Наутро им повезло – их приняли первыми.

Облисполком занимал старинное серое здание с высокими циркульными окнами. Говорят, что раньше здесь помещалась городская управа, а напротив, в теперешнем обкоме, губернская управа. Там, возле парадной двери, висела медная дощечка: «В этом здании работал великий русский писатель-сатирик М.Е.Салтыков-Щедрин».

Когда бы ни проходил мимо этого здания Павел Семенович, он непременно останавливался, смотрел на медную доску и всегда удивленно отмечал про себя:

«Вице-губернатор, генерал! А какую критику наводил?»

Он и теперь невольно задержался возле бывшей губернской управы и сказал:

– Видела, Марья, доску-то? Генералом был и то критиковал. А ты на меня орешь.

– Ну и дурак твой генерал! Чего ему не хватало?

– Дак разве критику для себя наводят?

– А для кого же?

– Для общества, голова! Чтобы всем хорошо жилось.

– Всем хорошо никогда не будет.

В это время из растворенной двери на них строго посмотрел постовой милиционер.

– Ну, пошли, пошли! Чего рот разинул? – Мария Ивановна потянула за рукав Павла Семеновича. – А то попадешь не в то место. Критик!

В вестибюле облисполкома тоже стоял милиционер, но чином поменьше и не такой строгий. Они остановились возле его тумбочки и стали рыться в карманах – паспорта искать. Постовой вежливо взял под козырек:

– Вам куда?

– К председателю или к любому заместителю.

– Пожалуйста, по лестнице на второй этаж.

Лестница была широкая, из белого мрамора с затейливыми балясинами в виде двух бутылок, приставленных друг к дружке донцами.

В большой приемной самого главного председателя им сказали, что Александра Тимофеевича нет и что он сегодня не принимает. Если хотят, то пусть обратятся к секретарю товарищу Лаптеву. Он разберется.

Секретарь облисполкома Лаптев оказался на редкость приветливым человеком; невысокий, плотный, с твердокаменной ладонью, но с лицом округлым, белым и мягким. Одет он был в серый костюм из плотной дорогой ткани, но уж сильно поношенный, застиранный на широких, как шинельные отвороты, лацканах. Он усадил Павла Семеновича и Марию Ивановну поближе к своему столу и все улыбался, словно на чай пригласил.

– Чем могу быть полезен? – спрашивал он, переводя ласковый взгляд с одного на другого.

– Дело-то у нас пустяковое, – сказала Мария Ивановна.

– Это как посмотреть, – перебил ее Павел Семенович. – Ежели со стороны оскорбления личности подойти, то здесь судом пахнет! – Павел Семенович вскинул голову, сердито поглядывая на Марию Ивановну.

– Да что случилось-то? – проявляя слегка нетерпеливость, спросил Лаптев.

– Меня оскорбили публично, в печати! Исказили факты… И не хотят давать опровержения.

– Да ты не с того начал. Помолчи! – остановила Мария Ивановна Павла Семеновича и обернулась к Лаптеву. – У нас дверь в общем коридоре… Отворялась наружу – внутрь притолока мешала. Возле нее спал пьяный сосед Чиженок. Ну вот…

– Ничего не понимаю, – Лаптев затряс головой и развел руками.

– Да при чем тут дверь? – раздраженно сказал Павел Семенович. – Дверь мы перенесли правильно, по законному постановлению исполкома. Ну? И в статье никто этого не оспаривает. Речь идет об искажении фактов, об умышленной клевете.

– Дурак ты! – вспыхнула Мария Ивановна. – Завтра перенесут дверь на старое место и Берта приедет… Что будем делать?

– Товарищи, товарищи, давайте спокойно! – Лаптев поднял руки и растопырил пальцы. – Вещественные доказательства, документы при вас?

– Все, все имеется, – ответила Мария Ивановна.

– Кладите на стол, и все разберем по порядку.

Они положили выписку из постановления райисполкома о переноске двери, заверенную Фунтиковой, выписку из решения ЦК профсоюза медработников, потом газету «Красный Рожнов» с отчеркнутыми местами в заметке Вити Сморчкова.

Лаптев надел очки и наклонил свою лобастую голову. Выражение лица его стало меняться – щеки отвисли, нос сперва покраснел, а потом расцвел эдаким лиловым бутоном. Перед ними сидел старый и очень уставший человек.

– Все законно, – сказал он, посмотрев бумаги. – Дверь правильно перенесли. Никто не имеет права заставить вас переставить ее на прежнее место. В газете допущены искажения. Добивайтесь опровержения.

– Легко сказать, добивайтесь, – Павел Семенович заерзал на стуле. – Мы сунулись было к редактору с нашим председателем месткома, а тот и не глядит.

– Хорошо, я позвоню Павлинову. Поезжайте домой.

Когда вышли на улицу, Павел Семенович удовлетворенно хмыкнул:

– Видала, Марья! Вот оно как все обернулось-то, а? Ну, теперь я этому Федулееву поднесу дулю под нос.

– Погоди хорохориться. Что еще Павлинов скажет?

– Да плевал я теперь на Павлинова.

Ехали обратно на скором поезде. В Стародубово угодили прямо к автобусу. Так что после обеда были уже дома.

– Убирайся тут, а я схожу к Павлинову, полюбуюсь на его самочувствие, – сказал в радостном нетерпении Павел Семенович.

Он помылся, побрился, свежую рубашку надел и пошел, как на банкет.

Павлинов встретил его без особого удивления и даже негодования. «Значит, звонил Лаптев. Накрутил хвостато», – отметил Павел Семенович.

В кабинете, развалясь на диване, сидел капитан Стенин. Они с Павлиновым собирались съездить вечерком на охоту, уток попугать, и настроены были благодушно. Чернобровый, чубатый Павлинов, еще по-молодому крепкий, загорелый, с закатанными рукавами белой рубашки, с распахнутым воротником (пиджак его висел на стуле), был похож на инструктора по физкультуре.

– Вот и хорошо, что сами пришли, – сказал Павлинов, здороваясь с Павлом Семеновичем, но не подавая руки. – Значит, поняли. Садитесь! – указал он на стул.

– А что я должен понять? – спросил Павел Семенович, настораживаясь.

– А то, что вашим поведением возмущена общественность. Это нашло свое отражение и в прессе. Надо кончать с этими кляузами. И дверь перенесите на старое место.

– То есть как?! – опешил Павел Семенович.

– А вот так. И соседи перестанут жалобы писать, и пресса успокоится. И нечего вам разъезжать по области. Сами виноваты.

– Во-первых, в прессе опубликована клевета на нас, – Павел Семенович от неожиданного оборота слегка заикался, – з-за которую товарищи Сморчков и Федулеев должны отвечать. Не меня, а их выступление надо считать кляузным. В подтверждение моих показаний вот вам выписка ЦК профсоюза медработников, заверенная товарищем Долбежовым. – Павел Семенович положил бумагу прямо перед Павлиновым да еще ладонью прихлопнул по ней.

– Вы мне не суйте ваши медицинские бумажки. Если нужно будет, мы самого Долбежова вызовем и спросим: с какой целью он пытается покрывать всяких очернителей? – Павлинов отшвырнул бумажку так, что она полетела со стола.

– Это я очернитель? – так же сердито спросил Павел Семенович, подымая свою выписку.

– А то кто же? Стенин, что ли? – усмехнулся Павлинов.

Капитан Стенин захрустел пружинами и тоже улыбнулся.

– Вам известно мнение товарища Лаптева, секретаря облисполкома? – еще строже спросил Павел Семенович, вскидывая голову.

– Ну-ну, удиви! – опять усмехнулся Павлинов.

– Товарищ Лаптев заверил, что решение исполкома насчет двери правильное… И что…

– А я говорю, Фунтикова ввела исполком в заблуждение, – перебил его Павлинов.

– И что газета исказила факты. И Федулеев должен опубликовать опровержение. Да вы знаете об этом сами, но только прикрываетесь передо мной некоей игрой, – повысил голос Павел Семенович.

– Это вы у нас мастер до всяких антиобщественных игр! – загремел Павлинов. – Кто подсовывает дурацкие проекты? Я, что ли? Пораспустились!.. – Павлинов встал, громыхнул стулом и с минуту молча ходил вдоль стола, остывая. Потом сказал спокойно: – А что касается Лаптева, то он мне звонил и сказал только одно: пусть Полубояринов подает в суд на Сморчкова, если он считает себя правым. Вот и выполняй это.

– Я пришел не в суд, а к вам, чтобы вы наказали виновных. Ведь не суд разрешил мне дверь перенести.

– Опять двадцать пять! – Павлинов сел за стол и стал терпеливо втолковывать Полубояринову: – Поймите же, вы недостойно себя ведете. Вы рассылаете во все инстанции непроверенную информацию, подрываете порядок. Вы ввели в заблуждение Фунтикову, а та исполком. Вы тем самым воспользовались и захватили себе полкоридора. Общественного! Вы, люди широко живущие, имеете комнату и кухню – целую отдельную квартиру на двух человек… В то время как другие живут тесно и даже в подвалах. Вместо того чтобы осознать это, вы повально всех вините, требуете наказаний… Чуть ли не суда! Нескромно, товарищ Полубояринов.

– Спасибо за такое наставление. Но лучше бы вы не мне лекцию прочли, а себе о своем вообще некрасивом поведении. Как вы, переезжая к нам в Рожнов из Стародубова, захватили у рабочих консервного завода квартиру из трех комнат в пятьдесят три квадратных метра. Со всеми удобствами!.. И все это на семью в четыре человека. Да мало того, вы не сдали квартиру в Стародубове. Поселили в ней своих родственников.

Павлинов поглядел на Стенина и густо покраснел:

– Видали? Ревизор из народного контроля нашелся…

– Да о чем с ним говорить? – отозвался Стенин. – Его самого привлекать надо за клевету…

– Я могу доказать, – ринулся к Стенину Павел Семенович.

– Ну, хватит! Поговорили… – властно сказал Павлинов. – Видно, ты не из тех, которым на пользу наставления. Скажем по-другому: вот вам недельный срок – и чтобы дверь в коридоре была поставлена на место. Понятно?

– Нет, не понятно. Дверь останется там, куда ее перенес горисполком.

– Тогда я сам пойду к вам. Вон возьму милиционера, – кивнул он в сторону Стенина. – И поломаю вашу дверь.

– Попробуйте…

– Семен Ермолаевич, я вам не одного милиционера, а двух выделю, – сказал Стенин. – Чтоб они подержали его. Не то еще и сопротивление окажет.

– От него все можно ожидать. Он и за топор схватится, – криво усмехнулся Павлинов.

– Я хочу знать – на каком основании вы будете дверь ломать? – спросил Павел Семенович.

– А на таком! – Павлинов поглядел на Стенина. – На основании правил пожарной безопасности. Вы стеснили общие проходы.

– Наоборот! У меня притолока раньше угрожала пожаром. Вот, поглядите. У меня чертеж есть, – Павел Семенович достал из кармана еще одну бумажку.

Но Павлинов только рукой повел, так, от себя, как сбрасывают со стола мусор:

– Все твои документы липа. Я и смотреть их не стану. Даю тебе недельный срок: не перенесешь дверь – пеняй на себя.

– И не подумаю.

– Ступай!