ВЕРСТАХ В ТРИДЦАТИ от Новой Ладоги, на возвышенном месте, стоял двухэтажный дом с великолепным садом, обнесенным каменной стеной, и рядом с ним несколько хозяйственных строений. В двух верстах на лугу у самой речки располагается село Вымово с красивой церковью, выстроенной предками бывших владельцев, покоящихся в склепе под алтарем. В стороне от деревни, близ леса, возвышается винокуренный завод, извергая из себя массу дыма, величественно поднимающуюся к небу.
Сергей Иванович Левовский приезжал раньше из Петербурга в свое имение редко, да и то на короткое время. Но в последний приезд в первых числах июня он известил управляющего, что намерен продать ненужный дом, и в начале июля в самом деле совершил выгодную сделку. Новый хозяин, Петр Глебович, вальяжный господин средних лет, привез с собою управляющего с неприветливым лицом.
В деревне стало известно, что господин Анисимов будет вести уединенный образ жизни. Он дал расчет старым слугам и вместо них привез с собой новых.
В нескольких шагах от деревенской церкви стояла изба, довольно большая в сравнении с избами деревни, крытая соломой, но с трубой, из которой тяжело поднимался дым. Его столб опрокидывал и разгонял ветер, хотя не сильный, но обещавший непогоду. К дому вела заметная узкая дорожка, которая заканчивалась у крыльца…
Штабс-капитан с Михаилом недолго находились у Петра Петровича, выпили горячего чаю с вкуснейшим грибным пирогом, поговорили о господине Анисимове и двинулись в имение, намереваясь там быть к вечеру. Пристав Кириллов посоветовал зайти в самую большую в деревне избу, расположенную у церкви, где живет староста. Такой визит не привлечет внимания, зато даст возможность узнать о новом хозяине и его челяди.
— Хозяева, — Орлов постучал кулаком в дверь, отряхивая ноги от снега на крыльце, пришлось повторить.
— Кого там принес?.. — На пороге возник из темноты сеней высокий старик с седой бородой и расшитым воротом рубахи.
— Не ты ли старостой? — вопросом на вопрос ответил Василий Михайлович.
— Так ит, может быть.
— Я приехал из столицы не загадки разгадывать, — поднял голос приезжий.
— Дык я что, — было видно, что старик от начальственного голоса не оробел, а лишь приосанился. — Мало ли по дорогам нашим людей разъезжает.
— Ты, старик, пыл-то поумерь, — штабс-капитан произнес спокойным тоном.
— Ваш высокородия, мы ж люди темные.
— Полно тебе, может, в избу пригласишь?
— Ежели не побрезгуете, то милости просим.
В горнице приезжие увидели неожиданную роскошь для деревни — окно с большими стеклами. Лампа с закопченным стеклом горела на некрашеном столе пред раскрытою книгою, на нем стоял начищенный самовар. На голой стене висела полка с десятком книг.
На другой половине, опрятной и низенькой, жили хозяева: староста, он же церковный сторож, и его жена, которой в горнице не было.
— По делам али как? — старик добавил огня в лампе, подкрутив ручку.
— По служебным.
— Из самой столицы, из уезда и волости к нам приезжали, и мы вроде опчеством за нынешний год недоимок не имеем.
— Мы с инспекцией по земельным наделам.
— Во как, я звиняюсь, у нас ни с кем тяжб нет.
— И с господином Анисимовым?
— Никаких, имение-то в двух верстах от нас.
— Хозяин в имении?
— Кто знает? На службе в церкви не бывает, да и новый управляющий батюшку не посещает.
— Понятно, а как они там?
— Вот это нам неведомо, они сами по себе, мы сами. Они баре, а мы кто?
— Что ж, — посетовал штабс-капитан, обернувшись к Михаилу, — не хотелось бы на ночь глядя без крыши над головой остаться.
— Дак до волостного рукой подать, пять верст.
— Хорошо, — кивнул Василий Михайлович, — но сперва к господину Анисимову.
— Как скажете, — подал голос Жуков, молчавший до тех пор.
Только на улице у саней штабс-капитан с досадой произнес:
— Едем в неизвестность, ничего толкового не узнали ни в уезде, ни в стане, ни у этого старика.
— Не впервой, — попытался отмахнуться Михаил.
— Да не хотелось в волчью пасть да без подготовки.
— На месте видно будет.
— Вот именно, что на месте. Тогда, Миша, тебе предстоит больше молчать, чем вступать в разговоры, и в нужных местах кивать и поддакивать.
— Чего ж неясно-то. Это с превеликим удовольствием.
От ворот до крыльца имения дорога была почищена от снега. Вдоль нее высились старые деревья, укутанные в белые одеяния. Не успели остановиться, как с высокого крыльца сбежал молодой человек лет двадцати в расстегнутом пиджаке.
— Петр Глебович не принимает, — сразу же без приветствия произнес он глухим голосом.
— Доложи господину Анисимову, — не обращая внимания на слова молодого человека, Василий Михайлович вышел из саней, — господа Орлов и Жуков из столичного управления наделов просят принять по служебной надобности.
— Прошу следовать за мной, — встретивший учтиво поклонился.
В прихожей с большими окнами и десятком зажженных свечей молодой человек так же учтиво произнес:
— Я доложу Петру Глебовичу.
Орлов отряхнул снег с шапки и расстегнул шубу, было заметно, что в доме не экономят на дровах.
Ждать пришлось недолго, тот же молодой человек с приклеенной улыбкой появился, словно из ниоткуда.
— Господа, Петр Глебович ждет вас. Разрешите ваше платье. Прошу.
Пришлось пройти в большую залу с высокими потолками и лепниной по углам, посредине висела большая люстра с хрустальными каплями, в которых преломлялся разными цветами мотыльковый огонь свечей.
— Здравствуйте, господа, чем обязан вашему визиту? — Анисимов поднялся с кресла, держа в руках зажженную сигарету и устремив взгляд внимательных глаз на вошедших. Едва заметная настороженность не ускользнула от внимания штабс-капитана.
После приветствия чиновник представился:
— Коллежский секретарь Василий Михайлович Орлов, чиновник по поручениям при губернской земской управе, и мой помощник губернский секретарь Михаил Силантьевич Жуков. По служебной надобности инспектируем уезд.
— Чем же моя скромная персона могла заинтересовать управу?
— Господин Анисимов… — начал было столичный чиновник.
— Давайте запросто: Петр Глебович, — замахал руками хозяин, — без официальности.
— Петр Глебович, извините, что обеспокоили, — продолжил штабс-капитан, вежливо раскланиваясь, — но если честно, то сбились с дороги, возвращаться в волость не близкий путь.
— Понимаю, — улыбнулся Анисимов, но улыбка вышла какой-то чересчур натянутой, словно художник не удосужился ее закончить на портрете. — Мой дом в вашем распоряжении.
— Благодарю за понимание, — было заметно, что Орлов искренне обрадовался, даже потер от удовольствия руки.
— Мне самому приходится иной раз пользоваться гостеприимством. Могу что-нибудь предложить?
— Видите ли, — начал столичный чиновник и добавил без излишней застенчивости: — Мы почти весь день провели в дороге…
— Тогда, надеюсь, не откажете составить мне компанию за ужином?
— Это было бы большой любезностью с вашей стороны.
— Степан, — крикнул хозяин в сторону двери, из-за которой, словно джинн в восточной сказке, появился молодой человек, ранее встретивший гостей у крыльца. — Господа будут ужинать со мной, и… приготовь гостевые комнаты, — и повернулся к столичным чиновникам: — Не могу же я оставить вас без крова на ночь.
Орлов наклонил голову и приложил руку к груди, показывая тем, что они с удовольствием воспользуются предложением хозяина.
Тот ответил с той же натянутой улыбкой.
— Это мой долг хозяина, — потом вновь обратился к молодому человеку: — И принеси… — повернул голову к Орлову: — Какую настойку предпочитаете: клюквенную, рябиновую или анисовую?
— На ваше усмотрение.
— Хорошо. Степан, принеси анисовую.
Молодой человек так же бесшумно, как и появился, исчез за дверью. Не прошло и десяти минут, как Степан вернулся с подносом, на котором возвышались хрустальный графин и три рюмки, выделяющиеся золотыми ободками.
Вроде бы беседа текла в течение этого времени, но если бы каждого из присутствующих и спросили о ней, то никто не смог повторить, о чем шла речь, хотя никто не выходил за рамки исполняемой роли: Петр Глебович играл в рачительного хозяина, а приезжие изображали гостей, волею случая заброшенных в такую даль от столицы.
— Вы, Василий Михайлович, давно по управе служите? — неожиданно задал вопрос Анисимов, прервал рассказ на полуслове.
— Шестой год уже пошел, — как ни в чем не бывало Орлов подошел к столу. — Вы позволите? — и наполнил рюмку во второй раз.
— Пожалуйста… И как вам барон Корф?
— Извините великодушно, — понизил голос штабс-капитан, Петр Глебович якобы невзначай поинтересовался председателем губернской земской управы отставным гвардии штабс-капитаном Павлом Леопольдовичем Корфом, находящимся в преклонных годах, — обсуждать начальника в присутствии, — и он указал глазами на Жукова, — не имею привычки.
— Понимаю.
— Но между нами, — он подошел ближе к хозяину, — ему давно пора на покой, — и посетовал с хищной улыбкой: — Годы, к сожалению, дают знать.
— Я в последний раз его видел на приеме у Воронцовых, он еще ничего, сам ходит.
— Вот именно, ходит, уж лучше бы побольше лежал, может, здоровья бы прибавилось. Но, надеюсь, это останется между нами.
— Василий Михайлович, — надул губы Анисимов, — я попрошу без…
— Понял, — и понизил голос, — только между нами.
— Вы тоже меня правильно поняли.
— Прекрасная у вас анисовая.
— Плохой не держу, — Петр Глебович был явно доволен похвалой, — а что у нас молодой человек…
— Михаил, — подсказал Орлов.
— Да-да, — поблагодарил кивком за подсказку. — А что Михаил, так опечален?
— О нет! — Жуков, ранее стоявший у окна в другой стороне гостиной, подошел ближе к беседовавшим. — Вы не против, если я наполню свою рюмку?
— Отнюдь, — хохотнул Анисимов. — Если ваш начальник не запретит?
— Если хозяин позволяет, то я не против, даже наоборот — рекомендую прекрасный напиток.
— Петр Глебович, — на пороге возник Степан, — ужин в столовой.
— Господа, — развел руки в стороны Петр Глебович, — прошу отведать, что, как говорится, бог послал.
Столовая была такого же размера, что и гостиная, но с одной разницей — в ней висели две небольшие люстры с дюжиной зажженных свечей на каждой. На длинном столе, за которым в прежние годы сиживали двенадцать персон, стояло три прибора — для хозяина во главе и гостей по левую и правую руку от него.
— Я был бы не прочь пожить, как вы сейчас, вдали от суетливой столицы, службы, — взял под руку Петра Глебовича штабс-капитан, изображая из себя человека, что сможет приноровиться к любым условиям, лишь бы они были комфортны ему.
— Что ж прошу, — Анисимов сделал вид, что не понял слов собеседника.
— У вас мило, — Василий Михайлович присел и сразу потянулся за графином с анисовой, чувствуя себя скорее хозяином, чем гостем. — Позволите? — спросил из вежливости.
Петр Глебович только кивнул.
— Это родовое? — спросил Жуков, но осекся под взглядом начальника.
— Что? — посмотрел на него Петр Глебович.
— Анисовая с винокуренного?
— О нет, я предпочитаю домашнюю.
— У вас милый дом, — поднял рюмку штабс-капитан.
— Я, как вы знаете, недавно его приобрел, так что уюту в нем обязан бывшему владельцу.
— За вас, — и содержимое опалило горло Орлова, потом он взял маленькую ложечку, зачерпнул паюсной икры и начал намазывать на кусок хлеба.
— Что нового в столице?
— Да стоит на месте, и что с ней станется? В театрах — новые пьесы, открываются новые ресторации, — улыбка стала еще шире, — а мы, бедные чиновники, получаем повышения по службе. Все как и двадцать лет назад.
— Почему двадцать? — Петр Глебович положил на тарелку кусок буженины и соленых груздей.
— Могу сказать, и пятьдесят, — Василий Михайлович откусил кусочек хлеба, — ничего не меняется.
— Если так…
— Кстати, в этом сезоне на сцене Александринского театра восходит к вершинам славы молодая актриса Изабелла Веселовская.
— Веселовская?
— Да.
— Что-то читал в газетах, но точно не помню.
— Запомните это имя, — продолжал Василий Михайлович. Миша был удивлен, что штабс-капитан, всегда сторонившийся светской жизни и всегда казавшийся очень замкнутым, открывался с новой стороны. — Она спела замечательную партию с самим Сазоновым. Будете в столице, обязательно сходите на «Прекрасную Елену».
— Надеюсь. — Петр Глебович справлялся с бужениной, ловко орудуя вилкой и ножом, от штабс-капитана не ускользнуло, что хозяин одинаково владеет правой и левой руками.
— Изабелла не менее прекрасна, чем образ на сцене. Увидев эту Елену Прекрасную хотя бы один раз, ее невозможно забыть.
— Воспользуюсь вашим советом, будучи в столице.
Забыв все приличия, Василий Михайлович вновь приложился к рюмке. Миша выказывал обеспокоенность, видя, как хмелеет его старший товарищ по службе, но ничего не мог поделать, не привлекая особого внимания.
— Женщины — прелестные создания, — разглагольствовал штабс-капитан, — но, увы, не всегда хватает жалования для исполнения их капризов. Особенно если девица молода и обладает неземным шармом.
— Вы правы, — хозяин пил немного, как отметил Жуков, но с удовольствием подливал приезжим гостям. Михаил поостерегся много пить и больше подкладывал себе в тарелку мясо и квашеную с крупными красными ягодами клюквы капусту.
— Мне хотелось бы вот так пожить среди лесов и снега. Благодать… — причмокнул штабс-капитан губами, и содержимое очередной рюмки вновь опалило рот.
— Что мешает?
— Служба и женщины, — засмеялся Василий Михайлович.
— Веская причина.
— То-то, — поднял палец довольно охмелевший штабс-капитан.
— А как же ваше имение?
— Увы, такового не имею, мой покойный батюшка, царствие ему небесное, — и он слегка дрожащей рукой перекрестился, — еще в годы моей юности в последний раз заложил и… — налил анисовой, расплескав на белоснежную скатерть. — Да что о грустном. Всегда хотел по снегу с ружьем побродить.
— Что ж мешает? — хозяин прикусил язык от вырвавшихся слов.
— Я бы воспользовался вашим великодушным предложением, — сразу подхватил Василий Михайлович, устремив взгляд на Петра Глебовича.
«Пьян, а за каждым словом следит», — пронеслось в голове Михаила.
— Пожалуй, я могу доставить вам удовольствие, — процедил сквозь зубы Анисимов, и тут же добавил: — А как же служба?
— Куда оно денется, присутственное место, тем более что там сам барон, — Орлов громко засмеялся, казалось, не обращая внимания на колкость в адрес начальника губернской земской управы в присутствии младшего чиновника.
Жуков нервно ерзал на стуле, но, боясь показаться в присутствии хозяина бестактным, молчал, только крепко сжимал зубы. Боязнь невольного разоблачения удерживала его от лишних слов. Ему оставалось только ждать и надеяться, что этот штабс-капитан не сболтнет лишнего. Он с облегчением вздохнул, когда Василий Михайлович безо всякого предупреждения поднялся, едва не опрокинув стул, и выдавил из себя:
— Вы, Петр Глебович, не возражаете, если я с вашего позволения, отдохну? Что-то устал немного, — и оперся о стол.
— Что вы? Разве ж я могу, — и кликнул вездесущего Степана, — проводи гостя в приготовленную комнату.
— Петр Глебович, разрешите и мне покинуть вас, — подал голос Михаил, хозяин только кивнул.
Поджимая шатающегося чиновника с двух сторон — Михаил справа, Степан слева, — поднялись на второй этаж.
— Вот комната вашего компаньона, а напротив, — указал жестом молодой человек, — ваша. Ели что-нибудь понадобится, у изголовий кровати сонетки.
— Понял, — пробурчал Жуков, когда бесчувственное тело Василия Михайловича было водружено на скрипнувшую кровать.
— Вам помочь?
— Благодарю.
— Что-нибудь еще надо?
— Нет-нет, — и Михаил опустился на стул.
Когда дверь за Степаном закрылась, Василий Михайлович открыл глаза и поманил помощника.
Жуков было открыл рот, но, увидев предостерегающий жест, подошел ближе. Штабс-капитан оказался не настолько охваченным хмельными парами, как казался, когда сидел за столом.
— Ты все подметил? Перед сном подумай, — потом улыбнулся и прошептал: — Армейская закалка не проходит впустую. Ладно, ступай, Миша, спать, утро вечера мудренее. Завтра даст бог день, даст и пищу для живота и головы.
Миша, ошеломленный таким неожиданным перевоплощением нынешнего начальника, удалился в отведенную ему для отдыха гостевую комнату.
ПЕТР ГЛЕБОВИЧ В последнее время завел привычку гулять по утрам по заснеженному саду. Белые призраки с маленькими сугробами на ветвях окружали его, и он чувствовал прилив сил от этого свежайшего воздуха, который, казалось, звенел от тишины, от алых ягод калины, которая спряталась в дальнем углу сада, куда он запрещал чистить дорожку, а сам, утопая по колено, ходил. Настроение повышалось на весь божий день, даже самая неприятнейшая весть не могла его изменить.
Он уже воротился к дому, когда у дверей заметил ждавшего его замерзшего Степана.
— Как там наши гости? — он не обращал внимания на то, что молодой человек довольно легко одет.
— Оба проснулись, тот, что помоложе, попросил принести чаю, а второй — холодной воды для умывания и очень уж разминался как-то странно, мне кажется, не чиновник он, а скорее, бывший военный, на человека с пером в руках не похож. Ночью спали, как медведи по норам, никуда не выходили, только сап был слышен.
— Любопытно, — только и произнес Анисимов, напоследок вдохнул полной грудью свежего морозного воздуха. — Что ж, посмотрим, — и вошел в дом.
Вслед за ним тенью скользнул в дверь Степан.
В ГОСТИНОЙ ПЕРЕД зажженным камином в кресле сидел Орлов. Он не заметил, как вошел хозяин.
— Доброе утро, Василий Михайлович! Как самочувствие? — скрытая ирония не ускользнула от петербургского чиновника, но он не обратил на нее особого внимания.
— Прекрасно! — он поднялся со смущенной улыбкой на лице. — Давно так сладко не спал. Вы позволите? — и, не дожидаясь разрешения, достал тонкую сигару, подошел к камину. Потом с благодушным выражением выпустил изо рта струю ароматного дыма. — Все у вас устроено со вкусом, — он повел сигарой перед собой.
— Вы мне льстите, — угрюмо ответил Петр Глебович, — это все осталось, как я говорил, от прошлого хозяина. Мне не пришлось ничего менять.
— Да… Да…
— Степан, завтрак готов?
— Так точно.
— Позови, — обернулся к штабс-капитану, показывая тем, что ему незачем запоминать имена гостей, — э… э…
— Михаила, — подсказал Василий Михайлович.
— Вы совершенно правы. Позови Михаила в столовую.
Трапезничали молча, только между прочим штабс-капитан с какой-то молящей улыбкой произнес:
— Вы вчера обещали устроить охоту, я надеюсь, вы не откажете в милости вашим гостям?
Петр Глебович не донес вилку до рта, скосил взгляд на петербургского чиновника и выдавил из себя ставшим вмиг сиплым голосом:
— Я обещания привык держать.
— Как чудно, вы доставите несказанное удовольствием приезжим, — Орлов явно играл недалекого человека, дорвавшегося до гостеприимного хозяина, у которого можно отдохнуть на дармовщину.
— Я распоряжусь. Вы хотели бы на лошадях или пешком?
— Петр Глебович, на ваше великодушное усмотрение, — штабс-капитан с превеликим удовольствием отправил в рот соленый рыжик.
— Хорошо, а вы, — он обратил взор к Михаилу. — Что хотели вы?
— Однако мне все равно, я полагаюсь на вас, — он приложил руку к груди. — Я, к сожалению, не охотник, но непременно хотелось бы побродить с ружьем по лесу.
— Не вижу препятствий к исполнению вашего желания. У вас, правда, не слишком подходящая одежда, но ничего, подберем.
ПОСЛЕ ЧАЯ И непременной сигареты у камина, которая являлась своеобразным ежедневным ритуалом для хозяина, как он сказал гостям, Анисимов резко оборвал пустой рассказ на полуслове и поднялся с кресла.
— Что, господа, не передумали?
— Что? — Орлов не понял, о чем идет речь.
— Как что? — Петр Глебович бросил сигарету в спокойное пламя, пожирающее березовые поленья в камине. — Охота, разумеется.
— О нет! — поднялся в свою очередь и Василий Михайлович. — Мне было бы интересно.
— В лесу снега намело, там нет тропинок, по пояс в некоторых местах, — то ли предупреждал, то ли отговаривал хозяин, и главное, невозможно было понять, какие чувства вкладывал Петр Глебович в свои слова, но ясно одно — его непременное желание избавиться от нежданных гостей. — Не пугает?
— Если выдалась такая возможность, — штабс-капитан продолжал играть роль столичного чиновника, охочего до дармовых приключений, — отчего ею не воспользоваться с великодушного разрешения хозяина, — в голосе послышались нотки лести.
— Тогда предлагаю не откладывать.
— Я готов, — Орлов всем своим видом показывал свое нетерпение.
— А вы?
— Я тоже, — робко произнес Михаил, хотя ему хотелось остаться в имении, чтобы по возможности осмотреть дом и пристройки. Но хозяин был настроен решительно и не имел желания оставлять без присмотра никого из гостей.
— Степан принесет вам платье для охоты, надеюсь, получаса вам будет достаточно для переодевания?
— Даже с избытком. — ответил за двоих штабс-капитан.
Уже наверху, когда шаги Степана стихли на лестнице, Василий Михайлович, по-военному быстро переодевшийся, прошел в комнату, предоставленную Жукову.
— Какие соображения? — без предисловий произнес он тихим голосом, подойдя к помощнику.
— Хозяин пытается нас побыстрее выпроводить из дома.
— Ты тоже это заметил.
— Становится очевидным, что есть повод для такого поведения.
— Ты тоже думаешь, что станки здесь?
— Нет сомнений.
— Тогда держи ушки на макушке.
— Это как водится.
— Нам надо проверить хозяйственные постройки, окна твоей комнаты туда не выходят?
— К сожалению, нет.
— Вот именно, нас поселили так, чтобы, не дай бог, мы чего не увидели. Ты заметил очищенную от снега дорожку туда? Парадное крыльцо так не выдраено. Жаль, — штабс-капитан ударил кулаком правой руки по ладони левой. — Ночью мне так и не удалось туда попасть. Целую ночь Степан провел у лестницы, карауля нас.
— Да, я хотел тоже выйти во двор, но, увы, столкнулся с тем же обстоятельством — Степаном.
— Так бы нас не стерегли, если бы не было причины скрывать что-то от посторонних глаз тайное.