… Столкнувшись наконец-то с тренером, который мне доверял, я не хотел резких переменен. Вероятно, Жандюпе увидел во мне что-то такое, что в свое время смогли рассмотреть сначала Романцев, а потом Бесков. Он понял, что нет нужды зажимать меня в тактические рамки.
К моменту ухода из «Бенфики» у меня накопилась огромная обида на «злодейку-судьбу». Я задавался вопросами и никак не мог понять: почему все эти неурядицы происходят со мной? Что я в жизни делаю неправильно? Почему мне так не везет? Почему у всех моих друзей карьера складывается как надо, а у меня все наперекосяк? В тот момент, когда появился вариант с «Каном», мне уже было все равно, куда ехать, — лишь бы играть — так я натерпелся в этой треклятой «Бенфике». Параллельно на меня выходили голландцы, но я решился на переход в «Кан», потому что почувствовал — я реально нужен этой команде. Хотя до приезда во Францию ничего о ней не знал.
Изначально Франция мне очень понравилась. Я всегда любил порядок, чистоту, и эта страна по сравнению с Португалией отличалась в лучшую сторону. Но это было лишь первое впечатление. Многие знают эту страну только по картинкам и живут фразой: «Увидеть Париж и умереть!» Мол, это предел совершенства, и лучше быть ничего не может. Но меня со временем жизнь во Франции стала напрягать. Люди в этой стране очень закрыты. Пожив и в Португалии, и в Испании, я могу сравнивать. Пусть там не так стерильно на улицах, как во Франции,
а местами просто грязно, зато люди приветливые, общительные. Мне же иногда хотелось почувствовать себя русским: крикнуть, плюнуть, ругнуться. Во Франции не так-то просто было найти контакт, и это меня порой меня очень сильно угнетало.
Не очень нравились и определенные порядки, установленные в моем новом клубе. К примеру, на завтрак надо было приходить в полдевятого, и не позже. Я всегда недоумевал: почему мы все обязаны спускаться в столовую именно в это время? Почему нельзя прийти на час попозже? В принципе дисциплина — это правильно. Но зачем устраивать завтрак так рано?
Чтобы показать абсурдность этого решения, я порой специально — только для галочки — спускался вниз и садился перед тренером с закрытыми глазами. Проходило две минуты, я вставал, говорил: «Чао!» — и опять шел в номер спать. Моих партнеров по команде это очень забавляло. Но как я еще мог выразить свое несогласие?
Конечно, после Португалии, где я постоянно общался с Юраном и Кульковым, во Франции на первых порах мне было одиноко. Вдобавок я не знал языка. На тренировках поначалу обходился с помощью жестов, но на установках мне ничего не оставалось, кроме как сидеть и смотреть, что тренер рисует на своей доске. По приезде во Францию мне, правда, выделили учительницу. Но она не знала русского. И пыталась научить меня французскому с помощью картинок. Но потом я понял, что это бессмысленно, и решил отказаться от ее услуг. Учил язык постепенно, самостоятельно. Хотя давался он мне гораздо сложнее, чем португальский.
Как скрашивал недостаток общения? Общался в основном с футболистами, с партнерами по команде. Впрочем, в «Кане» я пробыл всего пять месяцев, а потом вместе с тренером моей команды перебрался в Страсбург.
Понятно, что «Кан» не был тем клубом, который устраивал меня целиком и полностью. Но он давал то, чего лишила «Бенфика» — игровую практику, и уже за одно это я был благодарен французам. Мне тогда нужны были три вещи: поле, мяч и ворота.
Когда я пришел в «Кан», он шел на предпоследнем, девятнадцатом, месте, а закончил чемпионат на четырнадцатом. До сих пор помню, как мы обыграли со счетом 1:0 великий тогда «Марсель» с самим Папеном. Единственный гол забил я, замкнув в одно касание подачу с левого фланга, В городе был праздник. «Марсель» до встречи с нами два месяца никому не уступал, а со скромным «Каном» совладать не смог. Дома во втором круге нас вообще никто не мог победить. По-моему, мы всего один матч проиграли. Я же ходил в самых настоящих героях — причем с самой первой игры за «Кан», когда команда победила благодаря моему голу. За четыре тура до конца чемпионата я получил травму — дернул заднюю поверхность бедра. Однако у «Кана» к тому моменту уже имелся запас прочности, и он без труда сохранил за собой прописку в элитном дивизионе.
Кстати, по именам коллектив у нас был не такой уж и плохой. В воротах — Ришар Дютруэль, который потом поиграл в «Сельте» и «Барселоне». В полузащите — Бенуа Коэ, который вслед за этим перебрался в «Марсель», а через какое-то время — в миланский «Интер», где провел четыре сезона. На острие атаки — Паскаль Нума, имя которого стало известно широкому кругу болельщиков благодаря его последующему выступлению в ПСЖ.
Мой приход в «Кан» дал этой команде новый импульс. Своим примером я заставлял партнеров биться только за победу.
— Почему вы порой выглядите такими обреченными? — спрашивал я на ломаном французском игроков «Кана». — Почему так легко свыкаетесь с поражениями? Я, например, с детства не люблю проигрывать. На поле всегда нужно выходить с жаждой победы.
В первые недели пребывания в «Кане» от меня исходила кипучая энергия. Я бегал, кричал на партнеров:
— Какая разница, кто нам противостоит? Надо играть с мыслью, что этого соперника мы обязательно побьем!
И команда завелась. Да, «Кан», в отличие от «Бенфики», не боролся за чемпионство, но для меня было важно уже то, что я разбудил в партнерах хоть какую то мотивацию и спортивную злость. Каждая игра приобрела для нас характер решающей.
Французский футбол в целом произвел на меня сильное впечатление- Многие тогда утверждали, что он котируется невысоко, но я не понимал, почему бытует такое мнение. В чемпионате выступало много мощных игроков африканского происхождения, с отменными физическими кондициями, которых было не так-то просто обыграть. Иногда я удивлялся: «Ну откуда же у этих парней столько сил?» Приходилось «вылезать» за счет техники, футбольной хитрости. Тягаться с этими ребятами физически мне казалось делом нереальным. Французский футбол докажет свой уровень чуть позже, когда национальная сборная выиграет сначала чемпионат мира, а затем чемпионат Европы. Но я уже тогда видел его внушительный потенциал.
По уровню инфраструктуры Кан по сравнению с Португалией был как небо и земля — в положительном для французов плане. Условия для тренировок в этом клубе и в «Бенфике» оказались просто несопоставимыми. Незадолго до моего приезда в Кан в городе был построен очень красивый стадион вместимостью двадцать пять тысяч зрителей. Любопытно, что в матче открытия этой арены сборная Франции играла с Россией (наши тогда уступили со счетом 1:3). Рядом с основным стадионом располагалась арена, где выступала вторая команда, а также большое количество тренировочных полей. В «Бенфике» мы тренировались исключительно на стадионе «Да Луш» — как таковой базы у команды не было.
В «Страсбуре», моей второй французской команде, условия для работы оказались еще лучше. Прекрасный футбольный стадион, к которому очень удобно подъезжать, вокруг чистота и порядок. Рядом — тренировочные поля (только для первой команды три газона), крытый манеж, зал для мини-футбола. В комплекс входила также система магазинов и ресторанов. Впечатлений добавлял и окружающий пейзаж — рядом со спортивным комплексом был разбит очень красивый парк, на территории которого футболисты часто совершали пробежки.
Когда я позже уеду в Испанию, я поначалу буду буквально шокирован резким контрастом. Этот чемпионат считался сильнее французского, и я ждал, что и условия для работы окажутся соответствующими. А столкнулся с тем, что в раздевалке «Сельты» не было горячей воды, а сама она напоминала барак. Впрочем, я забегаю вперед…
После пяти месяцев аренды в «Кане» я должен был вернуться обратно в «Бенфику», с которой меня связывал действующий контракт. Но после всего, что я пережил в Португалии, ехать в Лиссабон мне совершенно не хотелось. Я сразу сказал руководителям «Бенфики»: ищите мне другие варианты. Повезло, что Жандюпе пригласили в «Страсбур», и он загорелся идеей взять туда и меня тоже.
— Хочешь со мной? — спросил меня тренер, вызвав как-то к себе в кабинет.
— С удовольствием, — ответил я. — Но не забывайте, что у меня еще два года действует контракт с «Бенфикой». Если договоритесь с португальцами — я «за».
— Сделаем все, чтобы договориться, — пообещал Жандюпе. И я дал ему условное согласие на переход в «Страсбур».
Я не стал искать добра от добра. Столкнувшись наконец-то с тренером, который мне доверял, не хотел резких перемен. Вероятно, Жандюпе увидел во мне что-то такое, что в свое время смогли рассмотреть сначала Романцев, а потом Бесков. Он понял, что нет нужды зажимать меня в тактические рамки. Наоборот, мне надо давать творческую свободу на поле, «Пусть этот парень играет так, как он хочет», — решил Жандюпе.
К радости, «Бенфика» не собиралась особенно держаться за меня. Я регулярно созванивался с Барбозой — он был едва ли не единственным человеком, который хотел, чтобы я играл в лиссабонской команде. Но Пауло понимал, что в силу сложившихся обстоятельств во Франции мне будет лучше. И поэтому всячески содействовал переходу в «Страсбур». А я буквально жил той минутой, когда «Бенфика» окончательно откажется от меня и я перейду в новый клуб — не в аренду, а на полноценный контракт. Конечно, португальцы поупирались — им хотелось, как это обычно бывает, получить за меня побольше денег. Приехав в Страсбург, я еще неделю жил в ожидании. И когда все окончательно срослось, я наконец-то смог спокойно вздохнуть.
Во Франции к тому моменту уже начался чемпионат. Я хоть и поддерживал форму, но полностью не был готов к тому, чтобы сразу играть. Однако как только в «Страсбур» пришел мой трансферный сертификат, Жандюпе вызвал меня и сказал:
— На ближайший матч вношу тебя в запас. И если понадобишься, даже выйдешь на поле.
— Да ладно! — удивился я. — Я тренируюсь-то всего неделю.
— Ничего страшного, не переживай.
Тот матч мы играли с «Ниццей». Жандюпе, как и обещал, заявил меня в запас. По ходу встречи мы проигрывали со счетом 1:2. И тут, минут за двадцать до конца матча, тренер говорит:
— Переодевайся и выходи на поле.
Я хоть и помнил его слова перед матчем, все равно не ожидал подобного развития событий — думал, что в первой игре мои услуги так и не потребуются. У меня в тот момент даже бутсы были расшнурованы.
Но, услышав, что говорит Жандюпе, моментально начал переодеваться. Выхожу на поле — и едва ли не после первого же касания мяча обыгрываю соперника и отдаю голевой пас — 2:2. А затем забиваю сам — 3:2. Победа. Публика в восторге. Волей судьбы вышло так, что в «Страсбуре», как и в «Кане», я мигом завоевал почет болельщиков. Тот почет, которого в «Бенфике» не мог добиться, даже грызя землю. Хотя казалось бы, в Португалии куда как более благодатная почва для техничных игроков вроде меня. Но судьба порой выписывает странные и совершенно непредсказуемые повороты.
Перед игрой с «Ренном» «Страсбур» находился очень низко в таблице — месте на пятнадцатом. А в конце сезона добрался до «зоны УЕФА». Впрочем, команда у нас тогда по именам была очень даже неплохая. Капитан — будущий чемпион мира Франк Лебеф, поигравший потом в «Челси». Также в защите — Исмаэль, который через какое-то время заявит о себе в немецкой бундеслиге и даже попадет в «Баварию». В полузащите — Оливье Дакур, который затем переберется в миланский «Интер», и Реми Гард, который после окажется в лондонском «Арсенале». В атаке — Марк Келлер — он поиграет в сборной Франции, а затем перейдет в немецкий «Карлсруэ».
В воротах же стоял мой самый близкий друг в команде — словак Алекс Венсел. Он и его жена неплохо говорили по-русски, и мы сразу стали плотно общаться. В предыдущем клубе — «Кане» — поговорить на родном языке было абсолютно не с кем. Кроме этого, в новой команде у меня появился переводчик-француз. Он очень сильно помогал и везде был рядом со мной.
В Страсбурге я познакомился и со своей будущей супругой, Стефани. Чуть позже там у меня родился сын, которого назвали Сашей. Правда, французом его можно назвать только по паспорту. Через месяц после его рождения мы переехали в Испанию. Дочка Эмма появилась на свет уже на Пиренеях. По-французски дети почти не говорят, в основном по-испански. Русский язык в совершенстве не знают, но понимают.
Почему решил жениться на француженке? Так сложилось. Ты же не можешь знать, какой поворот ожидает тебя завтра. Стефани, когда я с ней познакомился, была студенткой, очень молодой. Увы, позже наш брак распался. Почему? Знаете, когда девушки рано выходят замуж и что-то в семейной жизни впоследствии не складывается, они потом часто говорят: была молодой, многого не сознавала… Когда мы поженились, мне было двадцать пять, а ей всего девятнадцать. Хотя я не понимаю: ты же не совсем ребенок, должна осознавать ответственность, тем более когда решаешься завести детей. Впрочем, это больная для меня тема, и я не хотел бы подробнее на ней останавливаться…
Сам Страсбург произвел сильное впечатление. Очень красивый, старинный город, с богатой историей, недаром его считают центром Европы, К тому же моя квартира располагалась в самом центре, с видом на реку и потрясающий по красоте кафедральный собор. Вместе с командой же мы подчас жили в отеле за городом, построенном в виде замка. Ощущения — будто находишься в раю. Выходишь гулять — по тропинкам ходят гуси, а рядом с озером — лебеди.
До поры до времени все устраивало меня и в команде. Я пользовался в «Страсбуре» уважением. Партнеры были уверены, что рано или поздно я обязательно попаду в большой клуб. Их слова подкрепляли реальные предложения — в основном из бундеслиги, ведь Страсбург находится на границе с Германией, Настойчиво обхаживали представители «Штутгарта» и дортмундской «Боруссии». Но президент нашего клуба был заинтересован во мне. Он понимал, что без Мостового команда станет серьезно слабее, Я не рвался уходить, но вместе с тем в какой-то момент начал осознавать, что моя зарплата в «Страсбуре» слишком низкая для игрока, на которого возлагаются такие надежды.
Я был в неплохих отношениях с президентом клуба и намекнул ему на это. Но он постарался замять разговор:
— Не переживай, у тебя и сейчас все хорошо, деньги со временем придут.
Видимо, решил: раз игрок русский, он не будет слишком настаивать. До поры до времени я действительно не дергался. Для меня на первом месте оставался футбол.
Но со временем и мое терпение стало подходить к концу, Не то чтобы взыграла алчность, но я понял, что вполне имею право требовать лучших условий — своей игрой я оправдывал надежды болельщиков и руководства. Играл я в тот момент действительно неплохо, в том числе и за сборную России, и понимал, что могу рассчитывать на большее. К тому же значительную часть моего скромного контракта «съедали» налоги. Во Франции они довольно высоки, и много денег терялось, что меня не устраивало.
В конце концов я снова пришел к президенту «Страсбура» и поставил перед ним ультиматум: «Или пересматриваем контракт, или продавайте меня в другой клуб. Иначе я отказываюсь тренироваться»,
Президент начал привычную песню:
— Не переживай, через какое-то время мы с тобой обязательно что-нибудь подпишем.
Но я уже был непреклонен:
— Или мы сейчас же заключаем новый контракт, или ищите мне новую команду.
— Нет, продавать тебя я не хочу, ты нужен «Страсбург — услышал в ответ,
Ситуация безвыходная. Что оставалось делать? Я устроил забастовку. Перестал посещать тренировки. И стал ждать, что будет дальше.
А события развивались следующим образом. К президенту — об этом я узнал позже — начали обращаться представители клубов, заинтересованных в моем переходе. Но тот без лишних разговоров всех «отшивал»: Мостовой не продается. А в крайнем случае заламывал такие суммы, что интерес ко мне моментально пропадал. Чтобы окончательно убедить покупателей, он договорился до того, что выдал:
— Друзья, не связывайтесь вы с этим русским. Себе дороже выйдет.
Намек был прозрачен. В 1990-е годы в Европе о России складывалось такое мнение, будто там сплошная мафия, И президент недвусмысленно намекал на нее. Он был уверен: рано или поздно я все равно пойду на попятную. Предполагал, наверное: а куда я денусь? Но я твердо решил: от своих требований не отступлю.
Когда до окончания дозаявочной кампании осталось две недели, я наконец-то услышал:
— Хочешь — ищи себе команду, отпустим.
Уступки были вполне объяснимы. «Отшив» потенциальных покупателей, президент «Страсбург», очевидно, предполагал, что никакой новой команды я себе уже не найду. Я и сам особенно не верил, что смогу куда-то уйти. И тут нежданно-негаданно на меня вышли представители «Сельты»…
Мать, Людмила Васильевна:
— Во Франции у Саши все сразу как-то резко наладилось. Во всех смыслах. Там он познакомился со Стефани. Как я восприняла этот выбор? Нормально. Узнала об увлечении сына неожиданно. Прилетела к нему во Францию. А он говорит: «Вот, познакомился тут с девушкой, встречаемся».
Отец, Владимир Яковлевич:
— А я поначалу был в недоумении: зачем ему француженка? До этого в Португалии Сашка оформил брак с местной гражданкой. Но он был фиктивный. Так попросил клуб, чтобы сын не считался легионером. Со Стефани же была совсем другая история, и их роман меня поначалу очень удивил. Но в Сашины дела мы не лезли: он же взрослый человек.