Лидеры многих основных политических партий и общественных группировок резко осудили захват власти большевиками 25 октября (7 ноября) 1917 г. Разгон Учредительного собрания 5 января 1918 г., представлявшего все слои российского населения, показал, что большевики намерены идти по пути тоталитаризма и готовы использовать для этого самые крайние меры. В связи с этим многие бывшие избранники народа разъехались по регионам России и занялись созданием антибольшевистских движений под лозунгом передачи власти Учредительному собранию.

Одним из самых активных борцов с зарождающимся режимом стал профессиональный революционер Борис Викторович Савинков — один из старейших членов партии социалистов-революционеров, член ее боевой организации, участник ряда других террористических актов. В 1917 г. он стал комиссаром Временного правительства в 3-й армии, с 28 июня 1917 г. — комиссаром Юго-Западного фронта, а с 19 июля 1917 г. — товарищем министра, управляющим Военного министерства при министре А.Ф. Керенском. Являясь членом совета Союза казачьих войск и депутатом временного Совета республики (предпарламента), пытался поднять казаков для оказания помощи оборонявшим Зимний дворец юнкерам, но попытка эта ему не удалась.

Савинков перебрался в Гатчину, в ставку Керенского и генерала П.Н. Краснова, где вел активную работу по организации сил против большевиков.

В ноябре 1917 г., перед боями под Пупковым, казаки красновских частей в лице председателя дивизионного комитета есаула В.М. Ажогина заявили Савинкову, что сражаться за Керенского они не намерены. В случае победы и свержения большевиков они решили предложить Керенскому отказаться от должности председателя Временного правительства. При несогласии казаки хотели его арестовать.

Есаул Ажогин в присутствии адъютанта Савинкова Флегонта Клепикова сообщил, что казаки решили предложить формирование нового правительства Г.В. Плеханову, и просили Савинкова донести их просьбу до Георгия Валентиновича.

После беседы с казаками Савинков отправился к Плеханову, заготовив два варианта постановления: один — отказ Керенского от власти, а второй — ордер на арест бывшего верховного главнокомандующего. Плеханов согласился с проектами постановления, внеся в их текст собственноручные поправки. В отношении формирования правительства Георгий Валентинович заявил, что он 40 лет боролся за трудовой народ России, поэтому воевать с ним никогда не будет.

Савинков на это ответил, что программа и тактика нового правительства будут всецело зависеть от его председателя, то есть господина Плеханова. После этого Георгий Валентинович долго расспрашивал Савинкова относительно сил казачьих войск, а в конце беседы дал Савинкову свое согласие в случае победы казаков на формирование нового правительства. Савинков рассказал есаулу Ажогину о беседе с Плехановым, который тут же распорядился приставить казачий караул к Керенскому и в случае победы казаков арестовать председателя Временного правительства.

После поражения генерала Краснова под Петроградом в конце ноября 1917 г. Савинков под видом сотрудника польского комитета по делам беженцев переправился на Дон, где начала создаваться Добровольческая армия во главе с генералом Л.Г. Корниловым. Доном в это время руководил так называемый Донской гражданский совет, который возглавлял генерал М.В. Алексеев. В него входили генералы А.М. Каледин с Корниловым, помощник атамана донских казаков А.П. Богаевский, бывший министр торговли и промышленности Федоров, кадеты П.В. Струве, Н.Э. Парамонов и другие. Политика и состав этого органа вызывали недовольство у многих демократически мыслящих казаков, совет обвинялся в «замаскированной реакционности».

В дружеских беседах и жарких спорах Савинков уговаривал членов совета включить в него представителей демократических партий и объявить в декларации совета о необходимости созыва Учредительного собрания и праве народа на землю.

Первым с ним согласился генерал Корнилов, а затем пошли навстречу и другие члены Донского гражданского совета. В совет были включены член Донского округа, независимый социалист Агеев, председатель Крестьянского союза Мазуренко, комиссар 8-й армии Вендзягольский и Савинков. От имени нового совета была выпущена декларация.

Сразу после этого Донской гражданский совет направил Савинкова в Петроград: поручалось нелегально встретиться с рядом известных российских демократических деятелей, в том числе и с одним из лидеров правого крыла Демократического совещания Н.В. Чайковским. Они приглашались на Дон для работы в совете. Савинкову было выдано удостоверение для переговоров за подписью генерала Алексеева.

Успешно выполнив порученное задание, он готовился выехать из Москвы на Дон, где в это время вспыхнули революционные события. Однако слабо вооруженная и малочисленная Добровольческая армия была смята большевиками и отброшена на Северный Кавказ.

Савинков остался в Москве, где вскоре установил связь с тайной монархической офицерской организацией, в которой насчитывалось около 300 офицеров в основном из гвардейских и гренадерских полков. Он стал во главе организации, в основу которой была положена программа борьбы Донского гражданского совета против большевиков. Как и на Дону, тайное общество савинковцев в Москве провозгласило четыре пункта своей деятельности: борьбу за единую и неделимую Россию, верность союзникам, власть — Учредительному собранию, землю — народу.

Свою организацию Савинков назвал «Союзом защиты родины и свободы». В нее принимали всех, кто признавал программу организации и давал клятву с оружием в руках бороться против большевиков. Партийная принадлежность не имела никакого значения при вступлении в члены этого законспирированного общества.

В союзе оказались представители разных политических партий и общественных группировок. Его возглавил независимый социалист Савинков (как он себя называл), вооруженными силами командовал конституционный монархист генерал-лейтенант В.В. Рычков, начальником штаба являлся также конституционный монархист полковник А.П. Перхуров. Начальником разведки и контрразведки стал республиканец полковник Бреве, начальником отдела сношений — социалист-революционер А.А. Дикгоф-Деренталь, иногородний отдел возглавил социалист-демократ из группы Плеханова военный доктор Григорьев. Другими структурными подразделениями этой тайной организации (а их было довольно много) руководили меньшевики, эсеры, монархисты, а также представители других политических партий, боровшихся против большевиков.

В апреле 1918 г. Савинков отправил в Екатеринодар — в штаб Добровольческой армии, к генералу М.В. Алексееву — офицера-курьера, который прошел через многочисленные большевистские кордоны и добрался к белым. Он сообщил генералу о деятельности союза и высказал просьбу об оказании материальной помощи и получении соответствующих указаний по тайной работе. Алексеев одобрил деятельность Савинкова и через чехословаков выслал 200 тысяч керенок. Вскоре от французского посла Ж. Нуланса он получил еще два с половиной миллиона рублей.

Союз успешно провел большую работу по формированию отдельных частей всех родов войск. Пехотный полк состоял из 86 офицеров: командира полка, его адъютанта, четырех командиров батальонов, 16 ротных и 54 взводных командиров. Командир полка знал всех своих подчиненных, а командир взвода — только своего ротного. Офицеры получали денежное содержание от штаба союза, при этом у них было всего две обязанности: блюсти абсолютную тайну и по приказу, в строго назначенное время, прибыть на сборный пункт для вооруженного выступления. К концу мая 1918 г. в Москве и 34 российских городах насчитывалось около пяти с половиной тысяч офицеров, входивших в савинковский «Союз защиты родины и свободы».

Большинство из членов союза жили по поддельным документам. Все встречи проходили на явочных и конспиративных квартирах.

Контрразведка союза следила за деятельностью советских органов власти, красноармейскими частями и ВЧК. Ежедневно составлялась сводка о передвижениях большевистских войск. В Москве членами союза готовилось убийство вождей революции Ленина и Троцкого.

В конце мая — начале июня 1918 г. ВЧК, получив сигналы от советских граждан о подозрительных действиях некоторых бывших офицеров, провела среди них аресты. Арестованные сознались об участии в «Союзе защиты родины и свободы» и выдали многих своих соучастников. Савинковская организация в Москве была ликвидирована, но штаб ее уцелел, и все основные его сподвижники ареста избежали.

На какое-то время савинковцы затихли на конспиративных квартирах в Москве, затем уехали кто в Ярославль, кто в Рыбинск и Муром, где находились наиболее боевые и многочисленные отделения союза. Там шла усиленная подготовка к вооруженному выступлению против большевиков. Сам Савинков оказался в Рыбинске, где располагались большие оружейные склады. Охранявший их гарнизон был совсем небольшим по численности, поэтому захватить город, в котором находились огромные боевые запасы республики, Савинков считал делом несложным для отряда офицеров в четыреста человек.

Верхнюю Волгу выбрали для выступления против большевиков и потому, что здесь предложили дать бой иностранцы. Так, французский посол Нуланс, контактируя с Савинковым, неоднократно говорил ему, что восстание на Волге явится сигналом к высадке союзников в Архангельске. В последствии Савинков признавал, что Нуланс его обманул.

Надежды Савинкова на захват оружейных складов в Рыбинске не сбылись. В среду савинковцев был внедрен агент Рыбинской ЧК, который сообщил о подготовке вооруженного выступления мятежников и о плане захвата ими оружейных складов. Вспыхнувший в ночь на 8 июля 1918 г. мятеж к полудню того же дня был ликвидирован.

В Муроме савинковцам удалось ночью 8 июля 1918 г. захватить ряд городских объектов, но к утру их также разгромили.

А в Ярославле мятеж савинковцев увенчался на первых порах успехом. Полковник Перхуров взял город и на протяжении 17 дней удерживал его в руках восставших. Впервые не на казачьем Дону, не на казачьей Кубани, а в самом центре России, рядом с Москвой, восставшие без какой-либо помощи извне дали бой правящему режиму.

После ликвидации мятежей на Верхней Волге Савинков со своими единомышленниками бежал в Казань, где вступил в разведывательно-диверсионный отряд полковника В.О. Каппеля, сражавшийся в тылу Красной армии. Там Савинков служил рядовым: подрывал мосты, взрывал полотно железных дорог, рубил телефонные столбы, нападал на штабы красноармейских войск, ходил «за языками», расстреливал захваченных большевиков.

Осенью 1918 г. Бориса Викторовича пригласили войти в состав Сибирского правительства, но он отказался от министерской должности. Уговорил главу Директории эсера Н.Д. Авксентьева направить его в качестве руководителя военной миссии во Францию: в Париже, по его мнению, от него будет гораздо больше пользы в борьбе с большевиками.

На Директорию Савинков работая мало. Уже 18 ноября 1918 г. адмирал А.В. Колчак свергнул ее и установил военную диктатуру. Савинков был оставлен верховным правителем во главе миссии в Париже. Одновременно адмирал Колчак поручил ему руководство и своим заграничным бюро печати «Унион».

Савинков развернул бурную деятельность. Его принимали Жак Клемансо, Ллойд Джордж, Уинстон Черчилль. Колчаку из европейских стран потекло оружие, боеприпасы, продовольствие, обмундирование. В Париже бывший охотник за царскими сановниками входил с царскими министрами С.Д. Сазоновым, Л.П. Извольским, В.А. Маклаковым и Н.В. Чайковским в состав Политического совещания, претендовавшего на представительство интересов России при заключении Версальского мирного договора.

Одно время Савинкова хотели отправить посланником в Прагу, но в январе 1920 г. он неожиданно получил от своего бывшего школьного друга Юзефа Пилсудского приглашение обосноваться в Варшаве. Старый конспиратор Савинков нутром чувствовал, что скоро, совсем скоро, грянет война Польши с Советской Россией. Значит, он должен быть там, у границ своей родины, чтобы стать активным участником борьбы с большевиками.

В Варшаву, к Пислудскому, Савинков отправил своего близкого сподвижника, крупного русского журналиста А.А. Дикгоф-Деренталя с заданием разузнать, разрешит ли начальник Польского государства организовать на польской территории русские «демократические» формирования для борьбы с большевиками. Дикгоф-Деренталь встретился с Пилсудским, от которого получил заверения, что он согласен за территориальные уступки после победы над большевиками на создание в Польше русской армии. В Париж ушла срочная телеграмма Дикгоф-Деренталя, и вскоре Савинков появился в Варшаве, где создал «Русский политический комитет», в состав которого вошли старые его соратники Д.В. Философов, Н.К. Буланов, В.В. Ульяницкий, А.А. Дикгоф-Деренталь, Симановский и В.В. Савинков.

Летом 1920 г. по приезде в Варшаву Савинков занялся формированием так называемой русской армии, в которую вошли сражавшиеся с марта 1920 г. в польской армии части С.Н. Булак-Балаховича и интернированные части 3-й армии генерала Деникина. Генерал Булак-Балахович объявил себя демократом, а армию свою назвал народной, добровольческой. Командующим 3-й армией стал генерал П.В. Глазенап, которого сменил генерал Б.С. Пермикин. Местом формирования «русской армии» стали местечко Скалмержицы и город Калиш.

Основным программным лозунгом для армии стал старый савинковский призыв «За созыв Учредительного собрания»: именно он, по его мнению, должно было решить вопрос о формах правления России. На армейских знаменах пропагандировалась мелкая частная собственность, самостоятельность Польши и широкая автономия народов, входивших в состав бывшей Российской империи.

В это время Савинков часто встречался с Пилсудским, французскими и польскими генералами. Однажды в разговоре с первым польским маршалом он назвал Булак-Балаховича, с которым у Савинкова сложились неприязненные отношения, бандитом. Пилсудский в ответ на это рассмеялся и ответил: «Да, бандит… Мы об этом знаем… Но у него нет гонора золотопогонных генералов, мечтающих возродить в России монархию… Он воюет с большевиками, поэтому мы его поддерживаем, пусть они будут хоть неграми, но, если борются с Советами, значит они наши союзники».

После этого разговора с Пилсудским Савинков на страницах своей газеты «За свободу» не раз цитировал лозунг «Хоть с чертом, но против большевиков».

«Русская армия», вооруженная на французские и польские деньги, готова была выступить на стороне Польши против большевиков, но пока шло ее формирование советско-польская война закончилась. Согласно заключенному перемирию эта армия подлежала эвакуации из Польши. В одной из бесед с Савинковым Пилсудский потребовал дать эму в течение 24 часов ответ о начале эвакуации армии.

На совещании, на котором присутствовали члены «Русского политического комитета», военные, в том числе представитель Врангеля генерал П.С. Махров, Савинков доложил об ультиматуме начальника Польского государства и поставил вопрос: «Эвакуируемся или будем воевать с Советами?..»

Иностранных представителей на совещании не было, поэтому никакого давления на присутствовавших не оказывалось. Однако все они знали их желание, а оно как у поляков, так и у французов было одно — драться… Ведь на эту армию было столько израсходовано… Пусть русские еще раз подерутся между собой… Пустят кровь друг другу… Смотришь, а они из этой кровопролитной драки что-нибудь и выиграют…

Присутствовавшие на совещании проголосовали за войну, за новую драку с Советской Россией.

В октябре 1920 г. 3-я армия под руководством генерала Пермикина выступила вместе с петлюровской армией, взяв направление на Черкассы, а Булак-Балахович двинулся по маршруту Мозырь — Речица — Гомель. Прежде чем ввязаться в драку с большевиками, балаховцы передрались с перемыкинцами. Донские казаки под командованием атамана Яковлева ограбили обоз генерала Пермикина. С этого скандала начался «блестящий» поход «русской армии», который лег в основу повести Савинкова «Конь вороной» — этой «панихиды по белому движению».

В походе с Савинковым корреспондентом английской газеты «Таймс» двигался небезызвестный бывший английский резидент в Петрограде Поль Дюкс, а в колоннах находился другой английский шпион — Сидней Рейли. На первых порах армии Булак-Балаховича и Пермикина имели ощутимый успех.

Красноармейские части, бросая вооружение и боеприпасы, бессистемно отступали в направлении Минска. Противником были заняты Проскуров, Мозырь, Каменец-Каширский и ряд других населенных пунктов Белоруссии и Украины. На захваченной территории был установлен режим кровавого террора. Еврейские погромы, расстрелы ни в чем неповинных людей, разгромленные селения, стон и плач изнасилованных женщин — вот что принесли с собой балаховцы на «освобожденные» земли. Только в небольшом местечке Хайники Гомельской губернии балаховцы убили 150 евреев. Население, пережившее всевозможные режимы, в том числе и немецких оккупантов, с особым ужасом и ненавистью долго вспоминало «народно-добровольческую» армию Булак-Балаховича. Местные жители словом «балаховец» пугали малолетних детей.

Позором покрыл себя «революционер и демократ» Савинков, который не только побратался в походе с балаховцами, но и пытался на страницах своей газеты «За Свободу» опровергать все факты убийств и грабежей, учиненных балаховцами. Когда слух о еврейских погромах дошел до Варшавы и Парижа, Савинков в ряде статей писал, что ничего подобного в его армии не происходит, войска доблестно сражаются с большевиками и все эти слухи есть злобные наветы большевистской пропаганды. В то время, когда он отправлял свой очередной репортаж о «доблестных» бойцах Булак-Балаховича, его солдаты в Мозыре сняли с богатого еврея шубу и вместе с другими награбленными подарками преподнесли ее «борцу за демократию». В этой шубе Савинков потом щеголял в Париже.

В один из дождливых ноябрьских дней в Мозырь из Винницы на телегах прибыли полупьяные «белорусские министры» и тут же попросили у Савинкова денег. Он им отказал, тогда они пригласили Булак-Балаховича и долго с ним о чем-то беседовали. На следующий день генерал сообщил Савинкову, что «белорусский народ в лице министров предлагает стать ему начальником Белорусского государства».

Перед походом Савинков имел встречу с Пилсудским и заявил маршалу, что Булак-Балахович в случае взятия Минска может объявить себя руководителем Белоруссии. Пилсудский улыбнулся и ответил, что в «таком случае он выкинет его из Польши». О разговоре с Пилсудским Савинков рассказал Булак-Балаховичу. Тот быстро успокоился и больше о предложении «белорусских министров» не вспоминал.

Да и Минск балаховцы не взяли. Вскоре бандитские формирования были окружены конницей Г.И. Котовского и красноармейскими частями 4-й и 16-й армий. Неся большие потери, они вырвались из окружения и с тяжелыми боями ушли в Польшу, где по решению польского правительства были интернированы.

Необходимо отметить, что в это время на территории Польши находилось большое количество военнопленных красноармейцев. Второй отдел Генштаба Польши сообщал Французской военной миссии в Варшаве 14 ноября 1920 г., что на польской территории для советских военнопленных было создано шесть лагерей.

В лагере № 1, расположенном в Сщалько, содержались коммунисты и пленные командиры Красной армии. В нем насчитывалось 16 700 человек. В лагере № 2 в Вадовице содержалось 3000 пленных красноармейцев, а лагерь № 3, расположенный в Ланцуте, был пуст, пленных в нем не было. По-видимому, он был создан на случай массового пленения советских войск, но так и остался неиспользованным. В лагере № 4 в Пугулинце содержались 1000 пленных бойцов Красной армии. В лагере № 5 в Шипиорне близ города Калиша советских военнопленных не было, в нем располагалась интернированная армия генерала Б.С. Пермикина. В лагере № 6, который находился в местечке Зухуля (Померания), насчитывалось 3700 советских военнопленных, а в лагере, не имевшем номера, расположенном в местечке Дабе близ Кракова, содержалось 3600 человек.

Советские военнопленные использовались польскими властями на особо тяжелых работах как в сельских местностях, так и в городах. Всего было создано 90 таких рабочих отрядов, в которых насчитывалось 35 тысяч советских военнопленных. Кроме того, в ставке главнокомандующего польскими войсками в качестве денщиков и рабочих в прифронтовой зоне использовались почти 3000 советских военнопленных.

Общее количество пленных красноармейцев в Польше составляло около 78 000. Судьба их трагична. Большинство из них умерло от голода и издевательств в лагерях. Цифры эти до сих пор скрываются польским правительством.

Эти люди оказались второсортны, необходимо было в первую очередь оказать помощь бандам Булак-Балаховича.

После неудавшегося похода Савинков возглавил «Русский эвакуационный комитет», который стал заниматься оказанием материальной помощи интернированным в Польше 20 тысячам солдат и офицеров русской армии.

2 декабря 1920 г. Савинков обратился к генералу П.Н. Врангелю с просьбой выделить необходимые средства в размере 5 миллионов французских франков, для того чтобы сохранить живую силу 3-й армии генерала Пермикина. В это время в составе армии насчитывалось до 10 000 штыков и шашек (свыше 4000 казаков), которые были разоружены на территории Польши.

Эта армия действовала на левом фланге украинцев, прикрывая их отступление, и, по мнению Савинкова, показала полную боеспособность и доблесть. В упорных боях потеряла до 25 процентов личного состава. Первоначальным ее намерением было пробиться на юг, на соединение с Врангелем.

В таком же положении находилась и армия генерала Балаховича. Недостаток средств не позволял полякам взять на себя содержание на солдатском пайке и уплату жалованья всем офицерам и добровольцам, ввиду этого армиям генералов Пермикина и Балаховича грозило интернирование, что должно было повлечь утрату ими боеспособности.

4 декабря 1920 г. с просьбой о получении материальных средств для содержания белогвардейских войск, интернированных польскими властями, Савинков обращается к Н.В. Чайковскому: «Русская народная добровольческая армия генерала Булак-Балаховича, взяв Мозырь, Речицу и достигнув Гомеля, вынуждена была отступить и за исключением около 1000 человек, не пожелавших сдать оружие и действующих ныне за большевистским фронтом в целях организации крестьянских восстаний, тоже ныне разоружена поляками.

Всего польскую границу перешло до 20 000 русских офицеров и солдат.

Польское правительство в принципе признало возможным конфинирование членов обеих русских армий. Однако фактически только 5000 человек могут быть им конфинированы ввиду крайне тяжелого финансового и продовольственного положения Польши, остальные же имеют быть интернированными в концентрационных лагерях.

Такое интернирование вызовет неизбежно заболевания и моральное разложение частей.

Ввиду вышеизложенного единственным выходом из создавшегося положения может явиться материальная помощь со стороны, из расчета приблизительно по 2500 польских марок на человека в месяц сроком на 6 месяцев и 15 000 человек, то есть около 225 миллионов польских марок или от 6 до 10 миллионов французских франков.

Мною возбуждено ходатайство через генерала Нисселя перед французским правительством о том, чтобы армия генерала Пермикина, подчиненная в военном отношении генералу Врангелю, была приравнена к частям его армии и чтобы расходы, связанные с конфинированием ее, были уплачиваемы французским правительством.

Убедительно прошу Вас поддержать это ходатайство перед соответствующими властями. Удовлетворение его, не разрешая вопроса вполне, облегчит в огромной степени его разрешение. В том случае и при условии, что польское правительство возьмет на себя расходы по конфинированию 5000 человек.

Русскому политическому комитету предстоит озаботиться конфинированием лишь 5000 человек или приисканием для них работы, что сведет необходимую сумму до двух или трех миллионов французских франков. Убедительно прошу Вас не отказать помочь в изыскании этих необходимых средств, не упуская из виду, что, в случае отказа французского правительства на возбужденное мною ходатайство, конфинирование чинов обеих русских армий будет стоить, как это указано выше, до 10 миллионов французских франков».

Аналогичная просьба последовала и к начальнику французской военной миссии в Польше генералу Нисселю.

«Вследствие разговора, который я имел честь вести с Вами 3-го сего декабря, я позволяю себе привлечь Ваше внимание на тот факт, что 3-я русская армия генерала Пермикина, которая перешла через польскую границу и должна быть интернирована, была подчинена генералу Врангелю и рассматривалась генералом Врангелем, Русским политическим комитетом в Польше и генералом Пермикиным как составная часть вооруженных сил Юга России, временно действующая на Западном фронте.

В связи с этим я позволяю себе просить Вас обратиться к соответственным властям в Париже с ходатайством об оказании материальной помощи чинам этой армии. И я решаюсь сделать это по двум причинам: во-первых, из-за того, что Польша, несмотря на все свое желание, не может взять на себя эту обязанность, а затем потому, что я знаю, что Франция, великодушная как всегда, взяла на себя благородную задачу попечения об остатках армии генерала Врангеля».

Но Савинков не был бы Савинковым, если бы он посвятил себя только благотворительной деятельности. Главным для него все же оставалась борьба с «большевизмом».

В январе 1921 г. он создает при «Русском политическом комитете» (РПК) Информационное бюро во главе со своим братом Виктором Савинковым, которое занялось сбором сведений военно-разведывательного характера на территории Советской России. Его агенты, которые вербовались из бывших балаховцев, расползлись, словно тараканы, по огромной российской территории. Собранные ими сведения продавались 2-му отделу польского Генерального штаба и французской военной миссии в Варшаве.

Интересно то, что в это время можно было прекратить деятельность Савинкова. К Ф.Э. Дзержинскому несколько раз обращались добровольцы из бывших эсеров с предложением убить его. Однако их предложения не были приняты. В письме к Х.Г. Раковскому от 19 января 1921 г. Ф.Э. Дзержинский объясняет это следующим: «Я отклонял эти предложения, так как считаю, что такая авантюра нам никогда никакой пользы причинить не может, а может быть санкцией для их актов против наших товарищей».

Таким образом, у Б.В. Савинкова оставалась возможность и дальше продолжать свою антисоветскую деятельность.

Агентура ОГПУ сообщала, что 15 апреля в гостинице «Брюль» состоялось секретное совещание по вопросу о ближайших активных действиях комитета. На этом совещании присутствовал представитель от кубанских и донских казаков, который приехал с докладом о подготовке на Дону и Кубани восстания. Было решено усилить агитацию в России и начать частичное выступление.

«Для этой цели в субботу, 30 апреля, предназначено отправить в Россию десять виднейших работников. Границу они должны перейти около Охотниково, где имеется 1000 вооруженных людей и где должен к ним присоединиться на ст. Олевск наш броневик, командир которого прислал письмо с предложением разобрать ему путь в тылу и когда он прикажет красноармейцам починить путь, то в это время небольшой отряд савинковцев должен сделать залп из леса, и броневик перейдет на их сторону. Кроме броневика имеется там еще наш батальон пехоты, который тоже перейдет к Савинкову во главе с командиром и комиссаром. В число лиц, намеченных к отправке в Россию, входят: Ангел, Кругликовский, какой-то ротмистр П.А.Янковский, полковник Сухоручко и десять офицеров, которые имеются в нейтральной зоне. В общем на этом совещании все сошлись на том, что пришло время начать более активные действия. Отношения Савинкова к польскому правительству самые хорошие, тем более что Савинков лично знаком с Пилсудским и пользуется его поддержкой. Материальные средства и деньги Савинков получает или от польского правительства или от французского, непосредственно из Парижа и местной секции помещиков. 28 апреля савинковской организацией высланы секретные приказы и инструкции в Брест-Литовск, где их ожидает Янковский в своем окружном управлении».

Организация, возглавляемая Савинковым, становится не только серьезной политической силой — ее деятельность носит явно выраженный разведывательный характер. Учитывая это, 12 мая 1921 г. ВЧК направило всем особым отделам и губчека почтотелеграмму за № 2002/С, где описывалась антисоветская деятельность Савинкова. Сообщалось, что политической организацией, на которую опирался Савинков внутри Советской России, являлся «Союз Возрождения России». Он возник из отколовшихся от социалистических мелкобуржуазных партий элементов, которые открыто или тайно встали в ряды активных противников советской власти. Центральным ядром этого союза явились члены бывшей народно-социалистической партии во главе с Мельгуновым, Волк-Карачевским, Мякотиным и другими. К ним примкнули частью кадеты, активные меньшевики, правые эсеры и авантюристы вроде Алекинского, Мережковского, Зинаиды Гиппиус. У Деникина «Союз Возрождения» занимался пропагандой, издательством антисоветской и агитационной литературы и шпионажем. Кроме поддержки политической организации, Савинков развил энергичную деятельность по созданию военной организации внутри Советской России — того ядра, которое должно было поднять внутреннее восстание в подходящий политический момент. Деятельность эта выражалась в посылке в Россию весьма большого числа бывших офицеров царской армии, стремящихся вернуться на родину.

«Офицеры снабжаются николаевской валютой и документами и получают задание устроиться на советскую службу в каком угодно городе и известить своими средствами Савинкова о своем местонахождении. Учитывая усталость контрреволюционного офицерства от гражданской войны и желание вернуться на родину, Савинков рассчитывает, что лишь небольшая часть (20–30 %) его действительно будет активно работать против Советской власти, остальные же просто стремятся вернуться так или иначе на родину и активного участия в подготовке восстаний принимать не будут; в случае же переворота в первую очередь встанут на сторону восставших. Считаясь с возможностью легких провалов своей военной организации, Савинков употребляет весьма конспиративный прием при крупной организационной работе, именно не связывает пока посланных людей между собою, рассчитывая связать между собою в первую очередь лишь тех, которые пришлют лучшие донесения и которые таким образом будут несколько проверены».

Для того чтобы обнаружить бывших офицеров, посланных Савинковым в Советскую Россию, органам ВЧК предлагалось тщательно следить за всеми вновь прибывающими якобы из плена или в отпуск от военной службы бывшими офицерами. Учитывая, что савинковцы при переходе фронта из Польши получали подлинные документы из числа отобранных пленных красноармейцев и служащих, необходимо было очень тщательно проверять всех, предъявляющих какие-либо документы Западного фронта Красной армии от мая до сентября 1920 г. Предлагалось следить за перепиской бывших офицеров в Польшу.

15 мая 1921 г. резидент ВЧК в Польше сообщил, что его сведения о количестве остатков белой армии на территории Польши после проверки подтвердились. Вся эта масса людей разбросана по всей Польше и в большинстве своем заключена в лагерях на положении интернированных. Составной их элемент по большей части аполитичный. У большинства большое желание выехать в Россию. Многие уже примирились с советской властью, и только страх перед наказаниями и репрессиями удерживали их в Польше.

Резидент сообщил также, что в последнее время в Варшаву начали приезжать офицеры врангелевской армии, которых помещали в бараках. Их моральное и материальное положение было очень скверно, жили на скудные пособия, выдаваемые здешней организацией белых, работы никакой получить не могли, вследствие этого вели жалкое существование. Из всей этой массы агенты Савинкова вербовали людей для своих подпольных работ в России и на Украине, но находили немногих. В противовес этой низшей категории эмигрантов высшие и привилегированные круги жили очень хорошо, в средствах не нуждались. Балахович, например, за один обед, устраиваемый в своем кругу, платил по шестьсот тысяч марок. Идейного элемента почти не было, за исключением Савинкова и пары лиц около него.

По словам резидента, Савинков стоял во главе Русского политического комитета в Польше, являясь его вдохновителем. Он исполнял все его дипломатические функции. Его брат, Виктор Викторович, руководил всей контрразведкой и техникой комитета.

«Центральное управление контрразведки Савинкова находится в Варшаве в гостинице «Брюль» и имеет свой отдел в нейтральной зоне около станции Охотниково, в местечке Рокитно. Отделом этим управляют Богинский и Янковский. Последний является комендантом всей нейтральной зоны. Вербовочное бюро и общежитие контрразведки находится в Варшаве по Хлодной улице, дом № 4, квартира № 14. Заведующим вербовочным пунктом является Авасюк, бывший капитан-артиллерист, киевлянин, проживает по Дикой улице. Кроме того, в Киеве имеется некий Стойкин, председатель Высшей военной инспекции, который работает для Савинкова. Видными, активными работниками Савинкова являются некий атаман Ангел, проживающий в Варшаве по Электоральной улице, дом № 17, и Кругликовский. Ангел ведет работу по направлению Чернигова. В Варшаве, на Праге [район Варшавы], имеется Русский комитет по оказанию помощи эмигрантам. Видными участниками в этом деле являются Любимова, как представительница Красного Креста, и князь Мещерский, заведующий Русским комитетом монархической организации. Савинковские агенты занимаются усиленной вербовкой людей для своих целей, которых концентрируют в Калише и Тарнове, а потом через Румынию с высадкой в Одессе отправляют в Россию. В нейтральной зоне в распоряжении Савинкова имеется около тысячи вооруженных людей и в других пунктах и лагерях всего около семи тысяч человек. Практикуется ими также посылка своих людей в наши красноармейские части под видом 24 бывших военнопленных. Документы для них берутся от умерших наших красноармейцев или пропавших. В этом деле провала не боятся, так как знают, что в России произошли крупные перегруппировки наших частей и кроме того имеют сведения, что возвращающихся наших пленных, если они не подходят под категорию отпускаемых в бессрочный отпуск, направляют в ближайший военный округ или губвоенкомат для дальнейшего направления в часть данного округа. Кроме означенного способа отправки своих агентов савинковская организация посылает их совершенно нелегально через нейтральную зону в направлении Ровно, через местечко Славуны, и в направлении Сарны, через Охотниково. В таком случае агентам выдаются бумаги беженцев, которые выдает некий Неклюдов, служащий в райкоэваке в г. Коростене».

В это время были отправлены через границу на территорию России следующие лица: атаман Хведощеня (псевдоним «Креститель») и Ясинский — в Слуцкий уезд, атаман Монич и Голодок Прохор — в Борисовский уезд, атаман Гаврилов — в Бобруйский уезд. С Хведощеней и Ясинским направлялись два солдата, с Гавриловым один солдат. Всего было отправлено 8 человек. Отправлены они были через 2-й отдел 2-й армии (г. Лида).

«Ежедневно из лагерей, в которых интернирована армия генерала Балаховича, маленькими партиями до 5—10 человек отправляются группы в Лунинец и Несвиж, где их размещают по окрестным деревням.

Борис Савинков не хочет войны с генералом Балаховичем и для этого прислал к нему своего представителя. Савинков имеет деньги, а не имеет людей; Балахович имеет людей, но не имеет денег. Обещано материальное содействие и признание независимости Белоруссии, но за это Балахович обязан помогать Савинкову по делу освобождения России от большевиков. Ответа Балахович пока не дал. Результат переговоров будет известен через некоторое время.

Председатель белорусской войсковой комиссии майор Якубецкий входит в соглашение с председателем Белорусского политического комитета полковником Адамовичем. Белорусский батальон, который находится в Лодзи, при войсковой комиссии, будет мало-помалу переведен в распоряжение Дергача.

В «Начальном Довудстве» поручик Воевудский работает при организации Балаховича.

Контрразведывательные посты: 1)Лунинец, 15 человек, начальник — атаман Дергач, он же Адамович. Подчиняется 2-му отделу 2-й армии — капитану Мееру. 2) Несвиж. Кроме штаба имеется контрразведывательный пункт. Начальником его является Грач. Имеется 10 человек. 3) Ганцевичи — 10 человек. 4) Гриневичи — 5 человек. Все они подчинены Дергачу. В Гриневичах связь с атаманом.

Хведощеня имеет связь через курьеров и через пост с русской стороны в Микашевичах, на хуторе Базыля через его жителей.

Связь с атаманом Моничем имеется в Докшицах Борисовского уезда — дом священника».

Для того чтобы чем-то занять свои войска, 16 мая 1921 г. Савинков обращается к адъютанту Пилсудского полковнику графу Довойно-Сологубу с просьбой разрешить несение пограничной службы в составе польских войск частям регулярной кавалерии белогвардейских войск.

«Вы изволили известить меня в субботу 14-го сего мая, что предложение о разрешении казачьим частям нести пограничную службу в составе польских войск, а также предложение о разрешении вольных работ для остальных интернированных бывших русских армий не встречают препятствий со стороны подлежащих польских властей. Позвольте поблагодарить Вас за содействие, оказанное Вами в решении этих трудных и сложных вопросов, и просить Вас не отказать возбудить ходатайство о разрешении несения пограничной службы в составе польских войск кроме казачьих частей еще и частям регулярной кавалерии (гусарскому бывшей армии генерала Булак-Балаховича полку и конному бывшей 3-ьей русской армии)».

18 мая 1921 г. с такой же просьбой он обращается к вице-министру иностранных дел Польши Домбровскому по вопросу о предполагаемом принятии интернированных казаков на польскую службу.

«В настоящее время на территории Польши интернировано около 3500 донских, кубанских, уральских, оренбургских казаков, расположенных в лагерях под Островом Ломжинским и в Рожанах.

Из них сформирована дивизия 2-х-бригадного состава с дивизионной артиллерией 2-х-батарейного состава и отдельный сводный дивизион (Кубанско-Астраханский). В эту группу должны быть влиты на общих основаниях казаки есаула Яковлева, около 900 человек. Они пойдут на пополнение частей, и численный состав дивизии дойдет до 4500 шашек».

Савинков представил следующие свои соображения:

«Переход на польскую службу для казаков несомненно желателен, но при соблюдении следующих условий:

1) В случае войны между Польшей и соседними государствами казачьи части не могут быть принуждены воевать, кроме как с Германией и большевиками.

2) В случае переворота в России казачьи части имеют быть возвращены на родину на конях, с вооружением и при содействии польских властей.

3) Признавая, что высшее командование по мотивам государственной целесообразности должно быть польским, то есть начальник дивизии и командиры бригад назначены польским военным министерством, а также и офицеры соответствующих штабов, но командиры полков, дивизионов, сотен и батарей должны быть обязательно из казаков-офицеров.

4) При начальнике дивизии должна быть учреждена особая должность казачьего представителя в лице состоящего ныне во главе Управления казачьих частей полковника Гнилорыбова для посредничества с польскими властями. По соглашению с этим представителем должны быть назначаемы офицеры-казаки на командные должности. Эти меры вызываются политической обстановкой и соображениями необходимости, так как только в таком случае будет дана гарантия полного порядка и спокойствия в казачьих частях ввиду особенности уклада жизни и быта казачества, а также сравнительно небольшого знакомства польских военных кругов с командным казачьим составом.

5) Если предполагается из казачьих частей создать пограничный корпус, то, по моему мнению, этот корпус лучше всего расположить на границе Чехии, Венгрии или Румынии, но отнюдь не Германии.

В последнем случае тотчас же появятся немецкие агенты и, опираясь на германофильствующий элемент из офицерского состава, начнут разрушительную работу. Расположение казачьего корпуса на южных или восточных границах польского государства, наоборот, увеличит его численность, так как немедленно же начнется к нему тяга казаков из Сербии и Болгарии, как только донесется в эти страны известие о сформировании корпуса.

6) Для уверенности, что германофильствующие и реакционные элементы из офицерского состава не будут иметь влияния на части, предварительно исключить из частей без права поступления на службу офицеров по указанию полковника М.Н. Гнилорыбова.

7) Что касается формы одежды, то необходимо оставить казакам из старой формы только лампасы, фуражки с красным околышем или папахи с красным верхом, все остальное может быть польского образца, а именно: мундиры, отличия, снаряжение, амуниция. На вопрос, пойдут ли казаки на польскую службу, если не будут соблюдены указанные выше условия, считаю своим долгом ответить: конечно, пойдут, выбирая лучшее между жизнью за проволокой, работой в лесах и состоянием в рядах войск польского государства, но имею основания опасаться, что пойдут не все и вероятно худшие элементы, что, конечно, для Польши будет не выгодно. В том же случае, если изложенные условия будут соблюдены, то пойдут все, и можно дать полную гарантию за крепость и верность казачьих частей».

В связи с тем, что решение вопроса затягивалось, в июне 1921 г. Савинков и начальник казачьих частей, интернированных в Польше, Гнилорыбов обратились к маршалу Пилсудскому с ходатайством казачьего съезда дать возможность находящимся за проволокой казачьим частям нести пограничную стражу в составе польских войск.

«Мера эта, во-первых, облегчит казну Польского Государства, затрачивающего значительные суммы на содержание поневоле бездеятельных офицеров и казаков в лагерях, во-вторых, даст офицерам и казакам возможность честной и верной службой отблагодарить благородный польский народ и его великодушного вождя за гостеприимство, в-третьих, вернет офицерам и казакам сознание их воинской силы, укрепит их воинское достоинство и позволит на коне, с винтовкой и шашкой, почувствовать себя не интернированными полулишенными свободы людьми, а равноправными членами дружественного и близкого по крови народа, в-четвертых, вселит надежду в измученные сердца, что в случае переворота в Совдепии казачьи части, в порядке и сохранив дисциплину, вернутся в родные станицы и послужат утверждением законности торжеству свободы и установлению демократического строя в своих свободных казачьих землях».

В июне 1921 г. ИНО ВЧК за № 961 пр подготовило общий доклад о Русском политическом комитете в Польше, согласно которому единственной русской политической организацией в Польше являлась Ликвидационная комиссия по делам Русского эвакуационного комитета, во главе которой стоял Савинков. В сущности, эта организация являлась ничем иным, как тем же Русским политическим комитетом, организованным группой лиц во главе с Савинковым в середине прошлого года с целью активного выступления против Советской России.

Под названием Русского эвакуационного комитета (РЭК) эта организация возникла еще до прибытия в Варшаву Савинкова, приблизительно в августе 1920 г., но интенсивность ее начала развиваться только с момента приезда Савинкова, и окончательно она сформировалась под названием Русского политического комитета (РПК) в августе 1920 г., во время наступления на Варшаву советских войск. После поражения Врангеля и с началом мирных переговоров между Польшей и советским правительством положение РПК, а особенно армий, значительно ухудшилось, так как польское верховное командование лишилось возможности официально поддерживать и помогать РПК. С момента подписания Польшей мирного договора с Россией РЭК должен был опять перекраситься и продолжать свою деятельность под другим названием. Однако никто ни о какой ликвидации не мыслил и задачи и функции Ликвидационной комиссии остались те же. Все также главной целью являлось сохранение «ядра». Средства по-прежнему предоставлялись польским верховным командованием, хотя из непосредственного ведения Военного министерства РЭК, то есть Ликвидационная комиссия, была передала в ведение Министерства иностранных дел, в отдел пленных и интернированных.

Третья армия была сформирована значительно позднее под предводительством генерала Глазенапа. К концу октября формирование было закончено, и части выступили на фронт. Уже в период формирования у Савинкова с Глазенапом произошел ряд столкновений на почве попыток Глазенапа стать самостоятельным и отделиться от РПК. К моменту выступления отношения обострились настолько, что Глазенап, уступая РПК и Савинкову, должен был оставить командование и уступить место генералу Перемыкину. В результате этого назначения армия разбилась на две партии — «глазенаповцев» и «перемыкинцев», организовавшие даже отдельные штабы. В этой междоусобной борьбе третья армия провела почти все время кампании вплоть до интернирования.

Выступления обеих армий, взаимно ненавидевших друг друга, движимых как будто одной идеей, а на деле преследовавших совершенно разные цели, показало, как глубоко не организованы были массы эмиграции, как низко упали нравы ее — и, надо признать, не нравы низов, а нравы верхов, то есть той же интеллигенции. «Выступление армии — это сплошной мартиролог всевозможных преступлений, хищений, растрат и тому подобных преступлений (у одного из командиров полков армии Балаховича в числе груды золотых вещей было найдено кольцо с отрубленным пальцем). По интернировании армии широко развернул деятельность судебный отдел, и даже была учреждена специальная следственная комиссия специально по деятельности полевого Красного Креста, дабы покарать всех виновных». Однако вся работа этих учреждений, равно как и главного контроля, сводилась на нет самим же Савинковым, так как каждый раз, как только контроль или судебный отдел касался отчетности близко стоящих к нему лиц, всякие начеты и производство преследования по его приказанию немедленно прекращались.

«Таким образом были сняты недочеты с брата Савинкова, Виктора Савинкова, начальника его главной квартиры на фронте, получившего в свое время в личное распоряжение около 50 миллионов и не представившего отчета; сложены многомиллионные начеты с Дикгофа-Деренталя (начальника литературно-агитационного отдела) и с Философова (товарища председателя РПК) и даже с Балаховича, хотя за последним числится столько дел, что и начальник судебного отдела Ивановский сам свидетельствует, что во всякой иной армии Балахович был бы предан военно-полевому суду. Зато с удвоенной энергией преследуются лица, не угодившие Савинкову, главным образом из числа командного состава 3-й армии, хотя по сравнению с «народно-добровольческой» армией она чистая овечка; вообще надо сказать, что у Савинкова, как это было и у Деникина, и у Врангеля, преследуется «мелкая рыбешка», а «киты» выплывают. Все эти факты ни для кого не являются тайнами и, конечно, только способствуют сильнейшей деморализации интернированных и служащих РЭК. Итак, с какой бы стороны мы ни коснулись результатов выступления армий Балаховича и 3-й — видны всюду сплошные преступления. Да ничего другого нельзя было ожидать от выступления армии, в сущности, не связанной никакой общей идеей и даже без веры в свое дело. Выступление этих армий — это одна из поразительных страниц русской эмиграции».

РПК в Польше опирался на так называемую бельведерскую партию в Варшаве, пользующуюся привилегированным положением, так как за ее спиной стоял Пилсудский — личный друг и товарищ Бориса Савинкова, с которым его связывала совместная конспиративная работа в прошлом. Можно утверждать, что, не будь с одной стороны, Пилсудского, а с другой — Савинкова, существование РПК в Польше, по крайней мере в том виде, в каком он существовал, было бы невозможным.

«Доказательством этого служит то, что, несмотря на попытки сорганизовать РПК еще в начале 1920 г., сделать это не удалось, так как сочувствия со стороны польских правительственных учреждений, да и у Пилсудского, идея организации РПК в Польше не встретила. Слишком велико было недоверие к русским, и не мог разбить его даже Мережковский, специально принятый на аудиенции у Пилсудского. Только с приездом в начале мая в Варшаву Савинкова и целого ряда собеседований с Пилсудским последний пошел навстречу организации РЭК, впоследствии РПК, получившей возможность благодаря под держке Пилсудского широко развернуть свою деятельность. Много способствовало этому также и начавшееся наступление на Польшу советских войск, так как предполагалось, что создание русских партизанских отрядов поможет поражению советских войск. Благодаря Пилсудскому и его партии РПК получал и продолжает получать средства от польской казны, несмотря на явное недовольство этим как сеймовых, так и правительственных кругов. Последнее совершенно естественно, если принять во внимание скудность польской казны и чрезвычайную затрудненность ее финансов, и что для отпуска средств РПК приходится урезывать и без того малые бюджеты своих учреждений; а так как за все время своего недолгого существования (12 месяцев) РПК получил 350 миллионов, то расход этот ложится на польскую казну значительным бременем. Правда, надо сказать, что официально эта так называемая «ссуда» относилась на специальный счет «расчета» по долгам с правительством будущей России, но кто же, конечно, серьезно может полагать, что правительство России, какое бы оно ни было, будет рассчитываться по долгам, сделанным той или иной в конце концов авантюристической организацией. Прекрасно сознают это и польские правительственные круги и так как не рассчитывают, что «красный генерал», то есть Савинков, на «белом коне» въедет в Москву, то считают все суммы, выданные РПК, безнадежно потерянными. В душе все они ненавидят РПК и Савинкова и возмущаются политикой Пилсудского, но молчат, так как Пилсудский еще силен и имеет большое влияние на военные круги и силы этой еще не утратил, поэтому с ним не спорят и молчат, — что в данном случае руководит Пилсудским — приязнь ли только к Савинкову или же иные соображения — решить трудно. Можно только утверждать, как уже отмечено выше, что, не состоя во главе РПК Савинков или не находясь во главе польского государства Пилсудский, РПК никогда такой бы поддержки не имел».

Подобное положение вещей привело к тому, что Савинков занял в РПК доминирующее положение, и роль его в РПК была исключительная. Савинков стал «монархом» среди русских эмигрантов, сгруппировавшихся вокруг РПК.

В это время Савинков разъезжает по столицам европейских стран в поисках денег и готовится к съезду «Народного союза защиты родины и свободы». Он решил воссоздать свой разгромленный в 1918 г. «Союз защиты родины и свободы», добавив к нему слово «народный».

Съезд состоялся 13–16 июня 1921 г. в Варшаве, на Маршалковской, 68, в здании финансового отдела РПК. На нем присутствовало 25 представителей от разных регионов Советской России, а также от казачьих, украинских, белорусских и других эмигрантских организаций. От иностранцев в работе съезда участвовали полковник Генерального штаба Польши, начальник канцелярии маршала Пилсудского, сотрудник французской военной миссии в Варшаве и английский капитан от разведки. С большим докладом на тему «Международная и политическая обстановка. Возникновение союза, ориентация союза и основы программы» выступил Б.В. Савинков.

В резолюции об отношении союза к русской эмиграции подчеркивалось, что «октябрьский переворот вверг страну в объятия гражданской войны, которая разбросала по всему миру миллионы русских граждан». В эмиграции они разделились на две части: первая — чувствует, что возврата к прежней царской России быть не может и жаждет видеть Россию новой, могучей и счастливой, живущей в мире со своими соседями, а вторая — служившая не за страх, а за совесть царизму, является сторонницей «великой, единой неделимой России», восстановления в России самодержавия.

В резолюции «НСЗРиС» призывал эмиграцию сплотиться и выступить против монархистов, с которыми у союза не может быть никакого сотрудничества, а также бороться и с красной реакцией «во имя создания третьей, новой народной России».

Об отношении «НСЗРиС» к союзникам съезд указал, что рассматривает их, союзников, как государства, дружественные России, в связи с чем призывал всю деятельность «проводить в тесном контакте с бывшими союзниками и, в частности, с Францией и Польшей». Вместе с тем отмечалось, что Германия является виновницей многих бед, в том числе «рассадницей» большевизма в России, доведшего ее до настоящего состояния».

В резолюции об отношении союза к генералам П.Н. Врангелю и Г.М. Семенову говорилось: «Народный союз защиты родины и свободы отвергает начисто и безоговорочно какую-либо возможность соглашения с Врангелями прошедшего, настоящего и будущего и считает, что борьба с комиссародержавием не может быть построена на принципе создания единой антибольшевистской армии и единого внешнего фронта, а должна вестись только силами самого вооруженного народа и только во имя создания третьей, народной России, построенной, в случае их желания, на свободном союзе всех народов и государств, входивших в состав бывшей Российской империи».

На третьем дне работы «НСЗРиС» рассмотрел вопросы секретного характера. Речь шла об активизации боевой, террористической и агитационной работы союза на советской территории. Савинков доложил, что на имя Пилсудского и военного министра Польши Сикорского направлено письмо с просьбой о зачислении интернированных донских казаков на польскую пограничную службу. С польским руководством достигнута договоренность, что казачий корпус будет осуществлять охрану западной границы Польши и может быть направлен воевать только против немцев и большевиков.

В заключительном слове Савинков поблагодарил Польшу и Пилсудского за гостеприимство и за оказанную с их стороны помощь и поддержку, а также выразил надежду, что большевики в России будут свергнуты и в ней восстановится власть Учредительного собрания.

ВЧК установила, что из России на съезд приезжали и делали доклады представители антисоветских организаций. Они говорили о необходимости готовить восстание. При этом предлагали ослаблять транспорт России, дабы вызвать бунт населения, доведенного разрухой транспорта до голодовки. Затем поднять повсеместные восстания и двинуть в Россию казачью конницу при содействии украинской пехоты.

Во главе этого движения, естественно, стояли Савинков, Петлюра и полковник Гнилорыбов, изображая собою тройственный союз России, Украины и казачества. Кроме Савинкова и Гнилорыбова, на собрании присутствовали от польского правительства — адъютант Пилсудского от Министерства иностранных дел — полковник граф Довойно-Сологуб, от Украины — Тютюнник и многие другие.

Чуть позже, 28 июня 1921 г., секретный сотрудник СОУ ВУЧК более подробно сообщил о съезде делегатов русских подпольных организаций и представителей от интернированных в Польше армий Балаховича и Матвеева и представителя от донских казаков, а также представителя от Центрального комитета эсеров и представителей иностранных миссий в Варшаве.

На съезде присутствовали следующие представители:

1) генерал Матвеев — представитель от интернированных солдат и офицеров,

2) есаул Фролов — представитель от интернированных донских казаков,

3) полковник Гнилорыбов — представитель Дона,

4) Кушнарев — представитель ЦК эсеров,

5) Гаврилов — полковник армии Балаховича, работающий в Витебской губернии,

6) Эрдман — полковник, латыш, работающий в Псковской губернии,

7) Белов — представитель Белорусского Центрального комитета, работающий в Минской губернии и в г. Минске,

8) Петровский Михаил и Волосов Владимир, работающие в Киеве,

9) Андреев и Веревкин (псевдоним), работающие в районе Мозыря и Гомеля,

10) генерал Тютюник и полковник Данильчук — представители от Петлюры и представители от иностранцев: от поляков — полковник Генерального штаба начальник канцелярии маршала Пилсудского, представитель от французской миссии и английский капитан, работающий в английской разведке по русским делам.

Повестка первого заседания: открытие съезда, выборы президиума. Были выбраны: Б.В. Савинков — председатель; полковник Гнилорыбов и член союза Философов — товарищи председателя; Росилевич и Зимин члены союза, — секретари; полковник Гаврилов и член союза Богданов — члены президиума. С первым докладом выступил Савинков, он сосредоточил внимание на двух главных вопросах: международной и политической обстановке и возникновении союза, ориентации и основах его программы. Второй докладчик, член союза Философов, доложил об отношении эмиграции к Врангелю и Семенову. Третий докладчик, Деренталь рассказал об отношении к союзникам. На этом первый день съезда окончился.

Второй день съезда был секретным, на нем присутствовал от иностранцев только один полковник польского Генерального штаба.

Первый доклад был заслушан от Кушнарева, представителя ЦК эсеров. Он доложил о состоянии Советской России и необходимости усиленной работы внутри России, которая велась и ведется в среде крестьян партией эсеров из Эстонии.

Полковник Гаврилов сообщил о своей работе в Витебской губернии. Говорил о том, что у него есть повстанческие отряды, и он имеет большие боевые связи с крестьянами, приступает к организации террористических отрядов, которые в день восстания должны расстрелять главных комиссаров губернии. Деньги на организацию отряда он получил от Савинкова.

Третий докладчик — Эрдман, полковник, латыш, служивший раньше в Москве, занимая ответственные посты, был участником восстания в Ярославской губернии в 1918 г., докладывал о своей работе в Псковской и Смоленской губерниях, где он имеет связь со штабом Западного фронта и достает оттуда документы военнооперативного характера, за которые французы платят колоссальные суммы. Один из поставщиков подобных документов был полковник Селянинов, служащий в штабе Западного фронта. Эрдману было поручено организовать самый надежный террористический отряд, который он обещал послать в Москву.

Четвертый докладчик — Белов, представитель Центрального национального комитета Белоруссии, говорил, что благодаря теперешнему согласию с Польшей, Эстонией и Латвией им удастся организовать крестьянские повстанческие отряды и подпольные организации, которые есть уже в Минске.

Пятым докладчиком был Тютюнник. Он говорил о том, что доверяет русским организациям Савинкова и что благодаря их соглашению с комитетом ЗРиСв, за каждой советской дивизией движется повстанческий отряд. Самая крупная украинская организация находится в Киеве под названием «Комитет Спасения Украины». Проходит работа по организации украинских террористических отрядов.

Шестой докладчик Михаил Петровский, говорил, что ему удалось связаться с киевской бригадой ВНУСа, с особым отделом и другими советскими учреждениями. С ним еще работают два человека Савинкова — Ростислав Бречковский и Александр Зимин, они уроженцы и жители Киева.

Седьмой докладчик Лепнев, работал в районе Мозыря, Речицы и Гомеля. Он заявил, что в любой момент все эти три пункта могут быть заняты повстанцами.

Восьмой, под фальшивой фамилией Веревкина, заявил, что работает в городе Слуцке, в подпольной организации Савинкова и там идет успешно подготовка к восстанию.

Девятым докладчиком был Андреев, работавший в подпольной организации в районе Бобруйска.

Третий день съезда стал совершенно секретным, присутствовали Б.В. Савинков, начальник оперативного отдела, оперативный адъютант Савинкова и члены союза Философов, Дикгоф-Деренталь, представители от донских казаков полковник Гнилорыбов и есаул Фролов, представители от эсеров Кушнарев, Эрдман, Гаврилов, Белов, генерал Матвеев. На заседании было решено надежный офицерский элемент отвести к границе Белоруссии, якобы на работы, и в нужный момент выпустить этот отряд под командой генерала Матвеева и развернуть его в армию. Затем Савинков доложил, что Пилсудский и военный министр приняли решение о зачислении на польскую службу донских казаков до четырех тысяч интернированных. Условия формирования корпуса были следующие: командир корпуса — поляк, при нем же официальный представитель полковник Гнилорыбов, командиры полков — поляки, а дивизионные и эскадронные — исключительно русские офицеры. Казаки могли быть посланы воевать только лишь против немцев и большевиков.

В четвертый день съезда состоялось обсуждение и принятие резолюции по докладу об отношении союза к эмиграции, Врангелю и Семенову, обсуждение и принятие резолюции по докладу об отношении к союзникам, обсуждение и принятие программы. Докладчик Б.В. Савинков приветствовал съезд и, надеясь, что еще недолго придется ожидать свержения большевиков, приветствовал полковника польского Генерального штаба и поблагодарил за гостеприимство Польши и за оказанную поддержку его комитета. Полковник на это ответил, что он от имени маршала Пилсудского и от всего польского народа будет всегда помогать таким людям, как Савинков. Полковник Данильчук также приветствовал съезд и сказал от имени УНР, что наконец украинская и русская демократия пойдут рука об руку для свержения большевиков. Есаул Фролов от имени всех интернированных казаков сказал, что они все как один пойдут на освобождение России.

Савинков подвел итоги работы съезда, выразил надежду на то, что с такими силами и прибавляющимися организациями удастся свергнуть большевиков и довести Россию до Учредительного собрания. На этом съезд закрылся.

После съезда подрывная работа савинковцев на территории Советской России резко активизировалась. Ежемесячно через оперативные приграничные пункты в сторону Республики Советов переправлялось до 30 савинковоких эмиссаров. Наибольшей пропускной способностью отличался Виленский пункт.

Согласно докладу начальника Секретно-оперативного управления ВЧК Евдокимова председателю ВЧК Дзержинскому от 9 июля 1921 г. следовало, что в Подольскую губЧК явились гражданин Крушельницкий и гражданка Масловская. Они заявили, что являются агентами Савинкова, посланными со специальными заданиями на территорию Советской Украины, предъявили мандат от Савинкова, дали показания и предложили свои услуги по раскрытию работы Савинкова.

Из их показаний выяснилось следующее. Крушельницкий Николай Александрович, Масловский Федор Григорьевич и его жена Масловская Евгения Никифоровна, спасаясь от угрожавшего им ареста со стороны советской власти, бежали в Польшу. На границе их задержали, они попали в лагерь интернированных во Львове. Пробыв в лагере полторы недели, они были отпущены и направлены в Тернополь к представителю Савинкова — некоему Быстрицкому. Тот, заручившись согласием прибывших работать в «НСЗРиС», направил их в Варшаву к Савинкову.

Масловский был направлен Савинковым в Тернополь, где ведал переправой агентов Савинкова по тернопольскому участку — от Волочиска до румынской границы.

Крушельницкий, после того как вошел в доверие к Савинкову, был направлен на юг Советской России, поскольку был знаком с этими местами, для организации черноморского областного комитета «НСЗРиС» и объединения под его флагом всех контрреволюционных организаций. В помощь Крушельницкому была дана жена Масловского.

Крушельницкий и Масловская получили 100 000 марок и мандат Всероссийского комитета «Народного союза защиты родины и свободы».

Переправа савинковских агентов происходила при помощи польской контрразведки, с которой организация Савинкова имела теснейший контакт. Так, Крушельницкий получил документ от офензивы командования 12-й дивизии в г. Тернополе, поручика Белявского. Документы были на имя пленного Василия Васильевича Макара.

Специальных явок Крушельницкому Савинков не дал — предложил ему самому нащупать нужные знакомства и адреса для связи.

Для дальнейшей разработки Масловскую вместе с сотрудником ОГПУ отправили в Варшаву, на съезд. Крушельницкий был направлен в ВУЧК. Через несколько дней его арестовали. В отношении него был выявлен ряд компрометирующих фактов. При опросах в качестве арестованного Крушельницкий дал показания, разноречивые с предыдущими показаниями, многие вопросы обходил молчанием и незнанием. После одного из допросов Крушельницкий из-под ареста бежал. Принятые к розыску меры результатов не дали.

Телеграммой от 2 июля предгубчека сообщала, что агент, посланный с женой Масловского в Варшаву на съезд, возвратился. Он привез подлинники повесток заседаний, список комиссий съезда, собственноручную записку Савинкова с указанием лиц президиума и представителей с мест и значительное количество агитационной литературы и листовок.

23 августа 1921 г. резидентура ИНО ВЧК из Варшавы сообщило о намеченном на 28 августа антисоветском выступлении савинковских сил на территории РСФСР.

Время этого выступления было связано с тем, что пребывание Савинкова в Польше после нот правительства РСФСР и конфликтов с дефензивой (политическая полиция и контрразведка в Польше в 1918–1939 гг.) по поводу неконспиративности деятельности его организации стало почти невозможным. Вдобавок польское общественное мнение, узнав о махинациях польских военных кругов в авантюре Савинкова, стало враждебно к нему относиться.

Учитывал сложившуюся обстановку, Савинков решил перенести свою деятельность на территорию другого государства, находящегося на окраине бывшей России. Вначале он избрал Латвию, затем Финляндию. Финляндия была избрана потому, что в ней находилась сильная организация Эльвенгрена (члена «НСЗРиС»), а также потому, что с открытием Петроградского порта проникать в Россию стало бы достаточно легко.

Однако к осуществлению этих планов нашлось много препятствий. В Польше Савинков, пользуясь личным знакомством с Пилсудским, получал для себя все, что ему было нужно. Там были сконцентрированы все нити савинковских агентов и устроена связь с отрядами. Там же находились лагеря интернированных, откуда он черпал контингент для своих операций. Вдобавок 1921-й год считался самым удобным для решительных действий савинковских организаций на территории РСФСР. Ввиду вышеизложенных причин переезд в Финляндию был отклонен.

Учитывая то, что с началом осени подходил сбор продналога и усиливались трения с крестьянами, а также продолжающийся голод, было решено избрать срок выступления.

На совещании в Варшаве обозначили днем всеобщего восстания 28 августа. «От Эльвенгрена к 28-му должны быть отправлены партизанские группы под Петроград — Дно, далее до соединения с группой Эстонии — Богданова, расположится возле узловых станций по линии Дно — Витебск, рядом с ним действует Богданов по той же линии.

По направлению на Псков выступают партизаны от Данилова (Латвия) и должны налетом к 28-му или 30-му занять Псков. У Полоцка, Витебска, Смоленска концентрируются отряды Эрдмана и налетами к 28-му августа должны занять эти пункты.

Далее по линии Витебск — Бахмач на всех узловых станциях концентрируются отряды Павловского и должны к тому же сроку налетами захватить и разрушить узлы и забрать имущество. Затем по направлению на Полоцк сконцентрированные к тому времени на границе казаки перейдут границу и должны закрепить захваченные пункты. С Махно договорено, что он к 28-му должен устроить налет на Киев. В Москве и Одессе предполагается эсер, восстание. Участие украинцев будет выражаться в том, что их партизаны должны сконцентрироваться близ всех узловых станций, сделать в указанный срок налет, испортить пути сообщения и захватить транспорт.

Как будет развиваться это восстание на Украине неизвестно, т. к. Тютюник имеет свой план, о котором неизвестно, во всяком случае выступление это координировано с украинцами.

Приведенный выше план нового восстания представляет собою довольно серьезное значение и необходимо принять энергичные меры с целью немедленного пресечения в случае обнаружения и отнестись к этому с должным вниманием. Эльвенгрен, Данилов, Богданов, Эрдман, Павловский, Тютюник и Савинков выезжают в ближайшие пункты для руководства этим восстанием».

Особое внимание савинковцы обратили на Западный край. В Гомеле был создан Северо-Западный областной комитет «НСЗРиС», а в губерниях — губернские, районные, уездные и волостные комитеты. Из солдат и офицеров интернированных русских армий в Польше, савинковцы вербовали себе агентуру и боевиков для так называемых партизанских отрядов. Вооруженные польским командованием, они засылались на территорию Западного края для диверсий на железных дорогах, порчи объектов связи и террористических актов против ответственных советских работников.

Так, например, 4 августа 1921 г. отрядом полковника Павловского в районе города Полоцка был ограблен и спущен под откос пассажирский поезд; в районе Слуцка совершен налет на местечко Любань, где бандитами убито 20 мирных жителей, а местечко разграблено. В Пуховичах расстреляно 15 евреев, а с жителей взята крупная контрибуция. И таких примеров можно привести бесчисленное множество.

На областных комитетах «НСЗРиС», состоявших из пяти человек, лежали организация губернских комитетов, руководство работой и информация о состоянии области. Губернские комитеты также состояли из пяти человек, их функции были одинаковыми с областными комитетами, только с небольшим добавлением: губкомы на каждые 3–5 уездов выделяют одного районного уполномоченного, который руководит работой по району и связывает уездные комитеты с губернским. На обязанности уездных комитетов лежало выделение уполномоченных для организации волостных комитетов, формирование отрядов для захвата власти в уезде через волостные комитеты и установка связи с отрядами дезертиров для организации из них партизанских отрядов. Формирование отрядов производилось по принципу «пятерок»: командир отряда набирал себе пять взводных командиров, каждый взводный — пять отделенных, отделенный — пять стрелков, в результате чего создавался отряд численностью в 156 бойцов.

Каждый вступавший в члены «НСЗРиС» давал присягу, в которой говорилось: «Клянусь и обещаю, не щадя сил своих и жизни своей, везде и всюду распространять идеи Народного союза защиты родины и свободы, воодушевлять недовольных и непокорных Советской властью, объединять их в революционное общество. Разрушать советское правление и уничтожать опору власти коммунистов, действуя, где можно, открыто с оружием в руках, где нельзя — тайно, хитростью, лукавством».

В период подготовки восстания резко возросло распространение на советской территории савинковской литературы, в которой «НСЗРиС» призывал население к сопротивлению большевикам, к восстанию. Листовки под названием «Красноармейцы», «Братья красноармейцы», «От Народного союза защиты родины и свободы», «К организации и сплочению под знаменем Народного союза защиты родины и свободы зовем мы всех». Распространялась программа «НСЗРиС» и многое другое. Все эти факты были зафиксированы губЧК и особыми отделами на Украине, в Белоруссии, на юге России, в Поволжье и других регионах Советской России.

Однако подготовлявшееся восстание не состоялось. Чекисты выявили и арестовали на территории России около 50 активных членов «НСЗРиС», открытый судебный процесс над которыми вскрыл связь Савинкова с иностранными спецслужбами, подготовку мятежей и вторжения на территорию РСФСР. В результате совместных усилий контрразведки и разведки ВЧК «НСЗРиС» продолжал нести ощутимые потери. Было разгромлено подполье в Смоленске, Рудне, Гомеле и Дорогобуже. Последовал смоленский процесс над савинковцами, а за ним процессы в Петрограде, Самаре, Харькове, Туле, Киеве, Одессе.

К концу 1921 и в начале 1922 г. в Москве ВЧК выявила и ликвидировала 23 активных савинковца, работавших в центральных учреждениях и занимавших ответственные посты. 15 активных са-винковцев находились в агентурной разработке. Выявили и перехватили Инспекцию всех резидентур на территории Советской России в лице наиболее известных и активных савинковских деятелей.

На территории Петроградского военного округа в результате умелых агентурных действий чекистов было арестовано свыше 220 савинковцев, а в Западном военном округе — 80 человек. Там же разрабатывалось в причастности к савинковской президентуре свыше 100 человек. В Воронеже, Туле, Ростове-на-Дону, Уфе и других городах органы ВЧК выявили резидентов «НСЗРиС». Всего за 6 месяцев 1921–1922 гг. на советской территории было выявлено свыше 500 активных савинковцев и агентов заграничных центров.

Осенью 1921 г. в Варшаве, как сообщали источники Иностранного отдела ВЧК, участились встречи между Савинковым и главным атаманом УНР С.В. Петлюрой. 17 октября 1921 г. между ними был подписан договор, в котором указывалось, что этот документ заключается «для продолжения действий против общего врага — большевиков». Согласно договору, Савинков признал полную независимость УНР и ее правительства во главе с атаманом Петлюрой, которому Савинков дал заем в сумме 30 миллионов польских марок. Оружие по договору, полученное от Франции организацией Савинкова, частично передано в распоряжение «Генштаба повстанцев на Украине». Петлюра согласился на формирование частей русских войск под руководством Савинкова в тех районах Украины, которые «будут освобождены от большевиков», а правительство УНР взяло на себя обязательство «деньгами и оружием поддерживать русскую армию Савинкова». В случае каких-либо конфликтных ситуаций верховным арбитром между сторонами был признан начальник Польского государства маршал Пилсудский.

Подрывная работа савинковского союза против Советской России с территории Польши противоречила содержанию мирного договора, заключенного между РСФСР и Польским государством. На основании документальных данных органов ВЧК об антисоветской деятельности Савинкова и его сподвижников Наркомат иностранных дел РСФСР направил Польше несколько нот с требованием прекратить деятельность савинковского союза. Факты, выдвинутые советским правительством о нарушении Рижского мирного договора с Польшей, были столь обоснованы, что в ноябре 1921 г. польские руководители приняли решение о высылке из Польши Савинкова и других главарей «НСЗРиС». Русский эвакуационный комитет, под ширмой которого работал союз, был официально распущен, хотя в действительности лишь поменял свою вывеску и стал называться Русским попечительским комитетом, действовавшим еще долгое время в Варшаве под видом благотворительной организации.

Центральный комитет «НСЗРиС» в составе братьев Савинковых, полковника М.К. Гнилорыбова, А.А. Дикгоф-Деренталя и других вначале перебрался в Прагу, а затем в Париж. В Варшаве был создан областной комитет союза под председательством Е.С. Шевченко. Представителем от Центрального комитета был назначен Д.В. Философов. В городе Вильно при Экспозитуре № 1 под руководством эсера И.Т. Фомичева было открыто отделение союза, которое имело право самостоятельно направлять, правда под контролем 2-го отдела польского Генштаба, уполномоченных резидентов на советскую территорию. Таким образом, несмотря на пребывания в Варшаве советской миссии, подрывная работа «НСЗРиС» против Советской России не прекратилась.

Следует заметить, что в 1920–1921 гг. английские официальные власти как бы не замечали антисоветскую деятельность Савинкова; игнорируя его, не вступали с ним ни в прямые, ни в косвенные сношения. Причиной тому были его дружеские отношения с маршалом Пилсудским. В то время Англия никак не могла поладить с Польшей из-за галицкой нефти, у них на какое-то время установились даже враждебные отношения. Естественно, у англичан сложились натянутые отношения и со всеми союзниками Польши.

Высылка Савинкова из Польши в октябре 1921 г. как бы открыла перед ним двери в Англию. Сам он метался по европейским столицам в поисках средств для подрывной работы против своих заклятых врагов — большевиков, но ощутимых результатов не добился. Наконец он обратил свой взор и на Туманный Альбион. Он искал встреч с самим премьер-министром Дэвидом Ллойд Джорджем. Двери этой великой державы ему помог приоткрыть старый друг, известный английский разведчик Сидней Рейли. В это время последний действовал под «крышей» международного торговца-оптовика табачными изделиями. Рейли дружил с военным министром Великобритании Уинстоном Черчиллем и однажды за чашкой чая попросил лорда организовать встречу Савинкова с премьер-министром. На удивление Черчилль сразу согласился, но поставил одно условие: до аудиенции с Ллойд Джорджем Савинков должен встретиться с советским полномочным представителем в Англии Л.Б. Красиным, который неоднократно высказывал англичанам такую просьбу.

Савинков хотел отказаться от встречи с советским послом, но затем в разговоре с Рейли высокопарно заметил, что такая «встреча нужна для революции, для будущей новой России». По его воспоминаниям, она была очень похожа на ту, уже далекую встречу с бывшим директором департамента полиции Лопухиным. Тогда, 10 декабря 1908 г., он вместе с В.М. Черновым и А.А. Аргуновым встречался с А.А. Лопухиным в гостинице «Уолдорер-отель» по делу Азефа. И вот опять Лондон. Опять декабрь. И опять встреча с официальным представителем правительства, правда, уже другой — советской власти. Он согласился на встречу.

Высокий представитель РСФСР долго убеждал Савинкова прекратить борьбу против большевиков, а значит, против России. При условии прекращения антисоветской деятельности, говорил Красин, Савинков сможет поступить на любую службу в представительства Наркомата иностранных дел РСФСР за границей, после чего использовать свой вес, влияние и связи на благо Родины, помочь ей получить у Англии заем в 10 миллионов фунтов стерлингов золотом, так необходимый для восстановления экономики его страны.

Савинков на предложения Красина ответил, что он готов прекратить свою борьбу и начать работать на благо России, если большевики немедленно проведут в жизнь следующие три условия: 1) передадут верховную власть в России свободно избранным Советам; 2) ликвидируют ВЧК; 3) признают принцип мелкой частной земельной собственности.

Конечно, Савинков понимал, что Красин не имел полномочий не только для решения этих вопросов, но и для их обсуждения, поэтому довольно продолжительная беседа не дала никаких результатов.

Неожиданно в конце встречи советский посол сказал Савинкову, что разговор у них не последний и не окончательный. В Москве, куда он уезжает на днях, он поставит затронутые вопросы на обсуждение и, кто знает, может быть, удастся найти приемлемый для обеих сторон компромисс. Красин уточнил возможность повторить встречу по возвращении из Москвы. Савинков дал ему свой адрес в Париже, на этом они расстались.

На следующий день после этой встречи Савинков был принят Дэвидом Ллойд Джорджем. На автомобиле в сопровождении Черчилля он отправился в деревню Чеккерс, где отдыхал английский премьер-министр, и провел у него целый день.

Высших правительственных чиновников Англии интересовал вопрос: на каких условиях, по мнению Савинкова, можно было бы признать Советскую Россию? Непримиримый враг большевизма ответил, что он представляет огромную организацию — «Народный союз зашиты родины и свободы», которая для признания советской власти выдвигает следующие требования. И он несколько другими словами повторил условия, выдвинутые им советскому послу Л.Б. Красину.

Дэвид Ллойд Джордж согласился с изложенной Савинковым программой и заявил, что на конференции в Каннах английское правительство будет его поддерживать. Премьер-министр сказал Савинкову, что с большевиками он разговаривает и говорить будет, но ни одного фунта стерлингов они не получат. Черчилль поддержал своего шефа и высказал пожелание, чтобы Савинков был в Каннах в частном порядке и в случае необходимости дал разъяснения по русскому вопросу.

Вопрос о признании советской власти в России вновь должен был обсуждаться на Генуэзской конференции. Савинков решил теперь свои требования довести до советской делегации через эмигрантские организации «кавказских республик», руководители которых вели в Лондоне и Париже постоянную, иногда довольно успешную, дипломатическую работу. Савинков также считал, что такое соглашение с кавказскими республиками подготовит почву для совместных вооруженных выступлений против большевиков на территории Советской России и поможет созданию «единого центра антибольшевистской борьбы».

Встреча Савинкова, Философова и Фирстенберга с представителями «кавказских республик» состоялась 9 февраля 1922 г. в помещении армянской делегации в Париже. Савинков подробно довел до присутствовавших программу «НСЗРиС». Зная, как болезненно кавказцы относятся к праву народов на самоопределение, он подчеркнул, что союз отстаивает это право еще с момента своего зарождения, то есть с 1918 г. Далее он говорил, что положение советской власти в России является довольно непрочным, и, если бы «мы — демократы — выступали единым, а не разрозненным фронтом, то с ней уже давно покончили». В связи с Генуэзской конференцией он призвал все «окраинные республики» заключить соглашение с русскими демократическими организациями и совместно действовать против большевиков на этой конференции, а также вместе участвовать в вооруженной борьбе на территории Советской. России. В принятой резолюции была признана необходимость согласования дипломатической работы на конференции в Генуе, но в ней ничего не говорилось о совместной вооруженной борьбе. Уговорить кавказцев по этому вопросу Савинкову не удалось.

В Канны Савинков поехал в сопровождении Д.В. Философова, но там он оказался ненужным: английский премьер-министр обманул его и требований «НСЗРиС» никому не высказал. Пообещал Ллойд Джордж и денег Савинкову, но время шло, а выполнять свое обещание он не собирался. В феврале 1922 г., как показывал позднее на следствии савинковец полковник М.Н. Гнилорыбов, «мы поняли, что ставка Савинкова на Ллойд Джорджа и Англию безнадежно бита».

В начале 1922 г. взоры Савинкова обратились на Аппенинский полуостров. В феврале 1922 г. он под фамилией Гуленко, журналиста из Константинополя, обосновался в Италии, откуда неоднократно выезжал по своим делам в европейские страны. Осел в Генуе, где должна была начать свою работу посвященная Советской России международная конференция.

Савинков действовал нагло и дерзко. Связавшись под видом журналиста Гуленко с резидентурой Иностранного отдела ГПУ в Италии, он предложил ей свои услуги. Чтобы войти в доверие к чекистам, он представил ряд документов, в основном имевших историческое значение, по-видимому, из своего же архива. С ним встречался несколько раз сам резидент, который характеризовал Савинкова исключительно положительно. В доверие Гуленко втерся не только к руководству резидентуры, но чуть было не оказался он и в составе охраны советской мирной делегации во главе с Г.В. Чичериным. Только благодаря случайности был разоблачен.

В Берлине через местного полицейского, чекистами было добыто временное свидетельство Савинкова, выданное в Константинополе итальянским консулом. Он пользовался им для обратного въезда в Италию из Берлина. Это свидетельство с фотографией Савинкова было направлено в итальянскую резидентуру ГПУ, где вскоре ее сотрудники вышли на Гуленко.

В связи с подготовкой к Генуэзской конференции в апреле 1922 г. в ГПУ возникла мысль потребовать у итальянских властей арестовать находившегося в Италии Савинкова как крупного террориста и уголовного преступника, готовившего использования цианистого калия против красноармейцев и населения Белоруссии и Западного края, что противоречило Женевской конференции.

С согласия руководства ГПУ о Савинкове-Гуленко были поставлены в известность итальянские власти, и 18 апреля 1922 г. он был арестован полицией в Генуе.

26 апреля 1922 г. заместитель председателя ГПУ К.С. Уншлихт направил на имя заместителя наркома по иностранным делам Л.М. Карахана письмо, в котором поставил вопрос «о возможности проведения соответствующих дипломатических шагов для получения Савинкова ценою всех приемлемых для нас компенсаций. Мы имеем полное основание полагать, что удачный исход переговоров позволил бы нам вовсе ликвидировать савинковские организации». Однако конкретных предложений не последовало. Заполучить террориста не удалось.

В это время в Италии набирал силу фашизм, к идеологии которого Савинков относился с большой симпатией. Скоро вождь итальянских фашистов придет к власти. Разъезжая по столицам европейских стран в поисках денежных средств, Савинков в марте 1922 г. встретился в Лугано (Швейцария) с Муссолини.

Уже в самом начале беседы русский националист стал пугать первого итальянского фашиста большевиками, которые, по его мнению, через Коминтерн раздувал и новый революционный пожар в Италии. Савинков предложил Коммунистическому Интернационалу противопоставить интернационал националистов.

С таким предложением он выходил к руководителям Франции, Англии и других стран. Те ответили, что до конференции в Генуе никаких операций крупного масштаба против большевиков они не позволят и никакой помощи ему оказываться не будут.

И вот теперь он ждал ответа от вождя итальянских фашистов: поймет ли он русского националиста, поддержит ли его деньгами, так необходимыми для активизации подрывной работы в Советской России? Муссолини удивил Савинкова тем, что сказал: к большевикам фашисты относятся совсем равнодушно, и они им даже благодарны за их борьбу против Англии и Франции, стремящихся лишить Италию звания великой державы. Для фашистов, говорил дуче, большевики станут непримиримыми противниками только тогда, когда они перенесут свою деятельность на территорию Италии.

Вождь итальянских фашистов предложил Савинкову сотрудничество в Италии или в тех странах, где непосредственно затрагиваются ее интересы, например в Югославии, если большевики там вздумают заниматься националистической пропагандой против Италии. Савинков согласился.

А Муссолини, продолжая разговор, сообщил ему, что руководство фашистов обеспокоено скорым прибытием в Италию советской делегации. Ведь итальянский пролетариат и значительная часть крестьянства с симпатией относятся к Советам, а значит, будут в их честь разные манифестации.

Савинков тут же представил ряд документов, свидетельствовавших о больших приготовлениях итальянских коммунистов к массовым демонстрациям и митингам. Он ознакомил Муссолини и с письмом Коминтерна к коммунистам Италии об использовании пребывания советской мирной делегации для привлечения новых членов в коммунистическую партию и усиления коммунистической пропаганды в стране.

Муссолини и Савинков на встрече в Лугано установили и общую тактику: вождь итальянских фашистов на каждую проведенную коммунистами манифестацию должен организовать таких же размеров контрманифестацию фашистов. Савинков согласился шпионить за членами советской делегации и сделать все, чтобы их пребывание в Италии было невыносимым. Муссолини потребовал, чтобы Савинков из соображений внешней и внутренней политики Италии отказался от каких-либо террористических актов против членов советской мирной делегации на итальянской территории. Тот заверил дуче, что терактов со стороны «НСЗРиС» в Италии не будет.

Муссолини предупредил Савинкова, чтобы его организация была осторожной, так как итальянское правительство на все время проведения конференции принял чрезвычайные меры предосторожности. За всеми и русскими, как проживающими в Италии, так и прибывающими, устанавливается особый надзор.

Во время приезда советской делегации агенты Савинкова должны устраивать кошачьи концерты, оскорблять делегатов, провоцировать скандалы на вокзалах и в отелях и т. п. Главная задача Савинкова заключалась в шпионаже за делегацией. Эта задача пришлась ему по душе, так как подобное задание он получил и от французской контрразведки.

Установив соглашение, Муссолини и Савинков решили назначить в Швейцарии новое свидание для принятия окончательных решений, как только будет известен окончательный срок созыва конференции.

Вернувшись в Италию, Муссолини завел переговоры с русскими монархистами. В свое время через князя Каховского, арестованного в Париже за мошенничество, Муссолини сошелся о Трубецким, Волконским, бывшим русским консулом в Женеве Горностаевым, с чинами бывшего русского посольства в Риме и с кругами, близко стоявшими к бывшему великому князю Николаю Николаевичу.

Муссолини пытался служить связующим звеном между Савинковым и крайними реакционными группами, чтобы в дальнейшем использовать оба течения в пользу фашистской политики. С монархи-52 стами Муссолини также договорился о том, что слежка за советской делегацией должна начаться еще в Берлине.

Итальянское правительство было чрезвычайно обеспокоено сведениями о готовящихся событиях в связи с пребыванием советской делегации в Генуе. Если бы оно не боялось потерять свой престиж за границей и внутри страны, то предпочло бы созвать конференцию в другой стране.

Итальянская коммунистическая партия решила организовать особую гвардию для защиты советской делегации. В связи с этим итальянское правительство приняло чрезвычайные меры предосторожности. За всеми русскими, живущими или прибывающими в Италию, был установлен особый надзор. Министр внутренних дел Италии предложил фашистам и коммунистам заключить между собой перемирие на время проведения Генуэзской конференции.

Хотя беседа Савинкова с вождем итальянских фашистов прошла в душевной и товарищеской обстановке, как у людей, имеющих много общего и понимающих друг друга с полуслова, но того, за чем приехал Борис Викторович в Швейцарию, он не получил. Денег Муссолини ему не дал, правда, много обещал, но только в следующий раз. После встречи с Муссолини отношение к фашизму у Савинкова сохранилось очень теплым. Фашизмом он стал восторгаться, фашизм он пропагандировал в своей газете, в фашизме он видел спасение от коммунизма.

Пройдет всего два года с этой встречи, и Савинков в одном из писем в Москву, в ЦК «НСЗРиС», напишет: «И о фашизме. Эсеровская пресса дурно понимает его. В нем нет элементов реакции, если не понимать под реакцией борьбу с коммунизмом и утверждение порядка. Фашизм спас Италию от коммуны.

Фашизм стремится смягчить борьбу классов, он опирается на крестьянство, он признает и защищает достояние каждого гражданина. Так называемый империализм итальянских фашистов явление случайное, объяснимое избытком населения в стране и отсутствием хороших колоний, такое же случайное явление и сохранение монархии. Фашистское движение растет повсеместно в Европе, в особенности в Англии, и я думаю, что будущее принадлежит ему. Это неудивительно. Европа переживает кризис парламентских учреждений. Люди разочаровались в болтунах, не сумевших предотвратить войны и не сумевших организовать послевоенную жизнь. Фашизм не отрицает народного представительства, но требует от него не прекраснодушных речей, а действий и волевого напряжения. Парламент (у вас Советы) не должен мешать правительству в его созидательной работе бесконечными прениями и присущей всякому многолюдному собранию нерешительностью. Если за парламентом остается право контроля, то на него возлагаются обязанности, он не должен быть безответственным и бездейственным учреждением, Керенским и Милюковым в фашизме нет места. Отсюда их ненависть к нему».

В органах ВЧК — ГПУ набралось огромное количество документальных материалов, изобличающих Савинкова как одного из самых деятельных антисоветских лидеров белой эмиграции, борьба с которым отнимала у органов госбезопасности Советской России много сил и средств.

Так, допрошенный 23 марта 1922 г. белогвардейский генерал Перхуров Александр Петрович сообщил, что он был начальником центрального штаба союза «Защиты Родины и Свободы» в Москве. По его словам, этот союз являлся совершенно внепартийной организацией, и члены различных партий, входившие в союз наравне с беспартийными, не являлись официальными представителями своих партий. Глава организации Б.В. Савинков вел переговоры с политическими партиями, выясняя их отношения и характер помощи, которую они могли бы оказать союзу, но ни одна партия в полном своем составе к союзу не примкнула, т. к. в них происходил раскол в силу несходства взглядов сторонников германской и союзнической ориентации.

Однако во всех партиях образовались некоторые группы людей, определенно сочувствующих целям союза. В каких отношениях эти группы находились с центральным комитетом своих партий; кто в них входил и какова была их численность, Перхуров не знал. Для выяснения этих вопросов и для установления взаимоотношений в дальнейшем было проведено совещание, на котором от «НСЗРиС» был и Савинков и Перхуров, от правых групп — некто Иванов и какой-то молодой офицер. От группы эсеров генерал Болдырев и некто под именем «Макарони», человек лет 30–35, бритый, в очках или пенсне, выше среднего роста, очень худой, нервный, резко оппонировавший Савинкову. На совещании выяснилось, что в группе эсеров, от которой были упомянутые представители, не существует никакой определенной схемы организации, дававшей бы возможность определить численность и основной характер ее состава. По возникшим на совещании вопросам Болдырев хотел доложить ответ через 1–2 недели, на следующем совещании. Второго совещания не удалось собрать из-за провала организации.

Перхуров считал, что Центральный комитет эсеров не был настроен на взаимодействие с «НСЗРиС». Между Черновым и Савинковым были серьезные нелады.

Савинков являлся убежденным сторонником индивидуального террора. Он участвовал в ряде террористических актов против царских сановников. Террор он поставил и в систему своей политической борьбы против большевистской власти. Необходимость террора обосновывал в своей газете «За Свободу» и в личных директивах членам своей организации. Так, он консультировал В.И. Свежевского, направленного в Москву для убийства В.И. Ленина.

В апреле 1922 г. Савинков выехал в Берлин, куда вызвал из Варшавы активных членов «НСЗРиС» — капитана Б.А. Васильева, В.Ф. Клементьева и Б. Головщикова. Там они занялись подготовкой к террористическому акту над наркомом иностранных дел Г.В. Чичериным и другими членами советской мирной делегации, направлявшимися на Генуэзскую конференцию. За советскими дипломатами в немецкой столице савинковцы установили наружное наблюдение, за ними следили днем и ночью с оружием в руках.

Тактика союза заключалась в краткой формуле: «Око за око, зуб за зуб», то есть террор и разрушение всеми возможными способами. Так, во время ликвидации «НСЗРиС» в Западном крае, как уже упоминалось, у его руководителей было изъято большое количество цианистого калия, предназначенного специально для отравления личного состава наиболее преданных большевикам красноармейских частей.

Документы свидетельствуют, что Б.В. Савинков для партии большевиков представлял наиболее активного и непримиримого противника, готового во имя своих политических амбиций действовать самыми крайними мерами. Человек, которого принимали высшие чиновники Англии, Франции, Польши и других европейских стран, имевший связи со спецслужбами этих стран, был опасен тем, что являлся необыкновенно деятельным, призывавшим не только к борьбе с советской властью, но и активно воевавшим с ней с оружием в руках. Его многочисленные резидентуры и вооруженные отряды, состоявшие из отпетых головорезов, отнимали много сил и средств у молодой Республики Советов. А его призывы к террору против лидеров большевиков, конечно, не могли не беспокоить властные структуры Советской России.

К середине 1922 г. Савинков стал очень опасным врагом для большевиков, поэтому ГПУ признало его основным своим противником, которому объявило непримиримую и беспощадную войну.