Альфред увез Этту с Ламарком, и я уселся возле телефона. Было без пяти минут три. Если бы Лоуренс позвонил ровно в три, как обещал, я, наверное, чувствовал бы себя спокойнее. Но минуты превратились в полчаса, потом в час. В течение всего этого времени я непрерывно думал о том, что предстоит потерять и мою собственность, и мои деньги, и мою свободу. И еще я размышлял о том, с какой отеческой теплотой он называл меня "сынок". В те дни многим белым людям казалось неоспоримой истиной: чернокожие мало чем отличаются от несмышленых детей.

Шел уже пятый час, когда Лоуренс соизволил наконец позвонить.

– Роулинз?

– Да.

– Я хотел бы встретиться с вами сегодня вечером в шесть тридцать в моей конторе. Я предупредил вахтера о вашем визите, вас пропустят.

– Сегодня вечером? Но я не успею собрать бумаги.

Мои слова канули в пустоту – он уже повесил трубку.

Я пошел в гараж и достал коробку с бумагами. Налоги я платил с суммы, которую выплачивал сам себе через Мофасса. И естественно, не платил налогов с украденных денег, потому что в 1948 году они все еще были "горячими". Большая часть прибыли от ренты шла на покупку недвижимости. Было гораздо проще пускать деньги в обращение, не сообщая правительству о своих доходах.

Потом я поехал к Мофассу. У меня не было выбора, и всякое решение представлялось весьма сомнительным.

Пока я ехал, у меня в ушах звучал Голос: "У этого подонка нет права вмешиваться в твои дела. Никакого права!"

Но я старался его не слушать. Крепче вцепился в руль и сосредоточенно смотрел на дорогу.

* * *

– Это никуда не годится, мистер Роулинз, – заключил Мофасс, не вынимая изо рта своей толстой сигары.

– А как насчет того, чтобы оформить бумаги задним числом? – спросил я.

Мы сидели в его конторе среди плавающих облаков табачного дыма.

– Но вы же сами говорили, у вас нет достаточно богатых родственников, на которых можно переписать собственность.

– А если бы я предложил это сделать вам?

Мофасс подозрительно посмотрел на меня и откинулся в своем вращающемся кресле.

Он целую минуту молча разглядывал меня, потом покачал головой и сказал:

– Нет.

– Это необходимо, Мофасс. Иначе меня ждет тюрьма.

– Я вам сочувствую, но должен сказать "нет", мистер Роулинз. Это не значит, что мне безразлична ваша судьба, но бизнес есть бизнес. И когда занимаешься бизнесом, просто не имеешь права позволить себе каких-то вещей. Поставьте себя на мое место. Я – ваш служащий, собираю ренту и стараюсь исправно выполнять свои обязанности. И вдруг вы решаете переписать всю свою собственность на мое имя. Я становлюсь ее владельцем, – сказал он, прижимая обе ладони к своей груди, – но деньги получаете вы.

– Джон Маккензи заключил такую сделку с Оделлом.

– Судя по вашим словам, Оделл просто любит выпить. А я бизнесмен, и вы не можете мне доверять.

– Черт побери, и правда!

– Видите ли, – Мофасс вытаращил глаза и надул щеки, сделавшись похожим на большого коричневого карпа, – если вам вдруг покажется, что я утаиваю ваши деньги, вы начнете заявлять о своих правах. Сейчас у нас все о'кей, потому что наши отношения имеют официальный статус. Но мне нельзя будет доверять, если ваша собственность внезапно станет моей. Что, если я вдруг решу, что заслуживаю большего, а вы скажете – нет? В суде выиграю я.

– Мы не сможем обратиться в суд, после того как подделаем документы о владении собственностью.

– Допустим, мистер Роулинз. Скажи я вам сейчас – да, и единственный суд, к которому мы сможем апеллировать, – мы с вами. Нас не связывают кровные узы. Мы только деловые партнеры.

Он ткнул в мою сторону своей дешевой сигарой.

– Знаете, нет ничего страшнее ненависти человека, которого кто-то надул в его собственном бизнесе.

Мофасс снова откинулся на спинку кресла, и я понял – он отверг мое предложение.

– Значит, такие дела, – сказал я.

– Вы еще даже не попытались выкрутиться, мистер Роулинз. Ступайте туда со своими бумагами, вдруг обойдется.

– Он угрожает судом.

– А чего еще от него можно ждать? Конечно, он пытается вас запугать. Пойдите к нему со своими бумагами о доходах и спросите, откуда у вас, по его мнению, появились такие деньги, на которые можно купить несколько домов. Вы должны прикидываться бедняком. Белым людям нравится думать, что вы не совсем дерьмо.

"А если это не сработает, – прозвучал хрипловатый Голос в моей голове, – тогда убей этого сукина сына".

Я попытался избавиться от уныния, которое вселил в меня Голос. Собрался было поехать прямо в налоговую инспекцию, но вместо этого вернулся домой и разыскал в чулане короткоствольный револьвер, почистил и смазал его, зарядил новыми патронами. Мне было не по себе, потому что обычно я носил с собой револьвер 25-го калибра для собственного спокойствия, но этот – 38-го калибра – смертельное оружие. Я не мог отделаться от мысли об этом неуклюжем белом человеке, о том, что у него есть дом и семья. А его заботит только одно – лишь бы на листке бумаги сошлось несколько цифр.

– Этот человек представляет правительство, – сказал я вслух, чтобы убедить самого себя, как глупо идти к нему вооруженным.

"Он хочет все отнять у тебя, – ответил Голос, – и ему бы следовало самому позаботиться о себе".

* * *

Парадная дверь правительственного учреждения была заперта, окна не светились, но на мой стук отозвался невысокий негр в сером комбинезоне садовника и клетчатой рубашке. Интересно, владел ли он какой-нибудь собственностью?

– Вы мистер Роулинз? – спросил он.

– Так точно.

– Можете подняться наверх.

Я был в таком возбуждении, что не чувствовал ничего, кроме биения крови в моей голове. Я собирался рассказать инспектору о том, сколько мне платили, а если он мне не поверит, убить его. Что ж, я дам прекрасный повод, если они захотели посадить меня в тюрьму.

Наверное, я убил бы его в любом случае.

А может быть, застрелил бы заодно и негра в комбинезоне. Временами что-то находит на меня. Когда я оказываюсь под давлением обстоятельств, мне слышится Голос. Это не раз спасало мне жизнь во время войны. Но в те суровые дни решения, связанные с вопросом жизни или смерти, принимались легко.

Возможно, я не ожесточился бы так, отнесись Лоуренс ко мне с тем же уважением, которое проявлял к другим. Я не был "сынком" белого человека.

Приближаясь к кабинету, я снял револьвер с предохранителя. Открыв дверь, услышал голоса и удивился: он был не один. Мой палец лежал на спусковом крючке. Помнится, я очень боялся прострелить себе ступню.

– А вот и он, – сказал Лоуренс.

Я никогда не встречал человека, который так неуклюже сидел бы на стуле. Он съехал на одну сторону и держался за поручень, чтобы не свалиться на пол. Человек, расположившийся напротив, встал. Он был ниже Лоуренса или меня, жилистый, с бледной кожей, густой каштановой шевелюрой и волосатыми пальцами. Я заметил все это, потому что он подошел вплотную ко мне и протянул руку. Мне пришлось вынуть руку из кармана, где лежал револьвер. Только поэтому я и не застрелил Лоуренса.

– Мистер Роулинз, – сказал мне жилистый. – Я много слышал о вас и рад познакомиться.

– Да, сэр, – ответил я.

– Крэкстон, – представился он. – Агент по особым поручениям Даррил Крэкстон! ФБР.

– Очень приятно.

– Агент Крэкстон хочет кое-что с вами обсудить, мистер Роулинз, – сказал Лоуренс.

Когда я вынул руку из кармана, мой шанс совершить убийство свелся к нулю.

– Я принес бумаги, как вы хотели.

– Забудьте об этом. – Крэкстон небрежно отмахнулся от коробки, торчавшей у меня из-под мышки. – Я знаю, вы на многое способны ради своей страны. Вы готовы сражаться за свою страну, Изекиель?

– Я уже доказал это.

– Да. – Улыбка Крэкстона обнажила кривые щербатые зубы. Но они казались крепкими, как пни деревьев.

– Я обсуждал ваше дело с мистером Лоуренсом. Мне нужен человек, который помог бы решить одну задачу. И вы лучший кандидат.

– А в чем состоит эта задача?

Крэкстон снова улыбнулся.

– Мистер Лоуренс говорит, что вы небрежно выплачивали налоги за последние несколько лет.

– Этого человека подозревают в уклонении от налогов, – вмешался Лоуренс. – Вот что я вам сказал.

– Мистер Роулинз – герой войны, – ответил Крэкстон. – Он любит свою страну. Ненавидит наших врагов. Такой человек не уклоняется от ответственности, мистер Лоуренс. Я уверен, он просто совершил ошибку.

Лоуренс достал белый носовой платок и приложил к губам.

Крэкстон вновь повернулся ко мне.

– Я могу все устроить. Вы просто заплатите налоги задним числом, в рассрочку, если у вас нет наличных. А взамен от вас потребуется лишь небольшая помощь.

Эти слова заставили Лоуренса резко выпрямиться.

– Я думал, вы просто хотите с ним поговорить.

Прежде чем он успел сказать что-то еще, я выпалил:

– Знаете, мистер Крэкстон, я всегда готов доказать свою гражданскую добропорядочность. Именно поэтому я здесь в столь поздний час. – Теперь я тоже понимал, что, провинившись, нужно хорошо себя вести. Урок Ламарка пошел мне впрок.

– Вот видите, мистер Лоуренс, видите? Мистер Роулинз стремится нам помочь. У вас нет причин продолжать начатое дело. Вот что я вам скажу. Мистер Роулинз и я будем работать вместе, и, когда дело закончится, я перешлю его бумаги в Вашингтон. Вам не придется беспокоиться о решении этого вопроса.

Реджинальд Лоуренс еще крепче вцепился в поручень.

– Это нарушение процедуры, Крэкстон.

Крэкстон только усмехнулся.

– Мне придется поговорить со своим начальником, – продолжал Лоуренс.

– Поступайте, как сочтете нужным, мистер Лоуренс. – Улыбка не сходила с лица Крэкстона. – Я уважаю людей, свято исполняющих свой долг. Если каждый гражданин станет руководствоваться этим принципом, наша страна всегда будет процветающей и могущественной.

Кровь прилила к лицу Лоуренса, а мое сердце затрепетало, как птица в полете.