Молодая женщина мерила шагами свою келью без окон. В одну сторону шесть шагов, в другую – пять. В келье был соломенный тюфяк, стол и дыра в углу, откуда несло нечистотами и сопревшей соломой.

Спать Мерри не могла. От голода в животе урчало. Положив руку на живот, она думала о ребенке, которого носила под сердцем. Как сохранить его, если ее и дальше будут морить голодом?

В темноте ничего не было видно, но Мерри не сомневалась, что платье, надетое на коронацию, выглядит ужасно. Монах с такой силой дернул ее за рукав, что почти оторвал его. Перламутровые гребни у нее отобрали и дали коричневый домотканый платок, велев повязать голову и спрятать огненно-рыжую косу, бросавшую вызов самому Господу Богу.

Дважды ее навещал отец Бартоломью. Он объяснил, что хочет позаботиться о ее бессмертной душе и что она должна ему исповедаться. В правдивости его заверений Мерри не сомневалась, однако предпочитала молчать.

– Я хочу помочь вам, леди, – сказал он ей во время последнего визита. – Но не смогу, если вы будете хранить молчание.

– Откуда мне знать, что это не ловушка? Я буду разговаривать с вами только при муже, – заявила Мерри.

Священник ушел, не проронив ни слова.

Люк! Где он? Почему до сих пор не пришел ее навестить?

Когда монахи уводили ее, Люк признался ей в любви. И это давало надежду: Но шли дни, а Люк не давал о себе знать, и ее надежда развеялась как дым.

Хотя ее дело было представлено как религиозное, Мерри подозревала, что подоплека в нем политическая. Король дал Люку слово, что не будет аннулировать их брак. Видимо, знал заранее, что в этом не возникнет необходимости, что Мерри разыскивает церковь, а сфера влияния Люка ограничивалась политикой.

Терзаемая тягостными мыслями, Мерри села на тюфяк, поджав под себя ноги, чтобы согреться. Знал ли Люк, что ее снова ждет суд? Что в Лондон свозят свидетелей? Она молила Бога, чтобы среди них оказались и ее сестры, чтобы как-то успокоить Клариссу и Киндру!

Но скорее всего ее снова признают еретичкой. И на этот раз приговорят к повешению. Так сказал отец Бартоломью. За дверью послышались шаги, и в замке повернулся ключ.

Дверь открылась, и появился отец Бартоломью.

– Вы не спите, дитя мое? – спросил он тихо.

– Нет, отец. – За его спиной Мерри заметила еще какого-то человека.

Дверь камеры захлопнулась.

– Мерри!

Услышав знакомый голос, Мерри вскочила на ноги и бросилась в объятия Люка.

– Мерри! – прошептал он. – Не проходило и дня, чтобы я не пытался добиться свидания с тобой, но мне отказывали. – Он взял в ладони ее лицо, но рассмотреть его в темноте было трудно. – Хорошо ли с тобой обращаются? Как ребенок?

Люк привлек ее к себе, стараясь утешить.

– Мой Бог, она похудела! – бросил он священнику. – Почему ее не кормят?

– Я позабочусь об этом, – пообещал отец Бартоломью и добавил: – У нас мало времени.

– Отец Бартоломью сильно рискует, устроив мне свидание с тобой. Поклянись, что доверишься ему. Он постарается сделать для тебя все, что в его силах. – Люк сжал ее руки. – Не все в предстоящем процессе убеждены в твоей виновности. Епископ Таусент хорошо меня знает, и предложил выступить свидетелем. Мы собрали людей, способных опровергнуть показания тех, кто будет выступать против тебя, включая настоятельницу Маунт-Грейс.

– Только не она! – в ужасе вскричала Мерри.

– Ее свидетельства легче всего опровергнуть, – успокоил ее Люк. – Мало того, что она не сочла нужным уведомить папский престол о судилище над тобой, так еще и не пригласила независимых присяжных.

– На сей раз суд будет справедливым, – промолвил священник. – Я сам принимал участие в подборе присяжных. У вас есть шанс, леди. Мужайтесь.

– Обещай мне исповедаться отцу Бартоломью, – попросил ее Люк. – Чтобы доказать твою невиновность, он должен знать, какие обвинения могут быть выдвинуты против тебя. Открыто защищать тебя он не сможет. Но будет задавать вопросы, которые послужат доказательством твоей невиновности.

– Значит, мне не позволят говорить, – догадалась Мерри.

То же самое было и во время первого суда.

– Только отвечать на вопросы.

– Нам пора уходить, – поторопил его священник. – Если нас здесь застанут, все погибло.

Люк мешкал.

– Я бы хотел немного побыть с женой, святой отец. Если меня поймают, я ни слова о вас не скажу.

Священник промолчал. У Мерри от счастья подпрыгнуло сердце.

– Только не задерживайтесь, – предупредил Бартоломью. – Это опасно.

Люк пообещал. Едва дверь за священником закрылась, как он подвел Мерри к тюфяку и усадил к себе на колени. Некоторое время он качал ее, словно ребенка. Рядом с ним она чувствовала себя как за каменной стеной.

– Ты виделся с королем? – прошептала она.

– Я не раз пытался, дриада. Но тщетно.

– Может, стоит отправить ему послание?

– Зачем? Он не желает вмешиваться. Я должен доказать, что Амалия пыталась отравить моего деда, и с этой целью нанял людей, которые собирают улики. Если я сумею привлечь к ответственности кузину короля, Генрих, возможно, станет сговорчивее.

– Но ты сказал, что он не в силах повлиять на мою судьбу.

– Он может вмешаться, если на карту будет поставлена его собственная репутация. Если я докажу, что в поступках Амалии присутствовал злой умысел.

Мерри это вряд ли могло сослужить добрую службу. Устало она доложила голову на плечо Люка. В ее памяти проплыли воспоминания о ночах любви и днях нежности, предшествовавших ее аресту. Что, если он в последний раз держит ее в объятиях?

– Ты возьмешь себе новую жену, когда меня не станет? – спросила она.

– Замолчи! – Он еще крепче сжал ее в объятиях.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, Люк, чтобы стал лордом Арунделом.

Он покачал головой.

– Твой дед больше любил свою вторую жену. Ты знал ее?

– Мерри, немедленно прекрати разговоры о смерти!

– Я сама не знаю, что говорю. Это, наверно, от голода.

– Клянусь, завтра они тебя накормят!

– Надеюсь, меня не повесят до рождения ребенка. Церковь не отнимет жизнь у невинной души.

– Ты невиновна, Мерри. Тебя не повесят, клянусь.

– Не клянись! Не в твоей власти решить мою судьбу. Ты наполнил мою жизнь смыслом, сказал, что любишь меня. Скажи еще раз, чтобы я знала, что это мне не приснилось.

– Я люблю тебя, Мерри, клянусь Христом. Я не смогу жить без тебя! – В следующее мгновение Люк поднялся и бережно положил Мерри на тюфяк. – Спи, моя любовь!

Люк натянул Мерри на плечи потрепанное одеяло, напомнив ей о ночах под открытым небом, которые они провели на пути в Западный Суссекс.

– Я люблю тебя, Люк, – прошептала Мерри.

Люк пил эль кружку за кружкой и уже потерял им счет. Он никак не мог прорваться к Генриху. Охранники все время были начеку. При последней попытке Люк, отчаявшись, выхватил меч.

Филипп и Эрин умоляли его взять приступом аббатство и выкрасть Мерри. Но это не решило бы ее проблемы. Во всяком случае, сейчас. Пока оставалась надежда доказать ее невиновность.

Люк стал официальным свидетелем защиты. Навестив ряд вельмож, приближенных к королю, он обрисовал ситуацию и убедил их оказать на Генриха давление. Ему даже удалось добиться короткой аудиенции у Таусента, епископа Вестминстерского.

Епископ проявил благоразумие. Выслушав Люка, он пообещал ему отнестись к делу с особым вниманием и заверил Люка, что с Мерри может быть снято обвинение в ереси. Епископ сказал, что разрешит Люку выступить свидетелем, распрощался и велел больше не приходить к нему до суда.

Люк бросил все силы на сбор улик против Амалии. Его информаторы, двое слуг, работавших во дворце, обыскали ее апартаменты, но никаких улик не нашли. А без них Люк не сможет оказать давление на Генриха.

До суда оставалось время, и Люк вернулся в Арундел, чтобы взглянуть на деда, собрать необходимую одежду и взять деньги. Он собирался переночевать в замке, а на другой день вернуться в Лондон и остановиться у одного из друзей.

Он помнил не один случай из своего военного прошлого, когда, несмотря на все усилия договориться о мире, война представлялась неизбежной. Ему была знакома горечь поражения. Но все прежние дела не касались его лично и не трогали его сердце. Он никогда не корил себя с такой беспощадностью за неудачу, никогда не чувствовал себя столь беспомощным и напуганным.

Поднявшись на второй этаж, Люк заметил полоску света, пробивавшуюся из-под двери, которая вела в комнату деда. Несколькими часами раньше Люк навещал графа и обнаружил, что состояние старика ухудшилось.

Люк направился в комнату графа, чтобы справиться, не требуется ли его помощь. Резким движением распахнул дверь и увидел, что камердинер поит графа из ложечки какой-то жидкостью. Слуга быстро обернулся. Заметив на его лице выражение вины и страха, Люк подскочил к камердинеру и вырвал чашку у него из рук.

– Что это? – спросил он.

– Настойка, милорд. – Камердинер попятился. – Л-леди Мерри велела продолжать лечение.

Люк понюхал жидкость и ощутил запах опиума.

– Это не ромашка, – прорычал он и, с трудом сдерживая бешенство, взглянул на деда.

Старик уже уснул: подействовало снадобье. С холодной яростью Люк поставил чашку на ночной столик, повернулся к камердинеру и схватил его за грудки.

– Кто тебе велел травить моего деда?

Камердинер побледнел и пробормотал что-то невнятное.

Люк снова ударил его о стену.

– Говори, и я тебя прощу. А будешь молчать – убью.

– Леди Амалия! – выпалил камердинер. На его лбу проступили капли пота.

– Почему ты пошел на это? – спросил Люк. – Разве ты не прослужил моему деду два десятка лет?

Мужчина покачал головой.

– Ему прислуживал мой брат. Мне приказали его сменить.

– Выходит, ты – королевский доносчик, – догадался Люк, отпустив камердинера. Потеряв равновесие, тот повалился на пол. Люк рывком поднял его на ноги и наподдал кулаком в живот. Мужчина согнулся пополам, ловя ртом воздух.

– Это тебе за то, что сказал, будто у моей супруги – острый язык, – взревел Люк. – А теперь скажи, как тебя зовут?

– Невил, – ответил слуга.

– Объясни мне, Невил, зачем понадобилось Амалии погубить моего деда?

– Она сказала, что если он поправится, то обвинит ее в попытке отравления, – объяснил слуга. – Поначалу граф упирался.

– Король имеет к этому какое-либо отношение?

Маленькие глазки Невила забегали.

– Не думаю. Это леди Амалия хотела его извести.

– А она сказала тебе, зачем ей это нужно?

– Она сказала, что, когда станет маркизой, сделает меня богатым и подарит имение.

– Поклянись, что выступишь против нее свидетелем, и я дам тебе то же самое, – пообещал Люк, – а не выступишь – убью.

– Она сама убьет меня в любом случае. – В голосе слуги звучал неподдельный страх.

– Под моим покровительством тебя никто не тронет, – пообещал Люк. – У тебя есть еще какие-нибудь доказательства того, что она хотела отравить моего деда?

Невил задумался.

– Есть. Листок, где написано, как готовить яд.

– Страница из моего дневника, – догадался Люк. – Выходит, ты умеешь читать и писать?

– Умею.

– В таком случае напишешь королю послание, – приказал Люк. – Он должен узнать, что его кузина приказала тебе отравить графа Арундела, что мне известно о заговоре и что мы с тобой собираемся выдать леди Амалию властям.

Камердинер судорожно сглотнул.

– Вы намерены шантажировать короля, милорд? – пискнул он.

– Мне нечего терять, – парировал Люк и повел слугу в свою комнату.

Теперь он сможет оказать давление на короля. Но удастся ли при этом освободить Мерри?

Люк зажег свечу на письменном столе, усадил камердинера в кресло, положил перед ним кусок пергамента и снял крышку с чернильницы.

– Пиши, – велел он, протянув ему перо, и стал мерить шагами комнату.

– Готово, – обронил наконец Невил.

Люк прочел послание. Если оно придет на рассвете, пополудни король может выразить желание заключить компромисс.

– Отправляйся в постель, – приказал Люк слуге. – Не вздумай бежать из Арундела, иначе распрощаешься с жизнью. Охрана у ворот тебя настигнет.

– Да, с-сэр. – Слуга попятился к дверям и опрометью выбежал вон.

Люк свернул пергамент в трубку и скрепил его. После короткого отдыха он покинет Арундел еще до рассвета и доставит послание в Вестминстер. Процесс над Мерри займет всю остальную часть утра. Люк молил Господа, чтобы письмо повлияло на исход суда.