Папа привез нас в город, в котором мы никогда раньше не бывали. В машине он вслух рассуждал сам с собой о том, не малы ли мы для такой серьезной поездки. Город, куда мы ехали, был больше и выше всего, что мы видели в своей жизни, улицы в нем названы в честь разных стран и людей и такие широкие, что кое-где даже похожи на площади.

– Он очень большой, – предупредил папа.

Мы пожали плечами.

– Ну и что, что большой, – сказали мы сурово. – Это совсем не страшно.

– Гм… – сказал папа. – В кино – не страшно. А в жизни – другое дело. В жизни город очень шумный. Какой-нибудь трамвай мчится со звоном мимо, чуть тебя не задевает. Или вдруг за спиной сигналит автобус, весь набитый людьми. Или поезд метро несется в темный туннель, аж ветер свищет.

– А нам все равно не страшно, – сказали мы.

– Тогда все в порядке, – ответил папа. – Я просто хотел убедиться.

Он съехал со скоростной дороги. Вдали белело много домов, а еще дальше – еще больше домов.

– В городе столько камней, – изрек один мой брат.

Прозвучало смешно – как будто камни сейчас посыплются на нас сверху. Мы все посмеялись, но не очень искренне: мы понимали, что в городе на нас могут свалиться любые неожиданности.

Мы даже немножко сжались на заднем сиденье, но все равно вытянули шеи. Чтобы ничего не пропустить. Мы как раз проезжали между двумя высоченными домами, слева и справа от нас рядами мчались другие автомобили, и казалось, что папе вообще не надо вести машину, будто она катится сама по себе. Даже не катится, а скользит; и мы соскользнули в яму, оказавшуюся туннелем. Потом проскользили еще несколько поворотов и очутились в огромном подвале.

Пока папа припарковывался, мы с братьями поняли, что город – это такой лабиринт, о котором перед сном лучше не думать. Под землей тут все изрыто пещерами и пахнет бензином, а над землей – улочки-улочки-улочки, переходящие одна в другую, и конца им нет.

Мы держали в руках полиэтиленовые мешочки с завтраком, которые нам дала мама. В них было по бутылочке яблочного сока, по шоколадке с коровой на обертке и по бутерброду с яйцом. Большинство братьев уже съели свои шоколадки, и им тут же захотелось пить, так что они сразу открыли и сок.

Но несколько братьев, и я в том числе, были умнее. Наш завтрак оставался в целости-сохранности. Если мы вдруг заблудимся, то по крайней мере не умрем от голода и жажды. При мысли, что тут можно заблудиться, становилось не по себе. У папы не было семи рук, чтобы держать каждого из нас за руку. Поэтому мы путались у него под ногами, наступали на пятки и радовались, что он из-за этого ругался: ведь когда он ругается, мы слышим, что он рядом.

– Это самая красивая площадь в нашей стране, – сказал нам папа, когда мы пробирались сквозь огромную толпу. – Ее уровень сейчас на полтора метра выше, чем раньше. Звучит странно, но так оно и есть.

Это звучало не странно, а бесполезно. Мы хотя и находились на полтора метра выше, чем раньше, но все равно ничегошеньки не видели, потому что нас окружало много-много плащей, курток и длинных пальто. И все они норовили вклиниться между нами. Казалось, они хотят оттереть от нас папу. Они так напирали, что мы с братьями заволновались и начали выкрикивать:

– Папа!.. Папа!..

Как мы обрадовались, когда все в полном составе перебрались на противоположную сторону площади и смогли наконец отдышаться. В тот момент нам больше всего хотелось вернуться обратно к машине, запрыгнуть в нее и мчаться по скоростной дороге туда, где все маленькое, тихое и неторопливое.

Но тут мы увидели мышку. Не знаю, кто ее увидел первым, но мы, все семеро, разом погнались за ней с криками, рассыпавшись между плащами, пальто и куртками. Мышка металась из стороны в сторону, люди бросились врассыпную, а мы с братьями хохотали и улюлюкали, как всегда хохотали и улюлюкали, гоняясь за мышкой дома. По самой красивой площади в стране будто прокатилась волна, а мышка как неизвестно откуда появилась, так неизвестно куда спряталась.

Тут мы очень сильно сами себе удивились, потому что, когда подняли головы, мир оказался уже совсем другим. Папа-то был прежним, но вокруг нас было уже гораздо меньше пальто и плащей, а самая красивая площадь страны оказалась намного красивее, чем нам показалось сначала. И не такой большой. О чем мы друг другу и сообщили.

– Не такая уж она большая, эта площадь, – говорили мы, а сами украдкой посматривали на землю: не слышит ли нас мышка.