Лошадь, которую он видел раньше привязанной неподалеку от входа в аптеку, куда-то пропала. Дверь была притворена, но не заперта на ключ. Данвер и его помощники беспрепятственно вошли в дом, встретивший их вязкой тишиной заброшенного жилища. Свернутая в комок скатерть, найденная на кухне, свидетельствовала о том, что недавно здесь кто-то ел, но из съестного ничего не осталось. Данвер молча разглядывал каменную мойку, потом скользнул взглядом по стенам и удивился, что не испытывает никаких ощущений. Исчезла даже боль, терзавшая его с самого утра.

Кивком головы он отправил обоих судей на второй этаж. Внезапно его бросило в жар, потом в холод, а сердце затрепыхалось, как раненая птица. Жаспар не понимал, что с ним происходит. Анна уже уехала, почему же он боится увидеть ее вновь? Толкнув дверь спальни, он заметил знакомый огарок свечи, в лицо пахнуло влажной прохладой. Тусклый свет, проникавший в комнату через прикрытые ставни, освещал матрас, примятый телом недавно лежавшего на нем человека. Значит, Анна Дюмулен в одиночестве провела здесь ночь.

Кошеля, в котором вдова Дюмулен получила свое золото, судьи не нашли, и один из них резонно заметил, что поспешное бегство из города указывает на нее как на убийцу. Но Данвер возразил, что это еще надо доказать. И все же он подумал: совсем скоро коннополицейская стража получит приказ задержать ее, и этот приказ, несомненно, отдаст он сам. Если только речь не идет об очередной трагической ошибке. А может, это месть мамаши-трактирщицы?

Она их уже ждала. Массовое убийство во Дворце правосудия ее ничуть не взволновало, о чем ясно говорило равнодушное выражение ее лица. По всему было видно, что на пороге постоялого двора — на три ступеньки выше мостовой — стоит хозяйка заведения. Ее острый взгляд небрежно скользнул над головами встревоженных обывателей, суетливо мечущихся по площади, и остановился на тройке приближавшихся судей. Данвер без обиняков заявил ей, что вино, заказанное для банкета, было отравлено.

— Отравлено? — повторила мамаша-трактирщица, и в ее голосе послышалось рычание раненой тигрицы.

На какое-то мгновение Жаспару показалось, что она сейчас набросится на него, несмотря на присутствие двух молодых, дюжих судей. Но женщина сдержала себя… О силе загнанных вглубь эмоций можно было судить лишь по череде жутких гримас, до неузнаваемости искажавших ее широкое лицо…

— Отравлено цианидом, верно? — негромко, с кривой усмешкой спросила она.

— Откуда вы это знаете? — спросил один из молодых судей.

— Я умею читать, — ответила трактирщица и, покачав головой, пробормотала себе под нос: — Она сделала это… Только она могла сделать это… Она сильнее всех.

— Что вы имели в виду, сказав, что умеете читать? — осведомился второй судья.

Трактирщица, прищурившись, обвела всех троих испытующим взглядом и указала подбородком на дом напротив.

— У мойки на кухне двойное дно. Там лежит пузырек с цианидом.

— Вы ходили к ней домой? — спросил Данвер, чувствуя растущее раздражение.

— И не только я одна…

— Это вы вынесли и распродали ее имущество, не так ли?

— Откуда мне было знать, что она вернется?

— Я мог бы арестовать вас, — произнес Данвер, побледнев от гнева, — за кражу и злоупотребление доверием.

— Я много знаю… — угрожающе прошипела трактирщица, вскинув вверх жирные руки. И тут же неожиданно приятным голосом промурлыкала: — Я одна все знаю!

С легкостью переступая с ноги на ногу, она добавила:

— Если бы тогда Ла Барелль обратился ко мне, если бы он спросил у меня совета вместо того, чтобы отнимать у меня моего мальчика, то сегодня с ним этого не случилось бы!

Такой вопиющий цинизм шокировал даже привычных ко всему судей. Не дожидаясь, пока они придут в себя, трактирщица скрылась за дверью своего логова, ворча, что у нее много работы.

После того как вино доставили во Дворец правосудия, Анна там не появлялась. Если яд подсыпала она, то сделала это заблаговременно: подвалы аптеки и постоялого двора «Золотой лев» сообщаются между собой…

Судьи-асессоры терпеливо ждали его распоряжений, и Данвер отправил их проверить, действительно ли под каменной мойкой спрятан пузырек с ядом… Он не стал говорить им, что сам в этом нисколько не сомневается.

Стоя на ступеньках постоялого двора, Жаспар задумался об истинной причине скоропостижной смерти Гастона Дюмулена. Считалось, что аптекарь умер от сердечного приступа или в результате приема собственноручно приготовленного лекарства. А может, его тоже отравили?.. Если так, то прав был негодяй Канэн, а не он, королевский инспектор… Жаспар отказывался верить в это. Такой поворот событий означал бы его личное поражение. Анна не смогла бы так легко обвести его вокруг пальца. Тут он вспомнил о ее свирепой ненависти к постылому мужу, который был далеко не ангелом… Но больше всего его мучила мысль, что он почти не знал ее. Анна оставалась для него загадочной молодой красавицей из леса под Миранжем. Невинной жертвой безжалостной судебной машины. Великолепной любовницей…

Кроме того, он понял, что она спасла ему жизнь. В некотором смысле. Его болезнь — вот что не позволило ему сесть за праздничный стол… Малейшая ошибка — и в живых не осталось бы никого. Да, судьи Данвера в списках мертвых не оказалось, но, с другой стороны, он потерял все.

Из дома напротив с победным видом вышли сияющие помощники Данвера, издалека демонстрируя свою находку — склянку с ядом. Следствие оказалось не сложным, несмотря на необычные обстоятельства преступления! Во избежание ошибки Данвер распорядился определить идентичность найденного яда тому, которым было отравлено вино, и сухо напомнил молодым судьям, что следствие только начинается. Молодые люди пристыжено замолчали и, вскочив на коней, умчались выполнять поручение.

Жаспар проводил взглядом удалявшихся всадников, и вдруг ему в голову пришла сумасшедшая мысль: а что, если Анна отправилась в лес на поиски Абеля? Нужно проверить. В любом случае он не собирался идти во Дворец правосудия. Боль снова обрушилась на него.