Собака подняла тощую ногу и звучно помочилась в песочницу. Первой опомнилась мамаша в синем ничего не выражающем спортивном костюме. И набросилась на хозяина:

– С ума сошли, мужчина! Заберите своего пса!

Хозяин промолчал.

Тогда включилась вторая, в роскошном леопардовом балахоне с рынка:

– Превратили двор чёрт знает во что. Штрафовать вас всех! – и возмущённо высморкала своего ребёнка.

Мужчина ухмыльнулся и свистнул пса. Некоторые дети вокруг залаяли, тыча пальцами в знакомое животное.

Катя присела с Лизой на локте и стала брезгливо выбирать из песочницы игрушки.

– Ещё и без намордника, – по инерции приклеила она к выступлению мамаш.

– Да есть у нас намордник, – наконец отозвался мужчина лениво. – Только он нам велик. Да, Гердуся? Что делать, если мы такие миниатюрные?

– Тогда пристрелите свою Гердусю, – сквозь зубы прорычала леопардиха.

Мужчина услышал и обиженно запрядал усами.

– Лучше б учили своих деток любить живую природу, мамаши. А то вон! Злые все стали – куда ни придёшь, отовсюду собак гонят. Что за злоба, я прям удивляюсь. А собаки, между прочим, очень мирные. Собаки добрее людей.

– Кажется, Гитлер тоже что-то в этом роде говорил, – Катя язвительно бросила последнюю формочку в пакет и оглянулась, ища коляску.

Розовая Лизука кукольно хлопала глазками, уже, кажется, желая есть и спать. Коляску Катя обычно оставляла на краю площадки (чтобы не мешала), пристёгивала к дереву (чтобы не увели). В правой руке держа дочь, а в левой мешок с игрушками, Катя подошла и тихо вскрикнула: в её, в Лизиной, коляске спал ребёнок, девочка. Наверное, кто-то перепутал коляски – она оглянулась. Рядом никого. Но снова взглянула на спящую и тут закричала: не громко даже, но изумлённо-тоскливо, так что напугала и Лизу, и мамаш, и даже толстокожего собаковода. В коляске лежала Лиза, ещё одна Лиза, точно такая же, как её собственная, как та, что сидела на её правой руке.