Иван Дмитриевич Путилин, сорока трёхлетний мужчина среднего роста с густыми бакенбардами на щеках в подражание Государю, хитроватой улыбкой на круглом лице, поднялся со стула.
– Следствие кончено, – подвёл он черту под разговором, – благодарю за помощь, если бы не вы, Пётр Васильевич, топтались бы на одном месте.
– Вы преувеличиваете, Иван Дмитрич, мои заслуги, – пристав 3 участка Московской части капитан Зиновьев. Спрятал в усы не менее хитрую, чем путилинская, улыбку, самому было приятно, что так быстро завершилось расследование. Несколько дней тому казалось, что так и не будет найден преступник и дело начнёт пылится на полках архива, – всё благодаря таким молодцам, как Михаил Силантьич, – Пётр Васильевич кивнул в сторону помощника начальника сыскной полиции губернского секретаря Жукова.
– Не буду занимать вашего драгоценного времени, – Путилин склонил голову, – да и нам с господином Жуковым пора приступать к другим делам.
– Понимаю, – сочувственно сжал губы пристав и добавил, – столица разрослась, со всей Матушки– России сюда едут.
– Именно так.
В дверь раздался стук.
– Господин капитан, разрешите? – В кабинет ступил высокий моложавый полицейский с чуть подёргивавшейся щекой.
– Раз зашёл, – пристав прищурился, ожидая очередных неприятностей, – что ещё?
– К вам просится настоятель отец Александр.
– Зови.
– Не будем мешать, – Иван Дмитриевич направился к выходу и в дверях столкнулся со священником, уступил тому дорогу.
– Господин Путилин, – произнёс отец Александр и, кивнув головой в знак приветствия, приставу, схватил руку сыскного начальника, – вот вы мне и надобны оба.
– Чем могу служить?
– Беда у нас в часовне, беда. Изуверы похитили все деньги, что жертвовали наши прихожане на обновление фасада.
Иван Дмитриевич тяжело вздохнул, давая понять, что сыскная полиция вновь готова помочь в таком деле.
– Рассказывайте по порядку.
Отец Александр сложил руки на груди.
– Украли злодеи, покусились на святое, на церковь.
– Отец Александр, успокойтесь и всё по порядку, тогда мы с Иваном Дмитриевичем сможем быстро разобраться в вашем случае, а так охами да ахами делу не поможешь, – пристав протянул стакан воды священнику.
Из рассказа отца Александра, настоятеля часовни Святого Александра Свирского, помещавшейся на углу Боровой и Разъезжей улиц, становилось понятно, что утром обнаружили пропажу из церкви 590 рублей серебром. Как только это заметили, заперли двери и отец Александр распорядился туда никого не пускать, чтобы оставить место преступления в неприкосновенности, а сам он сразу же направился в полицию.
– И слава Богу, что сам начальник сыскной полиции тут, – завершил рассказ отец Александр.
– Уж лучше бы Он за ворами следил, чтобы к церкви не подходили близко с худыми намерениями, – прошептал Миша Ивану Дмитриевичу.
– Раз уж мы здесь, – Путилин сердито посмотрел на помощника, – поехали, господа, посмотрим на место, так сказать, злодеяния.
Первым шёл отец Александр, за ним Путилин с приставом и процессию завершал Миша, более никому не велено заходить в церковь.
– Вот, – указал рукой на взломанные дверцы шкафа, на полу валялись планка с замком, медная петля от кружки для пожертвований, небольшие железные клещи, – варвары, натуральные варвары, – пожаловался священник присутствующим и тут же посетовал, – кто мог решиться на столь богохульное дело, изверги!
Иван Дмитриевич поднял с пола клещи.
– Приметные, – он указал пальцем на буквы «ИБ».
– Может, вор спешил? – Предположил Пётр Васильевич, подходя ближе к начальнику сыскной полиции.
– Отнюдь, если бы делалось в спешке, вырваны были бы иначе и замок с петлями, и крышка кружки, видите, – показал Иван Дмитриевич пальцем на шкаф, – давили аккуратно, без излишнего рвения. Значит, времени хватало.
– Вы думаете, клещи злодея? – Вклинился в разговор отец Александр.
– Возможно, – пожал плечами Путилин, – хотя… Не же мог от радости вор забыть приметный инструмент. Впрочем, такое встречалось, когда один убийца на месте преступления оставил паспорт, как оказалось, выпавший из кармана пальто.
– Кто в церкви занимается мелкими ремонтами? Замок там поправить, петлю повесить? – Спросил Миша.
– Пономарь обычно делает, – отец Александр почесал подбородок.
– И как его кличут?
– Бардаков Иван Степанов.
– Смекаешь, – обернулся к Жукову Путилин.
– ИБ, – сказал Миша.
– Да, нет, что вы, – священник нахмурил брови, – не может такого быть. Нет, нет, не может.
– Давайте пригласим сюда, – предложил пристав, – узнаем от него, клещи принадлежат ему или нет. Что будем гадать?
Через несколько минут пономарь с красным носом и следами бурно проведенной ночи предстал перед ведущими расследование полицейскими.
– Иван Степанов Бардаков.
– Так точно, Иван Бардаков.
– Давно при церкви пономарём? – Первенство в задавании вопросов безоговорочно отдали Ивану Дмитриевичу, как человеку опытному и сведущему в таких делах.
– Без малого пятнадцать лет.
– Всё на одном месте?
– Истинно так.
– Отец Александр говорит, что ты не только духовными делами занят, но и хозяйственными.
– Бывает.
– Какими инструментами пользуешь?
– Так, на клиросе вместе с ключами от алтаря, там шкаф стоит, вот в нём.
– Иван, – назидательно начал священник.
– Отец Александр, – перебил Путилин, – позвольте мне вести расспросы, остальное потом.
– Извините, Иван Дмитрич.
– Значит, там инструмент и кто имеет к нему доступ?
– Так, все знают, – теребил на груди крест.
– Эти клещи знакомы?
Бардаков побледнел, видно, начало доходить, почему позвали люди из полицейских.
– Не, не мои, – несмело произнёс пономарь, – первый раз в руках держу.
– Значит, не твои, – Путилин пристально смотрел на Бардакова. – Ступай, если надо приглашу ещё раз.
– Иван Дмитрич, – начал было капитан Зиновьев.
– Ступай, ступай, – Путилин кинул взгляд на пристава, мол, я знаю, что творю.
– Иван Дмитрич, – вслед за приставом произнёс Жуков, – разрешите, – и показал знаком, что хотел бы удалиться. Путилин одобрительно мотнул головой, надо же приучать к самостоятельности помощника.
– Давайте, любезный Пётр Васильев, проверим, где хранил инструменты пока ещё многоуважаемый господин Бардаков.
По лицу пристава было видно, что он не против.
Шкаф, в самом деле, не имел замка и любой, не совсем любой, а тот, кто знаком не только с расположением вспомогательных кладовок, но и распорядком проведения служб в церкви, мог воспользоваться представившейся возможностью или просто соблазнившись даровыми деньгами, их похитить.
Пока осматривали пономарев шкаф, вернулся Миша и что—то шепнул Ивану Дмитричу.
– Господа, – Путилин посмотрел на Жукова, – если Бардаков является искомым преступником, то у него не было времени, чтобы забрать деньги с собою, ибо кроме своей квартиры, он нигде не отметился. И я, то есть господин Жуков думает, что Иван Степаныч не имел возможности спрятать деньги, кроме церкви. Дома бы не стал прятать во избежание обыска.
– Если так, – отец Александр обрадовался, – но мне всё—таки не верится, что пономарь способен на такой гнусный поступок.
– Кто знает, – произнёс задумчиво Пётр Васильевич, – чужая душа – потёмки.
– Господа, время идёт, – Путилин прервал пристава.
Обыскивали церковь долго, хотя вроде бы в ней спрятать негде, но мест нашлось изрядное количество. Находка в алтаре под престолом озадачила и обрадовала.
Озадачила тем, что найдены были несколько свёрл большого диаметра, долота и… утюг.
Первоначальное подозрение распадалось тем, что наводило на мысль – вор заранее готовился к краже, но не воспользовался ими, отдав предпочтение клещам. Во всяком случае, не подлежало сомнению, что преступление совершено человеком, хорошо знакомым с устройством часовни и, что похититель проник в нее чрез хоры, наружная дверь которых не запиралась по случаю пропажи ключа, как сказал отец Александр.
Перебирая всех, кто мог быть причастным к совершению преступления, Иван Дмитриевич не торопил священника с воспоминаниями, а всячески помогал.
– Скажите, отец Александр, – допытывался Путилин, – много ли народа ушло из церкви по разным причинам в последнее время. Меня более интересуют лица, которые занимали должности, подобные пономарёвой?
Священник задумался и обрадованно произнёс:
– Так с полгода будет, как прежний пономарь был отстранён от должности за неуёмное пьянство. Мы с ним долго мучились, но в конце концов решили, что не можем с ним ничего поделать, неисправим, поэтому и освободились от него.
– Миша, – снова повернул голову Путилин в сторону Жукова.
Мол, понял, кивнул головой Миша и снова двинулся за новыми сведениями.
– А ещё кого отстранили от службы?
– Более никого?
– Значит, прежний пономарь знал об инструментах в шкафу нынешнего?
– Не думаю, – задумался отец Александр, – Бардаков сам испросил моего разрешения использовать шкаф под инструмент.
– Так, – Путилин ладонью провёл по подбородку, – значит, не знал. Как звали прежнего пономаря?
– Э—э—э, – на челе священника появилась складка, – ежели не ошибаюсь, то звали его Иваном Максимовичем Новицким, да, именно, Иваном Новицким, – и, не дожидаясь дополнительных вопросов, сказал, – крестьянин из Новгородского уезда, если не ошибаюсь, Тесовской волости.
– Вы адреса всех служителей помните?
– Нет, – скромно потупился священник, – с Новицким неприятная история вышла, большое пристрастие к женскому полу имеет и за это страдает, драку учинил. Сами понимаете держать пономарём такого человека не сподручно, вот со скандалом пришлось его выгонять.
– Понятно, давно случай произошёл?
– Я ж говорил, с полгода будет.
– Нет ли сведений, в столице ли этот самый Новицкий?
– Сказать не могу, – лицо отца Александра озарилось улыбкой, – хотя постойте—ка, кажется, вчера я его видел. Может ошибся, но скорее всего видел, всё—таки, его. Иван Дмитрич, вы думаете…
– Отец Александр, пока не получены сведения, я могу только предполагать, но никак не обвинять.
– Но…
– Вот, именно «но» и оно дорого стоит, ведь от обвинений тяжело отмываться. Распорядитесь, чтобы позвали Бардакова. Стоит ещё раз его послушать.
Через несколько минут перед очами присутствующих в церкви, предстал Иван Степанович, побледневший, скулы выпирали, словно не четверть часа тому Бардаков отвечал на вопросы, а по—крайней мере год назад и за это время не кормили пономаря, а только истязали.
– Ни в чём не хочешь повиниться? – обратился к Ивану Степановичу Путилин, лицо которого ничего хорошего для допрашиваемого не выражало.
– Мои, – кинулся на колени пономарь, – мои клещи из шкафа, – он торопливо крестился, – не брал я денег, Христос – свидетель не брал, был грех в мыслях, каюсь, но не брал, ей Богу не брал. Пусть руки, ноги отсохнут, если позволю себе в Его присутствии, – Бардаков указал рукой на икону со Спасителем, – свой язык ложью осквернить. Не брал.
– Почему сразу от клещей отрёкся?
– Испужался.
– Так, – начальник сыска смотрел строго, что по спине пономаря побежал холодок, – значит, ни в чём не повинен?
– Ни в чём.
– Кто мог твой инструмент взять?
– Да мало ли кто, – Бардаков продолжал стоять на коленях.
– Ты поднимись, но всё же?
– Не ведаю.
– Вчера бывшего пономаря видел?
– Видел, – нерешительно произнёс Иван Степанович.
– В котором часу?
– Час не скажу, а что всенощную до конца не достоял знаю.
– Кого он посещал?
– В его обычае к повару заходить, да к просвирне Логиновой.
– Уведите, – кивнул полицейским Иван Дмитриевич.
– Вы уверены? – Пристав подошёл ближе.
– Пусть денёк посидит, – с тяжёлым вздохом вымолвил Путилин, – для пользы дела. В такие минуты человек готов измениться, так не будем этому препятствовать.
– Ежели так, – потянул разочаровано капитан Зиновьев.
– Так кто же вор? – Недоумённо проговорил священник.
– Ищем, батюшка, ищем. Вот помощник мой Жуков Михаил Силантьевич вернётся, так обязательно с новостями.
– И тогда найдёте вора?
– Не знаю, – Путилин постукивал рукоятью трости по левой ладони, – может быть, сразу найдём, а может, и придётся немножко поискать.
– Сколько это «немножко»?
– Всё зависит от сообразительности наших злодеев, одни настолько, не хочу говорить, бестолковы, что множество следов на месте преступления оставляют, иногда документы, одежду, а иногда дорвутся до дармовой водки, так пустыми руками и берёшь их, а иные умны, на сто шагов, как в шахматах, ходы обдумают. Вот таких сложно поймать.
– Ускользают?
– Не всегда, но бывает, жизнь, она – штука непредсказуемая, – Путилин перекрестился, – не в церкви Божьей об этом говорить.
Вернулся Жуков и подтвердил, что бывший пономарь Новицкий в самом деле приходил в гости к приятелю, который служит поваром. Распили две косушки, после чего Иван Максимович навестил просвирню Логинову, женщину тридцати шести лет, у которой задержался до конца всенощной. Вот когда бывший пономарь ушёл никто не видел.
– Значит, всё—таки Новицкий, – подытожил пристав.
– Надо, однако, проверить, – опять уклонился от прямого ответа Путилин.
– Иван Максимович снимает комнату по Чубарову переулку в доме господине Ягодкина, – дополнил начальника Жуков.
– Поезжай, Миша, за неуловимым Новицким, – обратился к капитану Зиновьеву, – выделите моему помощнику двух дюжих молодцев, так на всякий случай. Мало ли что? А ты, Миша, как найдёшь Ивана Максимыча, так сразу же в участок, мы будем там.
Вместо бывшего пономаря Жуков привёз письмо, в котором Новицкий извещал квартирного хозяина, что собирается на короткое время на родину, к своему отцу, прихворал, мол, тот, прислал из волости весточку.
– А вы, Иван Дмитрич, говорите, – капитан Зиновьев протёр ладонью лицо, – украл деньги и теперь на пути в родную сторонку.
– Дело поправимое, – Иван Дмитриевич стоял у окна в кабинете пристава, – сейчас снесёмся по телеграфу с Новгородским исправником, чтобы он арестовал Новицкого и препроводил оного в столицу.
Исправник статский советник Останкович в свою очередь распорядился приставу 3 стана Анисимову задержать бывшего пономаря, произвести обыск и препроводить в уездный город. Новицкий протрезвел только в поезде, уносящем его в столицу. Два полицейских сопровождения ни на миг не отпускали Ивана Максимовича и сдали с рук на руки земляка в сыскную полицию, приложив акт, в котором указывалось, что при задержанном в карманах было 13 рублей ассигнациями и сорок семь копеек серебром.
С ходу не получилось.
Новицкий оказался совсем не старым мужчиной, какого готовился увидеть Иван Дмитриевич. Лет тридцати пяти, красивое лицо с тоненькими полосками чёрных бровей над глазами, небольшая бородка, ни в коей мере не портившая бывшего пономаря, а наоборот, подчёркивавшая какую—то греческую мужественность.
– Иван Максимович Новицкий, – Путилин долго рассматривал задержанного, пытаясь определить, с чего начать допрос.
– Вы, верно, подметили, – улыбнулся бывший пономарь, – Иван Максимович со старинной фамилией Новицкий, – в голосе звучала эдакая щегольская бравада.
– Иногда получается подмечать, – Иван Дмитриевич ответствовал с улыбкой, – как же вас с такой родословной, – Путилин постучал ладонью по столу, на котором лежали несколько бумаг, – занесло в пономари?
– Жизнь непредсказуема, – коротко ответил Новицкий.
– Что есть, то есть.
– Вот именно.
– Скажите, Иван Максимович, отчего вы так поспешно покинули столицу?
– Дела.
– Кратко, но ёмко, – засмеялся Путилин, – мы с вами, между прочим, не гимназиста с преподавателем играть будем, а выяснять некоторые обстоятельства, так сказать, в некотором роде преступления.
– В некотором роде преступление? Следовательно, не омрачённое кровью. И смею надеяться, что вы полагаете, что я не могу быть к нему причастным? – Удивление сквозило в словах Ивана Максимовича. – Хотя нет, меня бы не доставили в столицу, за тридевять земель. Значит, я под подозрением?
– Годы, проведённые в университете, не дают заскучать голове?
– Конечно, – Иван Максимович закинул ногу на ногу, – думаю, вы курите не всякую гадость, доступную мне?
– Увы, не хочу вас разочаровывать, но я не имею пристрастия к столь пагубной привычке.
– А я вот слаб, – скривил губы, – так в чём меня подозревает доблестная полиция?
– Вы, господин Новицкий. Ответьте на несколько вопросов, потом вернёмся к обвинению.
– Э, господин Путилин, слышал я про ваши методы, но, – Иван Максимович на миг замолчал, – что с вами поделаешь? Задавайте.
– Вечером шестнадцатого чем вы были заняты?
– Посетил прежнее место службы, церковь Святого Александра Свирского.
– Кого—то конкретного, кто, может, подтвердить это?
– Пожалуй, мне скрывать нечего, к первому зашёл к Тихонычу, повару, а потом… – опять замолчал, прикусив губу, – потом домой направился.
– Скажите, Иван Максимович, почему вы так поспешно покинули столицу?
– Почему же поспешно? Я давно собирался посетить родных, а здесь выдалась оказия, вот я в одну минуту собрался и в путь.
– Родственников нельзя забывать, – кивнул головой Путилин, – никогда не знаешь, доведётся ли их ещё увидеть.
– Не смею не согласиться.
– Значит, вы ранним поездом отправились?
– Совершенно верно, если быть точным, то в шесть часов три минуты.
– Какая точность!
– Извините, но с вашим департаментом необходимо держать ухо востро.
– Понимаю, – Иван Дмитриевич намекнул на причину увольнения из университета с «волчьим билетом», не дающим никакой возможности продолжить ни в одном высшем заведении России.
– Вот именно, – по лицу бывшего пономаря скользнула тень раздражения и тут же исчезла, заменённая натянутой улыбкой. – Что собственно произошло?
– Я же обещал сказать вам позже.
– Подожду, мне спешить теперь некуда, если уж оторвали от семейного очага.
– Всяко бывает.
– Надеюсь, что ваш департамент отправит меня обратно. Сами понимаете, я – человек, ограниченный в средствах, просить родителя слишком, – Новицкий остановился, подыскивая подходящее слово.
– Унизительно.
– Можно сказать и так.
– Я понимаю, что посещение родственников – благая вещь, но скажите, вот после того, как вы лишились места в церкви, вы не воспылали сыновним чувством, да и до этого, – Иван Дмитриевич сделал вид, что заглядывает в раскрытую папку, – после изгнания из университета вы ни разу не посетили родные края.
– Не позволяли обстоятельства, – сухо произнёс Новицкий.
– Странное существо – человек, то забывает обо всём даже о родных, то сразу же бросает дела, заботы и мчится на крыльях грядущих забот.
– Что вы хотите этим сказать? – Огрызнулся Иван Максимович.
– Ничего, я сказал то, что сказал.
– Я не понимаю цели моей доставки в столицу.
– Всему своё время.
– Извините, но мне надоедает такая пикировка. Мы с вами не клоуны, чтобы состязаться в остроумии.
– Хорошо сказано, но вы забываете, что я сказал, отвечу на ваши вопросы, только после того, как прояснятся некоторые неясные моменты.
– Так задавайте, – раздражение Новицкого не проходило.
– Хорошо, это вы взяли церковные деньги?
– Господин Путилин, вы забываетесь! – Иван Максимович вскочил с места.
– Отнюдь, вы просили прямых вопросов, я их вам даю. Чего вы так нервничаете? Садитесь, господин Новицкий, я не привык разговаривать сидя со стоящим человеком.
– Нет, не брал, – бывший пономарь опустился на стул.
– Хорошо, – Иван Дмитриевич снова сделал вид, что заглядывает в папку, – вот вы собираетесь жениться на девице Темяковой, – Новицкий сощурил глаза, – для этой благородной цели нужны, хотя бы какие—то средства, где вы собирались их взять?
– У отца.
– Позвольте, ваш отец после вашего изгнания из университета, когда вы вели, прямо скажем, не жизнь святого аскета, разорвал с вами отношения и лишил содержания, наследства.
– Время прошло, – перебил Путилина допрашиваемый, – меняется не только природа, но и люди.
– Это так, но ваш батюшка Максим Иванович заявил, что вас не простил.
– Ну и что? Это наши отношения.
– Так и я об этом, – спокойным тоном говорил Иван Дмитриевич, – так где вы собирались доставать деньги на бракосочетание?
– Это не ваше дело?
– Нет, господин Новицкий, в настоящее время это становится и моим делом. Так где вы собирались доставать деньги?
Иван Максимович молчал.
– Скажите, как вы, готовящийся к свадьбе с девицей, тут же проводите время с другой?
– Вас это не касается.
– Хорошо, не касается, так не касается. Личная жизнь она ваша и я в нее не смею вторгаться, но совершённые преступления по моей части, тем более, что вас, – Путилин пошёл во—банк, – видели проходящим через дверь, ведущую в хоры, после посещения повара.
– Никого там не было, – вскрикнул Новицкий.
– Иван Максимович, Иван Максимович, – качал головой Путилин, а ещё кичитесь дворянством.
– Не ваша забота, – бывший пономарь сжал до скрежета зубы.
– И цена этой заботы всего—то пятьсот девяносто рублей и всего—то церковная кража..