Командир дивизии генерал-майор Лукьянов вызвал меня к себе и поставил задачу: «Сегодня, 13 января 1944 года, дивизия оставляет свой участок обороны, не снимая при этом прикрытия. Ваша задача осмотреть все землянки переднего края, выяснить, не остались ли в какой-нибудь из них люди и оружие. В помощь вам оставляю отделение разведчиков. После осмотра всех землянок вас будет ожидать автомашина в условленном месте. При прохождении всего участка линии нашей обороны вы должны подбрасывать в костры заготовленные дрова. Срок исполнения к 6-00 14 января 1944 года».

Мне это показалось очень странным, но приказ есть приказ, его не обсуждают. Осмотреть весь участок обороны протяженностью 18–20 км мы не смогли, но точно в 6-00 вышли в условленное место, где нас ждала машина. Дорога шла вдоль правого берега Волхова и вся была заметена снегом, так что в расположение дивизии мы прибыли только к 8 утра 14 января.

Едва я успел доложить генералу о выполнении приказа, как началась артиллерийская подготовка, загремел «бог войны». Такой музыки мы никогда не слышали, длилась артподготовка 1 час 50 минут. За огневым валом пошла пехота, связисты потянули провода. Пробираться приходилось в буквальном смысле по выжженной земле. Наша артиллерия перепахала всю немецкую оборону как по фронту, так и в глубину на 6 км. В этой полосе не осталось даже следа от проволочных заграждений, дотов, дзотов или окопов. Понятно, что не увидели мы и ни одного немца.

За первый день наступления дивизия продвинулась вперед на 32 км. Был занят сильно укрепленный узел сопротивления в деревне Подберезье. От самой деревни остался лишь лес печных труб, она была полностью сожжена фашистами.

Так началось общее наступление Волховского и Ленинградского фронтов. 2-я стрелковая дивизия была снята со своего участка обороны и переброшена южнее на 30 км, в сторону города Новгорода. Нам поставили задачу взять деревню Оссия и продвигаться на запад.

20 января был освобожден г. Новгород. Однако противник продолжал оказывать упорное сопротивление. В ходе ожесточенных боев 23 января дивизия заняла деревню Оссия.

Во время этих боев был ранен начальник политотдела дивизии подполковник Кустов К. А., погиб снайпер 13-го стрелкового полка, монгол по национальности и Герой Советского Союза, фамилии которого я, к великому сожалению, не запомнил.

После потери деревни Подберезье фашисты решили вернуть утраченные позиции и бросили в наступление танки. Два года стояния в обороне и отсутствие навыка борьбы с бронетехникой сказались на работе кабельной роты. Связисты растерялись, и проводная связь была парализована. Однако им понадобилось всего несколько дней, чтобы освоиться в новых для них условиях боя, с 15 января связь работала в нормальном режиме.

Со взятием деревни Оссия наступил перелом, противник побежал. Дивизия преследовала бегущих фашистов, проходя в день до 30 км. Ночью мы не наступали, но даже такой темп наступления был страшно труден для линейщиков. При каждом перемещении им нужно было размотать 30 км кабеля за движущимся полком, а затем смотать его на катушки и на следующий день вновь разматывать. Связистам совсем не оставалось времени на отдых.

Личный состав дивизии с самого начала наступления столкнулся с фактами массовых зверств, учиненных фашистами. Отступая, фашисты сжигали все наши деревни, грабили, убивали, насиловали.

Одну небольшую деревушку немцы подожгли прямо на наших глазах. Мы видели, как, сделав свое черное дело, факельщик и его помощник уносили ноги с места преступления. К сожалению, им удалось удрать. На околице деревни стояла избушка с заколоченными окнами, в которой были заперты попавшие в плен наши раненые воины. Этот домик тоже горел. Превозмогая сильную боль, раненые выломали доски в окне и стали выбрасываться на улицу, ища спасения в снегу. Одежда на них горела. Однако спаслись немногие, большинство из них скончались в ужасных мучениях. В этой же деревне было обнаружено много трупов наших солдат с колотыми ранами. Даже убегая, фашисты глумились над пленными.

В 4–5 км от деревни был обнаружен труп женщины, на которой не было ни лоскутка материи. Живот вспорот, внутренности извлечены, а вместо них набита солома. Эти сцены потрясли наших воинов, каждый дал клятву уничтожать фашистских извергов без пощады.

Все время моей службы под началом командира 2-й стрелковой дивизии генерала Лукьянова я чувствовал на себе какое-то особое внимание с его стороны. Однажды Лукьянов поручил мне съездить в ДОП и привезти четыре пол-литровых бутылки водки, хотя у него были адъютант и ординарец. 3 сентября 1943 г. в нарушение субординации назначил меня старшим по штабу дивизии, а 13 января 1944 г. доверил осмотреть весь передний край обороны.

Эти поручения выходили за рамки моих служебных обязанностей и не всегда соответствовали моему званию и статусу в дивизии. Что стояло за этим вниманием к моей персоне, так и осталось для меня тайной, но, чтобы не обострять отношений, я выполнял все эти странные распоряжения.

Похожий случай произошел и осенью 1942 г. В тот день был получен приказ Ставки Верховного главнокомандования, предписывающий расстреливать всех лиц, совершивших кражу продуктов питания. В этом же приказе было сказано, что кормление с котла посторонних лиц без аттестата также должно расцениваться как кража продуктов питания. Утром этот приказ был зачитан во всех частях, а вечером того же дня к командиру дивизии Лукьянову прибыл генерал-лейтенант, начальник штаба 59-й армии. Он попросил его накормить. Поскольку на всех видах довольствия штаб дивизии стоял в батальоне связи, начальник штаба, полковник Крицын, обратился ко мне. В ответ я напомнил ему о сегодняшнем приказе Ставки. Сложилась просто-таки трагикомическая ситуация, генералы возмущаются, чихвостят нас с Крицыным в хвост и в гриву, но сделать ничего не могут. Лишь в 2 часа ночи, когда был составлен акт на списание продуктов, мы накормили генералов. До войны Крицын так же как и я был главным бухгалтером.