1

А на Париж тем временем опустилась зима. Этого можно было бы совсем не заметить, ведь за окном было +10ºС, и я все еще надевала на улицу легкое пальто и темные очки. Но месяц декабрь выдавали, и даже нарочито выпячивали злосчастные рождественские украшения, преследовавшие буквально на каждом шагу.

Торговый центр «Printemps» светился и переливался рождественскими огнями, продавцы крутились в предновогодней суете, предчувствуя наплыв одухотворенных покупателей, находящихся в благостном предвкушении праздника и первых распродаж, готовых отдать все содержимое своего кошелька или просто застывших со своими камерами перед всем этим рождественским великолепием.

Для одинокой и безработной девушки – это самый ненавистный месяц года, ведь все вокруг выступает неким укором в том, что тебе не надо бежать, сломя голову, выбирать платье или подарки, ведь собственно тебе не на что все это покупать, да и не с кем отмечать. Тебе не светит корпоратив, тебе не светит семейный рождественский ужин, тебе не светит раздольная новогодняя вечеринка, ни даже десять дней последующего шатания по гостям и доедания салатов. Ты совершенно одна в этом чертовом мегаполисе, ты совершенно чужая на этом празднике жизни. Пер-Ноэли одаривают тебя с витрин ехидными усмешками из-под своих наклеенных бород. Ты за километр обходишь Елисейские поля, район «Printemps» – «Galeries Lafayette» и им подобные олицетворения коммерческого ада.

Каждый год в районе La Défense устраивается огромный рождественский рынок, где все нормальные люди могут не только насладиться разнообразием товаров ручного изготовления, но и попробовать горячее вино и сладости, чтобы лишний раз проникнуться атмосферой праздника. Эта красочная ярмарка на фоне стеклянно-каменных джунглей – одно из самых ярких зрелищ в декабрьском Париже.

Но тебе оно не приносит радости. Ты, ускорив шаг, проходишь в сторону метро, стараясь не смотреть на все это безобразие.

Мы с Оксаной решили в знак протеста устроить русский Новый год у нее дома, с обязательным приготовлением оливье и селедки под шубой. Эта идея хоть немного подняла нам настроение. Но все равно, на душе скребли кошки. Ведь, помимо этой навязчивой рождественской суеты, меня тяготил груз нерешенных проблем: бесперспективная тягомотина в виде отношений с Рафаэлем, энергетический вампир в лице хозяина квартиры, необходимость сдачи экзаменов первого семестра и поиска места стажировки. А главным образом напрягало отсутствие денег, а ведь надо было еще каждый месяц оплачивать кредит.

И ведь, наверняка, в этом городе так много одиноких людей, которым тоже грустно в преддверии Рождества, чья семья далеко, кому некуда податься в Новогоднюю ночь или просто кому не хватает пресловутой «второй половинки». Но в тот канун Рождества все, как назло, были пристроены и беспрерывно делились друг с другом своими планами. Особенно в этом смысле меня раздражала школа. Подумать только, эти ребята младше меня на пять лет, но уже прожужжали мне уши своими бой- и гёрлфрендами, все разъезжались по своим родным городам к родителям, у всех были запланированы каникулы с друзьями, катания на лыжах. А мне оставалось только вздыхать про себя, что я никогда вот так не собиралась с друзьями в горном шале, согреваясь глинтвейном после веселого морозного дня лыжных спусков, не смотрела с высоты горы на потрясающий вид в объятиях любимого.

Мне в этом году явно не светили ни поездка в горы, ни семейное торжество, ни даже просто вечеринка. «Бразилец», как и все, отмечал Рождество с семьей, мои друзья разъехались, кто куда, в Москву ехать не было денег, да там и не было никого до 10 января.

Отношения с «Бразильцем» продолжались очень интенсивно при встречах и весьма вялотекуще между ними. Встречались мы не чаще раза в неделю, в перерывах же он мне почти не писал. Встречи с ним, его эсэмэски были для меня, словно глоток свежего воздуха. Во время наших встреч я старалась быть красивее всех, чтобы выделяться на фоне француженок, и ему явно было приятно представлять меня своим друзьям.

В своем бежевом пальто нараспашку и в туфлях на каблуках на фоне закутанных в свои шарфы и теснящихся на террасах у столиков с обогревом парижанок я и правда выглядела довольно выигрышно.

– У вас тут прямо весна, – не переставала восхищаться я. «Бразилец» же лишь еще глубже зарывал нос в свой шарф.

Он и правда однажды признался, что ему надоели француженки, и что это очень хорошо, что я русская и такая sweet.

Он постоянно водил меня в новые места и знакомил с новыми людьми. Мне казалось, что именно так я смогу лучше узнать Париж, окунуться в его самую глубину, когда весь город ложится спать, и лучшие его представители начинают совсем другую жизнь, ночную, собираясь в местах, скрытых от глаз простых обывателей.

Один раз он пригласил меня на домашнюю вечеринку в 16-м округе, где, по его словам, должен был собраться весь парижский творческий бомонд. Мы пришли в какую-то бездонную квартиру, доверху забитую людьми. Мне показалось, что я попала в некий параллельный мир, и мои собственные достижения и таланты, а также тот факт, что в Москве я была завсегдатаем подобных вечеринок, разом померкли. Хотя сам Рафаэль имел мало отношения к этому миру, у него просто были друзья-актеры, но мне он казался его неотъемлемой частью, и меня переполняла гордость от того, что я нахожусь рядом с ним. Он и сам был явно горд своей спутницей, особенно после того, как несколько друзей назвали нас очень красивой парой.

– Пойдем покажу тебе кое-что, – сказал Рафаэль.

Мы вышли на маленький балкончик, возвышающийся над парижскими крышами, с которого виднелась ОНА – Эйфелева башня! От одного взгляда на нее у меня всегда захватывало дух. Переливаясь миллионом огней, она отражалась в ночных окнах, над которыми мы – две влюбленные тени – как будто воспарили и застыли в воздухе. Сигарета сменилась на поцелуй, а монотонный куплет Jay Z – на помпезный припев Алишии Киз, поддерживаемый отдаленными возгласами гостей. Как будто эта песня была не про Нью-Йорк, а про Париж.

Наши с Рафаэлем бурные вечера перетекали в ленивые воскресенья, когда мы не вылезали из кровати. Я уже выучила весь воскресный репертуар «Canal Plus». Эти воскресения в Марэ были для меня теми островками спасения, когда я могла сделать передышку в своих метаниях и проблемах и насладиться своей жизнью в Париже.

Таким утром я любила выходить на улицу за свежим номером «L’Equipe», спортивной газетой, которую он так любил читать за утренним кофе, а заодно прогуливаться по Марэ, впитывать в себя особую богемно-молодежную атмосферу этого района, представлять, что я здесь живу. Я любила покупать сумасшедшие десерты в местных кондитерских, любила запах булочных, любила неторопливых людей с собачками, великами, сигаретами, сумками для покупок. Была без ума от маленьких магазинчиков с дизайнерскими вещами. Обожала смотреть, как одеты люди, и мечтать, как когда-нибудь я тоже смогу купить себе что-то модное и необычное и такое французское (пока же с моими скромными финансами я могла себе позволить лишь «Зару»).

Это был мой маленький мир мечты, в котором мне хотелось остаться навсегда. Мир причудливого переплетения языков, славянской, европейской и латиноамериканской души, мир дружбы народов и всеобщей любви, где каждая культура учится у другой и берет самое лучшее, создавая удивительный новый мир, где нет границ и нет зла.

Но наступал воскресный вечер, и я возвращалась в свою реальную действительность, где меня уже ждали одиночество, неуверенность в будущем, а также недовольный моим отсутствием «Старичок», который все больше от простой ругани переходил к активным действиям. Например, как-то вечером дома меня ждал отключенный интернет.

– Это потому что ты постоянно сидишь в своем интернете. А я тут так, для мебели что ли?

А еще он потребовал, чтобы я ночевала непременно дома, чтобы уже с утра было кого донимать разговорами.

Но меня было не так-то просто сломить. Я брала ноутбук и уходила, а когда возвращалась, он еще и извинялся, прося больше не бросать его. А уходила я в «Starbucks», и вместе с окружающими меня людьми с ноутбуками и чашками кофе я чувствовала себя там в безопасности. Так в первые месяцы в Париже мой ноут и картонный стакан с зеленым логотипом стали теми атрибутами, которые скрашивали мое одиночество в большом городе. Мне было ужасно любопытно узнать, почему же жена бросила Рафаэля. И вообще, какая она, эта коварная разрушительница. Бродя по лабиринтам социальных сетей, я однажды наткнулась на альбом фотографий одного из друзей «Бразильца» с рождественского ужина многолетней давности.

Я сразу узнала квартиру Рафаэля, однако, тогда в ней было гораздо больше декора и жизни. Теперь я поняла, что он имел в виду, когда сказал, что его дом умер. На фотографиях «Бразилец», его жена и друзья строили смешные рожи и выглядели абсолютно счастливыми. В кадр даже попала красивая живая елка с полароидными фотографиями вместо игрушек и кучей подарков под ней. Я сразу же узнала его жену. Она была действительно красавица, эдакая Джей Ло, в ней чувствовался шик и какая-то удивительная сила и энергия. Она уж точно была полной противоположностью мне, потерянной и слабой.

И меня тут же захлестнула боль от того, что у меня никогда не было такого дома, где живет любовь и счастье, что у меня нет вот таких фотографий с любимым мужем и друзьями; я ощутила какую-то безумную пустоту своей жизни, и в то же самое время мне стало безумно жалко «Бразильца», ведь он всего этого лишился, да еще, видимо, по своей собственной вине. В соцсетях его жены я нашла фотографии с различных вечеринок, на которых она смеялась и веселилась. Похоже, она уже смогла начать новую жизнь. В отличие от бывшего мужа. Или это просто маска?

2

Когда-то давно, в студенческие годы, когда я подрабатывала стендисткой на различных выставках, я познакомилась с пожилой семейной парой из Канады. Они представляли в России свою фирму по производству, кажется, кухонной плитки, и их стенд находился по соседству с тем, на котором работала я. В какой-то момент я помогла им в качестве переводчика с английского, а по окончании выставки, в знак благодарности, я была приглашена ими в ресторан «Обломов», казавшийся в те времена чем-то совершенно недоступным.

Каково же было мое удивление, когда, спустя столько лет, я получила от них имейл об участии в новом мероприятии и с просьбой помочь им с организацией и переводом.

Я была несказанно рада подобной возможности заработать, а также побывать в Москве и повидать маму после четырех месяцев разлуки, покушать ее вкусной домашней еды, погреться под ее крылом и скрыться от всех проблем, а заодно сбежать из этого города, где все заняты празднованием своего дурацкого «ноэля».

У меня было всего три дня дома и очень ранний вылет из Москвы, потому я решила попросить Андрея проводить меня в аэропорт.

В Москве вовсю шел снег, было ужасно холодно и неуютно. Мне все вокруг казалось до боли знакомым, но в то же время я здесь больше не чувствовала себя своей. Мы встретились с Андреем вечером накануне вылета. Он показал мне свою новую квартиру, большую и красивую, с видом на «Мосфильм». Я стояла у окна и с тоской смотрела на падающие снежинки и на город, который был, как на ладони. Как бы мне хотелось здесь остаться вместе с ним и проспать всю зиму.

– Красивый вид у тебя. И вообще, шикарными ты обзавелся хоромами!

– Да уж… Только эти хоромы для меня одного слишком большие и пустые, мне грустно тут засыпать одному.

В ту ночь он засыпал не один, да и я засыпала наконец-то с так давно забытым ощущением покоя. Завтра утром на меня не налетит с утра пораньше сумасшедший старик. Не навалятся разом все проблемы. Ну почему все не может остаться так, как сейчас?

Рано утром, расставаясь в аэропорту, я еле сдерживала слезы. Но все же другая половина меня рвалась обратно в город, который уже успел стать моим домом. Какая-то неуловимая сила, несмотря ни на что, тянула меня обратно.

Не успела я вернуться, как в Париже тоже пошел снег. Это был первый снег за эту зиму. А возможно, и за несколько лет. Он неспешно укрывал улицы и дома, и я как и предыдущим вечером стояла у окна и наблюдала за этим танцем снежинок за окном, для которых не существует ни разных стран, ни границ.

Надо отметить, что для парижан снег – это какое-то невероятное явление, главный герой лент социальных сетей и столичных хроник. Сначала все воспевают красоту первого снегопада, выкладывают романтичные фото на фоне белого ковра, а потом с утра начинают сходить с ума от того, что не могут добраться до работы из-за парализованного движения, ну а кто-то из-за этого просто остается дома. Для французов пропуск рабочего дня из-за снегопада – совершенно нормальный повод. Как и опоздание на работу из-за пробки в метро: даже если вы опаздываете на четверть часа из-за того, что слишком долго собирались, можно смело сослаться на проблемы в подземке, и все отнесутся к этому с пониманием, ведь в метро изо дня в день поезда стоят то из-за слишком интенсивного движения поездов, то из-за каких-то технических проблем, то и из-за «присутствия пассажира на рельсах», то из-за пресловутой забастовки.

Для меня в снеге не было ничего особенного, поэтому я не поддалась всеобщей истерии, а направилась топтать первые снежинки на пути к ближайшему к дому супермаркету. Все-таки, несмотря на некоторую напряженность в отношениях с моим соседом, мои маленькие «семейные» обязанности немного занимали и успокаивали меня. Плюс хоть кто-то был рад моей стряпне, и хоть с кем-то можно было посмотреть и пообсуждать вечерние новости.

Я поставила вариться картошку. Снег кружился за кухонным окном. Еще вчера я стояла вот так и наблюдала за снежинками в Москве, и вот теперь – я здесь. Еще вчера я была в комфорте и под защитой, а сегодня – я вся разбита и совсем одна. И во всем этом нужно было найти какой-то скрытый смысл.

И я написала Андрею:

Я уже дома, все в порядке. У нас тоже идет снег. Я все думала, почему я не могу просто остаться у тебя. В итоге тебе одиноко в твоей огромной квартире, а мне – в моей малюсенькой комнате… Надеюсь, твой и мой выбор в этой жизни были правильными.

И тут же получила ответ:

Я тоже об этом думал… Ничего не придумал. Посмотрим, жизнь покажет.

3

Жизнь покажет…

Этот ответ меня одновременно и обрадовал, и разочаровал. Совсем не в моей привычке было сидеть и ждать у моря погоды. Я верила, что только активные действия позволяют добиться своего, и поэтому решила, что мне необходимо срочно забыть Андрея. А забыть, как я давно поняла, можно только благодаря проверенному жизнью принципу «клин клином».

На следующий же день я отправилась к «Бразильцу» с привезенными из России гостинцами. Он был очень тронут и принялся изливать душу. Он рассказал мне о своей тяжелой ситуации, что эпопея с разводом и продажей квартиры длится уже несколько лет, и что вкупе с проблемами с его собственным бизнесом все это его настолько измотало, что он не может ни о чем думать, и тем более – об отношениях.

– Мне было так плохо, когда ушла жена, и я так сильно старался избавиться от негативных эмоций, что в итоге избавился и от хороших. Мне кажется, после того, как я побывал на самом дне, мое сердце зачерствело и больше не способно что-либо чувствовать. Я встречался со многими женщинами, я очень ждал, что вот оно, сейчас что-то ёкнет, но ничего не происходило. Но с тобой у меня снова появилась надежда, что я смогу вновь что-то почувствовать. Мне просто нужно время, чтобы во всем разобраться.

Меня шокировала эта внезапная откровенность, но я сразу же спустилась с небес на землю, подумав, что он говорит подобное каждой своей новой пассии.

Как же мне они все надоели! Сидят в своих шикарных квартирах и ноют. Всех их жалеть нужно, все они там в вечном поиске, все у них там так «компликейтед»! Меня бы кто пожалел…

От этих мыслей я совсем разозлилась и ответила Рафаэлю, что на его месте за два года я уже давно бы развелась, продала эту квартиру и начала бы жизнь заново.

– Единственный способ сделать свое существование более или менее сносным – это действовать. Нужно делать что-то, чтобы было лучше, и радоваться, что для этого есть руки и ноги.

Мне казалось, что я говорю это, чтобы привести его в чувство, вытащить из этого застойного состояния. Но на самом деле, я говорила это самой себе, как бы еще раз напоминая свой собственный рецепт счастья.

– Ты – моя мадам Стаханофф. Ты такая сильная и в то же время у тебя такое большое сердце. Не знаю, как вы русские так умеете…

Я знала, что я не такая. Я считала, что я слабая и точно так же, как и он, долго топчусь на месте после каждого расставания. Но я не стала его переубеждать.

Потом мы начали говорить на отвлеченные темы. Он ответил что-то нечленораздельное на мой вопрос про его планы на Новый год. Вроде бы – ничего определенного, хотя у него много разных предложений, но он пока ничего точно не знает. Что ж, видимо я зря понадеялась, что получу приглашение, и нет никакого смысла бороться за то, что никак не дается. Наверное, эту страницу можно было считать прочитанной, и следовало начинать следующий год с чистого листа… В общем, соответствовать присвоенному мне определению «мадам Стаханофф».

Кто-то считает, что жизнь – борьба, а кто-то – что борьба бесполезна. Что нужно просто иметь цель и ждать. Так я и решила. Ждать. Как мне и наказал Андрей, а вслед за ним – и Рафаэль.

4

Проснувшись первого января, я долго не хотела верить, что все это не сон. Я лежала в кровати в квартире на канале Сен-Мартен, той самой, где я жила первый месяц в Париже. На часах было десять утра. Хуже времени и не придумать.

Как я здесь оказалась? Постепенно стали приходить воспоминания прошлых дней. Вспомнилось, что хозяин этой квартиры уехал на какое-то время в Россию и согласился снова сдать мне комнату, в то время как вторую комнату снимала одна студентка из Казахстана. Моего недавнего заработка как раз хватило, чтобы отдать ему оплату за три месяца вперед. Я немедленно съехала от «Старичка», сославшись на то, что устала от всего и возвращаюсь в Россию на неопределенный срок. Я была готова расстаться с кругленькой суммой ради возможности просыпаться одной, не быть под постоянным контролем и возвращаться домой в любое время.

Вспомнилось, что новогодний вечер, как и задумывалось, мы очень душевно провели у Оксаны, где всплакнули под новогоднее обращение президента, а потом поехали в какой-то молодежный ночной клуб. Также вспомнилось, что я так и не получила никаких новостей от «Бразильца», и у меня испортилось настроение, а посему я решила уехать домой спать. Меня не смогли остановить вразумления Оксаны о том, что в Европе Новый год не так важен, как у нас, и что я могла бы и сама позвонить «Бразильцу» и узнать, что он делает, и главным образом – что после полуночи в новогоднюю ночь поймать такси в Париже – это из области фантастики.

Но я все равно не могла веселиться, и в итоге после получаса скитаний по улицам в поисках такси, меня согласился довезти мотоциклист, назвавшийся «мототакси». Позже выяснилось, что свои услуги он оценил не иначе, как в сто евро. Будучи и так на грани, я обругала бедного «мототаксиста» и практически кинула в него последние деньги, что у меня оставались.

Уже второй Новый год я провожу, непонятно как. Год назад я проснулась с ужасной болью во всем теле после ночи на ногах и долго не могла потом ходить, а сейчас, хотя я уже жила в другом городе, но все равно проснулась одна – ни свет ни заря, в этих опостылевших четырех стенах, когда все вокруг отсыпались после сумасшедших вечеринок.

Кому-то звонить было бесполезно, и Оксане в частности, ведь она, в отличие от меня, осталась в клубе и, наверняка, с кем-то познакомилась и веселилась до утра, а теперь будет до вечера спать. Пытаясь хоть как-то преодолеть отчаяние, я написала эсэмэску:

Оксан, a поехали в Берлин?..

5

Моя мама должна была ехать на новогодние каникулы к подруге в Берлин, и она предложила мне тоже приехать на несколько дней. Я решила воспользоваться возможностью повидаться с мамой, а заодно проветриться в новом городе. Оксана поехала вместе со мной.

После Парижа мы были приятно удивлены низким ценам, большим порциям и быстрому обслуживанию в ресторанах. Днем мы за обе щеки уплетали сосиски с пивом, а вечером танцевали под отличное техно, еще даже более качественное, чем в Париже. Мне немного полегчало, но я все равно, как и раньше, пребывала в постоянном напряжении, ведь я не переставала ждать новостей от «Бразильца» (а по словам мамы и Оксаны, только о нем все время и говорила).

А в довершение ко всему, после бурной вечеринки я проспала самолет. Поскольку у меня не было денег ни на карте, ни на телефоне, мне пришлось ехать через весь город к маминой подруге, благо я знала ее адрес, чтобы занять у нее деньги на обратный билет. Это было совсем на меня не похоже – я всегда была очень организованной в делах. К тому же, мне было ужасно стыдно перед маминой подругой, перед мамой, перед Оксаной, перед собой в конце концов, что я всех извела своими переживаниями и в очередной раз попала в дурацкую историю.

Каково же было мое облегчение, когда, открыв уже дома социальные сети, в которые я не заходила всю поездку, я обнаружила несколько сообщений от «Бразильца», который очень хотел встретиться и сокрушался, что я не отвечаю. Я решила, что мое состояние и зацикленность на этом человеке граничат с паранойей, из-за чего я испортила себе и Новый год, и поездку, а посему приняла решение срочно взять себя в руки. Хотя – чего удивительного? После всех моих последних любовных историй я знала, что никому нельзя верить, и нож в спину может вонзиться в самый неожиданный момент.

Когда мы вновь встретились с Рафаэлем, он был несказанно рад и пригласил меня в ресторан поужинать устрицами. Вечер прошел очень романтично, устрицы, которые я попробовала в первый раз, превзошли все мои ожидания, и мне приятно льстила его ревность (где же я была и почему не отвечала целую неделю?). По поводу своего же собственного исчезновения на Новый год он сказал, что потерял телефон во время вечеринки, а потом был все время дома и долго приходил в себя. Я в очередной раз поняла, насколько беспочвенны и глупы были все мои переживания. Наверное, в оправдание собственной глупости, я подумала, что в подобный эмоционально нестабильный период жизни я и не могла реагировать на происходящее адекватно, и нужно просто в дальнейшем стараться контролировать себя. Облачить себя в какую-то защитную броню. Как это сделали Рафаэль и Андрей.

Но у меня не получалось закрыться до конца. Мне всегда хотелось во всем идти до конца, во всем докопаться до сути вещей. Хотя я и так во многом себя сдерживала. В моем мозговом архиве хранились сотни сообщений с моими обидами, которые так и не были отправлены из страха отпугнуть, потерять…

Как же надоели уже эти игры в равнодушие!

Но я верила в то, что есть на свете тот мужчина, который способен по-настоящему любить, делать приятные вещи, думать о совместном будущем. И не только потому, что ему не ответили на сообщение.

6

Зима продолжалась. Продолжалась и тягомотина в отношениях, которая вкупе со стрессом и зимней серостью и промозглостью меня порядком измотала и истощила морально. Но сил прервать эти отношения и подавно не было. Нежность, душевность и страсть при встречах сменялись неотвеченными сообщениями, оправданиями и жалобами на бесконечные проблемы.

А потом Рафаэль и вовсе уехал на месяц в Бразилию в целях душевного исцеления посредствам солнца, океана и любимых друзей.

Мне бы и самой не помешало такое лечение души, но я не могла себе позволить подобные путешествия, хотя «Бразилец» не раз меня приглашал. Меня спасало только мое новое жилье, где я смогла хоть немного спокойно вздохнуть, моя школа, которая занимала много времени, и, конечно же, мои ночные «sorties», которых с отсутствием ограничений по возврату домой стало гораздо больше.

А тем временем приближался еще один праздник, так ненавистный мне после Рождества и Нового года – день Святого Валентина. Помню, как в Москве каждое 14 февраля, в знак протеста против всего этого навязанного коммерсантами шоколадного безумия, мы с подружками устраивали девичник и отмечали то, что мы молоды, красивы, успешны и свободны. А теперь у меня не то что не было единомышленников, но и, казалось, что и молодость уже безвозвратно прошла, и успешностью уже не похвастаться, да и в этой самой свободе уже не видно ничего привлекательного.

Мы пили vin chaud (что-то наподобие нашего глинтвейна, но в реальности разогретое вино с пакетиком сахара на блюдечке) на террасе в Марэ с моим новоиспеченным другом из Лос-Анжелеса по имени Рави, с которым мы познакомились на днях на одной вечеринке. Он был родом из Индии, но уже много лет жил в Штатах и руководил там собственной компанией. Как человек, переживший только что болезненный разрыв, в тот вечер он, как и я, не мог изображать светскую веселость, что нас и сблизило, и мы провели вечер в душевных излияниях и решили провести вместе и злосчастный праздник.

Рави приехал в Париж делать предложение своей французской девушке, а она ему в ответ сообщила о своем намерении расстаться. Возможно, мой новый знакомый слишком поторопился с подобным шагом после всего нескольких совместных каникул, но факт остается фактом – он был отвергнут и потрясен до глубины души, и теперь находился совсем один в этом незнакомом городе, пребывая в полной растерянности.

Мне было от всей души жаль этого горе-жениха, и я в очередной раз удивилась, как же здесь, в Европе, все перевернуто с ног на голову. У себя на родине я привыкла, что это женщины обычно рассчитывают на что-то серьезное и страдают от мужчин, рассматривающих их, как мимолетное увлечение. При этом за короткое пребывание в Париже я уже собрала материал на целую диссертацию по теме «Душевные драмы мужчин разных стран и континентов». В общем, даже не разбираясь в психологических предпосылках поступка этой коварной мадам, бросившей моего друга в день, который каждая женщина ждет с замиранием сердца, я была по умолчанию наполнена солидарностью с Рави, так как его грандиозное фиаско напоминало мне череду моих собственных неудач.

Наверное, для кого-то это представляет особенное удовольствие – ранить именно в такие моменты, когда другой человек полностью открыт. Но я всегда верила в то, что это кратковременное удовольствие не сравнимо с тем, что по закону бумеранга обязательно вернется. Так что я была уверена, что бесполезно тратить энергию на муссирование планов мести – Высшие Силы сами сделают за тебя эту работу.

Наши милые посиделки позволили мне немного успокоить и вдохнуть жизни в своего товарища по несчастью. А сама я между делом обзавелась новым весьма интересным знакомством.

За столиком рядом с нами сидела молодая девушка с бокалом вина и ноутбуком. У нее были большие карие глаза, длинные русые волосы, она была так красива, так естественна, что мне подумалось, что с такой внешностью она должна быть не иначе, как моделью. Интересно, откуда она? Для француженки она была слишком красива. Меня восхитило, насколько гармонично она смотрелась в своем одиночестве, даже в такой день.

Я заметила, что Рави все чаще бросает на нее взгляды. Он, видимо, также как и я, заинтересовался этой таинственной незнакомкой и решил обратиться к ней.

– Извините, что отвлекаю вас, но мне ужасно любопытно узнать, откуда вы, и что вы пишете? Если, конечно, не секрет. И еще хочу сказать, что вы очень красивы.

– Спасибо за комплимент, – ответила она на идеальном английском (ну точно – не француженка), одарив нас своей сияющей улыбкой. – Я из Стокгольма, но живу здесь уже восемь лет. А пишу я всякие заметки, ничего интересного, просто мне нравится это кафе, сидеть здесь одной, наблюдать за людьми.

Ну, конечно же, шведка! Их действительно довольно много в Париже. Такое впечатление, что самые красивые девушки со всего мира едут сюда в поисках счастья. Мы разговорились. Оказалось, что она вовсе не модель, а юрист (не только самые красивые, но еще и самые умные). Я была так потрясена этой девушкой, будто спустившейся со страниц книги со сказками, с таким же сказочным именем – Виола, что я все же решилась попросить ее телефон. Виола воодушевленно продиктовала его мне, как будто обрадовавшись, что его попросила я, а не мой знакомый.

Довольная новым приобретением в телефоне, вечерним походом в кино на жизнеутверждающего «Артиста», и вообще тем, что даже в дни холода и грусти в этом городе так легко найти приятных знакомых из самых разных стран и почувствовать себя не одной, я была полна ощущений, что жизнь налаживается.

Но разве в моей жизни может быть что-то гладко? Часы показывали десять вечера, мы с Рави допивали мохито после нашего полуромантического «валентинского» ужина в атмосфере маленького оазиса в кафе напротив Центра Помпиду, когда мне пришла тревожная эсэмэска от моей соседки по квартире:

Нас ограбили. Полиция уже приходила составлять протокол.

Я была абсолютно шокирована подобной новостью, и начала судорожно вспоминать, что ценного было в моей комнате. К своему облегчению я поняла, что ничего. Я даже и не знала, радоваться или плакать, что почти к тридцати годам у меня даже нечего было украсть. Все равно хороший вечер был испорчен. Я распрощалась с Рави и отправилась домой оценивать ущерб. Дома все было по-прежнему, ничего не выдавало присутствия воров, кроме того, что в моей комнате на полу валялись кое-какие вещи, а также отсутствовал мой ноутбук и электронная книжка.

И кому понадобился мой компьютер – это был самый старый на свете дивайс. И все же мне стало так горько на душе. Мой ноутбук и моя электронная книжка, хоть они ничего и не стоили, были самым ценным из того, что у меня имелось и что скрашивало минуты моего одиночества.

У моей соседки, по ее словам, также украли ноутбук и какую-то незначительную сумму денег. Она ругалась и обвиняла в краже всех вокруг. Но мне совершенно не хотелось выяснять отношения. Этот вор, кем бы он ни был, явно оказался полным идиотом, раз покусился на этот скудный студенческий хлам.

7

Я ехала по своей любимой «шестой» ветке метро, большая часть которой проходит по улице. Поезд двигался по специальному мосту над землей и, словно детская карусель, скрипел на поворотах. Где-то в дальней части поезда (в Париже в новых поездах вагоны не разделены между собой) девушка с гитарой пела песню Стиви Уандера. Привыкшая к надоедливым хитам, которые можно так часто услышать в парижском метро в исполнении румын, изображающих то испанцев, то бразильцев, и которые призваны умилить и так уже растроганное до предела от всей окружающей красоты сердце туриста, я была приятно удивлена этим новым необычным аккомпанементом. Музыка и проносящиеся мимо меня парижские крыши вновь оголили спрятанную в моей душе грусть. Вот вроде бы, уехала из Москвы ради спокойствия, а спокойнее не стало. Мне просто необходимо встретиться с кем-то, поговорить по душам, иначе я опять буду мусолить свое одиночество.

Я вспомнила про заветный номер шведской красавицы, тихонько ожидающий своего часа в моем телефоне. Возможно, в другой ситуации я бы постеснялась вот так писать незнакомому человеку, но сейчас этот маленький риск был ничем по сравнению с перспективой опять провести выходные одной.

Начав с обычного для французов «как дела», я предложила встретиться каким-нибудь вечером в Марэ (наверняка, она, как и я, любит этот район, где мы и познакомились, так что я зацепилась за это возможное объединяющее нас увлечение). К моему приятному удивлению, ответ пришел почти сразу. Она была очень рада меня слышать и с удовольствием сходит со мной куда-нибудь в районе, который тоже очень любит. Мне хотелось броситься танцевать под песни «Аббы» и благодарить Швецию за таких приятных людей. В назначенный на встречу день я получила сообщение от Виолы, в котором она предложила сначала поужинать у нее дома. Почти как романтическое свидание, подумала я.

Виола жила недалеко от кладбища Père Lachaise, живописного и атмосферного места паломничества поклонников Марселя Пруста, Эдит Пиаф, Ива Монтана, Джима Моррисона и других известных личностей, похороненных там. Я же удовлетворилась отрывком из фильма «Париж, я люблю тебя», где в одной из короткометражек действие происходит у знаменитой могилы Оскара Уайлда, и так ни разу и не посетила это место «живьем».

Да и вообще, я еще ни разу не бывала в 20-м округе – какой-то сомнительный райончик далеко от центра. Зато сравнительно дешевый. Я сама уже жила в двух округах Парижа и, как назло, не с самой лучшей репутацией, а для парижан, как оказалось, место жительства многое значит, во многом являясь показателем достатка и социального статуса. Сколько раз я уже слышала это вальяжное разочарованное «Ah, ouais» в ответ на то, где я живу. Я была рада, что уж точно не услышу это от своей новой знакомой.

Виола открыла дверь, одарила двумя поцелуями и с легкостью ветра улетела обратно на кухню, где заканчивались последние приготовления. Я села на диван и стала разглядывать ее квартиру. Это была одна из тех крошечных парижских квартирок в старинных домах, которые вызывали у меня просто безумный восторг своими окнами «в пол» и резными решетками мини-балконов. Квартира была на последнем этаже, и огромные окна, как в распростертые объятия, впускали последние лучи заката. А как, наверное, здесь должно быть светло днем! Поэтому, видимо, многочисленные зеленые растения чувствовали себя здесь превосходно и придавали минималистичному белому интерьеру уют, напоминающий террасу в саду. Квартира, как и ее хозяйка, была просто воплощением идеала.

– Тебе какой прожарки стейк?

Виола накрыла на стол и откупорила бутылку красного. Стейк с зеленой фасолью и салатом в горчичном соусе. Это было так по-французски. Я была большой любительницей тушеного мяса с более добротным гарниром, и мне явно пора было адаптировать свои вкусы под французскую «натуральность» – так я определила для себя любовь французов подчеркивать естественный вкус продуктов, то есть ничего не зажаривать, не переваривать, не намешивать, не «замайонезивать».

Но все же я попросила хорошую прожарку.

– Во Франции есть высокая кухня и, скажем так, народная. Такие блюда, как ты любишь, тоже существуют, например, бланкет из телятины или шукрут, но это скорее блюда «бабушки из деревни». А для французов нет ничего лучше кровяного стейка.

– Похоже, французы вообще очень любят мясо. На прилавках столько видов мяса, столько названий разных частей тушек говядины, свинины, баранины. Я уже не говорю о колбасе из конины, свиных пятачках и ушах, кровяных сосисках. Как будто французы боятся, что что-то будет не использовано.

Мягкий голос Виолы сливался с журчанием разливаемого ей по бокалам вина.

– Я была так рада твоему сообщению. Знаешь, хоть я здесь уже сто лет живу, но я точно так же, как и ты, приехала сюда одна в довольно сознательном возрасте и тоже лишена возможности создать тот круг общения, который обычно складывается в школьные и студенческие годы. А теперь это уже не так просто – тем более с людьми другого языка и культуры. Парня у меня нет, как видишь, так что я всегда рада новым знакомствам.

Мне было безумно интересно узнать ее историю. Историю ее переезда, ее одиночества. Разговор складывался очень легко и довольно быстро перетек в откровенный. Оказалось, что она встречалась много лет с одним шведом, все уже близилось к свадьбе и детям, но неожиданно он ушел к другой, которая сразу же родила ему ребенка. Виолу больше всего задело именно то, что с ней он так долго не мог решиться на семью, а с другой – прямо сразу. И хотя она так и не поняла мотиваций своего бывшего, но факт оставался фактом – неудачная любовная история подтолкнула ее к переезду.

– Я просто не могла больше жить с ним в одном городе. В одной стране…

Но она по-прежнему не может его забыть и никто ей не нравится. Я не верила своим ушам. Неужели, такое возможно? С девушкой, которая казалась мне воплощением мечты? Меня поразила такая невероятная схожесть наших ситуаций. Даже если моей неудавшейся истории не было и нескольких месяцев, и даже всем моим историям вместе взятым было далеко до ее отношений. Но результат, как ни странно, был тем же.

Ах, Париж! Ты как будто огонек надежды, на который, как бабочки, слетаются разбитые сердца со всего мира.

– Так я его знаю! – неожиданно выдала Виола, когда я рассказала ей свою историю с «Бразильцем». – Я много раз встречала его в Марэ. Это же ужасный бабник!

Я и сама это понимала. Но слышать такое от кого-то еще было все равно очень неприятно.

Мы закончили нашу душевную трапезу и отправились покорять ночь – две одинокие иностранки, душевные раны которых привели их в этот город и помогли обрести друг друга.

8

А в это время на календаре уже был март, хотя весна еще совсем не чувствовалась. В воздухе по-прежнему стояла прохлада, и небо затягивали стальные облака. Все шло своим чередом, я училась, развлекалась, наслаждалась Парижем, и, конечно же, с замиранием сердца ждала возвращения «Бразильца».

Рафаэль вернулся и сразу же написал мне, что меня очень обрадовало. Он выглядел отдохнувшим и загорелым, но одновременно и подавленным. Весь день шел дождь, и он весь промок, пока ездил по городу на своем скутере по разным делам.

– После Бразилии мне просто плакать тут от всего хочется. Опять все эти дела и проблемы, да еще эта плохая погода. Хорошо хоть ты у меня есть.

Мы провели еще один прекрасный и такой редкий вечер вместе. Он придал мне немного моральных сил. Но в то же самое время еще больше разбередил душу – теперь меня, как заядлую наркоманку, мучила ломка, и мне хотелось новую дозу, чтобы хоть как-то держаться на плаву. Но приходилось ждать. Наверняка, он занят своими делами и ему совершенно не до меня.

Один раз мы все же договорились встретиться. Он должен был написать мне после работы, и я в предвкушении поехала к моим подругам по бизнес-школе на блинную вечеринку по случаю Масленицы. Мы с девочками старались поддерживать маленькую ниточку, связывающую нас с родиной, в виде традиционных праздников. Русская еда, русская музыка, русская речь – все это было для нас сильной поддержкой в нашей новой жизни.

Оксана приготовила великолепные блины, настоящие, на кефире и с дырочками. Надо сказать, что она просто прекрасно готовила, и, частенько оставаясь у нее, я могла вдоволь насладиться ее стряпней.

– Ты просто женщина-мечта для любого француза, – шутили мы.

Вечер прошел очень тепло и душевно, но я краем глаза все же поглядывала на телефон. Он предательски молчал. Когда стало совсем поздно, и мы стали расходиться, я не выдержала и написала Рафаэлю сама. Но не получила никакого ответа. Я всю ночь не сомкнула глаз. Эсэмэска без ответа как будто выпустила на свободу весь ворох нерешенных проблем и подавлявшихся эмоций, которые разом навались на меня и заволокли черной тенью все мое существо. Я чувствовала себя преданной. Преданной в который уже раз. Преданной человеком, от которого я этого совсем не ожидала.

После тяжелой бессонной ночи вся моя горечь, обида и усталость вылились в единственное сообщение:

Росси йско-бразильский союз был грубо нарушен бразильской стороной и разрывается навсегда.

Нажав кнопку «отправить», я почувствовала облегчение и наконец-то заснула.

9

А тем временем в Париж пришла настоящая весна. Весь город погрузился в розовые лепестки. Казавшиеся еще недавно такими сухими и грустными каштаны теперь с зачатками свежей листвы стали такими нежными. Повсюду благоухала сакура. Просыпались фонтаны. Наполнялись террасы. Город был пропитан свежестью, ароматами, надеждами.

Но для меня город был пропитан только им.

После моего последнего сообщения «Бразильцу» я серьезно решила прекратить какие-либо отношения, боясь снова оказаться в подобной ситуации, боясь снова испытать подобную боль, и мужественно держать оборону, даже несмотря на оправдания из серии «заснул… не слышал телефон…». Для меня было очевидно, что все это – лишь манипуляции с целью усидеть на двух стульях.

Я старалась наслаждаться окружающей красотой и хорошей погодой, поддерживать в себе позитивные чувства, ведь, несмотря ни на что, я была здесь, я добилась своего, я уже почти закончила учебу, и скоро наступит совершенно новый период в моей жизни. Я найду место для стажировки, у меня будет моя маленькая, но все же зарплата. Я смогу переехать в хороший район. Я обрету независимость. Меня больше не будет мучить чувство одиночества и незащищенности.

К тому же, с наступлением теплых деньков люди, как птицы, вернувшиеся с зимовки, заполнили улицы, и начался новый сезон вечеринок. Парижанки, и в том числе мы с моими подругами Оксаной и Мариной, стали готовиться к грядущему знаменательному мероприятию в ночной жизни города – «Балу принцесс». Бал проходил каждую весну в Pavillon Royal – банкетном зале в самом сердце Булонского леса, похожем на старинный особняк. Неотъемлемым атрибутом всех участниц мероприятия должно было быть бальное платье. Мы с девочками отправились в один из магазинов проката карнавальных костюмов и, как маленькие дети, вне себя от восторга, мерили бесчисленные наряды и красовались перед зеркалами.

В итоге у каждой из нас получился совершенно разный образ. Марина пришла на вечеринку в красном платье в виде испанской танцовщицы, Оксана – в желтом платье в виде королевской фрейлины XVIII века, а я – в черном платье и пиратской треуголке в виде героини «Пиратов Карибского моря». Мы веселились до утра и в который раз признавались в своей любви Парижу, этому городу-празднику, который, как утверждал Хемингуэй, «всегда с тобой».

К тому же меня приехала навестить на несколько дней еще одна моя подруга детства – Кристина. Эта новость меня несказанно обрадовала, ведь ничто не могло меня поддержать больше, чем близкий человек рядом, а Кристине, как и Саше, недавно родившей ребенка, долгое время было совершенно не до поездок. Но теперь, когда малыш подрос и смог оставаться с бабушкой, ей было приятно немного развеяться.

Кристина унаследовала благодаря своим испанским корням колоритную внешность и темперамент. Она могла быть веселой, шумной, эмоциональной, а могла быть не по годам серьезной и рассудительной. Наверное, поэтому ничто не помешало ей в двадцать лет бросить все и уехать учиться оперному вокалу в Рим, а в двадцать пять уже выступать на сценах мировых оперных театров. На одном из таких концертов в Антверпене, городе бриллиантов, Кристину увидел и влюбился местный ювелир. После этого он ездил за ней по разным городам, посылал цветы и добивался встречи, а спустя год они уже были мужем и женой. Так, из итальянской студентки без гроша в кармане Кристина стала состоятельной дамой, обосновавшейся в Брюсселе. Она всегда была для меня примером целеустремленности и способности идти «через тернии к звездам», и я была безумно рада, что мы снова стали соседками, ведь теперь нас разделял всего час езды на поезде.

Кристину не прельщали парижские brasseries, так похожие друг на друга, и все те места, куда я обычно ходила и которые могла себе позволить. Она любила Париж за его шик. Ей хотелось побывать в самых известных ресторанах со старинными роскошными интерьерами, и она пообещала взять на себя все траты.

Тем же вечером мы отправились в известный клуб «Raspoutine», что недалеко от Елисейских полей – бывшее овеянное многочисленными легендами русское кабаре, сохранившее с тех времен интерьер в красных тонах, а ныне – одно из самых закрытых заведений, где собирается весь мировой бомонд. Мы подошли к дверям в районе полуночи. Перед входом никого не было, кроме нескольких охранников, которые, казалось, даже не взглянули на нас.

Клуб не сильно нас впечатлил: во-первых, он был невероятно маленький, а во-вторых, народу было от силы несколько человек. Наверное, сюда было не принято приходить так рано, подумали мы, и решили выпить по коктейлю и подождать. Так мы прождали битый час, после чего зал с неимоверной скоростью стал заполняться людьми. Мы стояли у бара у самого входа и наблюдали за приходящими. Нам показалось, что все девушки – не иначе как манекенщицы, настолько они были высокими и красивыми. При этом многие были одеты достаточно скромно, в джинсы и футболку, но это не мешало им выглядеть просто шикарно. Мы были потрясены публикой. Уже давно мы не видели столько красивых людей в одном месте.

Нас поразило, что, в отличие от других закрытых клубов Парижа, и тем более Москвы, здесь никто ни с кем не знакомился, более того, никто даже ни на кого не смотрел. Все были исключительно в своих компаниях. Как будто элита клубной жизни неизменно завершала здесь свой ночной рейд, чтобы наконец-то сбросить всю напускную мишуру и расслабиться в обществе себе подобных.

Мы решили поехать в другой гламурный в те времена клуб «Arc», находившийся в том же районе. Там атмосфера была, хотя и не самая веселая, но уже более свойская, и мы танцевали всю ночь под новомодные хиты на открытой террасе с видом на Триумфальную арку, откуда клуб и получил свое название.

С утра мы решили позавтракать в знаменитом кафе «Fouquet’s» на Елисейских полях, где выпивали кальвадос герои Ремарка и отмечал свое президентство Саркози, за что, в частности, он и получил нелестное прозвище «президент богатых». Мы зашли на террасу и сели за свободный столик. Официант все не подходил. После долгого ожидания мы наконец сами окликнули его и попросили принести меню. Официант кивнул головой и опять куда-то исчез. После того как мы окликнули его второй раз, он все же принес нам карты, недовольно буркнув что-то из серии «Вы не видите, сколько у меня клиентов?», и пропал опять на неопределенное количество времени. Таким образом, наш заказ приняли спустя полчаса. Немного опешив от подобного отношения и представив, что свой завтрак мы будем ждать еще столько же, мы решили немедленно покинуть это снобское место, надеясь, что заказ уже отправлен на исполнение.

Спустившись по улице George V, мы зашли в случайный ресторан, где съели вкуснейший омлет по цене бутылки воды в «Fouquet’s» и были обслужены в считанные минуты.

Окончательно разочаровавшись в раскрученных заведениях 8-го округа, примыкающего прямо к историческому центру города и олицетворяющего собой Париж глянцевых журналов и светских хроник, а также в его публике, мы зареклись ходить в район Елисейских полей и на следующий день отправились в еще один зажиточный район – в 6-й, а точнее – в квартал Saint-Germain-des-Prés, где было много дорогих ресторанов и бутиков, но гораздо меньше мишуры и больше жизни, где было уютно и «богемно». Да и гулять по маленьким старинным улочкам с изысканными террасами и художественными галереями было гораздо приятнее, чем по огромным безликим Елисейским.

Мы решили зайти на поздний завтрак в еще одно очень красивое и легендарное место – самое старое кафе Парижа «Le Procope». Мы заняли столик на резном балкончике, заросшем цветами и с видом на бежевые парижские дома и голубое небо, заказали по бокалу шампанского, как истинные «аристократы», а после бранча отправились в Люксембургский сад наслаждаться долгожданным солнцем.

А вечером мы открыли для себя «джазовый» Париж, зайдя в случайный бар на Сен-Жермане. Оказалось, что в Париже невероятное количество баров с камерными джазовыми концертами, где можно поесть и послушать живую музыку.

– В Париже, конечно, важны деньги, но зачастую самые лучшие вещи ничего не стоят, – заключила Кристина.

– Поэтому, наверное, я здесь…

– Скоро ты будешь тут, как рыба в воде.

«Три счастливых дня было у меня…» С отъездом Кристины в моем до этого таком наполненном существовании снова зазияла пустота.

Даже несмотря на постоянные развлечения, легче мне все равно не становилось. Ведь в эту свою первую парижскую весну мне так хотелось быть любимой. Куда бы я ни пошла, всюду чувствовалось присутствие Рафаэля. Повсюду напоминания о нем: вон brasserie на Одеоне, где мы вместе обедали, а вон сувениры с символикой его любимого футбольного клуба PSG… Постоянное желание поделиться с ним всеми переполняющими мыслями и чувствами… Постоянное ожидание…

Однажды я остановилась на одной из террас выпить кофе. Надо сказать, что как человеку, имеющему привычку добавлять в кофе немного молока, в кафе мне приходилось довольно туго, так как на мой заказ мне упорно приносили café crème, где молока было больше, чем кофе, и стоил он намного дороже. Так что в какой-то момент я начала заказывать именно его.

И тут неожиданно до меня донеслись звуки до боли знакомой музыки. Этот низкий голос под надрывное звучание гитарных струн я слушала когда-то дома у Рафаэля, когда все только начиналось:

Не знаю, откуда эта песня взялась в этом кафе, но она застала меня врасплох. Я не смогла сдержать слез. И не только потому, что она как будто клещами вытаскивала сердце из груди, но и потому, что я вдруг поняла, что не могу. Не могу развлекаться. Не могу быть сильной. Не могу жить жизнью, в которой нет ЕГО.

Я надела темные очки, чтобы скрыть слезы, бросила на стол монеты и побежала прочь, как будто боялась, что мелодия настигнет меня, заберется глубоко в меня и больше никогда не выйдет. Мне хотелось побыстрее скрыться в своих четырех стенах и затаиться там, как в подвале во время бомбежки.

10

Но надолго укрыться мне не удалось – хозяин моей квартиры подкинул мне повод для новой головной боли – он вернулся из России и сообщил, что я должна в срочном порядке переехать, так как к нему перебирается его девушка, и они собираются пожениться.

Я была рада за них и за то, что хоть кому-то в этом мире удается обрести друг друга, несмотря на расстояния. Но в то же самое время я была в полном отчаянии, так как совершенно не знала, куда переезжать. Возвращаться к старому хозяину? Об этом не могло быть и речи. Надо перекантоваться где-то всего лишь месяц, а дальше у меня уже начнется стажировка, и будут деньги. Но как? Что я могу найти сейчас так быстро и с моими скудными финансами?

Решение в очередной раз нашлось неожиданно – свалилось, точно манна небесная. Конечно, я предпочла бы, чтобы это было что-то более интересное, но я уже привыкла, что в моей жизни ничего не бывает просто.

«Манна» представляла собой очередного одинокого пенсионера, жившего в соседнем доме, ищущего жильца в пустующую комнату за скромную плату. Вариант мне подсказал менеджер отельчика на нашей улице, с которым мы часто общались, пока я ждала свое белье в «Laverie». Плюсом было то, что мне не надо было мучиться с перевозкой вещей, а также то, что в этот раз у меня все же была собственная комната с дверью, и мне не надо было выполнять никаких обязательств по дому, потому что их выполнял сам хозяин. Что, собственно, оказалось и главным минусом, потому что очень быстро у него проявилась маниакальная чистоплотность, выражающаяся в часовых выдраиваниях квартиры и в постоянном отчитывании меня то за капли воды на полу, то за неровно расставленную обувь.

Но мне было грех жаловаться. У меня не имелось на тот момент ни возможности, ни сил на поиски. Все время уходило на подготовку к выпускным экзаменам, зато у меня хотя бы было свое личное пространство для спокойных занятий.

Когда проблема жилья была решена, я смогла посвятить себя поиску места стажировки, которую мне необходимо было начать уже через месяц. Как оказалось, наша школа никак нам с этим не помогала, так что каждый оказался предоставлен сам себе.

Конечно, предложений стажировки было миллион, плюс я была просто идеальным кандидатом – полноценный менеджер, готовый вкалывать «за копейки». Проблемой было отсутствие французского языка. Несколько звонков от работодателей закончились уже на моей фразе, что я не говорю по-французски. Поэтому поиск существенно сужался компаниями, где нужен был только английский.

За эти месяцы я не только не смогла мало-мальски изъясняться на французском языке, у меня вообще появился какой-то блок. И все из-за французов, которые упорно отказывались понимать меня, переспрашивая: «Пардон? Я не понимаю», или исправляя сказанное мною со своим идеальным произношением. Мне казалось это проявлением ужасного высокомерия и неуважения к чужим усилиям, и, видимо, в знак протеста мой мозг упорно отторгал этот язык.

Доходило и до смешного.

– Вы любите Энди Уорхола?

– Кого-кого? Ааааа, АндИ ВарОль!

Французы даже английские имена и названия произносили на свой манер и отказывались понимать любое другое произношение. Моими любимчиками в этом смысле были НиколЯ КАж (Николас Кейдж), ГугОль и АпОль (они же Google и Apple).

Я находилась в постоянном движении, в постоянной погоне, как будто мне хотелось успеть испробовать все радости жизни, пока не случилось что-то плохое. Жизнь неслась с неумолимой скоростью. Я погрузилась в пучину, из которой никак не могла выбраться. Мне порой казалось, что я скоро сойду с ума от такого напряжения и нагрузки на организм и нервную систему. Мне всюду чудились подвохи. Меня съедала ревность. В голове, как фильм ужасов, крутились кадры связей «Бразильца» с разными женщинами. Я корила сама себя за то, что живу, как неудачница, что все неправильно организовала, что разбрасываюсь деньгами на развлечения вместо того, чтобы учить язык и серьезно заниматься поиском работы. Но еще больше меня тяготила мысль о том, что я продолжаю быть здесь совершенно чужой. Я сидела в своей маленькой комнатке, погруженная в занятия и поиски работы. Солнечные лучи, струящиеся через окно, и пение птиц напоминали, что там, за окном, кипит жизнь, а песня группы «Pink Martini» по радио еще больше усиливала желание вырваться из замкнутого круга:

Но я успокаивала себя, что скоро все изменится. Что нужно еще совсем немножко поднапрячься. К тому же меня сильно поддержал приезд мамы на несколько дней, приглушивший это съедающее изнутри чувство неприкаянности. А еще мама скопила для меня некоторую сумму денег, благодаря которой я теперь смогу продержаться до первой зарплаты.

В один из вечеров мы собирались пойти в ресторан отпраздновать мамин день рождения. Но все же накануне я приняла предложение одного знакомого пойти к нему на вечеринку, ведь я никогда не пропускала возможность с кем-то познакомиться.

И я действительно обзавелась отличным знакомством – красавицей бразильянкой Мануэлой, полной огня и энергии. Мы моментально «зацепились языками». Все-таки есть что-то общее в наших таких разных менталитетах. Наверное, мы в одинаковой степени искренни и открыты по отношению к людям, которых встречаем. Но ни мы, ни они не открываемся сразу. С той лишь разницей, что мы с виду кажемся серьезными и холодными, и нужно время, чтобы растопить этот лед, под которым бьется горячее сердце. А у них наоборот – за видимой легкостью и несерьезностью скрывается глубокая и чуткая натура, до которой тоже нужно докапаться.

Мы обменялись телефонами и договорились вместе искать женихов. Она жила в Париже гораздо дольше меня, но тоже была свободна, как ветер. Я не преминула сообщить ей, что уже давно и безуспешно влюблена в бразильца, на что она ответила, что все мужчины из ее страны глупые и несерьезные, и что я правильно сделала, что его бросила. Мануэла своим легким и игривым отношением к жизни, как дуновение свежего ветра, развеяла мою тоску.

А может быть, эта легкость была лишь видимостью…

Наутро мы решили начать отмечать мамин день рождения походом в ресторан, который славился отменным луковым супом. До этого я никогда не пробовала это традиционное французское блюдо, так как оно ассоциировалось у меня не иначе, как с гадким супом из детского сада, в котором плавали переваренные луковицы, и ты не мог выйти из-за стола, пока тарелка не будет пуста. Но маме хотелось непременно попробовать что-то местное, к тому же за месяцы в Париже я уже успела соскучиться по супчику. Каким же чудесным оказалось это блюдо. Легкий и в то же время наваристый, с ломтиком поджаристого хлеба на дне и сырной корочкой сверху, луковый суп оказался настоящим открытием.

В какой-то момент я почувствовала головокружение, сначала легкое, а потом все сильнее и сильнее. Приняв мое состояние за похмельное недомогание, я вначале даже не обратила на это внимания, пока головокружение не стало таким сильным, что начало казаться, что земля уходит из-под ног.

И тут меня накрыл резкий приступ удушья.

Я схватилась за горло, как будто пытаясь ослабить эти сжимающие дыхание тиски, а в голове только лишь крутилось: «Все, это конец».

Официант вызвал «скорую». Pompiers примчались через несколько минут и, поместив меня на носилки и надев кислородную маску, повезли в больницу. От маски мне сильно полегчало, приступ отступил, и я только смотрела, как сквозь пелену, на своих молодых и симпатичных спасителей. Я даже подумала, что если в «скорую» берут вот таких красавцев, то именно среди них и нужно искать себе мужа.

В приемной скорой помощи мою каталку поставили в коридоре еще с несколькими доставленными больными. В основном это были старики, но было и несколько молодых людей – кто-то пострадал в ДТП на скутере, у кого-то начался приступ пневмонии во время бега в парке, кто-то упал с велосипеда. Санитары вкатывали все новые и новые каталки. Медработники в белых, зеленых или розовых халатах увозили каталки за раздвижные двери, и казалось, что этому конвейеру нет конца и края. Только меня все обходили стороной, как будто меня там и не было.

Я пролежала так почти час, но ко мне по-прежнему никто не подходил. Состояние мое, казалось, пришло в норму, я сама подошла к кому-то из врачей и спросила, когда меня смогут принять. Мне сказали, что в больнице очень много срочных больных, которым нужна помощь, и меня, как стабильную, могут принять только когда кто-то из врачей окажется разгружен.

Так мы с мамой прождали еще часа четыре. Вокруг меня кипела суета. Врачи бегали туда-сюда. Кого-то из ожидающих пациентов увозили сразу, кто-то вместе со мной так же часами ожидал в коридоре. Когда одна бабулька рядом со мной начала кричать не своим голосом, что она замерзла, и потребовала, чтобы кто-то занялся ей, мы с мамой не выдержали. Не сказав никому ни слова, мы преспокойно вышли за дверь, и нас даже никто не остановил. На улице уже было темно. Мы купили сэндвичи в какой-то местной забегаловке и отправились к ближайшему метро. День рождения был испорчен.

Пока я находилась в больнице, моим врачом стал Гугл – в ответ на мои симптомы он выдал мне множество ссылок о панических атаках – необъяснимых приступах тревоги, возникающих вследствие стресса или переутомления. Несмотря на то, что истинный диагноз так и остался загадкой, за эти ужасные несколько часов «на грани», сгорая от стыда перед мамой, я осознала, насколько глупо и мелко все то, о чем я так сильно переживаю. Насколько никчемны все так называемые «проблемы» по сравнению с важностью всего одной лишь вещи – здоровья.

В тот день я не раз поблагодарила Бога за дарованное здоровье и пообещала, что сделаю все, чтобы организовать свою жизнь правильно, радоваться каждому мгновению, а главное – перестать тратить нервы из-за всяких бесперспективных мужчин.

11

Учеба подходила к концу. Я успешно сдала все экзамены, к тому же мне наконец-то позвонили из компании, где требовался стажер в отдел маркетинга для работы на английском языке.

Это было мое первое собеседование в другой стране, и потому, наверное, я никогда так сильно не волновалась. Оно же оказалось и самым легким. В переговорной меня ждали трое мужчин – главных директоров компании. Они были очень дружелюбны и интересовались, скорее, моим переездом во Францию, чем моим опытом. Еще бы, они явно не ожидали собеседования по поводу стажерской позиции с человеком с таким резюме, как у меня. На их лицах я видела готовность принять меня на работу хоть сейчас.

К тому же, как выяснилось, в задачи «стажера» входило развитие функции маркетинга с нуля, что было явным преувеличением для предлагаемой мизерной зарплаты. Но тем лучше, подумала я. Маленькая компания, никакого маркетинга, сейчас я им тут все налажу, и, возможно, они предложат мне контракт на постоянной основе, а также сделают рабочие документы, что, собственно, и было главной целью моего приезда.

Положительный ответ пришел на следующий день.

Был конец апреля. На улице стояла жара, но еще не такая пронзительная, как летом, а мягкая и приятная. Я нежилась на солнышке за столиком «Cafe de l’Odeon» вместе со своими новыми друзьями – французом Люкой и русским Ильей – и чувствовала себя абсолютно счастливой. Кафе занимало всю площадь Одеон, вокруг которой уютно расположились «османовские» дома и национальный театр Одеон с его грациозной колоннадой. С каждым вздохом я впитывала дух того богемного Парижа, которым пропитан квартал Сен-Жерман, того Парижа, частью которого я так мечтала стать, и к которому я, казалось, подбиралась все ближе и ближе. Ведь теперь у меня появилась работа, а вместе с ней и надежда. Белое вино еще никогда не было таким вкусным, а на душе никогда не было так легко и хорошо.

С Люкой меня познакомила Федерика, мы с ним сильно сдружились, и я всегда шутила, что он должен был родиться русским, настолько он был похож на нас и насколько быстро с нами сходился. Не зря у него в Париже было несколько русских друзей, в частности, и Илья, который, как и я, переехал из Москвы пять лет назад учиться в школе кино. Все-таки Париж привлекал не только одиноких девушек, но и людей искусства. Илья был талантливым фотографом и оператором, участвовал в различных творческих проектах, которые, впрочем, считал мелкими, мечтая о серьезной режиссерской работе. Он даже как-то снял меня в клипе для одной группы. Илья мне очень нравился. Как и Стас, он воплощал в себе для меня то идеальное сочетание для мужчины – одного с тобой языка и менталитета, но с сильно европеизированной внешностью и поведением. К тому же, меня всегда привлекали люди, мир которых отличается от моего собственного. И хотя наша троица последнее время была практически неразлучна, мы всегда оставались только друзьями, а потом Илья вообще влюбился в Виолу и даже смог ненадолго завоевать ее внимание. Но ничто не могло растопить ее сердце. «Такая, блин, вечная молодость…» – так и напрашивается фраза из песни.

Париж вообще казался мне каким-то эпицентром любовного водоворота. Казалось, что все вокруг только и делают, что влюбляются. Как будто в воздухе были распрысканы афродизиаки.

Только почему-то никто не был от этого по-настоящему счастлив.

12

Помимо новой работы, жизнь (а может быть, и сам Париж) преподнесла мне и еще один приятный сюрприз. Мой друг по учебе – итальянец Энрико сообщил, что съезжает из своей съемной двухкомнатной квартиры, и он предложил мне снять ее с кем-то напару, и даже помог найти соседа.

Энрико, как и многие встреченные мною здесь иностранцы, представлял собой идеальную историю успеха иностранца в Париже, с той лишь разницей, что над ним – гражданином Евросоюза – не нависала Дамокловым мечом вся эта бумажная и административная волокита. Выходец из бедного неаполитанского квартала, в отличие от большинства моих сокурсников, он всего добился сам, и вот теперь после окончания учебы уезжал на стажировку в одну очень крутую компанию в Лондоне. Он даже расстался со своей французской girlfriend, с которой они встречались уже больше двух лет.

Меня всегда удивляло, что, даже несмотря на серьезные отношения, они так и не съехались, мой друг продолжал снимать квартиру вместе с братом, а его девушка лишь приезжала к нему ночевать пару раз в неделю. Наблюдая за ними и за отношениями других окружающих меня пар, да что уж там, учитывая мой собственный опыт с «Бразильцем», мне даже стало казаться, что тут у них в Париже вообще так принято. Отношения без обязательств приравниваются к отношениям без головной боли.

Например, как-то раз, когда мы обедали с Оксаной в столовой нашей бизнес-школы, к нам подсел один из тех мальчиков-мажоров нашего потока, которых, как мне казалось, я никогда не смогу заинтересовать своим обществом. Но этот ни с того ни с сего разоткровенничался о личной жизни. Он рассказал нам, что недавно расстался с девушкой, с которой встречался несколько лет, но она разбила его сердце, и теперь он больше не хочет серьезных отношений, потому что больше не желает страдать. Мы с Оксаной переглянулись, еле сдерживая смех. Нам было сложно представить, что можно услышать что-то подобное от наших соотечественников, и нас всегда забавляли эти европейцы, плачущие от любви, словно девчонки.

Он поделился с нами своей теорией, что многие мужчины в Париже страдают из-за предыдущих отношений и поэтому возводят вокруг себя барьер и искусственно ведут себя равнодушно, дабы уберечь себя от лишних переживаний. Например, отвечают на сообщения «через сто лет». И именно поэтому в Париже так много одиноких людей.

– Может быть, ты не будешь страдать, но и радостей настоящей любви тоже не узнаешь, – ответили мы ему.

– А вы бы что делали на моем месте?

– Продолжали бы строить отношения с другими.

– Вы русские – смелые.

Может быть, эта «смелость» и правда была особенностью нашего менталитета? Вступление в отношения – это всегда своеобразная «русская рулетка»: впереди либо счастье, либо страдание.

Все это было похоже на какой-то замкнутый круг. Француженки, сплетничая о мужчинах, жаловались на их пассивность, называли своих парней слабаками и сетовали на необходимость нянчиться с ними, как с малыми детьми. Поэтому они привыкли быть сильными. А французы жаловались на женщин, что они выносят им мозг и хотят во всем быть главными. Поэтому они привыкли не проявлять инициативу и плыть по течению.

Мне во многом импонировала эта идея равноправия. Например, мне нравилось, что во Франции, если мужчина и женщина в паре, и оба работают, то оба одинаково ведут хозяйство и ухаживают за детьми, а не только одна женщина.

Меня умиляло, как французы без задней мысли готовят обеды и гладят рубашки. Но в то же самое время, мне было их немного жалко, и казалось, что они не получают должной заботы, коей окружены наши мужчины. Может быть, поэтому французы любят выбирать себе в жены иностранок?

Наш случайный разговор в столовой открыл мне глаза на многое. Я уже не раз имела шанс ощутить на себе все прелести «пассивного» и «свободного» формата отношений, начиная с «Бразильца» и заканчивая какими-то разовыми знакомствами. Я уже давно подозревала, что за этим желанием местных мужчин казаться независимыми, свободными, крутыми, такими всеми-из-себя-пофигистами, скрывается серьезная душевная рана, а то и тот самый пресловутый «каблук».

Например, однажды один парижский красавчик после знакомства в гламурном баре пригласил меня на следующий вечер на домашнюю вечеринку. Мне было любопытно посмотреть на парижский «crème de la crème». Частный дом в районе Булонского леса, дорогая мебель, дорогое шампанское на террасе под драматичное электро модного тогда в узких кругах Кавинского, ребята в простой и неброской одежде, но сразу выдающие свою принадлежность к элите по той самоуверенной манере перебрасываться шутками, небрежно покачивая рукой со сжатыми между пальцами сигаретой и бокалом. Я была немного не в своей тарелке: не только потому что мое обтягивающее зеленое платье ярким пятном маячило на этом черно-сером фоне, но главным образом потому, что приведший меня в эту компанию парень весь вечер отлучался на долгие телефонные переговоры, а его друзья довольно быстро потеряли интерес к общению со мной на английском. В итоге он вообще пропал, и никто мне толком не мог сказать, куда. И пусть я в гордом одиночестве ждала свое такси в этой ночной глуши, но я старалась все происходящее со мной воспринимать, прежде всего, как опыт.

Позже через общих знакомых выяснилось (все-таки Париж – это большая деревня), что в тот вечер он разговаривал со своей бывшей, которая его бросила какое-то время назад, но именно в тот вечер почему-то вдруг решила вернуться, и он, как послушная собачка, поехал к ней сквозь ночь, бросив своих друзей и случайную знакомую из России. Один раз я даже видела их вместе – типичная француженка со своей неизменной небрежно растрепанной гривой, властно тянувшая за руку за собой через толпу нашего несостоявшегося мачо.

Наверное, не случайно, из-под пера именно парижского писателя родился эдакий литературный герой нашего времени – рекламщик Октав Паранго из романа «99 франков» – эмоциональная натура, глубоко травмированная любовной неудачей, скрывающаяся за образом циника, разочаровавшегося в любви и отношениях, и спасающаяся от действительности в угаре развлечений.

Порой я теряла надежду, что в этом мире разочаровавшихся, пугливых и неактивных месье я смогу встретить настоящего мужчину, который мне нужен. Конечно, в глубине души мне хотелось околдовать какого-нибудь парижского гламурного красавца, но, похоже, эта идея была обречена на провал, ведь чем я со своей природной мягкостью могла привлечь людей, привыкших к доминирующим в отношениях женщинам?

Но, как это обычно бывает, вместо того, чтобы сменить тип мужчины-объекта, я все стремилась изменить себя и продолжала корить только себя за все несостоявшиеся романы.

13

Найденный Энрико мой новый сосед по квартире, студент-марокканец, согласился оформить контракт на съем квартиры на себя, и за это он не только имел право на ежемесячную компенсацию от государства, но и взял себе комнату с дверью, а мне оставил, как это принято, диван в гостиной, совмещенной с кухней.

Разложив свои вещи, я заварила свой первый кофе в своей новой квартире и, довольная проделанной работой, села пересматривать серии «Секса в большом городе» – эпизоды про Париж.

Я все сравнивала себя с Кэрри – она переехала к любимому мужчине, но чувствовала себя совершенно чужой в этом городе, ее преследовали дождь и курьезные ситуации, она чувствовала себя такой одинокой, даже несмотря на жизнь в «Plaza Athénée» и шопинге в «Dior». У меня все мои вещи уместились в выдвижной ящик комода, а квартира находилась на самой окраине города – в самой неблагополучной части 20-го округа Парижа. Но я была абсолютно счастлива.

Итак, новая жизнь начиналась через несколько дней – 2 мая (первого мая Франция, как и Россия, отмечала день весны и труда, а второго начинался мой первый рабочий день). Больше никаких чокнутых стариков и несерьезных мужчин, теперь я сама себе хозяйка.

Чтобы отпраздновать все эти позитивные изменения, мы отправились с Мануэлой в модный в то время ночной клуб «Le Carmen», расположенный в здании старинного особняка и сохранивший его аутентичный декор. Как же я любила Париж за эту возможность перманентно прикасаться к истории, даже в ночном клубе! Натанцевавшись под люстрами в стиле рококо мы, памятуя главное правило тусовщика не оставаться долго на одном месте, решили поехать в «Le Baron». На выходе мы наткнулись на очень красивую девушку, с виду похожую на бразильянку. Я сразу же дернула Мануэлу за локоть – мол, давай, познакомься. Как же мы долго смеялись, когда выяснилось, что девушка оказалась русской.

Рита жила в Париже уже семь лет, любила вечеринки и была знакома с разными известными деятелями ночной жизни: например, с чернокожим диджеем в темных рэперских очках, стоящим рядом.

И только подъезжая к клубу «Le Baron», я пожалела, что мы так и не обменялись контактами. Каково же было мое удивление, когда через какое-то время я увидела Риту и ее друга у барной стойки. Мы сразу же решили, что наша новая встреча – это знак, и нужно больше не теряться.

Но и на этом ночные сюрпризы не закончились.

В постоянно циркулирующей вдоль бара толпе я увидела «Бразильца».

Сколько мы уже не виделись? Месяц или больше? Как долго я перебарывала в себе желание написать ему или ответить. Но теперь, когда в моей жизни произошло столько положительных изменений, ничто не мешало мне, как ни в чем не бывало, подойти к нему.

Он не скрывал радости меня видеть, сказал, что уладил все дела с продажей квартиры и скоро переезжает, взял меня за руку и больше не выпускал весь вечер.

На следующий день я написала Саше:

Я так скучаю по «Бразильцу». Мне все вокруг кажутся такими идиотами.

Саша тоже оказалась не в лучшем расположении духа:

Мне тоже все кажутся идиотами. Наверное, они и есть идиоты. Правда, я сама себе тоже периодически кажусь идиоткой.

Саша страшно устала от навалившихся забот с работой, детьми и семейной жизнью, ей хотелось чего-то нового, чего-то, что могло бы вдохнуть новую жизнь в опостылевшую рутину. Ту рутину, к которой я в тот момент так стремилась. Как же все-таки относительны наши проблемы…

Так мало нормальных людей вокруг. Почему, когда люди наконец встречают друг друга, все так сложно? Наверное, чтобы быть счастливой, мне нужно было родиться стервой.

Какая ерунда! Будучи в нормальном возрасте, человек ищет счастья и уюта. Все эти стереотипы, что мужчинам нужна стерва – это выдумки людей, которые вообще ничего не понимают в счастье. Стерва нужна для острых ощущений, а для жизни и семьи выбирают хороших, веселых и милых. Это я все о психически здоровых мужчинах говорю. Тебе нужно любить себя – не временами и не на основании каких-то там общественных побед, а по-настоящему. Тогда эти мысли о том, что мужчинам нужен кто-то, обладающий другими достоинствами, которых у тебя нет, уйдут.

У меня нет сил на это, я просто комок нервов. Настроение меняется каждый день. Сегодня смеюсь, завтра плачу. Я чувствую, что смогу успокоиться только с надежным мужчиной рядом. Я часто вспоминаю Андрея, который гладил меня по голове и говорил, чтобы я ни о чем не волновалась. Я вот смотрю в окошко, я в Париже, и он так прекрасен! Но люди приезжают сюда за любовью, а ее нет.

Сегодня Москва тоже прекрасна, такое солнце и птицы. Дай себе время, и снова почувствуешь вкус к жизни. Я ни во что и никому не верю, верю только в действие времени и в его целительную силу.