Роберт Грейвс учил, что главная Тема древних гаэльских поэтов должна быть изложена в тринадцати частях с эпилогом: здесь, у себя, мы уже имеем аж пятнадцать. Однако поскольку пролог вполне можно зачесть в качестве эпилога, а Предуведомление Автора в любом своем качестве выходит за пределы допустимого, получается абсолютное соответствие старинным образцам — такое полное, что его не грех и чуточку подпортить. Как говаривал обо мне наш добрый царь Николай Васильевич, слог мой неровен до чрезвычайности: начну так, как следует в хорошем обществе, а кончу прямой и откровенной собачиною. Вот по этому случаю мы и повольничаем, а именно — попросту вынесем за скобки вроде бы достаточно пристойного романа послесловие, как уже проделали с предисловием, и на том упокоимся.

Итак, в нашей обширной и развернутой любовной притче остался практически незамеченным один важный аспект.

Агапэ спокойно вырастает из семьи, дружбы двух интеллектов, нежности к другому или другим (я имею в виду деток), из секса… Но никогда — из преображенного эроса! Ведь истинный эрос — метафора пути к божеству, вопроса и ответа, смерти и возрождения. Это почти молитва или равно ей. (И вообще конец света: ведь хотя женщина и есть живое воплощение финализма, для того, чтобы кончить, ей нужен мужчина.)

Мы уже упоминали, что в этом плане эрос есть конкурент Церкви, которого она пытается обезвредить — по большей части не из корыстных целей (и слава Богу), а видя в нем необузданную и мало понятную природную силу. Животный Инстинкт, который они противопоставляют человеческому Разуму вместо того, чтобы поставить с ряд с великой дологической Интуицией.

Но есть и еще одно явление того же порядка, своеобразный близнец Эроса как амбивалентной смерти-рождения: Театр, точнее — Трагедия.

Какую цель преследовали Великие Дионисии и Элевзин? Дать человеку пережить катарсис, то есть вместе со жрецом и актером пожертвовать собой и умереть во имя возвышенной цели, чтобы иметь возможность жить дальше в энтропийном, разрушающем личность мире. Платон не зря ополчился на поэтов в своей «Республике»: он чаял, что в идеальном государстве сама жизнь будет поэтическим творением и трагедией — не в плане катастрофического конца, как мы понимаем ныне это слово, но в смысле полноты, истинности и достойного завершения.

Смерть — танец, смерть — театр и смерть — всегда очищение: эти знаки накладываются на нее в сей бренной жизни, но взяты они человеком из той сферы, где ее преодолевают.

Театр подозрителен церкви не бесстыдством, не культом артистического разврата — это преходяще; не тем, что это псевдожизнь, которой можно заиграться, — это лишь одна из ряда житейских опасностей, хотя не такая уж повседневная; но тем, что, умерщвляя и тут же воскрешая, он конкурирует со святым крещением.

Истинный смысл нашей жизни — то, что сценарий ее уже предопределен, но в его исполнении и адекватности замыслу великого автора должна быть проявлена наша свобода воли. Каждый из нас по мере сил, возможностей и понимания исполняет свою личную трагедию дель арте внутри всеобщей.

Чью же роль исполняет каждый и всякий человек?

Ну, вы спросили!

Роль Совершенного Человека.

И ведь сам Иегошуа Га-Ноцри был наилучшим актером своего миракля. Недаром вся его видимая жизнь как бы сама собой сложилась из таких весомых сакральных символов, что господин Юнг счел ее вымышленной с начала до конца… Но нам нравится воображать, что произошло противоположное: идеальное следование сценарию, тому Божественному замыслу, который своими отдельными знаками (рождение сильного и слабого двойников, смерть в окружении Двенадцати, жертвоприношение Авраамово) пытается проявиться на протяжении всей библейской и коранической истории человечества.

Кощунственно? Что делать! Человек по своей природе ходит на грани допустимого и играет, лицедействует, театрализует всё и вся, так что маскарад, игра, создание имиджа — непременные спутники его бытия. Опасаться его следует, однако, не тогда, когда он играет, а тогда, когда в его сознании воцаряются серьезное отношение к ближнему миру и сакраментальный лозунг «Мы за ценой не постоим».

Но всё же, как ни спасительна игра для нашего человечества, она сама рождена мирским обманом. Попытка стать спортсменом, наблюдая за олимпиониками; обрести сентиментальную чувствительность благодаря мыльной опере; избавиться от страха, мешающего делать то, что должно, поглощая мистические триллеры. Суррогат, фальшивка, подмена…

И не станет ли истинным Концом то счастливое мгновение, когда человеку надоест играть в зеркалах пьесу о себе самом и он вдруг решит начать жить по собственному внутреннему сценарию?