– Приехали, – сказала Исабель, когда грузовик свернул в лагерь и медленно пополз вперед.
Эсперанса встала и огляделась.
На обширном участке земли, окруженнном виноградниками со всех сторон, длинными рядами выстроились белые деревянные домишки. В каждом было одно окно, к входной двери вели две ступеньки. Эсперанса не смогла удержаться от мысли, что эти жилища были еще более убоги, чем хижины для слуг в Агуаскальентесе. Они скорее напоминали стойла для лошадей на ранчо, чем дома для людей. Вдали на востоке высилась большая гора.
Марта выпрыгнула из кузова и побежала к каким-то девчонкам, собравшимся в кучку. Эсперанса слышала, что они говорят по-английски, правда очень неразборчиво и коряво, как будто набрали песка в рот. Увидев Эсперансу, все засмеялись. Она отвернулась, думая: уж если Исабель смогла выучить английский, то и у нее это когда-нибудь получится.
На просеку выехали другие грузовики с открытым кузовом и люди, вернувшиеся с полевых работ, кампесинос, выпрыгнули наружу. Дети бежали к отцам с криками: «Папа! Папа!» Эсперанса почувствовала глубокую боль. Сможет ли она жить в этом новом для нее мире?
Исабель показала на деревянное строение в стороне:
– А вон там находятся туалеты.
Эсперанса поежилась при одной мысли о том, что здесь нигде невозможно уединиться.
– Нам повезло, – с гордостью сказала Исабель, – в других лагерях приходилось ходить в канаву.
Эсперанса посмотрела на нее, сглотнула и кивнула, неожиданно ощутив благодарность.
К ним подошел бригадир, обменялся рукопожатиями с Хуаном и Альфонсо и указал на дом, перед которым и остановился их грузовик. Женщины помогли Мигелю перетащить сумки. Затем внутрь вошли мама и Эсперанса. В доме были две комнатушки. Половину первой занимала кухня с плитой и раковиной. Еще там были стол и стулья. У печи – горка дров. Посреди комнаты на полу – матрас на ножках. Во второй комнате лежал еще один матрас, побольше, – на нем смогли бы поместиться двое взрослых людей, а рядом стояла крошечная детская кроватка. Между ними втиснулся деревянный ящик для фруктов, который можно было использовать как ночной столик. Над ящиком располагалось еще одно окошко.
Мама огляделась и слабо улыбнулась Эсперансе.
– Мама, это дом для нас или для Гортензии с Альфонсо? – спросила Эсперанса с надеждой, что их лачуга, возможно, будет лучше.
– Мы будем здесь жить все вместе, – сказала мама.
– Мама, но мы же все не поместимся!
– Эсперанса, здесь дают жилье только мужчине с семьей, а не одиноким женщинам. Это семейный лагерь, у нас должен быть глава семьи, мужчина, чтобы мы могли здесь жить и работать. И этот мужчина – Альфонсо. – Мама опустилась на кровать, ее голос звучал устало. – Он сказал, что мы – его родственницы, так что, если кто-то нас спросит, мы должны будем это подтвердить. Иначе мы не сможем здесь остаться. В соседнем доме живут Хуан и Жозефина, так что мы сможем договориться, кому где спать. Мигель будет спать с ними и с малышами. А Исабель будет спать здесь с Альфонсо, Гортензией и с нами.
Вошел Мигель, поставил их чемоданы и вышел. Из соседней комнаты доносились голоса Альфонсо и Гортензии.
Мама встала, чтобы распаковать вещи, и запела.
Эсперанса почувствовала, как в ней закипает гнев.
– Мама! Мы живем как в стойле! Как ты можешь петь? Как ты можешь радоваться? У нас даже нет собственной комнаты!
Голоса в соседней комнате внезапно умолкли.
Мама смерила Эсперансу долгим суровым взглядом. Потом тихо закрыла дверь.
– Сядь, – сказала она.
Эсперанса села на крошечную детскую кроватку, заскрипели пружины.
Мама опустилась на матрас напротив, их колени почти касались друг друга.
– Послушай меня, Эсперанса. Останься мы в Мексике, я бы вышла замуж за дядю Луиса, нам пришлось бы жить с тобой в разлуке и мы были бы несчастливы. Здесь же у нас два выбора: быть вместе и быть при этом несчастными или быть вместе и к тому же быть счастливыми. Доченька, здесь мы не должны разлучаться, а потом к нам приедет и Абуэлита. Подумай, какого поведения она от тебя ждет? Мой выбор – быть счастливой. Что выбираешь ты?
Эсперанса знала, что хочет услышать мама.
– Быть счастливой, – тихо сказала она.
– Ведь нам уже повезло, Эсперанса. Многие приезжают в эту долину и месяцами ждут работы. Хуану пришлось немало потрудиться, чтобы мы смогли получить это жилье сразу по приезде. Ты должна быть благодарна за то, что у нас есть. – Мама наклонилась, поцеловала ее и вышла из комнаты.
Эсперанса легла на узкую кроватку.
Через несколько минут вошла Исабель и села напротив.
– Расскажи мне, как это – быть очень богатой?
Эсперанса посмотрела на Исабель, глаза которой горели в предвкушении интересной истории. Помолчав, она сказала:
– Знаешь, Исабель, я все еще богата. Мы будем здесь жить только до того дня, когда Абуэлита поправится и сможет путешествовать. Потом она приедет со своими деньгами, и мы купим большой дом – такой, каким гордился бы папа. Может быть, мы даже купим два дома, чтобы Гортензия, Альфонсо и Мигель жили в одном из них и снова на нас работали. А ты сможешь нас навещать, Исабель. Так что все это только временно. Мы не останемся здесь надолго.
– Правда? – спросила Исабель.
– Да, это правда, – сказала Эсперанса, уставившись в потолок, который кто-то обклеил газетами и картоном. – Мой папа никогда бы не позволил нам жить в таком домишке. – Она закрыла глаза и услышала, как Исабель на цыпочках выходит из комнаты и закрывает дверь.
После многих дней, проведенных в пути, ею овладела усталость. Ее мысли блуждали. Она вспоминала людей, справлявших нужду в канавах, грубые слова Марты, конюшни Ранчо де лас Росас…
Никогда в своей жизни она не чувствовала себя такой несчастной.
Когда Эсперанса снова открыла глаза, было почти светло, и она услышала, как мама, Гортензия и Альфонсо разговаривают в соседней комнате. Она проспала обед и всю ночь. Она почувствовала запах кофе и чорисо – копченой колбасы с красным перцем. В животе заурчало – она попыталась вспомнить, когда ела последний раз. Исабель все еще спала на соседней постели. Эсперанса тихо надела длинную юбку в складку и белую блузку, расчесала волосы и пошла в другую комнату.
– Доброе утро, – сказала мама – садись и съешь что-нибудь. Ты, наверное, умираешь с голода!
Гортензия тронула ее руку:
– Вчера мы были у бригадира и подписали все бумаги, теперь мы можем здесь жить. И с сегодняшнего дня у нас уже есть работа.
Мама поставила перед ней тарелку с тортильяс, яйцами и нарезанной колбасой.
– Откуда вся эта еда? – спросила Эсперанса.
– Жозефина принесла, – ответила Гортензия. – А в субботу мы сами пойдем в лавку.
– Эсперанса, – сказала мама, – вы с Исабель станете присматривать за малышами, пока остальные будут на работе. Альфонсо и Хуан будут собирать виноград, а Гортензия, Жозефина и я укладывать его под навесами.
– Но я хочу работать с тобой и Гортензией!
– Ты еще слишком мала для такой работы, – сказала мама, – а Исабель слишком мала, чтобы одной смотреть за детьми. Если ты будешь сидеть с малышами, Жозефина сможет уходить из дома, а значит, получать деньги. Каждый должен вносить свой вклад. Ты тоже не останешься без дела – будешь ежедневно подметать деревянный помост, а нам за это немного снизят плату за жилье. Исабель покажет тебе, что делать.
– Что это за помост? – спросила Эсперанса.
– Это большая деревянная площадка в центре лагеря. Хуан сказал, что там люди встречаются и танцуют, – объяснила мама.
Эсперанса опустила глаза в тарелку. Ей не хотелось сидеть в лагере с детьми.
– Где Мигель? – спросила она.
– Он уже отправился в Бейкерсфилд с другими мужчинами, чтобы найти работу на железной дороге, – сказал Альфонсо.
Из спальни, потирая глаза, вышла Исабель.
– Ми собрина, моя племянница. – Гортензия нежно обняла девочку. – Иди скажи доброе утро маме с папой, пока мы все не ушли на работу.
Исабель побежала в соседний дом.
Эсперанса разглядывала маму, пока та заворачивала в бумагу лепешки с фасолью, чтобы взять их с собой на работу. Она выглядела иначе. Может быть, тому виной это длинное платье и цветастый фартук? Нет, дело было в чем-то другом.
– Мама! – воскликнула Эсперанса. – Твои волосы!
Мама заплела волосы в длинную косу, доходившую до пояса. Эсперанса никогда не видела маму с такой прической. Ее волосы всегда были красиво уложены венцом или, когда она расчесывала их перед сном, струились по плечам. Теперь мама стала как бы ниже ростом и очень изменилась. Эсперансе это не нравилось.
Мама подошла к ней и погладила дочку по голове. Она казалась смущенной.
– Я… я подумала, что не смогу надеть шляпу со старой прической. Так более практично, разве нет? Ведь я собираюсь на работу, а не на фиесту. – Она обняла Эсперансу. – Нам пора. В половине седьмого нас отвезут к навесам. Смотри за малышами и держись Исабель. Она тут все знает.
Закончив есть, Эсперанса вышла из дома и остановилась на ступеньках. Их дом находился в последнем ряду, на границе с полями. Прямо напротив, через дорогу, росли кусты персидской сирени и несколько тутовых деревьев, в тени которых стоял дощатый стол, а за ними начинались виноградники. Справа, за поросшей густой травой поляной, проходила главная дорога. По ней полз доверху груженный грузовик, оставляя за собой облако какого-то мелкого хлама.
Когда машина проехала, Эсперанса почувствовала острый запах лука, ветер кружил в воздухе его сухую шелуху. Потом показался другой грузовик. И она снова ощутила тот же резкий запах.
Стояла утренняя прохлада, но солнце светило ярко, и Эсперанса знала, что скоро будет жарко. Куры толклись у ступенек и клевали зерна. Уж они-то наверняка счастливы, что больше не едут в душном вагоне. Эсперанса отогнала птиц, спустилась со ступенек и пошла к дому Хуана и Жозефины.
Малыши всё еще были в пижамах. Исабель пыталась накормить Лупе овсянкой, а Пепе ползал по полу. Его щеки были перепачканы кашей. Увидев Эсперансу, он сразу же пополз к ней.
– Давай их помоем, – сказала Исабель, – а потом я покажу тебе лагерь.
Сначала Исабель отвела Эсперансу на помост, который ей предстояло подметать, и показала, где хранились веники и метлы. Потом они пошли через ряды домов, неся малышей на руках. Из открытых дверей доносились запахи жареного лука и фасоли – кое-кто уже готовил обед. Женщины тащили большие металлические лохани в тень деревьев. Мальчишки гоняли мяч по дороге, поднимая тучи пыли. Маленькая девочка в мужской майке, надетой вместо платья, подбежала к Исабель и взяла ее за руку.
– Это Сильвия – моя лучшая подруга. На следующей неделе мы вместе пойдем в школу.
Сильвия оставила Исабель, подошла к Эсперансе и схватила ее за свободную руку.
Эсперанса посмотрела на грязные ладошки девочки. Сильвия подняла на нее глаза и улыбнулась. Первой мыслью Эсперансы было освободить свою руку и как можно скорее ее вымыть. Но она вспомнила, как мама была добра к маленькой девочке в поезде – и как разочарована в ней, своей дочке. Эсперанса боялась, что Сильвия заплачет, если она выдернет руку. Оглянувшись на пыльный лагерь, она подумала, что оставаться чистой в таком месте – трудная задача. Сжав ладошку Сильвии, она сказала:
– У меня тоже есть лучшая подруга. Ее зовут Марисоль, и она живет в Агуаскальентесе.
Исабель представила Эсперансу Ирен и Медине, двум женщинам, вешавшим одежду на длинную веревку, протянутую от домов к деревьям. У Ирен были длинные седые волосы, стянутые в хвост. Мелина выглядела не старше Мигеля, но у нее уже был ребенок.
– Нам рассказывали вашу историю, – сказала Мелина. – Мой муж тоже из тех мест. Он работал на сеньора Родригеса.
Лицо Эсперансы засветилось от радости при этих словах.
– Сеньор Родригес знал моего папу с самого детства. Как вы думаете, ваш муж знал его дочь Марисоль?
Мелина рассмеялась:
– Нет, нет. Я уверена, что не знал. Он был компесино, работал в поле. Он не мог знать семью.
Эсперанса почувствовала себя неловко. Но казалось, Мелину это нисколько не обеспокоило, она стала вспоминать другие фермы в Агуаскальентесе, на которых раньше работал ее муж.
Исабель потянула Эсперансу за руку:
– Нам надо переодеть малышей.
Когда они шли домой, она сказала:
– Ирен – мать Мелины. Они все время приходят к моей маме поболтать за вязанием.
– Откуда они все про нас знают?
Исабель подняла руку и, сложив безымянный, указательный и средний пальцы вместе, похлопала ими по большому, как будто чей-то рот открывался и закрывался.
– В лагере всем про всех известно.
– Ты умеешь менять подгузники? – спросила Эсперанса, когда они вернулись в дом.
– Конечно, – сказала Исабель. – Я поменяю, а ты их прополощешь. Нам еще нужно кое-что постирать.
Эсперанса наблюдала, как девочка по очереди положила малышей, раздела их, вытерла им попы и надела чистые подгузники. Потом протянула Эсперансе вонючий узел и сказала:
– Отнеси это в туалет и выкинь из них какашки, а я наполню корыто.
Эсперанса держала подгузники в вытянутой руке. Она чуть ли не бегом бросилась к туалетам. Мимо проехало еще несколько грузовиков с луком. Их запах раздражал нос и щипал глаза почти так же сильно, как вонь от подгузников. Когда она вернулась, Исабель уже налила воду из уличной колонки в два корыта и обмакивала мыло в одно из них. В корыте стояла стиральная доска.
Эсперанса подошла к корыту. В мыльной воде плавала луковая шелуха. Она взяла подгузник за конец и несколько раз окунула его в воду, стараясь не замочить руку. Через несколько секунд она осторожно вытащила подгузник из воды.
– А что теперь? – спросила она.
– Эсперанса! Их надо тереть, вот так!
Исабель подошла, взяла подгузники и опустила их в воду, погрузив туда свои руки по локоть. Вода быстро помутнела. Она намылила подгузники и начала энергично их тереть о доску, а потом выжала и положила в другое корыто, сполоснула и снова выжала. Исабель встряхнула чистые подгузники, расправила их и повесила на веревку, натянутую между кустами персидской сирени и тутовыми деревьями. Потом она принялась стирать одежду. Эсперанса была поражена. Она никогда за всю свою жизнь ничего не стирала, а Исабель, которой было всего восемь лет, делала это с такой легкостью.
Исабель с озадаченным видом взглянула на Эсперансу:
– Ты не умеешь стирать?
– Обычно Гортензия относила все прачке. А слуги, они всегда… – Эсперанса посмотрела на Исабель и покачала головой. – Не умею.
Глаза Исабель округлились от удивления, она выглядела обеспокоенной.
– Эсперанса, на следующей неделе, когда я пойду в школу, ты останешься с детьми одна, и тебе придется стирать.
Эсперанса глубоко вздохнула и сказала:
– Я научусь.
– А сегодня тебе надо будет подмести помост. Ты… ты умеешь подметать?
– Конечно, – сказала Эсперанса. Она много раз видела, как подметают. Миллион раз – уверяла она себя. Кроме того, ей уже пришлось признаться Исабель, что она не умеет стирать, и это было очень стыдно.
Исабель осталась с детьми, когда Эсперанса пошла подметать. В лагере было тихо, и, хотя день клонился к закату, солнце по-прежнему пекло. Она взяла, метлу и поднялась на помост. Повсюду валялась луковая шелуха.
За всю свою жизнь Эсперанса никогда не держала в руках метлу. Но она видела, как подметает Гортензия, и попыталась восстановить в памяти ее движения. Вряд ли это очень трудно. Она взяла метлу посредине обеими руками и начала махать ею взад и вперед. Движения казались неуклюжими. Мелкая пыль поднялась с деревянного настила в воздух. Луковая шелуха взмывала вверх, вместо того чтобы собраться в аккуратную кучку, как у Гортензии. Эсперансе мешали локти, мешали руки. По шее стекали ручейки пота. На секунду она остановилась и взглянула на метлу, будто пытаясь заставить ее слушаться. Эсперанса не желала сдаваться, она снова взмахнула метлой, не замечая, что несколько грузовиков уже высадили вернувшихся с поля работников неподалеку от помоста. И тут она услышала – сначала тихое хихиканье, а потом громкий смех. Девочка обернулась. Над ней смеялась группа женщин, в центре которой стояла Марта и показывала на нее пальцем:
– Смотрите, Золушка!
Сгорая от унижения, Эсперанса бросила метлу и побежала домой.
У себя в комнате она села на край кровати. Ее лицо пылало. Она все еще сидела, глядя перед собой, когда ее нашла Исабель.
– Я сказала, что могу работать. Я сказала маме, что могу помочь. Но я не умею даже стирать одежду или подметать пол. Неужели теперь весь лагерь об этом знает?
Исабель села на кровать рядом с ней и похлопала ее по спине:
– Знает.
Эсперанса застонала:
– Я теперь не смогу никому показаться на глаза. – Она спрятала лицо в ладонях и оставалась в такой позе, пока не услышала, что в комнату вошел еще кто-то.
Эсперанса подняла глаза и увидела Мигеля державшего в руках метлу и совок. Но он не смеялся. Она опустила глаза и закусила губу, чтобы не расплакаться у него на глазах.
Мигель закрыл дверь, встал перед ней и сказал:
– Откуда тебе знать, как подметают пол? Ты умеешь только давать приказания. Но это не твоя вина. Анса, посмотри на меня. – Она подняла глаза. – Смотри внимательно, – продолжал он с серьезным лицом. – Ты должна держать метлу вот так. Одной рукой здесь, а другой – здесь. – Эсперанса наблюдала за ним. – А потом проводишь ей вот так. Или тянешь к себе, вот так. Ну-ка, попробуй. – Он протянул ей метлу.
Эсперанса медленно встала. Он положил ее руки на черенок. Она попыталась повторить его движения, но снова начала размахивать метлой.
– Потихоньку, – терпеливо учил ее Мигель, – не так широко. И мети в одну сторону. – Она сделала так, как он объяснил. – Теперь весь мусор собрался в кучу. Возьми метлу пониже и смети все в совок.
Эсперанса смела мусор.
– Видишь, у тебя получается. – Мигель поднял свои густые брови и улыбнулся. – Когда-нибудь ты сможешь стать хорошей служанкой!
Исабель хихикнула.
Но Эсперансе все еще было не до смеха. Она угрюмо сказала:
– Спасибо, Мигель.
Он улыбнулся и поклонился:
– К вашим услугам, la reina. – Но на этот раз его голос был добрым.
Эсперанса вспомнила, что он ездил искать работу на железной дороге.
– Ты нашел работу?
Его улыбка исчезла. Он засунул руки в карманы и пожал плечами:
– Ничего не вышло. Я могу починить любой мотор, но мексиканцев здесь берут только для того, чтобы укладывать рельсы или рыть канавы. Буду работать в поле, пока не смогу кого-нибудь убедить, что им стоит дать мне шанс.
Эсперанса кивнула.
Когда он вышел из комнаты, Исабель сказала:
– Он назвал тебя королевой! Расскажи мне, как ты жила, когда была королевой?
Эсперанса опустилась на матрас и похлопала по нему, приглашая Исабель сесть рядом.
– Я расскажу тебе, как я жила раньше. Расскажу о праздниках и званых вечерах, о частной школе и красивых платьях. Я даже покажу тебе чудную куклу, которую купил мне папа, – если ты научишь меня менять подгузники малышам, стирать и…
Исабель перебила ее:
– Но ведь это так просто!
Эсперанса встала и осторожно провела метлой по полу:
– Для меня это совсем не просто.