Когда Мишель подъехала к торговому центру и поставила машину рядом с пикапом Конрада, вдруг поднялся сильный ветер.

— Быстрее! — крикнул Конрад в приспущенное окно, открывая дверцу со стороны пассажирского места.

Мишель в секунду взобралась на сиденье. Конрад взял у нее сумку, чтобы положить в карман за спинкой кресла. Лицо Мишель оказалось совсем рядом, и он с трудом удержался, чтобы не поцеловать ее в губы.

В следующее мгновение налетел вихрь, неся с собой песок, щепки и камешки. Вихрь был похож на небольшой торнадо, который налетал на стекла и бил по металлическому корпусу пикапа. Он исчез так же внезапно, как и появился, унеся с собой часть напряжения, которое создал.

— Поехали, — бросил Конрад, включая скорость. — У нас впереди долгая дорога.

До Мингмактока было примерно сто миль.

По дороге Мишель вспоминала время, когда они с Конрадом были неразлучны. Несколько раз он брал ее с собой, когда ездил навестить своего прадеда и бабушку Сару Мудрую Сову. Ее лачуга стояла недалеко от большого ущелья.

— Бабушка время от времени спрашивает о тебе, — неожиданно сказал Конрад, бросив на Мишель быстрый взгляд. — Если хочешь, мы можем заехать к ней в один из ближайших дней.

Мишель молча кивнула. Ей очень нравилась эта стройная худая индианка с прямыми седыми волосами и живыми темными глазами.

Они проехали еще несколько миль. Наконец Конрад, чтобы заполнить тишину, стоявшую в салоне автомобиля, включил радио.

До Мингмактока они добрались около четырех часов. Директор школы Сидни Робсон уже ожидал их в своем кабинете.

— Входите, входите! ~ Он расплылся в улыбке. — Мы всегда рады видеть вас, мистер Уэйн. Должен сказать, мы вам очень благодарны за спортивное оборудование, которое вы подарили в прошлом месяце, не говоря уже о книгах по математике и истории...

Прервав поток его благодарностей извиняющимся жестом, Конрад представил Мишель как «друга и коллегу».

— Насколько я понимаю, сестра Мэри объяснила вам цель нашего приезда, — сказал он, выдвинув стул для Мишель.

— Да-да, конечно. — Директор школы снял трубку телефона и что-то тихо сказал в нее. — Через минуту она будет здесь с Чаком Идлаутом, — сообщил он гостям. — Думаю, будет правильным предупредить вас, что мальчик отказался сообщить нам что-либо об этом инциденте.

Конрад и Мишель обменялись взглядами.

В следующую секунду открылась дверь и в кабинет вошли сестра Мэри и худой долговязый подросток с копной непослушных черных волос.

— Кто она? — спросил Чак, кивком указав на Мишель.

— Друг, который заинтересован в совершении правосудия, — ответил Конрад. — Я адвокат Джона Акана. Ты, наверное, знаешь, что его обвиняют в убийстве. У меня есть сведения, что ты можешь подтвердить слова Джона о том, чем он занимался в определенный промежуток времени, это очень важно для его алиби.

В глазах мальчишки сверкнул воинственный огонек.

— С какой стати я буду помогать ему?! — с вызовом осведомился он. — Моему дяде пришлось перегнать овец на плохое пастбище, потому что правительство отдало наши земли их селению. И вообще... я ничего не знаю.

Конрад пытался разговорить парня, объяснял, что если он не поможет, то невинный человек проведет много лет в тюрьме среди убийц и извращенцев, но Чак твердил одно и то же. Нет, он не обращался к Джону ни с какой просьбой, они с друзьями выкурили только несколько сигарет. Нет, он не назовет адвокату их имена, потому что это будет считаться доносом.

Сидни Робсон беспомощно развел руками.

— С прискорбием должен признать, что у некоторых из наших учеников отсутствует чувство христианского и гражданского долга, — печально произнес он.

Сестра Мэри, взглянув на директора школы, прошептала что-то на ухо Конраду.

— Сестра предлагает, чтобы мы с Чаком побеседовали с глазу на глаз, — объявил он. — Как мужчина с мужчиной.

Директор явно не верил, что из этого может выйти какой-нибудь толк, но тем не менее дал согласие.

Мишель наблюдала из окна кабинета, как Конрад и упрямый подросток пересекли двор и остановились в тенистом углу. Ей показалось, что мальчишка ведет себя уже не так вызывающе.

Минут через двадцать Конрад тепло пожал руку мальчику, очевидно выражая свою благодарность. Вернувшись в кабинет, он поблагодарил Сидни и сестру Мэри и, попрощавшись с ними, вместе с Мишель покинул школу.

— Насколько я поняла, он рассказал тебе все, что ты хотел узнать от него, — сказала Мишель, когда они уже сидели в пикапе. — Как тебе удалось расколоть его?

— Я рассказал ему о Колине и о том, что с ним случилось в тюрьме. Объяснил, что он избежал бы жестокой участи, если бы в свое время нашелся свидетель, который помог бы доказать его невиновность. Чак не выдержал борьбы со своей совестью и все рассказал. Он фактически подтвердил слова Джона. Парень, который отключился, близкий друг Чака. Он живет со своей бабушкой в отдаленном селении, я знаю это место. Там практически отсутствует дорога, я уж не говорю о телефоне. Так что мы не сможем предупредить их о нашем приезде.

Уже приближались сумерки, но Конрад надеялся, что Мишель согласится поехать с ним.

— Чего мы тогда ждем? — спросила она.

Конрад порывисто обнял ее одной рукой в знак признательности и включил зажигание. Это короткое объятие раздразнило Мишель, но она приказала себе быть разумной.

К тому времени, когда они достигли хижины, расположенной у подножия небольшого холма, было уже совсем темно. Машину сильно трясло на ухабистой дороге, они чувствовали себя побитыми и измотанными. Мишель удивлялась, почему Конрад не выходит из пикапа, чтобы постучать в хижину или окликнуть хозяев, предупредив их о появлении нежданных гостей.

— Когда живешь среди такой абсолютной тишины, то слышишь приближение визитеров за несколько миль, — объяснил он, отвечая на ее незаданный вопрос. — Кроме того, у индейцев не принято просить разрешения войти в чье-либо жилище. Это считается грубым и невежливым. Вупи Боаз знает, что мы здесь. Если она захочет встретиться с нами, то сама даст нам знать.

Мишель показалось, что они ждали минут десять, хотя на самом деле прошло не более трех минут, когда на пороге хижины, из которой вился дымок, появилась хрупкая женщина с заплетенными в косы седыми волосами и жестом пригласила их войти.

Конрад подал Мишель знак, чтобы она следовала за ним, и вылез из машины.

— Извините нас за беспокойство, миссис Боаз, — уважительно произнес он. — Я — Конрад Уэйн, адвокат Джона Акана, а это мой друг Мишель Паркер. Я не ошибаюсь, если думаю, что вы слышали об убийстве, которое произошло на фестивале народного танца?

Вупи Боаз качнула головой, подтверждая его слова, но ее морщинистое лицо осталось бесстрастным.

— Мой внук Дэвид находится в хижине, — сказала она. — Вы можете зайти и поговорить с ним.

Она все знает, подумала потрясенная Мишель, входя вслед за Конрадом в небольшое жилище, в середине которого в углублении горел огонь. Когда Конрад сел на стопку старых одеял, она опустилась рядом с ним, скрестив ноги.

Из темного угла хижины вышел мальчишка лет тринадцати. У него было расстроенное лицо — видимо, переживал, что не мог смыться от ночных гостей. Хотя бабушка не проронила ни слова, Дэвид прекрасно понимал, что она требует от него содействия. Парнишка, конечно, боялся, что его накажут за плохое поведение на фестивале, и кроме того не хотел ввязываться в историю с убийством. И в том, что он все-таки заговорил, решающую роль, совершенно очевидно, сыграло воспитанное с детства уважение к авторитету старой женщины. Дэвид, правда, попытался увильнуть от расспросов, но Вупи посмотрела на него таким взглядом, что слова сами стали слетать с его губ. Мишель вынула из кармана блокнот и начала записывать наиболее важные детали рассказа.

Все произошло, как и утверждал Джон Акана. Дэвид, Чак и еще несколько ребят нюхали клей для «балдежа», пока взрослые, с которыми они приехали на фестиваль, смотрели представление. Дэвиду вдруг стало плохо, и он потерял сознание, ударившись при падении головой о выступающий корень дерева. Когда он пришел в себя, то увидел склоненное над ним лицо Джона Акана.

— Он посоветовал тебе обратиться к врачу или подойти к дежурившей на фестивале карете «скорой помощи», чтобы тебя там проверили? — спросил Конрад.

Мальчик кивнул.

— Но ты не сделал этого?

— Я не хотел, чтобы у меня были неприятности.

— Ты не помнишь, сколько было времени, когда Джон...

— Не-а, у меня нет часов.

Не зная точного времени, они не могли выдвинуть свидетельство Дэвида в качестве полноценного доказательства невиновности Джона Акана. Отрезок времени, в который все произошло, был очень коротким, но все равно у Джона было достаточно времени, чтобы привести Дэвида в чувство, переодеться в национальный костюм, убить Тима Камайока и после этого появиться на сцене как ни в чем не бывало.

Часы показывали половину десятого. Они находились в сотне миль от Кингстона, в одном из самых удаленных и глухих мест индейской резервации.

— Здесь неподалеку живут мои дальние родственники, они могли бы накормить нас и дать ночлег, — сказал Конрад, вставив ключ в замок зажигания.

Мишель не хотела быть обязанной ни ему, ни его родным, а тем более ночевать у них. Но возвращаться сейчас, уставшими и голодными, в Кингстон было бы с их стороны безумием.

— Мне не хотелось бы беспокоить твоих родственников, — ответила Мишель, представив, с каким недовольством и раздражением отец отнесется к доказательствам, которые им удалось добыть сегодня. — Может, ты знаешь какое-нибудь место, где мы могли бы перекусить и снять пару комнат на ночь?

Конрад задумался, но по выражению его лица Мишель не могла понять, что какие мысли бродят в его голове.

— В милях сорока отсюда есть относительно приличный мотель, — ответил он наконец. — Когда я заглядывал туда в последний раз, рядом с ним было небольшое кафе. Если оно еще открыто, то мы можем рассчитывать на тарелку стручковой фасоли или на что-то в этом роде.

Им снова пришлось проделать жуткий путь по кочкам. Мишель вжалась в сиденье, чтобы ее меньше трясло. Забыв о том, что им удалось сегодня сделать для Джона Акана, а также о предстоящем объяснении с отцом, она позволила себе снова окунуться в прошлое.

Она была подавлена и опустошена, когда, вслед за осуждением Колина Акана, ее покинул Конрад, предоставив ее отцу рассказать Мишель об их сговоре. Если бы не гнев, что Конрад продал ее за десять тысяч долларов, и не ощущение, что ее предали, Мишель, возможно, сломалась бы и бросила учебу на юридическом факультете. Железная выдержка и почти маниакальная решимость доказать Конраду Уэйну, что она может прекрасно обойтись и без него, позволили Мишель окончить университет, причем настолько успешно, что ей сразу предложили работу в прокуратуре Торонто.

А теперь я снова имею с ним дело, подумала Мишель. И ради чего? Считать, что лишь для того, чтобы помочь Джону Акана добиться справедливого приговора, значит, обманывать себя. Я, конечно, могу мечтать о том, чтобы заняться с Конрадом любовью, но выйти за него замуж уже не соглашусь. И спать с ним тоже не буду. Пока он не объяснит, почему подло поступил со мной пять лет назад, я не смогу доверять ему.

Когда они наконец подъехали к мотелю, у Мишель в животе уже урчало. Рядом находились заправочная станция и небольшое кафе, о котором говорил Конрад. Увы, двери и окна кафе были плотно закрыты.

— Что же нам теперь делать? — жалобно проскулила Мишель. — Я умираю от голода.

Конрад ругал себя за то, что не захватил с собой никакой еды. Или ему надо было все же уговорить Мишель переночевать у его родственников. Но теперь сожалеть бесполезно. Быстрый взгляд на автомобили, стоявшие у мотеля, подсказал Конраду, что если они не поторопятся, то могут остаться еще и без ночлега.

— Думаю, нам надо снять номера, пока кто-нибудь не опередил нас, — сказал он. — После этого я попробую извлечь что-нибудь съестное из автомата на заправке.

Хоть что-нибудь, подумала Мишель, чувствуя легкое головокружение. Они вышли из пикапа и направились в мотель.

— Мы бы хотели снять две комнаты на одну ночь, если они у вас есть, — сказал Конрад хозяину мотеля, который со скучающим видом жевал бутерброд и смотрел бокс по дряхлому телевизору.

— У меня осталась только одна, — ответил тот. — С двумя кроватями. Двадцать долларов за ночь. Мой вам добрый совет: решайте быстрее.

Бросив взгляд на Мишель, которая выразила свое согласие слабым кивком головы, Конрад расписался в регистрационной книге и протянул руку за ключом.

Остро ощущая его близость и тот факт, что они проведут еще одну ночь вместе, Мишель ждала, когда он откроет дверь в их временное пристанище. Комната имела спартанский вид — ободранный стол и ветхий стул, древний телевизор с крошечным экраном и две старые кровати, стоящие друга от друга на расстоянии одного метра.

— Может, ты примешь душ, пока я сбегаю на заправочную станцию за едой? — предложил Конрад, пытаясь избавить Мишель от неловкости, которую она явно ощущала. — Оставь мне только одно полотенце, больше мне ничего не нужно.

Несмотря на убогость душевой кабины, кафельные стены которой потрескались от времени, Мишель получила огромное облегчение, смыв с себя всю грязь и пыль, которую собрала за долгий день. К счастью, в ее сумочке всегда лежала зубная щетка и тюбик пасты, так что она могла привести и зубы в порядок.

Но вот ночную сорочку она намеренно не положила в сумку, потому что не желала признавать, даже для самой себя, что им наверняка предстоит провести еще одну ночь вместе. Придется, наверное, спать в футболке и в трусиках, подумала Мишель, хорошо осознавая, что это все равно что спать без одежды. Может, мне удастся нырнуть под одеяло до того, как он вернется...

Конрад пришел, когда она еще находилась в душе и сушила волосы полотенцем. Голый по пояс, он сидел на кровати, стоявшей ближе к окну, и стаскивал с себя ковбойские сапоги. На его руках и на груди под смуглой кожей играли крепкие мускулы. Мишель с замиранием сердца любовалась его красивым сильным телом.

— Это все, что мне удалось извлечь из автомата. — Конрад небрежно махнул рукой на стол, где лежали чипсы, шоколадные батончики и бутылки с содовой.

Но его взгляд был прикован к Мишель, которая выглядела необычайно соблазнительной в кружевных трусиках и в тонкой хлопчатобумажной футболке. Глядя на два темных пятна, просвечивавших через футболку, Конрад вспомнил, как напрягались соски Мишель при прикосновении его пальцев. Он почувствовал, как к его бедрам прилила кровь, а сердце забилось в бешеном темпе.

Мишель взяла одну бутылку и батончик, но открывать их не стала. Она подошла к телефону, стоявшему на единственном ночном столике между кроватями, и сняла трубку.

— Нет гудка.

— Хочешь позвонить отцу и сообщить, где мы находимся? — спросил Конрад, вставая.

Он подошел к аппарату и перевернул его, пытаясь найти поломку. Они стояли, почти касаясь друг друга. Спонтанное желание позвонить отцу пропало — Мишель от природы обладала даром красноречия, однако сейчас не могла придумать ни одной убедительной причины, почему она оказалась с Конрадом ночью в каком-то мотеле в глухом районе индейской резервации.

— Нет, я передумала, — ответила Мишель. — Я взрослая женщина и не должна ни перед кем отчитываться.

При этих словах глаза Конрада словно подернулись дымкой.

— Ну, если ты действительно так считаешь... — растягивая слова, произнес он.

И в следующее мгновение притянул ее к себе. Мишель не противилась, она отдавалась во власть чисто женских инстинктов, все глубже и глубже погружаясь в эротическую нирвану страстного объятия Конрада.