9 сентября Николай Кособрюхов, мещанин города Холма, проживающий в Кузнечном переулке, в доходном доме Ивана Тимофеевича Загибенина, явился заявить приставу 1 участка Московской части о краже, имевшей место из запертого комода либо подбором ключа, либо родным, который хозяин хранил в потайном месте.

Господин Кособрюхов в расстроенных чувствах со слезами на глазах охал, что те восемнадцать тысяч триста шесть рублей скоплены для покупки заветной мечты – маленькой усадьбы в южных губерниях.

Подполковник Тимофеев, пристав участка, молча выслушал почетного гражданина города Холма, согласно кивал, сочувствуя обокраденному мещанину. Потом вызвал одного из городовых и послал в сыскное отделение. Дело вроде бы, не столь важное, сколько таких кособрюховых по столице, чуть ли не каждый день лазят по пустующим и квартирам, то даже, вон недавно, арестовали целую банду, воровавшую вывешенное по чердакам сушится белье и носильные вещи.

Василий Евсеевич не ожидал, думал, что Путилин, начальник сыскной полиции, пришлет кого—нибудь из сыскных агентов потолковее, а он явился, как красно солнышко сам.

– Здравия желаю, Иван Дмитрич, – подполковник вскочил со стула и с протянутой рукой и улыбкой во весь рот шагнул навстречу Путилину.

– Здравствуйте, Василий Евсеевич, – произнёс начальник сыскной полиции, выискивая, куда повесить легкое пальто, хотя и начало сентября, но в этот день дунул северный ветерок, и стало попрохладнее, не похоже на только начавшуюся осень.

– День добрый, – вслед за начальником поздоровался Миша Жуков, служивший в сыскном отделении младшим помощником Ивана Дмитриевича.

– Сюда, – указал пристав на вешалку в углу, которую не было видно, загораживал шкап.

– Рассказывайте, что стряслось и отчего такая спешка?

– Иван Дмитрич, несчастье у господина Кособрюхова, – и пристав указал рукой на сидящего господина в довольно дорогой костюмной паре, который вскочил со стула и сам представился:

– Кособрюхов Николай Фомич, – и тут же посетовал, – обокрали, среди бела дня, всю наличность скопленную вынесли.

– Мне хотелось бы проехать, так сказать, на место преступления.

– Иван Дмитрич, место в двух шагах, – подсказал пристав, – в Кузнечном.

Через пять минут подошли к дому.

– Извините, господин Кособрюхов, куда выходят окна вашей квартиры? – поинтересовался Путилин.

– Вот на втором этаже, – и Кособрюхов указал рукой, – третье и четвертое от балкона.

– Хорошо, – Иван Дмитрич окинул взглядом указанные окна, потом и соседние дома, – пойдемте.

Вошли под левую арку дома, над которой навис тяжелый балкон с лепниной по углам.

Кособрюхов шел впереди, вышагивая, словно цапля, высоко поднимая ноги.

– Моя квартира, – он начал перебирать на связке ключи, разыскивая нужный от входной двери.

– Вы живете один?

– Да.

– А прислуга?

– Ко мне приходит только кухарка.

Квартира оказалась небольшой, в две комнаты. Мебель была довольно старой, но в хорошей сохранности. «Видимо, приехал в меблированную», – отметил Иван Дмитриевич.

– Вот из этой комнаты, – развел руками Кособрюхов, – и пропали мои сбережения.

– Из этого? – Путилин указал тростью на комод и подошел к нему ближе, – из какого ящика?

– Из верхнего?

Иван Дмитриевич наклонился к ящику комода, чтобы посмотреть поближе, на полированной поверхности виднелись свежие царапины и борозды, словно кто—то пытался применить, сперва, силу, но потом воспользовался ключом.

– Когда вы отпирали замок, он поддался легко?

– Я не почувствовал никаких затруднений, только мне показались странными царапины.

– Вы носите ключ с собою?

– Нет, – ответил Кособрюхов и подошел к шкапу, протянул за заднюю сторону руку и достал из—за него заветный ключ.

– Он был на месте, когда вы решили заглянуть в комод?

– Это—то и показалось мне странным, господин… э…

– Путилин, – и вы всегда храните ключ там, в потайном месте.

– Я – человек забывчивый, вот и пришлось себе найти место для хранения, где ключ был бы в полной сохранности.

– Вы вполне доверяете своей кухарке?

– У меня не было повода подозревать ее в таком деле, не первый год мне готовит, нет, исключено.

– У вас у самого есть какие—нибудь мысли по поводу происшедшей кражи?

– Никаких, – пожимал плечами Кособрюхов, – ума не приложу, как могли открыть ящик, ведь пытались сломать. Не понимаю, – он покачал черной с проседью головой.

– Попробуем разобраться, – Путилин еще раз осмотрел ящик, он на самом деле не был взломан, только кто—то попытался это сделать, а уж потом то ли подобрал ключ, то ли у вора был свой. Иван Дмитриевич внимательно присмотрелся к замку, внутри не виднелось на царапин, ни зарубрин, какие остаются от отмычки. Начальник сыскного отделения почесал висок и произнёс:

– М—да! Я вижу серебряные подсвечники, дорогие вещи лежат по гостиной. Более ничего не взяли?

– Вот именно, это и странно, – с обидой в голосе пожаловался Николай Фомич, – словно приходили только за деньгами.

– Тогда, как могли попасть в квартиру?

– Мне не ведомо, – Кособрюхов опустился на диван.

– Миша, – позвал Путилин помощника, – проверь черную лестницу.

– Понял.

Через несколько минут вернулся.

– Иван Дмитрич, взломана дверь.

– Так, теперь знаем, как попал в вашу квартиру злоумышленник. Господин Кособрюхов, кто знал, что вы храните такую немалую сумму?

– Никто.

– Друзья, приятели, знакомые?

– Упаси Бог, – замахал руками Николай Фомич, – я никогда ни под каким видом о своих денежных делах не говорю.

– Вы же собрались покупать имение, а значит, кто—то должен был знать об этом?

– Нет, нет, я сам собрался ехать, такое предприятие обошлось бы мне дешевле, чем нанимать человека и платить ему деньги.

– Но кто—то же знал о деньгах, если взломал, – Путилин посмотрел на помощника, тот кивнул головой, – дверь и, зная, где они лежат, открыл нужный ящик комода?

Подполковник хотел что—то произнёсти, но Путилин его опередил, – согласитесь, выглядит странно.

– Вы хотите сказать, – вскочил Кособрюхов с горящими глазами, – что это я себя же обокрал?

– Господин Кособрюхов, я только хочу, чтобы вы припомнили, говорили ли с кем—либо о деньгах? Кто мог знать, где они хранятся? Как же вести расследование, если вы ничего толком не можете сказать?

– Да я бы рад, но я ничего никому не говорил, а уж тем более деньги не показывал. Не имею надобности в хвастовстве.

– Хорошо, – Путилин прошел по гостиной и остановился у единственного окна, выходящего на пустой в дневной час Кузнечный переулок, – значит, не можете сказать, откуда узнал, злоумышленник не только о деньгах, но и где они лежат и еще более важное, что он знал, где вы прячете ключ.

– Ну, – Николай Фомич начал ходить по комнате, то и дело, натыкаясь на один и тот же угол стола, морщился, но не переставал делать три шага к окну, три обратно, – ничего не понимаю, – наконец, он остановился, пожал плечами, – это за гранью моего понимания.

– Всегда находится простое решение, – Иван Дмитриевич стоял спиной к находящимся в гостиной, словно был занят размышлениями. Преступник, в самом деле, не мог с улицы видеть стоящего у комода хозяина, Путилин убедился еще внизу, когда рассматривал окна квартиры Кособрюхова. Тогда как? Складывалось такое впечатление, что он стоял рядом, невидимый и наблюдал, хотя мог воспользоваться ключом, но сперва попытался взломать. Значит, догадался, где висит заветный кусочек металла только здесь, а видел, что хозяин подошел к шкапу и сунул за него руку. Итак, – Миша, подойди ко мне.

Жуков подошел ближе.

– Вот дом, видишь, что напротив? – Сказал он довольно тихо, что находящиеся, хоть и напрягали слух, но ничего не услышали.

– Да.

– Будь любезен, дружок, проверь квартиры на втором и третьем этаже, пожалуй, с окном напротив и выше него.

– Вы думаете?

– Миша, – повысил голос Иван Дмитриевич, – я просил, что тебя сделать? А не препираться, ступай.

Помощник начальника стрелой вылетел из гостиной, Путилин обернулся к хозяину.

– Скажите, а шторы у вас всегда открыты, как сейчас.

– Да, мне нравится, когда светло в гостиной.

– Понятно, в каких купюрах были ваши средства?

– В процентных бумагах по тысяче шестнадцать штук и двадцать банкнот по сто рублей уже деньгами.

– Значит, есть сотенные, это уже легче. Вы случаем номера не переписали?

– Только «процентовок», вам может помочь?

– Да, я думаю, поможет, если злоумышленник захочет потратить деньги в столице.

– А если нет?

– Россия велика, – уклончиво начал Путилин, чтобы не расстраивать Кособрюхова, – номера мы разошлем, но сами понимаете, что преступник не побежит завтра тратить похищенные деньги, а может придержать и тогда пройдет довольно много времени прежде, чем что—либо вскроется.

– О Боже! – Николай Фомич схватился за голову и в изнеможении упал на кресло, хорошо, что оно оказалось рядом, иначе точно пришлось бы вызывать доктора к хозяину. – Не видать мне ни поместья, ни домика, ничего, столько трудов и все напрасно.

– Николай Фомич, – впервые Иван Дмитриевич назвал обокраденного по имени – отчеству, хотелось успокоить, – не все потеряно. Есть некоторая надежду на благополучный исход вашего дела.

– Вы не обманываете меня? – Хозяин поднял глаза, покрытые пленкой слез на Путилина.

– Отнюдь, я не привык шутить такими делами, вот и Василий Евсеевич может подтвердить.

Пристав только кивнул головой и что—то невнятное сказал, видимо, не слушал слов Путилина, занят был своим и с подозрением смотрел на Кособрюхова. Можно было по лицу подполковника прочитать: «Врёшь ты, братец, сам деньги промотал, вот и хочешь вину на другого повесить, не выйдет, вижу тебя насквозь».

Через некоторое время вернулся радостный Миша, он в несколько шагов пересек комнату.

– Иван Дмитрич, я тут у дворника узнал, что, напротив, на втором этаже проживает статский советник Верховцев, занимает высокий пост в Министерстве Уделов, а на третьем любопытно, вторую неделю поденщики делают ремонт, там их четверо, все из Санкт—Петербургского уезда Белоостровской волости.

– Вот такого я и ожидал, – потом произнёс громко, – господа, я вынужден на пол часа вас покинуть, неотложное дело, прошу меня подождать, думаю. некоторые обстоятельства в нашем деле я смогу прояснить.

Путилин направился в дом напротив, чтобы самому побеседовать с дворником, с проживающими на втором этаже и в первую очередь его заинтересовали поденные рабочие.

– Скажи—ка, любезный, – Иван Дмитриевич стоял во дворе дома с дворником, который был само внимание и учтивость, когда узнал, что удостоился разговора с самим начальником сыскной полиции, – давно ли поденщики работают в квартире.

– Ежели быть точным, то неделю и пять деньков.

– Тебе велели за ними следить?

– Так точно, за ними глаз да глаз нужен, не ровен час, утащат чего, а господин Смирнов очень на меня рассерчают.

– Сколько их там работает?

– Трое.

– Ты же моему помощнику сказал, что четверо их?

– Было четверо, но вот второй день втроём ходют.

– Интересовался, что с четвертым?

– Так точно, говорят, уехал в родные края.

– Что так срочно, не говорили?

– Молчаливые они по большей части, но дело знают хорошо, господин Смирнов довольны.

– Проводи меня к ним, только не надо потом им рассказывать, что начальник сыскного отделения заходил, узнаю.

– Ваше Превосходительство, да упаси Господь!

– Если спросят, ненароком, заходил, мол, любопытный сосед.

Путилин в сопровождении дворника поднялся на третий этаж, с важным видом, заложив руки за спину, прошелся по квартире, останавливаясь у каждого окна, будто бы обозревая улицу.

Один из крестьян—поденщиков украдкой бросал взгляды, делая вид, что очень занят работой. Казалось, его очень уж заинтересовал пришедший господин. Путилин остановился у очередного окна, Миша, увидев начальника, сперва постоял у комода, а потом пошел к потайному месту, где спрятан был ключ. Иван Дмитриевич не уловил минуты, да и не видел полностью Жукова.

– Любезный, как бы попасть в квартиру этажом ниже?

– Нет, ничего проще именно сегодня.

– Отчего так.

– Господин Верховцев на службе, ихний сынок Тимофей Иваныч только уехали, как всегда развлекаться. Нина Петровна к сестрице укатили.

– А ты откуда знаешь?

– Горничная сказывала.

Дверь открыла молодая девушка с миловидным личиком и большими голубыми глазами в белоснежном накрахмаленном переднике, ей что—то шепнул дворник, указав подбородком на стоявшего рядом хмурого господина и горничная, ступив в сторону, пропустила Ивана Дмитриевича в квартиру. Он, не испрашивая позволения, прошел в интересующую его комнату и к тому окну, ради которого он зашел сюда.

Жуков опять постоял у комода и прошел к шкапу, потом шагнул к окну. Иван Дмитриевич удовлетворенно кивнул головой и тоже направился к выходу.

Уже на лестнице поинтересовался:

– Ты сказал, что сын Верховцева поехал развлекаться? Служит где?

– Никак нет, как университету окончили, так нигде не служат и на счет батюшки проживают.

– Сколько ему лет?

– Двадцать пять на прошлой неделе миновало, вот они до сих пор и празднуют.

– Часто развлекается?

– Да, у них, почитай, каждый день праздник.

– Так теперь к поденщикам, где они проживают?

– Тут недалече, на Лиговском, – и дворник назвал дом, в самом деле, оказалось недалеко.

– Их имена известны?

– Так точно, переписаны у меня.

– Ты грамоте обучен?

– Есть немножко, писать с трудом, но могу, а вот чтение мне не далось.

– Давай имена.

Через четверть часа Путилин поднимался в квартиру обокраденного, тот так и сидел, опустив голову на руки.

– Могу вас обрадовать, Николай Фомич, не все потеряно, есть все—таки надежда, и мы имеем двоих подозреваемых и я не до конца уверен, но догадываюсь, как была совершена кража.

– Вы, в самом деле, найдете преступника? – Приободрился Кособрюхов и у него сверкнули искорки радости в глазах.

– Думаю, да.

– Спаситель мой, век не забуду. Николай Фомич бросился на колени и схватил кисть Путилина, чтобы поцеловать. Иван Дмитриевич спрятал руку за спину, словно нашкодивший школяр:

– Полно вам, – сказал он строгим голосом, – полно, у меня служба такая и я стараюсь по возможности ее выполнять достойно и поднимитесь, вы не аленький ребенок, – сказал он более раздраженно, – а солидный почетный гражданин и не забывайте сего факта.

Смущенный Кособрюхов поднялся с колен и, стараясь ни кому не показывать глаз, отошел в угол, чтобы там схоронится, лицо его горело от макушки до шеи.

– Теперь, господа, для продолжения розысков я должен проверить некоторые факты, которые прольют свет на нынешнее преступление. Надеюсь, до скорого свидания, разрешите откланяться.

По приезде Путилин направил одного агента в Белоостров, чтобы проверить крестьян, а заодно и разузнать по какой причине столь спешно уехал один из поденщиков. Казалось, странным, что найдя работу. он ни с того, ни с сего сорвался домой.

Жукова же отправил проверить молодого Верховцева, ведущего довольно подозрительную праздную жизнь, не появилось ли у него в последнее время каких больших денег.

Штабс—капитан Орлов, агент, посланный в Белоостров, чтобы проверить крестьян, отнесся к поручению со всей серьезностью и ответственностью, как был приучен службой в армейских частях.

Сперва, он посетил старосту, чтобы расспросить подробнее о каждом из четырех.

Тот оказался довольно молодых лет мужчиной с иссиня—черной бородой, лопатой ниспадавшей на грудь. При разговоре крутил ус и с недоверием посматривал на штабс—капитана, словно оценивал, стоит сыскному агенту поведать все или, как думал – «погодить».

– Я приехал не ради любования ваших полей, – Орлов возвышался над старостой, который, видимо, не страдал чинопочитанием. Дом был справный, в два этажа, огороженный высоким забором с новыми только поставленными воротами.

– Чаю? – заглянула молодая девушка в горницу, но староста так на нее глянул, что она поспешила скрыться.

– Ваше Благородие, вы присаживайтесь, – староста указал рукой на лавку.

Василий Михайлович тяжело вздохнул и опустился на скамью, опершись рукой о столешницу.

– Может, в самом деле, чаю откушаете?

– Не откажусь, – с таким же вздохом промолвил Орлов, понимая, что староста испытывает его на заносчивость, видимо, местный становой не жалует крестьян.

– Машка, – крикнул староста, в проем двери снова заглянула молодая девушка, Василий Михайлович отметил, что она покраснела, когда он на нее посмотрел, – чаю и живее.

Орлов не успел рукой глаз протереть, как на столе в мгновение ока появился самовар и по горнице распространился запах тлеющей березы, несколько мисок с пирогами.

– Не побрезгуйте, – мужичок хитро улыбался и только после того, как Василий Михайлович налил из пышущего жаром второй стакан, произнёс, – спрашивайте, Ваше Благородие, что хотели узнать?

– Василий Михайлович, – сказал Орлов, прихлебывая из стакана.

Староста кивнул головой.

– Теперь—то поведаешь про четверых жителей деревни?

– Почему хорошему человеку и не рассказать, подались они в город с месяц тому, хозяйства у них не ахти, вот и решили денег немного подзаработать. Васька, это который вернулся, самый шебутной, вечно шутки—прибаутки, только что девок щупать и горазд, за что и был бит неоднократно. Вот он и решил в город поехать, да остальных дурней с собой увез. Мне—то что? Забот меньше.

– А что ж он вернулся?

– Не говорит, только вот какой день пьянствует и мужиков угощает.

– Что денег так заработал быстро? – с заинтересованностью спросил Орлов.

– Уж это мне не ведомо, спросил его один раз, так он в ответ, захочу, говорит, еще будет, мне теперь отказу нет, хватит, еще добавил, спину гнуть.

– Оставшиеся приезжали в деревню?

– Нет, не видно их было.

– Где сейчас Васька?

– Дома после гулянки, наверное, спит.

– Придется мне его с собою забрать и обыск учинить, правда, без бумаги.

– Помочь помогу, а что он там, в столице, сотворил, если по его душу из сыскной приезжают?

– Может быть, причастен к краже.

– Не все коту масленица, доигрался Васька, – и староста покачал головой, – я его сорванца с детства предупреждал.

Ваську погрузили в бесчувственном состоянии в телегу, выданную старостой, и повез его Василий Михайлович на Большую Морскую, где едва передвигающего ноги, провели в камеру.

– Возвратился Василий Петров несколько дней назад с деньгами, мужиков начал спаивать, – докладывал Василий Михайлович, – кроме шестидесяти трех рублей в доме у него ничего обнаружить не удалось.

– Значит, если посмотреть, то со ста рублями он вернулся, если, конечно, не припрятал украденное, где—нибудь еще.

– Как мне о нем рассказали, бесхитросный парень, правда, без царя в голове и, если бы спрятал, то непременно в доме. Матери по приезде дал «красненькую», как она сказала, что и на то не рассчитывала.

– Проспится, допрошу, – сказал Путилин, – ну, а у тебя, Миша, что за новости?

– В последние дни Верховцев—младший ведет себя, как обычно, деньгами не сорит, жалуется, что отец не выдает в нужном количестве.

– Так и более ничего?

– Нет, поведение не изменилось, а вот у его приятеля Галкина деньги неожиданно появились, хотя сам из мелкопоместных и перебивался с хлеба на квас.

– Здесь, может быть, из других источников, – Иван Дмитриевич скрестил руки на груди.

– Мне староста говорил, что Петров хвастался, захочу, говорит, еще деньги будут, мне теперь отказу нет.

– Вот, что, господа, – Путилин обратился к агентам, – доставьте—ка сегодня, нет завтра, сегодня Петров едва ли проспится, Верховцева —младшего и его приятеля в одиннадцать часов в квартиру господина Кособрюхова, там мы все и выясним.

На следующий день в гостиной Николая Фомича собралось небывалое по количеству народа общество, никогда столько не было в этих стенах.

Верховенцев– младший сидел на стуле и, казалось, с высока поглядывал на остальных, вроде бы спрашивая, что вам от меня надо. Завитые темные волосы смотрелись, словно парик, глаза сверкали, и бледные руки с тонкими пальцами лежали на коленях. Его приятель в потертом сюртуке, давно вышедшем из моды, нервически поглядывал на незнакомых людей.

Кособрюхов стоял в углу, рядом со шкапом с надеждой смотрел на Путилина.

Пристав стоял у дверей, чтобы, не дай Бог, не сбежал преступник, о котором ему шепнул Путилин, пока поднимались по лестнице. В недоумении присматривался к сидящим, гадая, кто же все—таки совершил кражу.

Путилин стоял у окна, опершись о подоконник. Миша находился рядом, ожидая, когда можно будет привести Петрова.

– Господа, – Иван Дмитриевич произнёс, не отрываясь от подоконника, и сложил при этом руки на груди, – я собрал вас только с одной целью, прояснить обстоятельства дела, совершенного в этой комнате три дня тому, – Путилин не останавливал ни на ком конкретно взгляд, а обозревал каждого, останавливая взор на секунду не более.

– Господи, и стоило меня поднимать так рано, я здесь в первый раз, – сказал напевным красивым голосом Верховенцев.

– Господин Верховенцев, я попрошу меня не перебивать, вы все узнаете в надлежащее время.

– Но можно всю канитель закончить побыстрее.

– Непременно, – улыбнулся Иван Дмитриевич, – с этой целью я вас и собрал. Итак, несколько дней назад некий господин, наблюдая из окна напротив. – Верховенцев с удивлением поднял левую бровь, – заметил, что хозяин, пересчитав, по видимому, немалые деньги, запер в комод и подошел к шкапу, потом поехал по делам. Тот же господин, не тратя много времени на размышления, направился по черной лестнице в эту квартиру, где взломал дверь и проник в нее, хотел выломать ящик. но тот оказался довольно крепким, вот тогда господина и осенила мысль. а не спрятал ли хозяин ключ здесь же в комнате. Он видел только часть тела, но сообразил. где может находится заветный кусочек металла, потом он открыл ящик забрал деньги и, казалось, дело сделано. Так, господин Галкин?

Приятель Верховенцева встрепенулся, не ожидая, что к нему обратится начальник сыскной полиции.

– Я не понимаю, – пролепетал он хриплым голосом.

– Будет вам, господин Галкин, – прервал его Путилин, – если бы не два обстоятельства, то может быть, вам все сошло бы с рук.

– Вы не имеете права обвинять меня, я…

– Полно вам, я еще не разговаривал со служанкой господ Верховенцевых, но уверен, что она припомнит, что несколько дней тому вы заходили к Тимофею Ивановичу, но не застав его дома, решили подождать, – Галкин молчал, устремив взгляд на сжатые кулаки, – и второе обстоятельство – вас заметил свидетель. Да, да, тот, который видел в окно, как вы совершали кражу, и выскочил навстречу вам, тот, которому за молчание вы заплатили сто рублей.

– Я, – вскочил возмущенный Галкин, словно и в правду будет отстаивать, что все клевета, но потом тихо сел на стул, – деньги в моей комнате на Петроградской, первый раз в жизни в руки попал жирный кусок, да и то.. – смахнул с глаз слезинку, – но то, что вы меня нашли, дело случая.

5 июля 2012 года, Стокгольм