Я свернул рукопись в трубку и вложил обратно в футляр.

– Мор, зачем ты привез мне это из замка Ас-Сагр? Наши ассизцы и так это всё знают. И отчасти именно от этого человека.

– Написано красиво. И сами факты, и пророчество. Это не его рука, однако список древний и пророчество дословное.

– Оно не про тебя, надеюсь?

– Мне говорили, что работа велась еще с нашей Тетушкой Заботой. А что до предвидения и надежды – это обычно для человека.

– Ты не ответил.

– Как я могу знать?

Моргэйн, мальчик… нет, юноша с морским именем, рожденный морской царевной, насупился и наполовину вытянул из ножен свой кинжал: тусклая черная сталь, рукоять из акульей кожи, в перекрестье – смеющаяся женская головка со змеящимися кудрями. Стелла заказала на добрую память или наши Братья подарили в честь первой – или какой-то еще – ступени или степени познания?

Нет, он не был по-настоящему похож ни на Хельмута, ни на свою мать. Сам по себе: смесь диковинных кровей. В нем ждали своего часа многие из тех, кто был нарочито разведен в стороны. Ждали, чтобы слить свою кровь воедино для…

Для чего, спросил я свой внутренний голос. И он замолк на полуслове…

Моргэйн провел пальцем по лезвию, по-детски сунул его в рот. Вбросил кинжал в обтянутые бархатом ножны.

– Острое. Ты знаешь, для чего меня готовят. Надеюсь, через несколько лет я стану хорошим водителем плотов. Настоящим всадником ба-фархов – только уж очень трудно надевать упряжь на такую силищу, а верхом безо всего у меня, боюсь, не получится. И настоящим вождем Сынов Моря тоже сделаюсь. Тогда я успею сделать то, что надо.

– Как князь?

– Или как барашек. Ягненок. Агнец, – он ухмыльнулся, растягивая последнее слово, будто…

Будто мужчина, которому надо лишь пройти последнюю шлифовку. Он шутит, он нисколько не подозревает сути дела, полагая, что вот теперь ему предстоит самое сложное. Но уже преодолены пороги, обогнуты тихие омуты, пройдены главные испытания. Самое неподъемное и впрямь ждет – но лишь в конце.

Я боюсь. Что я сотворил – скажет ли, объяснит ли мне хоть кто-нибудь?

Через сутки мой внук уехал из Скондии – как оказалось, навсегда. И теперь кляну себя: даже собственноручный мой список с монашьей рукописи я не попросил – а он не взял на память.