Утро следующего дня было безжалостно холодным, с порывистым ветром, от которого фургон вздрагивал и стонал, словно старик в ознобе. Макейди не спешила выходить, наслаждаясь последними минутками тепла.

Все-таки странно, что Кэтрин так и не объявилась и не оставила никаких сообщений. Даже если она прихватила пару лишних дней, чтобы в полной мере вкусить прелести романтического уик-энда, могла хотя бы позвонить. И кто, в самом деле, этот парень? Мак надеялась, что не тот загадочный возлюбленный, с которым Кэт встречалась почти год, хотя все указывало именно на это. Кэт как-то обмолвилась, что он очень богатый и влиятельный, живет в Австралии. Наверняка именно из-за него она решила продолжать карьеру в Южном полушарии. Макейди подозревала, что он женат, но всякий раз, когда она заводила разговор на эту тему, Кэт лишь виновато улыбалась. Очевидно, она обещала своему возлюбленному хранить в тайне его имя и подробности их романа.

Макейди так и не удалось выудить у подруги имя ее избранника, поэтому пришлось придумывать самой. Стоило Кэт появиться с новенькой золотой вещицей, Макейди невинно спрашивала: «Ну и как поживает Дик?» Можно было бы, конечно, набраться нахальства и сказать иначе: «Ну и как твой Дик?» Правда, определение «твой» никак не подходило к мужчине, скрывавшему связь с такой потрясающей девушкой, как Кэтрин.

Макейди поежилась, глядя, как одетые в куртки и брюки фотограф и его свита спускаются к воде. Ассистент махнул ей рукой: пора присоединяться к ним.

Стоило ей выйти из теплого помещения, как кожа тотчас покрылась предательскими мурашками. Свирепый ветер насквозь продувал красный клетчатый плед, в который она укуталась. Мак видела, как бригада помощников расставляет аппаратуру прямо на песке, и, судя по напряженным позам людей, никакого укрытия от холода не предусматривалось.

Я слишком стара для этого. Мне уже двадцать пять. Не пора ли сосредоточиться на психологии и закончить учебу? Не пора ли завести детишек, как моя сестра?

Впрочем, она отогнала эти мысли, едва они пришли, загоняя вглубь и боль, которую они вызвали. Пристроив за спиной предусмотрительно припасенную бутылку с горячей водой, Мак поспешила на съемку.

Уже через несколько минут она как ни в чем не бывало позировала перед фотокамерой, хотя ледяные океанские волны окатывали ее ступни. На какое-то мгновение она полностью сосредоточилась на своем теле, думая о том, как положить ноги, чтобы зрительно уменьшить стопу; под каким углом развернуть бедра и плечи, куда убрать руки, чтобы ракурс был самым выгодным. Убедившись, что поза выбрана правильно, она позволила себе предаться размышлениям.

Макейди радовалась, что накануне вечером ей не хотелось есть — сегодня ее живот казался более плоским, чем обычно. Некоторые девушки за несколько дней до съемок перестают есть и пить, но Мак редко прибегала к таким варварским способам. Она слышала, что иногда глотают и слабительное, но какой смысл? Провоцировать диарею? Она ценила свой здоровый вид, к тому же некоторые округлости вовсе ее не портили, так что волноваться приходилось лишь из-за съеденного на ночь шоколада, а не из-за нескольких глотков воды. К тому же, как говорила она себе, если бы журналам требовались обтянутые кожей скелеты, они вполне могли бы подыскать их среди многочисленных моделей-малолеток, сидящих на кофе и сигаретах.

Пока команда фотографа молча изучала ее внешность, Макейди прогнулась и подобрала живот, приняв позу, которая выгодно подчеркивала ее женственность. Ярко-голубое бикини выглядело на ней весьма привлекательно. Двое представителей фирмы, торгующей купальниками, скрупулезно рассмотрев каждый дюйм тела Мак, остались довольны.

Как только пленка была отснята, Мак потянулась за пледом, который лежал в паре шагов от нее. Никто не обращал на нее внимания.

Тони Томас, фотограф, был недоволен качеством света. Он рычал на своего ассистента, и его приказания проносились мимо ушей Макейди, сливаясь со свистом ветра. С еле сдерживаемой улыбкой она следила за тем, как ассистент тащит на пляж огромный золотой рефлектор и упорно старается закрепить его на песке. Заказчик и режиссер наблюдали этот неуклюжий спектакль с каменными лицами.

— Все должно смотреться по-летнему, — настаивал один из них. — Джозеф, ты можешь сделать что-нибудь с ее волосами?

Джозеф, молодой человек деликатной наружности, наносил макияж на лица моделей так же вдохновенно, как художники пишут свои бесценные полотна: сделав мазок, он отходил на шаг назад, пристально вглядывался, затем добавлял новый штрих. Впрочем, сегодня на его лице застыло выражение недовольства. Он подошел к Мак, ступая осторожно, чтобы не нарушить гладь песка, который окажется в кадре, и попытался подколоть ее пышные волосы, чтобы убрать их с лица. Порывом ветра тут же унесло в воду пару шпилек, а остальные повисли на кончиках волос.

Мак знала, что в этом уголке земного шара будет зима, но совершенно упустила из виду, что у заказчиков свой календарь. Съемки летних коллекций одежды всегда проводились зимой, задолго до начала продаж; это относилось и к купальникам. Когда на нее никто не смотрел, она прижимала к груди бутылку с горячей водой — идеальный способ свести к минимуму эффект напряженных сосков.

Ланч состоял из зеленого салата довольно унылого вида, за которым посылали ассистента фотографа. Макейди могла бы поклясться, что видела, как сам фотограф втихую, когда никто не смотрит, уминает сырный пирог, запивая его пивом. К пяти часам она с облегчением подумала о том, что предстоит отснять последний наряд. Это был ярко-желтый купальник на молнии со смелым вырезом — ода тем временам, когда фирма «Кристи» относилась к модному дому «Бринкли», а не «Терлингтон». Как правило, финал съемки проходил в ускоренном режиме, поскольку заказчик торопился закончить работу и не задержать команду больше чем на двадцать минут сверх оговоренного срока. Это была своего рода точка отсчета, за которой следовало платить сверхурочные. Удивительно, как много съемок заканчивались именно на девятнадцатой минуте по истечении последнего часа.

Поскольку времени было в обрез, Макейди пришлось переодеваться прямо на берегу — за полотенцем, которое держал перед ней смущенный ассистент, честно старавшийся смотреть в другую сторону. Десять лет в модельном бизнесе излечили Макейди от романтических представлений о скромности, и она переодевалась быстро и деловито, как настоящий профессионал. Пока остальные искали уголок для финальной съемки, она вновь закуталась в толстый плед и крепко прижала к себе бутылку с горячей водой. Чувствуя, как из-за нехватки времени растет напряжение на съемочной площадке, она с самого ланча даже не выбралась в туалет, но сейчас почувствовала, что больше терпеть не может.

— Я на секунду! — крикнула она.

Мак направилась к зарослям высокой желтой травы. Сухие стебли секли по ногам, словно бритвой, а она уходила все дальше и дальше от группы в поисках укромного местечка. Она обратила внимание на странный запах, а вскоре в траве мелькнуло нечто, заставившее ее остановиться.

Туфля?

Мак обернулась. Увидев, что фотограф все еще ищет место для съемки, она стала пробираться дальше в траву. Чем ближе она придвигалась к заинтересовавшему ее предмету, тем шире раскрывались ее глаза. Невольно рот ее растянулся в подобии крика, хотя она его и не слышала.

Кровь хлынула к вискам, и в голове зашумело. Мак едва сознавала, что кричит, не слышала топота людей, несущихся к ней с берега. Перед глазами мелькал калейдоскоп из страшных картинок: зияющие черные раны на бледной коже; темные волосы, запекшиеся в крови; бесформенные человеческие останки. Длинные кровавые порезы испещряли голый торс, обнажая внутренние органы, а под темными волосами, частично закрывавшими лицо, угадывались знакомые черты.

Потом она почувствовала, как чьи-то руки волокут ее по траве, оттаскивая от чудовищного месива, от тошнотворного запаха. Она попыталась заговорить. Поначалу ничего не вышло. Вокруг нее царила суматоха. Наконец она с ужасом расслышала собственные слова:

— О боже! Кэтрин! О Боже…

* * *

Мак смутно осознавала, что с ней рядом сидит женщина с дымящейся чашкой в руках.

Не замечала и полыхавший кроваво-красным заревом закат, хотя вокруг все пребывало в движении и суете, звучали голоса, перекликались полицейские рации. Женщина в униформе молча наблюдала за Мак. Их обеих усадили подальше от места происшествия, огороженного сейчас яркой лентой. Искусственный свет, которым были залиты поросшие травой дюны, превращал лица окружающих в бледные застывшие маски. Руки в латексных перчатках что-то строчили в блокнотах, и это напомнило Макейди об отцовском блокноте в строгой официальной обложке. Она подумала о том, свидетелем каких жестокостей он был, какие тяжкие преступления были в нем описаны.

Сильный ветер обжигал ей лицо, и она дрожала, хотя и была закутана сразу в несколько теплых одеял. Оглядевшись, она заметила, как снуют в сгущающихся сумерках лучи фонариков. Увидела, как визажист Джозеф удаляется к машине в сопровождении полицейского, а на берегу Тони Томас ведет горячий спор с высоким человеком в костюме. Мужчина держался спокойно и уверенно, в руках у него был предмет, весьма похожий на фотокамеру Тони, и его поза выдавала в нем человека, облеченного властью. Тони, казавшийся еще ниже ростом, отчаянно жестикулировал.

Камера Тони? Зачем она им понадобилась?

Когда их спор, казалось, утих, Мак увидела, как сникшего Тони уводят в направлении автостоянки, где скопилось немало машин. Полицейский хирург, патологоанатом, эксперты-криминалисты, детективы — все они были на месте происшествия: измеряли и записывали, выясняя мельчайшие подробности и детали. Она видела, как полицейский фотограф освещает вспышкой своей камеры темные заросли травы. Каждый из присутствующих занимался привычной работой, и все они были единой командой.

Лица разные, а работа у всех одинаково проклятущая.

Она вдруг вспомнила коллег отца. Сейчас их работа приобрела для нее новое значение. Полицейские, сыщики, судмедэксперты — сколько она помнила, все они казались одной семьей. Некоторые даже приходили навестить в больницу ее мать, когда она умирала. Отец не уходил из ее палаты. На протяжении трех месяцев он каждую ночь проводил рядом с ней на неудобной кушетке.

— Как вы себя чувствуете? — Мягкий голос ворвался в ее мысли. — Я — констебль Карен Махони. Согрелись? Вызвать для вас врача? — Голос был спокойным и уверенным, а круглое лицо констебля излучало симпатию.

Макейди удивилась: как удается этой женщине день изо дня видеть боль и смерть и при этом сохранять спокойствие и невозмутимость?

— Нет, я в порядке. Мне не нужен врач, я думаю, я… — Голос у нее дрогнул. — Вы видели ее? Девушку?

— Да. Может быть, вам выпить кофе? — Констебль протянула Макейди дымящуюся чашку. — Очевидно, вы знаете убитую? Да?

Кэтрин.

Озноб пробежал по спине. Тело, обезображенное, в крови, такое мертвое. Неужели это может быть Кэтрин?

— Я… я думаю, что знаю ее. Я не уверена. Мне показалось, что это она — Кэтрин Гербер. Я остановилась у нее, но ее до сих пор нет дома… — Слова более походили на нечленораздельное бормотание.

— Все нормально. Я понимаю, что вам сейчас очень трудно. Вы ведь первая обнаружили тело?

Макейди медленно кивнула.

— Нам придется задать вам несколько вопросов, а позже мы попросим вас опознать жертву. Вы сможете это сделать?

Макейди вновь медленно кивнула головой. Она оказалась совершенно не готова к этому. Иногда у нее проявлялось что-то вроде шестого чувства, интуиция предупреждала о грядущей опасности. Но только не в этот раз.

Может, я просто ошиблась? Может, это был просто сон…

Сон…

Сейчас ей уже трудно было вспомнить детали того ночного кошмара, в памяти остались лишь разрозненные фрагменты, лишенные всякого смысла, но наполненные ужасом и скорбью от прощания с Кэтрин. Впрочем, все это было слишком абстрактным, чтобы составить полную картину. Однако грань между сном и явью оказалась слишком тонкой.

Мак с отчаянным оптимизмом подумала, что все-таки ошиблась. Под впечатлением от сна она просто решила, что убитая девушка — Кэтрин.

И эти темные волосы. Да мало ли темноволосых! Кэт обязательно позвонит. Мак подняла взгляд и увидела рядом с собой высокого мужчину в костюме. Это он разговаривал с Тони Томасом на берегу. На фоне яркого слепящего света прожекторов он казался темным силуэтом без лица и эмоций.

— Мисс Вандеруолл, я — детектив, старший сержант Эндрю Флинн. Происшедшее, должно быть, потрясло вас. — У него был глубокий голос, и говорил он с приятным австралийским акцентом, на удивление спокойно. В ответ на ее молчание детектив продолжил: — Я так понимаю, вы первая обнаружили тело и сможете опознать убитую? Правильно?

— Да. Ну… я действительно первой увидела ее, но не уверена, что это Кэтрин.

— Кэтрин? — Он сделал пометку в своем блокноте. — Вы можете сказать мне ее полное имя?

— Кэтрин Гербер. Она моя близкая подруга. Модель из Канады. Да… если это она. Я не знаю. — К горлу подступил ком, и от боли стало трудно дышать.

А его голос все звучал — спокойно и профессионально:

— Если бы вы были уверены, нам это здорово бы помогло. Не смогли бы вы завтра с утра подъехать на опознание?

— Конечно…

— Я бы хотел задать вам сейчас несколько вопросов, если вы не возражаете. А потом констебль Махони проводит вас домой.

Она отвечала, и он старательно записывал показания Мак. Мысли ее с трудом пробивались сквозь пелену страха и смятения, и от этого ответы иногда казались сумбурными, но детектив продолжал свою работу, аккуратно выуживая интересующие его подробности.

— Я из Канады. Прилетела вчера по рабочей трехмесячной визе. Нам с Кэтрин сняли квартиру на Бонди. Это мой второй приезд в Австралию.

— Так вы виделись с Кэтрин, когда прилетели?

— Нет. Я поехала сразу на квартиру, но ее там не было. Я надеялась, что она объявится вчера или сегодня.

— И вам это не показалось странным?

— Очень странным, — ответила она довольно четко.

Он молча кивнул головой.

— Когда вы виделись с ней в последний раз?

Мак вспомнила день похорон матери. Тогда она навсегда прощалась с матерью, но разве могла она предположить, что тогда же последний раз видит свою лучшую подругу живой?

— В последний раз я видела ее примерно полгода назад в Канаде. Она приезжала на похороны моей матери.

— А вы знаете Тони Томаса, фотографа, который проводил сегодня съемку?

— Однажды я уже работала с ним.

— Вы не заметили ничего необычного во время сегодняшней съемки, до того как обнаружили труп? Может, какие-нибудь странности в поведении? Неожиданные предложения?

— Нет, ничего такого я не заметила.

— Вы знаете, кто предложил для съемок именно это место?

Мак на мгновение задумалась. Некоторые вопросы казались ей странными.

— Думаю, место должен был выбрать Тони.

— Он знал о вашей дружбе с Кэтрин? Я имею виду, кроме того, что вы из одного агентства?

— Не знаю, откуда у него могли быть такие сведения, если только кто-нибудь рассказывал ему.

— Спасибо, мисс Вандеруолл. Вы нам очень помогли. Констебль Махони примет у вас заявление и отвезет домой. Я свяжусь с вами завтра утром. Вот моя визитка. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы или вы вдруг вспомните что-нибудь, пусть даже незначительное, на ваш взгляд, звоните мне без колебаний.

Онемевшими пальцами она сжимала его визитную карточку и смотрела ему вслед, пока он шел в сторону огней на берегу, постепенно смешиваясь с толпой мужчин и женщин, которым по долгу службы ежедневно приходилось сталкиваться с жестокостью.

Молодая женщина-констебль довезла Макейди до дома на Бонди-бич и после дежурных фраз «Как вы сейчас себя чувствуете? Вам еще нужна моя помощь?» оставила ее одну. Странно было заходить в квартиру, где все напоминало о Кэтрин, когда перед глазами все еще стояла жуткая картина зверски изуродованного тела.

Макейди поежилась.

Она подошла к окну и, прижав к стеклу ладони, вгляделась в бурлящую на воле жизнь: смеющиеся парочки прогуливались по берегу, беспечные и счастливые. Все это вдруг показалось каким-то чужим. Она опустила жалюзи, и квартира погрузилась в темноту. Макейди была совершенно измотана и эмоционально, и физически, так что не было сил раздеться и смыть макияж. Рухнув на кровать, она даже не ощутила этого. Темная комната закружилась над ней.

Все это страшный сон.

Мы поговорим с тобой завтра, подружка.

* * *

Когда телефон требовательной трелью ворвался в ее сон, ей показалось, что прошло всего несколько минут. Уже на третьем звонке Мак взяла трубку, хотя сознание отказывалось просыпаться.

Наконец-то… Кэтрин.

Голос на другом конце провода обращался явно к ней.

— Что? Извините… — прохрипела она, чувствуя, что слова застревают в горле.

— Говорит детектив Флинн. Это Макейди Вандеруолл?

— Да.

— Мы были бы вам признательны, если бы вы приехали сегодня утром на опознание в морг.

Ощущение реальности вернулось к ней с ужасающей ясностью.

Часы показывали девять утра.

— Да. Я приеду.

Повесив трубку, она заметила, что сидит на кровати полностью одетая, а из зеркала напротив смотрит на нее некое существо душераздирающего вида. За ночь макияж растекся по щекам жирными черными полосами. Она попыталась стереть их рукой, но результат оказался еще хуже.

Макияж просто не хотел исчезать с лица.