Как-то в день раздачи почты, которая обычно следовала сразу же после вечерней переклички «Всем встать, проверка койко-мест!», я получил полное благодарности письмо от мисс Кэрол Эванс – социального работника хосписа, находящегося в центральном районе Нового Орлеана. Она благодарила меня за литературу и учебные материалы по организации работы тюремного хосписа. Я послал ей эти книги, полагая, что они помогут ей организовать тюремный хоспис, где в качестве персонала работали бы заключённые. Речь шла об «Анголе» – исправительном учреждении штата Луизиана. Сейчас пациентами этого хосписа становятся пожизненно осуждённые, которые вынуждены умирать в этой печально известной тюрьме с самым строгим режимом.
Сложно выразить, насколько глубокое удовлетворение и признательность я почувствовал, читая письмо мисс Эванс. В тюрьме обычно испытываешь совсем другие чувства. Вместо доброты и понимания тюремная атмосфера день и ночь транслирует заключённым совсем другое чувство – унижение.
В тюрьме унижением наполнено любое ежедневное действие – утренний подъём, перекличка, исправительные работы, давка в очереди в столовую, проверка карманов при выходе из столовой, периодический досмотр камер, сдача анализа мочи на содержание наркотических веществ и конечно же – «ну-ка, прошманайте этого типа как следует» – тщательный обыск после свиданий с посетителями в гостевой комнате.
Это чувство унижения внедрено в исправительную систему в качестве постоянного посыла, который, порой осознанно, а порой и нет, усиливают и работники тюрьмы, и сами заключённые. Этот посыл состоит в том, чтобы напоминать нам, заключённым, что мы люди второго сорта – просто голоса на перекличке – и если и представляем собой какую-то ценность, то только как подопытный материал для растущей индустрии исправительных учреждений. Даже когда заключённые и работники тюрьмы общаются между собой непринуждённо, или даже по доброму подшучивают друг над другом, тем не менее, открыто или завуалированно, этот посыл присутствует всё равно: «Ты зэк, бандюга, нарушитель закона, а я нет. Я настоящий человек. Я действительно имею значение, а ты – никакого».
Меня всегда поражало, как заключённые умудряются не терять присутствия духа в такой негативной и удручающей атмосфере. Но нам приходится платить немалую цену за то, чтобы приспособиться к ней. Мы наращиваем по несколько защитных слоёв злости и ожесточения, обороняя себя от внешнего шквала порицания и от внутреннего мира ранимости и боли – от подтачивающих нас изнутри страха и одиночества. Прокуроры, судьи, тюремщики, газеты и телевидение, политики, воспитатели и само общество демонизировали нас и похоронили под толщей чувства вины и унижения. Всё это препятствует искреннему раскаянию и сожалению о содеянном, которые так необходимы для изменения и исправления. Вместо этого заключённые проецируют презрение и ненависть к себе вовне в форме гнева, озлобленности и враждебности по отношению к системе и тем, кто её представляет – работникам тюрьмы и полицейским.
Конечно, большинство из нас не ходят с понурыми лицами день напролёт. В нашей жизни присутствует много юмора, хоть юмор этот в большинстве своём чёрный. Но попробуй чуть-чуть «соскрести» этот верхний слой с любого заключённого, и сразу обнаружишь злобу, враждебность, а возможно – даже вызовешь приступ бешенства. Стоит лишь задать правильный вопрос, и большинство из нас с охотой поведает свою историю – уже многократно исполненный монолог, в котором в деталях описывается то, как непорядочно и несправедливо с нами обошлись государство, прокуроры и судьи, наши адвокаты, наши бывшие подельники, согласившиеся стать стукачами, и, конечно же, наши жёны и подружки. Эти драматические монологи звучат обычно не дольше нескольких месяцев, максимум год. И редко когда рассказчик, описывая переполненные хаосом и болью события, признаётся в том, какую роль он сам сыграл в произошедшем. Наши истории наполнены ненавистью, упрёками, осуждением и неприязнью. И они всегда про «них», не про нас.
Некоторым в конце концов надоедает рассказывать свою собственную мрачную историю снова и снова. А когда надоедает слушать истории других заключённых, становишься очень изобретательным, чтобы их избегать. Мне наскучило рассказывать свою историю уже много лет назад, и я всегда очень расстраиваюсь, когда, слушая чей-то рассказ, я забываюсь и снова вставляю в подобный разговор свои пять копеек. Признаюсь, из-за этого я шарахался от новичков с их жизненными историями, как от чумы, но если деваться было некуда, я старался выслушать их с состраданием, вспоминая, насколько сильно я сам нуждался в том, чтобы выпустить пар и выговориться сразу после суда и вынесения приговора.
Бо Лозофф, автор книги «Все мы в тюрьме» и основатель организации «Фонд милосердия», утверждал, что и раньше, и в наше время методы исправления преступников, а именно модели перевоспитания и наказания, всё своё внимание фокусируют на личности преступника, усиливая таким образом его уже и так сложившуюся склонность к нарциссизму, которая изначально и приводит большинство нарушителей закона в тюрьму. Те, кто полагает, что самым важным является перевоспитание, полагаются на метод «исцеления», превращая правонарушителя в объект, к которому применяются разнообразные психодинамические, когнитивные и поведенческие стратегии модификации. В результате преступник превращается в клиента или пациента. Модель наказания, по сути, идёт тем же путём, с единственным отличием, что стратегия здесь заключается в применении грубого метода заключения под стражу, приводящего к цикличному усилению у заключённого ненависти к себе: «Ты плохой, ты преступник, ты животное, ты негодяй», что ведёт соответственно к: «Я плохой, я преступник, я животное, я негодяй».
Ни одна из этих моделей не направляет и уже тем более не вдохновляет правонарушителей осознать свою ответственность за содеянное, попытаться исправиться и изменить своё будущее. Современная исправительная система требует от правонарушителей быть покорными, организованными потребителями индустрии исправительных учреждений, какую бы форму она ни принимала. Последняя идея в этой области – это использовать заключённых в качестве дешёвой рабочей силы на производстве и обязать их тратить свою минимальную зарплату на товары тюремных магазинов и на услуги связи, обогащая компании, организованные в рамках крепнущего тюремного индустриального комплекса.
В тюрьме привыкаешь к тому, что за тебя всё делает кто-то другой – принимает решения, составляет план действий, готовит еду, предоставляет медицинские услуги, стирает бельё и одежду. Это может привести нас к зависимому положению, к идеологии потребления, на которую, кстати говоря, ориентирован и внешний мир за пределами стен тюрьмы.
Такая модель наказания год за годом порождает всё больше озлобленных, ожесточённых, полных отчаяния мужчин и женщин, освобождающихся из заключения. Эта устаревшая исправительная система возвращает обществу зависимых, склонных к нарциссизму людей, которые желают оставаться после освобождения в центре внимания, третируя свои семьи и общины, требуя к себе особого отношения и поддержки на протяжении всей жизни.
Лозофф предлагает совершенно другой подход – относиться к правонарушителям с добротой и соблюдать все правила приличия и уважения, придавая им силы принять на себя ответственность за изменение своей жизни с помощью работы, образования и служения. Он предлагает заключённым приложить все усилия к тому, чтобы направить свою добровольную деятельность и служение туда, где это необходимо – как в самой тюрьме, так и за её пределами. Это поможет нам отвлечься от своих жизненных историй и сосредоточиться на нуждах других людей.
Работа добровольцем в тюремном хосписе – это одно из направлений подобной деятельности. Хоспис позволяет им избежать смерти в одиночестве, когда об умирающем некому позаботиться. Сотни пациентов тюремных хосписов и заботящихся о них добровольцев получили возможность подняться выше ожесточённости, обвинений и самооправдания. Они смогли взять под контроль свою жизненную ситуацию и разобраться со своим прошлым. Смерть стала для нас великим учителем, направляя к обнаружению основополагающей добродетели, присущей каждому человеку, и сострадания, спонтанно струящегося из открытого сердца.
Следование по пути медитации – это ещё один способ принять ответственность за свою жизнь. Это также даёт нам возможность быть полезными своим товарищам по несчастью. В тюрьме не всегда просто найти поддержку, ресурсы и материалы для того, чтобы помочь новичку научиться практиковать медитацию – вступить на духовный путь. У нас нередко возникают проблемы с учебной литературой, текстами практик, инструкциями по медитации и другими необходимыми материалами. Многие заключённые не имеют возможности контактировать с учителями и инструкторами Дхармы, которые живут за пределами тюрьмы. Так что же делать в такой ситуации? Ждать, когда кто-нибудь, кто находится на свободе, что-нибудь придумает и как-нибудь организует обучение Дхарме в нашей тюрьме? Неизвестно, сколько продлится такое ожидание. Вместо этого мы могли бы разработать свои собственные программы и работать с тем, что у нас есть. Я никогда не поверю, что эффективно функционирующие группы медитации в тюрьмах могут быть организованы только добровольцами, находящимися на свободе. Я абсолютно уверен, что успех в организации любой программы обучения медитации в тюрьме во многом зависит от нас самих – находящихся за решёткой мужчин и женщин, жаждущих истины и желающих идти по пути истинной свободы.
Многие из заключённых являются потребителями – пользуются плодами усилий других людей. Нас приучают к такому отношению на протяжении всей жизни. Но несмотря на это, многие программы, осуществляемые в тюрьме, такие как – реабилитационные группы, занятия в часовне, образовательные и спортивные проекты – иногда организуют и координируют сами заключённые. Каждую неделю они вдруг появляются, организовывают пространство и создают для других благоприятную ситуацию, работая таким образом на благо всей группы. Иногда подобные программы создаёт кто-то из тюремного персонала, или другие добровольцы не из числа заключённых. Но во всех остальных случаях эту ношу тянут на себе сами заключённые, являясь той движущей силой, которая посредством организации подобных программ меняет к лучшему жизнь за решёткой.
Я призываю всех заключённых, кто как-либо связан с практикой медитации, организовывать регулярные сессии практики медитации, самостоятельно или образовав группу единомышленников. Пусть в вашем исправительном учреждении это будет доступной для всех возможностью следовать по духовному пути. Для организации группы вам не нужен какой-то особый опыт. Вы можете связаться с различными официальными организациями – такими как, например, сообщество «Дхарма в тюрьмах», и они вышлют вам основные книги по Дхарме различных традиций – тибетского буддизма, дзэн, випассаны и других. Они также снабдят вас пособиями по медитации и инструкциями по организации группы. Абсолютно любой может организовать группу или простые встречи с единомышленниками для изучения и практики Дхармы. Это не означает, что вы непременно должны выполнять роль главы группы, учителя или любого другого лидера. Вы будете скорее равным среди равных практикующих, который принял на себя ответственность на благо других.
Некоторые из нас сталкиваются с непониманием и негативным отношением тюремных капелланов. Я советую заключённым не расстраиваться из-за этого и не вовлекаться в конфликты, от которых никому не будет никакой пользы.
Работая над организацией изучения Дхармы в условиях тюрьмы, как мне кажется, очень важно следовать основным принципам этого учения, которое мы выбрали сами и хотим теперь сделать доступным для других. Это принципы доброты, самообладания и сострадания. Практикуя терпимость, оставаясь дружелюбными и общительными, мы можем постепенно обратить внимание персонала на достоинства практики медитации. На них произведёт впечатление, что даже перед лицом трудностей в нашем поведении проявляются благие качества, и они постепенно станут более открыто воспринимать трансформирующую силу медитации.
Во время своего заключения я организовывал занятия группы по изучению и практике Дхармы на протяжении тринадцати лет. Дважды в неделю я приходил рано утром в часовню, устанавливал алтарь и раскладывал подушки для медитации. Я постоянно координировал свою работу с капелланами, чтобы быть уверенным, что для встреч нашей группы будет выделено время в расписании часовни, чтобы у нас было всё необходимое для практики и обучения – подушки для медитации, а также печатные и видеоматериалы для теоритических занятий.
За все эти годы лишь несколько заключённых вызвались помогать мне в организации группы. Сотни других просто приходили, пользовались плодами наших усилий и уходили дальше своей дорогой. К счастью для многих из этих людей, семена практики, посаженные на наших занятиях, позже дали всходы. Однако, по моему мнению, именно те несколько человек, кто принимал полноценное участие в организации работы группы, создали действительно сильную связь с путём Дхармы. Некоторые из них позже основали подобные группы в других тюрьмах, а большинство стали серьёзными практикующими и участниками буддийских сообществ, которые называются «сангха». Если заключённый искренне интересуется практикой медитации, я настоятельно рекомендую такому человеку подняться выше потребительского отношения и постараться организовать практику медитации в том исправительном учреждении, где он отбывает срок.