Вскоре все экспедиционные приготовления были закончены. В последний вечер в Уфе нас провожало много людей. На столе стояли запеченная курица, нарезанные овощи, колбаса, сыр, водка лилась рекой. Пришло даже региональное (башкирское) телевидение. Каждый из членов экспедиции, одетый в красивую форму с эмблемами, что-то важно говорил перед телекамерой. Я тоже, как мне помнится, говорил очень важно, принимая величественные позы, – ну что же, выпил все же, да и волновался, наверное.

– Ох и намыслил же я по глобусу. Даже в экспедицию еще не сходил, а уже целую теорию создал, – самокритично думал я. – А ведь Город Богов еще найти надо. Существует ли он на самом деле? Если существует, то это будет косвенным подтверждением всех мыслей и гипотез, родившихся в предэкспедиционный период. А если нет?

Я и в самом деле волновался. Сильно волновался. Тост, который был мне предоставлен, произнес бессвязно и сумбурно. Как ученый я осознавал, что стройное совмещение различных логических подходов не могло носить характера случайности, тем не менее я сомневался. Не верил себе. Найдем ли?

Наш путь из Уфы лежал в Москву, а далее в Непал (Катманду), откуда мы должны были въехать на территорию Китая и по высотному тибетскому плато добраться до священной горы Кайлас.

В Москву провожать нас поехал Юрий Иванович Васильев.

Ирина Казьмина

В Москве мы всем табором разместились на квартире Ирины Казьминой, на Таганке. Ирина – уникальная женщина. Случилось так, что она ослепла 16 лет назад по причине неизлечимого заболевания. Мы ее несколько раз оперировали, в результате чего она начала видеть свет. О, сколько радости было всего-то от возможности видеть свет! Несмотря на трагедию со зрением, Ирина стала поэтессой, причем такой, что ее книги стихов мгновенно расходятся. А в последнее время Ирина стала еще и художницей, слепой художницей, и ее «слепые картины» тоже пользуются большим успехом.

Ирина Казьмина

Но главное качество Ирины – мужественность. Она не просто смирилась с недугом, она каким-то невероятным поворотом воли научилась быть счастливой, и не просто счастливой, а счастливой оттого, что она может помогать другим (полноценным!) людям. Она создала службу психологической реабилитации людей в Москве; люди с ней делятся своим горем, и она помогает им, кому словом, кому – напором в бюрократических инстанциях. А самое главное – люди берут с нее пример.

Несколько недель назад, когда Ирина лечилась в Уфе, я, по душам разговаривая с ней, сказал ей, что священная гора Кайлас, по-моему, думает. Откуда взялась эта сумасбродная и предельно странная мысль? Честно говоря, не знаю. У меня не было никаких научных предпосылок, никаких догадок, а мысль родилась просто так, из ниоткуда. Эта мысль проявилась столь ясно и четко, что я не удержался и тут же поделился ею с высокоинтеллектуальной и духовно богатой Ириной.

– Думает, значит, гора. Точно, наверное, думает, – помню лишь, проговорила она.

А еще я помню, как Ирина вместе со слепым итальянцем Доменико, тоже лечившимся у нас, танцевали рок-н-ролл. Оба слепых партнера так хорошо чувствовали друг друга, выдавая сложнейшие «па», что нельзя было поверить в то, что они не видят друг друга. По окончании танца разгоряченный Доменико вскинул руки вверх и крикнул:

– Вива, русса Ирина!

– Молодец, Доменико! – выдохнула запыхавшаяся Ирина.

Итальянец Доменико

Когда Ирина отдышалась, я, помню, спросил ее о том, как они, не видя, не натыкались во время танца друг на друга.

– А мы оба думали только о танце, больше ни о чем. Мысли сами водили нас, – отвечала Ирина.

В тот момент, помню, я подумал о том, что там, на Тибете, возможно, священная гора сама будет водить нас, пожелав или не пожелав показать нам Город Богов. Помню также, что я отмахнулся от этой мысли, помотав головой.

Марина Цветаева

А в Москве, на Таганке, Ирина протянула мне несколько листов ксерокопий каких-то стихов. Это была «Поэма Горы» Марины Цветаевой.

– К чему это? – спросил я.

– К тому, что гора думает.

У меня что-то екнуло внутри, и я углубился в чтение.

Марина Цветаева

Когда я откинулся от листов со стихами, Ирина воодушевленно спросила:

– Ну, как?

Я ответил вопросом на вопрос:

– А кто она, Марина Цветаева? Мне даже случайно довелось быть на ее могиле, но про нее знаю мало.

– Цветаева? – Ирина призадумалась. – Говорят, она была Посвященной. Ей мысли приходили Оттуда.

– Почему я про нее почти ничего не знаю? Почему в школе?…

– В школе это трудно воспринимаемо. А Ваша жизнь, Эрнст Рифгатович, посвящена хирургии. Вам некогда.

– Да уж.

– Кстати, Борис Пастернак считал «Поэму Горы» главным произведением Марины Цветаевой.

– Неужели и он чувствовал, что в этой поэме?…

– Чувствовал.

– Что?

– Что гора думает.

– Странная поэма; такое ощущение, что Цветаева считает гору живым существом, – проговорил я, вспоминая, что мысль о том, что гора думает, пришла и ко мне, и боясь напомнить об этом Ирине.

– Вы ведь сами мне говорили, что гора думает, – сказала Ирина, как бы прочитав мои мысли.

– Да, говорил.

– И что же?

– А то, что эта мысль показалась мне сумасбродной. И в самом деле, в реалиях трудно представить, чтобы гора, состоящая из камней и скал, могла бы думать, как живое существо. Но, если верить Цветаевой, то это так.

– Стихи, в отличие от научных трактатов, пишутся душой, – задумчиво проговорила Ирина, – только душой. Я тоже пишу душой, то есть то, что в ней горит, стараясь переложить на слова. У Марины Цветаевой, значит, душа горела о горе. Этот жар души она и вынесла в свою поэму.

– Ты, наверное, права, Ирина. Когда читаешь талантливые стихи, то порой не понимаешь смысла слов, но душу начинает что-то бередить. Ты стараешься уловить смысл душевного позыва, но никак не можешь этого сделать, потому что мысль, заложенная в стихах, слишком неожиданна и необычна для тебя. Одни люди углубляются в стихи, получая несравненное наслаждение от пробивающихся через слова чувств, другие – откладывают стихи в сторону, посчитав их набором высокопарных слов. Но…

– Но стихи, – перебила меня Ирина, – хорошие, талантливые стихи есть душевное соприкосновение с божественным – прекрасным и будоражащим. В них, в стихах и поэмах, виден мир божественных мыслей, доходящих до нас через наши чувства.

– Давай рассудим, – предложил я, включив научно-логическое мышление, – и подумаем об источнике мыслей Цветаевой о горе. Это очень важно, ведь мы завтра улетаем, чтобы встретиться там, на Тибете, со священной горой.

– Давайте.

Горы – «мозг планеты»?

– Вне всякого сомнения, – начал рассуждать я, поглядывая на Ирину и воспринимая ее в качестве доброго судьи, – мысли о горе пришли Цветаевой из ее подсознания. А оно, как известно, связано как с Высшим Разумом, так и с сознанием человека. Через подсознание Высший Разум (или какой-либо иерархический уровень Высшего Разума) возбудил в ее сознании совершенно необычные мысли о том, что к горе надо относиться, как к живому существу. Почему? Да потому, что гора является составной частью живого существа – планеты Земля. Как живое существо, Земля, естественно, должна мыслить. Где находится ее «мозг»? Мне трудно ответить на этот вопрос, поскольку моему разуму трудно осознать нечеловеческое планетарное мышление. Тем не менее я не могу исключить того, что именно горы выполняют роль своеобразного «мозга планеты». Они, горы, своими вершинами направлены вверх, в космос, как бы обеспечивая связь с Высшим Космическим Разумом, а своими основаниями они погружены в тело планеты, воздействуя на него. Я не могу исключить и того, что географические формы горных хребтов, а также формы и размеры каждой из горных вершин не являются хаотическим скоплением скал и каменных глыб, а представляют собой строго спланированную и гармоничную систему, пока, к сожалению, непонятную для нас. Пока! Когда-нибудь, рано или поздно, человечество познает законы тонкой энергии, поймет ее невообразимую мощь и власть над материей, научится регистрировать Богом сотворенные голографические программы, по которым были созданы не только человек, но и планеты. Но тонкая энергия – это особая энергия, это не лошадиная тяга или даже не электричество; овладение тонкой энергией делает человека почти всемогущим и почти всезнающим. Но… одно условие требуется выполнить – жить с чистой душой и не считать себя Богом.

– Я помню… я выучила «Поэму Горы». Можно я, еще раз возвращаясь к поэме, процитирую некоторые строки, сопоставляя их с тем, о чем Вы сейчас говорили? – встрепенулась Ирина.

– Конечно.

– Я чувствую, что Цветаева подсознательно или сознательно знала, что Земля есть живое существо. Более того, она чувствовала, что Земля стонет от нашей человеческой греховности:

– Везде и всюду в поэме Цветаева подчеркивает чувства и мысли горы. Например:

– Заметьте, что Цветаеву считают Посвященной, то есть она имела доступ к Всеобщим Знаниям. Так вот, она столь часто говорит о мыслях и чувствах горы, что нельзя не согласиться с Вами, что горы есть «мозг планеты Земля». Более того, она ясно указывает на то, что горы своим разумом управляют нашей жизнью:

– В двух строчках она отобразила то, о чем Вы говорили касательно связи гор с другими космическими мирами и о том, что законы тонкой энергии нам откроются только тогда, когда мы перестанем считать себя Богами:

– Но пока… в настоящее время ученые, в частности в России, создают комитеты по лженауке (а судьи кто?), преследуют ученых, изучающих тонкую энергию (В. Казначеева, А. Трофимова, А. Акимова, Г. Шипова, П. Гаряева, Г. Тертышного и других), – вторил я ей. – А ведь баланс Добра и Зла в мире очень зыбок. Мы пока балансируем, эксплуатируя простодушную веру людей в справедливость и радужное счастье, но все более увеличивающееся число циников делают свое черное дело, возвеличивая смертельный принцип «не верь ни в Бога, ни в черта». Число романтичных людей с широко по-детски открытыми глазами все же уменьшается, поддаваясь цинизму окружающего большинства и боясь показаться смешными. А Земля любит романтичных и чистых людей, считая их своими детьми, и презирает сухих бездушных человеческих особей, склонных к самовозвеличиванию. Извилины гор оценивают нас.

Извилины гор оценивают нас

– Процитирую еще, – перебила Ирина:

– М… да. Бездушные и безбожные люди и в самом деле напоминают муравьев, – хмыкнул я. – Мы разрушаем горы, застраиваем их, забывая о том, что мы бездумно раним мозг Земли. Но даже не это главное; мы больше раним Землю своими злыми мыслями. Мы до такой степени считаем себя «царями природы», до такой степени мало думаем о бытии, что как бы не живем, а играем в жизнь.

Муравьи на моей горе…

– Эх! – промолвила Ирина и снова процитировала:

– А все-таки люди рано или поздно поймут, что все религиозные заповеди являются основой жизни:

Йоги живут в горах

Разговаривая с Ириной, я вспомнил про йогов, изучению которых была посвящена наша третья гималайская экспедиция. Любопытным мне показалось то, что йоги, как правило, живут в горах. Иногда, правда, можно встретить йогов и на равнинах Индии, но и они в период формирования своих йогических способностей обязательно уходят в горы и пребывают там долгое время. Индийские свами утверждают, что настоящие йоги живут только в Гималаях и Тибете, да и то не везде, а лишь в нескольких горных долинах.

Йоги живут в горах (Н. К. Рерих «Дозор Гималаев»)

– Почему йоги живут только в горах? Почему именно гималайские и тибетские горы являются их обителью? – помню, спрашивал я у индийских свами.

– Гималайские и тибетские горы не богаты минеральными ископаемыми, зато они являются Центром Любви на Земле. Каждая долина Гималаев и Тибета пропитана Любовью, которая обогащает и очищает души людей. Любовь отсюда расходится по всей Земле, положительно влияя на людей всей планеты. А йоги, души которых очищают ауру Земли от злости, могут это делать, только будучи переполненными Любовью. Горы им дают свою Любовь, – заученно и непонятно отвечали индийские свами.

Каждый из треугольников гор рождает треугольные мысли гор

– Получается так, что йогические способности у людей проявляются только в гималайских горах, которые пропитаны… м… м… Любовью, что ли? – дотошно расспрашивал я.

Тогда я еще не понимал, что в этих далеких от науки объяснениях кроется своеобразная истина. Индийские свами под словом «Любовь» понимают не просто чувство с душевным трепетом, для них Любовь – жизнеутверждающая сила. Йоги пользуются этой силой, долго и многотрудно учась владеть ею. После овладения этой силой они становятся способными легко переносить холод и голод, замедлять или останавливать свой пульс и дыхание, многие часы пребывать под водой, читать мысли и видеть ауру. А самое главное – их Дух приобретает возможность покидать свое тело, входя в пространство Того Света и возвращаться обратно. Йоги, видимо, и в самом деле берут эту жизнеутверждающую силу у гор; не зря они живут только в горах. Йоги даже имеют термин – «тантрическая сила гор».

Скользя подсознательно по мыслям гор, йог удивляется их чистоте

В этой связи естественен вопрос – каким образом йоги приобретают способность овладевать этой силой? Ответ на этот вопрос из моих уст может носить, конечно же, только предположительный характер. Тем не менее я позволю себе высказаться – йоги начинают думать так же, как думают горы. Ранее в этой книге я упоминал, что йоги способны видеть мысли и что мысли в нашем трехмерном пространстве видны в виде треугольников. Если несколько абстрагироваться, то при взгляде на горы можно увидеть множество треугольников, поскольку каждая вершина как бы составлена из бессистемного (на первый взгляд) конгломерата треугольников. Но в них есть своя система. Каждый из треугольников гор треугольно закручивает тонкую энергию Земли и Космоса, рождая треугольные мысли гор.

Какие они – мысли гор? Это знают только йоги, которые, на мой взгляд, способны их видеть и считывать. Но как только йог приобретает способность считывать мысли гор, то он, наверное, искренне поражается, – мысли гор везде и всюду представляются только чистыми. Йог, наверное, радуется этому, скользя подсознательно по мыслям гор и не находя в горах мыслей, характерных для людей, – 999 (зависть), 666 (жадность) и 963 (извините, читатель, за произвольный стиль, но назову это своим именем – стервозность).

– О, как здорово! – очевидно, восклицает йог. – Как хорошо жить среди чистых мыслей!

Сила гор в их чистоте (Н. К. Рерих «Серебряное царство»)

Да, наверное, это все так. Да, наверное, и в самом деле горы мыслят чистыми категориями. И не зря, наверное, индийские свами говорят, что горы пропитаны Любовью. И вполне возможно, что вхождение в мир мыслей гор (чистых мыслей!) наделяет человека (йога) удивительными способностями, которым пока нет объяснения. Сила гор в их чистоте. Земля мыслит горами.

Э. М. : Впоследствии, особенно во время экспедиции на о. Пасхи (2005), мы поймем, что существует каменная жизнь, которая… может думать. Ну как объяснить тот феномен, что гора (вулкан Рану-Рараку) почковала каменных истуканов?!

А как объяснить эффект кварцевых чипов в компьютерах и телефонах?!

Я, конечно же, не в состоянии объяснить, почему именно Гималаи и Тибет являются самыми искомыми местами для йогов. Возможно, и в самом деле здесь больше жизнеутверждающей силы Любви. Это знают только горы.

В этот момент, сидя за столом дома у Ирины Казьминой и наблюдая, как Сергей Селиверстов помогает ей готовить пищу, я даже не предполагал, что в экспедиции мы найдем сведения о том, что на Тибете существовало государство йогов, люди которого пользовались тантрической силой Кайласа. И только там, когда я, как муравей, задрав голову, буду смотреть на колоссальные монументы Города Богов, я пойму мыслительную мощь Земли-матушки.

Альпинизм

Юрий Иванович Васильев пришел из магазина и с вздохом «ух» поставил на стол два пакета, наполненных российской копченой колбасой, которую мы должны были забрать на Тибет.

– Я вот шел с колбасой и думал: провезете ли вы через таможню спирт или нет? – сказал он.

– Провезем. Опыт уже есть; я весь спирт перелил в пластмассовые колбы из-под минеральной воды. Скажем, что вода это, – ответил Селиверстов.

– А если понюхают?

– Ни разу еще не нюхали.

– Ну ладно тогда.

Из кухни раздался голос Ирины:

– Мальчики, кушать!

– А Равиля с Рафаэль Гаязовичем ждать будем?

– Да нет. Гаязыч дотошный, в магазинах еще долго кондыхаться будет. Пока все инструкции не перечитает… Придут когда, еще по полчаса душ по очереди принимать будут, как будто на все время экспедиции заранее отмыться хотят, – уверенно заметил Юрий Иванович.

За столом мы с Ириной поведали нашим друзьям о наших мыслях по поводу гор.

– Странно это, – проговорил Селиверстов. – Очень странно. У меня лично горы вызывают трепет. Я всегда, когда бываю в горах, смотрю на них с каким-то восторгом. Я преклоняюсь перед ними и, естественно, не могу отнестись к горам, как к мертвым скалам. Но я не мог и подумать о том, что в горах мы путешествуем по мозговым извилинам Земли.

– Ты, кстати, Сергей Анатольевич, видел когда-нибудь мозг человека? – задал вопрос Юрий Иванович.

– Ну, на рисунках видел. А что?

– А живьем?

– Нет. Я же не патологоанатом.

Эйфория

На оргазм во время секса похожа эта эйфория

– Вообще-то патологоанатом вскрывает череп после смерти, а не живьем, – кинул реплику Юрий Иванович.

– Ну, так что же? – слегка возмутился Селиверстов.

– А то, что никто, кроме хирургов, увидеть живьем мозг человека не может, а мозг Земли видит каждый человек. Но только альпинисты и туристы имеют возможность соприкасаться с мыслительной силой гор, поднимаясь на их вершины.

– Слушай, ведь и в самом деле на вершине горы человек ощущает эйфорию, не сравнимую ни с чем на свете, – возбужденно проговорил Селиверстов. – Почему возникает эта эйфория? Не только от того, что альпинист, превозмогая себя, смог подняться на вершину, но и от того, что на вершине человек начинает ощущать мысли гор. А они, эти мысли, сладкие, потому что они чистые.

– На оргазм во время секса похожа эта эйфория, – многозначительно вставил Юрий Иванович. – Я ведь тоже бывал на вершинах.

– Я не буду, Юрий Иванович, развивать эту мысль, – смеясь, сказал Селиверстов, – скажу лишь то, что йоги в Гималаях нам говорили, что Тот Свет слаще, чем секс. Отсюда какой вывод можно сделать?

– Какой?

– Человек на вершине горы соприкасается с Тем Светом, вот!

– Трогает его рукой, что ли?

– Да нет, – Селиверстов взглянул на Юрия Ивановича. – Когда человек стоит на вершине горы, он как бы стоит на вершине треугольника и как бы соприкасается с треугольными мыслями гор, связанными с мыслящим Космосом и, в частности, с Тем Светом. Поэтому человек на вершине горы чувствует свое единение с Вечным и подсознательно осознает суть Бытия. Поэтому чувство, называемое вершинной эйфорией, незабываемо. Люди, ощутившие это, становятся как бы рабами гор и из года в год поднимаются на вершины, чтобы еще и еще раз вобрать в себя прелесть Вечного.

Рабы гор

– Красиво говоришь, – прокомментировал Юрий Иванович. – Только вот скажу, что среди моих знакомых альпинистов столько обреченно-дернутых маньяков, что мне даже неприличным кажется.

– Ты в этом уверен?

– Один, помню, альпинист экзальтированный признался мне по пьянке, что у него есть мечта – погибнуть на вершине Эвереста. Меня туда же зазывал вместе с ним.

– Так он погиб там?

– Да нет. Денег у него на это не хватило.

– Как это? – удивился Селиверстов.

– Дело в том, что за восхождение на Эверест надо заплатить непальскому правительству 50 тысяч долларов. А у него такой суммы не было, – пояснил Юрий Иванович.

– Так он у тебя эти деньги просил?

– Нет. Предложил пойти с ним и разделить счастье… гибели на самой высокой вершине мира. Прямо говорил.

– Ну а ты что?

– Я что, чокнутый, что ли? Чтобы заплатить за свою гибель! И ему я денег не дал; я что, идиот, – спонсировать самоубийство. Да таких денег у меня никогда и не водилось.

– Так он нашел деньги для… этого дела?

– Нет, до сих пор живой ходит.

– А… а…

– Что, нам на Земле делать нечего? Сам же говорил, Сергей Анатольевич, что Бог, создав человека, приказал ему следовать постулату – реализуй себя сам. А альпинист этот, желающий красивой смерти в горах, подумал бы лучше о матери, детях, жене… противоестественно это, да и противобожественно.

– А знаете, что мне претит в альпинистах, – лицо Селиверстова стало серьезным, – дух покорения вершины. – Я ее покорил! Она подо мной! Я сильнее ее! А если подумать о том, что Земля – живое существо, а мы, люди, – ее дети, то термин «покорять» звучит по меньшей мере глупо и высокомерно. Покорить мыслящее существо, породившее тебя…

Вершину нельзя покорить

Слушая слова Селиверстова, я на мгновение задумался о том, что сам в своей жизни «покорил» много вершин и даже, имея привычку брать с каждой вершины камень, собрал коллекцию «камней с покоренных вершин». Мне стало как-то стыдно за то, что всю жизнь я использовал словосочетание «покорить вершину», хотя существует нормальное русское выражение – «совершить восхождение на вершину». Я, конечно же, был глуп и неразумен, когда исступленно карабкался по горным кручам и считал, что вот-вот, еще немного, еще чуть-чуть, и вершина покорится мне. Я, обвешанный веревками, ликовал и громко кричал на вершине, будучи во власти эйфории. Мне казалось, что гора покорилась мне.

Камни с вершин, на которые мне удалось совершить восхождения

Постепенно, с возрастом, я несколько поумнел и стал смотреть на горные вершины с чувством непонятного вожделения, как бы упрашивая вершину допустить меня до ее главной верхней части. Я примитивно называл это горным опытом, осознавая, что при восхождениях почти все зависит от погоды, которая в горах имеет склонность быстро меняться, порой наказывая восходителя смертельным ураганом. Нередко в моей голове копошились мистические мысли, а когда, например, в самый неподходящий момент на скале начинали омерзительно ныть обмороженные ноги, я стал про себя приговаривать: «Боженька, помоги!» или «Гора! Пусти!».

И только сейчас, когда невесть откуда взявшаяся мысль о том, что «гора думает», и поэма Марины Цветаевой подтолкнули мое воображение, я понял, что гору нельзя покорить. Она непокорна и громадна. Гору надо просто любить, а восхождение на ее вершину воспринимать как счастье, дозволенное тебе, и как прекрасную возможность соприкоснуться с чистой мыслью горы, связанную напрямую с Вечным. Конечно же, можно радоваться и тому, что ты преодолел перенапряжение, холод и опасности, почувствовав себя настоящим мужчиной, но больше всего надо радоваться тому, что гора допустила тебя до своей вершины, чтобы ты ощутил мощный разум гор. А гора допускает только тогда, когда ты идешь к ней с чистой душой.

Эта мысль о том, что к горе надо идти с чистой душой, крепко засела в моем сознании. Я стал представлять священную гору Кайлас и стал анализировать самого себя в том плане, что смогу ли я подойти к ней с чистой душой. Я даже начал волноваться, понимая, что налет греховности в моей душе присутствует в приличном порядке. Смогу ли? Уйдет ли при виде священного Кайласа предельно материализованный европейский апломб?

Но тут я себя поймал на мысли о том, что если я уж начал думать об этом, то я смогу подойти к священной горе с чистой душой. Мне стало легче.

– Тогда, может быть, священная гора откроет свои секреты! Тогда, возможно, мы сможем увидеть то, что выпадает из поля зрения других людей! Что мы можем увидеть? Город Богов? Место входа в легендарную подземную Вару, где был заново клонирован человек? – думал я.

За столом у Ирины дома шло веселье. Уже пришли Равиль и Рафаэль Гаязович. Бессменный друг Ирины по имени Слава командовал прощальным застольем. Все смеялись, но… с каким-то оттенком грусти.

– А ты, Сергей Анатольевич, будешь восходить на гору Кайлас, если такая возможность представится? – с некоторым сарказмом спросил Юрий Иванович, смачно откусив бутерброд с красной икрой.

– Я? Лично?

– Да, ты.

Прощальный ужин у Ирины Казьминой

– Нет, не буду, – лицо Селиверстова стало серьезным. – По преданиям, которые я читал, на священную гору Кайлас восхождение запрещено или, вернее, считается святотатством. Говорят, что только сам великий святой Меларепа был на вершине Кайласа в незапамятные времена, когда боролся со злым магом. Во всей литературе, которую я читал, никто из паломников даже не имеет помыслов взойти на Кайлас.

– А европейцы или американцы не пытались восходить? – задал вопрос Слава.

– Вроде бы нет. Научных экспедиций туда не было, кроме того, что Рерих в суровых условиях мирового разброда хотел достигнуть Кайласа. Было там четыре альпиниста, хотевшие покорить Кайлас, но по неизвестным причинам они отказались от восхождения на священную гору и взошли на одну из близлежащих гор, после чего в течение года-полутора быстро постарели и умерли. Священная гора не позволила покорить себя и… наказала их только лишь за мысль об этом, – вдохновенно сказал Селиверстов.

В наступившем молчании раздался голос Ирины:

– Ребята, будьте осторожны, я надеюсь на вашу благоразумность. Запомните слова Цветаевой:

Э. М. : Хочу привести фразу Блаватской: «Камень – это кристаллизованное время». А мысль состоит из энергии Времени. Поэтому… гора думает.

Где она – «Долина Смерти»?

– Главное, мужики, авантюризм свой надо харчком сплюнуть и об пол растереть, – дал напутствие Юрий Иванович.

– Кто-то мне говорил, точно не помню, – вновь заговорила Ирина, – что в каком-то районе Тибета есть необычная гора, которая называется «Зеркало Царя Смерти». У меня такое предчувствие, что это «Зеркало» там, куда вы идете. Имейте это в виду. Не зря, наверное, назвали так. Кто он – Царь Смерти? Почему эта гора называется зеркалом?

– Возможно, именно там находится легендарная «Долина Смерти»? – сделал предположение Равиль.

– Возможно, вполне возможно. Но давайте подумаем вот о чем – почему в горах Тибета есть место, связанное с понятием «смерть»? – начал размышлять Селиверстов. – Если подходить к понятию смерти с индуистской или буддистской точек зрения, то она отнюдь не страшна и является всего лишь переходом в иное (волновое) состояние жизни. Отсюда следует, что «Долина Смерти» есть место, кем-то сотворенное в горах для облегчения перехода в мир иной.

– Убивающее, что ли, место? – спросил Юрий Иванович. – Или для самоубийств?

– Да, убивающее, – нервно ответил Селиверстов, – но…

Кто-то мне говорил, что на Тибете есть гора, называемая «Зеркало Царя Смерти»

– Странно, – проговорила Ирина, – что смерть воспринимается людьми как трагедия или наказание, а от понятия «Долина Смерти» веет чем-то возвышенным и одухотворенным. К чему бы это?

– Смерть смерти рознь, – глубокомысленно произнес Селиверстов. – По поверьям, в которых описывается «Долина Смерти», человек, умерший там, возносится сразу в рай, а умерший в другом месте… м… м… не сразу в рай.

Смерть смерти рознь!

– А куда? – усмехнулся Юрий Иванович.

– Ну откуда я знаю! Откуда! – заохал Селиверстов.

– Что-то глубинное и очень сакральное таится в этой «Долине Смерти», – вздохнула Ирина.

– Был у меня знакомый, когда я работал на трассе, Лехой звали… – начал было Юрий Иванович.

– Позвольте мне развить мысль и постарайтесь не перебивать меня, – взмолился Селиверстов.

– Валяй, – утвердительно кивнул Юрий Иванович.

– По легенде, в «Долину Смерти» приходят йоги, чтобы умирать. Причем, они садятся, настраиваются и умирают безо всякого насильственного акта. И делают это только йоги, а не паломники. Паломникам, вроде бы, это не позволено. Мы в ходе предыдущих гималайских экспедиций поняли, что йоги большую часть времени медитируют, своим Духом пребывая на Том Свете, а телом оставаясь на Земле. Йоги как бы живут на Том Свете…

– Который слаще, чем секс, – не удержался и вставил Юрий Иванович.

Селиверстов строго посмотрел на него и продолжал:

– Общаясь там, на Том Свете, с духами умерших людей и другими иерархическими уровнями этой формы жизни, йог рано или поздно получает задание покинуть Землю. А оттуда, сверху, как говорится, виднее, в каком месте Земли лучше всего совершить «обряд» перехода в мир иной. Йог, живущий в горах и имеющий способности мысленно общаться с горами, знает, в каком месте гор находится это «смертельное место», откуда можно попасть именно в искомое и уже определенное место Того Света. Поэтому только йоги могут полноценно воспользоваться «Долиной Смерти». Если это сделает обычный паломник, то того эффекта не будет; будет как обычно, как при земной смерти.

Где она – «Долина Смерти»?

– Интересно, а каков все же механизм смерти физического тела в «Долине Смерти»? Ведь что-то же должно убить тело, – задался вопросом я.

– Я думаю, что «Зеркало Царя Смерти» убивает, – угрюмо проговорил Селиверстов.

Равиль тяжелым взглядом посмотрел на него и спросил:

– А сможем ли мы обнаружить в горах «Зеркало Царя Смерти» и не входить в эту «Долину Смерти»? У нас ведь нет точных сведений и вряд ли будут.

– А может быть, легенды о «Долине Смерти» и «Зеркале Царя Смерти» всего лишь вымысел, всего лишь фантазия отрешенных людей с воспаленным сознанием? – высказал сомнение Рафаэль Гаязович.

– Который год уже мы ходим в экспедиции по легендам, и каждый раз легенды находят научное подтверждение, – парировал Селиверстов.

– Несмотря на то, что я ученый материального толка, я вынужден ответить на вопрос Равиля так: у нас нет другого выхода, как идти к священной горе с чистой душой и слушать «шепот гор», надеясь лишь на свое подсознание, – сказал я. – Мне кажется, что «Долина Смерти» находится в районе Кайласа. А «Зеркало Царя Смерти», на мой взгляд, является составной частью Города Богов.

– Несладко… слушать «шепот гор», – хмыкнул Рафаэль Гаязович.

Месть фараонов

– Я много читал о так называемой «мести фараонов», – заговорил Слава. – Все грабители пирамид и египетских гробниц почему-то рано или поздно погибали. Над ними повисал рок, из которого они живыми не выбирались.

– Я тоже об этом много читал, – живо отозвался широко эрудированный Рафаэль Гаязович. – Я могу привести даже конкретные сведения. Например…

– Не надо конкретных сведений, а надо постараться ответить на вопрос – почему они погибли? – перебил Селиверстов. – Ведь мы идем к священной горе, которая, как мы считаем, является не горой, а самой величайшей пирамидой мира. Если мы говорим о том, что горы «думают», то нет никаких сомнений, что пирамиды тоже «думают», причем «думают» более конкретно и мощно, чем горы. Поэтому можно предположить, что пирамида запомнит деяние с низкопробным помыслом, запомнит мыслительные характеристики конкретно этого человека и по ним безошибочно найдет его в любом уголке земного шара, в какой-то момент времени направив в смертельное русло; будь то несчастный случай, будь то болезнь, будь то самоубийство. У пирамиды «горы времени», она может ждать долго, очень долго, надеясь на раскаяние человека, но, если раскаяние не наступает, пирамида своей мощной мыслью заставит его ступить на смертельную тропу. У этого грабителя что-то «замкнет в мозгах», он станет как робот, как механизм и пойдет, взирая невидящим взглядом, туда, куда бы он никогда не пошел, чтобы найти свою погибель. Умирая, он ощутит в душе такую боль и такое отчаяние, что ему станет просто невыносимо. Но он даже не сможет, скорбно раскрыв рот, закричать «А… – а… – а…», потому что в новой волновой форме жизни, куда он неожиданно провалится, отсутствуют понятия «рот» и «голос», подменяясь на более мощное и более чувственное понятие – душевная боль. А потом этот человек полетит: по какой-то ярко освещенной трубе его понесет неведомо куда, будут мелькать образы, будут проноситься видения и… вдруг он увидит то, что грандиозно и угрюмо приблизится к нему и какой-то испепеляющей энергией начнет мучить его, разрывая в клочки измученную и уставшую душу. Корчась от ужаса и боли, человек поймет, что он внутри пирамиды и что она, вращая его и стукая об углы, превращает его в душевное месиво. «Пирамида-а… а… прости… и… и…» – закричал бы он, но… Не зря древние создавали пирамиды как мыслящие существа.

Месть фараонов

– Все ясно, к пирамиде надо подходить с чистой душой, – сказал Рафаэль Гаязович. – Об этом надо бы написать в инструкции для туристов, чтобы каждый знал.

Отдышавшись и опрокинув рюмку водки, Селиверстов выдохнул:

– Как же глупы люди!

– Ты, Сергей Анатольевич, среди интеллигенции всю жизнь работаешь, с умными людьми общаешься, и то людей глупыми называешь. Поработал бы ты, например, на водокачке, – там-то уж полный атас, – высказался Юрий Иванович.

Я еще не знал того, что одного из членов экспедиции не допущу к Городу Богов

Среди нас во время прощального вечера у Ирины Казьминой не было одного, пятого члена тибетской экспедиции – кинооператора Квитковского. Он, москвич, ночевал дома. И это было естественно.

Квитковский попал в экспедицию по рекомендации некоторых авторитетных людей. У него был набор прекрасной видеоаппаратуры, он имел большой опыт горных съемок и монтажа фильмов об альпинистах. Обращали на себя внимание его предприимчивость, деловитость и физическая закалка.

Но глаза! Его выдавали глаза. Они были холодными и тяжелыми. Познакомившись и беседуя с ним, я несколько раз пытался перевести струю разговора на романтический лад; он поддерживал этот стиль, но глаза оставались неприятно механическими. От этого взгляда я тушевался и старался тут же подойти к романтичному Селиверстову, чтобы во время разговора с ним восстановить столь притягательный и жизнеутверждающий романтический дух. Равиль тоже был романтичен. И даже рассудительный и сверхскрупулезный Рафаэль Гаязович отличался детской наивностью, нередко выпучивая глаза и спрашивая «правда?».

А Квитковский был холоден. Этим он меня начал уже нервировать, но я терпел, надеясь, что в экспедиции он изменится к лучшему, да и понимая, что времени на смену кинооператора у нас не хватит. Я очень сожалел, что не могла пойти в экспедицию Елена Масюк, романтичность которой была переплетена с ее душевной мощью, закаленной в чеченских и гималайских боях.

Жаль, что в экспедицию не смогла пойти Елена Масюк

Утром, когда мы, погрузив рюкзаки в микроавтобус, ехали в аэропорт Шереметьево-2, я, поглядывая на Квитковского, почему-то вдруг вспомнил «Долину Смерти». Я представил, что на высотах 5000–6000 метров, когда физическое выживание выходит на первый план, будет очень трудно сохранить розовую романтическую настроенность, столь необходимую, чтобы слушать «шепот гор» – единственную и призрачную ниточку, способную подсказать месторасположение «Долины Смерти». Мне стало не по себе, когда я понял, что вряд ли смогу слушать «шепот гор» под холодным критическим взглядом, утверждающим, что горы – всего лишь препятствие альпинистского порядка. А кроме того, я еще понял, что рядом с холодными глазами я не смогу взывать к горам, упрашивая их показать нам Город Богов. Эти глаза помешают.

Квитковский был альпинистом того сорта, которые «покоряют» горы, но не любят их.

Вскоре, в экспедиции, я приму единоличное и на первый взгляд нелогичное решение отправить Квитковского обратно в Москву, не допустив его к району Города Богов. И в ходе всей экспедиции у меня сохранится уверенность в том, что я поступил верно, а совесть, к которой я прислушиваюсь всю свою жизнь, не будет мучить меня. А тогда, когда облака разойдутся и Тибет во всем величии покажет нам Город Богов, я буду радоваться, что рядом с нами нет человека с холодными глазами.

Отлет в Катманду

Николай Иванович Зятьков – первый заместитель главного редактора газеты «Аргументы и факты», с которым вот уже много лет мы ведем в печати тематику гималайских и тибетских экспедиций и с которым мы нашли не просто взаимопонимание, а стали крепкими друзьями, прислал в аэропорт телевидение и журналистов. Его бессменный и беспредельно толковый помощник Павел Буров командовал всем парадом. Все было очень торжественно. В красивых формах с эмблемой «Tibet expedition» мы гарцевали по гранитному полу аэропорта.

– Ребятки, желаю у-да-чи! – вдохновенно пожелала Ирина Казьмина.

– Мужики, не подкачайте, – добавил Юрий Иванович.

Николай Иванович Зятьков

На душе было радостно, и только мысль о «Долине Смерти» слегка копошилась в одном из закоулков души. Но я уже знал главное – к Городу Богов надо идти с чистой душой.

Перед отлетом в экспедицию

Э. М. : Я и сейчас, по прошествии многих лет, очень горд, что перед экспедицией под названием «В поисках Города Богов» мы все так детально проработали не только в научном и философском планах, но и душой прочувствовали каждый аспект экспедиции.