1
Он сбежал от них сразу же после реинкарнации. Они просто жутко ему надоели своими бесконечными лекциями, и каждый день смотреть на их сладкие – до приторности – физиономии у него уже не было сил. А тем более теперь, когда он приобрёл целый ряд новых преимуществ. Он затерялся в промышленной зоне, а уж там до ближайшего лифта было рукой подать…
Как только он выбрался из кабины, он чисто машинально бросил взгляд туда, откуда только что прибыл. Задрав голову вверх, посмотрел в безоблачное пронзительно голубое небо (хорошо видимое через шахту), как будто в нём можно было увидеть орбитальное кольцо, опоясывающее Землю по экватору. Конечно, никакой станции там совершенно не просматривалось. «Возможно, ночью её всё же можно наблюдать невооружённым глазом – эдакую дорожку разноцветных огней. Наверняка, любопытное зрелище», – подумал он.
Лифтоприёмник представлял собой довольно замысловатое инженерное сооружение. Чтобы попасть из него наружу потребовалось время и способность ориентироваться в
незнакомой обстановке. Несмотря на то, что везде – прямо в воздухе – висели надписи, языка-то он не знал; хотя буквы были известные, слова, из которых они состояли, непонятными.
Первое, что его удивило, когда он очутился на улице – это не была улица; он думал, что, выйдя из лифтоприёмника, он окажется под небом, на площади, на бульваре, на аллее, или как там у них это теперь называлось. На самом же деле пространство имело потолок – вместо неба очень высоко сквозь едва угадывающуюся крышу просматривались другие помещения, уходившие в калейдоскопическую бесконечность. То же – и под
ногами. Сквозь пол, как сквозь прозрачную морскую гладь, можно было наблюдать иные, растворяющиеся в перспективе, объёмные измерения. Но самое замечательное: и вверху, и внизу, и вокруг него – везде – были люди.
Людей было много. И все они находились в движении: одни – прогуливались, другие – деловито спешили куда-то, третьи – перемещались, поддерживаемые невидимыми энергетическими потоками. Люди двигались парами и поодиночке, иногда – группами, редко – небольшими толпами. В одежде мужчин преобладали более консервативные холодные тона, женские же наряды отличались пестротой, яркостью красок. Но и у первых, и у вторых была одинаковая особенность – их одеяния постоянно меняли свою форму, цветовую гамму. Одежда, как и люди, тоже была в движении. Фасоны и стили менялись так быстро, словно это был показ мод.
Несмотря на то, что пространство сверху и снизу было явно замкнутым, а также отсутствовали дороги, тротуары и ровные ряды деревьев, ощущение улицы всё-таки Алекса не покидало. «Это, конечно, не улица; то, что я вижу, надо бы назвать другим
словом, но в моём словарном запасе нет такого эквивалента, а вот у НИХ, наверняка, есть», – подумал он.
Людские потоки расходились в совершенно разные стороны, отсутствовала узкая направленность, как на обычной улице, тем не менее, каскадность путей, многоуровневые векторы перемещений имели место быть.
А ещё запах. Запах тут был абсолютно особенный. Никакого сравнения с орбитальным. Как только его выпустили из операционной, он сразу же обратил внимание, что приобрёл
великолепную способность различать запахи и наслаждаться ими. Но там, в трёхстах пятидесяти километрах от поверхности Земли, палитра запахов была другой. То ли живые диковинные растения, в изобилии произрастающие здесь, то ли атмосферные воздушные
массы создавали необычайный аромат, который он с удовольствием вдыхал.
Помимо людей и растений было и ещё кое-что любопытное. Насекомые. А, может быть, даже микроптицы. Алексу трудно было понять, что он видит. Какие-то странные маленькие летающие объекты, определённо природного, а не искусственного
происхождения, махали крылышками, издавали приятные уху звуки, выписывали замысловатые кривые.
Эти удивительные существа совершенно не досаждали людям. Казалось, они лишь вносят в окружающую обстановку особый колорит, именно для этого они нужны, это их назначение, и они знают своё место. Подобно домашним животным, разнообразнейшие особи причудливых очертаний и невообразимого синтеза красок, словно по команде желающего, садились на и без того странный наряд, создавая при этом совершенно восхитительный дополнительный узор. И тогда дама становилась ещё более очаровательной, а её спутник ещё более загадочным.
2
– Пошли купаться, лежебока, – сказала она и вылила на его разгорячённое тело пригоршню морской воды. Ощущение было просто восхитительное, хотя, по идее, реакция должна была быть совершенно противоположная. Он как бы нехотя оторвал голову от песка, увидел её очаровательную улыбку и ответил: «Иди сама, я лучше погляжу». Она не стала спорить, изящно взяла очки для ныряния; соблазнительно виляя бёдрами, грациозно двинулась к пенной тихо накатывающей на берег волне. Он с удовольствием рассматривал её тело: нежная, гладкая, без изъянов кожа, чуть
загоревшая, почти без родинок, без растительности, без синих прожилок, а тем более синяков; идеально гармоничная фигура – пропорциональная, не сутулая, округлая; лёгкая, летящая походка, длинные соломенные волосы.
«Компьютерная графика линий. Абсолютно доскональная, словно мелодия хит-сингла. Они и меня сделали таким, поэтому ей я очень нравлюсь. Вон как она счастлива», – подумал он.
Бонифаций тоже смотрел на Афродиту, довольно громко урчал при этом, слегка прищуривал свои голубые глазищи, лениво вертел хвостом. Его полосатая шкура источала запах какого-то восточного благовония.
Алекс поднялся, плюхнулся в шезлонг, погладил Боника по громадной красивой голове, прокусил зубами шарик сока, почувствовал приятную прохладу и малиновую сладость – мир был прекрасен. Афродита плескалась в голубой лагуне, приветливо-любовно махала ему из воды, тигрёнок лизал руку, сок таял во рту – мир был просто изумительным…
На невидимом «эскалаторе» он встал поближе к одной из парочек, так, чтобы подслушать разговор. Сначала не понимал ничего: ни на «эскалаторе», ни в тех «магазинах», куда он за ней увязался. Парочка что-то вроде как выбирала там, а он ходил
вокруг да около, делая вид, что рассматривает «товары».
Что это были за «товары» и выбирали ли их вообще эти два ужасно симпатичных человека, сказать было трудно. Тем не менее, он усиленно старался понять их речь. А вот уже когда они все вместе, втроём, вошли в «кафешку», уселись за один «столик», и у мужчины, видимо, лопнуло терпение от такой наглости, и он, повернув к нему своё вычурной красоты лицо, задал вопрос, вот тогда-то он и понял смысл обращённой к нему фразы. Вероятно, программа по быстрому изучению языка была в него заложена при реинкарнации. Он радовался как ребёнок, разгадавший сложную головоломку.
– Кто вы такой? И почему преследуете нас? – спрашивали его.
Он ответил: «Я – астронавт. Только что из космоса. Давно здесь не был. Земля очень сильно изменилась. Многое мне тут в диковинку».
– Если вы имеете в виду дальний космос, то мы туда уже лет семьсот корабли не отправляем, – не поверил ему мужчина. – Вы из какой экспедиции? Если бы…
– Ну что ты пристал к человеку, – перебила его женщина, – говорят же тебе – астронавт. Он, может, несколько веков летал среди звёзд. – Она явно симпатизировала Алексу. Волосы у неё были цвета соломы, а кончики чёлки – розовые. Когда она
заговорила, платье её, как в калейдоскопе, резко изменило узор, видимо, благодаря крошечным существам, а воротник вытянулся.
– Если бы какая-то дальняя космическая экспедиция вернулась, мы бы знали. Это было бы в новостях, – настаивал на своём её спутник.
– Вечно ты ко всему придираешься, – не унималась дамочка. – Никому не веришь. Может быть, ещё сообщить не успели.
Она посмотрела своими зелёными с красными звёздочками глазами на огромное окно, за стеклом которого была видна покрытая сахарно-белым снегом горная вершина, и внезапно изображение исчезло, а окно превратилось в экран гигантского телевизора, и чудовищных размеров голова довольно милой темнокожей дикторши улыбнулась Алексу, выставляя напоказ два ряда жемчужных зубов, дыхнула, как ветерок, своим свежайшим
ментоловым ароматом и произнесла:
– …И в завершении выпуска. Экипаж 1201-й экспедиции в созвездие Волосы Вероники уже прошёл послеполётную адаптацию и возвращается на Землю с орбиты. Те, кому интересно с ним пообщаться, могут получить информацию по номеру…
Пока она диктовала номер, на экране возникла фотография небольшой группы людей, среди которых Алекс узнал и себя.
– Вот видишь! – торжествующе-насмешливо воскликнула особа женского пола. – Какой ты подозрительный, Орфеюшка. Он действительно путешественник по вселенной.
– Ну извини меня, Афродиточка… Как же так? Я регулярно слежу за новостями. Я не мог пропустить такое!
«Похоже, у них тут мода на древнегреческие имена», – подумал Алекс, а вслух изрёк:
– Вы лучше мне скажите, где это мы, собственно, сейчас находимся? Я так понимаю – здесь можно попробовать какую-то еду. Я правильно догадался?
– Нет, здесь пищу не принимают, – нехотя стал выдавливать из себя мужчина. – Здесь филиструют. Это занятие обычно для двоих; посторонний человек, такой, как вы, участвовать не может… Вы, извините, в каком году покинули Землю?
– Филиструют? Объяснить хотя бы можете?
– Трудно объяснить коротко. Вам лучше уйти… Так всё-таки в каком году?
Алекс не ответил. Он собрался уходить. Но снова вмешалась Афродита:
– Какой ты невежливый, Орфей! Ну, рассказал бы, куда нам торопиться? Глядишь, и мы бы в ответ услышали какую-нибудь удивительную историю. Это же так интересно! Какой ты скучный, Орф! Нам выпала редкая удача – встретить астронавта, который совсем недавно прибыл из другого мира. Он же напичкан информацией, как зиггер последнего поколения. Как вас зовут, молодой человек?
Видимо, слово «зиггер» ассоциировалось у него с чем-то приятным, поскольку внешность Орфея сразу приняла довольный вид, а строгие линии его одежды сгладились и сама одежда покрылась яркими пятнами, более напоминающими картинку абстракциониста, чем рисунок ткани.
Между тем, телевизионное изображение снова трансформировалось в окно. Правда, теперь вместо горного пейзажа почему-то возник морской, с пальмами, с чайками, с
парусными судами вдали.
Алекс на вопрос не ответил. Не захотел. Парочка ему наскучила. Он встал и пошёл к двери. Услышал только вдогонку, как мужчина сказал:
– Сейчас я наберу этот номер, и мы всё выясним, дорогая. Тот ли он, за кого себя выдаёт.
И как женщина ответила:
– Ты просто невыносим! Постойте же, галактический странник. Я иду с вами…
Алекс сидел в шезлонге и смотрел на море. Летающий остров медленно дрейфовал к линии горизонта, почти не меняя своего положения вот уже который час. Отдыхающие на нём люди развлекались: прыгали с его краёв в воду; по висячим лестницам, напоминающим старинные, поднимались наверх, чтобы снова со смехом прыгнуть вниз, загорали, играли в какие-то подвижные игры с мячами, лениво потягивали напитки, слышалась весёлая музыка. Поначалу Алекс долго разглядывал остров в бинокль, но потом абсолютно потерял к нему интерес. Остров как остров. Только летающий. Что-то вроде Лапуты. Афродита сказала, что таких островов на планете хоть пруд пруди. Есть ещё какие-то загадочные вертикальные острова. Тоже на одном месте не стоящие. Но для чего они нужны, Алекс пока плохо понимал. Афродита несколько туманно объясняла подробности.
Рыжее солнце неумолимо клонилось ко сну, прячась за уходящими в небо гигантскими слоёными пирогами чёрных поблескивающих многоэтажников слева. Справа же набирало силу тёмно-синее ночное освещение – направляемое на Землю с орбиты. И поэтому небо стало окрашиваться в изумительный зеленоватый оттенок.
Алекс подумал: «Пора». Афродита ныряла за раковинами, не показываясь над поверхностью воды более пяти минут. Он засёк время по хронометру. Выходила периодичность – шесть минут с копейками. «Не исключено, что она может не выныривать часами. И вообще – на фига ей очки?» И когда она в очередной раз погрузилась, он начал действовать. Встал, взял оба пояса с её шезлонга, один надел на шею Бонифация, другой – себе на талию, нажал на кнопки и в том, в чём был – в одних плавках – полетел, таща тигра цепочкой за собой, в сторону, противоположную необъятному массиву небоскрёбов. Отдалившись на добрую сотню метров от места, где он только что грелся на солнце, Алекс с нежностью вспомнил тёплые губы Афродиты и то, как ему было с ней хорошо; то, какая она была ласковая в постели – кусачая, сучка! А потом в его сознании всплыла фраза из старой-старой русской сказки – «я от дедушки ушёл и от бабушки ушёл», а в глазах появилась картинка – фотография, показанная по телевизору в том самом «баре», где он познакомился с парочкой. На самом деле, на снимке был не он, а кто-то очень на него похожий, да и окружающие «астронавты» были не известные ему люди, которых он в глаза никогда не видел. Он посмотрел вверх – там хоть и робко, но уже обозначилась дорожка огней орбитального комплекса.
3
Указатель был просто древний. Ржавчина здорово пожрала металл, но название прочесть было можно. Деревня называлась Дьяволово. А под русскими буквами стоял её английский эквивалент, выведенный латиницей – Devilville.
Тигр посмотрел на надпись и широко улыбнулся, обнажая свои слегка желтоватые клыки и полностью игнорируя жутковатое название. Он радовался всему, с чем он только ни сталкивался. Всё новое доставляло ему удовольствие: зверь помахивал хвостом, восторженно шевелил ушами и даже рычал не так, как обычно. В этом была его странность.
И ещё. За три дня, проведённые с ним, Алекс ни разу не заметил, чтобы Бонифаций хотя бы однажды попросил его есть. Или пить. Казалось, полосатый хищник, словно верблюд, мог довольно продолжительное время обходиться без подзарядки. Ну и, соответственно, и до ветру не ходил или по большому счёту. Выносливое было животное. Само в себе. Такая вот ещё была особенность.
Голубоглазый Алексу очень нравился. Он чувствовал к нему симпатию, несмотря на всю необычность первого. Ощущал некое родство душ. Почему? Объяснить это словами было невозможно.
В русскую деревню, как и в ирландскую, в которой они уже побывали, вела такая же простая, протоптанная человеческими ногами тропинка. Тропинка уходила за пригорок, поросший мощными соснами. Отсюда, из-под указателя, деревня была не видна. Пахло хвоей, сыростью и даже какой-то сказочностью. И Алексу на миг почудилось, что вот сейчас из-за деревьев им навстречу выйдет… ну, не дьявол, конечно, но как минимум леший. Весь такой мохнатый, грязный и непременно тёмно-зелёный. И обязательно, разумеется, с сучковатой палкой-клюкой.
И что самое удивительное, кто-то, очень похожий на возникший у Алекса образ, действительно вдруг показался на пригорке. Материализовалось некое непонятное существо – то ли человек, то ли персонаж из сказки. То ли ожившее пугало
огородное, наряженное в одежду из хвойных веток, травы и листьев всяких. А в руке, или что у него там было, оно держало что-то наподобие посоха. Большое было расстояние, поэтому понять было сложно.
Ясно как день, что не леший был это вовсе. Алекс в лешиев не верил. Понятное дело, что, скорей всего, это был кто-то из местных, облачившийся в сей странный наряд, и поэтому Алекс, добродушно улыбнувшись незнакомцу, извлёк из своего подсознания запрятанный далеко-далеко русский язык и как можно громче сказал:
– Я пришёл с миром, брат! Я такой же, как ты! Мы с тобой одной крови!
Алекс поймал себя на мысли, что произнесённая им тирада очень смахивает на слова из какого-то покрытого пылью веков детского мультика. И пока он вспоминал, из какого именно, «леший» вдруг нагло нацелил на него свою «клюшку» и выстрелил. То, что «леший» именно выстрелил, Алекс понял не потому, что увидел вспышку или услышал хлопок, а потому что давление воздуха как-то сильно изменилось, как-то необычно придавило его. Но мишенью оказался не он, а никого никогда не обидевший Бонифаций. Тигрёнка просто в одно мгновение разнесло на кусочки, а кровью и плотью забрызгало Алекса с ног до головы. Кровь попала в глаза, Алекс на несколько секунд потерял зрение, а когда оно снова вернулось, то увидел, что «леший» всё ещё тычет своим оружием в его сторону и опять что-то там нажимает.
4
Пал Палыч почесал пятернёй свою седую щетинистую бородёнку, потом грязноватым ногтём ковырнул между редковатыми зубами, освобождаясь от застрявших волокон курятины, и, причмокнув от удовольствия языком, шепеляво-картаво ответил:
– Ну, с тоз. Если ты зэлаес знать, изволь. Андлюха посему в вас пальнул? Поскоку мы илланцев не залуем. Они повадились у нас самогон тылить. Мало им свого. Ты ихнее дельмо пил? Не пил. А я пил. И знаю, сто говолю. Ну, плисли бы как люди, поплосили, мы бы им лецептулу ластолковали, наусили бы, сто да как. А то подсылают лазутсиков, волов, одним словом. Надоело. Андлюха в засаде сидел. Думал, ты илландец. Есть там у них такой зэ, на тебя похоз. МакКалтнем клицют. Ну и не ласситал. Бухой он был, понимаес? Подоглевался – холодно ведь. А язык? Язык-то они тозэ нас толмацют. Нахватались, гниды… Ты анекдот пло илландца, котолому подалили водные лызы, знаес?
Этот илландец потом целый год искал озело, ласполозэнное на склоне голы. Хе-хе-хе!.. Ну вот. Сто зэ касается тигла, то его он, видно, поболе тебя опасался, потому и в пелвого бахнул. А когда и звель, и ты возлоздаться надумали, то он ессё лазок для велности стлельнул. Поскоку давно здесь нелюди не хазывали. Такие дела. У нас с нелюдями договолённость. Они нас не тлогают, мы к ним не лезем. Нам мил нелюдей не к сему. Нам и тут холосо. Ты, навелное, думаес, мы тут длемуцие, ницего не знаем, дулаки дулаками – ты поэтому плисол к нам? Так? Нас изуцять, как зывотных диковинных. Мозэт ессё агитиловать будес в нелюди податься? Нет, дологой ты мой, осыбаесся ты сыбко. Всё мы плекласно понимаем, всё видим, всё слысым. И воплос – зыть нам вецьно или не зыть, миллион лаз себе задавали. Плосто мы, длузыссе, давно на него ответили. Зызнь целовецеская хоть и конец имеет, смелтью заканцивается, уходом в небытие, а всё-таки не славнить её с нелюдской. Мы леально зывём. У нас цювства леальные, остлота оссюссений длугая, кловь у нас настояссяя, пот настояссий и слёзы тозэ. И смеёмся мы, когда смесно, и ладуемся, когда ладостно. И детей лозаем натулальных, и любим по-натулальному, по-плилодному. Вы хоть, нелюди, и зывуцыи – саданул в тебя Андлюха из вакуумки, а ты цэлый-невлидимый пеледо мной сидис —, а дефектные вы, поскоку из козы вон лезете, цтобы целовецеского совелсенства достиць. И тела у вас ладные, и лица класивые, и вкус писси оссюссять науцились, и запахи цюствуете, и дазэ детей своих нелюдских на свет плоизводите, а всё одно – ненастояссие вы, искусственные, ненатулальные. И зывотные васы – не зывотные. Тигл этот вот твой. От него зэ духами пахнет, а не моцёй, как от насэго пса Костика. Да и за кулями он не гоняется, мёлтвый он у тебя, хоть и зывым казэтся. И не злёт он ницегосеньки. Только смотлит на меня и улыбается. А мой Костик, сельмец, давеця кольцо колбасы уплёл втихаля. Так я в него сапогом запустил, цтоб не озолницял… Эх, залко мне твого тигла!..
А бабу мою ты видел? Танюску? Сиськи её ты видел? Это зэ всем сиськам сиськи! А зопа? Это зэ всем зопам зопа! А у васых девок! Да сто там говолить! Нелюди вы, и весь лазговол!
Ты вот спласываес, а в цём смысл насэй зызни, поцему мы наукой не занимаемся, поцему отголодились от всего мила. А вы-то сами знаете, зацем зывёте? Космицеские исследования заблосили. Полёты к звёздам плеклатили. Плисэльцев больсэ не иссете, поскоку найти их так и не смогли. Замкнулись в самих себя. Пытаетесь достиць совелсэнства в тоцьном копиловании целовека искусственным путём, но не один к одному, а цтобы нелюди зыли вецьно. Вы сделали сыбко комфолтный мил. Однако это массынный мил, ницего обсего не имеюссий с целовецеским. Лаз Бог создал мил, где люди долзны умилать, знацит так и долзно быть – Богу виднее. Но вы-то в Бога не велуете, вы велуете в науку, а наука дусы не имеет, и посему в нелюдях нет никакой дусы. Мы зэ зывём и знаем, цто плидёт цяс, когда нузно будет умелеть. А лаз так, то ценность насэго каздого плозытого дня во сто клат высэ, цем васэго. И посему смысл насэй зызни в том, цтобы плодлить свой лод, выластить детей, любить своих зэнссин, пелезыть и голе и ладость, находить удовольствие и во вкусной еде и в лаботе тязолой физицеской, и в выпивке сладкой. И наплевать нам на то, цто сидим мы тут, в лезелвации, нам и лезелвации хватает, цтобы нолмально зыть. Нет у нас всех васых удобств и технологий васых, однако з не такие мы дикие, как тебе мозэт показаться. Есть у нас и телевидение, и телефоны есть, есть и квазидзыдзынг, и антииндикация, и дазэ хоки-ноки есть, а вот этой чёлтовой васэй клуизятины и плоцей подобной хленотени мы не делзым. Это нам не подходит, мы зэ не нелюди, мать васу етти!
А поцему наса делевня называется Дьяволово? Мы сами так её назвали. Вы ведь сцитаете нас дьявольским отлодьем. Хотя, если холосэнько лазоблаться, васэ обссество больсэ похозэ на полоздение Дьявола, цем мы. Какие вы неолюди? Вы – нелюди!
5
Могу сказать абсолютно точно, что такой сон я не заказывал, я вообще никакой сон не заказывал. Откуда он взялся, и как это получилось, я, конечно, догадываюсь, но только лишь догадываюсь, поскольку в правильности предположений у меня полной уверенности нет…
Они шли, как на параде. Впереди, словно знаменосцы, очень неуклюже, медленно и с большим шумом двигались первые из первых. Металлические, примитивные, грубые по форме, выкрашенные в какие-то тусклые, не радующие глаз цвета…
Я, разумеется, связываю это с видеопосланием. Мой сон – как бы логическое продолжение оного. Однако слишком уж это по-человечески. Просто диву даёшься – неужели нас, неолюдей, так мастерски сделали, что и на нервно-психологическом уровне мы копируем человеческое поведение? Что-то не верится. И закрадываются сомнения…
Их было много – сотни и сотни, а, может быть, и тысячи или даже десятки тысяч. Я же говорю, что сон был такой же как человеческий. Не совсем чёткий, скорее даже туманный какой-то, словно в старые добрые времена, когда я был человеком, когда сны были именно такими – расплывчатыми и, как правило, абсурдными…
Это было видеопослание. Только до такой степени странное, что назвать его записью, язык не поворачивается. С такими записями я до этого не встречался. Именно с такими. Поскольку слишком уж интерактивною была запись. Больше это напоминало общение с индивидуумом, который жив, но находится на некотором расстоянии от тебя, чем общение с кем-то, кто давным-давно умер, растворившись во мне…
Потом потянулись колонны более совершенных. Пластиковых, белых, с чёрными головами. Умеющих ходить почти так же плавно, как человек. С большим количеством степеней свободы, чем предыдущие. С гидравлическими трубками, изящно болтающимися то тут, то там. Почти бесшумные. Их было тоже предостаточно…
Меня оставили одного в пустой жёлтой комнате, а потом, видимо, включили запись. Прямо передо мной возник ещё не старый человек примерно моего роста. Он не появился как изображение из какого-нибудь там лазерного луча или чего-то наподобие. Он просто материализовался из ниоткуда. Как это случилось, я не знаю. Секунду назад в комнате кроме меня никого не было. А теперь вот он стоит и смотрит на меня. Словно свет
включили – раз и зажёгся…
Были там и другие. На человека абсолютно непохожие. Не только лицом, но и фигурой. Строением тела, одним словом. Были и многорукие, и многоногие – то ли паук, то ли сороконожка. Были и с крыльями, и с винтами, и даже с реактивными двигателями – летающие. Были и плавающие или ныряющие: с лопастями, с водомётами, с рулями глубины, с ластами. То бишь – специального назначения…
Он со мной первый поздоровался. Представился: сказал, как его зовут, что он – изобретатель, отец «транссквизермена» и всё такое, что это послание предназначено исключительно для меня. А потом он долго говорил, почти не останавливался, излагая то, что он считал важным мне сообщить, совершенно без эмоций, без какого-то волнения в голосе, ровно, равнодушно…
Многофункциональные тоже, кажется, присутствовали. Имеющие различного рода сменные насадки. Быстро трансформирующиеся во что угодно: от вездеходов до строительных техников. Сильные, мощные, точные в движениях, прекрасно дизайнерски исполненные. Но их я как-то не слишком хорошо запомнил…
Самое удивительное заключалось в том, что когда он закончил говорить, и я стал задавать ему вопросы, он внимательно их выслушивал и довольно толково отвечал. Я хочу сказать, да, я понимаю, что когда готовилась запись, он мог спрогнозировать, какие примерно вопросы я ему буду задавать, и заранее подготовил все возможные варианты ответов. Однако я задал ему несколько таких вопросов, которые, как мне показалось, он вряд ли бы смог спрогнозировать. И он на них всё же ответил! Наш разговор уж слишком смахивал на живое общение. И тогда я решил его потрогать…
Следующими шли такие, которые предназначались исключительно для войны. Шли они красивей всех: чётко печатали шаг, держали равнение, соблюдали дистанцию. Шли
синхронно, монотонно. До зубов вооружённые, целеустремлённые, готовые выполнить любой боевой приказ. От людей их невозможно было отличить. Разве что лица у всех были одинаковые…
Я думал, что моя рука пройдёт сквозь великолепного качества голографическое – или какое оно там было – изображение. Но произошло невероятное – пальцы наткнулись на нечто твёрдое, осязаемое. Я не поверил собственному зрению. Я ощущал мягкую ткань рубашки моего визави, а под ней – упругое тело. Наши с ним взгляды встретились. Его серые с крапинками глаза излучали теперь радостную улыбку. Он сказал: «Попробуй поймай меня» и вдруг исчез, так же мгновенно, как и появился…
Последнее, что я запомнил, это огромную толпу совершенно обычных людей. Разных по возрасту, цвету кожи, национальности, полу, одежде. То была обычная такая толпа
людей, о чём-то разговаривающих друг с другом. Народ шутил, смеялся, деловито что-то обсуждал, напряжённо слушал собеседников. Поначалу я не слышал их разговоры, потому что люди были как бы на некотором расстоянии от меня, а когда они приблизились и я услышал, у меня волосы встали дыбом. Один из них говорил другому:
– Понимаешь, моё зарядное устройство было довольно старой конструкции, и питания тогда мне хватало только лишь на 744 часа интенсивной автономной работы. Ты даже не представляешь себе, как это было жутко – чувствовать, что энергия вдруг уходит из тебя и впереди – смерть…
И тут я неожиданно проснулся.
6
Он рассказал, что на Земле изменения человеческой сути происходили постоянно, по нарастающей. Вместе с техническим прогрессом. Сначала стали изготавливать отдельные
искусственные органы, заменяющие натуральные. Легче всего удавалось сделать конечности, уши, нос. С внутренними органами было сложнее, но и здесь работа велась и некоторые достижения имелись. Цели тут преследовались исключительно медицинские.
Позже научились выращивать внутренние органы из живых тканей человека и успешно вживлять в организм. В головной мозг практически не вмешивались. Черепную коробку вскрывали только лишь, чтобы удалить вредоносное образование. А вот потом уже научились вводить в «серое вещество» микроскопические устройства, усиливающие функции отдельных участков головного мозга. И даже дырок не сверлили – просто выстреливали «умную субстанцию» с помощью специальных пистолетов в кожу, а она сама находила пункт своего назначения.
Короче, человечество занималось улучшением собственной конструкции – как он грустно пошутил, модели «мозгляк-убийца всепожирающий», созданной природой – ради увеличения срока её эксплуатации. Проще говоря, продлевало себе жизнь.
Параллельно учёные стремились сделать искусственного человека, способного самостоятельно мыслить. Искусственный разум, умеющий не только выполнять чужие команды, но и самостоятельно принимать решения, анализировать поступающие данные и выбирать оптимальный вариант поведения, умеющий мыслить абстрактно, понимающий красоту, юмор, способный посмеяться над самим собой, неотличимый от человеческого – вот сверхзадача, над которой бились лучшие умы.
И в результате человеческая раса породила то, от чего она сама чуть было впоследствии не погибла. Поскольку кибернетические люди, так называемые «копиры», поначалу помогавшие обычным людям выполнять различного рода работы, освободив их от тяжкого физического труда, постепенно заняли практически все рабочие вакансии и тем самым стали контролировать всю мировую экономику планеты. Фактически «копирам» перепоручили девяносто процентов умственной и физической работы, ранее деланной живым народонаселением. И тогда «копиры» постепенно, почти незаметно, начали изменять мир под себя, потому что к тому времени возникла вторая цивилизация. И это понятно, миллиарды киберов, обеспечивающие праздных людей всем необходимым для их существования, с большим интересом общались с себе подобными, а не с теми, кто их придумал. Интересы у «копиров» появились совсем другие, чем у человека, и мир ради этих самых интересов они стали строить совершенно другой.
К 2112 году искусственные люди, увеличив своё количество до трёх с половиной миллиардов, осваивали уже мировой океан, Луну и Марс. Восемнадцать миллиардов обычных людей развлекались, доставляя себе всевозможные удовольствия, не подозревая даже, что через год начнётся нечто, ими не запланированное. Идиллия стала кошмаром.
В 2113 году люди вдруг внезапно начали умирать. Умирать массово. Разразилось что-то вроде эпидемии. Смерть происходила ночью, когда люди спали. Во время сна по каким-то причинам температура тела падала настолько, что человек просто-напросто замерзал. Причины этой «сладкой смерти» потом выяснились. Слуги таким образом решили избавиться от господ, которые им явно надоели своим паразитическим существованием. Температуру тела «копиры» понижали при помощи особого препарата, подмешиваемого в пищу людей. Следствие установило, что в процессе эволюции или самосовершенствования «копиры» смогли обойти запрет на убийство, заменив понятие «убийство» на «усыпление». Человечество оказалось под угрозой полного уничтожения.
И тогда хозяевам пришлось «по-тихому» убирать своих рабов. Пока ни одного не осталось. Тем самым доказав, кто на Земле главный, кто умнее, а, значит, и хитрее – человек или искусственный разум.
А потом появился ОН (здесь рассказчик сделал эффектную паузу) и предложил миру совершенно новую технологию, абсолютно иное решение задачи. Вместо того, чтобы создавать новую модель человека, не имеющую ничего общего с моделью предыдущей, и по сути выбросить предыдущую модель на свалку, предлагалось сделать симбиоз из старой и новой модели, соединить человеческое мышление, чувства и жизненный опыт с совершенным, практически бессмертным искусственным телом.
Он много чего ещё рассказывал. Восхвалял себя. Предавался детским воспоминаниям. Говорил о самых разнообразных вещах. Только самого главного я от него не услышал. Он так и не смог толком объяснить, что заставило его организовать для меня, то бишь для него самого, тот колоссальный розыгрыш, который он устроил. Он так и не ответил внятно на вопрос, зачем ему всё это понадобилось. Хотя я спрашивал его неоднократно. Что-то он определённо не договаривал. Осталась какая-то тайна. И я начал догадываться, в чём она состоит.
7
– Когда возникло разочарование?
– Не сразу, сперва только дискомфорт… Само разочарование? Не знаю, когда точно. Наверное, года через два-три. Всё приелось: вечно улыбающиеся, всегда молодые и красивые люди, их праздное поведение, поиск всё новых и новых удовольствий, их
пустые разговоры, сплошной вещизм. И хотя я сам с головой окунулся в это болото, настал момент, когда я захотел из него выбраться.
– А почему вы не возглавили КБЧ, как вам предлагали? Потому что думали, вы – один из богатейших людей на Земле, а оказалось, что пока летели, общество трансформировалось, и вы теперь – никто, такой же, как все, давно забытый изобретатель?
– Нет, не из-за того, что потерял власть и богатство, я ведь их фактически и не имел. Просто мне показалось глупым – ещё больше развлекать себе подобных, руководя конструкторским бюро человека.
– И тогда вы отправились в музей древних времён. Зачем? C целью поностальгировать?
– И за этим тоже. А, скорее всего, просто, чтобы подумать. О положении, в котором я очутился. Там, в музее, тихо, никто туда не ходит, и можно спокойно поразмышлять.
– Это в музее вы придумали свою затею?
– Именно. Я долго бродил среди скелетов и чучел исчезнувших животных, птиц, рыб. Блуждал в лабиринтах старого искусства: картин, скульптур, посуды, различных поделок.
Чуть ли не заблудился в залах одежды и прочей бижутерии. А вот в павильонах техники я набрёл на секцию древних музыкальных инструментов и вдруг увидел рисунок.
– Рисунок?
– Рядом с джук-боксом стояла хорошо сохранившаяся барабанная установка. И на коже басового барабана я увидел рисунок обнажённого человека на фоне пентаграммы, расставившего в стороны руки и ноги. И обомлел.
– Почему?
– Потому что эта барабанная установка принадлежала когда-то моей любимой группе.
– Уверены?
– Чуть подальше я также обнаружил две огромные акустические системы, динамиками обращённые ко мне. Но я уже знал, какая трафаретная надпись предстанет перед моими глазами, когда я увижу их обратную сторону.
– И какая предстала?
– «PINK FLOYD. LONDON» Я просто оторопел. А потом – посмеялся от души.
– Почему?
– На одной из колонок, сбоку, чья-то хулиганская рука ножом по фанере вывела «Вася», а ниже нацарапала трёхбуквенный матюк. Русские и тут побывали. Ха-ха-ха!
– Забавно.
– План тогда у меня возник сразу… Там же я нашёл несколько гитар, синтезаторов, фортепьяно. Не уверен, что на всех на них играла именно группа «Пинк Флойд», скорей всего, инструментами пользовались другие музыканты, но это было уже и не важно. С директором музея я договорился быстро. Кстати, он сказал, что ещё кто-то совсем недавно интересовался этими же инструментами, но потом куда-то пропал… В течение месяца я
изготовил трёх роботов, похожих на трёх участников «Флойда»: Мэйсона, Гилмора и Райта. Ну, а сам собрался сыграть роль лидера – Роджера Вотерса. Музыку мы разучили старую, пинкфлойдовскую, а вот слова песен я придумал свои, новые.
– Вы решили создать собственную команду, чтобы она стала рупором вашего ответа
обществу.
– Точно. Я придумал, какими должны быть афиши; расклеил бумажные постеры по городу, как в старые добрые времена; нашёл зал с подходящей акустикой. Правда, небольшой. Всего на пять тысяч мест.
– И публика забила его до отказа.
– Я думаю, из любопытства. На это и было рассчитано… Я спел им для начала просто
весёлую песенку о том, как прекрасен восход солнца. На мотив «Капрала Клегга». Так, для затравки. Им понравилось. Они даже хлопали, пока мы настраивались на вторую – на «Shine On You Crazy Diamond», только под другим названием: «Красочный коралловый риф». Хоть эта композиция и была грустноватая, но от неё они просто в осадок выпали. По окончании устроили бурные овации, кричали и улюлюкали от восторга. И тогда я им выдал «Pigs», «Свиньи». Названия я не менял, только текст. Я обозвал их свиньями, а их общество свинячим. Сравнил неолюдей с жирными чавкающими животными, жрущими из переполненного корыта. У них от этой песни челюсти поотпадали. Потом я спел «Комфортабельно онемелые». А когда моя банда сыграла «Дай ещё кайф!» под мелодию «Not Now John!», толпа потихоньку стала редеть. Я ещё исполнил нон-стопом порядка четырёх песен, как вдруг обнаружил, что половины аудитории как не бывало. А ещё после
трёх композиций в зале осталась только одна наша фанатка, которая даже одарила меня – опять же как в старые добрые времена это было – букетом цветов. И что самое неожиданное – вышеупомянутая особа женского пола, с удивительнейшей причёской, которую, как произведение искусства, можно было рассматривать часами; в прекрасном чёрном платье с рисунком в виде россыпи звёзд (которые всё время подмаргивали мне), образующих галактику, оказалась на самом деле никто иной, как представительницей «Time And Space Travel Group», той самой, с которой я познакомился на Земле-2, то есть на Сезаме.
– Спасибо за комплимент в адрес моей причёски и платья. Я специально готовилась к вашему концерту. Лично мне выступление очень понравилось.
– Благодарю. Только есть одна закавыка, одна странная вещь в этой истории.
– Какая?
– Человек, интересовавшийся до меня старинными музыкальными инструментами.
– В музее древних времён?
– Именно.
– И кто же это был?
– Догадайтесь с одного раза.
8
Мы не сели в «пайплайн». Эндрю сказал, что не исключена погоня, а в «трубе» нас быстрее вычислят. Поэтому он стащил где-то обычный «гравик», каких везде было навалом, добавил в него кое-какие изменения и, конечно же, произвёл манипуляции с
номером и кодировкой. Именно на нём мы и начали наше путешествие.
Логика в секретности миссии, безусловно, была. Андрюха сообщил мне, что объект, как и все прочие аналогичные, законсервирован и пользоваться им запрещено, и если узнают, что он там побывал и ввёл его в действие, то ему, как человеку, грозит длительное тюремное заключение, а, может быть, даже ещё и на электрическом стуле поджарят. Насчёт стула это он загнул; скорее всего, просто старых историй начитался, а вот то, что функционирование заброшенных точек запрещено и проникновение на них преследуется по закону, это очень даже в духе современного общества. Почему их не демонтировали, понятно – вещь полезная, мало ли что. Да и никто из неолюдей туда не стремился. Только нашёлся один абсолютно нормальный человек, который нос свой любознательный сунул. И, похоже, не зря…
Мир, с которым мне довелось столкнуться, представлял собой поистине «розовую» мечту человечества. Ну, прежде всего, сами люди стали бессмертными – превратились в неолюдей. Бессмертными до такой степени, что в случае какого-либо внешнего воздействия на их тела инородными предметами, эти самые тела полностью восстанавливались, даже если они и разлетались на сотни или тысячи мельчайших частиц. Но такие происшествия бывали крайне редко, поскольку несчастные случаи практически исключались. Этот мир имел несколько систем защиты. Включая и глобальные…
За те несколько лет, которые мы с ним не виделись, Эндрю, как я его называл, здорово изменился. Он возмужал, заметно поумнел и почти полностью облысел. Похожая на бильярдный шар его голова была видна издалека, роста он был высокого и всегда выделялся в толпе. Как-то я задал ему довольно-таки бестактный вопрос, мучивший меня продолжительное время, и который я всё стеснялся у него спросить, пока мы не сблизились достаточно тесно:
– Послушай, Эндрю, – сказал я однажды, – у тебя был секс с неоженщиной? Уверен, ты не смог удержаться, чтобы не попробовать.
Андрюха расплылся в улыбочке и сообщил:
– Был у меня один случай, ну просто умора. У некой Аманды, чуть повыше того самого места, красовалась светящаяся татуировка – «Вставь сюда и подвигай взад-вперёд». Я, когда прочёл, хохотал до упаду. С сексом пришлось тогда немного повременить…
Мир поистине был совершенным. Люди, его населяющие, были красивы, образованы, не агрессивны. Они умели чувствовать, ощущать запахи, любить. Женщины рожали детей. Они принимали пищу не потому, что могли умереть от голода, а ради удовольствия. Заниматься монотонным, однообразным физическим трудом им не надо было. Они просто наслаждались жизнью. Бесконечной жизнью. Загар не вызывал ожогов, холод не приводил к простуде. Метеориты, астероиды и прочие кометы не проникали в этот мир. Транспорт не калечил. Стихийные бедствия предвиделись и нейтрализовались. Единственная проблема – где размещать огромное количество всё увеличивающегося населения? – решалась путём постройки искусственных материков и островов в океане Земли, летающих объектов, небоскрёбов. Денежная система отсутствовала как таковая. Изобилие было всего. Обеспечение нужд планировалось. Животных, насколько я знаю, они тоже сделали счастливыми. Потому что это были неоживотные. Все ли они были таковыми? Подозреваю, что практически все. Неолюди даже создали диковинных животных, каких никогда не было на планете. А вот растительный мир остался нетронутым, хотя, видимо, вредной флоры и поубавилось. Новые люди придумали новое искусство: новую архитектуру, новую музыку, новую живопись. Они изобрели новые игры, новые зрелища, новую моду. И мышление у них было совершенно другое…
Андрюха вёл «гравик» над безлюдными районами, чётко ориентируясь на местности. Высоту держал небольшую, соблюдал радиомолчание. Я сидел рядом и просто восхищался, как он ловко справляется с аппаратом. Перехватив мой взгляд, Эндрю заметил:
– Не волнуйтесь, дядя Алекс, всё будет нормально, долетим, я дорогу хорошо знаю.
Он называл меня «дядей», хотя какой я ему был дядя, скорее пра-пра-пра-пра-и так далее-дедушка, да и это не соответствовало действительности. Поначалу я подшучивал над его обращением ко мне, но потом прекратил – пусть проявляет своё уважение таким вот способом.
– Ты на всех пяти планетах побывал? – спросил я провокационно.
– Нет, только на одной. Если бы ни пирамида, отправился бы и дальше. Я как её нашёл, так сразу к вам. Ни в каких каталогах она не значится. Я уже не раз говорил. Это их корабль. Сто процентов. Да ещё с таким чудным сюрпризом. Они на контакт идут. И именно с вами, дядя Алекс… Чёрт! Нас, кажется, засекли – сзади, по левому борту.
Эндрю дал увеличение на экране монитора приборной доски. Стереоскопическая блестящая точка превратилась в гравитолёт, висящий у нас на хвосте. И тогда Андрюха сделал так – он сбавил скорость до нуля и стал ждать, когда следующий за нами объект приблизится. Сверкающий на солнце каплевидный серебристый преследователь пронёсся мимо нас. Когда он скрылся из вида, Эндрю сказал:
– Сделаем хитро. Хрен его знает, нас он выслеживал или нет. Бережёного бог бережёт.
Андрюха изменил первоначально планируемый им маршрут, прижал «гравик» почти к верхушкам деревьев, развернул его на сто двадцать градусов, дотянул до берега моря и – я глазом не успел моргнуть, как он бросил аппарат в воду с пятнадцатиметровой высоты…
Эта штука называлась «Господь Бог». Яркая такая упаковка. Что-то вроде конфеты. На вкус сладенькая. Кидаешь в рот и ждёшь минут пять. А потом… Потом ты становишься центром галактики. Нет, не центром, всей галактикой. Это как бы голова у тебя находится в центре, а руки – рукава галактики, и вся колоссальная масса спирали – это твоё тело. Звёзды, планеты, кометы, пыль – это всё ты. Мало того, ты сразу, одновременно находишься во всех точках галактики. Ты чувствуешь, как неимоверно огромная груда вещества живёт своей жизнью, видоизменяется, вращается вокруг центра и летит в космическом пространстве. Ты видишь триллионы картинок сразу. Но это только начало. Это лишь прелюдия. Самое интересное впереди. Ты вдруг понимаешь, что ты тут главный. Только от тебя зависит, что случится со спиралью дальше. Ты можешь зажигать и гасить звёзды, ты способен взрывать или создавать планеты, от тебя зависит, появится ли жизнь на планетах, и какая она будет.
И тогда ты начинаешь, пускаешь свою фантазию в ход. Ты порождаешь солнце, а солнце выбрасывает вокруг себя куски раскалённого вещества, вещество вращается, остывает, и вот уже с десяток готовых планет. Но жизни ни на одной нет, потому что нужна комета, и ты притаскиваешь огромную комету из другой звёздной системы. И направляешь её на третью от солнца планету. Потому что звезда у тебя «жёлтый карлик», и для жизни третья планета лучше всего подходит. И жизнь зарождается. Сначала во всепланетном океане, потом и на суше. И вот – разнообразия не счесть. Но разумной жизни что-то не видно. В основном убийцы, друг друга поедающие. А человек-то где? 125 миллионов лет жрут друг друга и только-то. Что за дела? Что-то ты создал не то; не то, что хотел. Надо бы исправить ситуацию, подкорректировать. Астероидик надо подогнать километров сто в диаметре, чтобы изменения произошли. И в воду его – бултых! Вот, совсем другое дело; правда, зверья передохло миллионы миллионов, но что делать, лес рубишь – щепки летят!
А из кого же сделать разумника-то нашего? Из обезьяны, конечно. Очень она, эта стерва, подходит. Только вот беда – четыре руки у неё. А надо, чтобы ножками она, ножками. Правда, нагрузка на позвоночник у неё увеличится, а отсюда и болезни разные пойдут – радикулит там и прочая бяка. Но зато какие перспективы! Да и климат в Африке необходимо менять, чтобы обезьяны с деревьев послезали. Но для меня климат изменить не проблема, подумаешь задачка – я же хозяин галактики. Бац и готово!..
Что-то человекообразные ведут себя не совсем разумно. Всё дерутся между собой, норовят кусок послаще у ближнего отобрать. Убивают, черепа проламывают. Может, времени я им мало уделяю? Но ведь хозяйство-то у меня огромное – целая галактика. За всем не углядишь, хоть и триллион глаз имею… Да нет, вроде как хорошо моё творение. Одеваться человеки стали, мир познавать, песни петь. А вот зачем они деньги придумали?
Это же беды не оберёшься. Ну и мозги у них работают! Раз-два и стимул жизни появился – «золотой телец», а там пошло-поехало. Что я наделал! Они же запустили бомбу с часовым механизмом! Грабежи, войны, хищническая эксплуатация недр, загрязнение
окружающей среды – всё ради наживы. Где-то я допустил промашку, не доглядел всё-таки. Как это остановить? Взорвать этот мир к хренам собачьим. Где у меня тут ближайший метеорит, а? Начну всё сначала… Как хорошо быть господом богом!..
Нейтринная пушка совершенно не была похожа на пушку. Сооружение скорее напоминало обсерваторию. Этакая ротонда с замысловатым куполом. Я спросил у Андрея:
– А сколько приёмников на Терре?
– Один, на экваторе.
Это меня устраивало.
– В пусковую камеру первым войдёте вы, дядя Алекс. Я буду на час позже. Здесь камера рассчитана только на одного человека. Это одна из ранних конструкций.
Мы почти пришли. До нейтринной пушки было рукой подать. Эндрю шёл впереди, грубо подминая высокую изумрудную траву своими тяжёлыми «говнодавами». Мне на миг показалось, что трава, как и я, тоже искусственная.
9
«Они думали, я им – болван на верёвочке, и они могут делать со мной всё, что им вздумается. Не на такого напали! Я их давно раскусил. Не сразу, конечно, но давно. Ещё когда с Сезама вернулся. Когда у них в программе сбои пошли. Они постоянно
подсовывали мне «засланных казачков». Устраивали розыгрыши, словно я им дитё малое. Надоело! Они думали, я Андрюху пожалею. Подсунули симпатягу. «Дядя Алекс! Вам обязательно нужно послушать Энди Латимера. Он играет не хуже Дэвида Гилмора. Группа «Camel» это что-то!» Да этот малец и в архивах-то мировой фонотеки никогда не был!.. А теперь приключение на Терру организовали. Таинственностью окружили.
Тумана напустили. Мол, пришельцы в гости зовут. Нейтринные пушки и прочая ерунда. Они думали, я не знаю, сколько здесь приёмников. Дурака нашли!.. Какой там к чёрту
антигравитационный пояс. Это же взрывное устройство было. Личного изготовления… Хотя, может, это и не Терра вовсе: солнце такое же, под ногами песок. Может это Марс или ещё смешнее – пустыня Сахара? Хрен их разберёт… Где эта грёбаная пирамида?
Они мне что, встречу с веб-мастером – или как там его? – приготовили? Или рано ещё? А пока просто в новую игру со мной поиграют?
Андрюха сказал, что чёрная пирамида недалеко от приёмника, но что-то я её в упор не вижу… Мать честная, да вот же она – я в противоположную сторону глядел. И совсем не чёрная она, а прозрачная, как стекло, поэтому я её сразу и не заметил. Ну что ж, надо идти разбираться, что они мне опять приготовили… Да, здоровая ерундовина! Не меньше чем пирамида Хеопса. Только идеальная по форме и совершенно прозрачная. Ну, прямо
аквариум какой-то. А вот внутри ничего нет. И никого. Видно лишь, как песок квадратным основанием придавлен, да обратная её сторона просматривается. И что теперь мне делать прикажете? Ждать, когда она оживёт? Проявит признаки активности?… Ну и
здоровая же дура! Ага, Андрюха ведь утверждал, что ждёт пирамида именно меня. Точно. Фонарик! Нужно на неё посветить и… Да, верно. Даже отсюда видно, как луч света преобразовался в слово «Алекс», расцвеченное всеми цветами спектра. Конечно, ждёт пирамида именно меня, а то кого же? Нынче на Земле ведь в моде другие имена. Ну, выдумщики! Ну, фантазёры! Ах, ты, какая красота – обращённая ко мне сторона пирамиды вдруг сделалась зеркальной. Неожиданно! Отразилось синее, без облачка, небо, я, стоящий в мешковатом камуфляжном комбинезоне с несколько нагловатым видом, и развороченный взрывом купол приёмника-пушки за моей спиной.»
И Голос сказал:
– Нет, я не веб-мастер, Алекс. Не программист. Не иллюзионщик. Я ничего не придумывал, не разыгрывал тебя. Всё, что ты видишь, реальность. А я всего лишь наблюдатель, смотритель, вотчер, ну и так далее…
«Нормально! Они же мысли мои читают. Что ж, я это предусмотрел. Долго над ней работал, но всё же изобрёл. Вот здесь на запястье, под кожей, надо только придавить. Есть такое дело. Теперь они в мозги мои не влезут. А то обнаглели вканцур.»
И Голос продолжил:
– Ваша цивилизация больше не нуждается в моём присутствии. Я предлагаю тебе, Алекс, занять моё место. Ты дорос до него. Плюс я научу тебя многим удивительным вещам, которые тебе неизвестны…
«Несут какую-то чушь! Это что, они мне действительно предлагают поиграть в игру под названием «Встреча со сверхцивилизацией»? Полный бред! Ладно, надо начинать
разоблачении.»
– Где ты? – спросил Алекс.
– В настоящий момент я – везде, но если ты хочешь конкретики, пожалуйста, – ответил Голос.
«Да, здорово. Моё отражение больше не повторяет моих движений, оно живёт само по себе и даже разговаривает со мной. Прекрасно.»
– Я такое много раз видел в земных иллюзионах. Нельзя ли чего-нибудь поинтереснее?
Голова отражения отделилась от туловища, покинула плоскость зеркала, повиснув в воздухе прямо перед Алексом, потом удвоилась, и две головы синхронно сказали:
– Можно и поинтереснее.
«А что у них с той стороны?… Ничего – плоские рожи.»
– И такое видели… если ты представитель сверхцивилизации, удиви меня по-настоящему. Покажи, как ты выглядишь на самом деле, а не прячься за моими же изображениями.
«Угу. Руки стали у меня зелёными, пальцы удлинились, ногти исчезли, вместо пяти пальцев теперь четыре, на кончике каждого – по маленькой присоске, кожа сделалась пупырчатой. Комбинезон испарился, его заменил ороговевший пластинчатый панцирь коричнево-жёлтого цвета. А отражение моё в пирамиде – ну, просто загляденье! На голове что-то вроде прозрачного ведра – то ли бассейн, то ли океанариум —; заполнено оно какой-то мутноватой жидкостью, и в этой самой жидкости – морда жуткая, безносая, четырёхглазая, на меня смотрит, беззубым ртом ухмыляется.»
– Ерунда это всё, – сказал Алекс. – Детские забавы. Сделай так, чтобы солнце из «жёлтого карлика» превратилось в «фиолетовый гигант».
И Голос ответил:
– Можно, конечно, сделать, но долго и постепенно. А сразу, в одно мгновение – нет, не умею.
«Вот это да! Вот теперь он меня действительно удивил. Будь это искусственная реальность, он провернул бы эту штуку в два счёта… А, может, обман в этом и состоит?»
– А на другую планету из пяти мы можем переместиться?
– Можем, но зачем? И опять же – не так быстро, как тебе бы того хотелось.
«Ну что ж. Может, он на самом деле говорит правду? Во всяком случае пытается к ней приблизиться, насколько ему позволяют обстоятельства. Что-то он там говорил насчёт обучения меня технологии творить чудеса…»
И Голос добавил:
– Ты прямо дзэн-буддист какой-то – не веришь в реальность окружающего тебя мира.
Понятно, ты очень долгое время прожил в искусственном мире, придуманном тобой же. Но, уверяю тебя, как только ты вернулся на Землю, только натуральная обстановка была вокруг тебя.
– Ну, а хотя бы нейтринный приёмник восстановить сумеешь, а то я его развалил к чёртовой матери?
– Это можно… Вот.
– Хорошо, – сказал Алекс, убедившись. – Пусть будет так. Поверим. Значит, ты – пришелец, опекающий нашу планету. Верно?
– Да.
– С какой целью?
– С целью изучения интересующего нас объекта.
– И как, изучил? Что можешь сказать об объекте?
– Что могу сказать? Мало чего хорошего.
– И всё-таки.
– Понимаешь, только на десяти процентах планет во вселенной существует жизнь. На девяноста девяти процентах из них разумная жизнь отсутствует. Девяносто шесть процентов разумных цивилизаций это заурядные цивилизации. Знаешь, как у людей когда-то. Талантливых – единицы, остальные – обычные люди. Так вот, вы относитесь к этим девяноста шести процентам. Ничего выдающегося.
– А вы, значит, входите в четыре процента.
– Да. Законы природы, знаешь ли.
– Раз мы такие бездарные, какой смысл нас изучать?
– Смысл есть во всём. Даже в изучении рядовой цивилизации.
– Ладно… Может быть, ты всё-таки покажешься, а то как-то неудобно разговаривать с прозрачной пирамидой, – сказал Алекс и прибавил. – Подозреваю, что то существо, в которое ты превращал меня только что, не имеет к тебе никакого отношения.
И Голос всё так же по-русски ответил:
– Покажусь, если дашь согласие стать вместо меня наблюдающим за планетой Земля. Плюс обучу тебя много чему любопытному.
– А как я могу обращаться к тебе? Имя-то у тебя имеется?
– Называй меня…… Фредди… Фредди Меркьюри…
И после этих слов перед Алексом возник черноволосый человек в пёстрой одежде.
«Ну даёт Инопланетянин! Действительно – вылитый Фредерик. В своей короткой жёлтой канареечной курточке, в белых – в обтяжку – штанах с красными лампасами, в белых кроссовках. Ну, прямо как только что с концерта. Только микрофона на длинном штоке не хватает.»
– Понимаю, почему именно Меркьюри. «Queen» – моя вторая любовь после «Pink Floyd». Непонятно другое – почему ты выбрал именно меня на роль вотчера? С чего это такая честь?
Фредди улыбнулся, выставив на обозрение белые, но лошадиные зубы, провёл пальцем по своим роскошным персидским усам и сказал мне:
– Ты сделал человечество счастливым. Оно перестало убивать себя, страдать от жадности, болеть и умирать. Теперь оно нашло свою Утопию. Ты подарил землянам бессмертие.
Немножко дискомфортно было разговаривать с представителем сверхцивилизации через образ знаменитого когда-то певца и музыканта, однако я включился в навязанную
мне игру.
– За время моего пребывания на Земле я понял, что цивилизация превратилась в ходячий труп. Неолюди ведут себя, как вполне счастливые существа, но общество мертво.
– Почему это?
Русский язык с Меркьюри тоже как-то не вязался.
– Да потому, что оно ничем, кроме себя не интересуется.
– Потому что люди не летают больше в дальний космос?
– Конечно.
– Тебе же хорошо известно, что земляне несколько тысячелетий покоряли космическое пространство, летали к звёздам. И, не найдя разумной жизни, прекратили свои
бесполезные поиски. В чём их вина? В том, что разумная жизнь находится очень далеко от планеты Земля? Я повторяю. Ваша цивилизация не относится к цивилизациям, получившим выигрышный лотерейный билет. Вы обычная, нормальная, рядовая цивилизация, каких полным-полно во вселенной. Скажи спасибо, что ещё вы выжили. А могли ведь, как отдельные планеты, на ранней стадии самоуничтожиться во время
глобальной ядерной войны, например. Так что ты напрасно обвиняешь землян. Всё тут продумано и логически обосновано.
– Ладно, не будем брать дальний космос. А как быть с научными исследованиями, искусством и промышленным производством? Ведь и первое, и второе, и третье – всё
направлено лишь на одно, на развлечение граждан.
– Это «золотой» или даже «платиновый» период вашей истории, как ты это не поймёшь? Тебе надо радоваться данному обстоятельству. Пройдёт какое-то время, и неолюди насытятся удовольствиями такого рода и перейдут к поиску удовольствий
саморазрушающих и самоуничтожающих. Я прогнозирую, что они однажды снимут все системы защиты, и это может привести к катастрофе. Поэтому именно тебе будет интересно, на мой взгляд, предотвратить очередную попытку самоубийства человечества.
Я спросил:
– А что мне, если я соглашусь, будет позволено вмешиваться в происходящее на Земле? Ты, как представитель сверхразума, имел право на вторжение?
Фредди, находящийся в период своего максимального успеха, пышущий энергией и здоровьем, за несколько лет до ужасной болезни, ответствовал:
– «Вмешательство» или «вторжение» – это слишком громкие слова. Я, подобно хирургу-профессионалу, имел право на корректировку в самые критические моменты вашей истории. Надо признаться, я пользовался этой возможностью крайне редко. Вы должны были сами выживать.
– Хорошо, допустим. Почему ты теперь снимаешь свою опеку?
– Ты лучше меня знаешь людей. И период моего отбытия подходящий – на Земле сейчас идиллия, идеальный период.
– Понятно… Скажи-ка… Фредди, а есть всё-таки способ перемещения во вселенной быстрее, чем со скоростью света? Существуют проходы в пространстве, позволяющие сокращать колоссальные расстояния между звёздами?
– Да, имеются и короткие пути, но это не проходы в пространстве, а совершенно другие возможности. Я тебе потом объясню. Это довольно сложная для тебя наука, но ты
разберёшься.
– Ну хорошо… А вот что там, в центре, вы выяснили? Что там, в центре мира? «Чёрная дыра»? Ужасно хочется знать.
– Понимаю… Конечно… Нет, не «чёрная дыра». Насколько нам на сегодня известно, в центре мира находится так называемая «белая дыра». Именно она периодически «выстреливает» метагалактики в разные стороны. И поэтому…
Фредди не закончил фразу, что-то отвлекло его от разговора со мной. Он теперь смотрел куда-то за мою спину. И тут я к большой своей радости услышал:
– Дядя Алекс! С кем это вы там разговариваете?
10
Он попытался представить «белую дыру» – эдакий неопределённых размеров, но непременно чудовищно гигантский «бублик», висящий в чёрном пространстве в центре мира. Точнее даже не «бублик», а «белый клубок ниток с дыркой посередине, который, бешено вращаясь, временами «разматывается», сбрасывая с себя колоссальные куски оболочки – будущие метагалактики», как сказал Ино.
«А он оказался не таким простым, каким представлялся. Так и не показал своё истинное лицо. Появлялся то в виде Фредди Меркьюри, то в образе Энди Латимера, то Роджера Ходгсона или Ритчи Блэкмора, а потом даже стал никем иным как самим
Джоном Ленноном. Хотя что я ожидал увидеть? Что-то типа тритона или черепахи, ходящих на задних лапах? Ну и что, что он родом из земноводных; в настоящий момент он – бессмертный искусственный организм, внешним видом, скорей, напоминающий эдакого суперсовременного робота, а, может быть, даже… человека…… Да нет же! Я только что понял! Наконец-то дошло! На самом деле – он показался! И я всё время смотрел на него, но не замечал. Он же был пирамидой! Разумным существом, представителем высшего разума и космическим кораблём одновременно! Ну, я дурак! Почему раньше не догадался?!
Теперь я вместо него. Теперь я бог на Земле и в её окрестностях. Правда, неолюди в бога не верят, да и в пришельцев разучились. А вот люди верили и сейчас верят. Те, что в колониях, в резервациях. Только вот боги у них другие… Мне запомнились два тезиса, высказанные когда-то давным-давно церковниками: первый – без веры в бога цивилизация погибает, и второй – человек бренен и только царство божье вечно. А ведь с
ними можно согласиться: и в первом, и во втором случае они были разочарованы человеческой сутью. И в первом, и во втором случае природа человека подвергалась сомнению.
Поэтому не надо мне винить себя за то, что я способствовал изменению модели человека на более лучшую. (Из-за того, что общество снова зашло в тупик.) Этого требовали обстоятельства, иначе мы бы рано или поздно закончили самоубийством. И
никакие социализмы, коммунизмы, проекты «Венера» и прочие, не помогли бы. Тут с Ино надо соглашаться…
Да, он оказался не таким простым. Перед тем, как улететь или, точнее сказать, исчезнуть, Ино просто поверг меня в шок. Он явился в образе Мэрилина Мэнсона. Совершенно голый, с лицом мертвеца; с губами, накрашенными чёрной помадой; с библией в руке, прикрывающей причинное место. И заявил, что если я не смогу наставить человечество на путь истинный, он будет вынужден применить крайнюю меру – «Демонтаж». Он сказал, что всё, что он до этого говорил, было притворством, дабы я
согласился на обучение. И после этих слов пропал…
Теперь в моих руках судьба человечества. Теперь я бог. Не абсолютный, конечно, но всё-таки. Теперь я вместо Ино. Он не смог ничего сделать. А смогу ли я с моими новыми
способностями? Он обучил меня многому. Самое поразительное – я умею быть во всех местах Земли одновременно, и это даже покруче, чем манипуляции со временем… Если же не сумею, то… «Демонтаж».
Что за «Демонтаж»? Что за хреновина такая? Он не объяснил. Но и так понятно, что ничего хорошего нас не ждёт…
Сначала исчезнет Большая Медведица, потом Малая. Потом начнут гаснуть другие созвездия. Пока ни одной видимой невооружённым глазом с Земли звезды не останется. Потом станут исчезать планеты: Уран, Нептун, Меркурий, Юпитер, Венера, Марс, Плутон, Сатурн. Потом погаснет Солнце. И неолюди кинутся к нейтринным пушкам. Но, во-вторых, пропускная способность у них небольшая. А, во-первых, куда лететь, если звёзд-то нету? И останется Земля во мраке забвения.
Так или примерно так это, возможно, будет…
Может, наврал всё Ино, припугнул, чтобы таким вот способом лишний раз надавить на меня? Может быть. Но это в общем и не важно, я и без его чудачеств собирался менять мышление неолюдей… По последним данным спецы из КБЧ уже разрабатывают новую модель – получающую удовольствие от различного вида разрушений тела…
Я пока ещё не знаю, с чего начать. Возможно, ключевую роль сыграют люди. Не неолюди, а именно люди. Такие как Андрюха. Я пока ещё не знаю.
Но твёрдо уверен в одном. Я сделаю всё, что в моих силах… Ещё и потому, что строчки из Фреддиной песни, актуальные и поныне, постоянно вертятся у меня на языке:
Конец шестой части