Пышные волосы Анны плавно струятся по ее плечам, когда она неподвижно замирает над фотографией с кисточкой в руке. Ее бледное лицо с выступающими скулами, из-за которых большие, темные как сливы ее глаза кажутся чуть раскосыми, эти ее каштановые волосы, принимающие на солнце медный оттенок, – весь ее облик напоминает портрет зрелой женщины, которая не каждому согласится открыть свои тайны. Сколько раз Хуберт Филлер предлагал ей позировать для художественного портрета, но всегда получал отказ. Она не желала, чтобы кто бы то ни было пытался открыть ее красоту, не хотела становиться объектом чьего-то внимания. Вероятно, она чувствовала, что фотограф хотел бы видеть в ней не только свою сотрудницу. Она ощущала это всякий раз, когда он, приветствуя ее, церемонно целовал ей руку. Она не раз ловила на себе его глубокий взгляд, когда невзначай поднимала голову от фотографий.

На сей раз он встал за ее спиной и наклонился так низко, чтобы можно было почувствовать запах ее волос. Анна выпрямилась, и тогда ухоженная рука Филлера положила перед ней большой снимок лысого мужчины в пенсне.

– Пани Анна, надо это срочно подретушировать. Этот снимок нужен для надгробия.

– Кто это?

– Доктор, полковник Зиглер.

Как только прозвучала эта фамилия, Анна сразу поняла, что речь идет о военном враче, который был в катынском списке, опубликованном в апреле 1943 года в газете «Краковский курьер»…

– Этого не может быть, пани Анна. – Филлер положил перед ней листок, прилагавшийся к предназначенной для надгробия фотографии.

Анна взглянула. Теперь у нее не осталось сомнений.

– Ну да! Это он. Густав Зиглер, полковник, доктор медицины! – Она снова перевела взгляд на лицо Филлера. – Он там погиб.

– Чудес не бывает, пани Анна. – Филлер посмотрел на нее, как на дитя, которое напрасно настаивает на своих фантазиях. – Полковник Зиглер умер в понедельник от аневризмы. – Он осторожно коснулся плеча Анны. – Это должно быть готово сегодня. Каменотес ждет.

– Когда похороны?

– Сегодня во второй половине дня.

Филлер в недоумении наблюдал, как Анна, сорвавшись с места, не глядя в зеркало, надевает шляпку и, опустив вуаль, поспешно выходит из ателье, словно до нее не дошел смысл его просьбы о том, что дело срочное и что каменотес ждет.