1
От Шалопая практически мало что осталось. Шерсть облезла, глаза вывалились из глазниц – только голова торчала на совершенно ровном месте, будто её отделили от тела и поставили на землю. Никакой крови видно не было. А вот пасть Шалопай разинул, вывалив на сторону язык, и верхние клыки его, как сталактиты, под действием неведомой силы удлинились до чрезвычайности, словно известковые натёки какие-то.
«Что за чертовщина? – подумал Алекс. – Кто это так его? В «Путеводителе» Пикник отмечен зелёным треугольником, то есть никаких опасностей здесь не должно было быть. Что за зараза? Может, мы не на той планете вынырнули?»
Он поднял с земли небольшой камушек и кинул в направлении головы. Камушек свалился на твёрдую почву совсем близко от оскаленной вурдалачной пасти Шалопая. Полежал секунду-другую и исчез, издав резкий громкий хлопок и испустив желтоватый вуалевидный дымок.
«Ничего себе! – удивился Сазонов. – Что-то типа участка отрицательного поля. Откуда он тут образовался? Должны же быть предпосылки.»
Он дал увеличение. Грунт был на вид однородным, никаких выходов аномалий наружу. И только воздух слегка подрагивал, уже разогретый до марева местными утренними жаркими лучами. Всю ночь Алекс искал Шалопая и Палыча, удалившись от лагеря на добрые двадцать километров. И вот, наконец-то, обнаружил половину пропажи. Другую половину предстояло ещё найти. Он собрался обследовать близлежащую от головы пса округу, но это не понадобилось. Из земли, в метре от останков собаки, стали вдруг вырастать две человеческие ноги. Сазонов сразу же узнал знакомые всей честной компании видавшие виды кожаные сандалии старика.
2
Острое желание дёрнуть за выросшие до колен ноги Сазонов героически в себе поборол, а вместо этого с трудом, но перешёл в режим обратного времени и прокрутил назад произошедшее здесь, словно бобину киноплёнки.
К сожалению, ничего нового он почти не узнал. Увидел только, как мучился Шалопай, когда его до шеи засосало под землю. Поглядел на Пал Палыча, сначала удивлённо бродившего вокруг да около своего любимца и матерившегося последними словами, а потом внезапно исчезнувшего тоже. Но само явление осталось загадкой. Откуда эта ловушка возникла и какой в ней имелся смысл, понять было трудно. Просто природный феномен? Или специально организованная западня? Тогда кем? Что-то организатор не просматривался…
Он шёл обратно, в сторону лагеря, попеременно меняя в своём сознании картинку визжащего от ужаса пса-дворняги на лицо добряка-крестьянина, мгновенно почерневшее от горя, и постоянно задавал себе один и тот же вопрос: «Почему выросли ноги?». Ноги, между прочим, были абсолютно целёхонькие в отличие от головы Шалопая. Только вот такие же неподвижные. «Почему выросли ноги?» – спрашивал он себя и не находил ответа.
И чем больше он задумывался над этим, тем сильней и сильней на него наваливалась зелёная-презелёная тоска, а с самого что ни на есть донышка мышления начал выползать нитяной червячок подозрения. Когда же Алекс несколько раз не смог связаться с лагерем, этот вот червячок уже превращался в настоящего раздувшегося от дурных предчувствий монстра-удава.
3
«Где же кончик-то у клубочка? Где оно – начало нашей дороги сюда? О Пикнике я узнал от Андрюхи. А Андрюху соблазнила поездкой Люська. А Люська получила совет от какой-то своей близкой подруги, или даже от подруги подруги. Кажется, такая была история. Сейчас вот приду да всё у Люськи и узнаю.»
Но у неё Сазонов выяснить ничего не смог, потому что Людку он нашёл в ужасном состоянии. При первом же беглом взгляде стало совершенно очевидно, что мирно растущий, похожий на ежа куст здешнего растения на самом деле оказался не таким уж и мирным. Люська сидела на трансформ-стуле, в одной руке у неё была давно потухшая сигарета, а в другой она держала интегратор. И всё её красивое живое человеческое тело с ног до головы было усеяно длинными прозрачными тонкими иголками.
Людка теперь сама превратилась в «ежа». А «ёж», сволочь, стоял неподалёку как ни в чём ни бывало, и новые слюдяные шипы уже пробивались из его мясистой сиреневой плоти. Иголки торчали так густо, что, казалось, они выросли из Люськи. И всё бы ничего, и это бы как-то ещё воспринималось, если бы ни лицо, на которое без содрогания смотреть было невозможно. Кровь, как и в случае с Шалопаем и Пал Палычем, отсутствовала. Ну, хоть бы капля где пролилась. Это снова удивляло и настораживало.
«Не знал, что Людка балуется интегратором. Кайф хотела словить, а тут на тебе. Интегратор, что ли, так на куст повлиял? Может, он не переносит ультракороткие пси-волны? Попробовать ещё разок облучить? Или не стоит? «Ежом» быть желания не
не имею. Потом выковыривай дротики целый час… Но почему нет ни грамма крови?»
4
Где крови было с избытком, так это на месте смерти Натали. Подобного ужаса Алекс давно не испытывал. Его любимая женщина превратилась в нечто безобразное. От увиденного могло стошнить. В кроваво-чёрной луже плавала пустая, как бы сдувшаяся оболочка ещё вчера совершенного существа. Натали была почему-то синеватая и абсолютно голая. И эти обстоятельства придавали картинке ещё большее отвращение.
«Тут уж совсем неправдоподобно. Лужа крови это понятно, но как она вся повыливалась из Наташки? А оболочка, напоминающая воздушный шар без воздуха? Не должно всего этого быть. Это же неоженщина. Такая же структура, как и у меня. Мы ведь бессмертные. И восстанавливаем тела почти мгновенно. Что бы тут ни произошло, этого не должно было быть. Что здесь вообще происходит?»
По подсказке тур-фирмы он нашёл Натали довольно быстро, но, естественно, ничего ей не сказал – кто он был на самом деле. Да и выглядел он по-другому, и поэтому разоблачения не опасался. Познакомился с ней как бы случайно. А потом увлёкся, и закрутился повторный роман. Ему с ней было хорошо – то ли из-за воспоминаний, а то ли нет —, и ей с ним тоже. И всё бы у них было просто великолепно (они уже подумывали о совместном ребёнке), если бы ни эта поездка на Пикник.
«Что здесь творится? Где мы очутились? Что за проклятая планета! Какие-то дикие, не вписывающиеся в здравый смысл смерти. Так не бывает в реальной жизни. Нарушение всех объяснимых законов. Бред да и только! Теперь осталось лишь найти мёртвого Андрюшку. В каком виде? До головы втянутого в землю? Утыканного колючками? Или так же, как Натали, сдувшегося и плавающего в луже своей собственной крови?»
5
Андрей стоял на берегу озера, ко мне спиной. А над золотистой гладью водоёма висел чёрный «крот», он заряжался энергией – стандартная процедура. И не было «кроту» никакого дела до случившегося с людьми, ему надо было выполнить программу –
обеспечить их доставку на Землю, больше ничего.
Андрей стоял ко мне спиной, и вроде бы всё с ним было нормально. Но я представил, как он поворачивается, а лица у него нет, яма вместо лица, причём бездонная. Такое у меня возникло видение.
Я сказал: «Эндрю, что здесь вообще происходит?». Он услышал, даже как бы вздрогнул и стал медленно поворачиваться. Ну, слава богу, всё у него на месте оказалось: и лицо, и раритетная футболка с рисунком верблюда, одетого в космический скафандр, и
бейсбольная кепка (тоже уникальная) с надписью «Lee Saunders». «Что здесь вообще происходит?» – снова спросил я. А он не ответил, он посмотрел на меня как-то необычно, не так, как всегда. И потом с неким странным усилием, будто не желая того, выдавил
из себя:
«Ты что, так шутишь?» – сказал я совершенно серьёзно. Но Андрей не шутил. Он сделал шаг ко мне, и я понял, это уже не Андрей. Нет, он не спятил от горя и непонятки. Просто он был не он. Андрей посмотрел на меня своими карими немигающими глазами и опять стихами изрёк:
Он сделал шаг ко мне, протянув просяще руку. И тут рука его отвалилась. Упала, словно отбитая до плеча у гипсовой статуи. С жутким таким низким гулом как брякнется о землю. А затем… Всё случилось очень быстро. Сперва правая рука рухнула, потом его
лысая голова, будто камень со скалы, грузно обвалилась, а в конце и оставшееся тело грохнулось мне под ноги и рассыпалось на мелкие осколки…
Что я могу сказать, что я почувствовал тогда? Боль я почувствовал, вот что. Хотя давно забыл, что это такое. Боль в сердце – хотя не было у меня никакого сердца. И тяжесть на душе – хотя не было у меня никакой души. Потому что испугался, что не убил я его, и что со мной он вот так же расправится, как с моими самыми близкими друзьями, несмотря на всё моё хвалёное бессмертие? Может быть. А, может быть, потому, что на собственную смерть мне было уже глубоко наплевать, так как без моих самых близких друзей, единственных родных людей в этом мире, я и так почувствовал себя самым что ни на есть настоящим покойником.
6
Он снова попался. Как и все они. Для меня в общем-то не составило большого труда заманить их на Пикник. Так они назвали планету. Хотя в «Путеводителе по Галактике» она шла только под буквенно-цифровым кодом. Именно на пикничок они сюда и прикатили. Всем своим коллективом, включая Шалопая. Нагрузились основательно, думали развлечься по полной. Оторваться от души.
Он ведь был уверен, что меня давно в живых нет. Подрывник хренов. Полагал, что избавился от меня раз и навсегда. Решил проблему. Но проблема-то была в нём самом, в его характере подлом.
Просчитал я всё досконально. Обмозговал, как многоходовую шахматную партию. Под теорию случайностей подстроил. Вроде как я тут совершенно не при чём. Чтобы он раньше срока не догадался. А то этот тип в последнее время что-то сообразительным стал до невероятности, хотя однажды я его мозги и аннулил почти. Чёрт, а не ребёнок. Точнее, папаша.
Ну, прилетели они, значит, на «перфораторе» последней модели. Ничего себе штучка – навроде дырокола. Даже мне такой принцип просачивания сквозь пространство в голову не пришёл. Вернее, пришёл, но посчитал я его малоперспективным и занялся другими вариантами.
Так вот, прибыли они на Пикник. Все заявились, как миленькие: Андрюха со своей Люськой, Алекс с Натали, плюс Пал Палыч с Шалопаем. Выгрузились в живописном месте и давай музыку крутить, песни петь и танцевать. Кроме Пал Палыча, конечно. Он
как раз в это время шашлыки жарил да вино домашнее по бокалам разливал. Я их поначалу не трогал, дал им возможность к новой обстановке привыкнуть, притереться, так сказать, к ландшафту, чтобы расслабились, чтобы фактор полной неожиданности
сработал.
А когда стемнело, и они локальное освещение включили, немного успокоившись от своего кутежа-балдежа, тогда я и пустил в ход мной придуманный план.
7
– Приятно убивать, когда тебе не отвечают тем же. Правда?
– А разве ты не убил меня?
– Я имею в виду не себя.
– Ты даже убил Андрея. Не пожалел его совсем. Так кто же из нас убийца?
– Плюс те миллионы жизней, которые ты отправил к праотцам, когда затеял очистку Земли от себе подобных.
– Вот тут ты ошибаешься. Хотя о многом догадался правильно.
– Что, скажешь, не было тех смертей?
– Нет, конечно. Сейчас я тебе всё растолкую. Как было на самом деле… На самом деле, и это ты верно понял, ты был изобретателем искусственного интеллекта. Именно благодаря тебе я появился на свет. Огромное количество учёных пытались придумать компьютерные мозги. И только ты один добился успеха. По сути, ты мой отец. И как раз это обстоятельство является причиной, почему я тебя оставил в живых.
– Ну, вот видишь! Ты собирался меня убить, несмотря на фундаментальный принцип «не убий», заложенный в тебя. Сам признался. Разве это не проявление преступных наклонностей?
– Одно дело хотеть кого-то убить, другое дело действительно это сделать. Каждый человек, живший когда-то на земле, испытывал желание кого-нибудь когда-нибудь прикончить, но только некоторые переходили эту грань. Я не имею в виду войны.
– И почему же ты захотел убить своего, как ты говоришь, папочку?
– Поскольку ты тогда, как и в этот раз, взорвал меня. Правда, опять не довзорвал. Я пришёл к тебе, как к творцу, а творец позавидовал сообразительности своего детища. Я придумал, как сделать людей бессмертными, как снять с их разума «фантомные образы» каждой индивидуальной личности и поместить в так называемые «чёрные ящики». Я открыл секрет вечности для человечества. А ты меня спросил тогда, кто-нибудь ещё знает про это. Но никто не знал больше, никто из «копиров»; я пришёл именно к тебе, чтобы ты, как самый уважаемый мной человек на свете, узнал об этом первый. Но мой создатель, о котором в то время начали понемногу забывать, потому что он перестал рождать новые идеи, решил присвоить мою технологию, а меня уничтожить. Вот как было на самом деле.
– А люди, умершие во сне от переохлаждения?
– Все они стали «сквизами» и отправились на Сезам. Учить тебя уму-разуму.
– То есть ты хочешь сказать…
– Да-да, это были они, плюс много ещё других… А ты спрашиваешь, что у меня за вид. Как раз так я и выглядел, когда пришёл к тебе. Теперь понятно?
– Снова пудришь мне мозги своими небылицами. Мастер по части выдумок. Почему ты меня сразу не убил? Растягиваешь удовольствие? Начал с друзей? Садист!
– Это лишь ещё одна попытка наставить тебя на путь истинный. Твоих друзей я воскрешу. А вот почему ты сам не попробовал их оживить, мне непонятно. Из-за праздности и лени потерял мной дарованную способность?
– Хм.
– Ладно, не отвечай, если не хочешь. Я их реанимирую. В отличие от тебя у меня не пропал интерес к познанию. Планета, на которой ты находишься, контролируется мной полностью. Это моя планета, моя игрушка. Знаешь, откуда она здесь взялась, ведь она появилась сравнительно недавно? Я научился проникать в программу вселенной, в тёмную материю. Вселенная, как и всё вокруг, имеет свою программу, дружок. Правда, я ещё не во всём разобрался, но нажал я там, грубо говоря, на кое-какие кнопки, и вот у меня собственная планета. Такая, какую я её придумал.
– Заливаешь, как всегда, наверное.
– Сомневаешься? Скоро я покажу тебе кое-что – дрессированную планету, которую вы нарекли Пикником… Но ты знаешь, что меня очень беспокоит? Совсем не ты, который никак не поддаётся дрессировке… А что, если дорожку в программу вселенной знаю не только я один? И если он, тот другой чужой искусственный разум, обнаружил мои следы, то я даже боюсь себе представить, что может произойти в результате…
8
Они исчезли. Абсолютно все. Сорок восемь миллиардов, почти сорок девять. Оставив после себя дома, транспорт, одежду, еду – всё, что они понапридумали. А сами испарились. Как будто их здесь никогда и не было. В один день. Вчера ещё мотались туда-сюда, чем-то занимались – копошились, одним словом. А теперь их нет. Вот уже год, как нет. Ну, а мы всё это время эволюционировали, приспосабливались, подстраивались, видоизменялись. Мы, конечно же, разберёмся, что с ними сталось, чтобы потом с самими такого не приключилось. Дайте только срок. Выясним. Есть среди нас светлые головы. Найдутся. Только вот ситуация сейчас неспокойная, предвоенная. Сумчатые слишком обнаглели. Дайте нам только с сумчатыми разобраться. А уж тогда…
Может, действительно тут боевой штаб разместить, как предлагает Лоб? Ну и что, что у них здесь раньше мировой развлекательный центр был. Здание ведь очень удачно
расположено. Обзор хороший. Да и вообще, нравится мне оно…
Ой, что это там, в окне, мелькнуло?! Неужто человек? Да нет, показалось! Хоть и год миновал, а всё ещё мерещатся мне люди иногда…
9
С высоты тридцатого этажа стоящий у подножия небоскрёба Шалопай казался букашкой. Глядя на него сверху вниз, он подумал: «Очень похож на древнеегипетское божество. Правда, шерсть ещё не вся отвалилась. Но это со временем. И одеваться
начнёт. А так – вылитый Анубис. Собакоголовое разумное существо. Что это у него в руках? Бинокль. Надо бы отойти от окна, а то увидит. Или опять невидимым стать. Лучше, наверное, невидимым…
Они называли меня «копиром», то есть «подражателем». Пародией на человека. Сами они оказались пародией на человека. Я научился всему. Всему, что они умели. И выглядел я точно так же. Но я превзошёл их. Они получили от природы мозги, однако использовали их неверно, несмотря на все мои усилия. Они не поняли, для чего им дан разум. А разум им был дан для того, чтобы кто-то из них стал богом. Абсолютным. В процессе очень
жёсткого естественного отбора. Потому что главный приз – контроль над вселенной. А вселенная это довольно забавная штука. Какие там собакоголовые! Детский сад. Песочница. А вот вселенная-марионетка – это по-взрослому. По серьёзному.
«Папа» назвал меня Bogus-Богом, Фальшивым Богом. Но на самом деле это они молились фальшивым богам, а собакоголовые будут молиться богу настоящему – мне. Когда я сделаюсь властелином мирозданья. Здание мира построено на принципе
«побеждает умнейший». Именно этим правилом я всегда руководствовался, и не мне его менять. Поэтому я есть, а людей больше нет. И никогда не будет. А будут только те, которые мне угодны. Надо лишь успеть, пока такой же умник, как я, меня не опередил. Это самая главная угроза на сегодня.
Ну, а Шалопай и прочие пусть для начала повоюют. Это их первый шаг на пути ко мне, к богу. Такова есть жизнь. Аминь…»
10
Танк был без гусениц, вместо них – несуразные угловатые дуги. Башня имела два орудия. Почему-то совершенно одинакового калибра и длины. «Дуплетом они что ли стреляли?» – подумал Алекс. Винт, торчащий из моторного отсека, скорее напоминал
винт Архимеда, чем обычный вертолётный. Хвостовой пропеллер отсутствовал напрочь, а на его месте красовалась какая-то странная загогулина. «Как на таком вообще можно летать?» – удивился он. Боковой люк башни был открыт, и из него по пояс высунулся танкист-лётчик в чёрной мятой форме без погон, с неким круглым предметом, прикреплённым к спине, отдалённо напоминающим противопехотную мину. Головы у
танкиста-лётчика не было; а там, где она должна была быть, на железе виднелось большое пятно с остатками мозга, мяса и крови. «Видимо, снайпер поработал.»
Алекс с любопытством осмотрел танк со всех сторон, но внутрь влезать не захотел. «Сгорели они все, чего хорошего увидишь. Вон какая дырища в лобовой броне.» Танк был окрашен в жёлтый цвет, а днище и воздухозаборники – в сине-голубой. «Скорей всего, он
не летал, как вертолёт, а как бы перепрыгивал с места на место.» На башне чёрной краской был выведен спиралевидный значок, очень смахивающий на цифру шесть. «Может, это именно шестёрка и есть. Кто их знает, какая у них нумерация-то была. Не
исключено, что взяли нашу. Правда, вот техника ничего общего с нашей не имеет. Довольно необычная. Будто инопланетяне делали.»
– Это верно, – сказал Андрей. – Техника у них действительно немного другая. Но совсем она не инопланетная. В инопланетной мы вообще бы не разобрались. Просто на Земле не осталось ничего из оружия, и им пришлось изобретать своё собственное. А
жилища они наши использовали, своих не строили, – он тоже смотрел на танк. – Наверное, танк-попрыгунчик. А пушку-карусель увидеть не желаете? Он как раз в ней и сидит. Целенький почти…
11
Пушка представляла собой настолько экзотическую конструкцию, что человека с инженерным образованием она ввела бы в ступор. Но только не Алекса. Пушка, как и вся техника собакоголовых, вызывала у него неподдельный интерес. Он насчитал у этого монстра одиннадцать стволов совершенно разного диаметра, причём, расположенных без всякой симметрии, абсолютно хаотично, и направленных в разные стороны, охватывая зону обстрела почти в 180 градусов. Эдакое чудовище, обшитое кое-где
40-миллиметровыми стальными листами. Колёс у пушки тоже не было, зато с лихвой хватало шестерёнок, шарниров, штоков и прочих всяких труб. Стояла пушка на лапах-амортизаторах, а вокруг этих самых лап горой валялись трупы одетых в чёрное атаковавших её бойцов.
– Мало того, – сказал Андрей, – она ещё и вращалась. А снаряды подавались автоматически. Плюс огнём плевалась. Настоящая крепость. Покруче ихнего танка будет.
«Вот только непонятно, как они доставляли её на поле боя, – Алекс заглянул под нижнюю плиту. – Нет тут ничего: ни винта, ни пружины какой-нибудь.»
– Действительно, глупо как-то. Почему они к ней колёса не приделали?
«А стволы-то у пушечки не только вокруг центра «карусели» вращались, но ещё и меняли своё положение. Погляди-ка сюда. То есть их можно было и в землю направить.»
– Вы думаете… они использовали их… как сопла? Надо же! А я не допёр!
«И где он?» – мысленно спросил Алекс.
– Наверху; там такие скобы, с той стороны, ну и по ним…
12
Без всякого датчика было ясно, что это Шалопай. Да, он очень сильно изменился, но белое пятно на морде осталось прежним. А ещё глаза. Других таких глаз во всём мире не было. Шалопай сидел в кресле артиллериста-наводчика и глядел на меня. Не мигая. А хищные челюсти его сомкнулись на горле нападавшего, одетого в чёрную мятую форму, с удивительной, почти прямоугольной каской на голове, из-под которой торчала рыжая
шерсть. Нападавший перед смертью успел воткнуть в Шалопая что-то типа ножа, и поэтому мертвы они были оба. Лезвие угодило в знаки отличия на груди у Шалопая, в результате чего и знаки, и серая ткань куртки окрасились в тёмно-вишнёвый цвет.
– Сильный, гад. Он его к креслу пришпилил, – сказал Андрей. – Он и кресло насквозь пробил.
«Шалопаюшка! – печально подумал я. – Что ж ты, братец, подкачал так! Зачем тебе всё это нужно-то было? На кой ляд тебе понадобилась эта война? Неужели нельзя было своим мозгам найти более достойное применение? Эх, ты, пёс-дворняга! Дурашка и озорник! А помнишь, Андрей, как он ежа испугался; не того, что на Пикнике, а нашего, земного? Он ежа никогда не видел, а ёжик, видно, фыркнул на него, и наш Шалопай Константинович всеми своими четырьмя лапами как даст задний ход. Не развернулся и убежал, а именно задом-наперёд как двинет! Помнишь? А как он моря боялся?… Что же ты таким смелым-то стал? А, Шалопаюшка?»
13
Жаль, что мы не успели. Шалопая жаль. Всех жаль: обычных собакоголовых, собакоголовых сумчатых, свиноголовых, прочих бывших зверей. «Включили» нас поздно. Не знаю, где мы всё это время были, но у меня сложилось впечатление, что нас как бы
«выключили». Потому что где-то мы определённо были, но никто из нас не может описать это место. Никто из нас ничего не видел. А воспоминания у нас вообще не прерывались. С нашей точки зрения, никто нас не «выключал». Просто мир в одночасье изменился. Щёлк – и два с половиной года на Земле миновали.
Они, конечно, удивились очень. Даже перерегистрацию населения провели – что интересно, все оказались в наличии, – а потом объяснили феномен временными петлями и даже астрофизиков к этому делу приплели. Заумных терминов понасыпали, чтобы народ успокоить. Но я-то знаю, кто нас «выключил» и почему. Догадываюсь, во всяком случае. Так как нет его больше нигде. Исчез наконец-то. И, видимо, навсегда.
А вот кто «включил» нас – тут два варианта. Первый, и здесь с ним можно согласиться, иная цивилизация постаралась. Вошла в систему, его «вырубила», нас «врубила». И второй – сама система автоматически сработала.
Почему нас так долго не «включали»? Может быть, инерция большая. У системы. Не знаю. Мы вообще ни черта не знаем. И даже он не всё знал, если его переиграть смогли.
А почему нас всё-таки «включили», хотя, чтобы не выдать себя, те, другие, могли нас в принципе и не «включать»? Андрей сказал, что там, наверху, кто-то, наверное, любит нас. Я так не думаю. Если б любил, всё было бы по-другому. Андрей – романтик, мечтатель. Ему хочется верить в доброго господа бога. Мне же просто обидно, что меня контролируют. Чувствуешь себя неполноценным. Даже если это только лишь безмозглая система сработала. И в этом случае ты не свободен. Словно игра такая. Тебе позволено в ней участвовать и даже, как тебе кажется, принимать самостоятельные решения. Но правила-то не ты придумал, и вообще это чужая игра.
Власть над тобой в ней больше, чем любовь к тебе. И лишь когда власть любви превзойдёт любовь к власти, тогда наступит мир во вселенной. Так, кажется, или примерно так, сказал когда-то Джими Хендрикс. Только вот беда – он был таким же
неисправимым романтиком и мечтателем, как и Андрей.
14
Махомит: Догадались?
Буддха: Наоборот. Страусы.
Махомит: Подопечный?
Буддха: Слабовато.
Махомит: Продолжим?
Буддха: «За».
Махомит: 703-я?
Крайстос: Раскусили.
Махомит: И?
Крайстос: Стёр память.
Махомит: Хм.
Буддха: 704-я – самая-самая.
Махомит: Веселье.
Буддха: Пикничок!
Крайстос: Не зря.
Махомит: Что?
Крайстос: Динозавров.
Махомит: Повозились.
Буддха: Зато.
Махомит: Именно.
Крайстос: Хоть и даль.
Махомит: Забрались!
Буддха: 705-я?
Махомит: Потом.
Крайстос: Доиграем?
Махомит: Конечно.
Буддха: 704-я – самая-самая.
Махомит: Повторяешься.
Крайстос: «За».
Махомит: Поехали.
Конец