Императрице пришлось пережить несколько дней в большом волнении, потому что Орлов снова дал ей знать о себе. В тот же день, когда великий князь шутя рассказал ей о роли, играемой Талкуной в жизни Орлова, императрица приказала навести точные справки и убедилась, что Павел сообщил ей чистую правду. Нс могла же она допустить, чтобы теперь Орлов вновь начал играть подле нее прежнюю роль! И вот к Орлову был откомандирован один из приближенных императрицы, который передал ему нижеследующее: ее величество, узнав от великого князя, что граф серьезно болен, приписывает это нездоровье влиянию петербургского климата, а потому предлагает графу немедленно выехать из Петербурга; кроме того ее величество предлагает Орлову вручить посланному миниатюрный портрет императрицы, когда-то подаренный ею ее любимцу.
Орлов пришел в неистовое бешенство. Он заявил, что никуда не уедет пусть-ка попробуют прибегнуть к силе.
Что же касается портрета, то вот – и он схватил портрет, выломал его из золотой, осыпанной бриллиантами рамы, швырнул последнюю посланному, а портрет при нем же растоптал ногами.
Пришлось завести с графом целые дипломатические переговоры, задаривать его крупными денежными подачками, преподнести даже титул светлейшего князя. Ничто не помогало: Орлов сначала выехал из Петербурга в Царское Село, но потом опять вернулся и занял по отношению к императрице прежнюю, полную скрытой угрозы позицию.
Но вот Орлов уехал на несколько дней на охоту, и императрица свободнее перевела дух. Все время она боялась, что Орлов, которому известны все ходы и выходы во дворце, нежданно-негаданно предстанет перед ней ночью и лишит ее жизни. Кроме того, отсутствие павшего фаворита давало ей возможность привести в исполнение одно намерение, самая мысль о котором заставляла ее пульс биться горячее обыкновенного.
Это намерение было настолько важно, что ему предшествовал обстоятельный доклад кабинет-министра, графа Панина, весьма обстоятельно и убедительно доказывавшего, что пустование комнаты фаворитов идет вразрез с интересами страны. Уже давно императрица не чувствовала с такой очевидностью, какой клад она имеет в старом Панине, и еще раз с благодарностью помянула великого князя, благодаря заступничеству которого бывшим воспитателем не пожертвовали капризу Орлова.
Действительно Панин обладал завидным талантом угадывать желание императрицы и представлял его ей же под видом государственной необходимости. Так было уже не раз: когда императрица не знала, как отделаться от Орлова, и не решалась ни с кем посоветоваться. Панин явился с докладом о необходимости командировать верного человека в Фокшаны. И теперь он с серьезным, деловым видом говорил о замещении комнаты фаворитов, перечисляя достойных кондидатов и особенно выдвигая того, к которому склонялось сердце Екатерины.
Этим счастливчиком был молодой генерал Потемкин, тот самый, который в чине вахмистра принимал деятельное участие в низвержении Петра III, эскортировал карету с арестованным государем и осмелился лично преподнести императрице свою портупею, когда заметил, что она, становясь во главе войск, забыла надеть таковую.
Еще тогда императрица разглядела колоссальный рост и выдающуюся красоту Потемкина. Но всесильные Орловы заметили эту опасность и сумели оттереть соперника.
Долго не давали Потемкину хода, пока он не отправился в армию генерала Румянцева и не был послан последним к императрице с донесением и с самым лестным отзывом о храбрости и способностях молодого генерала.
Потемкин, произведя на императрицу опять-таки самое выгодное впечатление, сам вдруг почувствовал себя глубоко разочарованным. Дело в том, что, отправляясь в Петербург и зная о падении Орлова, он твердо рассчитывал на исполнении своих заветных планов и вдруг узнал, что в комнатах фаворитов помещался в то время Васильчиков. Потемкин захандрил, впал в покаянный стих и ханжество, которому бывал зачастую подвержен (в юности он собирался поступить в монастырь), и скрылся из вида. Екатерина была очень огорчена этим, но ее внимание было отвлечено возвращением Орлова, потом женитьбой великого князя, и только теперь, окончательно отказавшись от всякой мысли вновь сблизиться с Орловым, она опять принялась мечтать о Потемкине. После доклада Панина Екатерина настолько упрочилась в желании осуществить свою мечту, что поручила графине Брюс разыскать Потемкина и позондировать, свободно ли его сердце.
Графиня Брюс, статс-дама и интимная подруга императрицы, была одной из красивейших и элегантнейших дам двора. Императрица всецело полагалась на ее вкус, а потому «Брюсочке», как звала ее государыня, поручалось многое, что было очень важно не только для Екатерины, но, если верить Панину, и для интересов государства.
Теперь императрица с нетерпением поджидала свою любимицу, которая должна было придти с докладом по поводу исполнения своего поручения, и когда было доложено о прибытии графини Брюс, сейчас же приказала впустить ее.
– Ну, Брюсочка, – нетерпеливо спросила Екатерина, вскакивая с места при входе любимицы, – удалось ли тебе поймать за крылышки причудливого мотылька? По твоему лицу вижу, что да. Но теперь у меня новая забота: не слишком ли крепко ухватилась ты за эти блестящие крылышки? Ведь у мотыльков они покрыты очень нежной окраской, страдающей от малейшего прикосновения!
«Брюсочка» густо покраснела в ответ на эту шутливую фразу, отлично поняв намек государыни. Отличаясь чрезмерной пылкостью темперамента и легко теряя голову при виде красивого мужчины, графиня Брюс уже не раз превышала свои полномочия и заходила дальше, чем это бывало нужно в интересах императрицы. Разве не застала ее однажды императрица в объятиях Орлова, и притом в собственном кресле государыни? Обыкновенно очень ревнивая, императрица прощала «Брюсочке»
ее увлечения, но держала себя с ней весьма настороже в этом отношении.
– Простите, ваше величество, – шутливо ответила графиня, – но былой мотылек превратился ныне в длиннобородого монаха, и в этом странном наряде мне удалось разыскать его!
– Что вы хотите сказать этим, графиня? – строго спросила Екатерина. Не мог же Потемкин постричься?
– Ваше величество, Потемкин отрастил себе бороду и заперся в келий Александро-Невского монастыря. Я застала его над чтением пожелтевших церковных книг, в которые он так углубился, что долгое время не отзывался на мой привет. Наконец, я осмелилась потрясти его за плечо, он обернулся ко мне и торжественно попросил поздравить его с обретением истинного мира. Я с ужасом принялась отговаривать его, указывала на то, что в жизни слишком много светлого и радостного. Тоща из его глаз брызнули слезы, и он начал говорить мне о своих сверхчеловеческих страданиях, перенесенных в миру. Ах, если бы вы, ваше величество, видели, сколько муки было у него на лице! В конце разговора он заявил мне, что не пройдет и трех месяцев, как монастырь окончательно и бесповоротно скроет его в своих стенах.
– Неужели он не сказал ни слова о том, что именно, какие именно страдания заставили его искать спасения в монастыре? – спросила и мператрица, весь вид которой выдавал ее безграничное волнение.
– Он сказал только, что причиной всему была безнадежная любовь.
– И тебе не удалось узнать, кто та жестокая, которая отвергла его?
В глазах у Брюс заиграли лукавые огоньки.
– Дело в том, ваше величество, что Потемкин только воображает, что он любит безнадежно. Конечно, он слишком высоко поднял свои взоры, но разве страсть разбирает? Да и если там, наверху, куда он дерзнул кинуть взор, его страсть могла быть принята благожелательно... Но так или иначе, а Потемкин почему-то отчаялся и предпочел удалиться в монастырь.
Улыбка торжества озарила лицо Екатерины.
– Но послушайте, графиня, – тоном ласковой укоризны сказала она, – я дала вам такие полномочия, которые могли бы успокоить бедного генерала и внушить ему больше доверия к судьбе! Что же сделали вы, графиня Брюс?
– Не зная, как утешить бедного генерала, – шаловливым тоном ответила графиня, – я решилась пригласить его сегодня в десять часов вечера на ужин.
– Брюсочка, да ты – прелесть! – воскликнула Екатерина, захлопав от радости в ладоши. – Ну, а сказала ты ему, кто случайно может зайти к тебе вечером?
– О, нет! Я только намекнула, что судьба обыкновенно награждает тех, кто терпеливо переносит ее удары. Но только если бы ваше величество знали, что за смешной человек этот Потемкин! Как только я пригласила его на ужин и намекнула на то, что к нам двоим может присоединиться еще и третий, Потемкин вскочил и сжал меня в объятиях с такой силой, что я боялась быть раздавленной.
Затем он бросился метаться по келий, разбрасывая все свои вещи по сторонам, пока не нашел того, чего искал: громадных ножниц. Я была крайне изумлена, не угадывая его намерения, но затем успокоилась, когда увидала, что он отрезал себе бороду и разбросал ее клочками по всей келий. Затем я еще не успела и скрыться – он торопливо принялся переодеваться из монашеского платья в свое прежнее. Я поспешила добраться до дверей и убежать, но на прощанье все-таки крикнула ему, чтобы он не опаздывал к назначенному часу!
– Спасибо тебе, Брюсочка, – сказала Екатерина, – ты вновь оправдала мое доверие и отлично справилась с возложенной на тебя обязанностью. Я с удовольствием проведу сегодня вечером несколько минут в твоем доме, куда меня уже давно тянет. Если при уходе я сделаю тебе обусловленный знак, то сейчас же устрой все так, как тебе еще раньше было предписано делать в подобных случаях.
С этими словами императрица отпустила графиню.