Ника смотрела на себя в зеркало и пыталась вспомнить, как она была одета в прошлом году в день именин своего отца Анджея. Кажется, она хотела попросить у матери коралловые бусы? Ведь она собиралась пойти в оперетту. Юр достал тогда два льготных билета. Она не пошла, так как Анна сочла это предательством: уйти из дома в день именин Анджея? Она выбрала оперетту, значит, предала память об отце! А Ника тогда выкрикнула ей прямо в лицо, что Анна завидует ее молодости, завидует тому, что у нее есть человек, который ее ждет, и что отец как раз желал бы, чтобы она, несмотря ни на что, жила как все ее ровесники, чтобы ходила на танцы… Тогда она выбежала из дома, но в оперетту не пошла. Она бродила по бульварам, был туман, кажется, моросил дождь, а она убеждала себя, что никто не вправе требовать от нее, чтобы и она жила в каком-то времени post mortem. Пусть наконец Анна перестанет быть для нее укором совести! Тогда ей еще не вполне были понятны слова Анны, что, может быть, когда-нибудь и она поймет значение того, что человек дается нам судьбой на всю оставшуюся жизнь только один раз…
Прошел всего лишь год, а она словно родилась во второй раз.
Буся, как всегда, приготовила на именины сына его любимый бисквитный торт…
Ника никуда не собиралась.
Анна положила на стол портсигар Анджея. В центре стола стоял торт. Было накрыто четыре прибора. Один – для нежданного гостя. Лежал альбом с фотографиями. За столом сидели три женщины. И Буся, как каждый год, положила свою ладонь на руку невестки и сказала:
– Он вернется, Анечка. Он будет с нами.
Анна накрыла ладонью высохшую как осенний листок руку Буси. И тогда Ника подумала, что смерть вовсе не означает небытие. Небытие – это отсутствие тех, кто помнит.
Она смотрела на бабушку и на мать и видела их как сквозь перевернутый бинокль, словно они отдалялись в пространстве, становились все меньше, все неслышнее. Несмотря на это, она услышала вопрос Буси, обращенный к Анне:
– А что с его последним письмом?
Буся смотрела на Анну как на ученицу, не выполнившую домашнего задания.
– Не отдали. Но это ничего. Я помню его наизусть.
Анна прикрыла глаза и начала повторять текст письма: Смоленская область, ящик 12. Козельск, 15 декабря 1939… Любимые мои Анечка и Никуся. Я интернирован. Чувствую себя в общем хорошо. Мы тут все друг друга поддерживаем…
Буся закрыла глаза, как во время молитвы. Ника беззвучно повторяла вслед за Анной каждое слово, как будто хотела выучить их наизусть: Я тоскую ночью и днем. Здесь я повторяю все те слова любви, которые не успел в своей жизни высказать. Надеюсь, что Никуся стала твоей опорой. Вылечила ли она гланды? После войны мы вместе пойдем есть мороженое…