, любили друг друга.
— А за что ты его убила-то?
Она смутилась, но тут же взяла себя в руки.
— Не наговаривайте, господин хороший, на меня. Неужто у меня рука бы поднялась на собственного мужа-то?
— Андриан иное говорит, — Путилин пошел, как говорят игроки, ва-банк. — Ты же водкой мужа опоила, а он…
— Нет, нет, нет, не мог такого Андриан сказать, не мог.
— Его сюда привести, голуба дорогая?
Пристав и судебный следователь застыли в недоумении.
Она опустилась в бессилии на стул и прижала платок к лицу.
— Не хотели мы, не хотели.
Иван Дмитриевич посмотрел на пристава, мол, оставляю дальнейшее вам, господа, тот указал глазами, что все понял и не смеет задерживать.
Нет, не слишком уж потерянный сегодня день.