* * *
Я помню зримо детства фрески:
Читает сказки мне отец.
О, сколько Пушкин в мир мой детский
Принёс таинственных чудес!
Я помню юность. Пылкость взгляда.
Ах, как смотрел я в мир большой!
И пушкинской любви крылатой
Стихи я принял всей душой.
Я сединою лет осыпан.
И пусть порой терзает боль —
Спасибо Пушкину, спасибо
За жизнь, за радость, за любовь.
* * *
Друзья, влюблённые в стихи!
Всё ж не напрасны наши сборы.
Пусть долгие ведём мы споры,
Стремясь судьбу предвосхитить.
В порыве творческих дерзаний
Подвластны не для всех слова:
Тот не в свои садится сани,
Те прут кто в лес, кто по дрова.
А есть слова иного склада,
И могут так ошеломить,
Что строчка сладкой болью рада
Измучить нас и истомить.
Об этом и ведём мы споры,
И не напрасны наши сборы.
И пусть громка или тиха
Звучит мелодия стиха.
* * *
Мне память будоражит
Неброской красотой
Тот небольшой овражек,
Где буйный травостой,
И где ручей лопочет,
Струясь из родника,
И где кудрявый хлопчик
Спугнёт шмеля с цветка,
Где птиц шальная скорость,
С подсолнуха пыльца,
Где материнский голос
Зовёт домой мальца.
* * *
Помнишь, нас кружили карусели,
В россыпи волос лучи вплелись,
В круговерти буйного веселья
Мы с тобою уносились ввысь.
И стрижи навстречу нам, и ветер,
Листьями пропахший, и летим
В синеву и солнце, и на свете
Больше ничего мы не хотим.
* * *
Любимая, нужно ли спорить?
Пусть тени бегут по углам.
Ах, нам поскорей бы зашторить
Огни фонарей и реклам.
Я тихой печали пластинку
Поставлю. Затеплится взгляд.
На стула высокую спинку
Одежды твои полетят.
Неистов порыв.
Без оглядки
Утопим в объятьях тела…
Родная, зачем в жаркой схватке
Мне в губы слезинка стекла?
* * *
Глаза, твои глаза…
О, кто мне напророчил,
Чтоб стать под образа
И славить эти очи?
Душевная стезя.
Иду по ней раскован.
В глаза войти нельзя —
В них столько колдовского!
Как ясно в их глуби,
И пусть в них скрыта тайна,
Не бойся, пригуби,
Испей нектар хрустальный!
* * *
Я люблю.
Давно со мною не было
Этого безумия. Люблю!
А снежинок суета нелепая
Бередила душу декабрю.
Я люблю.
А жгучий ветер с рвением
Взвихрил хлопья, как волос копну.
Странно, что в людском столпотворении
Вижу только женщину одну.
* * *
Ох и вьюга, ох, волчица,
Не скули, не сатаней!
Вновь у сумрака сочится
Кровь из содранных ступней.
Если в дни душевных тягот
Бьют невзгоды по судьбе,
Из душистых трав и ягод
Заварю я чай себе.
Сыпко снег метёт. Люблю я
У окна сидеть порой
И вдыхать настой июля,
Когда вечер злит пургой.
* * *
Меж ветвей сгустки сини. Рассвет…
А у холода острый хребет.
Красных роз лепестковый парус
Замерзает, в саду осыпаясь.
Ночь прошла, безутешная ночь,
Одному без тебя мне невмочь.
Месяц сходит со сцены – устал.
Свою роль он блестяще сыграл.
* * *
Метель, как белая сирень,
Металась на ветру весь день.
А к ночи силу набрала,
И в ней не злость, а страсть была.
Сверкая в свете фонарей,
Метель кричала мне: «Скорей!»
И я летел, и я любил,
Я встречу с милой торопил.
* * *
Мечта растопит слитки снов
И поманит издалека,
И вот из сутолоки слов
Протиснуться спешит строка.
И вдохновенью нет границ,
В строке я вижу высоту:
В ней шелест ветра, пенье птиц,
Она, как яблоня, в цвету.
И я, расправил два крыла
И в поднебесье взмыв, лечу.
А строчка силу обрела,
Рождённая в порыве чувств.
* * *
Не торопясь, катил автобус,
И тополя, под ветром горбясь,
Мелькали. Я глаза закрыл
И вспомнил горы, кипарисы
И пенистой волны капризы,
Где к морю спуск обрывист был.
Хотел я взять волну на привязь,
Чтоб обуздать её строптивость —
Как к берегу рвалась, озлясь!
А здесь, в краю шахтёрском, дома,
Акаций сладкая истома
По всей округе разлилась.
* * *
Тропа у самого обрыва,
Игольчатый кустарник гор
И бирюзовый цвет залива,
И во всю мощь морской простор.
Иду, и сладко пахнет хвоей,
На море отблески зари,
И веет в грудь такою волей —
Взлетай и чайкою пари!
* * *
С крыши шумно взметнулись голуби.
Час рассвета.
Обнажили деревья головы
Перед светлою памятью лета.
Суетимся…
Вчера ли, сегодня ли —
Мы всегда занятые.
Мимоходом лишь головы подняли,
А деревья – седые.
* * *
Осень, осень – астры, сентябринки —
От зимы им никуда не деться.
Я смотрю, как листья, выгнув спинки,
Падают, распластывая тельца.
Я смотрю, как нити паутины
Всюду ожерельями сверкают;
Рядом хризантемы, георгины,
Распахнув глаза, на мир взирают.
* * *
Ветер, как будто демон,
Снова приносит зло.
Плохо пришлось хризантемам —
Сломлены. Не повезло.
Ветер, расслабься, потише!
Звёздочка, не дрожи.
Вижу, как сыпятся с крыши
В травы каштаны-ежи.
Осень под тучей свинцовой
С ветром, гудящим в ветвях,
Бродит аллеей садовой
С блеском багрянца в глазах.
* * *
Время споткнулось о стрелку часов,
Остановилось мгновенье.
Вспомнилось детство и в буйстве садов
Розовых яблонь цветенье.
Вспомнился мне террикон-старикан
С плешью, в бороздках-морщинах.
Змея бумажного я запускал,
Стоя на самой вершине.
Как же он рвался из рук моих в высь,
В волнах воздушных плескался,
Всё же упал и на ветке повис —
С детством моим распрощался.
* * *
Когда терзает жизнь в запале диком,
И я терплю – не изойти бы криком,
И чтобы скрыть, как корчусь я от боли,
Скорей от всех я убегаю в поле.
Я окунуть спешу в траву колени,
В ромашках утонуть, как в белой пене,
И, ощутив всем телом боль земную,
Цветам доверить голову седую.
Памяти матери
1
Ах, эта сыновняя драма,
Когда без гроша и семьи
Войдёшь в отчий дом: «Здравствуй, мама,
Вот астры принёс я, возьми».
Заплакать её угораздит,
Захочет мне душу излить.
А клён будет солнце мне застить,
Чтоб слёзы её утаить.
2
Крик сдержать бы – стон во тьме завис.
Ночь сгустилась – мама, отзовись!
Сколько ты любви мне отдала,
Ну а я спешил уйти в дела.
Видел мельком твой зовущий взгляд…
Мамочка, молю: вернись назад!
Но могила встала на пути.
Каюсь я и мучаюсь – прости.
3
Абрикосная рыжая масть…
Как нас сочная мякоть манила!
До отвала мы ели и всласть —
Мама много варенья варила.
Пчёлы густо роились в тазу —
Эти детские сны не мои ли?
Я сдержал бы, наверно, слезу,
Если б мама была не в могиле.
4
Не спал я три ночи кряду,
Мне сердце печаль оплела:
Сломали подонки ограду,
Где мама покой обрела.
Ах, мама, под светлою синью,
Вдали от проезжих дорог,
Прости ты, родимая, сына,
Что он твой покой не сберёг.
* * *
У нас щенок – сплошное бедствие:
Обои рвёт, полы царапает,
Но с ним как будто снова в детстве я,
По попке шлёпнешь – он и драпает.
А во дворе, как только выскочит, —
И надо ж, чудо бесноватое —
Вот-вот цветы на клумбе вытопчет.
Кричу, но астра уж измятая.
И пусть порою нету сладу с ним,
Возьму на руки это бедствие,
И сразу становлюсь я радостным,
И кажется, что снова в детстве я.
* * *
Костёр веков раздую,
И озарится мгла.
Ужалит даль степную
Монгольская стрела.
Споткнётся конь, а русич
Качнётся чуть в седле
И волос светло-русый
Рассыплет в ковыле.
И горе хищной птицей
Над степью кружит вновь,
И Русь с ордою биться
Зовёт своих сынов.
Песня
Льётся песня,
и вьётся тропинка,
И весёлая вишня стоит,
И луна —
золотая пластинка —
Песню звёздную в сердце струит.
Песня нежно касается сердца,
Песня дышит в лицо теплотой…
Песня, песня,
не ты ли невеста,
Что смущённо стоит под фатой?
* * *
Неслух – не было с ним сладу:
В цыпках весь, в ушибах весь.
Там, где двор впитал прохладу,
Был из длинных лоз навес.
Сладость сочных виноградин
Так манила в сад чужой!
Пусть набегался он за день,
Не хотел идти домой.
Тихо крался тропкой сада,
И струился свет луны
Так, что кисти винограда
Были, словно днём, видны.
И, ступая шагом лёгким,
Замер вдруг, остолбенел:
От него неподалёку
Сад как будто пламенел.
Георгины в лунных вспышках
Полыхали все подряд,
И стоял, глазел мальчишка,
Позабыв про виноград.
* * *
Ночь тишиной опоясана.
Много ль по тропам протопал я?
Ясное имя у ясеня,
Тёплое имя у тополя.
Господи, звёзды поют нам,
В лунном купаясь источнике,
В мире таком неуютном
Ты помоги моей доченьке.
* * *
Родословной я не знал
И не делал в ней раскопок,
И судьбу по гороскопу
Никогда не вычислял.
Ждал от звёзд вестей я добрых.
Падал свет луны в обхват
На сирени светлый облик
И на яблоневый сад.
Всё смешалось: быль и небыль.
Я стоял, как в забытьи.
Были звёзды, было небо,
Тайна Млечного Пути.
В дождь
Автобус буксует – нет ходу!
Открыл бы ты дверцы, земляк.
Эх, мне б соскочить в непогоду
С подножки в сверкающий мрак.
И словом осечься на вздохе,
И складку согнать меж бровей,
И рыжие видеть сполохи
Подсолнуховых полей.
* * *
Я себя не узнаю,
Мысли точат всё упорней:
Неужели в грудь мою
Пустота пустила корни?
Я сегодня сам не свой —
Лучше б
бес в меня вселился!
Вон как ливень веселился,
Тешась юною листвой.
Окунаюсь в этот гвалт
И в сиреневую сырость.
Струи бьются об асфальт,
И ручей бежит, пузырясь.
Снова буйствовала плоть.
Разве к сердцу ты допустишь
Пустоту, пустыню, пустошь?
– Упаси от них, Господь!
* * *
Мы от стихов с ума сходили,
А может быть, и от ликёра,
Который с другом мы цедили,
И захмелели очень скоро.
И заплескалась, как наяда,
Вдруг мысль – её я отпускаю.
«На кладбище спешить не надо», —
Сказал я, а зачем – не знаю.
* * *
Улеглась залётная пурга,
И луна упала на снега.
Звёзды, как осколки льда. Мороз.
Тени от ветвей лежат вразброс.
В эту ночь не нужен мне никто.
Пробегают в свете фар авто.
Снег – сухарь хрустящий. Я один.
Мёрзлых веток слышен звон: динь-динь.
Улеглась залётная пурга.
Тишина. Мороз. Блестят снега.
И тревоги суетного дня
Растворились в сердце у меня.
* * *
Абрикосы, первенцы цветенья,
Лепестками удивляют день.
Яблони цветут для вдохновенья,
Для любви и радости – сирень.
Вишни – для чудачеств и веселья,
Сливы – для раздумий о судьбе.
Манят, манят и цветы, и зелень,
И зовут, зовут сады к себе.
* * *
Сторонясь суеты городской,
Я черёмуху снова увижу,
Что струится фонтаном ожившим,
Ослепляя меня белизной.
Не пойму: это явь или сон?
Мне в толпе не запомнились лица,
А черёмуха песней струится,
И я светом её озарён.
* * *
Под звон капели и ручья
Сирень стряхнула снег с плеча.
И щебет, и лучей каскад
Растормошили сонный сад.
И с крыш срывал сосульки март,
И на осколки – об асфальт.
И снова веет во дворе
Корой вишнёвой в янтаре.
* * *
Рассвет поёжился спросонок
И синевою глаз блеснул,
И поднял голову подсолнух
И рыжим чубчиком встряхнул.
Паучок
Паучок – вот фантазёр,
Труженик упрямый —
Кружевной соткал узор
На оконной раме.
Переполз на виноград —
До чего же прыткий —
И повис, как акробат,
На прозрачной нитке.
* * *
Знаешь, печалиться брось ты,
А окунись с головой
В сырости запах острый,
В нежность фиалки лесной.
Там, в гущине непролазной,
Яблони дикой цвет
Мягко, светло и прекрасно
Твой засыпает след.
А в луговом цветенье
Ветер играет легко,
Радужный шлейф сирени
Тянется далеко.
Радостно, пряно и дико.
Ляжешь в цветы и траву —
Бьётся сердечко тихо
У родника во рву.
* * *
На зелень и багрянец снег валил
И, налипая хлопьями на кронах,
Свисал шарами.
Ветер снег крутил
И завывал в акациях и клёнах.
Он злобно брал деревья за грудки
И тряс их,
И метель не унималась,
И в ночь мерцали окон светляки,
И ветки, снег не выдержав, ломались.
А на рассвете, как отпустит сон,
Я поднимусь и, лишь отдёрну штору,
Увижу блёстки инея на всём,
Почувствую листвы опавшей шорох.
* * *
На астры туман наползал
И дымкой кусты обволакивал.
Стелясь по траве, он не знал,
Что сад свою юность оплакивал.
Я был среди яблонь один,
Всё зная и всё понимая.
Тускнела слеза паутин,
Свои серебринки роняя.
* * *
Исходила грусть от яблонь,
Серый день глаза смежил.
Ветер, резкий и расхлябанный,
Сад озябший тормошил.
Дробь дождя студила лбы нам,
Паутин размокла сеть,
И за нашу жизнь рябинам
Приходилось вновь краснеть.
* * *
Туман густел и рос, как на дрожжах,
И дрожь брала; а ветер обессилил,
И в ночь авто сигналами басили,
И месяц виден был, как в миражах.
И люди, словно призраки во мгле,
Шарахались, внезапно появляясь;
И, моросью знобящей распыляясь,
Туман устало припадал к земле.
* * *
Когда мне жизнь не праздник,
И если тяжело,
Войду я в палисадник,
Где листьев намело.
Он солнцем весь пронизан,
Лучами весь облит,
А ветер веет низом
И листья шевелит.
И ничего не надо,
Лишь этот палисад,
Шуршащая прохлада
И астр лучистый взгляд.
* * *
И куда нам было торопиться?
Хорошо лежать на черепице,
На покатой крыше, на сарае.
И большие звёзды нам сияли.
Одногодки, с одного двора мы.
Разве нас могли дозваться мамы?
Тополя взметнулись, как ракеты,
И так близко космос…
Детство, где ты?
* * *
Когда гроза истерику закатит,
Во власти тополь ветра и дождя,
А после, мокрый, он блестит в закате,
Щекой листа мне память бередя.
Я вспомню детство: сумрак, предвечерье,
У облаков багровые бока,
И долго я качаюсь на качели,
Не позовут домой меня пока.
Я помню детство: шорохи сирени,
И яблоки срываются в саду,
И вот сажусь к отцу я на колени,
О рыбаке и рыбке сказку жду.
* * *
На каштанах свечи оплыли,
Белым воском землю покрыли.
Мне б из мягкого воска фигурки
Детворе на забаву лепить…
Городские мои переулки,
Хорошо в одиночку бродить!
Вспомнил я, как на службе, в казарме
В час, когда батальон крепко спал,
Пел о доле народа Кобзарь мне,
В снах тревожных слезу высекал.
А когда мы шагали на стрельбы,
Стих есенинский душу мне рвал,
И склонялись молитвенно вербы,
И в лесу соловей ликовал.
* * *
Мне шахту не судить бы строго,
Умерив беспокойства пыл.
Но лёгкие в её чертогах
Я пылью угольной забил.
От сквозняков тех бесноватых
Порой так скрутит, что Бог весть
Какие выпалишь слова ты,
Когда тебе ни встать, ни сесть.
Томительна жара дневная,
Но после бани – не беда!
С волос, прохладой обдавая,
Стекает струйками вода.
Я расстегну свою рубашку.
Как дышится легко, свежо!
Подсолнух рыжую мордашку
Подставил солнцу – хорошо!
Мозолиста ладонь Донбасса.
Характер крут, но что с того!
Как ни было б, но жизни трасса
Всё ж пролегла через него.
* * *
Шагал, я помню, после смены,
Усталость с плеч смахнув небрежно,
И кто такие бизнесмены,
Я знал из фильмов зарубежных.
И я совсем не разбирался
В интригах властвующих кланов,
Я шёл и солнцу улыбался,
Что грело чашечки тюльпанов.
Судьбу не клял, не ныл, не клянчил,
Был полон силы и терпенья.
Теперь же безысходность клячей
Плетётся следом мёртвой тенью.
* * *
В суете снежинок вольных
Хорошо – такой покой!
Радуюсь аллее хвойной
В сутолоке городской.
Кто мне город – друг иль недруг?
Весь в заботах люд снуёт.
Отдаю снежинки ветру —
Пусть кварталы занесёт.
Между каменных громадин
Так сильна метели власть!
Вот она, окрепнув за день,
Ночь утюжить принялась.
* * *
Надоумил же Бог маму выбрать созвездие Рыбы.
Март душою оттаял, а улицы сырость насытила.
И когда я родился и в мир неожиданно прибыл,
Так орал я, что матушка белого света не взвидела.
И когда я кричал, кто-то выдохнул: «Вот вам и агнец!»
И родня онемела, стояла отчаянно грустная,
И врачи удивлялись, не в силах поставить диагноз:
Было им невдомёк, что при родах ребро моё хрустнуло.
Я никак не пойму, отчего мне припомнилось детство,
Отчего я вздохнул и взъерошил волос серебро.
Помню, что через год умер вождь наш, учитель и деспот,
Я уже не рыдал, и болеть перестало ребро.
* * *
Я шёл, а снег сверкал до рези,
До слепоты в глазах сверкал.
Я раньше так о счастье грезил,
Так высоко в мечтах витал.
Прошло. До капли душу выжал.
И, горбясь над строкой своей,
Ни смысла жизни я не вижу,
Не верю в искренность друзей.
Уже висок посеребрённый,
И, может, в церкви недруг мой
Поставит свечку пред иконой
За упокой души живой.
* * *
Влажный ветер в дом влетел внезапно.
Шелестел за форточкою дождь.
Словно бы черёмуха, озябнув,
Волосы твои струили дрожь.
Свет забрезжил. Ночь была в распаде.
Ты спала в объятиях моих.
И твои я пряди брал и гладил,
Целовал и окунался в них.
* * *
В закатных блесках алых
Пейзажем я увлёкся —
Фантазией фиалок
И фейерверком флоксов.
Забилось сердце счастьем —
Я восхищён цветами,
И словно стал причастен
К разгадке вечной тайны.
* * *
Стрижи, как метеоры,
По сини проносились.
На клумбе матиолы
Сиренево кустились.
Закат пылал над крышей,
И клён стоял в раздумье,
И я невольно слышал,
Как шепчутся петуньи.
Цветы так чудно пахнут,
Что месяц рад пролиться
Лучом на пёстрый бархат
Роскошных чернобривцев.
* * *
После долгого дождя
И строптивых струй
Сад, сверкая и блестя,
Расплескал листву.
Взгляд мой в розах утонул,
Стал я сам не свой,
Будто в грудь меня толкнул
Розовый прибой.
* * *
Молния сделала снимок
Под громовые удары,
Ливень ногами босыми
Шлёпал по тротуару.
Грозы ночные лета,
Листьев глухое рыданье,
И тополей силуэты
Что-то скрывали втайне.
* * *
Луну и звёзды дождь до блеска вымыл,
И сад не спит, сиянием облит.
О, властвуй, лунный свет неуловимый,
И озаряй гранит могильных плит.
В душе надежд несбывшихся руины.
Цветеньем буйным строки оплету.
Когда умру, пусть лунный свет лавиной
Обрушится и на мою плиту.
* * *
Ах, голова моя седая!
Волнистый чуб на лоб спадал.
Я столько боли испытал,
Стихами душу истязая.
И если в творческом пылу
Я задохнусь по воле Божьей,
Упасть бы, где цветов побольше,
У белых яблонь на балу.
* * *
Ты солнечный свет! Я ослеп…
Родная, цари на престоле!
Не зря убегаю я в степь
От счастья рыдать на просторе;
Цветами дышать, как тобой;
Чудачить, обняв разноцветье.
О, жаворонок, запой —
Пусть песню подарит ей ветер!
* * *
Он в юность мою со стихами
Ворвался, беспечный такой,
Как свежего ветра дыханье,
Как ливень весенний с грозой.
И я по-иному увидел
Свой дом, и свой двор, и свой сад:
На клёне – зелёный свитер,
На яблоне – белый наряд.
И стали стихи мне спасеньем,
И жизнь на земле дорога,
Как звонкое имя Есенин,
Его золотая строка.
.
* * *
Отец мой тает на глазах.
А был он сильным и красивым.
И сердце сковывает страх:
Как быстро покидают силы!
Живи, отец, живи, живи!
Ему обузой быть неловко.
Уже не сшить рубцы и швы —
Трещит прожитых лет шнуровка.
Он слепнет. Как слепым ходить,
Выплакивать кому-то душу?
Пластинку будет заводить
И в День Победы песни слушать.
* * *
К монументу приду в День Победы
И у вечного стану огня.
О войне будут песни пропеты,
И гармонь растревожит меня.
Прогремят светлой памяти залпы,
Прошагает по площади строй.
Мой отец о боях рассказал бы,
Но ушёл он на вечный покой.
* * *
Осени листовка
Плавно и неловко
Падала, качалась,
Солнцем излучалась.
Я её поймаю:
Где слова простые?
Я не понимаю
Строки золотые.
Вдруг повеял ветер,
Кудри мне взлохматил.
Может, строки эти
Ты прочтёшь, приятель?
День был тих и ясен.
Ветер не перечил
И, обняв за плечи,
Мне сказал: «Согласен».
И, нахмурив брови,
Долго разбирался
Ветер в каждом слове,
Хмыкнул, потоптался,
Свистнул, крикнул басом,
Дал деревьям встряску:
«Кто из вас размазал
Золотую краску?»
Но деревья стойки:
«Ах, не надо бури.
Дождь размазал строки,
Он набедокурил».
* * *
Воздух млел раскалённый, как в кузне,
Зноем дня обжигая людей.
Даже яблоко было невкусным —
Соки высосал в нём суховей.
Не до шуток и не до смеха:
Сколько ж будет так солнце палить?
Убежать бы – и в речку с разбега,
Плыть и плыть, по течению плыть.
Старый дом
1
В доме том запустелом
Только ночь и сверчки.
Паутина блестела
От огарка свечи.
В доме время пылилось
От зашторенных дней,
Половицы скрипели
От усталых ступней.
Шевелил занавески
Ветер прожитых лет,
И в свечи тусклом блеске
Прежней радости нет.
2
В дебрях сплетённых растений
Там, где заброшенный сад, —
Дом вековой. Его стены
Дикий оплёл виноград.
Окна за листьями скрыты,
Крыша облеплена мхом,
Зарослей грозная свита
Дом обступила кругом.
Пес, беспокойно залаяв,
Выскочил, радостный весь,
Думал увидеть хозяев,
Но не живут они здесь.
Памяти Николая Рубцова
В тех полях, где запах донника
И ромашковый наряд,
Вижу путника-бездомника
И его тревожный взгляд.
Он идёт, душа волнуется,
Беспокойно дышит грудь.
То гроза вовсю беснуется,
То заря согреет путь.
Он, любивший жизнь просторную
Вдалеке от шумных трасс,
Так Москву первопрестольную
Своей лирою потряс!
И ушёл… Куда – неведомо.
Птицы вслед ему летят,
И цветы, цветы так преданно
В его сторону глядят.
* * *
Так пусть свершится чудо!
О память, нас отправь,
Где холодно под утро
Ногам от росных трав.
И где лучи пронзают
Поющую листву,
Где облака растают,
Откроют синеву.
И где в цвету долина,
И ласточка вверху,
И детство в тополином
Назойливом пуху.
И там, где удивляет
Ромашек хоровод,
Кузнечик подстрекает
Пить поцелуев мёд.
* * *
Мне лунный блеск глаза щипал,
В лицо мне хохотали бесы,
И падал я, срывался в бездну,
Себя до смерти расшибал.
Час пробужденья так уныл,
Хотя рассвет был с солнцем дружен.
И никому я не был нужен,
И никого я не любил.
* * *
…Она идёт прямо к нему. В страхе очертил он около себя круг. С усилием начал читать молитвы и заклинания…Н. В. Гоголь «Вий».
И крученым стал я, и верченым,
В заботах весь – боже ты мой!
Не выйти б из круга очерченного,
Что встарь был обведен Хомой.
А жизнь, словно злобная панночка,
Пытается круг разомкнуть,
За горло, за самое яблочко,
Схватить, чтоб не дать продохнуть.
* * *
В родительском доме ремонт:
Обои со стен отдирают,
Шкаф толстый, как бегемот,
С усилием с места сдвигают.
На пол штукатурка летит,
Весь день не смолкает работа.
А фото на полке стоит,
До боли мне близкое фото.
И мать, и отец неспроста
Со снимка обводят всё взглядом:
Теперь их жильё – два креста,
Два холмика и ограда.
* * *
В тумане вязло фонарей сиянье,
И шорох струй на стёклах затихал,
И чувствовалось жизни увяданье,
И я припомнил, что мне друг сказал.
В заздравных тостах наш мутился разум.
– Ты крест, – сказал мне друг.
– Ну и сравнил!
– Да, да, ты крест! – и пальцем вдруг потряс он,
И голову на грудь он уронил.
Он не спешил с ответом, будто жилы
С меня тянул, кромсая душу мне.
– Да, да, ты крест, который до могилы
Приходится нести твоей жене.
* * *
Май. День Победы. Девятое.
Памятью дни кровоточили.
Поезд спешит мой и радует:
К дочери еду я, к дочери.
Эх, разгулялась весна в степи!
Склоны лесистые зелены.
Дикие маки вдоль насыпи
Каплями крови рассеяны.
Чувств обострённых брожение,
Мыслей клубок не распутаю.
Только одно утешение —
Скоро у дочери буду я.
* * *
Судьбу мне не выбелить начисто.
Глотаю печалей наркотики.
Где ветер с ромашками нянчится,
Расплачутся котики-ротики.
– Не плачьте, – скажу, будьте веселы
И радуйтесь ясному солнышку.
Ещё злые силы не срезали
Мою удалую головушку.
* * *
Если загулял беспутный ветер —
Шелеста нашествие резонно.
Я стоял, где яблони в расцвете,
Лунною сонатой потрясённый.
Рядом тополь – и высок, и статен —
К яблоням склонился головой
И сказал, что в лунной есть сонате
Ощущенье силы огневой.
* * *
В саду моём нарядном
Затеяли скворцы свист,
А с яблонями рядом
Разнежились нарциссы.
И ветер дул чуть слышно,
Играл с листвою в прятки,
И на свиданье вишня
Сбежала б без оглядки.
А мне б умчаться в юность,
Где сны о счастье снятся,
И окунуться в лунность,
И с милой целоваться.
* * *
Мне б из весны все соки выжать,
Цветенье в строки увязать,
Такой узор словесный вышить,
Чтоб мог о многом он сказать.
Соцветия в одном слиянье,
Волна душистая чиста.
От яблонь розовых сиянье
Исходит, словно от Христа.
Я к ним иду очистить душу —
Не от того ль в саду светлей?
И тишь спускается с верхушек
Пирамидальных тополей.
* * *
Дождик весенний пролился,
Мокро и ясно в саду.
Голубь набрал высоту
И в синеве растворился.
Тополь высок и лучист,
Ветка качнулась упруго.
Я оглянулся на свист —
Думал увижу друга.
Взглядом повсюду блуждал —
Нет никого. Только в листьях
Скворушка нам подражал
Ловко весёлым свистом.
Лепестковый звон
Звоны волн мне в душу набегали,
Серебрились звоны, звали в даль.
Лепесток зарозовел в бокале,
И вино мне слаще. Цвёл миндаль.
Залетел залётный. Звоны длились.
Столик возле пирса. Миг земной…
С гор ползли туманы и клубились,
И сливались с морем и со мной.
* * *
Ветром схвачены шторы и смяты,
Ливнем в окна хлестнула листва.
Мне с тобою – ведь знаешь сама ты —
Верх блаженства и верх торжества.
В блеске молнии – профиль распятья,
Скорбный облик меж туч грозовых.
В эту ночь я, наверное, спятил,
Поцелуев напившись твоих.
* * *
Ах, луна! Не колдовство ли?
От неё ль любви исток?
Поле, стриженое поле
Так и манит в душный стог.
И волной – волос сиянье.
Так и льётся отсвет лунный.
Мы с тобой не в одеянье.
Первозданны. Юны-юны.
Поцелуи ли, сверчки ли
Душу всю перевернули?
Мы с тобой в луну нырнули
И поплыли, и поплыли…
Лунный отсвет будоражит
Кровь. Слились и ночь, и поле.
Кто-то скажет: «Бог накажет».
– Ну и пусть. Нам до него ли?!
* * *
Ночь в окне в сиянье лунном тонет.
Мы одни. Мы слышим листопад.
Я возьму лицо твоё в ладони,
Буду целовать сто раз подряд.
Твои плечи, руки буду гладить —
Перед божеством не устою!
Знаю, что с рассудком мне не сладить,
Ощущая красоту твою.
* * *
Вот и старость, вот и о Христе мы
Чаще стали думать, друг мой милый.
Отцветают наши хризантемы
И с высот свергаются кумиры.
И как будто стужей засквозило,
Заморозком чувства прихватило,
Но откуда-то берутся силы,
Чтоб душа взлетала и парила.