…Когда я сидел дома и извлекал звуки из своего баяна, за окном веселились ребята — играли в футбол или в городки. А я, вывернув шею, смотрел на них. И в конце концов не выдержал: «Да отстаньте вы от меня со своим баяном!» И убежал на улицу.

Мало кто знает, что первым в «Спартаке» мог заиграть другой Мостовой — не Александр, а Владимир, мой отец. В 1970 году дубль «красно-белых» приехал на товарищеский матч в Лобню, За местную команду выступал мой папа. Называлась она — «Колос». Матч закончился вничью — 3:3, а отец забил два мяча и очень даже понравился спартаковским представителям, которые были на матче. В том числе тренеру Никите Симоняну. Завели разговоры о переходе. А директор «Колоса» встал и сказал:

— Да зачем он вам? Ему тридцать три года уже, скоро заканчивать будет…

Симонян подумал-подумал и согласился:

— Да, неперспективный…

Изюминка истории в том, что отцу на тот момент было всего двадцать четыре года. Но руководство «Колоса» не хотело просто так расставаться с ведущим игроком команды, который делал результат и помогал побеждать на областных состязаниях. В общем, схитрил директор. Отец узнал об этой истории через десять с лишним лет, когда в «Спартаке» уже выступал его сын. И конечно же, расстроился. Но что поделать — жизнь не перепишешь. Зато в «Спартаке» заиграл я.

Отец, Владимир Яковлевич:

— Прекрасно помню тот матч. Ливень был страшный. Мы минут пятнадцать недоиграли. А после матча Никита Симонян подошел к директору нашего совхоза Арнольду Турову, который держал и собирал нашу команду, и сказал:

— Я у тебя эту «электричку» забираю.

А я действительно носился по полю как угорелый. Туров очень не хотел меня отпускать и сразу же добавил мне почти десять лет. Говорит:

— Он уже заканчивает, ему тридцать три.

— Как тридцать три? По игре не скажешь. Как он носится и рвет всех!

— Да, Никита Палыч, тридцать три. Так и замяли разговор. Директор налил Симоняну коньячку, и тема забылась. Мне о деталях потом спартаковский селекционер Валентин Покровский рассказывал. Если бы Симонян лично ко мне подошел и сделал такое предложение, я бы босиком в Тарасовку убежал.

…Разумеется, у меня с детства был мяч — сколько себя помню. Рядом с нашим домом в поселке Останкино располагался стадион, где играла взрослая команда, и я постоянно на нем пропадал. Футбол был любимым развлечением. Надо ли говорить, как я обрадовался, когда во втором классе узнал, что отец одного из наших учеников решил создать собственную команду? Это было огромное, не передаваемое словами счастье!

Нас собрали на этом самом стадионе — где проводили свои матчи взрослые — в каком-то деревянном шалаше, который считался раздевалкой. И объявили: так, мол, и так, пацаны, хотим из вас создать свою команду. Добавив при этом: готовьтесь к игре, к вам едут ребята из другого подмосковного города.

Для нас эта новость была чем-то несусветным. Играть в футбол своей командой — с ребятами из какого-то другого района! Да еще на том самом стадионе, где обычно выступали взрослые! Фантастика, да и только!

Тех заезжих мы буквально разорвали. Отгрузили ребятам семь или восемь мячей, а они нам — ни одного. Особенно эта игра удалась мне — забил, по-моему, четыре или пять голов. Ребята уехали от нас, чуть не плача. Мы же сияли от счастья и чувствовали себя героями. И я — в первых рядах.

Я с детства выделялся среди сверстников. Не могу сказать, что со мной долго и часто возился отец — я сам проходил свои университеты. Возвращался со школы, кидал портфель, переодевался, брал мяч и кричал в открытое окно: «Я на стадион, кто со мной?» Мне было без разницы, сколько народу приходило. Мы могли играть хоть один на один. Главное — у нас был мяч. Если в партнеры вообще никого не набиралось, тоже не грустил. Расставлял по полю консервные банки и начинал их обводить. А технику паса отрабатывал со штангой ворот. Если на поле рубились взрослые, напрашивался поиграть к ним. Домой я приходил ближе к ночи.

У меня с самого начала, что называется, пошло. Я мог обыгрывать по пять, шесть человек и забивал, забивал, забивал… А наша команда, которую назвали «Колосок», с моей помощью громила всех подряд.

Думаю, что техника — это в первую очередь то, с чем ты родился. Можно, конечно, отработать разные детали — приемы, удары. Но все равно: талант есть талант. Он заложен в тебе изначально. Я бы не сказал, что Роналданью освоил все свои трюки исключительно благодаря каждодневным тренировкам. Нет, в основе его мастерства лежал талант, который он правильным образом развил. И я тоже старался развивать. Иной раз звал какого-нибудь парнишку: «А ну-ка, попробуй, отними у меня мяч». Если тот соглашался, то мучился потом до тех пор, пока у него не начинала кружиться голова.

Наша команда выступала на первенстве области, в турнирах «Кожаный мяч» и во многих соревнованиях занимала первые места. Ну а в своем Дмитровском районе равных нам и близко не было.

Играя в нападении, я забивал почти в каждом матче. В таком возрасте огромный плюс, когда в команде есть мальчик, заметно выделяющийся среди всех остальных. Я бегал впереди и просил одного: чтобы мне выбили мяч.

Один гол из своего детства я помню как сейчас. В каком-то матче мы долго не могли забить. Я, как всегда, носился впереди и кричал: «Дайте мяч!» Но он до меня упорно не доходил. В воротах у нас стоял очень толстый парнишка. И у него была проблема — не мог далеко выбивать мячи. Я орал ему, орал, и в конце концов мне это надоело. Бросился в оборону и кричу ему: «Давай пас»! Он катнул мне мяч, я подхватил его, а после этого…

То, что произошло после этого, я помню, как в замедленной кинопленке, метр за метром. Я обыграл первого соперника, за ним второго, третьего, четвертого… Меня было не остановить. Видимо, такая злость на этого вратаря накопилась! В итоге, обыграв по ходу следования шесть человек, я примчался к чужим воротам и катнул мяч мимо чужого вратаря. И победоносно обернулся в сторону нашего голкипера: мол, понял, как надо?..

Футбол был не единственной моей детской страстью. Помимо него я занимался еще и хоккеем. У нас тоже была своя команда, которая образовалась чуть позже, чем футбольная. На коньках я также был лидером и тоже много забивал. И любил хоккей не меньше, чем футбол. Мне легко давались все игровые виды спорта — и баскетбол, и волейбол, и настольный теннис.

Лет в одиннадцать родители неожиданно решили отдать меня в музыкальную школу. В то время это считалось модным. У бабушки был баян, и родители привезли мне этот чудесный музыкальный инструмент. Учился, по-моему, месяц. Ходил в музыкальную школу, пытался играть на пианино. Но эта наука мне так и не покорилась. Еще бы — когда я сидел дома и извлекал звуки из своего баяна, за окном веселились ребята — играли в футбол или в городки. А я, вывернув шею, смотрел на них. И в конце концов не выдержал:

— Да отстаньте вы от меня со своим баяном! И убежал на улицу.

В школе я не любил физику и химию. Нравились же предметы, где я мог себя творчески выразить. Очень любил рисование. Самой же ненавистной дисциплиной — уже в старших классах — для меня стала история КПСС. Ее я терпеть не мог. Не понимал, зачем нам все это нужно — эти съезды, доклады, речи. Я был в ужасе, когда по этому предмету предстояло сдавать экзамены. Когда мне принесли билеты — примерно тридцать штук, я посмотрел на них вытаращенными глазами и спросил:

— Что это такое? Как я это могу выучить? И кому это надо?

Меня утомляли все эти атрибуты советской власти — пионерские галстуки, комсомольские значки, собрания, ходьба строем. Неужели все это было со мной?!

Из школьных предметов мне очень нравилась география. В то время мы ничего не видели, кроме своего Подмосковья. И когда учитель рассказывал про какую-то страну, мы слушали его с разинутыми ртами. Даже не верилось, что где-то есть совсем другая жизнь, другие народы, которые говорят на своих языках. Я и представить не мог, что в свое время изъезжу весь мир. В школьные годы путешествовал только в мечтах.

Очень любил животных, особенно собак. Но дома у меня своего любимца не было, и мы с ребятами ухаживали за дворовыми псами. Соорудили им домик из каких-то плит и каждый день навещали, кормили. Кто что из еды утащит — все несли своим четвероногим друзьям. У каждого из нас была своя подшефная собака. После школы мы часто ходили выгуливать их на пруд.

Конечно, в детстве не обходилось без драк. Дрался я отчаянно, так, что все наши ребята всегда прятались за меня. Когда ходили в кино или на танцы, после них у Дома культуры всегда собирались парни и искали глазами: с кем бы помахаться. «Дай закурить» — и начинается! Приходилось стоять за себя. Не любил уступать.

Первым я почти никогда не начинал. Но если видел несправедливость, заводился. Вообще детство в Подмосковье — это сплошные драки.

Злился я и на тренировках: если замечал, как кто-то работает не в полную силу или увиливает от выполнения каких-то упражнений. В подобных ситуациях не мог оставаться в стороне. А те пацаны, к которым я обращался, начинали шикать на меня: мол, пошел ты куда подальше, кто ты такой? Что было дальше, объяснять, думаю, не надо: кулаки у меня всегда были наготове. А ведь я всего лишь просил человека, чтобы он полностью отдавался работе. Ребята же думали, что Мостовой ставит себя выше их.

На футбольном поле я всегда ненавидел несправедливость. Если во время игры меня начинали провоцировать — специально били по ногам, толкали, — я никогда не прятался и не убегал. Я разворачивался и давал сдачи.

Я всегда любил правду и злился, когда что-то происходило не по делу. Если в школе видел, как какой-то парень что-то делает исподтишка, выходил из себя. Знаете, как это бывает в детстве: ля-ля-ля, а сам тетрадку в соседа кинул. Учитель поворачивается и говорит:

— Мостовой, ты что делаешь?

А это не я. Встаю и говорю тому парню:

— Ну что, сам признаешься? А он в ответ:

— Ты чего? Молчи, дурень!

Естественно, этот смельчак сразу же получал от меня по физиономии. Нет, я не был злым, скорее, наоборот, добрым. Но моя доброта сочеталась с резким неприятием какой бы то ни было несправедливости.

А вот в отношениях с девочками я был стеснительным. Эта стеснительность не давала повода думать, что со мной можно тесно дружить. К тому же девчонки любили говорунов, а я таким не был. У меня все было зациклено на спорте.

В двенадцать лет в моей жизни произошли перемены — отец договорился со знакомым тренером, чтобы меня взяли в школу ЦСКА. Приехал на просмотр, потренировался, и после пары занятий мне сказали:

— Оставайся, парень.

Так я стал армейцем. Поначалу было тяжело. Дорога от родного Останкина до манежа ЦСКА в один конец занимала два с половиной часа. Прибегал домой из школы, что-то перехватывал на лету, и бегом на автобус. Потом электричка до Савеловского вокзала, оттуда опрометью до троллейбусной остановки. Вылетал на «Динамо», дальше мчался через летное поле на Ходынке, перепрыгивал через забор — чтобы вовремя попасть на тренировку… В обход было гораздо дольше. Обратно — то же самое: бегом до «Динамо», там троллейбус, потом электричка. Домой возвращался ближе к одиннадцати вечера. А утром надо было идти в школу. Уставал — жутко. Иногда пропускал тренировки и ездил только на матчи. По-другому не получалось.

Сами тренировки тоже не сахар. Это у себя, в поселковой команде, я был лучшим, а в ЦСКА ничем не выделялся. Наоборот, уступал многим в плане физических кондиций. Поэтому из нападения меня перевели в центр полузащиты, где я выезжал порой за счет головы, каких-то нестандартных ходов.

Самое любопытное: учась в школе ЦСКА, а в будущем оказавшись в «Спартаке», в детстве я болел за… киевское «Динамо», На фанатской почве у нас постоянно вспыхивали разногласия и разборки. В школу даже специально приходили милиционеры: записывали в свои блокнотики, кто за какую команду болеет. Самые рьяные фанаты собирались на железнодорожной станции Лобня, и там у них начинались свои «междусобойчики».

Со временем, повзрослев, я стал все больше и больше сторониться драк. Время было опасное. Одного моего знакомого зарезали. Ребята погибали ни за что. И я начинал понимать: драки — это не то, что мне нужно в жизни. В конфликтных ситуациях иногда лучше уходить в сторону.

В шестнадцать лет я окончил школу и встал перед выбором: что дальше? До армии оставалось два года, и их надо было чем-то занять. Собрались вчетвером с друзьями и решили: поступаем в Институт физкультуры. Мы любили спорт, и выбор был понятен. Однако перед самыми экзаменами я уехал на очередной турнир в составе ЦСКА. И выпал из обоймы. Да и товарищи мои не особенно преуспели при поступлении: сначала «провалился» один, потом — другой, и на самом последнем экзамене — третий.

Что делать — собрались опять. И приняли коллективное решение — поступаем в радиотехнический техникум. Нет, лично я-то, повторюсь, физику не любил. Но у выбранного нами учебного заведения был существенный плюс: оно находилось ближе многих других к нашему Останкину. И я снова сел за парту.

С окончанием школы были ликвидированы и наши команды — футбольная и хоккейная. Я продолжал заниматься в ЦСКА, но каких-то особенных перспектив в армейских рядах у меня не было. С вылетом «красно-синих» в первую лигу был ликвидирован их дубль. А в первую команду из школы приглашали одного, максимум двух человек. И хотя меня уже начали вызывать в сборную Москвы, во взрослом ЦСКА футболиста Мостового не замечали. И это было понятно: в полузащите за основной состав выступали ребята на два-три года старше меня, входившие в юниорскую сборную СССР: Татарчук, Иванаускас, Колесников. В такой внушительной компании шансов заиграть в первой команде у меня почти не было. Зато в нее попал наш вратарь — Мишка Еремин.

Ну а я в тот момент и предположить не мог, куда выведет меня судьба. Будущее было в тумане. Но вскоре мой час настал. Как-то вечером в телефонном разговоре один из моих партнеров по армейской школе сказал:

— Обязательно приезжай завтра на тренировку в ЦСКА, с тобой хочет поговорить тренер.

Крайне заинтригованный, приехал. Тренер, Евгений Николаев, не стал долго тянуть:

— Саш, появился вариант. «Красная Пресня», вторая лига» Тренером там Олег Иванович Романцев, который не так давно сам играл и был капитаном «Спартака». Хочешь попробовать?

Я открыл рот. Он спрашивал, хотел ли я? Конечно, хотел! Для меня в ту пору этот вариант выглядел чем-то несусветным, как будто меня звал «Милан», Вечером я собрал всех своих знакомых ребят и в торжественной обстановке объявил:

— Пацаны, приглашает «Красная Пресня». Зовут к себе на тренировку,

Гордость так и переполняла. А утром поехал звонить, узнавать, когда и куда мне ехать, дома-то у нас телефона не было. Ну а потом я отправился в путь. Свой путь — в профессиональный футбол,

Самое-самое

…ГЛАВНАЯ МЕЧТА ДЕТСТВА

—Яне был мечтательным пареньком. В детстве старшие любили задавать вопросы: «Кем ты будешь? Кем ты хочешь работать?» В таких случаях я отвечал: «Никем», А ответы моих одноклассников: «Инженером, трактористом* механиком» — раздражали. Если бы я сказал, что мечтаю стать футболистом, меня бы не поняли. Это не считалось за профессию. Над таким ответом все бы смеялись. Чего мне хотелось на самом деле? Наверное, какой-то другой жизни. Нормальной. Возможно, заграничной. Раньше слово «заграница» манило. Очень хотел когда-нибудь оказаться за кордоном — чтобы увидеть и понять, как люди могут так разно жить. Такие же люди: с головой, двумя ногами и двумя руками — и так отличаться от нас в плане быта.

…ГЛАВНЫЙ КУМИР ДЕТСТВА

— У меня их не было. Ни одного. Это сейчас все зарубежные чемпионаты — на виду, а раньше мы о чужом футболе почти ничего не знали. У меня детство прошло на поле. Единственное, что помню, — собирал цветные футбольные фотографии… В ГДР был модный журнал, в котором печатались постеры — снимки разных команд. У одного из моих друзей родители работали в Восточной Германии. И если этот парень приносил журнал в школу, я готов был подраться, чтобы мне его отдали. А картинку потом выдирал и вешал на стенку у кровати.

…ГЛАВНАЯ ВЕЩЬ, КОТОРОЙ НАУЧИЛ ОТЕЦ

— Мне практически никто и никогда не давал советов и целенаправленно не учил: мол, это надо делать так, а то — эдак. У отца я перенял спортивную и человеческую настойчивость. Понял, что никогда нельзя говорить: не могу. Даже если чувствую: тяжело, но умом понимаю — надо. В детстве у моих родителей часто спрашивали: почему у вас такой сын упрямый? А я действительно мог упираться до последнего: мол, пока я это не сделаю, не сойду с места.

…ШАЛЬНОЙ ПОСТУПОК ЮНОСТИ

— Их было множество. Летняя жизнь в Подмосковье — это пионерлагеря, бестолковые, необдуманные поступки. Мы могли ночью полезть в чужой сад, где сидит злая собака, чтобы сорвать какое-то несчастное яблоко. Эта собака на тебя прыгает, ты от нее убегаешь, перепрыгиваешь через забор, цепляешься за проволоку… Такие случаи были сплошь и рядом. Я не был заводилой, бегал в компании, не отставал. Как-то на пруду стащили лодку. Отцепили ее и в три часа ночи поплыли на другой берег — а там отдыхающие жгли костер. Мы обкидали их помидорами, а они потом носились за нами с палками. Словом, шалили. На то и детство.

… СИЛЬНОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ ДЕТСТВА

— К нам в пионерлагеря приезжали дети из соц-стран — Болгарии, Румынии. И я влюбился в девочку из Болгарии. Она была самая красивая из своей группы. Когда она уехала, я очень сильно страдал. Потом мы долго переписывались… Возможно, это моя первая влюбленность.

…БОЛЬШАЯ ОБИДА ДЕТСТВА

— Большинство обид связано с футбольными или же хоккейными поражениями. Помню, как играли на турнире «Кожаный мяч» в Горьком. Шел полуфинальный матч. Перед его началом мне сказали: если я в этой встрече хорошо сыграю и забью гол, буду признан лучшим игроком турнира. Но соперник оказался не подарок. Нашу команду «возили» всю игру. Пацаны так испугались, что не могли выбраться из своей штрафной. Сгрудились в ней и отбивались. Я один носился впереди и просил лишь о том, чтобы мне выбили мяч — любыми силами. Но у ребят не получалось и этого. Я бегал, злился, кричал, не зная, что делать. Видел, что все ребята струхнули. В итоге начал орать буквально на всех — и на своих, и на чужих. Судья не стал долго смотреть и удалил меня в самом начале второго тайма. Он был прав — со мной произошел натуральный нервный срыв. Я долго не мог прийти в себя. И затаил на партнеров огромную обиду. Тот матч мы проиграли 0:1, пропустив решающий мяч ближе к концу встречи. А я долго ни с кем не разговаривал.

…ЯРКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ ОТ ШКОЛЫ

— Больше всего запомнилось в целом лояльное отношение ко мне учителей. В школе, как ни странно, никто не противился тому, чтобы я жертвовал учебой ради спорта. Хотя из-за тренировок порой приходилось прогуливать уроки. Но я не припомню, чтобы кто-то мне говорил в назидательном тоне: «Забрось ты свой футбол и садись за парту».

…БОЛЬШАЯ ГОРДОСТЬ ДЕТСТВА

— Многие завидовали мне из-за того, что у меня все получалось в спорте — ив футболе, и хоккее. Но вместе с тем уважали. Причем и парни из старших классов, и учителя. Все-таки в простой сельской школе не было других ребят, одаренных во всех видах спорта. А учителя постоянно говорили: завтра у нас игра между такими-то классами по баскетболу: номер один — ты, Мостовой. Футбол — Мостовой. Хоккей — Мостовой. Волейбол — Мостовой. Прыгать, бежать куда-то — Мостовой. И я гордился тем, что без меня — никуда. Но это была правильная гордость. Я никогда не ходил по школе, задрав нос, никого не замечая вокруг.

… СЛОЖНЫЙ МОМЕНТ ДЕТСТВА

— Он случился, когда мне было лет четырнадцать. Из-за того, что я не успевал на тренировки в ЦСКА, родители решили устроить меня в школу-интернат неподалеку от армейского манежа. Я продержался там месяца три. Это действительно было тяжело. В этом интернате в основном жили дети, у которых не было родителей. Возникало много ситуаций, когда надо было постоять за себя. Приходилось драться. Я вылезал только за счет своего боевого характера. А в один прекрасный момент родители приехали туда, увидели эту обстановку и забрали меня домой.

… ОБИДНОЕ НАКАЗАНИЕ ОТ РОДИТЕЛЕЙ

— Вспоминаю один случай. Расстроило даже не наказание, а моя собственная беспечность. В то время купить новые ботинки или костюм было очень трудно. Но однажды мама достала мне модные башмаки — синего цвета с мягкой белой подошвой. Она отстояла за ними два часа в очереди и переплатила три рубля сверху. Я в первый же день пришел в этих ботинках в школу, а после уроков мы побежали на стадион играть в футбол. Потом пришел домой — и у меня отвалилась подошва. Что делать? Попытался слепить пластилином. Засунул его под подошву и держал под нажимом* Когда пришли родители, мне досталось. Но я и сам сильно переживал. Очень уж мне нравились эти ботинки. Большинство наказаний шло со стороны отца. Он у меня строгий, а по характеру вспыльчивый. Эти черты я у него перенял.

Родители о Мостовом

САША НИКОГДА НЕ БЫЛ СЛОЖНЫМ РЕБЕНКОМ

Мать, Людмила Васильевна:

— Саша пристрастился к футболу с самого детства, глядя на отца. Насильно его никто не тащил, не заставлял. Это, видимо, гены. Да и среди игрушек у сына в основном были мячи.

Отец, Владимир Яковлевич:

— Иной раз подойдешь к Сашке, накатишь ему мячик, а он — еще форменный карапуз — уже пытается стукнуть в ответ. Сразу было видно: парню это нравится. Потом начал водить его с собой на площадку. А дальше его самого затянул футбол.

Сашка с детства не любил уступать. Он и плакал из-за поражений, и злился на других ребятишек, которые играли с ним в одной команде. Кричал: «Ну как ты мог не забить!» Очень переживал, если что-то складывалось не так.

В 1981 году, когда Саше было двенадцать лет, я отвез его в ЦСКА. Он тогда учился в четвертом классе. Просматривал его бывший футболист знаменитой команды лейтенантов Алексей Гринин. От ребят требовалось немного поработать с мячом, потам они совершали рывки, а в конце играли двухсторонний матч. Из Сашиной группы отобрали его и еще двух ребят.

ЦСКА мы выбрали потому, что эта школа располагалась удобней всего. От Савеловского вокзала до Ленинградского проспекта не так далеко. В тот же «Спартак» надо было ехать еще на метро. Свою роль сыграло и еще одно обстоятельство. Я тогда часто играл на любительском уровне в одной команде с армейскими ветеранами, в частности с Аликом Шестерневым. Он и посоветовал отдать сына в ЦСКА.

Людмила Васильевна:

— В школе Саша учился более или менее нормально. Двоек у него не было. В основном троечки-четверочки. Если постарается, мог пятерку получить.

Владимир Яковлевич:

— Когда приходил на родительские собрания, учителя говорили: «У вас очень сообразительный парень, только иногда ленится или может что-то прослушать. Ему бы не отвлекаться, усваивал бы материал гораздо лучше». Но жалоб на него не было. Учителя понимали, что футбол увлек Сашку по-настоящему. Они знали: и отец у парня играл, и сам он по-настоящему любит спорт.

Людмила Васильевна:

— Лично я ни в коей мере не могу назвать Сашу сложным ребенком. С ним никогда не было проблем. Очень добрый, постоянно всех жалел, переживал, если что не так. Однажды они с ребятами узнали, что в поселок приехали люди, которые отлавливали бездомных псов. И тогда мальчишки мигом сбежали с уроков, чтобы спасти своих любимцев. Спрятали кого куда. Саша тоже притащил домой собаку.

При этом с детства он был очень самостоятельным. Мы не разжевывали ему: «Это можно, это нельзя, туда не ходи, сюда не ходи». Он и сам все прекрасно понимал. Конечно, не обходилось без шалостей. На улице мальчишки всегда резвились, Но дома Саша был очень серьезным. По мне, его и наказывать было почти не за что.

Владимир Яковлевич:

— Вспоминаю любопытный момент. Я вез Сашку на просмотр в ЦСКА. В тот момент сын еще не определился, чем он больше хочет заниматься — футболом или хоккеем. Поэтому мы взяли с собой и кеды, и коньки. Едем в электричке, начинаю разговор:

— Ну что, Саш, надо определяться: хоккей или футбол?

Лезу в сумку. Беру в правую руку коньки, а в левую кеды, поднимаю их, изображая весы, и говорю:

— Давай решай.

Сашка смотрел на них, смотрел и потом как вздохнет:

— Па-ап! Ну ладно, давай футбол.

Людмила Васильевна:

— Футбол затмил все. Но мы не жалеем. И никогда не жалели. Главным для нас было, чтобы ребенок был чем-то занят, а не шатался без дела по подъездам.

Владимир Яковлевич:

— Сашке все время было некогда. Свободного времени минимум. Приезжает из ЦСКА, глянет на уроки, что-то там попишет, порешает, и уже время спать. А утром в школу. Поэтому у него и возможностей-то не было где-то гулять. Иной раз захожу в подъезд, смотрю, сидит кучка пацанов. Схватишь кого-нибудь за ухо:

— Ну, что вы тут собрались? — Смотрю: сигаретки, Говорю: — Ну ладно, раз курите, не прячьтесь. Все равно дым кругом.

Достают:

— Ну ладно, дядь Володь, чего вы — нам уже четырнадцать.

— Четырнадцать… Глядя на вас, кто-то и в десять может закурить, — говорю им.

А Сашка даже никогда сигарету не держал. Я сам не курил, и отец у меня тоже. По наследству пошло.

Сложно было предположить, как у сына все сложится в ЦСКА. Я, конечно, советовал ему, на что обратить внимание. Армейские тренеры, в свою очередь, обращались ко мне: «Скажи сыну, чтобы в свободное время работал над рывком». Я и сам знаю, что стартовый рывок должен быть очень сильным, для этого есть специальные упражнения. А Сашка был технарь и играл размашисто, зато хорошо видел поле. Я отвечал его армейским тренерам:

— Поймите: невозможно сделать так, чтобы парень был одновременно и скоростной, и поляну видел, и пасы-конфетки раздавал.

Он же не может сразу быть Пеле или Марадоной. У всех свои недостатки и свои плюсы. Если он будет слишком резвым, то станет играть на себя, а не на партнеров. Вот у меня был козырь — скорость. И я брал за счет нее. У Сашки другая манера: видит поле, может пробить или выдать пас на блюдечке. С ним приятно играть. Сегодня у нас таких футболистов раз-два и обчелся.

Был момент, когда в каком-то турнире, в решающем матче за ЦСКА, Сашка не забил пенальти. Приехал убитый горем. Я ему:

— Что случилось?

— Пенальти не забил.

Детишки его затравили: мол, мазила. После этого он говорит:

— Все пап, не хочу больше ездить на тренировки. Расстроился — страшно. Мы, как могли, утешали.

Все понятно: ребенок. Вскоре все забылось, и он продолжил заниматься в ЦСКА.

Людмила Васильевна:

— Саша всегда переживал в таких случаях. Позже, когда он уже выступал в Испании, делился со мной:

— Не понимаю, как такое может быть: мы проиграли, а футболисты смеются после матча? Я с ума схожу, нервничаю, дергаюсь, а они хохочут.

Владимир Яковлевич:

Разное отношение потому что. Я иной раз сплю и во сне как дам ногой по стене! Просыпаюсь. Жена с испугу:

— Что случилось?

—Да сон приснился будто по мячу бью!

Вот это футбол захватил, так захватил.

За счет чего Саша пробился? Во-первых, гены. Во-вторых, футбольный характер. Настойчивость. Он хотел заиграть. И заиграл. Всего в своей жизни он добился упорством, трудом. Помогли, конечно, и тренеры: Романцев, Бесков… Но и годы в цээсковской школе, я считаю, не прошли даром.