Ранним утром, когда солнце на востоке еще не проснулось, а только лишь затронуло ночной сумрак робким едва заметным светом, городовой вышел на обход порученного ему участка. На улице после теплой дежурной комнаты на него пахнуло свежим прохладным воздухом, Он с наслаждением вздохнул полной грудью. Красота, покой. Ему нравилось нести службу в это время суток. Город еще спит и не слышен стук колес по булыжной мостовой, торговцы с лотками еще не появились на улицах, предлагая и расхваливая свой товар, а горожане пока не спешат по служебным и личным делам.

У Сампсониевского моста он остановился, облокотился о перила и замер от неожиданности. Внизу на каменной площадке лежало два тела: женщина на спине, раскинув руки в стороны руки, со сбившимся на голове платком, и рядом с нею мужчина с окровавленным лицом, поджав к себе ноги.

Городовой бегом, перепрыгивая через ступеньку, спустился вниз. Женщина была мертва, мужчина судорожно дышал.

Когда раздался звон колокольца у входной двери, Иван Дмитриевич сидел в излюбленном кресле, держа в руках вчерашнюю газету, которую так и не прочел из—за занятости. Протянул руку к маленькому столику, где стояла чашка с обжигающим чаем, пригубил.

– Там к Вам от дежурного чиновника посыльный, – отирая руки полотенцем, произнёсла Глаша, кухарка и домоуправительница в едином лице.

– Проси, – Путилин поднялся и потянулся. Проснулся сегодня пораньше, чтобы в тишине провести время перед поездкой на службу, ан не, тяжело вздохнул и отправил очки в карман халата

– Иван Дмитрич, – начал с порога посыльный, еще молодой парнишка с едва пробивающимися усиками под носом, – помощник пристава Петербургской части просил Вас прибыть к Сампсониевскому мосту, там убийство. Коляска ждет, – добавил он.

– Так, так, – пощипал пальцами бакенбарды – ступай. Сейчас спущусь.

Не смотря на ранний час у лестницы, ведущей вниз к воде, стояли любопытствующие. Переговаривались тихими голосами и обсуждали случившееся происшествие. Им не давали спуститься вниз два дюжих полицейских, исподлобья окидывающих взглядами присутствующих.

Иван Дмитриевич спрыгнул с коляски почти на ходу, не терпелось увидеть, что стряслось.

– Здравия желаем, – стражи взяли во фрунт при приближении сыскного начальника, тот только кивнул в ответ головой.

Помощник пристава стоял подле тел, заложив руки за спину. Нахмурившееся лицо давало понять, мол, не было печали, так вот какую напасть ниспослал Господь на наши головы.

– Доброе утро, – поприветствовал Путилин полицейского начальника.

– Доброе, Иван Дмитриевич, доброе, – и посетовал, – кабы не это, – и указал рукою.

Путилин присел к телам, женщина была мертва, даже тонкая струйка крови из левого уголка губ успела превратиться в коричневый след, словно художник сделал неудачный мазок. Сбившийся на одну сторону красный платок с золоченной бахромой, самое удивительное открытые голубые глаза и выражение не страха на лице, а удивления.

Мужчина тяжело дышал.

Иван Дмитриевич поднял взгляд на помощника пристава, тот понял немой вопрос.

– Доктор Остен должен быть с минуты на минуту, – наверху на набережной послышалось цоканье конских копыт.

– А вот и он.

Действительно по лестнице начал спускаться высокий мужчина в пенсне и с саквояжем в руке.

– Что тут у нас, – он присел на корточки рядом с начальником сыскной полиции. Первым осмотрел мужчину.

– Можно увозить, – произнёс он, – ушибы не смертельные.

– Постойте, – остановил Путилин, увидев, что потерпевший открыл глаза, – что стряслось с вами?

– Какие—то, – он набрал полную грудь воздуха, – оборванцы… скинули… нас

– Как Вас зовут?

– Петр…, – потерпевший схватился за грудь, – здесь больно… жжет, не могу.

– Ваша фамилия?

– Рогов.

– А женщина?

– Не знаю, – прохрипел он, – я ее не знаю, – и лишился чувств.

Потерпевшего увезли.

– Что поведает нам эскулап? – с обреченностью в голосе сказал помощник пристава, записывая дело в разряд бесполезных поисков.

– Эскулап может поведать вот о чем, – Остен снял пенсне и мягкой тряпочкой, извлеченной из кармана жилетки, начал их протирать, – сброшены с моста, как видите здесь высота две сажени, женщина упала на спину, долго не мучилась. Более подробно поведаю Вам после вскрытия. А вот пострадавший, как его, – он щелкнул пальцами левой руки, правой одел пенсне.

– Рогов, – подсказал помощник пристава.

– Да, Рогов, – подумал врач, покачав головой, – серьезных травм нет, хотя точнее скажу после осмотра.

– Когда можно получить отсчет? – обратился Путилин к врачу, тот пожал плечами.

– Думаю к вечеру его представлю, а за сим разрешите откланяться, – он приподнял шляпу и удалился.

– Вы уж простите, Иван Дмитриевич, за беспокойство, – сказал помощник пристава, надевая фуражку, которую до того держал в руке, – дело пустяшное.

– Я так не думаю, – произнёс Путилин, – ежели оборванцы, как сказал Рогов, напали на них, то поясните мне, почему они не забрали часов на серебряной цепочке и бумажник, который был виден в боковом кармане пиджака? – помощник пристава молчал. – То—то, дело не совсем чистое.

– Да, вероятно.

– Тем более, – Иван Дмитриевич продолжил и указал на женщину, – ни серьги, ни кольца не сняты. Я Вас попрошу, это доходный дом господина Крупенникова, если не ошибаюсь, – он указал тростью на трехэтажный темно—зеленый дом слева от моста.

– Совершенно верно.

– Может дворник, что видел или рано вставшие жители. Если будут новости, не сочтите за труд, известите меня.

– Непременно.

На Офицерской Ивана Дмитриевича поприветствовал дежурный чиновник, которому дал указание, чтобы Жуков по приходе незамедлительно предстал пред начальствующими очами.

Михаил появился сразу же, не успел Путилин опуститься в кресло за вой стол.

– Иван Дмитрич, – заглянул взъерошенный помощник и ужом просочился сквозь маленькую щель открытой двери, – звали?

– Звал, звал, – начальник сыскной полиции указал, чтобы помощник садился.

Жуков застыл в ожидании.

– Так, Миша, сегодня поутру с Сампсониевского моста были сброшены двое: Петр Рогов и неизвестная женщина. Так вот тебе предстоит узнать, кто она такая и выяснить, кто таков этот Рогов. Понятно?

– Так точно.

– Тогда что сидишь?

Дверь затворилась, а Иван Дмитриевич углубился в чтение новых распоряжений вышестоящего начальства.

После полудня Путилин решил навестить анатомический театр, чтобы самолично поговорить с доктором.

Остен давно закончил вскрытие и сидел в своем кабинете за составлением отсчета:

«… в анатомическом театре университета в присутствии нижнепоименованных понятых, через городского врача И. Н. Остена производилось судебно—медицинское вскрытие трупа убитой женщины, при чем оказалось.»

Не успел поставить двоеточие, как доложили, что начальник сыскной полиции Путилин просит его принять.

Доктор поднялся из—за стола и сделал навстречу вошедшему Ивану Дмитриевичу несколько шагов.

– Спешите, господин Путилин, спешите, – посетовал Остен, – я только взялся за составление Вам бумаги.

– Бумага потерпит, – улыбнулся Иван Дмитриевич, – Вы мне поясните так, без официальности.

– Хорошо, – сказал Остен и предложил начальнику сыска присесть, – тогда рассказать могу немного. Женщина не мучилась, умерла мгновенно, две сажени большая высота, тем более, что она упала на спину. Но меня беспокоит круглое темно—красное пятно с пятикопеечную медную монету у сочленения третьего ребра и ниже него на три поперечных пальца еще одно.

– Что это может быть? – спросил Путилин.

– Не знаю, но подозреваю, что они образовались от толчков кулаком в грудь убиенной.

– Образовались при падении?

– Я не могу с категоричностью утверждать, но то, что они нанесены ранее падения это точно, тем более у женщины не могли быть такие внутренние повреждения, хотя она и упала с двух саженей. Мне кажется, что должен быть дополнительный вес.

– Может Рогов упал на нее?

– Вполне возможно, но тогда, – доктор сощурил глаза, – они должны были падать вместе.

– Странно.

– Я думаю, вам пояснит второй пострадавший, тем более, что я его осмотрел перед тем, как ехать в анатомический заниматься вскрытием женщины. У пострадавшего незначительные внутренние кровотечения да несколько ушибов и я бы не сказал, что они получены в результате падения с высоты в две сажени на площадку, выложенную камнем.

– Благодарю.

– Вас проводит мой ассистент.

Больница, где находился пострадавший, находилась на соседней улице, и Иван Дмитриевич решил пройтись к ней пешком, благо располагал теплый осенний день.

Его без задержек провели в палату пострадавшего.

– Добрый день! – произнёс он, присаживаясь на подставленный ассистентом Остена стул. – Благодарю, – обратился к нему, – я тебя, голубчик, не задерживаю.

Рогов с белой повязкой на голове лежал на постели, положив руки поверх одеяла.

– Петр, надолго тебя не отвлеку, у меня есть ряд вопросов, на которые хотелось бы услышать правдивые вопросы.

Рогов кивнул головой.

– Я готов способствовать поимке этих извергов.

– Вот и чудненько. Как ты оказался у моста?

– Я от приятеля, что живет на Петербургской стороне, шел к себе домой. Там на лавочке у Выборгского сидела молодая женщина, мне почудилось, что она не против знакомства. Вот я и присел рядом. Только хотел заговорить, меня окликнул какие—то оборванцы, стоящие у спуска к воде. Я подошел к ним, а они, – Рогов шмыгнул носом, – схватили меня и бросили вниз. Когда очнулся, рядом та женщина лежит.

– Ты не запомнил их лиц?

– Темновато было, да на одно лицо они были.

– У тебя ничего не похитили, тогда с чего такая жестокость по отношению к тебе?

– Это хорошо б у них спросить.

– Постараемся, – Иван Дмитриевич поднялся со стула, – хорошо, поправляйся, – и неожиданно спросил, – а кто тебе женщина?

Поначалу Рогов опешил, в глазах мелькнул огонек боязни, и он почти выкрикнул:

– Да не знал я ее, – схватившись за голову, прохрипел, – ой, головушка моя, болит, родимая.

Путилин тростью потихоньку постучал по шляпе и вышел.

– Рогов Петр Евсеевич, – докладывал Жуков, – двадцати шести лет, мещанин, уроженец города Торжка, приехал в столицу десять лет назад, последние шесть состоит слугою при присяжном поверенном Ивановским. Поговорил с околоточным, тот ничего плохого сказать не мог.

– Что делал вчера вечером Рогов?

– Этого мне узнать, пока не удалось. Дворник, однако, видел, как в часу девятом Рогов вышел со двора и больше не возвращался, а заперты ворота были в первом часу, когда вернулись обитатели.

– С Ивановским говорил?

– Никак нет, он отъехал по делам и возвратится домой вечером.

– Что ж понятно. А убиенная?

– После я заехал в Петербургскую часть, там мне помощник пристава поведал, что личность установлена, ею оказалась девица Елизавета Клочкова, прислуга купца Еремеева, двадцати двух лет, из крестьян Лужского уезда. Девица честная, негулящая. Вчерашним вечером в первый раз не появилась в доме у купца, где проживала.

– Проясняется картинка, – Иван Дмитриевич побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, – сопроводишь меня к господину Ивановскому.

– С удовольствием, – поднялся со стула.

– Будь любезен, коляску к подъезду.

Присяжный поверенный встретил посетителей в домашнем халате и сигаретой в руках.

– Господа, чем могу быть полезен? Прошу прощения за домашний вид, но я только возвратился и, честно говоря, чертовски устал.

– Господин Ивановский, – сказал Путилин, – я постараюсь не отнимать Вашего времени.

– Хорошо, господа, присаживайтесь, – указал на кресла и сел сам, закинув ногу за ногу, – итак я Вас слушаю.

– У вас служит некий Рогов?

– Н—да.

– Что Вы можете о нем сказать?

– Ничего, а, собственно, почему Вас заинтересовала эта персона?

В гостиную вошла хозяйка.

Иван Дмитриевич и Михаил поднялись со своих мест.

– Садитесь, господа!

– Лизонька, – произнёс, выпуская изо рта дым, Ивановский, – господа из сыскной полиции интересуются нашим Петром.

– Петром? – в изумлении застыла. – И что натворил этот негодяй?

– Сегодня поутру его скинули на камни с моста вместе с девицей.

– И что с ним?

– С ним—то ничего, несколько ушибов, а вот девица умерла.

– Это его Всевышний покарал. Говорила я тебе, Сергей, что гнать давно надо было этого жулика.

– Чем же он Вам насолил?

– Замечен бы в краже. Месяц– два тому возвратилась я из гостей во втором часу ночи, я сняла с себя золотые с бриллиантами серьги и положила в шкатулку в спальне. Утром же я обнаружила их пропажу, сразу известила Сергея, который пригласил для разговора Петра, но тот все отрицал и сослался, что с самого утра занимался хозяйственными делами во дворе, отпускал овес кучеру, а потом добавил, что из нашей квартиры выходила дама, которая разыскивала Сергея для обсуждения семейных дел. Даму, к слову, больше никто не видел.

– Да, – дополнил Ивановский, – в ту ночь я тоже вернулся несколько… м—м—м.. поздно и помню, что пиджак вешал в спальне, а утром обнаружил в гостиной. Петр сослался, что я несколько перебрал и не мог вспомнить, где повесил пиджак.

– Я сразу же предложила мужу обратиться в полицию, но получила отказ. Сергей сам хотел вывести слугу на чистую воду, тем более, что следующим днем Петр был отослан с поручением, а его комната была осмотрена

– Но, увы, – дополнил Ивановский жену, – но серьги так и не нашлись.

– Следовательно, все обвинения с Рогова были сняты?

– Отнюдь, – спокойно произнёсла Елизавета, – в вещах слуги обнаружено носильное белье Сергея.

– И чем отговорился Рогов?

– Что виновата прачка.

– Почему же Вы не дали ему расчет?

– Из—за одних подозрений выставлять человека за дверь? – произнёс Ивановский, словно защищал подозреваемого в суде. – Увольте, как говорит русская пословица: «Не пойман, не вор».

– Вот от этого, Сергей, ты до сих пор его ловишь, – укорила мужа Елизавета.

Иван Дмитриевич с едва скрываемой улыбкой наблюдал за семейной парой, по всей видимости, пронеслось в голове, жена вертит головой.

– А не захаживали к Рогову приятели?

– Увы, нам это не известно.

– Вы не знаете, чем занимался Петр вчера?

– Я отпустил его в половине седьмого.

– Он был дома?

– Увы, не знаю.

– Благодарю Вас за потраченное на меня время, прошу прощения за беспокойство и разрешите откланяться, – поднялся с кресла Путилин, вслед за ним Миша.

Во дворе Иван Дмитриевич надел шляпу.

– Каковы твои впечатления об услышанном?

– Истинно Двуликий Янус.

– Верное ты подобрал имя потерпевшему, – Путилин постоял некоторое время во дворе и направился не к воротам, а в дворницкую, дверь в которую была открыта, а хозяин пил чай, увидев двух господ, одного постарше солидного в шляпе с тростью в руке и молодого с едва заметными усами. Дворник поднялся.

– Чем могу помочь? – и тут же остолбенел, узнав в солидном начальника сыскной полиции. Тот по пустякам сам не разъезжает.

– Любезный, – произнёс Иван Дмитриевич, – ты знаком с Петром Роговым?

– Никак нет, – вытянулся дворник, выпячивая вперед грудь.

– Как так? – вклинился в разговор изумленный Михаил.

– Если позволите сказать, мне ведомо, что Рогов служит у господина Ивановского, ни в чем противозаконном замечен не был.

– А приятели?

– Видел только одного Николая, служащего в доме Вавилова, что на Малом проспекте.

– Васильевского.

– Нет, Петербургской.

– Больше никого?

– Один– два раза чернявую девицу небольшого росточка, ее я не знаю.

– В чем была одета?

– Одежду ее не запомнил, а вот красной плат помню.

– Какие—нибудь были узоры?

– Нет только золоченая бахрома.

– Когда видел ее в последний раз?

– Так накануне.

– Вчера?

– Так точно, вчера она его ждала с час у ворот, как Петр вышел, так он вместе и ушли.

– Опознаешь ее?

– Почему не опознать. Девица из себя видная. Такую не сразу забудешь.

– Миша, отвези в анатомический на опознание, а я в больницу, нет, пожалуй, туда с утра. Я на Офицерскую.

Перед входом Ивана Дмитриевича ждал слуга господина Солнцева, проживающего в доходном доме Крупенникова.

– Господин Путилин, к Вам, – указал дежурный чиновник на ожидающего, – говорит по происшествию на мосту его хозяин хотел бы дать некоторые сведения.

– Я возвращался домой поздно, что—то около трех ночи. – Рассказывал господин Солнцев, угощая Ивана Дмитриевича рюмкой французского коньяку, – так вот. Проходя мимо лестницы, что ведет к Большой Невке, я увидел мужчину, высокого молодого, и женщину небольшого роста в платке. Было еще не так светло, и он показался черного цвета с каймой по обрезу. Они ссорились, девица произнёсла, я точно запомнил ее слова, «я имею на тебя право». Утром же я спешил по делам, но ради любопытства, подошел к толпе. И увидел и мужчину, и женщину, лежащих на камнях под мостом. Вот решил поведать Вам, мне посоветовал помощник пристава.

– Благодарю за столь ценные сведения, которые помогут изобличить негодяя.

– Он найден.

– Да, но, увы, было мало доказательств.

В кабинете в любимом кресле Путилина восседал, именно гордо восседал помощник, который при появлении начальника вскочил и торопливо произнёс.

– Доставлен Николай Мишкин, приятель нашего Рогова.

– Хорошо, – Иван Дмитриевич не стал садиться за стол, а прошел к окну, положив на подоконник шляпу и трость, обернулся к доставленному, который поднялся со стула и робко мял свою фуражку.

– Ну здравствуй, – сказал хозяин кабинета.

Николай еще больше стушевался и что—то проблеял в ответ.

– Ты слугой в доме Вавилова?

– Истинно так.

– Вчера вечером ты встречался с Петром Роговым?

– С Петькой, так точно, – вымолвил Мишкин и перекрестился, – несчастье—то какое с ним, а с Лизкой, – он покачал головой, – хорошая была девка.

– Так что было вечером?

– Встретились мы часов в семь—восемь, точно не помню, но Петька с девицей своей уже был. Пошли в трактир, что на Дворянской подле моста Сампсониевского. Поначалу Лизка бутылку водки взяла, потом я. А как я увидел еще приятелей, так к ним пересел. Надоело, Вашство, слушать, как они лаются. Целый вечер, Петька—то надумал ее бросить.

– А потом?

– Не помню, слишком выпимши был, даже не помню, как домой добрался.

– Что ж ступай, коли так.

После того, как осмелевший к концу разговора Николай покинул кабинет, Путилин спросил у Жукова.

– Что в анатомическом?

– Опознал ее сердешную.

– Что ж дело ясное.

– Иван Дмитрич, я не пойму, отчего Рогов голодранцев выдумал?

– Убийство, оно везде считается убийством. А с больной головы он ничего лучше придумать не мог.

– Не задумал бы девицу бросить, так судьба и по– другому потекла. А так она в анатомическом с распоротым брюхом, а он под суд. Вот судьбина, не приведи Господь.

– Не первое ж такое дело и не последнее.

– Иван Дмитрич, я все же не пойму, как он остался жив после падения с двух саженей и при том на камень. Как?

– Да очень просто, ты ж не читал отчет доктора?

– Нет.

– То—то, а дело я думаю было так. Выпили они крепко, потом оказались на мосту, там продолжили ругаться. Лиза стояла спиною к ограде или опиралась спиною. Петр стоял напротив то ли со зла, то ли еще по какой причине несколько раз ударил ее кулаком. Потом, может, толкнул, а может она поскользнулась, схватила его за пиджак и вместе полетели вниз. Она упала на спину, он на нее. От этого и остался жив, а она ударилась спиною и сверху получила несостоявшегося суженного. Бедняжка не почувствовала никакой боли. Доктор говорит, что смерть была мгновенной. Такова она петербургская обыденная история.