– Да, служба… Так вот, мало-помалу мы с Наташей и сближались. Надо вам сказать, что у Наташи была старшая сестра Оля, вся в мать – степенная, важная, обходительная. Она уже заметно полнела и была, как говорится, девкой на выданье. Работала она в лесной конторе не то плановиком, не то учетчиком каким-то. И вот мне сказали, что за Олей ухаживает Игорь Чесноков, чуть ли не начснаб завода. Он был моим ровесником. Когда-то мы с ним вместе учились в вечерней школе. А теперь ему пророчили чуть ли не пост замдиректора, и звали его в управлении не иначе как «наш Чеснок» или «Чесночок». А Марфа Николаевна души в нем не чаяла, даже за глаза называла его «они», а иногда с ласковой усмешечкой добавляла – «мой зятек». После возвращения на завод я с ним не виделся, да, откровенно говоря, и не старался увидеться.

И вот вдруг в нашем доме объявляется полный аврал. Игорь придет! Марфа Николаевна и Ольга протирали полы, окна, сменили занавески; а в большой комнате, где стояла Олина кровать, надели новые чехлы на подушки, достали какое-то замысловатое покрывало, такое огромное, что его хватило бы три кровати накрыть. Заграничное, что ли? Скатерти накрахмаленные, с хрустом… Раму трюмо смазали деревянным маслом – блестит…

А Наташа все ходит, подсмеивается над матерью и сестрой и всякие уморительные рожи строит. «Женя, у нас, – говорит, – праздник – вознесение Чеснокова. Мама, а христосоваться будем?»

Наконец настал вечер. Сестры ушли в большую комнату наводить свои наряды. Дверь в мою комнату была приоткрыта, и я слышал их разговор. Наташа все подсмеивалась и задиралась. Оля отмалчивалась. Вдруг Наташа закричала:

– Ой, Оля, твой снабженец идет!.. Костюм новый, а на лице такая важность, ну – кот-обормот.

– Завидуешь? – равнодушно спросила Оля.

– Ха! – ответила Наташа. – Было бы чему! Не только позавидовала – отбила бы. Да он того не стоит: ему только подмигни – он и хвостом завиляет.

– Тебе, конечно, подай тигра с полосками на груди, – лениво отвечала Оля. На меня, должно быть, намекала.

Тут вошел Чесноков. Наташа стукнула мне в стенку, и я вышел. Мы поздоровались с Чесноковым как старые приятели. Я заметил, что он сильно изменился. Раньше он был худой, но жилистый; на заводе и в школе мы его прозвали «Репей». Цепкий он был. Бывало, станешь с ним бороться, вцепится в тебя – убей, не отпустит… Теперь он раздобрел, и даже его скуластое лицо стало круглым, как брюква.

Наташа подошла к нам, сделала удивленную мину и спрашивает меня:

– Вы знакомы с моим бывшим женихом?

Чесноков хоть и покраснел, но ответил с достоинством:

– Я в бывших еще не ходил.

– Ну так будешь! – задорно сказала Наташа.

– Хорошо, запиши на очередь, – отбрыкался тот. Ольга засмеялась, а мне, признаться, неловко стало. А Наташа уже схватила нас под руки и потащила на улицу: «Марш в парк!» А потом посмотрела на Чеснокова и говорит:

– Почему ты пыльник не надел?

– А зачем?

– Чтобы костюм не испачкать… – И снова хохочет.

В парке мы взяли по лодке и устроили гонки. Я не ожидал в Чеснокове встретить такого ловкого гребца. Мы долго носились по озеру почти наравне. Но я заметил протоку, свернул в нее и оторвался от Чеснокова.

Наташа была довольна больше меня. Она встала на носу лодки и начала кричать и размахивать руками. Но лодка наша уткнулась в берег, и Наташа упала прямо на меня. Тут я ее впервые поцеловал. Она снова притихла, посерьезнела, как тогда в комнате, и сказала шепотом:

– Я знала, что так будет.

И в тот момент, когда мы целовались да обнимались, Чесноков разогнал свою лодку и с ходу врезался в нашу. От сильного толчка мы чуть не вывалились в воду. Я обернулся и увидел Чеснокова; он был до того зол, лицо такое красное, что казалось, вот-вот волосы на его голове вспыхнут.

– Мы, кажется, вам помешали, – прошипел он. А Наташа смеется и говорит:

– Нисколько! Целуйтесь и вы за компанию.

– В советах не нуждаемся, – процедил сквозь зубы Чесноков, развернулся и яростно налег на весла. Я видел, что Ольга готова заплакать, и сам не понимал, в чем дело.

– Отчего такой злой Чесноков? – спросил я Наташу.

Она в ответ:

– Наверное, цепочку от часов потерял.

Вскоре мы позабыли и про Чеснокова, и про все на свете. Мы бродили по самым безлюдным местам парка до тех пор, пока сторожа не начали свистеть, выгонять загулявшихся. Мы уходили последними. Помню, подходим к мостику через протоку, Наташа вдруг сворачивает с дороги и мчится под откос. «Не хочу по мосту! – кричит. – Вброд, вплавь хочу!»

И прямо в босоножках по воде, а я за ней в ботинках… Вот так, служба.

Он налил в стаканчик водки и, не глядя на меня, выпил жадно, как пьют воду истомленные жаждой люди. Затем утерся рукавом фуфайки и продолжал:

– Домой возвратились мы за полночь. На веранде нам встретилась Ольга. Не помню, что-то я спросил у нее, но она только посмотрела на меня исподлобья и тотчас ушла в дом. Мы расстались с Наташей. В комнате мне показалось душно и тоскливо, я раскрыл окно. Спать я не мог, хотелось уйти и бродить, бродить всю ночь. Очевидно, и Наташа испытывала то же самое, потому что я слышал, как хлопнула дверь ее комнаты, а потом раздались и ее шаги, как всегда быстрые, твердые. Она прошла на веранду и спрыгнула в сад. Я уж собрался выпрыгнуть к ней в окно, как вдруг услышал разговор и остолбенел. Это она говорила – и с кем же, с Чесноковым! Я отчетливо запомнил каждое слово.

Сначала Наташа испугалась:

– Ой, кто это?!

– Это я, Игорь, – ответил Чесноков.

– Что тебе нужно? Ты к сестре?

– Нет, я к тебе… Выслушай меня! – И он заговорил быстро, запинаясь: – Я не к Ольге ходил, а к тебе… то есть к ней для тебя… Понимаешь?

– Ничего не понимаю.

И он ей признался, что любит ее давно, но не решался открыться.

Тут, надо сказать, мне стоило больших трудов, чтобы не выпрыгнуть в окно и не дать ему в морду. Я аж задрожал весь, оперся на подоконник и ждал, что она ответит.

Вероятно, он ее схватил за руку и хотел поцеловать, потому что она резко крикнула: «Остынь!» – и засмеялась. Остудить она могла, уж это я знаю. И веришь, служба, у меня такое творилось на душе, будто я только что мину обезвредил. Я сел на подоконник и чуть не заревел от радости.

Чесноков вдруг перешел на «вы» и заговорил глухо:

– Я вас прошу только об одном: не торопитесь. Замужество не уйдет от вас…

– В подобных наставлениях не нуждаюсь, – ответила насмешливо Наташа.

Но Чесноков не сдавался:

– Я понимаю – ты сейчас увлечена и ослеплена. Но пройдет время – и ты поймешь… Кто он? Простой работяга, и только. А ты – видная, красивая.

– И мне больше подходишь ты? – насмешливо перебила она его.

А он все свое:

– Тебе жизнь другая предназначена… Широкая! Ты имеешь право…

– Я уж как-нибудь сама соображу, – опять перебила его Наташа, но уже не так насмешливо, а вроде бы как размышляя.

– Твое дело, – сказал Чесноков. – Но помни, что бы ты ни решила, я все равно буду любить тебя и ждать.

– Ну что ж, ждите! – Наташа снова засмеялась и, немного помедля, добавила: – Ветра в поле.

Потом ее каблуки застучали по ступенькам крыльца.

– Спокойной ночи, – сказал тоскливо Чесноков.

– Спите спокойно, если можете, – ответила с крыльца Наташа.

Затем хлопнула дверь, и все смолкло.