Что-то кольнуло меня в шею. Я машинально хлопнул ладонью по воротнику, но крупный комар успел увернуться и, пронзительно пища, отлетел в сторону.

— Скотина, — выругался я, почёсывая место укуса.

Тут же последовал ещё один укол, уже в руку. Я махнул ей, прогоняя насекомое, и отскочил от третьего комара.

— Да сколько же вас здесь?!

Четвёртый и пятый впились в щёку. Я был совершенно уверен, что прихлопнул их, но они будто бы испарились. Укусы начали зудеть, и каждое касание только усиливало зуд, доводя его до жжения. Один за другим, они вспухали, превращаясь в огромные красные волдыри. Комаров становилось всё больше, они жалили во все открытые участки кожи, забирались в рукава и под рубашку. Вскоре уже всё тело горело, почти сводя меня с ума. Мне начало казаться, что по мере того, как росло моё раздражение, зуд становился только сильнее. Когда оно переросло в гнев, насекомые облепили меня, разом налетев со всех сторон.

Не от них ли отмахивался шинигами, когда принял человеческий облик? Не об этом ли предупреждала меня Кария, когда говорила, что здесь опасно? Я слишком поздно осознал, насколько беспечным позволил себе быть.

Проклятье! Поговаривают, что в тайге водятся такие тучи комаров, что они могут выпить корову, сделав из неё мешок с костями. Буквально. Мне совсем не хотелось проверять, возможно ли такое, на себе.

Яростно размахивая руками, я бросился бежать. какое-то время кровососы преследовали меня, но вскоре отстали. С трудом отдышавшись и проверив, не осталось ли кого под одеждой, я с удивлением обнаружил, что пятна от укусов уменьшились. Оставалось только надеяться, что мелкие твари не потравили меня чем-нибудь.

Но что это, чёрт подери, было?!

В конце концов, мне приходилось выпутываться и из ситуаций покруче. Уверенность в своих силах понемногу возвращалась, а с ней и готовность показать любому встречному кузькину мать. Я редко пользуюсь магией открыто, однако, если кто-то ещё вздумает попробовать меня на вкус, его встретит огненный шторм.

Вцепившийся в фонарный столб эльф наблюдал за мной, как за очередной добычей. Эта ушастая волосатая скотина только и думала, как бы поскорее усесться мне на грудь и вдоволь наесться страха, наслав целый сонм кошмаров.

Почувствовав лёгкое прикосновение к щеке, я вскрикнул и отшатнулся. Бабочка — всего лишь бабочка — поднялась к фонарю и принялась биться об лампу.

— Спокойствие, — прошептал я сам себе. — Воля и разум, так? Анализировать. Анализировать и находить оптимальное решение.

Если именно такие насекомые пытались напасть на шинигами, то почему он так легко от них избавился? В чём различие между нами? В том, что он божество? Ну, так и я не какой-то там захудалый волшебник, и ещё неизвестно, кто бы победил, сойдись мы в драке в полную силу. Значит, дело не в этом — шинигами знал способ. Он не использовал артефакты, не применял магию, не произносил никаких фраз. Единственная разница между нами — это…

Поведение.

Вот почему шинигами был так надменно холоден и отстранён. Вот почему волдыри увеличились, когда я разозлился. Вот почему нападения прекратились, стоило только взять себя в руки. Комары реагировали на эмоции. Чтобы избежать проблем в дальнейшем, следует контролировать себя. В конце концов, по сравнению и с насекомыми, и с эльфом, вершиной эволюции был я. Так что, я тут буду решать, кто кого жрёт.

Бабочка спустилась от лампы и села мне на рукав. Она напоминала обычную белую капустницу, только края крыльев были неровными, словно обгрызенными кем-то. Я собирался согнать её, однако заметил, как эльф недовольно взвизгнул и забрался повыше на столб. Это выглядело так, будто он испугался этой бабочки.

— Хм. Не знаю, откуда ты взялась, — сказал я, продолжая рассматривать её белые крылья, — но местная нечисть, кажется, от тебя не в восторге.

Что-то крупное выступило из тени. Не такое, как те колоссы, которых я видел вдалеке; всего четыре-пять метров в высоту. Когда оно вышло на свет, я смог рассмотреть получше: тумбообразные ноги, тело, напоминающее большую бочку, четыре руки: две тонкие и худые, и две мускулистые; причём, последние заканчивались огромными секирами. Всё существо навевало мысли о монстре Франкенштейна, тем более, что все части его тела были не то сшиты суровыми нитками, не то провздеты верёвками.

— Да вы прёте один за другим, — мрачно прокомментировал я. — Если есть какое-то дело — говори. Иначе — проваливай.

— Смело, — прорычал монстр. — Мне пришлось искать тебя, грешник.

Я потёр подбородок и, засунув руки в карманы, спросил:

— А ты, вообще, кто?

Монстр поднял вверх одну из тех рук, на которых вместо кисти были лезвия, и сразу же опустил её.

— Я — твой палач!

— Фу, какая банальная фраза.

«Мой палач» явно не ожидал, что я увернусь. Это представляло его не самым умным монстром на свете. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: из-за габаритов и телосложения у него очень сильные атаки — секира запросто раздробила асфальт, но сам он — медлительный и неуклюжий. Плюс такое огромное оружие весило тоже немало и обладало соответствующей инерцией, поэтому монстр не мог изменять траекторию лезвия во время его движения. Скорее всего, он захватывает жертву тонкими руками, и затем, обездвижив, рубит. Я был меньше и быстрее, уклоняться от него не составляло для меня абсолютно никакого труда. Главное, следить за теми руками, которые могут схватить, и не попадаться в них, а затем…

— Effrego!

Монстр даже не пошатнулся. То ли из-за промахнувшегося заклинания, то ли благодаря толстенным ногам, обеспечивавшим устойчивость этакой бочки. Я повторил попытку с другой стороны — он устоял и тогда. Вскоре стало ясно, что заклинание практически не действует. Пора было переходить к более рациональным действиям. Иными словами, сваливать. Пускай он ищет меня и дальше, думал я. Главное, уйти с Обратной стороны целым и невредимым.

— Тебе с ним не справиться! — раздался откуда-то голос. — Я помогу!

Уродец-переросток в недоумении остановился. Я повертел головой и увидел вдалеке человека. Странно, конечно, что кто-то захотел ни с того, ни с сего заступиться за меня, однако, если он желает стать новой мишенью для громадины с секирами, возражать не буду.

— Да, уж, пожалуйста.

Размытая тень метнулась в нашу сторону. Всего нескольких миллиметров не хватило, чтобы холодная сталь рассекла мне лицо; я даже почувствовал прохладу, исходившую от клинка. Вот, что называется «это было близко».

Между мной и монстром вполоборота стояла молодая женщина — лет двадцати пяти. Её можно было назвать красивой. Тонкие, правильные черты лица, неплохая фигура, пусть и не настолько соблазнительная, как у Карии; зато её светлая, в меру загоревшая кожа не переливалась на свету всеми оттенками зелёного. Хотя эта девица слишком уж походила на какую-то бродяжку. Её одежда представляла собой лохмотья — искусно сшитые, они образовывали юбку чуть ниже колен и некое подобие майки. Высокие сапоги тоже были не новыми. Далеко не новыми. Ну, очень далеко. Единственное, что показалось мне не раздобытым в помоечном сэконд-хэнде, так это яркая красная лента, стягивавшая тёмные волосы незнакомки. Они были недостаточно прямыми и длинными, чтобы покорно свисать вниз, и образовывали объёмный хвост, придававший ей некоторую экстравагантность. Сверх той, что уже была. Незнакомка глянула на меня из-под длинной чёлки и сплюнула в сторону.

— Ты с ума сошла, женщина?! — крикнул я, едва придя в себя. — Так же и убить можно!

Она повернулась к монстру, едва заметно кивнула в знак приветствия и попросила:

— Великий палач! К чему тебе возиться с этим грешником? Позволь мне разобраться с ним.

Тот обдумал предложение, затратив на это, пожалуй, больше времени, чем требовалось, и пошёл прочь, бросив на ходу: «Да будет так».

— Ну, пожалуй, и мне пора, — я махнул рукой на прощание. — Бывай!

— Стой и не дёргайся, — сухо приказала она, поднимая руку. К тыльной стороне её запястья двумя ремнями был привязан тонкий кинжал. Видимо, это давало возможность располосовать врага, оставляя руки свободными. — Не будешь сопротивляться — умрёшь без мучений.

От такой наглости у меня аж дыхание перехватило. Значит, она и не думала мне помогать, и, действительно, собралась прирезать как бы между делом?

Проклятье! Ситуация значительно осложнялась. Если убежать от неповоротливого монстра было плёвым делом, то избавиться от такого преследователя — быстрого и ловкого — казалось практически невозможным. В таких случаях лучше тянуть время, чтобы успеть спланировать каждый шаг.

— Эй, давай не будем торопиться, — я широко улыбнулся и поднял руки. — Видишь, я безоружен. Просто, я тут новенький и, как бы, заблудился. Может, подскажешь, как отсюда выходят?

— Выходят? — переспросила женщина, направляя на меня кинжал. — Не пойми меня неправильно, но ты уйдёшь, а мне здесь ещё жить. Я всего лишь хочу заручиться покровительством кого-нибудь могущественного. Ничего личного, грешник.

— Да какой я тебе, к чёрту, грешник?! — возмутился я, позабыв про сдержанность. — Ты меня вообще первый раз в жизни видишь!

— По твою душу пришёл палач, — невозмутимо ответила она. — А раз пришёл, значит, есть за что.

— На всех моей души не хватит.

— Особенно, если её нет.

Эти слова прозвучали как гром. Мне и в голову не приходило, что может означать отсутствие двойника у человека. Я, что, уже?..

Нет. Она хочет ослабить мою бдительность.

— Ладно, оставим эту тему. Просто покажи, как вернуться в обычный мир и, — я улыбнулся ещё шире, — я подарю тебе блестяшку.

Зря я, конечно, это сказал.

— Ты за кого меня принимаешь? — прорычала женщина, бросаясь на меня.

Я едва успел отпрыгнуть, и то, лишь потому, что был готов к этому. Двигалась она явно быстрее обычного человека, но, промахнувшись, открыла спину. Воспользовавшись случаем, я послал в неё Печать связывания, использовав для подстраховки четвёртый уровень. При мне такой когда-то удерживали взбесившегося оборотня, так что человека Печать и подавно скрутила бы.

Девка выскочила из тонких сверкающих нитей с такой лёгкостью, будто проделывала это уже сотню раз.

Это было возмутительно!

— Хорошо, — я вытянул правую руку в сторону, широко расставив пальцы. — Если ты настаиваешь.

Помните, я рассказывал, что был связан Печатью тринадцатого уровня, насланной демоном? Тот фламберг, что висит у меня на стене, раньше принадлежал ему. А ещё раньше — кое-кому из моих старых друзей. Этот меч нельзя взять просто так, его можно только забрать, победив предыдущего владельца в бою. Так что, я считаю, что владею им по праву. И по справедливости. Сталь, из которой он выкован, называется «тёмной». Такое оружие весит гораздо меньше обычного и почти не тупится. И, что более важно, тёмная сталь способна проводить и хранить магию, поэтому из неё делают вещи со всякими, скажем так, «дополнительными» свойствами. А самое главное свойство моего меча — оказываться в руке своего владельца, где бы тот ни находился. Вот, почему его нельзя так просто забрать — настоящий владелец в любой момент сможет вернуть меч себе, всего лишь призвав его.

Я сжал пальцы в кулак, но вместо ребристой рукояти поймал пустоту. Такое было просто невозможно. Заклинания не действовали, меч не призывался — подобного ещё никогда не случалось. Оставалось последнее средство.

— Назад! У меня есть бабочка, — я показал на рукав куртки, — и я буду её использовать!

Я хотел только ошеломить психопатку, но оказал на неё большее впечатление, чем ожидал. Женщина медленно опустила руку с кинжалом и пожала плечами.

— Вот как? Хорошо, что не успела замарать руки.

А затем она просто развернулась и ушла.

— Сумасшедшая. Ты тоже так считаешь? — я взглянул на бабочку на плече и заметил, что она что-то делает. Осторожно ухватив двумя пальцами белые крылья, я потянул её, но рука вдруг взорвалась острой болью, сравнимой, наверное, разве что с тысячей гвоздей, одновременно вбиваемых в одно и то же место. Когда мне удалось оторвать чёртову тварь от себя, оказалось, что она успела прогрызть куртку и уже добралась до мяса. Тонкий ручеёк крови потёк из-под рукава в ладонь. Я выругался и бросил бабочку на землю, намереваясь растоптать, но она, как ни в чём ни бывало, взмахнула крыльями, покружилась надо мной и снова куда-то села. Почувствовав покалывание в ногах, я опустил глаза и ужаснулся — не меньше десятка таких бабочек вовсю грызли джинсы и обувь.

Мне, действительно, стоило послушаться совета Карии и не соваться сюда. С другой стороны, в этом есть и её вина — надо было лучше объяснять, что к чему и почему именно так опасна Обратная сторона. Но было уже поздно. Глупый, глупый Виктор!

Из-под проеденной одежды повалили какие-то жуткие личинки, оставляющие за собой след слизи, которая жгла как кислота, заставляя кожу сворачиваться подобно истлевшей бумаге.

И вскоре в мире не осталось ничего, кроме боли.

Я брёл по пустому шоссе, с трудом волоча ставшие ватными ноги. Тело почти не слушалось, всякая дрянь настолько облепила его, что двигаться со всем этим весом вообще было тяжело. Очки едва держались на носу, кровь на лице заливала глаза, и я то и дело спотыкался и падал. Боль душила и убивала, она заполняла собой разум, не оставляя ни единого светлого уголка.

Я не помню, когда сошёл с ума.

Пару раз фиолетовая медуза голосом Карии велела мне поклоняться сверчкам.

«Какая глупость! — слышал я собственный ответ. — Ведь все точно знают, что они не едят яблок».

Эльф, устроившийся у меня на плечах, вовсю веселился, лупил меня пятками и раскуривал старинную длинную трубку. Я видел, как он набивал её Таиландом, надо бы рассказать об этом тайцам — они очень удивятся, когда сойдут с парохода и увидят себя в трубке у эльфа. Но это всё вздор! Вздор!

А где все звёзды? Почему небо чёрное? Когда-то я смотрел на них, но как давно это было? Может, вчера, а, может, и целую вечность назад. Так почему небо чёрное? Не могли же они все упасть? Ведь это значит, что все…

Когда сознание вернулось ко мне в следующий раз, я лежал в тёмной подворотне, ощущая щекой холодный мокрый асфальт. Меня разбудил звук чьих-то шагов. Мелкие насекомые, уже добравшиеся до костей, бросились врассыпную, эльф пронзительно завизжал и скрылся в темноте, пара каких-то огромных сороконожек, обвившихся вокруг шеи, соскользнули и, найдя незаасфальтированный пятачок возле большой грязной лужи, поскорее зарылись в землю.

Что ещё? Почему? Тело больше не слушалось, руки покрылись тёплой, густой и липкой жижей. Кровь. Моя кровь. Неужели я закончу свою жизнь так глупо и бесславно?

«А когда опавший цветок касается земли, никто даже не вспомнит, на какой ветке он рос».

Кто вспомнит обо мне?

Кто-то в простых солдатских сапогах, совершенно не подходящих стройным женским ногам, остановился перед моим лицом. Я почувствовал запах фиалковых духов — знакомый, идущий откуда-то из прошлого, далёкого прошлого, в котором мне было хорошо. Я вспомнил, кому он принадлежал. Я знал, чей голос сейчас услышу.

— Только не вздумай помереть в этой дыре.

Лючия.