Инга почувствовала, что после еды её пыл на предмет преодоления маршрута несколько поугас. Смеда, усаживаясь поудобнее возле Богдана спиной к спине, скомандовала:

– Так, ещё пять минут на отдых, а потом собираемся и шагаем дальше.

«Поверженные львы» хоть и были у ног Инги, но в данный момент ни на одного из них она не смела облокотиться. Хотя, сложно было признаться самой себе, на кого бы ей хотелось опереться в итоге… Инга встала, выбрала поблизости дерево и села возле него, откинувшись спиной на ствол. С этого места ей было видно лица Игната и Алекса. Они оба закрыли глаза, и, казалось, что решили отпущенные им пятиминутку провести в богатырском сне.

Алекс имел аристократическую внешность, которую бы при этом не все сочли таковой. Но как когда-то режиссёр Бондарчук не хотел брать на роль Андрея Болконского Вячеслава Тихонова, считая, что тот обладает недостаточно утончённой фактурой, а потом миллионы зрителей не могли себе представить, что Болконский может быть иным, так и Алекса тоже нельзя было бы уличить в какой-то излишней утончённости.

Однако, аристократизм в высоком и истинном значении указывает на некий идеал, в основе которого изначальная и объективная предзаданность личного достоинства, связанного с ответственностью особого рода. Благородство манер, которые проявляют личность, обладающую самыми лучшими качествами, у таких людей основано на высокой требовательности прежде всего к себе. Их собранность и выдержка даже для окружающих являются каким-то уравновешивающим психологическим фактором. Они как гаранты того, что любые ситуации будут в итоге иметь самый благоприятный исход. Под внешней сдержанностью они умело умеют скрывать значительную эмоциональность. Их чувствование истинных культурных и нравственных ценностей, а также способность сохранять и передавать другим некие коды восприятия лучшего вызывают восхищение. Такие люди являются воплощением понятий о чести. Они умеют ставить перед собой захватывающие их душу цели, и реализовывать их. При неудачах они способны сделать нужные выводы, а затем снова продолжать движение к тому, что считают для себя важным.

При том, что в целом их отличает весьма благожелательный и дружелюбный настрой по отношению к окружающим, они весьма избирательны в выборе личностного общения. Но если кому-то удаётся получить от таких людей хотя бы немного истинной благосклонности, душа «получателя» потом с трепетом будет ждать хотя бы их молчаливого одобрительного взгляда.

Алекс являл собой пример сбалансированности оптимизма и пессимизма. Он умел видеть варианты с любым исходом, но выбирал тот, который будет оптимальным. Чувствовалось, что при достаточно хорошей скорости реакции, он способен на длительную концентрацию внимания. Его физическая выносливость прекрасно сочеталась с высоким уровнем интеллекта. Были основания предполагать, что он обладает умственными способностями выше среднего, которые гармонично сочетались с развитыми практическими навыками. Его внимательное наблюдение за окружающими не было связано с завышенными требованиями к тем, кто попадал в поле его взаимодействия с ними. Взгляд его нередко наполнялся некоторой мечтательностью, а свободолюбие этой личности тоже то и дело прорывалось в каких-то едва уловимых моментах движения, интонациях.

Была ещё в нём какая-то такая «гранитность». Инга вспомнила, как любила в детстве рассматривать камушки с железнодорожной насыпи. Попадались такие гранитные, без острых краёв, серые, шероховатые и нагретые на солнышке камни, с играющими в лучах искорками вкраплений. Очень твёрдые камни, но приятные наощупь.

У Алекса явно было умение избегать острые углы, он был неконфликтен, но в тоже время чувствовалось, что в отстаивании собственных интересов и принципиальных вопросов он твёрд и непреклонен. Важно было лишь понять – что он считает для себя значимым. Про него можно было сказать: «в меру честолюбив и слегка патриархален», и это придавало ему столько шарма и изысканности, что трудно было отказывать себе в удовольствии любоваться этим человеком. До эмоций этого закамуфлированного интроверта добраться было не так-то просто, но зато малейший выход на поверхность его чувств приоткрывали и утончённость восприятия, и щедрость души.

Есть люди, которые опираются в мышлении на логику и последовательность, но при этом умеют мыслить нестандартно. Алекс был именно из таких. Его самолюбие позволяло ему учитывать мнение окружающих, но он совершенно не стремился быть понятым всем и каждым, что проявляло в нём значительную внутреннюю независимость.

Чувствовались его рациональность, практичность, надёжность. От него прямо-таки «фонило» надёжностью, которую он любил и в других. Даже если в чём-то он мог допустить промах, было устойчивое ощущение того, что в итоге все недостатки будут устранены, выводы сделаны, ситуация выправится.

Смотреть на Алекса было так легко, так приятно. Инга бы, пожалуй, и не отводила бы от него взгляда, если бы рядом не было Игната.

Даже сейчас, когда Игнат лежал с закрытыми глазами, и в это время можно было не бояться в этих глазах утонуть, Инга не могла быть уверенной в том, что она не соскользнёт в какую-то неведомую пучину… Он действительно был похож на спящего льва, который не то чтобы спит, а просто с закрытыми глазами держит всё под контролем. Во всяком случае, старается держать всё под контролем. Чувствовалось, что при видимом простодушии, которое он демонстрировал, можно ненароком нарваться на массу сюрпризов весьма многогранного и сложного характера.

Конечно, сюрпризов можно было бы ожидать и от Алекса. Всё-таки мужчины, по представлениям Инги, как-то чаще всего были эдакими сундучками с уймой секретных ящичков, несколькими днами, двойными-тройными стеночками, разными отделениями и замками. Но если Алекса можно с увлечением, открывать, отпирать, извлекать что-то из него, и даже деликатно взламывать, без особых опасений, то вот Игната… Игнат, как казалось Инге, был словно нашпигован пружинными механизмами. Одно неосторожное движение, и тяжёлую крышку у этого сундука может сорвать с такой неожиданной силой, что есть опасность и не успеть увернуться… И оказаться, в итоге, совсем без головы…

Магнетизм, исходящий от Игната, был весьма мягкого и удивительного свойства. Он был почти физически ощутим Ингой, но регулятор этого притяжения будто бы был где-то у неё под рукой. Она только не могла понять, где именно он расположен и что из себя представляет. Но должно было быть что-то такое, что привело бы её к некоему внутреннему балансу, либо к взаимодействию с этим притяжением… Пока же она чувствовала, что не справляется в полной мере с какими-то магнитно-волновыми завихрениями, которыми была окружена.

Смеда заметила, как Инга рассматривает лицо Игната. Инга сидела, словно заворожённая, будто разгадывающая какой-то ребус. У неё даже рот был слегка приоткрыт от увлечённости процесса разгадывания, и будто бы она была погружена и в себя, и в наблюдение… Как-то неловко было тревожить её в таком состоянии, и Смеда немного медлила с тем, чтобы «протрубить сигнал». Он развернулась, всё ещё молчаливо посматривая в сторону Инги. Богдан перехватил этот взгляд своей подруги. Оба понимающе переглянулись и заулыбались. Они молча стали подниматься, и это движение, наконец, заметила Инга, которая спросила:

– Идём дальше?

– Да, пора двигаться дальше! – немного виноватым тоном ответила Смеда.

«Спящие львы» тоже тут же стали подниматься, и вид у них был такой, будто они и не укладывались на отдых вовсе, а продолжают активное движение, просто моргнув глазами.