“One Sweet Day” Mariah Carey and Boyz II Men
“Because You Loved Me” Celine Dion
“Always Be My Baby” Mariah Carey
“Tha Crossroads” Bone Thugs-n-Harmony
“Not Gon’ Cry” Mary J. Blige
“Fantasy” Mariah Carey
“Gangsta’s Paradise” Coolio
“Lady” D’Angelo
“Wonderwall” Oasis
“Ironic” Alanis Morissette
“Whenever, Wherever, Whatever” Maxwell
“Virtual Insanity” Jamiroquai
“Shadowboxer” Fiona Apple
“Macarena” Los del Rio
“Give Me One Reason” Tracy Chapman
“Who Will Save Your Soul” Jewel
“Missing” Everything But the Girl
“Change the World” Eric Clapton
“No Diggity” Blackstreet
“Fastlove” George Michael
“Just a Girl” No Doubt
”Crush” the Dave Mathews Band
“Doin It” LL Cool J
“If I Ruled the World (Imagine That)” Nas
“The Score” Fugees
“It Was Written” Nas
“Un-Break My Heart” Toni Braxton
“Candle in the Wind 1997” Elton John
“Foolish Games” Jewel
“I’ll Be Missing You” Puff Daddy and Faith Evans
“Can’t Nobody Hold Me Down” Puff Daddy
“I Believe I Can Fly” R. Kelly
“How Do I Live” LeAnn Rimes
“Mo Money Mo Problems” The Notorious B.I.G.
“I Want You” Savage Garden
“Every Time I Close My Eyes” Babyface
“All by Myself” Celine Dion
“It’s All Coming Back to Me Now” Celine Dion
“Secret Garden” Bruce Springsteen
“Karma Police” Radiohead
“Angels” Robbie Williams
“Guantanamera” Wyclef Jean
“Criminal” Fiona Apple
“Building a Mystery” Sarah McLachlan
“Fly Like an Eagle” Seal
“Buena Vista Social Club” Buena Vista Social Club
“You’re Still the One” Shania Twain
“Truly Madly Deeply” Savage Garden
“All My Life” K-Ci and JoJo
“No No No” Destiny’s Child
“My Heart Will Go On” Celine Dion
“Gettin’ Jiggy Wit It” Will Smith
“My All” Mariah Carey
“Been around the World” Puff Daddy
“I Don’t Want to Miss a Thing” Aerosmith
“This Kiss” Faith Hill
“Ray of Light” Madonna
“Uninvited” Alanis Morissette
“Brick” Ben Folds Five
“Car Wheels on a Gravel Road” Lucinda Williams
“Deeper Underground” Jamiroquai
“Doo Wop (That Thing)” Lauryn Hill
“Can’t Take My Eyes Off of You” Lauryn Hill
“Gone Till November” Wyclef Jean
“The Boy Is Mine” Brandy and Monica
“Adia” Sarah McLachlan
“My Way” Usher
“What You Want” Mase
“Feel So Good” Mase
“Spice Up Your Life” Spice Girls
“A Rose Is Still A Rose” Aretha Franklin
“Vol. 2… Hard Knock Life” Jay-Z
“Surfacing” Sarah McLachlan
“One Sweet Day” Mariah Carey and Boyz II Men
“Because You Loved Me” Celine Dion
“Always Be My Baby” Mariah Carey
“Tha Crossroads” Bone Thugs-n-Harmony
“Not Gon’ Cry” Mary J. Blige
“Fantasy” Mariah Carey
“Gangsta’s Paradise” Coolio
“Lady” D’Angelo
“Wonderwall” Oasis
“Ironic” Alanis Morissette
“Whenever, Wherever, Whatever” Maxwell
“Virtual Insanity” Jamiroquai
“Shadowboxer” Fiona Apple
“Macarena” Los del Rio
“Give Me One Reason” Tracy Chapman
“Who Will Save Your Soul” Jewel
“Missing” Everything But the Girl
“Change the World” Eric Clapton
“No Diggity” Blackstreet
“Fastlove” George Michael
“Just a Girl” No Doubt
”Crush” the Dave Mathews Band
“Doin It” LL Cool J
“If I Ruled the World (Imagine That)” Nas
“The Score” Fugees
“It Was Written” Nas
“Un-Break My Heart” Toni Braxton
“Candle in the Wind 1997” Elton John
“Foolish Games” Jewel
“I’ll Be Missing You” Puff Daddy and Faith Evans
“Can’t Nobody Hold Me Down” Puff Daddy
“I Believe I Can Fly” R. Kelly
“How Do I Live” LeAnn Rimes
“Mo Money Mo Problems” The Notorious B.I.G.
“I Want You” Savage Garden
“Every Time I Close My Eyes” Babyface
“All by Myself” Celine Dion
“It’s All Coming Back to Me Now” Celine Dion
“Secret Garden” Bruce Springsteen
“Karma Police” Radiohead
“Angels” Robbie Williams
“Guantanamera” Wyclef Jean
“Criminal” Fiona Apple
“Building a Mystery” Sarah McLachlan
“Fly Like an Eagle” Seal
“Buena Vista Social Club” Buena Vista Social Club
“You’re Still the One” Shania Twain
“Truly Madly Deeply” Savage Garden
“All My Life” K-Ci and JoJo
“No No No” Destiny’s Child
“My Heart Will Go On” Celine Dion
“Gettin’ Jiggy Wit It” Will Smith
“My All” Mariah Carey
Два дня спустя я уже сидел в новом офисе Микки Шульхофа и просматривал накопившиеся меморандумы и контракты. В течение суток мы дали ход всем этим документам, и вот уже компания понеслась вперед на всех парах.
Наше с Микки разделение труда было простым и эффективным. Он сразу заявил, что не разбирается в музыке и намерен предоставить мне свободу заниматься тем, что я хорошо умею делать. Момент для меня был просто идеальным – как раз в те дни начинались карьеры Мэрайи Кэри, Глории Эстефан и Селин Дион.
После завершившегося кризиса было приятно снова вернуться к рутинной работе. В январе 1991 года я посетил церемонию вручения наград AMA. Было чему радоваться – Глория Эстефан возвращалась на сцену после той ужасной аварии. Прямо перед ее выступлением мы увидели короткий фильм, где показывалось, во что тогда превратился ее автобус и как саму певицу увозили с места аварии на каталке. Потом на затемненной сцене остался лишь ярко-синий луч прожектора, который сфокусировался точно на Глории, стоявшей в самом центре. Тут вся масса людей, заполнявшая концертный зал «Шрайн аудиториум» в Лос-Анджелесе, разом вскочила с кресел, и начались овации. Они становились все громче, и я украдкой посмотрел сначала на Эмилио, который сидел рядом вместе с десятилетним Наибом, а потом – обратно на сцену, где Глория замерла в луче света. В этот момент по моим щекам текли слезы, а минуты, когда Глория исполняла в том зале Coming Out of the Dark, стали одним из самых эмоционально насыщенных моментов в жизни.
Меньше чем через месяц после этого я должен был сопровождать Мэрайю на церемонию «Грэмми», где она выступала в двух номинациях. Из уважения к моим детям я намеренно старался реже показываться с Мэрайей на публике, ведь в то время я как раз разводился с их матерью. Но, к сожалению, наш брак завершился там же, где и начался, – на страницах светской хроники. Когда я женился, новость об этом попала лишь в раздел бракосочетаний «Нью-Йорк таймс», а уж развод и вовсе обсуждали во всех газетах. Как только все формальности были завершены, мне стало легче выходить с Мэрайей в свет, и церемония «Грэмми» была нашим первым шагом в этом направлении.
Мэрайя получила тогда две награды. Первая относилась к категории, относительно успеха в которой мы почти не сомневались, – «Лучший дебютант». Вторую премию она получила в номинации «Лучший женский поп-вокал» за песню Vision of Love. Получить «Грэмми» после первого же альбома – это почти нереально, все равно что оказаться в сказке! Но Мэрайя еще не сошла с подиума, а мы уже готовили для этой сказки продолжение. Нельзя было спотыкаться на втором шаге, и наш план состоял в том, чтобы предотвратить любые возможные проколы заблаговременно.
Первые четыре сингла из дебютного альбома Мэрайи моментально оказались на вершинах хит-парадов. Теперь же мы готовились выпустить первый сингл из Emotions – ее следующего альбома, – и сделать это надо было очень быстро, чтобы публика невольно приняла этот сингл за часть ее дебюта. Когда люди наконец поняли, что это не так, мы уже раздразнили их аппетит и подготовили к тому, что надо обязательно купить и второй альбом тоже. Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Как гвозди забивать. Именно так делал Элвис, когда мне было восемь. И по сей день Мэрайя остается единственной артисткой, первые пять синглов которой возглавили рейтинг журнала Billboard. Среди исполнителей, выступающих соло, даже Элвису не посчастливилось возглавлять хит-парад синглов чаще, чем Мэрайе Кэри.
Можно только гадать, что за выражение лица было у моего терапевта, когда она переключила канал на вручение «Грэмми» и увидела, как Мэрайя благодарит Бога за свою первую премию, а Томми Моттолу – за то, что поверил в нее. Хотя терапевт определенно была права в том, что я огульно отрицал возможные проблемы в будущем, она уже не могла сказать, что я занимаюсь самообманом, – по крайней мере, не в том, что касалось перспектив Мэрайи Кэри. Чутье не обмануло меня насчет ее таланта, пусть даже страсть и прочие эмоции взяли надо мной верх и сделали меня уязвимым в личном плане.
Меня в моих чувствах укрепляли и наблюдения за Эмилио и Глорией Эстефан, за той духовной общностью, которую они приобрели благодаря музыке. То же самое было у Селин Дион и Рене Анжелила, даже когда они еще не встречались открыто. Но «химию»-то не спрячешь.
Я познакомился с ними в 1989 году, как раз тогда, когда Селин перестала петь только на французском и готовила свой первый альбом на английском языке – Unison. На самом деле она тогда еще не очень хорошо говорила по-английски – так, могла связать пару слов. Но она обладала ангельским голосом, и не только – ее исключительный музыкальный слух и вокальный талант были таковы, что она могла отлично петь, не понимая полностью смысла текстов, а только воспроизводя их фонетически. Я помню, как пришел на студию, когда она впервые исполняла Where Does My Heart Beat Now… Это было изумительно! Не было никаких сомнений в том, что Селин ждет огромный успех.
Она выбрала свое собственное направление и создала индивидуальный стиль. Он отличался от стиля Уитни или Мэрайи и был основан на использовании среднего регистра. Но и высокие тона давались ей с пугающей безупречностью. В этом плане она, возможно, лучшая певица из всех, кого я слышал. В ее голосе есть нечто неувядающее, и, когда я сейчас слышу, как в свои восемьдесят с лишним поет Тони Беннет, то понимаю, что голос Селин тоже сохранит свою магию даже спустя многие годы.
Но оставался вопрос: как лучше донести этот голос до слушателей по всему миру? Для старта ее карьеры нам был нужен генеральный план, и буквально через несколько месяцев подвернулась отличная возможность. Студия Disney обратилась к нам по поводу полнометражного мультфильма «Красавица и Чудовище». Они хотели, чтобы мы выбрали какого-нибудь нашего артиста и записали с ним основной саундтрек. Естественно, я сразу решил, что это сделает Селин, а в продюсеры взял Уолтера А.Сама песня, написанная Аланом Менкеном, исполнялась дуэтом, так что в помощь Селин мы пригласили выдающегося певца Пибо Брайсона. В общем, лучшей возможности быстро раскрутить Селин мы и представить не могли. Disney вложила в рекламу и маркетинг «Красавицы и Чудовища» десятки миллионов, и в результате мультфильм был номинирован на «Оскар» в категории «Лучшая анимированная картина».
Помню, как, придя на просмотр, я вслушивался в саундтрек и думал: «Вот оно…» Несколько недель спустя эта песня стала хитом буквально во всем мире.
То были отличные деньки, а будущее и вовсе виделось в радужных тонах. Пока происходили все эти события, мы готовили к выпуску и альбом великого Майкла Джексона. Первый его альбом после четырехлетнего перерыва…
Мы так уважали и ценили Майкла Джексона, что в 1991 году буквально из кожи вон лезли, возобновив с ним контракт от имени Sony. Многие утверждали, что это был самый крупный контракт такого рода из всех заключенных на тот момент. Это не так, но он определенно был одним из крупнейших.
Я расскажу вам кое-что об этом соглашении, поскольку оно стало основой последующих событий. Хотя Майкла вполне устраивали наши условия, он отказывался подписать документ до тех пор, пока в официальном пресс-релизе не будет заявлено, что это миллиардная сделка. Конечно, Sony никоим образом не собиралась выплачивать ему миллиард, но поскольку Майклу был нужен именно пресс-релиз с таким заявлением, то мы нашли способ подготовить его. Да, если бы его новые альбомы стали продаваться так же хорошо, как Thriller или Bad, то тогда совокупный доход от их продаж мог бы достичь и миллиарда. Мы сформулировали эту идею для прессы таким образом, что Майкл остался доволен, но, если я правильно помню, действительный его аванс составлял всего лишь около 35 миллионов. Вполне нормальная сумма для Майкла Джексона – человека, который жил в фантастическом мире, где сбывались все мечты…
Помню, как однажды явился на деловую встречу с ним в президентский номер отеля Four Seasons. Когда я оказался в его огромном пентхаусе площадью четыре тысячи квадратных футов, то просто не мог поверить своим глазам. Все помещение было заполнено тщательно одетыми манекенами! Их было двадцать четыре штуки, и на каждом был свой особый костюм. Это, скажу я вам, было жутко! Пугающе, как в музее восковых фигур. Я тогда и правда здорово струхнул, а потом спросил у Майкла, зачем ему все эти штуки.
– Эти? Да они мне просто нравятся, – отвечал он. – Это мои друзья!
Куда бы он ни поехал, он всюду возил их с собой. Когда я однажды допустил ошибку, похвалив эту его манеру, Майкл сразу же прислал и мне парочку в подарок. Они были одеты в роскошные костюмы… и немедленно отправились в кладовую.
Всякий, кто дерзал разрушать воздушные замки, которые Майкл Джексон возводил вокруг себя, неминуемо попадал в немилость. Иными словами, достаточно было один раз сказать ему «нет» – даже в ситуации, когда это и правда было необходимо, – чтобы он решил избавиться от тебя. Я пятнадцать лет наблюдал за карьерой Майкла в Sony, и за этот период он сменил пять менеджеров, не говоря о множестве адвокатов и краткой попытке вести дела с саудовским принцем аль-Валидом. Мне и самому, кстати, приходилось много раз встречаться с принцем и обсуждать достижения Майкла, для чего надо было сначала миновать пару этажей охраны. Доводилось мне беседовать и с Мохаммедом аль-Файедом, владельцем Harrods. Этот человек заботился о Майкле и много раз помогал ему в трудных обстоятельствах.
Но в окружении Майкла Джексона не было практически никого, кто решался бы говорить ему правду. Еще бы! Он же был королем поп-музыки и все кругом работали на него! Он окружил себя людьми, которые во всем соглашались с ним, но только ради того, чтобы быть поближе к нему… или ради того, чтобы подзаработать денег. «Майкл, что вам угодно? Майкл, как вам это? Майкл, мы сможем сделать это! Майкл, мы точно справимся! Да, Майкл! Да, Майкл. Да, Майкл, да…» Такой расклад делал мою позицию уникальной, ведь я распоряжался в Sony Music, то есть король поп-музыки фактически работал на меня. Я старался не возражать ему слишком уж часто, но я, вероятно, был единственным человеком в мире, кто при необходимости мог сказать «Нет, не думаю» самому Майклу Джексону. С самого начала какая-то часть его души негодовала из-за этого, но, как правило, он все же относился ко мне с уважением.
В ноябре 1991 года Майкл выпустил альбом Dangerous, в котором было два превосходных сингла: Black or White и Remember the Time. С любой точки зрения альбом был невероятно успешным, и в результате было продано 32 миллиона копий. Но мы в Sony полагали, что воздействие этого альбома на поп-музыку все же не будет таким сильным, как у вышеупомянутых альбомов Thriller и Bad. Когда речь заходила о показателях продаж, Майкл всегда испытывал замешательство – и это легко понять. Достаточно просто окинуть взглядом его карьеру, начиная с участия в Jackson-5 и далее – к «лунной походке» и записи We Are the World. Мир до того никогда не видел такого исполнителя, как он, это так. Но именно альбом Thriller сделал его уникальным артистом даже по его собственным меркам. Он не только собрал рекордных восемь «Грэмми», но также стал и самым продаваемым альбомом всех времен. Плюс еще дополнительные видеозаписи и его выступления в ходе мирового турне… то был просто поразительный успех. Я-то, конечно, заранее понимал, что Thriller будет бомбой, но никто и представить себе не мог, что в итоге продажи достигнут 100 миллионов единиц. Никто! И всякий, кто скажет вам, что он предвидел нечто подобное, нагло лжет!
Тогда я наблюдал за этим поразительным явлением со стороны, но всем было видно, до какой степени поражены руководители музыкальных компаний. Они просто были морально не готовы к такому росту продаж, который к тому же еще и постоянно ускорялся. Я сам устроился в CBS/Sony вскоре после того, как вышел следующий альбом Майкла. Bad разошелся в 45 миллионах копий, и это тоже огромное число. Но Майклу… Майклу этого уже было мало.
– Вы должны сделать что-нибудь, – говорил он мне, – чтобы продать больше копий, чем было у Thriller!
Это были совершенно беспочвенные надежды, конечно. Но вся вселенная Майкла была построена из этого эфемерного материала, а когда реальность расходилась с его ожиданиями, он возлагал всю ответственность за это на нас.
И вот спустя четыре года вышел Dangerous. Все, что я мог сделать, – это сказать Майклу, что вся наша промоармия двинулась в поход, чтобы обеспечить наилучший прием новому альбому. Я советовал ему быть реалистом в отношении объемов продаж – все равно больше ничей альбом не смог достичь показателя в 32 миллиона штук. Такого даже и близко не было! Уже из этих моих слов вам должно стать понятно, как сильно отличалось наше отношение к одним и тем же цифрам.
Кто угодно был бы готов заключить с Майклом Джексоном контракт на любую сумму. Он, возможно, был тогда величайшей звездой во всем мире, даже если считать все виды индустрии развлечений скопом. Майкл Джексон приносил компании деньги с невероятной скоростью, так что нам приходилось мириться с его нереальными запросами. Что нам было делать, когда его менеджер приходил и просил выделить дополнительные миллионы на «короткометражные фильмы» – Майкл никогда не говорил «видеоролики» – или поставить больше стендов в музыкальных магазинах? Как отвечать, когда он требовал больше рекламы по телевидению? Больше, больше, больше, больше, больше…
Мне приходилось мириться с тем, что Майкл мог разбудить меня в три часа ночи и начать настаивать на том, чтобы я все же продал эти проклятые 100 миллионов записей. И это был не один ночной звонок – их были десятки! Мы при этом не берем в расчет точно такие же его звонки Дэвиду Глю. Но ничего, я мог это понять, так как страх и неуверенность были характерны для внутреннего мира очень многих артистов.
Это просто нужно было принять, даже если начинали ходить слухи о том, что Майкл хочет купить скелет Человека-слона, или о том, что Майкл сожительствует со своим ручным шимпанзе по кличке Бабблз. Я уж не говорю про треп о «пижамных вечеринках» с маленькими мальчиками. Просто принять… Даже в такой обстановке нужно было работать с полной отдачей, работать день за днем. Конечно, эти слухи и его экстравагантное поведение вредили его популярности и даже вызывали настороженность в Токио и взволнованные звонки оттуда:
– Неужели все это правда? У вас там точно все в порядке?
– В том, что касается музыки, у нас все хорошо, – только и мог ответить я. – Мы справляемся, ситуация под контролем.
Но была одна вещь, относительно которой Майкл был полностью прав. Как бы ни были велики продажи его альбомов и сколько бы денег они ни приносили компании – они все же постепенно сокращались.
Положение же Мэрайи в то время было превосходным. Она сочетала уже достигнутые успехи с тем специфическим проникновенным стилем, который использовал еще Берри Горди, когда его чернокожие артисты создавали поп-шедевры для компании Motown Records.
Каждый шаг в ее начинавшейся карьере был тщательно продуман. Сначала – дебют на шоу Арсенио Холла. Потом усилия маркетинга, которые позволили нам продать 30 миллионов копий ее первого альбома. Две «Грэмми». Выпуск сингла Emotions за несколько месяцев до появления одноименного альбома, куда тот входил. Мы заложили в среде фанатов такой фундамент благожелательных предчувствий, что могли не опасаться провалов, которые частенько преследуют «вторые» альбомы начинающих исполнителей.
Мы решили, что после выхода альбома Emotions ей следует приложить еще больше усилий и поработать на студии над новыми хитами, раз уж Мэрайя была на такой удачной волне. Дело было не только в продаже дисков. Я ведь сам творец и организатор, а потому множество раз видел, как это бывает. Когда плодовитый артист берется за дело, очень важно по максимуму использовать эту творческую энергию, записав так много песен, как только возможно. Кроме того, мы стремились укрепить фундамент ее карьеры, план которой мы с такой тщательностью составили. Если на данном этапе все сделать правильно, то потом этот фундамент будет поддерживать ее – и не важно уже, как она изменит в будущем свой стиль или даже музыкальное направление.
Я объяснял ей, что такой прочный фундамент популярности даст ей редкие возможности для маневра.
– Смотри, если ты и дальше будешь выдавать новые и разнообразные хиты, – говорил я, – то ты со временем сможешь стать настоящей иконой шоу-бизнеса, как Барбра Стрейзанд!
Я указывал на то, что, если бы Барбра захотела, скажем, записать что-нибудь для Бродвея или сделать альбом с группой Bee Gees, она могла спокойно сделать это в любой момент. Собственно, она так и поступала.
– Если ты дорастешь до такого уровня, – продолжал я, – то все, что бы ты ни сделала, начнет автоматически становиться крутым.
Кроме того, нужно было обзавестись широкой и неоднородной аудиторией: дети и взрослые, черные и белые, мамаши… Проще говоря, по нашему плану она должна была заполучить их всех.
Но Мэрайя считала, что рабочая нагрузка не оставляет ей времени для того, чтобы выходить в свет и там как следует отпраздновать уже достигнутый успех. Если задуматься, то ее можно понять. Ей было всего двадцать лет, а настоящего детства у нее и вовсе никогда не было, не говоря уже о деньгах и славе. На студии она была перфекционисткой, при необходимости буквально препарируя каждую ноту и переделывая любую строчку или слово до тех пор, пока не оставалась довольна. Если уж она принималась творить, то с головой погружалась в свою музыку и отбрасывала все постороннее прочь. Это был изнурительный труд, и я мог войти в ее положение, ведь я любил и уважал ее, стараясь всегда поддерживать ее мечты и устремления. Но я также десятки раз становился свидетелем того, как быстрый успех разрушал жизнь и карьеру множества артистов. Я знал все общеизвестные истории такого плана, а также много таких, о которых вы и не слыхивали. Работа в шоу-бизнесе до такой степени утомляет, так отрывает от действительности, что уцелеть и спасти свою карьеру можно, только избегая крайностей и с помощью друзей, которые удержат вас от необдуманных шагов. И не важно, кто вы такой, – чудовищная сила шоу-бизнеса все равно вас одолеет. С историей не поспоришь, а именно этот сюжет повторялся в ней много раз.
Имея такой опыт, я считал, что у Мэрайи еще будет масса времени для празднования – когда-нибудь потом. Нет, не через десять лет, конечно, но хотя бы через парочку. Я подталкивал ее к тому, чтобы она рассмотрела картину в целом, и эти советы даже создавали небольшие трещинки в наших отношениях. Вначале эти трещинки, правда, были незаметны, поскольку в остальном те годы для нас были счастливейшими в жизни.
Мы уже жили совместно, и впервые в жизни Мэрайя обзавелась «тихой гаванью», ощутила почву под ногами. Она почувствовала, что у нее есть семья и что она обеспечена в финансовом плане, не говоря уже о любви и заботе с моей стороны. Я имею право так говорить, и в моих словах нет ничего нового, так как Мэрайя много раз рассказывала историю своей жизни прессе и на телевидении, как будто даже сам процесс интервью был чем-то вроде сеанса терапии. История ее юных лет подробно представлена в различных медиа, причем в собственном изложении. Прежде всего, она росла в трудных условиях потому, что родилась в межрасовом браке – и это в то время, когда такие вещи у нас отнюдь не приветствовались. Она однажды рассказала, как в школе на Лонг-Айленде ее попросили нарисовать папу с мамой. Она, естественно, нарисовала белую женщину и чернокожего мужчину, но учитель воскликнул:
– Нет, нет, нет! Почему ты так делаешь?! – как будто в рисунке была какая-то ошибка.
Соседи избегали ее отца, а их машину и вовсе подожгли. В итоге эти проблемы во многом обусловили развод ее родителей, который, конечно, очень сильно ранил Мэрайю.
В прессе было чертовски много историй, где я описывался настоящим Свенгали, который все ей запрещал и контролировал каждый ее шаг. Это, разумеется, полная чушь. Но все же мне нужны были эти хиты, поскольку я был главой Sony Music, а потому я старался не лезть в бутылку и не отвечал на все эти обвинения. Если меня припирали к стенке, то я отвечал лишь одно:
– Я самый большой фанат Мэрайи Кэри. Она является одним из самых талантливых людей, когда-либо приходивших в музыкальную индустрию, и я всегда буду поддерживать все ее начинания.
Ирония ситуации заключалась в том, что из нас двоих я был в большей степени прикован к своей работе. Уж теперь-то я могу сказать, что думаю об этом. Если вы читали роман Джорджа Дюморье под названием «Трильби», то вам известно, что персонаж по имени Свенгали был злым гипнотизером, который подчинял себе людей. Дерьмовое сравнение, скажу я вам. Нет, я не гипнотизировал Мэрайю, не вводил ее в транс, чтобы она продала для нас 200 миллионов альбомов. Я даже не приковывал ее цепями к стенам студии в особняке, который мы построили после того, как поженились. Ради нее я прошибал головой бетонные стены и старался передать ей все знания, что приобрел с того дня, как впервые увидел Элвиса Пресли. Ладно, у каждого свой взгляд на вещи. Но я видел наши отношения именно так.
С самого начала наша связь включала в себя все те замечательные вещи, которые присущи любящей семье. Мэрайе досталось все то, что я усвоил на примере моей семьи, не исключая и домашних блюд, готовить которые я научился от бабушки. Хотя сами мои родители не вполне разобрались с тем, как им следует воспринимать мою новую личную жизнь, они встретили Мэрайю с распростертыми объятиями. Ей это нравилось, и она платила им той же монетой. Любой, включая и саму Мэрайю, подтвердит, что она любила и ценила всю эту теплоту.
Сразу скажу, что я не пытаюсь уклониться от ответственности. Отношения с Мэрайей были штукой неуместной и неправильной – и это так вовсе не из-за разницы в возрасте. С Талией меня вообще разделяет целое поколение, но она все равно снизошла ко мне, как ангел с Небес, и мы уже четырнадцать лет наслаждаемся счастливейшими годами нашей жизни. У Селин Дион и ее мужа Рене такой же разрыв, а они вместе уже двадцать лет! Когда ты в объятиях нужного человека, возраст не имеет значения.
Однако мне следовало прислушаться к советам моего психотерапевта и сохранить дистанцию. Даже сейчас, более двадцати лет спустя, мне неловко видеть, как Мэрайя снова и снова вспоминает в интервью многое из того, в чем я и правда перед ней виноват. При всех добрых намерениях, я причинил Мэрайе много боли – и не только ей. Моим старшим детям в те годы тоже пришлось нелегко. Но мои мотивы были честны, да и потом, как вы увидите далее, это ведь она сама предложила мне жениться на ней.
У нас была «музыкальная» связь. У Мэрайи был талант, поразительные вокальные и творческие способности. А я знал, как наилучшим образом использовать их, – и у меня, к счастью, были все полномочия и все возможности для того, чтобы применить это знание на деле. В самом начале наши мечты полностью совпадали, и все наши ежедневные беседы проходили в едином ключе. Вполне вероятно, что она добилась бы не меньших успехов и в том случае, если бы мы так и остались друг для друга «певицей Мэрайей Кэри» и «Томми Моттолой, главой Sony Music». Теперь я понимаю, что это был бы для нас идеальный вариант сотрудничества. Хотел бы я, чтобы тогда нашелся крепкий парень, который запер бы меня где-нибудь и колотил до тех пор, пока я не признал бы, что слепо бросаться в эти отношения с Мэрайей – ошибка. Многие предупреждали меня на этот счет. Но я был словно под гипнозом и действовал тогда вопреки моему собственному личному и профессиональному опыту, то есть делал как раз то, от чего сам всегда предостерегал других. Все, что я тогда мог видеть, – это фантастическая совместная работа и успех, который нас наверняка ожидал.
В начале 1992 года мы с Мэрайей пришли к полному взаимопониманию относительно того, что нам делать дальше. Дело в том, что ее вокал в песне Emotion был настолько уникальным и сложным, что нашлись критики, утверждавшие, что голос Мэрайи является плодом студийной обработки. Конечно, ведь в песне есть места, где она выдает такие последовательности высоких нот, что и певчая птица позавидует.
Одной из причин, по которым такие слухи вообще могли распространиться, было то, что Мэрайя никогда до этого не участвовала в концертных турне. Ни критики, ни массы фанатов не видели ее поющей «вживую», а потому никто и не мог опровергнуть эти инсинуации. Я-то, конечно, знал, каким удивительным голосом она обладала. И в Sony это тоже было всем известно, но дело было именно в общественном мнении, только оно имело значение. А я всегда был очень чувствителен к любым отзывам: хорошим, дурным или нейтральным, которые могли повлиять на мнение и поведение потребителя. Заметив же проблему, я всегда предпочитал сразу заняться ею. Так что мы решили не тратить время попусту.
Нам всего лишь нужно было показать миру, что Мэрайя обладала одним из величайших вокальных дарований всех времен и народов. И мы нашли прекрасный способ сделать это – поучаствовать в шоу MTV Unplugged.
В том, что касалось промоакций, канал MTV был тогда самой могущественной силой музыкального бизнеса, а серия передач Unplugged стала одним из крутейших шоу своего времени. Смысл его заключался в том, чтобы показать, как звезды выступают вне студий, и позволить публике получить представление о естественных возможностях и талантах того или иного артиста. Шоу стартовало в 1989 году и приобрело немалую популярность после того, как Пол Маккартни выступил на нем в 1991 году. Так что мы договорились с каналом, и Мэрайя должна была продемонстрировать там свой голос «как он есть».
Конечно, имелся определенный риск. Мэрайя возникла из ниоткуда и сразу добилась очень многого, у нее не было возможности расти и развиваться, выступая в небольших клубах и на различных мероприятиях. Брюс Спрингстин, Билли Джоэл и Боб Дилан потому и стали столпами музыкальной культуры, что использовали все эти шумные, тесные и прокуренные помещения, годами выковывая там свой индивидуальный стиль. Это был бесценный опыт, и Мэрайе еще только предстояло приобрести его, чтобы создать свой собственный подход к выступлениям на публике. Но у нее за спиной стояла вся наша компания, и мы решили смело бросить кости.
Она вышла на сцену в джинсах и черном кожаном жакете… С первой же минуты она развеяла слухи о «студийном» голосе, поскольку начала именно с песни Emotions и взяла такие высокие ноты, что они, казалось, пробивали крышу и устремлялись в облака. Она поочередно исполнила все свои хиты, располагая из всего студийного арсенала только микрофоном, хором на заднем плане и аккомпанементом рояля, скрипок, барабанов и гитар. Никакой техники! Для финала она выбрала песню I’ll Be There группы Jackson-5, и это было вторым лучшим исполнением этой песни в истории. Я думаю, что этого успеха никому уже не превзойти.
Фанаты засыпали MTV просьбами повторить трансляцию концерта, и канал начал ставить ее в эфир в три раза чаще, чем обычные выпуски Unplugged. После этого «живого» выступления ни у кого уже больше не возникало вопросов относительно подлинности голосовых возможностей Мэрайи.
У меня бывали моменты, когда я отвлекался и делал паузу, чтобы немного поразмыслить. Времени поразмыслить как следует постоянно не хватало, поскольку обычно я чувствовал, как будто сижу у подножия протекающей дамбы, которая вот-вот рухнет и которую приходится постоянно латать всеми подручными средствами и материалами.
Но я помню, как однажды направлялся повидать Брюса Спрингстина… Подходя к студии, я вызвал в памяти тот вечер, когда впервые встретил Брюса в нью-йоркском ночном клубе Max’s Kansas City, где он зажег толпу из примерно сотни посетителей, исполнив свою знаменитую песню Rosalita. Потом мои мысли перескочили вперед, к тому моменту, когда я услышал Born to Run и погрузился в образы этой песни настолько, что мне тогда пришлось себя ущипнуть.
А в тот день я шел на студию, чтобы услышать новые произведения Брюса, и шел не как гость и не как менеджер дуэта Hall&Oates, которым я был во время того концерта в Max’s Kansas City. Я уже не был сторонним наблюдателем, а превратился в главу компании и посредника, помогающего песням Спрингстина достичь широкой публики.
В начале 1992 года Брюс и Джон Ландау решили одновременно выпустить два альбома – Lucky Town и Human Touch. Я понятия не имел, что они для меня приготовили, но был взволнован и предвкушал нечто интересное. В конце концов, это была первая работа Брюса с того момента, как я начал работать на Sony.
В тот раз мы услышали много отличных песен, но одну из них я выделил для себя особо. Текст If I Should Fall Behind так точно отразил мои чувства к близким и дорогим мне людям, что я едва не заплакал. Мне тогда даже понадобилась небольшая передышка. Я тогда сразу полюбил эту песню, люблю ее сейчас и вечно буду любить! Если вы спросите меня, что давало мне силы вставать по утрам и гонять себя и свою команду до изнеможения в попытках стать крупнейшей музыкальной компанией в мире, – то вот вам ответ. Именно такие песни, как эта.
Одной из многих наших стратегий в Sony был комплексный подход, при котором мы не зацикливались на наших внутренних делах, а старались найти новые возможности на стороне. Одним из лучших примеров такого рода была одна история с Брюсом Спрингстином, которая как раз произошла примерно в то время. Киностудия TriStar Pictures работала тогда над фильмом «Филадельфия», где снимались Том Хэнкс и Дензел Вашингтон. Режиссер картины Джонатан Демми нуждался в саундтреке. И мы решили предложить этот проект менеджеру Брюса Джону Ландау.
Тут надо остановиться и сказать пару слов о Джоне, поскольку без этого нельзя в полной мере понять, кто такой Брюс Спрингстин. Собственно, вы и с самим Брюсом не смогли бы пообщаться, не переговорив сначала с Ландау. Брюсу повезло найти в своем менеджере человека, который был столь маниакально предан ему и одновременно разделял его образ мысли, имел с ним общее художественное видение и понимание музыки. Никто не мог подкатить к Брюсу с новым предложением, если до того Джон не услышал и не одобрил бы его. Если Джон все же убеждался, что ваша идея послужит интересам Брюса, то лишь тогда он… возможно, мог бы замолвить за вас словечко.
В тот раз Ландау сначала посмеялся над нами.
– Послушай, – сказал я. – Это просто превосходный фильм. Он про человека, который умирает от СПИДа! Можем мы хотя бы пригласить Брюса на просмотр?
Брюс согласился, и картина глубоко тронула его. Потом он познакомился с Джонатаном Демми и Томом Хэнксом – они моментально нашли общий язык. Саундтрек фильма, сделанный в итоге Брюсом, поднял «Филадельфию» на новую высоту и сам по себе оказался отличной песней. Когда думаешь об этой кинокартине, то и Streets of Philadelphia тоже сразу приходит на ум… и наоборот. Казалось, песня и фильм созданы друг для друга. А то чувство удовлетворения, которое я получил в результате, было похоже на эффект наркотика – я с нетерпением ждал случая повторить этот опыт.
Время для этого было подходящее, и нам повезло провернуть подобную же сделку с Шаде Аду, так как подвернулась возможность создать музыкальную тему для фильма «Непристойное предложение».
Мягкий и сексуальный вокал Шаде был своего рода парадоксом с коммерческой точки зрения. Ее песни редко попадали на первые места в хит-парадах, но их все равно всюду слушали, и не только по радио. Когда вышел сингл Smooth Operator, его практически невозможно было не услышать. Он звучал всюду: в маленьких бутиках, в дорогих ресторанах, в спа-салонах… Я и теперь в любое время не прочь послушать дома какой-нибудь из ее хитов. Скажем, сингл No Ordinary Love я за свою жизнь прослушал, без преувеличения, порядка трех тысяч раз.
Помню, как я однажды признался в этом во время совместного ужина с Шаде. Мы тогда обсуждали подготовку ее нового альбома, и она обрадовалась моим словам, хотя и была смущена. Ей не нравилось избыточное внимание, и она не любила быть на виду, предпочитая уединение и самосозерцание. Она записывала свои альбомы, а после могла исчезнуть с горизонта на годы. Такова уж была Шаде Аду. Однако приближался выход ее альбома Love Deluxe, и нам был нужен особый инструмент для того, чтобы стимулировать спрос на него. Сингл был уже записан и отлично подходил к фильму, так что нам нужно было лишь правильно все организовать.
Перейдем к описанию самой картины. В ней снимались Роберт Редфорд, Деми Мур и Вуди Харельсон, а сюжет замечательно годился для наших целей. Харельсон и Мур играли супружескую пару, которая просаживала все свои средства в казино Лас-Вегаса. Потом появлялся Редфорд и предлагал Харельсону миллион долларов за ночь с его женой. Тот соглашался. Почти невозможно передать те эмоции, которые No Ordinary Love добавляла к видеоряду в сцене на яхте, где камеры фокусируются на персонажах Редфорда и Мур. Музыка буквально электризует этот эпизод, пробуждает чувства намного более сильные, чем это смог бы сделать любой диалог. Потом при первых же звуках этой мелодии перед глазами возникал тот момент, когда Деми Мур буквально растирала свое тело купюрами…
Как только мы ознакомились с фильмом, то сразу поняли, что он сможет стать превосходным рычагом для продвижения альбома Шаде. Так и случилось. Сами диски с альбомом лежали в магазинах за месяцы до выхода «Непристойного предложения», и едва фильм попал на экраны, как мы сразу приобрели бешеную популярность на радио – No Ordinary Love требовали ставить так часто, что телефонные линии раскалились от перегрузки. Вот так всего лишь одна сцена в кинокартине способствовала дополнительным продажам миллионов альбомов Шаде по всему миру.
Таким образом, помещая нашу музыку в фильмы, мы достигали феноменальных успехов, но большая их часть приходилась вовсе не на долю принадлежащей Sony студии Columbia Pictures. То взаимодействие корпоративных возможностей, на которое рассчитывали мы с Уолтером, Огой и Моритой, когда планировали покупку этой студии, воплотилось в жизнь, пожалуй, только применительно к «Филадельфии». Проект Кевина Костнера «Танцующий с волками», успех Селин Дион в «Красавице и Чудовище», отличный результат Шаде в «Непристойном предложении» и Брюса Спрингстина в «Филадельфии» вместе навели нас на мысль о том, чтобы создать в компании специализированное подразделение для выпуска саундтреков. Прежде никто ничего подобного не делал. Sony Soundtrax возглавил Глен Брунман, и под его руководством подразделение стало одним из самых прибыльных во всей компании. Например, песня Селин Дион в «Титанике» принесла нам в целом более миллиарда долларов. Как вам такое, а?
Иногда такие вот попытки организовать что-то новое заводили меня очень далеко. Как, например, в истории с песней Hero…
Однажды вечером, когда Уолтер А. и Мэрайя работали в студии над ее следующим альбомом, я решил навестить их по пути в ресторан.
В тот день мне позвонили из Columbia Pictures. Они тогда как раз работали над фильмом «Герой» с Дастином Хоффманом и Джиной Дэвис, а Epic занималась для них музыкальной частью. Для записи саундтрека мы думали также привлечь Глорию Эстефан.
Я пересказал Мэрайе и Уолтеру сюжет и поинтересовался, не смогут ли они написать подходящую к нему песню. Уолтер даже попробовал несколько нот, пытаясь нащупать первые такты будущей мелодии. Они с Мэрайей явно двигались в верном направлении, так что я оставил их и отправился ужинать.
Когда я вернулся часов в одиннадцать, они все еще работали. Песня была почти готова, и они хотели узнать мое мнение, но стоило Мэрайе начать петь, как я почувствовал, что начинаю дрожать. Где-то на середине песни я больше уже не мог сдерживаться и воскликнул:
– Стоп! Стой! Пожалуйста, остановись!
Они оба уставились на меня, как на сумасшедшего.
– В чем проблема?
Проблема? Никаких проблем. Просто ощущения оказались слишком сильными.
Уолтер и Мэрайя смотрели на меня в смущении, а я чувствовал себя так, будто присутствовал при первом исполнении My Way Фрэнком Синатрой или на первом прогоне песни People у Барбры Стрейзанд… Или как если бы на моих глазах Элтон Джон нашел бы мелодию, подходящую для текста Candle in the Wind…
В тот момент я внезапно отчетливо понял, что и спустя полвека люди будут с восхищением слушать эту песню и голос Мэрайи Кэри.
– Это, возможно, лучшая песня из всех, что мне доводилось слышать, – сообщил я им.
Они были счастливы слышать это, но я еще не закончил:
– Эта песня так хороша, что фильму она не достанется и никто больше не будет записывать ее. Мэрайя, это будет только твоя песня, она принадлежит тебе и будет частью твоего наследия. Она должна войти в твой следующий альбом, ведь это одна из самых значимых работ в твоей карьере… или даже самая значимая! Она станет эталоном, классическим образцом.
Вот тут Мэрайя перестала улыбаться и возразила:
– Я писала эту песню для другого артиста, а сама я такое петь не могу. Слишком уж она мещанская, это совсем не похоже на меня.
Надо сказать, что она всегда боролась с желанием творчески развиваться в сторону хип-хопа. И ее можно понять, так как она выросла на госпеле и ритм-н-блюзе, а хип-хоп стал музыкой ее времени, ее поколения. Он был частью того, чем она являлась, – я это осознавал. Пусть она и согласилась написать главную песню для фильма Hero, это еще не значило, что она хочет сама исполнять ее.
– Пожалуйста, послушай! – убеждал я. – Измени ее, если хочешь. Спой эту песню в своем стиле, с душой, со страстью! Сделай ее своей!
Тогда она вернулась к работе с Уолтером А. и вскоре сделала именно то, о чем я просил. Для подготовки окончательной версии Hero мы пригласили лучшего звукооператора тех лет Мика Гузоски, который и прежде помогал нам с многими хитами. Помню, как сидел рядом с ним за пультом, пока шла запись.
Мэрайя с таким мастерством вложила свою душу в эту песню, что трудно было поверить, будто она изначально относилась к ней довольно прохладно. Отличный текст, прекрасная мелодия, выдающиеся исполнитель и продюсер. В этой песне было все самое лучшее, и каждый нашел бы в ней что-нибудь для себя, настолько сильный и универсальный посыл она передавала.
Можно было представить, что это песня про маленькую девочку, отец которой является для нее героем. Или что это песня про подростка, которого жизнь проверяет на прочность. Песня словно и правда была о любом человеке, который смело сделал шаг вперед, когда это было необходимо. Она затрагивала душу каждого и могла вызвать душевный подъем как у шестилетней девочки, так и у семидесятилетнего старика. Мэрайя и Уолтер создали произведение искусства, содержащее все ингредиенты, с помощью которых машина компании Sony могла установить новый стандарт в жанре.
И это было очевидно для всех, кроме самой Мэрайи. Она с некоторой опаской слушала сделанную запись Hero. В душе я полагаю, что она на самом деле полюбила ее, но считала, что песня может выставить ее на посмешище в кругах фанатов хип-хопа. Я чувствовал, что дело по большей части было именно в этом, а не в ее отношении к самой песне. В конце концов, никто ее не принуждал, и поработала она от всей души… просто это была работа не в том направлении, куда она стремилась двигаться. Ее следующий альбом – Music Box – был построен на смешении различных стилей, но, с ее точки зрения, Hero в него не вписывался.
А я, напротив, считал, что это и есть недостающий элемент. Как бы волшебный ключик, готовый открыть для нее доступ к любой категории слушателей. С этой песней она кого хочешь могла поймать на крючок. И не только в США.
Обычно артист не может охватить сразу все направления. Он всегда попадает в ту или иную категорию: поп-музыка, современная музыка, ритм-н-блюз, хип-хоп… Никому до того не удавалось оккупировать все ключевые форматы музыкального радиовещания и покорить все демографические категории возможных фанатов. Но с этой песней Мэрайя получила именно то, о чем можно только мечтать в начале карьеры. Все в Sony просто влюбились в эту песню, а потому дело было явно не в том, что это я один впал в самообман насчет ее перспектив в будущем альбоме. Я видел, что не включить Hero в Music Box – это как вычеркнуть из истории Тони Беннета, исполняющего I Left My Heart in San Francisco.
В общем, Мэрайя была не в восторге, но Hero все равно попала в новый альбом. И этот факт еще больше укрепил мою подругу во мнении о том, что я ее чрезмерно контролирую.
Я думаю, что осознание моей правоты пришло к ней постепенно. Сначала Hero стала мировым хитом, и подростки начали писать Мэрайе письма, где многие признавались, что подумывали о самоубийстве, пока не услышали ее голос и не поняли, что в жизни есть вещи, за которые стоит бороться. Потом к ней обратились с просьбой спеть Hero дуэтом с Лучано Паваротти на концерте по сбору средств для Косово. Затем ее просили выступить с этой песней для утешения общественности после опустошительного теракта против Всемирного торгового центра. Наконец, даже Барак Обама захотел услышать Hero на своей инаугурации! В итоге я однажды увидел по телевизору, как она поет ее для своих близнецов, которыми она тогда была беременна…
Мэрайя была еще ребенком, когда сочинила Hero, и полное понимание значения этого произведения пришло к ней не раньше, чем она повзрослела.
У всех этих успехов была и другая сторона. В очень многих случаях артисты отвергали советы, которые я им давал, основываясь на своих инстинктах. Приведу отличный пример. Приблизительно в то же самое время я посетил Майами, чтобы пообщаться с Глорией Эстефан у нее дома на острове Стар. Тогда и состоялся разговор, подобного которому в нашей совместной работе прежде не случалось.
Все предыдущие месяцы мы с Эмилио обсуждали то, в каком стиле должен быть выдержан будущий альбом Глории. Это было критически важное время, поскольку мы уже приобрели определенный «импульс», и каждый новый альбом привлекал все больше пылких фанатов из все более широких слоев общества. Продажи тоже постоянно возрастали. Железо было уже горячо, время было ковать. В тот момент Глория могла выпустить поп-альбом, дополнить его мировым турне – и это с легкостью удвоило бы продажи ее предыдущего диска. Но у Эмилио было другое предложение – записать новый альбом полностью на испанском, отдавая дань уважения кубинским корням артистки.
Я уже слышал, как Глория поет песню под названием Mi Tierra, и счел ее просто потрясающей. Но выпускать полностью испаноязычный альбом прямо тогда было рискованным шагом. Это могло сузить ее аудиторию как раз в тот момент, когда мы планировали шаги, чтобы добиться радикально противоположного. Было бы намного разумнее выпустить такой альбом по следам крупного успеха в более традиционном поп-направлении. Мои коллеги в Нью-Йорке, а равно и наши представители в заграничных офисах – все были в равной мере критически настроены по отношению к предложенному Эмилио неожиданному маневру.
Я знал, что этот вопрос придется разрешить во время моего следующего визита к Глории в Майами. Эмилио был того же мнения. Когда я приехал, было видно, что он взволнован.
– Глория хочет поговорить с тобой наедине, – сказал он.
Мы все были как семья, но отношениями с Sony у них ведал Эмилио, и Глории прежде не было нужды в том, чтобы обращаться с подобными вопросами напрямую ко мне. Не говоря уже о том, чтобы делать это в приватной обстановке. Когда мы расположились на заднем дворе их дома, то поначалу застыли в неловком молчании. Мы сидели под пальмами, вокруг плескалось море, но все же в тропической атмосфере ощущался нервный холодок. Стоило нам начать беседу, как я неожиданно обнаружил в Глории качество, которое трудновато описать словами. Но я постараюсь. Это была стальная непреклонность – качество, которое, вероятно, всегда у нее было, но особенно ярко проявилось после аварии. Психологическое напряжение закалило Глорию морально, а изнурительные тренировки реабилитации – физически. Ее личность как будто приобрела новое измерение. В тот раз она сразу же перешла к делу и прямо заявила, что хочет записать следующий альбом полностью на испанском.
– Послушай, Глория, – отвечал я. – Это отличная идея. Она мне нравится! Да и музыка просто невероятно хороша. Но давай просто сделаем еще один поп-альбом – сейчас, когда для этого есть благоприятные условия. А альбом на испанском выпустим сразу после этого. Успех первого из двух послужит мотором для второго.
– Я хочу начать с альбома на испанском, – твердо сказала она.
Она произнесла это безо всякой агрессии, но я внезапно почувствовал себя чем-то вроде штанги, которую она твердо вознамерилась поднять.
Мне вовсе не хотелось, чтобы она и дальше рассматривала меня в таком качестве. Я лишь пытался дать ей осознать тот риск, с которым сталкивается артист, резко меняющий стиль своей работы. Тут нужен был крайне деликатный подход.
– Глория, – сказал я, – иногда стремления артиста и аппетиты публики не совпадают. Ты можешь, конечно, повести публику за собой, но это получается хорошо и гладко, только если новое звучание имеет какие-то узнаваемые для фанатов корни. Эта узнаваемость успокаивает людей. А если ты откажешься от этого принципа, то можешь отпугнуть часть аудитории.
Потом мы где-то с полчаса обсуждали разные тонкости, но в конце она сказала следующее:
– Томми, я все понимаю. Я от всей души благодарна тебе за то, что ты так тщательно это обдумывал ради меня. Но этот альбом значит для меня все. Сейчас именно он внутри меня, и его нужно выпустить на свободу.
В тот миг я почувствовал, что альбом, о котором она вела речь, должен был стать своего рода кульминацией всего того, что с ней произошло. И речь не только о несчастном случае, а вообще обо всем, что случилось с ней после того, как она маленькой девочкой иммигрировала в Соединенные Штаты с Кубы. Дело было не в том, что она хотела экспериментов, а хиты старого образца ей наскучили. Просто она, словно мотылек, стремилась к огню, который парадоксальным образом все это время горел внутри ее самой.
Для нее это был не каприз, а вполне естественный шаг. Это нужно было принять.
Sony никогда раньше не готовила выход альбома на иностранном языке теми же методами, что применялись для обычных поп-альбомов. Насколько предупредительным я был в самом разговоре с Глорией, настолько же напористым мне нужно было бы стать после него – и все для того, чтобы успешно воплотить в жизнь наши новые планы.
Мы встали и обнялись.
– Я верю в тебя, – сказал я.
– А я верю в эту музыку. Мы справимся, и ничто нас не остановит. За дело!
Альбом Mi Tierra был не только выдающимся произведением искусства, заслуженно отмеченным «Грэмми», – он также стал и самым продаваемым в Испании. Да что там Испания – одноименный сингл попал в Топ-40 даже в таком далеком краю, как Австралия! И среди всех когда-либо изданных испаноязычных альбомов Mi Tierra тоже оказался наиболее популярным.
Мы никогда не узнаем, что произошло бы, выйди он после крупного успеха Глории в «традиционной» поп-музыке. Да и наплевать. Я счастлив, что Глория тогда оказалась права.
Голоса друзей
Глория Эстефан
Когда я вышла на ту сцену, восстановившись после аварии, то я так нервничала, так волновалась! Томми сидел в середине первого ряда и был первым, кого я увидела. Он плакал, как ребенок… и тогда я смогла отбросить все свои страхи и сомнения.
Селин Дион
Томми – бизнесмен, да. Но он также человек очень чувствительный. Я не раз видела, как он плачет, а для меня это важно, поскольку значительная часть моей жизни и карьеры основана на понимании человеческих эмоций.
Я не стала бы работать с людьми, у которых эмоциональной чувствительности нет. Зато представьте, как здорово иметь дело с человеком, который обладает большой властью, но при этом сохранил живую душу. Не знаю, есть ли для этого подходящее выражение на английском, но по-французски мы называем это так: «Une main fer dans un gant velour». Это значит: «Железная рука в бархатной перчатке». Томми именно таков. Когда мы познакомились, он быстро понял, насколько застенчивой, нервной и даже напуганной я тогда была. И потому дела коммерческие он обсуждал с Рене, а в наших беседах изо всех сил старался подбодрить и успокоить меня.
Джон Ландау
Знаете, в ситуации, когда артист и его менеджер предлагают звукозаписывающей компании новую песню, иногда возникают трудности. Мне доводилось встречаться с такими руководителями, которые могли прослушать альбом, а потом тупо посмотреть на тебя и сказать: «Э-э-э? И что это было?» Они просто не могли прочувствовать звучание, а когда дело именно в этом, то это очень сложно скрыть.
Томми же был очень толковым слушателем. Время от времени он даже мог эмоционально отреагировать и вообще без проблем выражал свои чувства по поводу услышанного.
Он обладал этими качествами потому, что и сам прежде был менеджером, он знал наизусть все мои возможные проблемы. Достаточно сказать, что иногда нам доводилось с полуслова понимать друг друга, не консультируясь на каждом шагу с музыкантами.
Я, например, мог сказать Томми:
– Послушай, давай взглянем на это с точки зрения Брюса…
Ведь если тот или иной вопрос решался не в нашу с Брюсом сторону, то именно мне предстояло рассказать артисту об этом.
И Томми это отлично осознавал, ведь он знал, каково это – быть менеджером. Это очень помогало нам в работе. Нет, Томми не из тех, кто идет у менеджеров на поводу и разбрасывается миллиардами. Но наше взаимопонимание позволяло вести диалог легко и свободно.
Глория Эстефан
Единственный раз мы с Томми поспорили из-за моего альбома Mi Tierra. Но в итоге он понял, как важно для нас с Эмилио было отдать дань уважения Кубе, а поняв, поддержал нас всеми силами.
У Томми не бывает полутонов. Если ему что-то понравилось, то он сообразит, как лучше подать это аудитории. И он подключит всех своих ребят, чтобы добиться успеха.
Он поверил в нас тогда и решил рискнуть. Про тот альбом я еще скажу, что Томми обеспечил для него превосходную обложку, прямо произведение искусства.
Если уж Томми сказал «да» – он сделает все возможное, чтобы у артиста все получилось.
Кори Руни, продюсер и композитор
Из той истории с песней Hero можно понять, как легко в нашем деле пропустить что-то важное. В какой-то момент Мэрайя намеренно, будто из вредности пытаясь испортить не нравившуюся ей песню, перепела ее совсем уж в духе госпела. А Томми сказал на это:
– Хорошо. Классно. А теперь спой ее правильно.
Знаете, если очистить песню от наслоений и не ударяться в крайности, то потенциал ее даже возрастет. А то, что в ней на самом деле должно быть, все равно останется. Просто прослушав оба исполнения Hero и почувствовав разницу, я понял: этот парень знает, о чем говорит. И дело не в том, что он не любил госпел, напротив, Томми с огромным удовольствием его слушает. Вся штука в том, что Томми сразу понял, как нужно исполнить конкретную песню для того, чтобы она захватила массы слушателей.
Дэйв Марш, музыкальный критик
Чтобы преуспеть в музыкальном бизнесе, важно разбираться в тонкостях межрасовых отношений в культуре США. Например, Томми знал, как грамотно поместить образ Мэрайи Кэри «на стыке» трех расовых групп: черных, белых и латиноамериканцев. В этом проявлялось его мастерство. С Мэрайей он проделал прекрасную работу, а это было непросто. Есть куча людей с отличным голосом, но лишь немногим из них удается чего-то достичь. И еще меньшее число добивается такого успеха, как у Мэрайи Кэри.
Дэйв Глю
Изучая успех Sony, многие упускают из виду один момент. Серьезным недостатком системы компаний Warner, Elektra и Atlantic было то, что они состояли из двух частей – американской и международной. При этом высшее руководство было сосредоточено в США. Я все это отлично видел, ведь я почти двадцать лет работал на них.
У нас в Atlantic не было почти никаких средств, чтобы из Нью-Йорка влиять на то, что происходило с нашей продукцией в Германии, во Франции и вообще в остальном мире. А потому мы не могли заниматься продвижением новых групп в мировом масштабе. То есть, например, мы могли выпустить альбом Фила Коллинза в США, а за границей он мог появиться и с опозданием. Мы не могли организовать дружного натиска на музыкальный рынок.
И потому в Sony я все время повторял:
– Томми, послушай, если мы сможем сделать так, что каждый новый альбом Мэрайи Кэри, Глории Эстефан или Селин Дион будет по сигналу выходить в один и тот же момент во всех странах, то итоговая прибыль будет просто огромной. Огромной!
Сначала мы не могли этого добиться, поскольку у Томми не было власти над международной составляющей компании. Но как только эта власть у него появилась, он смог поддерживать маркетинг и проталкивать наши записи по всему миру. И мир был покорен! Если продать 300 тысяч дисков Мэрайи Кэри в Корее, а потом еще 2 миллиона – в Японии, то итоговые суммы начинают внушать уважение. При этом, поскольку расходы на производство альбома были, как правило, уже оплачены американским подразделением – да и видеоролики обычно использовались готовые, – долгосрочные прибыли становились колоссальными.
Люди никогда в полной мере не осознают того, как много Томми сделал для Мэрайи, – я даже не знаю, понимает ли это она сама.
Оцените ситуацию. Вот я сижу в Epic и готовлю к релизу новый диск Майкла Джексона. Я сознательно переношу его на неделю, чтобы Мэрайя и Columbia получили «окно» для выхода своего альбома. Это же уберегало нас от бесполезной конкуренции на мировом рынке. Понимаете? Если одновременно выпустить и Мэрайю Кэри, и Майкла Джексона, то они начнут отнимать друг у друга время на радио.
Томми сознательно жонглировал датами выхода новых альбомов, чтобы каждый артист мог получить такое «окно» и собрать урожай популярности по всей планете. И соответственно, каждому такому альбому предоставлялась промоподдержка всех ресурсов компании. Вот что сделало Sony Music такой могущественной в 90-х годах – понимание Томми Моттолой глобальных перспектив.