Одним из моих первых соседей по камере был повар тюремной кухни. Стоило мне войти в камеру и занять место на верхней койке, как он тут же принялся меня обрабатывать, пытаясь всучить мне один из своих «талонов на спецобслуживание». Трое или четверо заключённых платили ему по несколько сотен в месяц за возможность обедать как в ресторане. В меню были на выбор: стейки, курица или первоклассные гамбургеры, а также салат и десерт. Всё это подавалось прямо в камеру, стол накрывался скатертью и сервировался. Повар зашибал немалые по тюремным меркам деньги. Похоже, благодаря своему криминальному прошлому я всё ещё производил впечатление небедного парня, но в действительности я был гол как сокол и к тому же решил для себя по возможности не участвовать ни в каких тюремных нелегальных делишках. Поэтому через несколько дней предприимчивый повар потерял ко мне всякий интерес.

До того как я попал в тюрьму, я не особенно задумывался о таких буддийских практиках, как «Правильный образ жизни» согласно Благородному восьмеричному пути или «Обеты мирянина». Как и большинство западных практикующих, я интересовался медитацией и учениями о природе ума. К сожалению, мои духовные устремления развивались бок о бок с моими пагубными привычками. Я был слеп и отрицал очевидное – моя жизнь состояла из несовместимых противоположностей.

Даже после того, как я принял прибежище и обеты бодхисаттвы, я продолжал свою криминальную деятельность – мне и в голову не приходило, что это не правильно. Я потихоньку начинал осознавать, что веду слишком рискованный образ жизни, и пытался как-то вырваться из этого порочного круга, но я по-прежнему не догадывался, что приношу реальный вред. Это наконец дошло до меня лишь тогда, когда за мной захлопнулась дверь моей первой тюремной камеры и жизнь моя рассыпалась, как карточный домик.

Я стал посещать еженедельные реабилитационные мероприятия, организованные в тюрьме, и там, услышав истории других наркозависимых, я осознал весь тот вред, который успел причинить другим, поставляя в страну кокаин. Когда через несколько лет в США начался кокаиновый бум, я своими глазами увидел тот разрушающий эффект, который этот наркотик (именно кокаин был моим образом жизни и источником дохода до заключения) может оказывать на общество. Стало абсолютно очевидно, что с этого момента и впредь моей основной практикой должен стать «Правильный образ жизни», когда, зарабатывая на жизнь, мы приносим другим пользу, а не вред.

Администрация федеральных тюрем делает всё возможное для того, чтобы пресечь в тюрьмах контрабанду и оборот товаров на чёрном рынке. Решается эта проблема путём максимального уравнивания покупательской способности всех заключённых. Вы можете потратить на себя лишь ограниченную сумму. Существует тюремная лавка, где вы можете отовариваться раз в неделю. Тут можно купить почтовые марки, ручки, тетради, туалетные принадлежности, мыло, напитки, чипсы, спортивные костюмы и обувь. Вы можете также приобрести портативные радиоприёмники с наушниками, дешёвые часы или небольшой вентилятор, который часто необходим в летние месяцы. Оплачиваются покупки пластиковой картой с магнитной полосой, которая одновременно служит и удостоверением личности.

Заключённый может держать на своём счёте любую сумму денег – здесь нет ограничений. Но вот потратить он может не более 125 долларов в месяц. В дополнение к этой сумме можно потратить ещё 15 долларов в неделю мелкими монетами. Их можно использовать для оплаты стирки и сушки одежды. Торговые автоматы с закусками, расположенные в жилых помещениях, также принимают мелкие монеты. Однако сумма мелочи в ваших карманах никогда не должна превышать 20 долларов. Если у вас найдут больше, то вы лишитесь всех этих денег и проведёте некоторое время в изоляторе. Как минимум вас переселят из вашей добытой упорным трудом комнаты обратно на верхнюю койку в шумную и людную общую камеру.

Эта планка в 125 долларов служит в основном для того, чтобы ограничить денежные средства, поступающие с воли. Большинство же заключённых вообще ничего с воли не получают. Их единственный доход – от 11-ти до 60-ти долларов в месяц – обычная зарплата за работу в тюрьме в режиме полной занятости. В действительности, мало у кого зарплата превышает 25 долларов в месяц, а многие – особенно те заключённые, кто страдает физическими и психическими расстройствами (а таких тут две трети от общего числа заключённых) – получают всего лишь 4 доллара в месяц за работу по графику неполного рабочего дня. Есть и такие, у кого вообще нет денег. Кое-кто из заключённых находят не связанную с криминалом работу в «теневом секторе тюремной экономики» – стирают и гладят одежду для других, убираются в их комнатах, оказывают парикмахерские услуги. Кто-то рисует поздравительные открытки или портреты или занимается любым другим видом прикладного творчества, чтобы улучшить своё материальное положение. Значительная часть заключённых вовлечены в контрабанду продуктов питания или другие схемы извлечения прибыли. Некоторые даже умудряются посылать какие-то деньги своим семьям на волю!

В тюрьме можно обойтись и совсем без денег. Вам гарантировано трёхразовое питание, рабочая одежда и основные туалетные принадлежности. Вы можете кинуть свои грязные вещи – на которых стоит печать с вашим именем и номером шкафчика – в корзину для белья, и оно, выстиранное, появится в раздевалке, в вашем шкафчике, несколькими днями позже. Там же, в раздевалке, можно ежедневно менять носки и полотенца.

Тем не менее, быть в тюрьме без гроша не очень приятно. Чувствуешь себя обездоленным. Ведь ты не можешь покупать товары, которые в нашей культуре стали главным признаком индивидуальности. Правда, никто не относится к тем, у кого нет денег, с презрением, если вы, конечно, не становитесь вечным халявщиком и не начинаете клянчить всё у других. Некоторые парни привыкают довольствоваться в тюрьме малым, хотя на воле жили на широкую ногу. Но абсолютное большинство постоянно пытаются заработать тем или иным способом.

В прошлом уже были моменты, когда мой образ жизни можно было назвать спартанским, особенно в тот период юности, когда я много путешествовал и все мои вещи вполне умещались в рюкзак. Этот аспект тюремной жизни меня даже радовал – я вновь учился обходится малым. Моё временное монашество только усиливало это намерение. Я старался постоянно себя проверять – спрашивал себя: «Действительно ли мне нужна вот эта вещь?». К тому же, мой шкафчик для вещей, который не был особо вместительным, и так уже был до предела забит книгами и разнообразной корреспонденцией.

Лично у меня не было необходимости зарабатывать во что бы то ни стало. Моя семья слала мне денежные переводы, начиная с четвёртого месяца заключения. Поэтому не мне судить о том, каково это – отбывать наказание в тюрьме, не имея средств к существованию. Я тратил 75 процентов того, что зарабатывал сам, и того, что мне присылала семья, на почтовые издержки, так как вёл интенсивную переписку, и на звонки своему сыну, который остался в Южной Америке. Остальное я тратил на средства личной гигиены и еду. Раз в год я приобретал новые кроссовки. На рождество я набирал в лавке всяких вкусностей и устраивал праздничную вечеринку для своих друзей и соседей.

Для тех, у кого водились деньги, существовал тюремный чёрный рынок, где можно было приобрести еду, вынесенную с тюремной кухни, и краденную одежду – в основном носки, бельё и полотенца. Можно было также заказывать прямо в свою комнату еду, которая была гораздо лучше той, что давали в общей столовой. В меню были трёхдюймовые многослойные сандвичи, настоящие гамбургеры, сандвичи с омлетом, а иногда даже буррито. Стоило такое блюдо от 75 центов до доллара. Можно было также купить свежие помидоры, зелёный перец, лук и приготовить сальсу для традиционного тюремного начоса. Сами чипсы всегда продавались в лавке.

Я даже как-то наблюдал, как с кухни вынесли всё необходимое для приготовления пиццы. Тесто эти умельцы подготавливали на кухне заранее, а в комнате в пиццу добавляли начинку в соответствии с пожеланиями заказчика и разогревали в микроволновой печи, которые с некоторого времени появились во многих жилых помещениях. Раньше все стряпали на ворованных инфракрасных обогревателях. Мой друг использовал такой – он жарил на нём в формочке для печенья котлеты для гамбургеров, которые делал на заказ.

Заключённым запрещён товарно-денежный обмен, поэтому любой вид бизнеса автоматически нарушает правила и может повлечь за собой наказание. Но проконтролировать этот процесс невозможно, и люди постоянно покупают, продают и просто обмениваются разнообразными «товарами и услугами», занимают друг у друга, делают ставки на результаты спортивных состязаний или играют в карты на деньги. В качестве основных валют выступают – монеты, наборы почтовых марок, сигареты и товары из тюремной лавки.

Если кто-либо проиграл крупную сумму или задолжал тюремному юристу за консультацию, то дело, как правило, улаживается с воли – родственники должника переводят положенные суммы на соответствующие счета. Главным вечерним развлечением в тюрьме являются азартные игры. Кое для кого это реальный источник дохода. Где-то в семь часов вечера игроманы превращают комнаты для просмотра телевизора в казино, где режутся в покер до тех пор, пока в помещениях не выключат свет.

Несмотря на весь этот «товарооборот», усилия администрации тюрем поддерживать примерно одинаковый уровень жизни заключённых – как с точки зрения материального достатка, так и с точки зрения социального положения – весьма эффективны, и это очень хорошо. Даже те, чьи финансовые возможности поистине безграничны, не имеют возможности как-то выделяться на фоне других заключённых федеральных тюрем. Можно купить лишь ограниченное количество кроссовок и спортивных костюмов и съесть лишь определённое количество «нелегальных» сандвичей.

Сразу по прибытию я нашёл себе работу в департаменте образования, где, как мне показалось, я смогу честно зарабатывать, применив свои знания для обучения других заключённых. Я работал полный рабочий день, обучая людей читать и помогая им подготовиться для сдачи теста на соответствие уровню программы средней школы. Мне нравилась эта работа и я был доволен. Моя должность старшего преподавателя позволяла мне зарабатывать 60 долларов в месяц.

Понимая, что мне сильно повезло, что моя семья поддерживает меня материально, я никогда не критиковал тех, кто вынужден был промышлять нелегальным бизнесом, а те, кто ещё и умудрялся при этом посылать деньги своим нуждающимся близким на волю, вообще вызывали у меня искреннее уважение. Однако меня сильно расстраивало, что исправительная система организована таким образом, что заключённых как будто нарочно подталкивают к тому, чтобы они набирались опыта в незаконных махинациях и воровстве – ведь подобные навыки приведут их в будущем к повторным нарушениям закона и к новым тюремным срокам.

Полностью дистанцироваться от участия в тюремном чёрном рынке было довольно сложно. Нравилось мне это или нет, но уголовный мир был тем обществом, в котором мне приходилось существовать. В результате мне пришлось сбалансировать два вида обетов – обеты личного освобождения и обеты помогать другим. При организации даже незначительного мероприятия – такого, как, например, вечеринка по случаю дня рождения кого-нибудь из друзей – не обойтись без тюремного чёрного рынка. Обычно в таких случаях мы покупали традиционный набор для начоса. Я также должен признаться, что несколько раз заказывал «нелегальную» пиццу, которая, к слову, была вовсе недурна. Но я всегда делился пиццей с пациентами хосписа, и, вероятно, поэтому не испытываю теперь чувства вины.

Иногда учащиеся просили меня о юридической помощи – например, составить заявление в комиссию по условно-досрочному освобождению – но я всегда отказывался от вознаграждения, которое они пытались мне за это вручить. Я с самого начала решил для себя, что не буду наживаться на своих товарищах по заключению.

О юридической помощи меня просили регулярно. Возможно, люди считали, что я достаточно образован для такой работы. Временами мои жена и сын, живущие в Южной Америке, испытывали реальные проблемы. В такие моменты я действительно подумывал, не начать ли мне подрабатывать тюремным юристом. Однако каждый раз, после мучительных размышлений, я переступал через свою гордость и обращался за помощью к родителям или друзьям из буддийской общины. Мне пришлось преодолеть давно сложившийся стереотип – попытаться «срубить» лёгких денег вместо того, чтобы обратиться за помощью. Для меня это безусловно было изменение к лучшему, и я полагаю, что так было лучше и для моего сына. Щедрость моей семьи и друзей не знала границ. Семья обеспечила его всем необходимым в повседневной жизни, а друзья из общины собрали деньги, необходимые для того, чтобы он смог навестить меня, а затем отправиться в Новую Шотландию, чтобы принять участие в молодёжном проекте «Солнечный лагерь».

Другой аспект правильного образа жизни заключается в том, как выстраивать отношения с коллегами по работе и персоналом тюрьмы. Заключённые и тюремный персонал обычно не очень ладят. Люди, работающие в тюрьме, понимают, что заключённые в любом случае будут подворовывать, и часто закрывают на это глаза. Считается, что возможность выносить всё, что плохо лежит – это как бы дополнительная привилегия для работающих заключённых, позволяющая сохранить в коллективе хороших работников. Особенно эта система развита на кухне и в больничных отделениях.

Лично я всегда пытался быть честным со своим начальством – по крайней мере, когда речь шла о моих поступках. И я всегда старался сделать свою работу наилучшим образом. Я делал всё возможное, чтобы поддерживать своих коллег и быть полезным для учащихся. Такой подход вызывал уважение и у тюремного персонала, и у заключённых. Несмотря на то, что большинство заключённых обычно стараются увиливать от работы, тем не менее они с уважением относятся к тем, кто действительно старается изо всех сил. Разумеется, если он не начинает делать вид, что он больше не такой же заключённый, как они, а представитель персонала. К тому же, сама моя работа была связана с помощью заключённым. Конечно же, меня уважали!

Иногда мои товарищи просили меня утянуть что-нибудь из офиса. Начальство обычно выделяло мне всё необходимое для работы, и я просто делился с ними своими собственными запасами. Если они подбивали меня вынести из офиса что-нибудь посерьёзней, я обычно парировал тем, что это слишком рискованно и не стоит того, чтобы потерять хорошую работу, и что я этого делать не буду. Но если человек казался мне достаточно открытым, то я объяснял ему суть своих монашеских обетов.

Очень мало кто считает кражу казённого имущества чем-то аморальным. Заключённые воспринимают это как изъятие наживы, награбленной неприятелем, или как сведение счётов. Даже весьма набожные христиане, которых я встречал в местах заключения, не считали воровство «у системы» делом предосудительным. Лично для меня тут дело не столько в морали, сколько в дисциплине. Я решил, что буду вырабатывать у себя определённые качества, а умение утащить то, что плохо лежит, к ним точно не относилось.

Я хорошо понимал, почему заключённые во что бы то ни стало пытаются бороться со всеми теми несправедливостями, которыми полна современная исправительная система, и что они считают воровство частью этой борьбы. Но, к сожалению, такой подход, без сомнения, являлся саморазрушительным для них. Я потратил немало часов, размышляя о том, как должна была бы быть организована исправительная система, чтобы воспитать в заключённых достоинство и поощрять этические принципы правильного образа жизни, а не вызывать у людей обиду, ненависть и не подталкивать их к воровству. Возможно, в будущем у меня появится шанс применить какие-то из своих идей на практике. Но иногда, честно сказать, единственное, чего я хочу, так это чтобы все тюрьмы разом исчезли к чёртовой матери, потому что в таком виде, в каком они существуют сейчас, они не пригодны для существования в них людей.