«Болван» вышел не совсем удачным. Он то хмурился, то начинал беспричинно улыбаться. Особенно Пиночету не нравился его бессмысленный взгляд и расширенные зрачки. Чтобы замаскировать фотографу глаза, пришлось пожертвовать собственными очками. Это многократно увеличивало риск опознания, но Пиночет решил рискнуть, рассудив, что полученный спецпропуск избавит его от внимания охраны.

К «Президент-отелю» он приехал за час до открытия саммита. У центрального входа нестройными рядами толпились аккредитованные журналисты. Пиночет подождал, когда собравшаяся у входа толпа достигнет максимума, и выпустил «болвана». Тот целеустремленно зашагал к дверям. Теперь главное, чтобы «болван» ни с кем не вступал в контакт, иначе это собьет его установки. Пиночет проследил, как запрограммированный фотограф вошел в отель. Для верности выждал еще десять минут – очередь журналистов все так же неспешно продвигалась внутрь. Значит, «болван» беспрепятственно миновал посты охраны. Вот теперь начнется главное шоу!

Тронув машину, Пиночет объехал отель и остановился у западного крыла. Здесь не было толпы. Только два рослых секьюрити стояли у входа. Пока он запирал машину, ко входу подкатил лакированный лимузин, оттуда степенно выбрался очередной прибывший аятолла, или кто он там, в белой чалме и длиннополом, красочном одеянии и два его референта в обычных европейских костюмах. Все трое, не обращая внимания на секьюрити, уверенно направились к дверям, и те даже не попытались их остановить.

Через несколько секунд той же уверенной походкой в строгом черном костюме и белой сорочке, с дорогим кожаным портфелем в руке в отель вошел Пиночет. Секьюрити, которых всего оказалось восемь человек: двое снаружи и шестеро внутри, безропотно расступились, как только увидели пристегнутый к лацкану его пиджака пропуск участника саммита. Заказчик не обманул: ни рамок металлодетекторов, ни рентгеновских установок для просвечивания личных вещей здесь не было, очевидно, чтобы не оскорблять недоверием высоких чувств религиозных лидеров. Пиночет быстро прошел к лифту и поднялся на шестой этаж, где располагался конференц-зал и где он велел «болвану» дожидаться его. Фотограф так и стоял на площадке возле лифтов. К счастью, никто из секьюрити не поинтересовался, что он здесь делает. Не тратя время на разговоры, Пиночет втолкнул его в кабину и нажал кнопку последнего этажа. Пока лифт полз вверх, он вынул из портфеля фотоаппарат, пристегнул к нему заряженный объектив и вручил собранную камеру фотографу.

– Будешь снимать этим аппаратом.

«Болван» тупо кивнул – понял. Большего от него и не требовалось. Его собственный фотоаппарат Пиночет засунул в портфель и, когда двери лифта открылись на верхнем этаже, выставил портфель на площадку. Во время работы нужно иметь свободные руки.

Из лифта они вышли вместе. Теперь важно было не отпускать «болвана» от себя и ни в коем случае не оставлять его без присмотра. Это был самый опасный момент во всей операции, не считая отхода. «Болвана» могли узнать его коллеги и заговорить с ним. К тому же, чтобы не мозолить глаза толпящимся у дверей конференц-зала журналистам, Пиночет снял с лацкана свой пропуск и теперь опасался тревожного окрика охранников. Повезло – ожидание оказалось недолгим. Уже через несколько минут секьюрити открыли двери конференц-зала и стали пропускать журналистов внутрь. Пиночет не стал заново цеплять пропуск, а просто показал его при входе и вошел в зал следом за «болваном», с которого не спускал глаз. Выбрав для «болвана» позицию на правом фланге, он встал за его спиной. Когда перед журналистами появились участники встречи, Пиночет шепотом спросил:

– Видишь человека, который сейчас вошел?

«Болван» кивнул.

– Снимай его. Только его. Ни на что другое не отвлекайся. Ты должен фотографировать только этого человека.

Точность наведения не имела большого значения – осколки выкосят всех в секторе десяти метров. Лишь бы «болван» не повернул «фотоаппарат» в противоположную сторону.

Наконец все святоши выстроились перед журналистами. Пора.

– Подними камеру. Приготовься. Снимай по моей команде.

«Болван» послушно выполнил все распоряжения. Убедившись, что объектив фотоаппарата направлен в сторону клиента, Пиночет стал отступать назад. Теперь отойти на безопасное расстояние, нажать в кармане потайную кнопку взрывателя, и все – дело сделано! Взрыв, крики, паника. А когда насмерть перепуганная толпа хлынет на улицу, ее не остановит никакая охрана.

Пиночет был уже в нескольких метрах от выхода, когда в зал влетела та, которую он мечтал встретить, бродя по Москве, – ловкая девчонка, сбежавшая от него в сельве. Он инстинктивно подался назад, но девчонка даже не взглянула в его сторону, а ринулась сквозь строй толпящихся журналистов. Она рвалась к «болвану»! Невероятно!

Пиночет поспешно сунул руку в карман и, нащупав крохотный пейджер, нажал единственную кнопку. Готовясь к удару взрывной волны и обрушившемуся грохоту, он сгруппировался, напряг мышцы и приоткрыл рот, но ничего не произошло. «Болван» не исчез в огненной вспышке взрыва, а разлетающиеся осколки не разорвали заказанного клиента, а вместе с ним еще десяток религиозных деятелей. Что за черт?! Пиночет снова нажал на кнопку радиовзрывателя, но с тем же эффектом. Многократно испытанный взрыватель не действовал. Либо его импульс не доходил до фугаса. А потом жать стало уже поздно. По знаку все той же девчонки к «болвану» подбежал седоволосый, но еще вполне крепкий охранник, мгновенно скрутил его и вырвал из рук превращенный в фугас фотоаппарат. Это был окончательный провал.

Пиночет вынул руку из кармана и быстро вышел за дверь. Следовало уносить ноги, пока поднятые по тревоге охранники не перекрыли все выходы из отеля.

* * *

Все произошло настолько стремительно, что соседи итальянского фотокорреспондента толком ничего не поняли. Они растерянно переглянулись между собой, но ни один из них не двинулся с места. Зато Анне не терпелось узнать все подробности. Снова пустив в ход локти, она выбралась из толпы журналистов и вышла из зала. Егорова с коллегами и задержанного ими фотографа в коридоре уже не было. Тогда Анна бесстрашно подошла к дежурящим у входа охранникам, предъявила спецпропуск – не смогла отказать себе в удовольствии – и требовательно спросила:

– Куда полковник Егоров увел задержанного?

Охранник беспрекословно указал на одиночную дверь в глубине коридора – вот что значит магический пропуск! Поблагодарив его за помощь, Анна направилась к указанной двери и, сгорая от волнения, приоткрыла ее.

– Разрешите, Андрей Геннадьевич?

Кроме Егорова и задержанного фотографа, в крохотном кабинете больше никого не было. Причем фотограф сидел на стуле, запрокинув голову и повернув к Егорову мокрое от воды лицо, а Егоров стоял рядом с ним с пустым стаканом в одной руке и очками фотографа в другой. За его спиной, на краю стола, стояла открытая бутылка минеральной воды, а в центре лежал отнятый у фотографа фотоаппарат. Больше Анна ничего не успела рассмотреть, потому что Егоров обернулся к ней и страшным голосом сказал, даже не сказал – выкрикнул:

– Немедленно выйди!

– Что?

– Вон отсюда!!!

Анна испуганно попятилась назад, но выйти не успела. Сзади раздались торопливые шаги, и ее буквально втолкнули в кабинет. Следом быстро вошел врач в белом халате с медицинским саквояжем в руках и уже знакомые Анне оперативники, помогавшие Егорову вывести фотографа из зала.

– Взрывотехники сейчас будут, товарищ полковник, – объявил один из них.

Егоров кивнул и отошел от фотографа, уступив место врачу. Тот достал из саквояжа узкий, как авторучка, фонарик, нагнулся к сидящему на стуле фотографу, который вел себя на редкость апатично, даже головы не повернул в сторону вошедших, и стал зачем-то светить ему в лицо, точнее, в глаза. Егоров, видимо, забыв о своем недавнем гневе, внимательно наблюдал за ним. Оба его помощника тоже встали рядом, словно никогда прежде не видели, как проходит медосмотр у офтальмолога.

– В принципе, ничего страшного, – заключил врач.

«Вот, а столпились вокруг, как на консилиуме», – мысленно усмехнулась Анна, осторожно продвигаясь к столу за спинами оперативников. Куда больше фотографа ее интересовал его фотоаппарат.

– …Заторможенные реакции, искаженное восприятие, некоторое нарушение координации движений. Возможно, частичная или временная потеря памяти. Но это станет ясно, когда больной полностью придет в себя.

– Доктор, разговаривать с ним можно? – спросил Егоров.

Врач пожал плечами:

– Можно. Но на вашем месте я бы не очень доверял его ответам. Сами видите: он не в себе.

– И когда он придет в чувство?

Врач снова пожал плечами:

– Это зависит от того, насколько глубоко наркотическое опьянение. В данном случае, думаю, часа через четыре. Можно прокапать физрастворы. Это ускорит процесс, но…

– Не прикасайся! – Егоров внезапно бросился к столу и резко ударил Анну по руке, да так больно, что на коже вспыхнуло алое пятно. – Это мина!

– …ненамного, – механически закончил врач, изумленно глядя, как она потирает ушибленную руку.

– Я знаю. Я и не собиралась. Только хотела посмотреть, – обиженно ответила Анна. – Теперь синяк будет.

Егоров покачал головой, потом взял ее за руку и на всякий случай увел от стола подальше.

– Как только коллеги с тобой работали?

– Вы же знаете, меня отстранили от дел, – улыбнулась Анна.

Она больше не злилась. Сама виновата – не надо было пугать Егорова и остальных.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник мужчина в черном комбинезоне.

– Вызывали, товарищ полковник?

– Да. – Егоров сейчас же выпустил ее руку и указал на лежащий на столе фотоаппарат. – Проверьте. Похоже, самодельный фугас.

Черный комбинезон, оказавшийся взрывотехником, подошел к столу, присел на корточки и уставился на фотокамеру так, словно хотел ее загипнотизировать. Несколько секунд он вглядывался в черный зрачок объектива, потом обернулся к Егорову и сказал, точнее, скомандовал:

– Товарищ полковник, освободите помещение. Здесь серьезная работа.

Егоров молча кивнул. По его команде оперативники подняли со стула одурманенного фотографа и вывели в коридор. Следом за ними вышел врач со своим саквояжем, а уже за ним Егоров с Анной. Как только они покинули кабинет, туда вошли еще трое взрывотехников. Двое внесли за ручки металлический контейнер, судя по весу, очень тяжелый. А третий сам кое-как передвигал ноги, потому что был в специальном защитном костюме, напоминающем гибрид водолазного скафандра и формы хоккейного вратаря.

У Анны давно вертелся на языке вопрос, и как только взрывотехники закрыли за собой дверь кабинета, она дернула Егорова за рукав.

– Андрей Геннадьевич, это Пиночет? Это он накачал итальянца наркотиками?

Егоров кивнул:

– Он. Только не наркотиками, а особым препаратом специального назначения, подавляющим волю и заставляющим человека выполнять чужие приказы. По сути, той же «сывороткой правды». Постой. – Он внезапно нахмурился. – А как ты догадалась, что в фотоаппарате мина?

Анна гордо вскинула голову. Когда еще представится случай продемонстрировать Егорову свою сообразительность.

– А это не тот фотоаппарат, который итальянец принес с собой.

– Не тот?

– Нет. Тот я хорошо запомнила. У этого и объектив больше, и…

Егоров не дал ей договорить.

– Что ж ты молчала?!

Он выхватил рацию и, вдавив клавишу передачи, объявил:

– Внимание всем постам! Восьмой на связи! Пиночет в здании! Повторяю: Пиночет в здании! Блокируйте выходы…

Он еще что-то говорил, но Анна не слышала. В мозгу звенела одна и та же фраза: «Пиночет в здании!» Отдав распоряжение, Егоров собрался куда-то бежать, но Анна повисла у него на руке.

– Как в здании?! Что вы говорите, Андрей Геннадьевич?! Его же не было! Он не входил в отель!

Егоров попытался освободить свою руку, но она держалась крепко.

– Это он через ваш пост не проходил! Но чтобы заменить фотографу камеру, он должен был попасть внутрь. И он это сделал. Но прошел не через второй пост, а через первый, где заходили участники саммита, которых, между прочим, не проверяли!

– У него что, была особая аккредитация? – опешила Анна. – Но откуда?!

– Вот и я хотел бы это знать!

Егорову наконец удалось освободиться, и через секунду его уже рядом не было.

Хотя внешне вокруг ничего не изменилось – дежурящие у входа в конференц-зал охранники остались на своих местах, Анна почувствовала, как накалилась окружающая атмосфера. Даже воздух, казалось, наполнился статическим электричеством, как бывает перед грозой. Или это у нее по коже побежали мурашки от страха. Анна растерянно оглянулась. Врач и оперативники с задержанным фотографом тоже куда-то исчезли – видимо, отправились приводить несчастного итальянца в чувство, а она и не заметила, когда они ушли.

Внезапно дверь соседнего кабинета приоткрылась. Оттуда выглянул старший команды взрывотехников и, не увидев никого, кроме Анны, обратился к ней:

– А где полковник Егоров?

– Его нет, – ответила Анна, словно это и так было не видно, и неожиданно для себя заявила: – Я за него.

Если сапера удивил такой ответ, то вида он не подал.

– Вы были правы. Это радиоуправляемый осколочный фугас с большим разлетом осколков. Очень сложная конструкция. Я с такой еще не сталкивался. Здесь не разминировать, поэтому мы увозим его в лабораторию.

Он распахнул дверь настежь, и взрывотехники вынесли из кабинета уже знакомый Анне контейнер, внутри которого, очевидно, и находился тот самый фугас. Радиоуправляемый фугас! Значит, Пиночет действительно в здании. Ведь кто-то же должен был послать радиоимпульс на подрыв фугаса! Надо сообщить об этом Егорову.

Анна бросилась следом за ним, но нашла его только через час. Вернее, Егоров сам нашел ее, когда она решила, что окончательно заблудилась в хитросплетении многочисленных переходов.

– Опоздали, – сердито сказал он, увидев ее издалека. – Пиночет ушел еще до того, как я объявил общую тревогу. Скорее всего, сразу после того, как мы взяли подготовленного им камикадзе.

* * *

– И за все это время вы ни разу не покидали пост?

Следователь уже в третий раз задавал этот вопрос, словно хотел поймать ее на лжи. Но ей нечего было скрывать. К тому же никакой вины за собой Анна не чувствовала, поэтому честно ответила:

– Ни разу. Я ушла вместе с полковником Егоровым.

В соседних кабинетах шли допросы других участников оперативного наряда – генерал Олейников, отвечающий за безопасность саммита, вызвал в «Президент-отель» целую бригаду следователей. Даже Егоров не избежал общения со следователем, хотя именно он предотвратил подготовленный Пиночетом теракт. Поразительнее всего, что встреча религиозных лидеров не прерывалась ни на минуту. У Анны создалось впечатление, что участники саммита даже не поняли, что благодаря Егорову и его наблюдательной помощнице избежали угрожавшей им смертельной опасности.

Наконец скучная процедура допроса закончилась. Следователь подвинул к Анне заполненный протокол.

– Ознакомьтесь. Если согласны, напишите: с моих слов записано верно…

– Я знаю, – не дослушав, ответила Анна. Как-никак после возвращения из Венесуэлы четыре дня провела на допросах у майора Быстрова из управления собственной безопасности, приобретя богатый опыт заполнения протоколов.

Она размашисто расписалась под протоколом и вернула бумагу следователю.

– Все, я свободна?

– Да. Если там еще кто-нибудь есть, – следователь указал взглядом на дверь, – пригласите.

Но в коридоре уже никого не было, кроме Егорова. Увидев его, Анна несказанно обрадовалась.

– Андрей Геннадьевич, вас теперь, наверное, наградят за то, что вы предотвратили теракт?

В глубине души искоркой тлела надежда, что и она вместе с ним тоже получит награду. Пусть не орден, а хотя бы медаль. То-то отцу будет приятно.

Но Егоров пренебрежительно отмахнулся, разрушив все ее честолюбивые мечты.

– Глупости. Ничего я не предотвратил. Если бы взрывотехники не установили в конференц-зале систему «Шатер», блокирующую сигналы радиовзрывателей, Пиночет беспрепятственно взорвал бы свою мину. Так что своим спасением участники саммита обязаны в первую очередь им… Да и за что награждать? – Егоров неожиданно помрачнел. – Взрыв не состоялся, но Пиночет ушел. Так что, если отбросить лирику и эмоции, сегодняшнюю схватку с ним мы проиграли.

– Сегодняшнюю? – растерянно переспросила Анна. – Думаете, он…

Она не договорила. С оглушительным хлопком распахнулась дверь соседнего кабинета, и оттуда, как зверь из клетки, вырвался аятолла аль-Бакр, тащивший за шиворот растрепанного человека, тоже араба, в черном костюме и съехавшем набок галстуке. Аль-Бакр что-то прорычал в лицо своему пленнику, отчего тот испуганно втянул голову в плечи и быстро заговорил по-арабски. Но аль-Бакр не стал его слушать. Резко развернувшись, он припечатал мужчину спиной к стене, отчего у того свалились на пол очки, и стал что-то угрожающе говорить, брызгая несчастному слюной в лицо. Его рот угрожающе раскрывался, а глаза так и пылали яростью. Казалось, еще секунда, и он вцепится в своего пленника зубами.

Следом за арабами из кабинета выбежал перепуганный следователь, но, увидев, что творится в коридоре, растерянно затоптался на месте. Да и что он мог сделать? Своей комплекцией следователь почти вдвое уступал аль-Бакру, а иначе как силой остановить разгневанного аятоллу было невозможно. К счастью, рядом оказался Егоров. Он единственный не потерял присутствия духа. Решительно шагнув к аль-Бакру, он перехватил его взметнувшуюся для удара руку. Разгневанный аятолла дернул рукой раз, другой, третий, понял, что не сможет освободиться, и повернулся к Егорову. Тот что-то коротко сказал ему по-арабски. Аль-Бакр разразился в ответ длинной угрожающей фразой. Но Егоров только снова повторил свои слова. Тогда аль-Бакр обратился к следователю:

– Этот человек предатель! Он передал убийце свой пропуск, по которому тот проник на конференцию.

За следователя ответил Егоров, который вслед за аль-Бакром тоже перешел на русский:

– То, что он не может объяснить, куда подевался его пропуск, еще не доказывает, что он заодно с убийцей.

Аль-Бакр метнул в лицо Егорову гневный взгляд.

– Отдайте его мне, и через час он во всем сознается.

– Не сомневаюсь. Вот только можно ли доверять такому признанию? В любом случае хочу вам напомнить, господин аль-Бакр, что вы находитесь в России и следствие будет вестись по нашим законам!

Аятолла что-то сердито рявкнул в ответ, но все-таки выпустил своего пленника – после чего Егоров тоже отпустил его руку, повернулся, одернул полы халата и широким шагом направился прочь. Сам пленник в отличие от аль-Бакра, видимо, не знал русского языка, но прекрасно понял, что своим спасением обязан Егорову. Он обхватил двумя ладонями руку Егорова и принялся отчаянно трясти, выражая таким способом ему свою благодарность.

Наконец и следователь обрел дар речи.

– Андрей Геннадьевич, вы, я вижу, знаете арабский. Прошу вас, помогите с переводом. Мы еще не закончили беседу. А снова звать на помощь этого сумасшедшего, – он с опаской посмотрел в конец коридора, где скрылся аль-Бакр, – я, честно говоря, просто боюсь.

– Хорошо, давайте закончим, – кивнул головой Егоров.

Потом перевел освобожденному арабу слова следователя, и они втроем снова скрылись в кабинете.

Беседа продолжалась больше часа. Все это время Анна терпеливо ждала в коридоре – делать все равно было нечего, а уходить одной страшновато. Еще нарвешься на разъяренного аятоллу. Кто знает, что взбредет ему в голову?

Наконец на пороге кабинета появился Егоров. Анна указала глазами ему за спину, где избежавший расправы аль-Бакра араб, сидя за столом, заполнял какие-то бумаги, и шепотом спросила:

– Андрей Геннадьевич, это кто?

– Абдан Абид, секретарь имама аль-Хакима, – ничуть не стесняясь, в полный голос ответил Егоров.

Только тогда Анна сообразила, что араб ни слова не понимает по-русски.

– Это по его пропуску Пиночет прошел на саммит?

– Скорее всего, – уклончиво ответил Егоров. – У остальных участников саммита пропуска на месте. А у Абида, по его собственным словам, пропуск накануне куда-то пропал.

Анна с сомнением покачала головой.

– Что значит пропал? Как это он мог пропасть? Сам по себе, что ли?

Егоров усмехнулся, взял Анну за руку и отвел в сторону.

– Например, пропуск могли украсть. – Он оглянулся на открытую дверь кабинета и шепотом добавил: – Пока ясно только одно: из восьми человек иракской делегации кто-то связан с Пиночетом.