В окно кафе Новорольского было видно, как на Рыночной площади, погружавшейся в осенние сумерки, сворачивают передвижной кинотеатр. Солдаты демонтировали экран.

Во второй раз они оказались в этом месте. В первый раз именно здесь Ярослав передал ей портсигар. Тогда она была в шляпке с вуалью. Сегодня она оставила свою мокрую шляпку в гардеробе. Анна оперлась подбородком на руки и неподвижным взглядом смотрела перед собой так, словно хотела им объять всех отсутствующих. Она смотрела сквозь дым папиросы, которую курил Ярослав, сквозь лица других посетителей кафе, сквозь плотные шторы и видела то, что могла увидеть только она: прощание с Анджеем, который уходил на войну…

– Вам от этого станет лучше. – Ярослав пододвинул рюмку коньяку ближе к Анне. Она не отреагировала.

Только когда Ярослав коснулся рюмкой обручального кольца на ее пальце, она очнулась от этого легкого звука, оглянулась вокруг и залпом выпила коньяк. Ярослав жестом дал понять официанту, что повторяет заказ.

– Простите меня, – сказала Анна сквозь стиснутое горло.

– За что?

– Я думала, что после того, что мне пришлось пережить за эти годы, я смогу выдержать все. – Она машинально крутила обручальное кольцо на пальце. – Но нет! Видно, я недостаточно сильная. Мне будет это сниться до конца моих дней. Одно дело – представлять себе ад, и совсем другое – побывать в нем.

По ее лицу пробежала какая-то судорога, но она взяла себя в руки, взглянула на Ярослава уже вполне осознанно.

– Как вы там оказались? – Этот вопрос застал его врасплох, словно игрока в покер, пойманного за руку на игре краплеными картами. Что должно было означать это слово «там»? Неужели она догадалась?

Ярослав выпустил облако дыма, загасил папиросу, проглотил остатки коньяка. Казалось, он тянет время. Впечатление было такое, что ему прежде необходимо обдумать свой ответ, который будет для него совсем не легким, но Анна уже следующей своей фразой дала ему понять, что она спрашивала лишь о том, каким образом он оказался на Рыночной площади. Прежде чем он успел сказать что-то в ответ, Анна понимающе закивала головой и не без язвительности заметила, что ему, вероятно, там необходимо было быть, ведь он исполнял приказ, а офицер не может ослушаться.

– У господина полковника было задание обеспечить митинг. – Она смотрела на него холодно, и все же он предпочел бы именно этот ее взгляд, а не тот, который говорил, что она где-то совсем далеко, в другом времени и в другом месте.

– А если я там оказался потому, что предполагал, что и вы там будете?

– Я ничего не знала об этом митинге. – Анна пожала плечами. – Это была случайность.

– Иногда случайности могут оказаться решающими в вопросах жизни и смерти.

Несколько секунд она внимательно смотрела на него, слегка прищурившись, словно раздумывала, надо ли ей сейчас произносить то, что она собиралась сказать.

– У вас есть право так говорить, ибо вы живы.

Это прозвучало как обвинение. Анна сама почувствовала, как больно эти слова могли его ранить. Она начала говорить о том, что жизнь ее по-прежнему проходит во времени post mortem и что она по-прежнему не теряет надежду на то, что непоправимое не свершилось, ведь в том списке в фамилии Анджея была ошибка, хотя то, что она увидела сегодня, могло означать одно – это вход в те ворота, через которые уже нет хода обратно…

– Тот, кто там оказался, выйти оттуда живым уже не мог. – Ярослав наклонился и говорил вполголоса: – Это было путешествие в одну сторону.

Он хотел положить свою ладонь на руку Анны, но та в последний момент убрала ее, потянувшись за новой рюмкой коньяка.

– Но ведь вам удалось туда не доехать. – Уже произнося эту фразу, Анна почувствовала свою вину в том, что отнимает у этого человека право на жизнь. Она начала извиняться за то, что не в силах справиться с ощущением, что жизнь утратила для нее всякий смысл, но Ярослав неожиданно жестом руки остановил ее. На его лице появилась решимость, видимо, слова Анны задели в нем какую-то пружину, заставившую его сделать признание. Когда Анна, окончательно обессилев, опустила голову на руки, Ярослав снова наклонился над столиком и одной лишь фразой признался в том, чего до сих пор не говорил никому:

– Я это видел совсем близко.

Анна подняла голову и посмотрела на Ярослава как сквозь сон: не ослышалась ли она?

– Я там был. – Голос Ярослава звучал приглушенно, но для нее он звучал как крик. – Я был в Катыни.

Он откинулся на спинку стула так, что тот слегка покачнулся. И глубоко затянулся папиросой.

– И вы живы?

Этот вопрос повис между ними. Анна напряженно ждала ответа. Интуиция подсказывала ей, что этот человек ведет сейчас какую-то борьбу с самим собой. Она ждала, что еще он может сказать, но молчание затянулось. Собственно говоря, Анна могла встать и уйти, но она осталась, она ждала чего-то, что только он мог ей открыть.

Ярослав начал с трудом, как человек, который раскрывает самую важную тайну. Фразы были короткими. После каждой фразы он затягивался папиросой. Начал он со слов:

– Это был сорок третий год. После битвы под Ленином нас посадили в поезд…

– Нас? Кого?

– Десятка два офицеров Первой армии.

– Но как вы, собственно, туда попали?

– Мне не дано было попасть в армию Андерса. Там, где я находился, нельзя было получить никакой информации. – Он пожал плечами. – Если бы не это, я, возможно, был бы теперь в Англии.

– Но вы здесь. – Анна произнесла это твердо, прямо глядя ему в глаза. – Вы пришли с той стороны.

– У меня не было выбора. Ни раньше, ни потом. В эшелон – и поехали! Прямо в Катынь.

– На четыре года позже, чем они.

– Речь шла о пропагандистском эффекте. – Он снова, как будто защищаясь, затянулся папиросой. – Чтобы еще больше разжечь желание отомстить немцам. Вы слышали слова Ванды Василевской.

– И никогда их не забуду, – сказала Анна сквозь стиснутые зубы.

– Это был апрель сорок третьего, когда московское радио сообщило, что близ Гнездова произошло археологическое открытие…

– Археологическое? – Анне показалось, что она ослышалась.

Ярослав подтвердил:

– Да, эти ямы смерти, открытые немцами, они назвали археологическими раскопками.

Когда их привезли, уже работала комиссия Бурденко. Ярослав стоял над ямами, из которых доставали останки пленных из Козельска. Он смотрел на них и не мог понять, как могло так получиться, что он жив. Ведь он должен был быть там, внизу, вместе с ними…

Анна через столик протянула руку за рюмкой Ярослава и снова одним залпом выпила коньяк.

Только тогда она взяла сумочку и вынула из нее предмет, легко помещавшийся в ее маленькой руке. Она разжала ладонь. В глубине ее лежала гильза от пистолетного патрона калибра 7.62.

Анна подняла глаза на Ярослава:

– Это оттуда?

Он кивнул головой. Ярослав потянулся за гильзой, но Анна быстро сжала ладонь.

– Я нашел ее в песке. И спрятал. Носил все время с собой. Возможно, эта пуля предназначалась для меня? В конце концов я отдал эту гильзу вам…

– И что вам удалось там узнать? – Анна наклонилась к нему. – Что это было немецкое преступление, не так ли?

– К нам привели старосту из соседней деревни. – Ярослав прикрыл глаза, словно пытаясь еще раз вызвать в памяти образ этого человека. – Вы как свидетель, сказали ему, можете рассказать, как на самом деле все происходило. А он весь трясется от страха. Да, он слышал выстрелы…

– Когда? Когда он их слышал?

– Конечно, в сорок первом, когда пришли немцы.

– И вы в это поверили?

– Почти ни у кого из нас не было сомнений. Мы знали, что все основано на лжи. После возвращения мы должны были передать «правду» солдатам…

Напряженный взгляд Анны говорил о том, что разговор близится к концу. Ярослав ослабил застежки на воротнике мундира.

– И что вы им сказали? – Анна говорила громко, не обращая внимания на то, что сидевшие рядом посетители кафе поглядывают в их сторону. – Что это сделали немцы?

– А разве мы могли тогда сказать им что-то другое?

Анна, резко поднявшись из-за столика, шла по залу кафе, пошатываясь, как шла она недавно по Рыночной площади к этим ямам смерти. Она задела стул, наткнулась на официанта, который, ловко лавируя, направлялся с полным подносом к столику в глубине кафе. Официант с явным неодобрением взглянул на человека в военной форме, который смог довести даму до такого состояния. А Ярослав тем временем, продолжая сидеть за столиком с незажженной папиросой, поднял вверх пустую рюмку, давая понять официанту, что заказывает очередную порцию коньяка…