К вечеру, как и предсказывал Лем, мы остановились перед вратами Габдуя. Самыми настоящими вратами в высокой крепостной стене, глухой преградою окружающей город. Сомнительно, что габдуйцам довелось испытать когда-либо прелести военной осады; не исключено, что причиной такого везения явился сам факт присутствия прочного охранения. С другой стороны, Габдуй уже довольно долгое время находится в весьма мирных краях, последняя война здесь, как говорят, отгремела много столетий назад.
Тем не менее, стража здесь оказалась бдительна, гвардейский контроль на воротах едва ли не строже, чем на входе в эльфийскую часть Куимияа. Дотошные солдаты под присмотром мрачного офицера тщательно осматривали все, что стремилось попасть в город — от грязи на колесах телеги вплоть до секретов, которые везут между грудями дородные матроны. Впрочем, на это дело здесь имелась солдатка, так что особых нарушений приличий не происходило.
Надо отдать должное сноровке и опыту стражи, очереди на вратах почти не наблюдалось. Хотя и время не слишком многолюдное.
— Куда, зачем, с какими целями, надолго? — скороговоркой спросил гвардеец, которому достались мы. Молодой парень, опыт небольшой, сразу загляделся на Жулю. Я же просто обязан был показаться ему подозрительным, с моим небритым рылом и едва начавшей зарастать плешью.
— В Габдуй, по делам, не знаю точно, на день или два, — так же скороговоркой ответил я. И невинно воззрился на офицера, ради такого случая подошедшего поближе.
— Шутить, значит, любим, да? — вокруг мгновенно образовалось кольцо вооруженных людей. — Шпион?
— Да нету, какой из мя шапыен, — махнул я рукой. — Дярсвенские мы, в город щемим. Давныть хочели позырять на дивоты шивилизации.
Ну и как вам выговор?
— А почто голова лысая? — привязался офицер. Прочая стража, хоть и расслабилась, но алебарды не опускала.
— Дык поспорили мы с брательником, кто глубже башку в навоз засувает…
— Да? И кто же выиграл? — удивился офицер.
— Брательник…
— А на что спорили?
— Дык, кому башку брить.
Солдаты, посмеиваясь, опустили алебарды.
— И ты, значит, побрил. А брательник что же?
— Дык так и ходит, с навозем в кудрях-то…
Офицер поперхнулся, солдаты в открытую ржали.
— Деньги есть? — Я показал несколько монет. — Плати и проезжай. И не бузи в городе. Будешь с грязной головой ходить, в тюрьму посажу.
— Головой? А че енто? — я сунул в руку солдатику монеты.
— Башка по-твоему. Давай, не задерживай других. Девка с тобой? Ладно, проходи.
Офицер лишь скользнул взглядом по Жуле, хотя прочие вовсю заглядывались на нее. Гомик, что ли? Или фанатик своего дела? А, черт с ним…
— Эй-эй! — вдруг остановил нас офицер. — Откуда лошади такие?
Я чертыхнулся про себя. Надо было Пахтана и Халу предварительно измазать грязью; но кто ж знал, что попадется придирчивый офицер. Впрочем, надо было предвидеть — мне все время такие попадаются.
— Дык, мы жа коневоды, вот, сталбыть, и ведем… на пра… про… продажу, — с видимым усилием проговорил я, чтобы продемонстрировать, сколь долго выучивал заумное словцо.
— Коневоды, вот как? — с сомнением проговорил офицер и вновь обвел меня изучающим взглядом. — Ладно, попробую поверить. На продажу, говоришь… Когда продавать-то будешь? Завтра? Смотри, я приду, проверю. Может, и куплю — вот этого, — Пахтан возмущенно всхрапнул, когда офицер покровительственно похлопал его по боку. — Сделаешь скидку. Ладно, проезжай.
Габдуй встретил нас воплями базара, обосновавшегося почти сразу же за воротами. Что бросилось в глаза — основным товаром здесь являлась рыба, Габдуй же портовый город, да и рыбачий квартал совсем под боком. Рыба самых разных сортов — сырая, сухая, сушеная, живая, копченая, жареная, вареная, вяленая, летучая, плывучая и еще черт знает какая; самых разных пород — от мелкой златочешуйчатой зубатки до акульей требухи… вот не знал, что она отдельно от акулы плавает…
И все столь мощно благоухало, запахи так впечатляюще сочетались друг с другом и еще непонятно с чем, что, когда, спустя несколько минут, с трудом прорвавшись сквозь баррикады прилавков и агрессивно атакующих торговцев, мы выбрались с рыбной части базара, я понял, что значит чистый воздух для человека, всю жизнь просидевшего в помойной яме.
— Интересно, — произнесла Жуля, отняв ладошку от носа и с наслаждением вдыхая спертый городской воздух, — как они здесь живут?
— Жизнь заставляет, — сказал я. — Если б не заставляла, не жили бы.
Вечерело. Мы двинулись по главной улице, справедливо рассудив, что здесь будет легче всего отыскать какую-нибудь таверну с постоялым двором. Квартал Ювелиров, упомянутый Андро, поищем завтра, выспавшись, отъевшись и на свежую голову. Да-да, на свежую голову! Сегодня я пить не собирался.
Как говорится, благими намерениями дорога в зад вымощена…
Кроме пива, в таверне «Пьяный голубь» ничего не подавали. Другие заведения подобного рода либо ломились от посетителей, либо были слишком грязны, либо изобиловали таким количеством подозрительных рож, что даже я предпочел убраться подальше. Впрочем, думаю, что и в тех местах пиво да вино — единственные средства утоления жажды.
Пришлось пойти наперекор намерениям. Жуля, скривив гримасу, отхлебнула пиво и тут же отказалась. И оказалась права — такой гадости я даже в Похмелье не пробовал, потому не стал рисковать здоровьем, потребляя черт знает что. Но мясо с картофелем оказались вполне сносным.
Вечер обошелся без происшествий, что сильно удивило. Обычно каждый раз перед тем, как поспать, я вступал в конфликт с тем или иным представителем той или иной части общества. Может, на сегодня хватило утренних и дневных приключений? Очень на это надеюсь. Устал уже от такого разнообразия. Неплохо бы и отдохнуть.
Да и девушка тоже устала. Отужинав, я без возражений заплатил за еду и ночлег и, получив от хозяина координаты жилья, направился туда, поддерживая отчаянно зевающую Жулю.
Комната оказалась аккуратной, что тоже удивляло. Но — что вообще бы потрясло, будь я более бодр и весел — дверь крепко запиралась изнутри. Чем я и не преминул воспользоваться, а потом вслед за Жулей упал на кровать и, крепко обняв девушку, провалился в тяжелый сон.
… Я шел по мерзкой местности, уже знакомой по недавнему хмельному бреду. По-прежнему из недр бесплодной земли били едкожидкостные фонтаны, в наполненном зловонием воздухе висели сташненькие птички, которых горячий воздух, струившийся от песка вверх, увеличивал до абсурдных размеров и форм. Вохепсы летали, плевались, гадили, дрались, ругались и хулиганили. Ни на что другое они, похоже, просто не были способны органически.
Неподалеку стоял обшарпанный стол, рядом с ним — стул. На стуле, закинув обе ноги на столешницу, развалился Бодун. Сцепив руки на затылке, он раскачивался на стуле и во все горло пел. Развлекался, значит.
Пел Бодун отвратительно, это я еще по прошлому случаю помнил. А пение способом ора — вообще нечто ужасное, если исходит из его луженой глотки.
— Хай, Бодуниссимо, — сказал я, подходя сзади.
Мужик замолк, резко вывернул голову, пытаясь посмотреть на меня. Стул не выдержал такого издевательства, ножки подломились. Бодун грохнулся на землю и развалился в останках мебели. Все же увидел меня. Взвыл, вскочил, шарахнулся лбом о край стола, вновь упал, вновь вскочил, вновь ударился. Упал еще раз. Подергался немного и затих.
Я подошел поближе. Мужик явно валялся в отключке. Рядом стояла достопамятная бутыль с не менее славной памяти мутным содержимым. Я взял сосуд и плеснул Бодуну в лицо.
Он дрыгнул ногой. Потом рукой. Открыл глаза. Узрел физиономию, склонившуюся над ним, взвыл, вскочил, снова саданулся об стол, сел на землю. Схватился рукой за быстро набухающую многоэтажную шишку и заскулил, обреченно на меня глядя.
— Челом тебе, Хорсище, бьем…
— Да уж, — усмехнулся я. — Уж бьем — так бьем. Всем бьемам бьем.
— Клизму ставить не будешь? — с надеждой спросил Бодун. Впрочем, надежда была весьма слабой.
— Пока не знаю. Скажи-ка, что я тут делаю?
— А мне откуда? Я сам в изумлении! Сюда никто дважды не попадает. Никогда такого не случалось. А тут — погляди ж ты! Не, ты точно клизму делать не будешь?
— Сказал ведь: посмотрим.
— А-а, ну, значит, не будешь, — неуверенно протянул Бодун и поднялся, пошатываясь и держась за стол. — Мне и того разу хватило. Насилу отошел.
— Не шути погано, — пожал я плечами. — Не такое схлопотать можно.
— Куда уж хуже, — содрогнулся Бодун. — Пять ден в коме валялся. Шутка ли — тридцать литров спирту в задницу! Такое даже прадед не выдерживал, глубокое ему плаванье…
— Плаванье в чем?
— А, он в Оне утонул. Это река такая в Алкостане.
— Разве Алкостан существует?
— Конечно, но на задворках мира. И это далеко не такая веселая страна, как рассказывают досужие выдумщики. Там все алкоголики — даже собаки, даже рыбы. Причем рыбы — самые отъявленные, поскольку реки-то текут алкогольные. Фу! Даже я такого не вынес бы — сутками пьянствовать. Причем всю жизнь. Бр-р-р-р…
И Бодун очень натурально содрогнулся.
— Скажи мне, — попросил я, — что за «японский бог»? Это слово вроде бы что-то пробудило в моей памяти, но я не уверен…
— Японский бог? — мужик пожал плечами. — Не знаю. Красиво звучит. Это я сам придумал.
— Так уж и сам…
— Угу. А че? Думаешь, не могу? Могу! Хочешь, еще придумаю? Вот, например, термореактивный ежик…
— Какие новости? — поспешно перебил я. — Что-нибудь новенькое приключилось?
— Ага, а как же! Ты пришел! Во второй раз! Слушай. Давай выпьем за это, а?
Я замотал головой, решительно отказываясь от заманчивого предложения.
— Не, — говорю, — мне еще предстоит. С андроидами будем гулять.
— Ого! С андроидами, — Бодун уважительно посмотрел на меня. — Вот это да-а! Крутой! Их еще никто не сумел перепить, даже мой прадедушка, прах его пуху, крутой был выпивоха…
Странно…
— Мне один повстречался… ну, тот, который пригласил на торжество. Так он сказал, что вообще не пьет, — возразил я.
— «Вообще не пьет» — понятие весьма и ах растяжительное. Если некто зараз выпивает бочку и даже не косеет, то пара небольших бутылок, к примеру, рому для него будет совсем не опасной, а скорее — двумя каплями к обеду. Или завтраку.
— Хм-м…
Исключительно бодрящие сведения.
— Ты на своем опыте знаешь?
— Да нет, говорю ж — прадед экспериментировал. Великий практик был, помер от передозировки пива в самогоне…
— Ты же говорил, он в Оне… хм… утонул.
— Это другой прадед.
— А-а…
Бодун потер шишку на лбу и поморщился.
— Надолго к нам?
— Я? Откуда мне знать? Я бы с удовольствием узнал, как вообще сюда попадают.
— Ну, тут способ простой — напиваешься как сапожник, ложишься и засыпаешь. Если достоин, просыпаешься здесь.
— Странность в том, что я не пил… ну, почти. И тем более как сапожник. Слушай, а тут часто сапожники бывают?
— Почти половина всех, кто удостоился глотка похмельной бормотухи.
— А остальные?
— В основном дворяне. Лем. Ты вот еще. Ну, и шваль разная.
— А ну-ка погоди, ты что, меня со всякой швалью в один ряд ставишь?..
— Ой, извини, вырвалось случайно.
— За такие «случайно» можно и клизму!
Бодун побледнел и передернулся.
— Не надо клизму! Ну, сказал, не подумал… Шваль всякая — это там Эд-Ар, Мамбара… тьфу, не могу запомнить это имя… в общем, дварф один…
Бодун осекся, увидев, что я мрачно смотрю на него и перевожу взгляд на бутыль — и обратно. Прикидываю, значит.
— Жрец меня чуть к праотцам не отправил, — голос был холоден, словно лед на Марсе. — Он имел надо мной полную власть. Значит, ты хочешь сказать, всякая шваль может помыкать мною как хочет?
Бодун открывал и закрывал рот, побледнел аж до оттенков голубого, мелко дрожал. И зачем я его так пугаю? Хм. Блажь…
— Ладно. — Я поднялся. — Надоело. Пойду пройдусь. Может, и не вернусь. Даже надеюсь на это. Живи пока.
Пройдя мимо мужика, я направился вглубь Похмелья — как и в прошлый раз. Тогда помогло, может и сейчас получится?
— Великий Хорс, — позвал меня Бодун. Вот как, уже великим стал? Что, для величия надо всего-навсего дважды попасть туда, куда никто второй раз не попадает? — А… клизму не будешь делать?
— Пока не волнуйся, — разрешил я. — Вот если вернусь — точно сделаю. Так что уж в твоих интересах, чтобы меня сюда больше не заносило.
— Да как же я смогу… — донесся горестный возглас бедолаги.
— Постарайся, — я был неумолим, словно горный обвал. — Не пощажу.
— Ох…
Ничего нового вокруг не наблюдалось. Я шел долго, ибо не чувствовал усталости, но видел все тот же унылый пейзаж, все тех же до смерти надоевших вохепс, все те же непонятного цвета облака и пески. В конце концов я в сердцах плюнул, остановился у ближайшего чахлого кустика, пинками содрал его с корней, потоптал, помял; улегся, сунул под голову импровизированную подуху и попытался заснуть. Что, к удивлению, оказалось довольно легко. Единственно, перед тем, как провалиться в сон, я поворошился немного, и нежданная колючка впилась в щеку…
— Как спалось? — спросила Жуля.
— Ум-м-м, — я повернул голову и зажмурился: в лицо ударил яркий солнечный свет.
— У тебя кровь на щеке, — сказала девушка.
Она осторожно провела пальцем; что-то кольнуло меня снова. Жуля вытащила колючку.
— Странно.
— Что?
— Это шип таубантарийского чертополоха. Как он здесь оказался?
— Из сна притащил, — я поморщился, вспоминая Бодуна и тот глупый разговор. — А что?
— Таубантарийская пустыня в месяцах пути отсюда, а ее флора живет за пределами пустыни от силы неделю, после чего быстро сгнивает. Неужели кто-то нашел способ сохранять растениям жизнь?
— Говорю же, — терпение, только терпение! — притащил из сна. Был в Похмелье. Спать там тоже надо, вот и сделал себе постель. Из песка, грязи и этого… как его… табуретийского чертополоха.
— Таубантарийского, — машинально поправила Жуля и задумалась.
— О чем думаешь? — ласково спросил я, склоняясь над нею. Капелька крови стекла по щеке и капнула Жуле на подбородок. Она вздрогнула и быстро стерла кровь. — Извини.
— Ничего страшного, просто я боюсь крови.
— Я тоже. Страхи надо перебарывать. Вот побываешь на поле брани, сразу весь страх пройдет. Просто испугается и не сумеет удержать позиции.
— На поле брани? Это где бранятся?
— Ага. — Черт, что за плоский юмор? — Но лучше тебе никогда не бывать в подобном месте… Да и мне тоже.
— Да. Лучше здесь, рядом…
— Обязательно.
— Обними меня, Хорсик.
— С радостью…
— Время у нас есть?
— Ну… — Я глянул в окошко. Полдень явно еще не наступил. — Есть.
— Ах, как хорошо…
В трапезной народу оказалось немного, еще довольно-таки рано, многие даже не завтракали. Вот что значит хороший сон… в хорошей компании…
Перекусив, я решил уважить Андро, и мы принялись искать квартал Ювелиров. Впрочем, что там искать, — хозяин таверны подсказал, куда идти: выйдя отсюда, направо, потом прямо, прямо, снова прямо, налево, прямо до памятника Неизвестному Рыболову, там завернуть в узкий неприметный переулок, отмеченный тремя каменными сидящими собаками… нет, уже двумя, третью не далее как на прошлой неделе разбили хулиганы; далее опять прямо, пока не появится цветочница, сидящая рядом с нищим, — да они всегда там вместе сидят, это муж да жена, хоть и страхолюдные оба; не доходя до цветочницы двадцать шагов, завернуть налево по средней главной улице, и через еще сто шагов будет как раз пересечение с улицей, ведущей прямиком в квартал Ювелиров… Я внимательно выслушал маршрут и честно постарался запомнить.
— А как насчет траектории попроще? — спросил я.
— Еся. Но по ней ты бушь полдни щемить. А так — за пару часов добересси. Эт точно.
— Ну ладно, спасибо. Не повторишь еще разок?
Хозяин повторил.
Расплатившись, забрав накормленных лошадей, мы отправились плутать по Габдую. Я пялился на достопримечательности как деревенщина, но все и в самом деле было настолько экзотично, что особой простоты за собой не ощущал. Габдуй — крупнейший после Райа порт Тратри, принимает корабли из самых разных городов и стран, далеких и неведомых. Еще одно обстоятельство популярности города заключалось в том, что столица находилась в полудне пути от собственных портовых районов, тогда как Габдуй непосредственно располагался на берегу, что снижало требования к перевозкам. И, в-третьих, именно через Габдуй шли товары и прочий предмет, а также паломники и туристы в сторону Брачика, Куимияа и Махна-Шуя. Здесь начинались три дороги на север: в сторону Кахту, Леса Судеб и Северных Пустошей — и далее, на сухопутные караванные пути в Глюкаловые государства. Морское путешествие в эти странные страны было опасным, кораблям угрожали многочисленные холодные течения, гигантские водовороты и огромные чудовища, обитающие рядом. Поэтому купцы в основном предпочитали дорогу через Габдуй, а Глючный океан бороздили редкие военные корабли, пираты, спешащие на родину, и — совсем уж редко — торговцы, решившие рискнуть всем ради богатой выручки.
Все это рассказала Жуля, пока я проникался разнообразным духом Габдуя, Жемчужины Северного берега. Благоухания здесь и впрямь наводили на размышления об исключительно широких возможностях человеческого обоняния, равно как и о способностях живых существ заполнить весь спектр существующих запахов. Спустя несколько минут я потерял способность их ощущать, что стало благословением, ибо еще немного — и я бы грохнулся в обморок. Здесь воняло дорогими духами, гнилой рыбой, протухшими яйцами, отбросами и помоями, дорогой и дешевой пищей, дарами моря самого различного приготовления, потом, грязными телами и ногами, свежим мылом, морем, фекалиями, цветами, козлами и еще черт знает чем. Все смешивалось в единый мощный конгломерат запахов, который ударял в нос не хуже доброго боксерского кулака.
Впрочем, атмосфера, очевидно, не единственная достопримечательность города. Отсутствием разнообразия населяющих его рас Габдуй не страдал, хотя подобное я уже встречал в Кму. Архитектура отличалась от Кмуйской, все-таки Габдуй много раз перестраивался после того, как перешел к людям, и от прежних эльфийских мотивов остались лишь редкие намеки. Трудно передать, ведь эльфийское искусство состоит не только в красоте произведения, но и в сложности; здесь же многое не было красивым, ни сложным, однако изредка что-то такое проскальзывало.
План города составлялся явно не в лучшие времена. Полагаю, что даже самый умный и трудолюбивый географ не смог бы полностью разобраться в нагромождениях переулков, улочек, улиц, трактов, площадей, тупиков и закоулков Габдуя. Стоит только вспомнить, как описывал путь к кварталу Ювелиров хозяин таверны, и становится вполне ясной картина запутанности… хм… В то же время, местные жители вполне успешно ориентировались на местности. Существовали даже гиды, бравшие кругленькие суммы за то, чтобы довести несчастного заплутавшего купца до ворот. К нам пару раз пристали такие — голоногие мальчишки с голодными глазами, — но я отказался от посторонней помощи, понадеявшись на свою память, чувство направления и удачу.
И на этот раз удача не изменила мне.
Проследовав по запутанным переулочкам, улочкам, улицам и проспектам, не доходя до действительно страхолюдных цветочницы и нищего, на очередном перекрестке я увидел покосившуюся от времени и птиц табличку, на которой было нарисовано ожерелье.
— Да, — подтвердила Жуля, с трудом разобрав корявую облупившуюся надпись под рисунком. — Квартал Небесных Ювелиров.
— Небесных? Точно здесь? Мы не ошиблись? Андроид ничего про небеса не говорил…
— Здесь, — успокоила девушка. — Длинные названия редко приживаются, обыватели сокращают их как могут. Есть в Райа улица Старых Переулков, там когда-то снесли кучу древних домов, между которыми переулки были настолько узкими, что два человека не всегда могли разойтись. Дома снесли, улицу сделали широкой, а название оставили. Но обыватели его сократили… хм… сейчас называют улицей Старперов… хи-хи!
— Ладно, — с сомнением проговорил я, — пошли, проверим.
Оказалось, сомневался я напрасно, Жуля была права. Уже через сотню шагов из питейного заведения донесся шум веселья. Вывеска над кабаком была сделана с некоторым художественным вкусом и изображала весьма забавную картину. Различные существа собрались у стойки и вели непонятно какие беседы — здесь присутствовали гремлин, тролль, карлик, надменный эльф и златовласая девица, русалка, андроид и еще несколько непонятно кого. Крупный хозяин довольно глядел на собравшихся, приносящих ему доход, а за его спиной — вот странная фантазия художника — висела еще одна картина, превращающая публичное, в общем-то, заведение во вполне благопристойное место для встречи интеллектуально настроенных субъектов. Наверху большими буквами что-то накарябали, я спросил у Жули, что именно.
— «Корчма», — прочитала девушка. — Здесь, наверно, и будут гуляния.
Как бы в ответ на ее слова, широко распахнулась дверь, и с громкими отвратительными ругательствами наружу вылетело странное существо. Непонятного полу, непонятной расы; вылетело, приземлилось на лапы, вскочило, погрозило кулчаком в сторону двери, матюкнулось, раскрыло небольшие крылышки и, уморительно часто ими замахав, улетело.
Я озадаченно проводил существо взглядом, потом обратил взор на корчму. Интересно, меня тоже так выпинывать станут?
Осторожно толкнув дверь, я шагнул в зал, следом вошла Жуля. Первое, что бросилось в глаза, был многострадальный Фингонфиль Уриель, который при виде меня распахнул рот, да так и остался сидеть.
Несмотря на жуткую картину над входом, публика внутри находилась вполне пристойная. За исключением непонятного существа, принудительно покинувшего заведение перед нашим приходом, все остальные были знакомы: три эльфа, включая Фингонфиля и прекрасную эльфийку, пара человек, гном, тбпист и несколько андроидов. Как я это узнал? Не знаю. Узнал — и все тут. Сам удивляюсь…
Высокая привлекательная женщина встретила нас. Хм… Хозяйка корчмы? Интересно. Раньше все хозяины встречались.
— Лиллианн, — представилась она. — Вон там свободные места есть. Вы приглашенные или просто поесть?
— Ну, — неуверенно сказал я, — вообще-то, Андро…
— А, понятно. Великолепно. Тогда проходите сюда, здесь как раз зарезервированные для гостей места. Трапезничать будете?
— Неплохо бы, — это уже Жуля. — Правда, Хорс?
— Да, — согласился я. — И лучше б чего-нибудь поплотней, давненько сытно не обедали.
— Щи сгодятся? Мясо, рыба? Вино, пиво? Картошка, если хотите. Ключевая вода, мальчишка соседский специально каждое утро из-за города возит, так что никаких солей и нечистот. Коли хотите что-то поэкзотичнее, только скажите, но придется подождать.
— Да нет, — махнул я рукой. — Давайте что есть. Только вина с пивом не надо, лучше воды… А платить нужно?
— Нет, все оплачено гильдией Гомункулюсов. Приглашенные угощаются за ее счет. Так что даже плоды эвгульской яблони можно заказать — я с вас не возьму ничего.
Хозяйка ушла отдавать распоряжения. Я поинтересовался:
— Эвгульская яблоня?
— По легенде, прародителя этого дерева вырастил один из Демиургов, — сказала Жуля. — Хотя вряд ли, в те далекие края они не забирались.
— Куда это?
— Эвгульская пропасть — на другом конце света. Чтобы до нее добраться, надо сначала плыть по морю просто ужас сколько, потом пересечь ту самую Таубантарийскую пустыню, затем смертельно опасные джунгли, после чего будут странные края, в которых властвует не то ночь, не то день, далее еще много дней пути, и на самом краю изведанных земель между земным диском и небесным сводом протянулась Эвгульская пропасть, дно которой столь глубоко, что брошенный камень летит несколько дней, прежде чем его достигнет. В этом гиблом месте обитают только демоны и порождения тьмы, питающиеся страхами демонов. И вот, на самом краю пропасти, как говорят, растет сад эвгульских яблонь, плоды коих столь необычны и заурядны в то же время, что испробовавший их навегда потеряет покой, но в то же время обретет все спокойствие мира.
— И что это значит? — не понял я.
— Не знаю, — Жуля пожала плечиками. — Так говорят поэты. В частности, наш уважаемый Лем.
— Он что, там был?
— Не думаю. Но точно слышал. А он ведь сочинитель, ему своего Антора туда запихнуть и историю выдумать вместе с подробностями ничего не стоит.
— Так на самом деле эвгульские яблоки существуют или нет?
— Я ни разу таких не видела.
— А что же Лиллианн?..
— Ну, так то ж присказка такая. В смысле, про самый редкий фрукт…
Появился слуга с большим подносом и выложил с него на стол перед нами большую гору снеди. Все, как и говорила хозяйка — и притом с одуряющими запахами, от которых у нас, давно не евших как следует, потекли слюнки.
Я не думал, что вдвоем с Жулей мы сумеем одолеть столько еды. Но — факт остается фактом. Через час усердного сопения, чавканья, чмоканья, хлюпанья, хруста и восторженных, а затем и сокрушенных вздохов не осталось ничего, кроме горы пустой посуды и разбитых костей. Я отвалился на спинку крепкого дубового стула, пытаясь хотя бы так облегчить участь своего пуза, но это мало помогло.
— Здорово, — сдавленно сказала Жуля; она тоже с трудом дышала. Повертела головой и вдруг прыснула.
Я глянул. Фингонфиль так и сидел с отпертым ртом. Друзья-эльфы пересадили его на скамеечку и прислонили к стенке, чтобы не упал. Возможно, они пытались привести его в чувство, но безуспешно, и сейчас продолжали свое общение за кружкой эльфийского меду, время от времени озабоченно поглядывая на Уриеля.
— Бедняга, — сочувственно сказал я. — Это ж он из-за нас…
— Сам виноват, — злорадно ответила Жуля. — Не надо вредничать.
— Да ведь у него должность такая.
— Ну и что? Кто его заставлял идти туда?
— Хм… Ну, может, семейная традиция такая…
— Традиции надо ломать время от времени, — возразила девушка, поучительно наставив на меня указательный палец. — Иначе они превращаются в закоснелость.
— Это тоже Лем сказал? Или Серот?
— Это я сказала, — явно обиделась Жуля. — Что уж, у меня и своих мыслей не может быть?
— Может, — я почувствовал себя виноватым. — Извини.
— Да ладно…
Помолчали.
— Хорсик, не хочешь прогуляться по базару? Мне нянюшка много про габдуйский рынок рассказывала, хочу увидеть все его чудеса.
Я нутром ощутил отвращение к долгим прогулкам, посвященным бесцельному рассматриванию ненужных товаров. Нет уж, лучше посмотреть город, чем тратить время на какой-то рынок.
— Мы же хотели выплыть в Райа…
— Но это не раньше, чем завтра! Ты же обещал Андро…
— Ничего я не обещал!
— Обещал. И даже воспользовался сейчас гостеприимством гильдии. А теперь хочешь сказать, что пропустишь празднество?
Я почувствовал себя озадаченным.
— Жюли, ты же вроде не любишь, когда я напиваюсь…
— А почему ты должен напиваться?
— Ну… Как… Так ведь праздник же…
— Неужели праздники нужны лишь для того, чтобы употребить немеряное количество пива, вина и самогона? — укоризненно сказала девушка. — Ах, какое ограниченное мировоззрение…
Я почувствовал себя полным невежею. Ну не умею проводить время культурно, не научился, за две с половиной недели-то… Чему тут научишься?
— Ладно… Только давай так. Ты пойдешь на базар, раз уж так хочешь, а я по городу прогуляюсь. В порт зайду, поищу попутный корабль, может, даже места найду. Чтоб завтра без проблем оказаться на судне, идущем прямиком в столицу… Но ты в толпе поосторожней, в таких городах полно мошенников. Чуть что — зови стражу, они должны помочь. Все-таки цивилизованный город. Если кто обидит, скажешь мне. Разберусь…
Хе-хе…
Запустив руку в карман, я нащупал монеты, сгреб их в кулак и вытащил на свет. Вложил их в руку Жуле. Она недоверчиво и оскорбленно посмотрела на меня.
— А что такого? Только не говори, что ничего не купишь на базаре, все равно не поверю.
Следующая попытка сунуть руку в карман увенчалась тем же успехом. Что у меня там монеты, действительно размножаются, что ли?..
Снабдив таким образом Жулю достаточным количеством средств, я отпустил девушку. Все еще неуверенно, сомневаясь в правильности решения, она приняла деньги.
— Трать, сколько хочется, — благосклонно разрешил я. — В моих карманах — все богатство гномов…
Я с трудом поднялся из-за стола и пожалел, что сделал это. Но садиться обратно было уже совершенно невмоготу.
Лиллианн уже наготове:
— Уходите?
— Не, — помотал я головой. — Мы еще вернемся. Нам бы… э-э… комнатку, я там вещи оставлю. Мы прогуляемся, красоты города посмотрим. Может, ваши эвгульские яблоки купим.
Хозяйка улыбнулась.
— За комнату придется платить, гильдия только угощает. Но вы можете рассчитаться завтра.
— Не боитесь обмана? — поинтересовался я.
— Ничего, — в приветливом лице мелькнула жесткость, — у меня есть способ наказать обманщиков. Равно как и воров с воришками.
У меня мурашки по коже пробежали от того, как хозяйка произнесла это…
Вслед за Жулей я покинул гостеприимные стены корчмы. Жуля целомудренно чмокнула меня в щеку и легким быстрым шагом ушла. Светлая курточка девушки мелькнула в толпе впереди и исчезла. Я покачал головой, не одобряя такой поспешности, и двинулся в сторону порта… как я полагал, он находился в правой стороне, хотя чувство направления могло и подвести. Впрочем, неважно, город не так уж и велик. Вроде бы…