ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Пот градом катился с его лба. Рик Кобра повернулся, чтобы еще раз лицом к лицу встретиться с противником. Кобра чувствовал, что иссякает. Острая как бритва реакция притупилась, движения стали неточными. Человек, стоявший перед ним, улыбался. Кроваво-красный рубин в его переднем зубе сверкал в бледном свете фонаря, освещавшего эту сторону дока.
«Устал, малыш?» — прорычал он.
Кобра знал, что у него не хватит сил, чтобы свалить великана, бросившись на него с вытянутыми вперед руками. Надо придумать что-то необычное. Пришло время использовать «Дыхание дракона». Какую замечательную штуку из корня лопуха он жевал на днях. Старый трюк ниндзя, к которому Гонзо вряд ли окажется готов.
Когда пальцы Гонзо впились ему в горло, Кобра мощно выдохнул в лицо своего врага. Гонзо отпрянул, стараясь оценить ситуацию, его глаза от неожиданности выкатились на лоб…
Ник перестал печатать и сердито посмотрел на экран. Нет, это не дело. Неужели он действительно хочет, чтобы его герой одержал победу только потому, что у него дурно пахнет изо рта?
«Может, мне и самому попробовать», — подумал Ник с грустной усмешкой.
Идея пожевать перед поединком какой-нибудь вонючей травы явно коробила, и он решил, что достаточно недели за две до боя просто перестать чистить зубы. Ох уж этот бой, черт его подери. Он посмотрел на часы. Если не отправиться в парк немедленно, Эдриан Эштон явится туда раньше. А заставлять спарринг-партнера ждать считается дурным тоном. Он схватил ключи и вышел.
Ему повезло. В такую рань машин на дороге было немного, и он добрался до парка буквально за пару минут. Ему не составило труда найти свободное место, чтобы припарковать свой «астон мартин» прямо у северного входа.
Пока он трусил по парку, вышло солнце и горизонт порозовел. Легкий туман поднимался от земли, на траве виднелись капельки росы. Обычно он ненавидел «работу на дороге», как называл кроссы Джей Си, — бежать было скучно, очень скучно. Почти все время только и спрашиваешь себя, какого черта тебе сдалось все это. Постоянные тренировки, диета, синяки и растяжения, ругательства Джей Си. Следующий бой должен был стать его первым поединком за титул — южный региональный. Если он выиграет пояс, это будет, наверное, максимум, на что он способен, так как о том, чтобы «выстрелить» в соревнованиях за общебританский титул, похоже, даже и заикаться не стоит. По крайней мере, в такое утро, как это, он не мог себе представить, что станет участвовать еще в чем-то.
Длинная аллея кончилась, и перед ним предстала красно-золотая пагода. На самой нижней ступеньке он увидел Эштона. Парень выглядел отдохнувшим, глаза у него были ясные, по всему было заметно, что он отлично выспался.
— Я прошу прощения, старик. Ты долго ждешь?
— Да нет, — Эштон мотнул головой, — только что приехал. Ну что, стартуем?
И, не дожидаясь ответа, он побежал трусцой в сторону моста.
Без лишних разговоров, значит. А парень взял сумасшедший темп. Ник прибавил шагу.
Только он поймал ритм Эштона, как тот еще увеличил скорость. Черт. Но черта с два он попросит его сбавить темп.
Десять минут спустя Эштон снова ускорился. А через пять минут — еще. К этому моменту уже можно было подумать, что они участвуют в спринте. Этот Эштон собирается его убить, что ли? Горячее дыхание буквально разрывало легкие Ника. Вдруг Эштон остановился. Перед ними возвышался небольшой, но довольно крутой холм. Он повернулся и взглянул на Ника.
— Я сяду тебе на спину, а ты взбежишь на этот склон.
— Что?
— Если ты будешь делать так каждый день, выносливость и сила увеличатся настолько, что ты и представить не можешь.
Или у него будут проблемы со спиной всю оставшуюся жизнь. Ник с большим недоверием поглядывал то на холм, то на Эштона.
— Давай, Ник. Доверься мне.
Все еще сомневаясь, Ник опустился на колено. Со стороны это, наверное, выглядело весьма странно. Им еще повезло, что вокруг почти не было людей.
Эштон был очень тяжел. Сколько же он, черт его подери, весит? Ник чувствовал себя так, словно на спину ему взгромоздился слон. Он начал медленно брести по склону.
— Попробуй увеличить скорость, — услышал он над ухом голос Эштона.
Он произнес это так спокойно, словно предлагал выпить чашку чая. Ник сжал зубы. Работая бедрами, с согнутой спиной, он все-таки одолел холм. К тому моменту, когда он добрался до вершины, мышцы на ногах у него дрожали.
— А теперь бежим обратно. — Эштон указал на подножие холма. — Жду тебя внизу. А потом мы повторим все сначала.
Оказалось, что мучения с холмом — это еще не все. После того как они вскарабкались на склон уже в третий раз, Эштон заставил его еще сделать комплекс плиометрических упражнений. Ничто так не выматывает, как прыжки вверх из положения сидя на корточках и отжимания с хлопками. Спустя десять минут Ник был уверен, что вот-вот скончается. Что особенно раздражало, так это то, что за исключением подъема на холм Эштон отрабатывал с ним на пару упражнение за упражнением и совсем не выглядел усталым.
— Пора тебя как следует потянуть, — Эштон хлопнул его по плечу. — Не думай, я знаю, что у тебя поединок по кикбоксингу и тебе не придется кувыркаться на мате, но я твердо верю в упражнения на полу.
Ник кивнул и невольно вздрогнул, когда Эштон отвел его руки назад и плотно сдвинул локти.
— Джей Си тоже. Борьба является частью моей подготовки.
— Отлично, тогда поборемся. Я брал уроки в «Грейси Барра».
Ник посмотрел на него с уважением. Джиу-джитсу Грейси считалось лучшим в мире.
— А мне казалось, ты что-то говорил о духовных практиках, связанных с боевыми искусствами.
— Мне нравится разнообразие. Немного того, немного этого. Я знаю, есть мэтры боевых искусств, которые не одобряют, когда занимаются не одной системой, а несколькими, но я не считаю, что надо быть приверженцем исключительно одного стиля.
Эштон отступил на шаг.
— Отлично, на сегодня все. — Отвернувшись, он открыл спортивную сумку и вытащил две бутылки с водой. — Лови.
Ник поймал бутылку на лету — весьма значимое событие, особенно если учесть, что все его рефлексы изрядно притупились от усталости, — и открутил крышку. Некоторое время оба молчали. Ник поглядывал на своего партнера, который задумчиво смотрел вдаль. Его светлые волосы потемнели от пота, но чувствовал он себя вполне комфортно. Парень был в отличной физической форме.
— Так ты практикующий врач? — спросил Ник.
Возможно, Эштон имеет отношение к доктору Менгеле.
— Я начинал работать врачом, — Эштон отпил воды из бутылки, — но через несколько лет переключился на чистую науку и работал в хронобиологическом институте в Эксмаре. В клинике, изучающей сны.
— Постоянно иметь дело со спящими людьми, — Ник криво усмехнулся, — так можно и самому заснуть.
Эштон как-то лениво улыбнулся.
— Множество интересных вещей происходит с твоим телом, когда ты спишь. Ты сам бы удивился. Это очень опасное время — время сна. Но больше я там не работаю.
— Почему?
— Скажем так, я решил пойти менее истоптанной тропинкой.
— Менее истоптанная тропинка — это, судя по всему, весьма интересное местечко.
— Хочется так думать. Хотя некоторые люди называют это пустой тратой времени. Или попытками поймать белую ворону.
— Ворону? — Ник недоуменно посмотрел на него.
— Это такой термин. Его использовал Уильям Джеймс, американский исследователь в области поведенческой психологии. Он описывал такие явления в жизни, которые не подпадают под определение нормы. Аномалии. Вот в чем мне нравится копаться. Я стараюсь обнаружить нечто, что никогда не установить клиническими методами в лабораториях. Чему нет подтверждений.
— Мне казалось, что именно этим и должны заниматься ученые — искать доказательства.
— Разумеется, но в данном случае мои коллеги были не согласны с моей, так сказать, деятельностью. — Эштон пожал плечами. — Я начал проводить некоторые эксперименты, связанные с акупунктурой, чтобы определить, может ли она помочь в случаях нарушения сна. Я использовал результаты опытов Роберта Беккера — это американский хирург-ортопед, который специализируется на биомедицинской электронике. Так вот, я понял, что он делал. Существуют электрические заряды, отдельные от импульсов, производимых нервной системой физического тела. Эти заряды соотносятся с акупунктурными меридианами человека.
Левой рукой Эштон вдруг запустил пустую бутылку из-под воды в сторону урны, которая находилась от него ярдах в пятидесяти. Ник пронаблюдал, как бутылка спланировала прямиком в цель. Интересно, как долго придется ему попотеть, прежде чем он сумеет добиться такой точности движений. Наверное, никогда этого не произойдет.
— Конечно, акупунктурные точки изучали и прежде. — Эштон обернулся к нему. — Другие ученые доказали, что есть различия по уровню содержания натрия и калия между акупунктурными точками и окружающими их тканями. Акупунктурные точки также демонстрируют низкую сопротивляемость кожи — другими словами, эти точки более эффективно пропускают электрические потоки. Интересен тот факт, что низкая сопротивляемость кожи сохраняется и после смерти. Ну не круто ли?
Круто? Да, наверное, на это можно посмотреть и так. Не то чтобы его особенно интересовало, что случится, когда в один «прекрасный» день он отдаст концы. Когда ты мертвый, ты мертвый, и какое тебе дело до того, что твоя кожа до сих пор потрескивает, как транзисторный приемник.
— Несмотря на очевидные факты, акупунктура все еще не пользуется особым спросом на Западе. Здесь это, можно сказать, непаханое поле. — Эштон вздохнул. — Вот в Китае — другое дело. Китайская система изучения акупунктурных точек насчитывает две тысячи лет. Так что я отправился искать свою белую ворону в Азию. Я изучал «Классику внутренней медицины Желтого императора» — что-то вроде исторического аналога западного «Свода Гиппократа».
— Ну и нашел ты свою белую ворону?
— Я значительно приблизился к ней. Я углубился в изучение снов и нашел подтверждение своей гипотезе о том, что они соотносятся с циклами и колебаниями жизненной энергии.
— Жизненной энергии? Ты имеешь в виду ци?
— Совершенно верно. Ты знаешь о ци?
— Конечно.
«Ты и дня не протренируешься возле группы „танцоров“, чтобы тебе в голову не втемяшилась какая-нибудь „штука“ из их арсенала, само собой, против твоей воли, — подумал Ник. — А Миа, конечно же, верит в эту ерунду абсолютно».
— Это как-то связано с внутренней энергией, которая течет по твоему телу? Или что-то в этом роде?
— Что-то в этом роде, — подтвердил Эштон. — Ци попадает в тело через акупунктурные точки и течет по двенадцати основным меридианам и двум срединным дополнительным каналам, а также по парным инь-ян органам. Движение ци выстраивается волнообразно и составляет цикл двадцать четыре часа. В самые ранние утренние часы ци находится на очень низком уровне, практически это отлив. Именно в это время многих людей посещают тревожные сны. И именно в эти часы чаще всего люди умирают во сне, как бы совершенно случайно. — Он пожал плечами. — Западному медицинскому разуму трудно постичь концепцию ци. Ци не препарируешь под микроскопом, не подгонишь под эмпирическую модель. Ты не можешь сделать точный надрез на артерии и взглянуть на нее.
— Серьезно? — Ник нахмурился. — Я всегда думал, что ци — это некий мистический фетиш.
Эштон вскинул брови.
— Однажды мне пришлось наблюдать операцию в провинции Гуанжу. У женщины была опухоль щитовидной железы. Она была полностью в сознании, из шеи у нее торчал пучок иголок. Никакой анестезии, ничего. Все — исключительно манипуляции пустотами на меридианах и воздействие на ее ци. Я видел, как хирург взял скальпель и надрезал ей горло. Она же по-прежнему лежала с открытыми глазами и даже улыбалась. Не знаю, назовешь ли ты это мистикой или как-то иначе.
— Я бы назвал это довольно противным.
— В этом ты прав, конечно. — Эштон заметно повеселел.
— Тебе нужно поговорить с Чилли. Он знает толк в таких делах.
— Чилли?
— Это наставник моей подруги Миа. Он уже много лет ее сэнсэй. Вообще-то Миа тоже заинтересуется твоими идеями. Она бесконечно верит в ци — как и во всю философию, связанную с боевыми искусствами, которой научил ее Чилли.
— Согласен. Это заметно на ее занятиях.
— Ты видел, как она тренируется? — Ник искренне удивился.
— Я вчера забыл мобильник в «Скорпио». И прежде чем появиться в парке, заехал в спортзал, чтобы забрать его. Миа была там — тренировалась в одиночестве. Я не стал прерывать ее, только понаблюдал немного. Она очень, очень хороша.
Ник кивнул.
— Мать привела ее к Чилли, когда ей было шесть лет.
— Ее мать тоже занималась боевыми искусствами?
— Еще бы! Но она умерла несколько лет назад. Она и отец Миа — вместе.
— А что случилось?
Ник колебался. Вряд ли это было секретом, любой в «Скорпио» знал. Кроме того, об этом писали все газеты.
— Они разбились о камни.
Брови Эштона поползли вверх.
— Тумстоунинг. Это такой экстремальный спорт. Надо прыгать с высоких утесов в воду. С реально высоких утесов. Отец Миа был дайвером, и они с Молли делали это для забавы, — Ник качнул головой. — В тот день Молли решила не прыгать, так как течение было очень сильным. Хуан прыгнул один, но что-то пошло не так. Он не смог удержать достаточную дистанцию между собой и поверхностью скалы, и на обратном пути его ударило о камень. Когда Молли увидела, что произошло, она прыгнула за ним и попыталась вытащить его на берег. Вскрытие показало, что Хуан был жив после удара, просто потерял сознание из-за полученного повреждения, потому он не смог помочь Молли, когда она старалась спасти его. Течение утащило их обоих, и они утонули.
Некоторое время они снова молчали. Потом Эштон сказал:
— Это хорошая смерть.
— Что? — не понял Ник.
— Хотел бы ты скончаться, привязанный к трубочке, пуская слюни на подбородок, или лучше совершить что-то бесстрашное и жизнеутверждающее перед тем, как умереть в объятиях любимого человека?
«Это еще как посмотреть», — подумал Ник, удивляясь восторгу, прозвучавшему в голосе его собеседника.
Эштон взглянул на часы.
— Мне надо идти, — сказал он, — у меня встреча с агентом по недвижимости. Увидимся завтра утром в то же время?
— И снова полезем на холм?
— Конечно. — Эштон усмехнулся. — Ты вечером тренируешься с Джей Си?
— Нет, сегодня мы с Джей Си идем к Миа. Кстати… — Ник сделал паузу, — если ты свободен, почему бы тебе тоже не прийти? Раз в месяц Миа угощает нас у себя дома, это что-то вроде традиции. Все ребята из «Скорпио» будут там. Это даст тебе возможность познакомиться со многими.
— Было бы здорово.
— Она живет в том же доме, где находится ее студия. Ты уже знаешь, где это.
— Да, я там был.
— Вот и прекрасно. Приходи в любое время после восьми.
— Спасибо. Я буду рад снова увидеть Миа. Уж очень мне понравилась ее тренировка сегодня утром, — Эштон сделал паузу. — Она танцует…
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
КНИГА СВЕТА И ПРАХА ДЛЯ РОЗАЛИИ
XXXII
Прошлой ночью я наблюдал, как ты спишь, и видел миллион дум, отражающих твою сущность, реальных, точно галлюцинация, и чарующе-соблазнительных, какими бывают только сны. А сегодня утром я видел, как ты танцуешь. Это частично поэзия, а частично — смертельная сосредоточенность.
Ты светишься, пока я, со своим мумифицированным сердцем, наблюдаю за тобой из тени. У тебя есть то, что я украду.
Женщина. Ребенок. Ангел. Искусительница. Любить тебя — значит причинить тебе боль.
Чему нас учит Будда? Будда учит самоотречению. Будда учит смирять желания. Желание ведет к дуккха. Дуккха — это страдание, это ненасытная жажда, которую невозможно удовлетворить.
Но правдиво ли послание Будды? Ведь без желания нет энергии. А величайшее из желаний ведет нас от праха к свету.
Нет. Просто послание Будды неправильно интерпретируется. Мы обречены на неудачу не потому, что нас одолевают желания. Мы обречены на неудачу потому, что наши желания недостаточно сильны…
ПУТЬ: КРАСНАЯ НИТЬ ЯН
Темный свет: Dir. LU4 GB19, Frc: 8 Time: 10, SUs K9 PC2
Белый свет: Mas. GB 20
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Один из бойцов подключил свой айпод к музыкальной системе Миа, и голоса «Чики герлз» заполнили гостиную, усиленные динамиками.
Миа вздохнула. Она с нежностью относилась ко всем ребятам, но их музыкальные вкусы часто вызывали у нее ужас. Оки однажды выбежал на ринг под песню Чесни Хоукса«The One and Only».
Направляясь на кухню проверить пасту, Миа подумала, что интересно было бы узнать, выбрал ли уже для себя песню Ник. Выбор песни, сопровождающей твое появление, — очень важное дело. Бойцы часами решали, какая песня может лучше всего отразить их личное кредо или же напугать соперника до дрожи в коленках.
«Unbreakable» группы «Бон Джови» пользовалась наибольшей популярностью в кругу бойцов, как и «The Final Countdown» группы «Европа». С другой стороны, Билли, ударившийся в христианство, любил выходить на ринг под гимн «Amazing Grace».
«Но Билли — скорее исключение», — думала Миа, глядя на его покрытое веснушками лицо и по-детски наивные глаза.
Высокий и тощий, как жердь, он все еще жил с мамой. В вечер поединка Билли обычно появлялся на арене бледный как смерть, в халате, на котором были вышиты слова: «Иисус — наш Бог», висевшем бесформенной тряпкой на его худощавых плечах. Но потом он выходил на ринг и выбивал из своего противника дух.
Кэролайн, жена Тома Уильямса, много вытерпевшая на своем веку, пришла на кухню вслед за Миа.
— Чем-нибудь помочь, Миа? — спросила она.
— Нет, спасибо, Кэролайн.
Миа, стоявшая у плиты, бросила на нее взгляд через плечо.
— Как у вас дела?
У Тома через две недели должен был состояться поединок, для бедной Кэролайн это означало, что она должна стиснуть зубы и молиться о том, чтобы горькая чаша миновала их.
— Любимые трусы Тома сели в сушилке.
— Ой!
Миа знала, что Том был невероятно суеверен, особенно в преддверии поединка. Сам факт того, что он не сможет надеть свою любимую экипировку, выходя на ринг, был способен повергнуть его в глубочайшее отчаяние. Он соблюдал режим с аскетизмом, которому позавидовал бы самый строгий монах, и, как один из немногих бойцов-вегетарианцев, был помешан на диетах. Миа подумала, что вряд ли Том единственный, кто будет сегодня есть только пасту. Все бойцы были тщеславны, как модели, и очень следили за фигурой. Вот почему она готовила пасту из муки грубого помола, а в соусе не было ни капли сливок. И большинство парней в этот вечер откажутся от пива, а станут потягивать диетическую колу из банок.
— Представь себе, мне пришлось переехать в спальню для гостей. — Голос Кэролайн прервал ее размышления.
Миа искренне удивилась.
— Неужели ваши отношения с Томом столь плохи? — спросила она.
— Да нет. Просто Том не хочет искушений, — Кэролайн фыркнула. — Конечно, все это просто смешно. С его изнурительными тренировками я вполне могла бы разгуливать по дому нагишом, он бы и пальцем не пошевелил. А то, что он выгнал меня из кровати, так это только ради того, чтобы успокоить самого себя: мол, вот какой он молодец, соблюдает режим.
— Осталось потерпеть совсем немного, — улыбнулась Миа.
— Да уж. А знаешь, — Кэролайн заметно оживилась, — секс после поединка — это что-то! Весь тестостерон, весь адреналин, гормоны радости — все так и бурлит…
— Но только в том случае, если он одержит победу, — напомнила Миа.
— Это верно. — Кэролайн кивнула головой. — И как меня угораздило связаться с бойцом, никак не пойму. Для библиотекарши логичнее было бы втрескаться в кого-нибудь типа Вуди Аллена. Мне иногда кажется, что я как Франсуаза Саган. Ты знаешь, она писала, что любит, когда ее мужчины ведут себя по-мужски — решительно и как дети.
Оки просунул голову в дверь, взмахнув дредами.
— Девочки, привет! — Он обезоруживающе улыбнулся. — Там парни пухнут с голоду. Когда будет готова еда? До Рождества?
— Не остри, — Кэролайн запустила в него салфеткой, но Оки успел увернуться, он всегда гордился своей реакцией.
— Да уже почти готово. — Держа дуршлаг над раковиной, Миа спросила у Оки: — Как твое ребро? Лучше?
— Конечно. Ребро идет на поправку.
— Отлично. В таком случае ты можешь сделать кое-что полезное. Вот, — Миа указала на дуршлаг, — вылей-ка мне сюда пасту.
Взяв стопку мисок, Миа направилась в гостиную. Музыку уже выключили, но в комнате было шумно, так как все гости сгрудились перед телевизором и смотрели видеозапись, то издавая вскрики восторга, то постанывая от разочарования. Миа взглянула на экран. Это была старая запись поединка на закрытом ринге между Рэнди Кутюром и Педро Риццо.
— Вот это мужество, — Джей Си тыкал пальцем в экран, где Кутюр лежал на спине, но все еще пытался последним отчаянным ударом поразить Риццо, державшегося на ногах. — Нет даже мысли о том, чтобы отступить и сдаться.
— Возможно, мужество здесь и присутствует, но Рэнди не заслужил победу. Поделом ему.
К ней подошел Ник.
— Тебе помочь, Миа?
— Спасибо. Раздай посуду, — попросила она, — и скажи, пусть идут на кухню. У нас самообслуживание.
Когда Ник брал у нее миски, она заметила, что он едва сдерживает зевоту.
— Ты выглядишь усталым.
— Я просто выжатый лимон. Мой новый партнер по тренировке просто вывернул меня наизнанку сегодня утром.
При его словах ей вдруг вспомнились серые глаза, чувственный рот, сильные руки. А еще ощущение какой-то внутренней силы. При одной мысли об этом человеке у нее перехватило дух. Миа нахмурилась.
— Ты думаешь, это даст результат? — спросила она Ника. — Ну, занятия с ним.
— Если я останусь после них в живых, это даст отличный результат. Но я и не припомню, когда в последний раз был настолько измотан. — Он снова зевнул. — Давай, я разберусь с этими парнями.
Шум заметно стих, как только гости принялись за еду. Когда Миа наблюдала, как мужчины тыкают в миски вилками, наматывая на них макароны, она испытывала чувство удовлетворения. Она ощущала себя этакой матерью-медведицей, кормящей своих медвежат. Она давно знала каждого из этих людей, они были отличными ребятами. Они не вели гламурную жизнь высокооплачиваемых суперзвезд спорта, а работали полицейскими, пожарными, спортивными инструкторами, диджеями, в группе был даже один парикмахер. Но чем бы они ни занимались для того, чтобы оплачивать счета, какой бы суматошной и беспорядочной ни была их личная жизнь, спортивная дисциплина прочно поддерживала их. В доджо дружба была понятием реальным, а не каким-то отвлеченно-виртуальным. Здесь у тебя не было опции «выйти из системы», если ты устал. Тут надо было биться по-настоящему.
Вдруг внутри у нее все похолодело. Миа смотрела на группу спортсменов, и это было так, словно она созерцала их смеющиеся лица откуда-то с очень большого расстояния. Ей казалось, что звук их голосов доносится до нее точно издалека. Что-то витало в воздухе, что-то смертоносное, что-то угрожающее.
Она вдруг ощутила, что небольшое сообщество людей, собравшееся под желтым светом электрической лампы в ее гостиной, находится в опасности. Она не знала, что это может быть, но от адреналина, выделившегося в кровь, у нее слегка закружилась голова. Она стояла в окружении друзей, их шуток и смеха, не понимая, почему вдруг ее сердце стало биться, как отбойный молоток.
— Миа! — Голос Кэролайн вывел ее из ступора, и она подняла глаза. — По-моему, звонят в дверь. — Кэролайн ткнула пальцем в потолок.
Размышляя, кто бы это мог быть, Миа поднялась по лестнице. Ей все еще было не по себе. Бойцы знали, что пользоваться надо дверью, которая вела на кухню в цокольном этаже. Парадная дверь предназначалась по большей части для клиентов, но по вечерам понедельника студия не работала.
Первое, что она увидела, распахнув дверь, была орхидея. Он держал стеклянный горшок, из которого поднимался целый фонтан белых, похожих на мотыльков, цветков. Второе, что она увидела, были его глаза — эти холодные серые глаза с пристальным взглядом.
— Миа? Вы меня помните? Эдриан Эштон. Я заходил к вам в студию на днях. Я тренируюсь с Ником.
Так как она молчала, он продолжил:
— Ник пригласил меня прийти. Он сказал, что вы не будете возражать.
— Нет, конечно же не буду.
Он посмотрел на ее руку, которая преграждала вход.
— Извините, — она убрала руку, явно чувствуя смущение, — пожалуйста, проходите, Эдриан.
— Называйте меня просто Эш.
Переступив порог, он слегка задел ее, и на мгновение она ощутила близость его высокой фигуры и мощных плеч.
— Это вам. — Он протянул ей орхидею.
Миа взяла цветок и внимательно посмотрела на кремовые лепестки, испещренные тонкими, как паутина, прожилками. Это было очень красиво, но, рассматривая лепестки, она неожиданно ощутила какое-то отвращение.
— Спасибо.
Он стоял слишком близко. Эта близость заставила ее буквально затаить дыхание. И почему вдруг ее мутит от страха, словно она неопытная девочка-подросток. Она взяла себя в руки и постаралась выглядеть достойно.
— Очень мило с вашей стороны.
— Не стоит благодарности. — Его голос звучал серьезно, но глаза смеялись.
— Давайте спустимся. — Она указала на лестницу.
Все то время, пока они спускались по ступеням, она ощущала на себе его взгляд. Когда они вошли в гостиную, лицо Ника расплылось в улыбке.
— Эш. Давай я представлю тебя ребятам, — предложил он.
Миа смотрела, как Ник знакомил Эштона со всеми. Было любопытно наблюдать, с какой легкостью тот вливался в коллектив. Это было очень тесное сообщество, и, хотя все ребята обладали неплохим чувством юмора, они с трудом принимали к себе чужаков. Она предполагала, что прекрасные внешние данные Эша, его очевидное финансовое благополучие и искусная элегантность скорее оттолкнут их от него. Отнюдь.
У Ника тоже была подобная способность располагать к себе людей, но в его случае немалую роль играл тот факт, что все они были соседями, несмотря на его деньги и успех, которого он добился на профессиональной стезе. Они с Эшем были полными противоположностями. Ник — добродушный, спокойный, не склонный судить других — был приятным товарищем, с которым остальным ребятам нравилось проводить время. Миа всегда думала, что Ник — это как твой любимый свитер, за которым ты лезешь, как только становится прохладно. Эш — совершенно другое дело. С ним ты не будешь чувствовать себя так, словно знаешь его сто лет, но, без сомнения, его присутствие никогда не останется незамеченным. Она испытала его притягательность на себе и — что уж отрицать — была явно заинтригована этим человеком. Но почему же, когда она смотрела на него, у нее мурашки бежали по коже?
Теперь Ник и Эш стояли рядом, в стороне от общей группы. Эш что-то рассказывал, а Ник искренне смеялся. Затем Эш дотронулся до плеча Ника, и жест этот был коротким, но каким-то странно интимным. Было что-то дикое во всем этом. Двое мужчин смеются какой-то шутке, известной только им, склонив головы друг к другу, — так они и запечатлелись у нее в мозгу.
Она все так же пристально смотрела на них, когда услышала телефонный звонок в соседнем помещении. Когда она вошла на кухню, Оки уже взял трубку и что-то говорил. Он явно знал того, кто звонил.
— О, чувак, это паскудство. — Оки качал головой, что выглядело как выражение сочувствия. — И что, никто другой не может его заменить?
Последовала пауза. Оки слушал, что ему говорили на другом конце провода.
— Ну, приятель, что я могу тебе сказать? Пойди съешь стейк. Своди жену в кино. Что-нибудь в этом духе.
Опять пауза.
— Заходи в «Скорпио» в следующий раз, когда приедешь, договорились? В любом случае Миа здесь. Пока, приятель, еще раз соболезную. Вот лодырь.
Оки положил трубку.
— Это Джефф Карузерс, — сообщил он Миа, — его поединок отменили.
Она выхватила у него телефон.
— Джефф? Что случилось?
— Черт возьми, Миа. Парень просто смылся. За день до поединка. Сказал, знает, мол, что не пройдет взвешивание перед поединком, так что решил не появляться вовсе. Проклятый недоносок. — В голосе Джеффа слышался надрыв. — Двенадцать недель. Двенадцать проклятых недель тренировки — и все псу под хвост!
— Джефф, мне очень жаль, — сказала она.
Это в самом деле было так. Для бойца сорваться на последнем этапе тренировок — хуже не придумаешь. И уже слишком поздно искать замену, а это значит, что все титанические усилия, затраченные Джеффом на подготовку, действительно пойдут прахом, не говоря уже о психологическом настрое, который тоже теперь никому не нужен. Джефф сейчас на пике формы, но он не сможет еще несколько недель продолжать изнурительные тренировки и поддерживать боевой вес до того момента, когда найдется новый противник. Он вынужден будет вернуться к своему «крейсерскому» весу, отдохнуть, а потом начать все заново. Джефф работал компьютерным инженером в компании, занимающейся защитой информации. И она знала, что он договорился поработать во время школьных каникул в обмен на отпуск для подготовки к поединку. Это большая жертва для отца троих детей, которые только и ждут, когда придет время отправиться на пляж.
— Правда, очень жаль, — повторила Миа.
Но на этот раз она знала, что говорит неправду. Она сочувствовала Джеффу, но не могла также избавиться от чувства облегчения. Только в этот момент она вдруг поняла, как сильно испугала ее гибель Валентайна. Если Джефф не будет драться, а Оки все еще не в кондиции, она может расслабиться.
— Я звоню только для того, чтобы сообщить тебе, Миа. Никаких выходов на ту сторону, никаких снов обо мне нынче ночью. Ты можешь спать спокойно.
— Ты тоже, Джефф, — ответила она. — Плюнь на все это, договорились?
— Да, — теперь в его голосе сквозила усталость, — я постараюсь.
В гостиной, куда она вернулась, каждый считал своим долгом высказаться в адрес бывшего противника Джеффа.
— Это никуда не годится. Его должны дисквалифицировать на месяцы.
— Да подвесить его за яйца…
Ник подошел к ней.
— Думаю, мне пора, дорогая. Завтра у меня назначена встреча с мастером пыток. — Он кивнул на Эша, который подошел к ним и слушал с насмешливым выражением лица.
— Хорошо, удачи. — Она поцеловала его в щеку.
— Я тоже удаляюсь, — сказал Эш.
— Спасибо, что зашли. — Она взглянула ему в глаза и быстро отвела взор.
Он явно медлил.
— Можно заглянуть к вам на этой неделе? — спросил он. — Я бы хотел обсудить татуировку, которая пришла мне на ум.
— Да, конечно. Заходите или позвоните мне.
— Обязательно.
Она смотрела, как двое мужчин шли по двору. Желтый свет струился из-за ее спины и прорезал темноту, создавая длинные тени, которые двигались вслед за ними. Два темных силуэта — сначала совершенно четко разделенные — постепенно смешались и слились в один, когда они стали подниматься по ступеням.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Он размышлял, мог ли этот боец, чей поединок отменили, находиться под ее покровительством. Похоже на то. А это значит, что в ближайшее время она не станет выходить за пределы бытия, что очень жаль, конечно. Хранительница, переступающая невидимую грань, — невозможно представить что-либо более волнующее и манящее.
Но должен быть еще один боец, которого она защищает, нужно только выяснить — кто. И когда она выйдет за грань сущего ради этого человека, он должен знать об этом, чтобы сразу последовать за ней.
Он повернулся к Нику — тот говорил по мобильному телефону. Странно, что покровительство Миа не распространяется на него. Он недоумевал: почему? Ведь они очень близки, это сразу заметно.
Они с Ником только что закончили очередной цикл упражнений, и волосы у того были липкими от пота. Но глаза его выражали сосредоточенность, а голос звучал решительно. Из того, что ему удалось подслушать со стороны Ника, он понял, что кто-то предложил тому выкупить «Кайм». Весьма выгодное предложение, во всяком случае, судя по разговору.
Ник его удивлял. Это был человек, который добился в жизни весьма заметного профессионального успеха. Многие толковые ребята из местных ждут не дождутся, когда смогут уехать подальше от родимых пенат, и стремятся наполнить свою жизнь всевозможными атрибутами успеха. Но только не Ник. Этот путешествовал налегке.
Ник захлопнул мобильник и сунул его в карман шорт.
— Извини.
— Я не мог не услышать. Ты думаешь о том, чтобы продать «Кайм»?
— Это хорошее предложение. — Ник вздохнул. — Мне необходимо обсудить его с акционерами. Но главный акционер — это я, и я думаю рекомендовать нам отказаться от продажи.
— Почему?
— Для меня это отличная забава. — Ник неожиданно улыбнулся, сверкнув белыми зубами на загорелом лице. — Когда я перестану получать удовольствие от «Кайма», тогда мы его предложим кому-нибудь.
— Ты и в поединках перестанешь участвовать тогда же? Когда это больше не будет доставлять тебе удовольствие?
Ник уже было отвернулся от него, но, услышав эти слова, остановился.
— Нет, поединки не забава, — возразил он.
— Разве нет?
— Нет.
— Тогда зачем они?
Ник пожал плечами.
— А как насчет смерти?
— А что насчет смерти? — Ник вдруг насторожился.
— Ты думаешь об этом? Когда выходишь на ринг?
— Нет, когда выхожу на ринг, то нет.
Он смотрел, как Ник наклонился, чтобы поднять с травы свою скомканную тренировочную майку. Много лет назад он проходил практику как молодой врач и изучал снимок головного мозга боксера, который погиб во время боя. Мозг, присоединенный к черепной коробке кровеносными сосудами, странным образом изменился в момент нокаутирующего удара. Сосуды оборвались, и как-то несуразно накренившийся мозг болтался из стороны в сторону внутри черепа, а кровь потоком заполняла пустоты. Все было осложнено еще и тем, что в стремлении любой ценой поддерживать вес боец довел свой организм до такой степени обезвоживания, что спинномозговой жидкости оказалось недостаточно, чтобы защитить мозг.
Он вспомнил, как смотрел на снимок — на бесплотные, почти призрачные образы, плавающие в его глубинах, — три фунта тканей и крови, а еще мрачные сны и жгучее желание. Мозг — несомненно скучающий, несомненно унылый, но неустанный в поисках сильных раздражителей, на которые бы он мог осознанно реагировать. У него еще мелькнула тогда мысль, как это странно, что именно на пороге смерти человек ощущает наибольшую полноту жизни.
Голова Ника вынырнула из майки.
— Ну, я пошел, — сказал он. — Увидимся завтра?
— До завтра.
Он проследил, как Ник пересек улицу, направляясь к своей машине, и подумал, как все неожиданно переменилось теперь. Вначале он разыскал этого человека исключительно потому, что ему стало известно о его дружбе с Миа. В конце концов, если он станет другом Нику, Миа тоже примет его. Но с тех пор его интерес к Нику стал намного глубже. Когда их впервые представили друг другу, он подумал, что Ник — всего лишь еще один «воскресный» боец. Без неуемных амбиций, без особого таланта. Но он очень быстро осознал, что за благодушной наружностью его нового знакомого скрывается железная воля и большое мужество. Этот парень был воином.
Ник обладал тем, что было ему нужно. И он решил похитить это.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Проходя мимо стола Флеша, Ник задержался.
— Что за черт?
— Скажи, симпатично? Как думаешь — топик с открытым животом или футболка? — Флеш смотрел на него в ожидании его авторитетного мнения.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
— Одеваю Дезире.
— Ты играешь в куклы?
Ник уставился на экран компьютера, не веря собственным глазам.
На аватаре была изображена сидящая на стульчике длинноногая девочка с хвостиками и глазами Бэмби.
Кукла была обнажена до талии, и, судя по бюсту, Дезире была, как поется в одной из песен Бритни, «еще не женщина, но уже и не девочка».
— Лучше топ, я думаю. — Пальцы Флеша забарабанили по клавиатуре. — А может, ей еще пирсинг в животе сделать?
Флеш нажал еще несколько кнопок на клавиатуре, и Дезире неожиданно приобрела весьма респектабельный вид. С благодарностью она послала «благодетелю» воздушный поцелуй.
— Нет, серьезно, что это такое?
— Это новая социальная сеть, созданная моим другом. Немного напоминает «Сайворлд», скажи? Тебе нужно туда заглянуть — очень прикольный сайт. Смотри, я построил свою комнату. Дезире — моя соседка. А вот мой профайл.
Ник скосил глаза на экран.
— Я смотрю, ты занимаешься банджи-джампингом в свободное время.
— Если ты прочтешь дальше, то увидишь, что я также знаю, кто убил Тупака. — Флеш сделал глоток колы. — Если хочешь, я и тебе сооружу комнатку. Только скажи, в каком стиле ее сделать. А если попросишь меня очень хорошо, я даже разрешу тебе поиграть с Дезире. Все мои друзья могут играть с ней.
— Ты извращенец.
Флеш как-то вяло махнул рукой.
— А почему ты весь потный, кстати? — спросил он.
— Потому что я тренировался, вместо того чтобы просиживать штаны перед монитором.
— Я думал, что перед тем, как прийти сюда, ты принимаешь душ.
— Я принимал.
Ник потрогал лоб. Тот был влажный. Он опять вспотел, несмотря на то, что заставил себя влезть под холодную воду после серии пыток, которую устроил ему Эштон. Возможно, это был отсроченный шок. Но что удивляло — даже забавляло его, — он отчаянно хотел произвести впечатление на этого человека. Хотя добиваться, чтобы его погладили по головке, в общем-то, было не в его стиле.
Преодолевая боль, Ник уселся за рабочий стол и быстро просмотрел форум. Как он и ожидал, было новое сообщение от Стрекозы. Парень явно становился одним из наиболее «плодовитых» участником форума, и хотя его послания были довольно странными, Ник поймал себя на том, что начинает отслеживать их. У человека был весьма любопытный взгляд на вещи по меньшей мере.
Что такое поистине великий боец? Тот ли это боец, который не знает поражений? Или это умный боец, который владеет дальним ударом и прекрасно работает ногами, что позволяет ему избегать травм?
Или же это тот боец, который принимает удары? Боец, который движется вперед, не боясь того, что ждет его, — кто не заботится о том, что может проиграть. Кто снова и снова покидает свой угол, пока не достигнет кровавой победы или не будет повержен и не захлебнется в своей собственной крови.
Великий бой — это тот, который ведет умелый боец. Любой чемпион достоин восхищения. Но великий боец — это боец, обладающий качеством, которое трудно определить, качеством, которое найдется не у всех. Он обладает мужеством.
«Что ж, тут со Стрекозой не поспоришь, — подумал Ник. — Мужество либо есть, либо его нет».
Он вышел с сайта и, повернувшись на стуле, открыл нижний ящик стола. Он больше не собирался сидеть на «Кайме» сегодня. Он успел вовремя запостить новые приключения Рика Кобры, а больше ничего срочного не наблюдалось. Это означало, что он наконец-то может сосредоточиться на информации, которую дал ему Ли, — ее надо проверить.
Покопавшись в ящике, он нашел газету, где были напечатаны имена четырех погибших бойцов. Положив газету рядом с компьютером, он ввел имя первого из них в систему поиска.
В течение следующего часа Ник блуждал по Интернету, переходя от ссылки к ссылке. Как он и ожидал, все эти парни были скромными бойцами «выходного дня» — как Валентайн. На момент смерти ни один из них не имел ни серьезных травм, ни каких-либо необнаруженных заболеваний. Но больше ничего общего между ними Ник не обнаружил. Жили они в разных частях Соединенного Королевства, дрались в разных залах. Первый боец погиб пять лет назад, последний — если не считать Валентайна — всего за год до него. Один был боксером, два других занимались кикбоксингом. Валентайн практиковал тайский бокс. Пятый же боец, Билл Мьюзо, занимался боями без правил. Один умер через день после того, как завершил поединок. Трое других — спустя два дня, а Валентайна смерть настигла через три дня после того, как он вышел на ринг. Один из бойцов свой бой проиграл, один — свел к ничьей, а трое, включая Валентайна, поединки выиграли. Единственный общий знаменатель — это сам бой. Все эти мужчины умерли спустя один или несколько дней после поединка. И, несмотря на все признаки, которые могли бы свидетельствовать об обратном, ответ на вопрос о причине их смерти надо искать на ринге.
Сняв телефонную трубку, он набрал справочную. Ему нужно было поговорить с женой Валентайна, но он не хотел спрашивать номер ее телефона у Миа. Какой смысл расстраивать ее притянутыми за уши теориями.
Ник никогда не встречался с женой Валентайна. Он никогда не разговаривал с ней и не имел представления, о чем, собственно, намеревался спросить ее.
«Не думаете ли вы, что кто-то мог убить вашего мужа?» — не очень-то располагающее начало беседы.
Однако, представившись ей, он понял, что все намного проще, чем можно было ожидать. Она без проблем приняла его объяснение, что они с Валентайном дружили с детства, поблагодарила его, когда он выразил ей соболезнования, и сама начала разговор о Валентайне. Собственно говоря, она едва успевала переводить дух. Поток слов, обрушившийся на него, заставил его осознать, как она одинока.
— Здесь, в Ливерпуле, нет никого, кто бы знал его, когда он был маленьким, — сказала она с сожалением. — Приятно поговорить с кем-то, кто был знаком с ним прежде.
— А ему нравилось в Ливерпуле?
— Да. Но он скучал по Лондону. Ему не хватало «Скорпио» и поединков. Вы знаете, что он бросил ринг? Ну, перед тем последним боем.
— Да, я знаю. Одна общая знакомая говорила мне. Возможно, вы знаете ее. Миа Локхарт.
— Миа? Вы друг Миа?
Стоп. Что-то пошло не так. Интонация ее голоса резко переменилась от дружеского расположения к явной враждебности.
— Ну, — постарался он оправдаться, — мы же все жили по соседству и выросли вместе, вы знаете, наверное. Миа, Валентайн и я. Наши дома стояли — рукой подать. И я знаю, что Миа всегда очень интересовалась его спортивной карьерой.
— Интересовалась? — переспросила она. — Что же, можно это назвать и так, конечно. Но Валентайн уж очень зависел от этой женщины.
«От этой женщины»? О нет. Неужели Миа и Валентайн…
Но Эмми, видимо, поняла, какое впечатление произвели ее слова, и быстро продолжила:
— Позвольте, я объясню. У моего мужа ничего с ней не было. Валентайн никогда бы на это не пошел. Но, вы знаете, она нашла способ пролезть в его жизнь.
«Нет, — подумал Ник, — я не знаю».
В эту минуту он почувствовал себя посторонним.
— По счастью, — продолжала Эмми, — я была здесь не единственной, кто думал, что пора ему разорвать эту пуповину. Он не мог просто обвинить меня в том, что я разыгрываю ревнивую жену.
Где-то в доме заплакал ребенок.
— Ох, простите, — сказала она, спохватившись, — мне надо идти.
— Да, я понимаю, — задумчиво ответил Ник. — Спасибо, что поговорили со мной.
— Мне это доставило радость. — Ее голос стал тихим и очень грустным.
Прежде чем повесить трубку, она призналась:
— Мне даже не с кем поговорить о нем, понимаете?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Кровь у Арта текла очень сильно. Миа была зла на себя. Она могла догадаться с самого начала, что парень пьян. Он пришел в студию воинственно настроенный, и от него несло «Листерином». Обычно это бы ее насторожило, и она бы не приблизила к нему «Анжелику» ни на йоту. Алкоголь в крови может спровоцировать обильное кровотечение, а работать в таких условиях для мастера татуировки очень трудно. Но почему-то она не заметила признаков того, что парень накачался, а теперь уже было поздно. Промокнув кровавые подтеки бумажным полотенцем, она снова включила машинку.
— Миа…
Миа подняла глаза. Лайза стояла на пороге, держа сумку под мышкой. Слегка склонив голову, она дала понять, что хочет поговорить наедине. Миа выпрямилась на стуле.
— Я сейчас приду, — сказала она и, сдернув перчатки, вышла, оставив Арта созерцать потолок наедине с собой.
— Ты домой? — спросила она Лайзу, выйдя за дверь.
— Я встречаюсь с Руфусом у кинотеатра. У нас билеты на последний сеанс. Но мне не хочется оставлять тебя с этим парнем.
— Все будет нормально. Я почти закончила.
— Я не знаю, Миа, но у меня какое-то нехорошее предчувствие. Он — опасный мужик, уголовник.
Лайза намекала на то, что у Арта были татуировки на руках и на сгибах пальцев, сделанные шариковой ручкой. Это был явный признак того, что нанесли их ему в тюрьме. Но если бы они с Лайзой отказывали каждому парню, отмотавшему срок, — потеряли бы значительную часть клиентов.
— Со мной все будет в порядке. — Миа ободряюще кивнула головой. — Ты можешь идти развлекаться. Давай.
Она помахала Лайзе рукой, когда та вышла за калитку.
Вернувшись обратно в комнату, она увидела, что Арт сидит, вытянувшись в струнку, и рассматривает свою грудь.
— Что за хрень ты мне здесь наделала? — Он ткнул себя в плечо похожим на обрубок указательным пальцем.
Краска смешалась с кровью, и вместо четко очерченной татуировки получилась клякса, похожая на неумелый детский рисунок. Миа присела на корточки и вытащила из нижнего ящика передвижного столика новую пару перчаток.
— Не надо паниковать, — сказала она, не оборачиваясь, — это только на поверхности. Все, что мне нужно сейчас сделать, — убрать излишки краски и крови. Почему бы вам снова не прилечь?
Она улыбнулась ему в надежде, что это его успокоит, а потом снова склонилась над ящиком. Очень глупо с ее стороны было поворачиваться к нему спиной. С поразительной скоростью он сорвался со стула и, оказавшись сзади, ударил ее головой о тележку.
— Не ври мне, сука!
Боль, которую она ощутила, стукнувшись лбом об острый край своего столика, была сильной и резкой. Когда он толкнул ее, она сидела на корточках и от удара потеряла равновесие. Как только она упала на бок, он сильно пнул ее ногой и бросил на пол лицом вниз. В следующий момент он уперся коленом ей в спину и схватил ее за волосы.
Неожиданность нападения словно оглушила ее. Она сопротивлялась и отталкивалась руками, стараясь вырваться из-под него, но он был очень тяжелый. Тогда она забросила одну руку назад и схватила его за руку, впившись ногтями в мягкую кожу на запястье. В ответ он так резко рванул ее за волосы, что чуть не свернул ей шею, отчего у нее на глаза навернулись слезы. Охватив свободной рукой ее горло, он сжал его. Конечно, ему было не очень удобно, но он был настолько силен, что скоро перед ее глазами вспышки света смешались с темными пятнами, мутнея. Она даже не могла вскрикнуть. Она надеялась, что он повернет ее к себе — тогда у нее бы появилось куда больше возможностей для маневров, она могла бы ударить его коленом или локтем, или хлопнуть его по носу ладонью, или выцарапать глаза. Но он явно дожидался, пока она отключится.
И казалось, это вот-вот случится. В ушах у нее зашумело, она чувствовала, что куда-то проваливается…
Но вдруг давление на горло прекратилось, и тяжесть, давившая ей на спину, исчезла. Арт издал какой-то странный блеющий звук. Так быстро, как только могла, Миа бросилась от него прочь, уползая на руках, точно змея. Достигнув стены, она, затаив дыхание, обернулась. Приподнявшись на локтях, она, не веря своим глазам, уставилась на сцену, которая открылась перед ней.
Арт стоял прямо, но ноги его вздрагивали. Голова низко висела, так что подбородок касался груди, он тяжело дышал — глубокими, ужасными всхлипами, — как будто ему отчаянно не хватало воздуха. За его спиной стоял Эдриан Эштон. Он держал руку Арта, вывернув ее за спину. Эштон посмотрел на нее.
— Хотите, чтобы я вызвал полицию?
Она мгновение колебалась. Потом покачала головой.
— Нет, не нужно.
— Уверены?
Она утвердительно кивнула.
Эштон схватил Арта за плечо и потащил его к выходу. Доведя до двери, он толкнул его в спину и выставил на улицу. Когда он закрыл за Артом дверь, Миа уже поднялась на ноги.
— Ушел? — спросила она.
— Ушел.
— С ним все в порядке?
— Наверняка. Ну, пропоносится в ближайшие часов двенадцать, но не более того.
Она посмотрела на него с сомнением. Не то чтобы ей не нравилась мысль о том, что в ближайшее время Арт не слезет с горшка, но парень выглядел так, словно вот-вот скончается. И эти звуки, которые он издавал…
— А что вы с ним сделали?
— Я соединил зажим запястья с нажимом на точку дим чинг на его предплечье. Это очень больно, человек начинает задыхаться, его ноги немеют, — улыбнулся он, — а потом возникают проблемы с желудком.
— Но вы уверены, что ничего страшного с ним не случится?
— Не волнуйтесь, Миа. Это техника поражения уязвимых точек, которой обучают в полиции Токио. Она отлично работает, но совершенно безвредна.
Она вдруг почувствовала, что у нее нестерпимо болит горло. Она закашлялась, чувствуя жжение. Он подошел к ней, лицо его было сосредоточенно.
— Что сейчас гораздо важнее — в порядке ли вы, Миа?
— Со мной все хорошо.
Если под «хорошо» понимать приступ тошноты и озноб. Она начала ощупывать голову в поисках лысин. Ей казалось, что этот козел вырвал у нее целые клоки волос.
— Почему вы не хотите, чтобы я позвонил в полицию?
— Мне не нужна огласка. Представьте, сколько клиентов решатся прийти ко мне, если этот парень начнет болтать в газетах, что он разозлился на меня потому, что я сделала ему плохую татуировку.
— Так и было?
Она выразительно на него посмотрела. Он усмехнулся.
— Ну хорошо. Но вы не можете обижаться на меня за этот вопрос. Ведь я пришел сюда сегодня, чтобы дать вам работу, мисс Локхарт. Но мы поговорим об этом позже. Сейчас неподходящий момент.
— Нет, отчего же.
На ватных ногах она направилась к рабочей кушетке.
— Вы здесь. Давайте поговорим. Что вы придумали?
Несколько мгновений он пристально смотрел на нее.
— Пару лет назад, — начал он, — я посетил монастырь Ват Пхо в Бангкоке. Там я обнаружил группу монахов, которые делали гостям татуировки. Эти татуировки должны были обеспечить защиту тем, кто их носил, помочь им успешней осуществить их путешествие по жизни. Я надеюсь, мы сможем сделать нечто подобное — нечто уникальное и эксклюзивное.
— А почему вы не попросили одного из тех монахов сделать вам такую татуировку, когда представлялся случай? Они мастера боди-арта.
— Мысль о том, что какой-то мускулистый монах будет атаковать меня трехфутовой палочкой для еды, как-то не привлекала. И потом, я все-таки вполне западный человек и полон соответствующих предрассудков — мне нужно быть уверенным в том, что инструмент должным образом простерилизован.
— А что, по-вашему, вам даст эта татуировка?
— Защиту, что же еще? — Его голос сделался почти прозрачным.
— Защита зависит от человека, который делает татуировку, а не от самого рисунка. Смотрите. — Она указала на эскиз, который висел на одной из стен студии.
Это была мандала, наполненная очень тонкими фигурками.
— Это тоже защитная татуировка, — продолжала Миа, — она выглядит привлекательно, и все символы на ней исполнены значения. Но на самом деле с таким же успехом вместо мандалы можно изобразить Дональда Дака. Все зависит от намерений человека, который делает татуировку, — от его личной энергетики. Не от татуировки. Символы сами по себе не имеют никакого значения, если за ними нет смысла.
— И что?
— Я не монах, Эдриан.
Он прикоснулся к символам Усуи, нарисованным вокруг ее запястья.
— Нет, но ты практикуешь Рейки. Ты исцеляешь своей энергией. — Он перешел на «ты».
Она отдернула руку, чувствуя, как ее охватывает раздражение.
— Татуировки могут лгать… так же, как люди. История тату полна рассказов о символах, которые приносили проклятие и неудачу.
— Я полагаю, что могу довериться тебе. — Он едва заметно улыбнулся.
Она внимательно посмотрела на него, явно сбитая с толку.
— Ты — ученый, врач, — она тоже перешла на «ты», — и ты говоришь мне об исцелении. Еще и не лекарствами, а энергией. Мне кажется, что это…
— Что?
— Это… удивительно, — добавила она, запнувшись.
— Прекрасно. Я ненавижу быть предсказуемым.
Неожиданно Миа почувствовала, что смертельно устала. Только теперь она осознала, как сильно болит ушибленный лоб.
— Может быть, поговорим об этом в следующий раз? А то после всего, что случилось…
— Безусловно. А сейчас я, пожалуй, сделаю тебе чай. Очень сладкий. У тебя шок.
— Да нет, со мной правда все отлично.
— Сама же сказала, что я врач. Ты должна меня слушаться. Давай-ка. — Он аккуратно взял ее под локоть и повел к двери. — Идем. Кухня у тебя внизу, правильно?
В кухне он настоял, чтобы она села. Не спрашивая разрешения, он открыл холодильник.
— У тебя есть лед?
— Лед? Нет, льда нет.
Он открыл морозильную камеру и заглянул внутрь.
— Ладно, ничего страшного. Это тоже сойдет.
Он достал пакет замороженной брюссельской капусты и завернул его в полотенце.
— Вот. Приложи это ко лбу, пока я завариваю чай.
Она прислонила капусту к ушибленному месту и наблюдала за тем, как он наполнил чайник водой и достал из буфета две кружки. Его движения были точными и изящными. Это странно расслабляло — забыть о контроле и все просто предоставить ему.
— Чай? — Он быстро взглянул на нее через плечо.
— Вон там, в банке.
Он налил ей чай и не только положил сахар в кружку, но даже размешал его, пока нес, как поступают с маленькими детьми или тяжелобольными. В обычных обстоятельствах это могло бы показаться излишним, но в данный момент воспринималось как забота.
— Спасибо.
Она положила пакет с капустой на стол и взяла кружку, наслаждаясь теплом, разлившимся между пальцами.
— А это еще кто?
Она быстро подняла глаза. Он указывал в сторону окна.
— А это Свитпи.
Он подошел к занавеске и подсунул палец под брюшко Свитпи.
— Она не хочет идти ко мне.
— Она не такая. Сначала тебе придется завоевать ее доверие.
— Тогда продолжим знакомство. — Он осторожно потрогал спинной гребешок Свитпи.
— Где ты ее нашла?
— Я всю жизнь держу хамелеонов. Мама подарила мне мою первую Свитпи, когда мне было десять лет.
— Крутая мама. Моя подарила мне золотую рыбку.
— Свитпи — мой третий хамелеон. Ты знаешь, они живут не так долго.
Он вернулся к столу и сел рядом с ней.
— Есть африканская легенда, — произнес он, — согласно которой боги планировали подарить хамелеону вечную жизнь.
— Но?
— Но хамелеон упустил свой шанс. Он был слишком медленным и опоздал. Боги оскорбились и ушли.
— Это очень грустная легенда.
— Как и большинство легенд.
Помешивая чай, он смотрел в чашку и слегка хмурился. Длинные ресницы скрывали выражение его глаз. Он действительно был очень красив. Ей всегда казалось, что маленькие изъяны необходимы для того, чтобы красота не казалась приторной, но черты лица этого человека были настолько совершенными, что вряд ли что-то могло сделать его еще более привлекательным. К тому же Эдриан Эштон мог быть кем угодно, только не слащавым нарциссом. Изгиб его рта выражал осязаемую чувственность, а в глазах ясно угадывались недюжинный ум и способности. У него была изумительная для мужчины кожа. Она плотно обтягивала выступающие скулы — гладкая, с незаметными порами, буквально сияющая здоровьем.
Встречаясь с ним до этого, она чувствовала в нем нечто, что заставляло ее относиться к нему с опаской. Она не могла бы объяснить и самой себе, что это было.
Возможно, тому виной почти физическое ощущение исходившей от него брутальной энергии — словно в глубине его натуры скрывался некий источник взрывоопасной силы. Тот факт, что его движения всегда были размеренны и поражали мягкостью, только еще больше подчеркивал это его качество. Однако сегодня вечером его особенности показались ей даже привлекательными. Кроме того, она посчитала, что нужно более дружелюбно относиться к человеку, который только что спас ее, словно рыцарь из сказки. Она отодвинула кружку.
— Хорошо, я сделаю, что ты просишь. Я сделаю тебе татуировку.
Он быстро вскинул глаза.
— Правда?
— Да.
— Отлично. — В его голосе слышалось искреннее ликование. — Это будет настоящее приключение — моя первая татуировка.
— У тебя уже есть конкретная задумка?
— Да. Но я расскажу тебе о ней позже. А теперь, я думаю, тебе нужно поспать. Ты выглядишь измотанной.
— Я провожу тебя.
Ночной воздух был теплым и почти прозрачным. Свет из кухни освещал двор, разрывая темноту оранжевыми проблесками. Она протянула ему руку на прощание.
— Спасибо, что зашел.
— В нужное время и в нужное место.
Он сделал вид, что не заметил протянутую ему руку, и коротко поцеловал ее в лоб, прикосновение его губ было нежным.
— Похоже, будет шишка, — заметил он.
— Неважный из меня боец, — вздохнула она.
— Поединок поединку рознь, Миа, — возразил он, — то, чем ты занимаешься в доджо, — это как вода из родника, чистое искусство. А на улице — там совсем другое дело.
— Но это случилось не на улице, это случилось у меня дома.
— Собственный дом часто бывает наиболее опасным местом, потому что здесь мы чувствуем себя защищенными. Мы расслабляемся и теряем бдительность.
— Наверное.
— Ты испугалась?
Она на мгновение задумалась.
— Нет, все произошло слишком быстро. Страх — это предчувствие того, что должно произойти, а не само событие.
— Да, похоже на то, ты права.
Она смотрела, как он пересекает двор. Поставив ногу на первую ступеньку лестницы, которая должна была вывести его на улицу, он обернулся и посмотрел на нее, стоявшую в дверном проеме.
— Спокойной ночи, Миа. И сладких снов. Ты их заслужила.