Трон перенесли во внутренний двор храма, когда к королю привели пленников, которые щурились и моргали от яркого света восходящего солнца. Возле Каранхи спокойно стояла Коренис, по-прежнему в женских одеждах абенаки. Напротив трона в землю были врыты два столба с дочерна закопченными основаниями, с них свисали оплавленные, черные от копоти цепи. Поблизости возле кучи хвороста стояло несколько слуг.

Каранха одарил молодых людей тяжеловесной благосклонной улыбкой и указал на их оружие, брошенное у его ног.

– Поскольку вы открыли мне то, что я хотел знать, – хотя и непреднамеренно – я решил пощадить вас. Отвечайте, согласны вы служить мне. Я назначу вас надсмотрщиками.

Вместо ответа Гвальхмай плюнул в его сторону.

Каранха не пришел в ярость, но знаком велел привязать пленников к столбам. Пока их привязывали, король сказал:

– Раз ты отказываешься, и – судя по молчанию – твой товарищ тоже, о могущественнейший Глускап, являющийся, вероятно, простым самозванцем, позволь мне порадовать тебя: скоро тебе представится прекрасная возможность продемонстрировать доказательства своего божественного происхождения.

Держать час, ты говоришь, под солнечными лучами? И эта игрушка полностью перезарядится? Сначала мы обложим вас хворостом. – Слуги приступили к работе. – А затем, когда все будет готово, мы немного потренируемся, согласны? Если оружие будет заряжено как следует, вы не почувствуете боли, когда мы сожжем вам ноги до бедра! А если и почувствуете… что ж! Горящий хворост быстро положит конец вашим мучениям.

Конечно, коли ты Глускап, огонь не причинит тебе вреда. И, безусловно, бог не позволит своим друзьям страдать, если в его силах спасти их, – или я не прав? Сей вопрос кажется мне не лишенным некоторого интереса.

И вот какую мысль унеси с собой в могилу, Глускап. Весной, когда кленовые листья станут размером с беличье ухо, наступит время войны! И оно уже очень близко.

Тогда мы пойдем на абенаки с топором, ножом и огнем. Мы никого не оставим в живых – даже последнего пса у порога вигвама! Новые рабы нам больше не нужны. Нам не нужна рабочая сила теперь, когда мы умеем заряжать оружие Древних.

Норумбежцы подорвут дно Скважины еще при моей жизни! Мы достигнем Страны Темного Солнца, подобно Древним, овладеем сокрытыми в нем тайнами и станем господами среди язычников! Да, весь мир склонится перед могуществом Нор-Ум-Бега! Остров Героев покорит континенты!

Все же, нам придется еще час в тревоге ждать того момента, когда появится возможность проверить истинность твоих слов. А ожидание – слишком скучная штука. Поэтому, пожалуй, я и твоя женщина, Глускап, удалимся на время, дабы предаться любовным утехам!

Он обернулся к Коренис, которая спокойно стояла у трона с лицом, затененным капюшоном с меховой оторочкой.

– Что же касается тебя… Какое-то время ты будешь принадлежать мне. Потом – командирам сотен. И наконец пойдешь обслуживать рабов у котлов!

Подданные короля покатились от смеха, хватаясь за животы и хлопая себя по коленкам, когда Коренис с подозрительным смирением проследовала за Каранхой в небольшие покои. Тяжелая дверь захлопнулась за ними – и удар ее прозвучал так окончательно, словно с ним завершилась целая глава истории.

Несколько секунд стояла полная тишина. Слуги уже наклонились к вязанкам хвороста, когда их остановил протяжный дикий вопль, донесшийся из темноты королевских покоев. Неподдельный ужас слышался в вопле, предсмертное страдание и удивление!

Не успели потрясенные люди выпрямиться, как Каранха, сорвав дверь с петель, вылетел из комнаты. Правитель был теперь всего лишь изуродованной грудой мяса с торчащими из раздавленной грудной клетки белыми ребрами. Уже бездыханный, он пролетел по воздуху футов двадцать и с глухим ударом рухнул на землю, раскинув безжизненные конечности.

Нунганей испустил исступленный торжествующий вопль, когда Коренис показалась в дверном проеме. А воины короля в ужасе уставились на величаво выступающую женщину: героиню древнейших легенд Нор-Ум-Бега. Коренис откинула капюшон со сверкающих волос и стерла рукавом краску, покрывающую блестящие металлические щеки.

Больше ее нельзя было принять за существо, хотя бы отдаленно напоминающее человека, – при ее приближении сильные мужчины попятились прочь от каменных столбов с пленниками и прижались к огораживающей двор стене. Суровое, непреклонное лицо Коренис напоминало сейчас лик карающего ангела, готового привести в исполнение справедливый приговор. Она подняла огненное оружие и со щелчком отпустила пластину в торце ствола. Лицо ее не изменилось, и рука не дрогнула, когда одним плавным движением она отправила слуг Каранхи к праотцам.

Оружие коротко полыхнуло и мгновенно разрядилось – но одного выстрела оказалось достаточно, чтобы обрушить стену двора. Улица за ней была пуста.

Девушка подошла к связанным товарищам и, не давая себе труда распутать цепи, разорвала толстые звенья с такой легкостью, словно те были отлиты из воска. И только тогда она заговорила – и голос ее звучал, подобно голосу Рока.

– Так погибли первые из врагов Ахуни-и, бесчестящих ее имя.

– Попасть на остров оказалось довольно просто, – мрачно заметил Нунганей. – Но выбраться отсюда, похоже, будет несколько трудней.

Коренис рассмеялась.

– Сказано с присущим тебе оптимизмом, друг мой! Вот дорога, и вот ваше оружие. Так пойдемте же!

– Куда можем мы пойти, дева Атлантиды? – проворчал Гвальхмай. На этом острове нет ни единого уголка, где нас ждали бы друзья, – разве что леса за Стеной Рабов. Там нам придется долго отсиживаться. Ведь нас всего трое!

Коренис склонила прелестную головку.

– Нет, друг мой, нас четверо. Мы сами – и Ахуни-и, во имя которой я действую. Что же до следующего места назначения. Мне приказано взять Башню и ждать там дальнейшего развития событий.

– Мы идем на смерть, – тихо пробормотал Нунганей. И, пока Коренис помогала Гвальхмаю застегнуть пряжку пояса, он тайком соскреб немного копоти с грязных цепей и измазал ей щеки и лоб. После этого, чувствуя себя вполне готовым к своей последней битвы, абенаки поспешил за товарищами, сочиняя на ходу новые величественные строфы предсмертной песни.

Солнце стояло уже высоко в небе, но для обитателей города, затененного стеной темной воды, час пробуждения еще не настал. Никого не встретили трое друзей в бедных кварталах города, лежащих на пути к зиккурату. Последний, будучи самым высоким зданием на острове, отчетливо виднелся вдали. Избегая улиц, которыми их недавно вели ко дворцу короля, молодые люди и Коренис проходили мимо домов с наглухо закрытыми ставнями и дверями, запертыми на замки и засовы из страха перед ночными убийцами.

В Нор-Ум-Бега ни один человек не доверял соседу.

Удача сопутствовала друзьям и на следующей улице: грязной дороге, петляющей между кучами гниющих отбросов. Но так не могло продолжаться долго. Свернув на более пристойную городскую магистраль, они увидели неподалеку идущего навстречу им человека. Он был полностью вооружен и шагал, беззаботно поглядывая по сторонам и весело насвистывая. Молодые люди и девушка отпрянули обратно за угол, в нищий грязный переулок.

– Смена часового у Скважины, – прошептала Коренис. – Можешь убрать его, Нунганей! Только тихо.

Свирепый белозубый оскал послужил ей ответом. Абенаки выхватил боевой топорик и привычно взвесил его в руке.

Ничего не подозревающий стражник, очевидно, не спешил занять свое место в глубокой шахте. Позвякивая оружием, он неторопливо прошагал мимо подворотни. Нунганей выступил из-за угла, дабы обеспечить себе пространство для длинного замаха. Топорик абенаки полетел, стремительно вращаясь, и острое кремниевое его лезвие вонзилось по самую ручку, обмотанное ремнями, точно в место между латным воротником и шлемом, из-под которого выбивались рыжие пряди, теперь перерезанные и более красные, чем обычно.

Раздеть мертвого стражника в ближайшем грязном переулке было делом нескольких секунд. Вскоре из того переулка вышел вооруженный человек с тщательно убранными под шлем волосами и лицом, закрытым опущенным забралом. В руке он держал обнаженный меч, коим подгонял краснокожего раба и девушку в надвинутом на лоб капюшоне. Последние двое несли оружие Гвальхмая и Нунганея, увязанное в нижнюю рубашку убитого стражника.

Замаскированные таким образом, они миновали уже знакомые улицы, обойти которые не представлялось возможным, и прошли по широкому оживленному проспекту, не привлекая к себе особого внимания. Следующий поворот дороги привел их в убогий двор, где снова кипел на огне серебряный котел с завтраком и гуляло несколько проснувшихся детей. Трое друзей пересекли двор беспрепятственно и наконец вышли к широкой, поросшей травой мощеной дороге, проложенной вдоль отвесной стены океана.

Спеша вдоль неподвижной темной плоскости воды, молодые люди и Коренис заметили за неосязаемым барьером некое таинственное неясное шевеление: с другой стороны невидимой стены вслед за ними двигалась размытая смутная тень.

Огибая какое-то препятствие на морском дне, существо повернуло и ткнулось носом в прозрачную плотину, принимающую на себя колоссальное давление океана. И тогда молодые люди смогли рассмотреть его отчетливо: то длиннотелая акула рыскала под водой в поисках пищи – и за ней во мраке глубины маячили другие хищницы! Мягко шевеля плавниками, акула плыла за путниками, не сводя с них пристального взгляда маленьких свиных глазок.

– Морские волки Ахуни-и! – воскликнула Коренис. – Их призвали сюда – и они собираются!

И вот наконец молодые люди и Коренис приблизились к черной каменной башне – целые и невредимые вопреки мрачным ожиданиям Нунганея. Но едва они преодолели первые ступени вьющейся лестницы, как за их спинами послышался шум и крики: беглецов преследовала беспорядочная толпа рыжебородых солдат, бегущих вразброд и без командира.

Было ясно: их вот-вот настигнут. Но трое друзей стремительно взлетели на дюжину ступеней до небольшой площадки, и здесь, заслонив собой Коренис и Нунганея, Гвальхмай повернулся к врагам, готовый принять бой.

Конечно, молодой человек отличался внушительной физической силой и имел преимущество в позиции, ибо находился выше нападающих – но в первой схватке лишь прекрасный римский меч спас его. К счастью, отец Гвальхмая, Вендиций, бывший центурион, хорошо обучил сына. В искусстве владения мечом молодому человеку не было равных среди ацтеков, поскольку их маккаутль с зубцами из вулканического стекла предназначался в основном для того, чтобы бить и сокрушать лезвием, и не имел острия. Римским же мечом, кроме всего прочего, можно было и колоть.

Поначалу у Гвальхмая не представилось возможности для демонстрации боевого мастерства. Мощным натиском враги оттеснили его с площадки и заставили медленно отступать по ступеням все выше и выше. Голубой стальной клинок со свистом описывал круг – и никто из ступивших в него не оставался в живых.

К счастью для ацтланца, доспехи врагов были изготовлены не из таинственного живого орихалька, но из сплава, похожего на него по цвету. Подобно бронзе, металл сей отражал удар мягкого медного клинка и выдерживал удар топора, выкованного из того же сплава, но добрая легионерская сталь разрезала его, словно простое олово.

Выше и выше теснили враги Гвальхмая по широкой лестнице. Но уже на середине первого витка спирали молодой человек услышал звон тугого лука Нунганея. Стрела просвистела над плечом юноши и его противник со стоном повалился наземь, не успев опустить поднятую в замахе руку.

Высокий воин в прекрасных доспехах выбежал из толпы вперед, перебрасывая топор с руки на руку. Голова норумбежца была обнажена, и почти алые волосы его развевались на ветру, словно языки пламени. Экстатическое выражение на лице воина свидетельствовало о том, что он мало дорожит жизнью.

На бегу норумбежец пел песню Солнца:

Он захрипел, когда стрела Нунганея вонзилась ему в горло, упал на колени у края лестницы и, перевалившись за низкое ограждение, полетел вниз, освобождая дорогу бегущим за ним людям. Но даже в последние мгновения жизни лицо воина сохранило выражение восторга.

Словно разъяренные ядовитые пчелы, жужжали в воздухе карающие стрелы. И наконец за отсутствием места для сражения норумбежцы были вынуждены прекратить наступление, дабы убрать с лестницы мертвые тела. Тяжело дыша, Гвальхмай прислонился к стене. Коренис вырвала из каменной кладки одну из тяжелых плит и швырнула ее в толпу. Трое друзей получили возможность короткой передышки.

Затем несколько тяжело вооруженных воинов попытались разобрать завал из трупов и расчистить себе путь, в то время как остальные норумбежцы метали в противников длинные ножи, прикрывая своих товарищей. Гвальхмай в отчаянии прыгнул вниз, дабы отвлечь воинов на себя.

Снова поднялся лязг, звон и стук оружия. Но пики с деревянными древками, несмотря на свою длину, не могли сравниться со стальным мечом в руках человека, которого обучал лучший воин из личной охраны Артура, Короля Британии. Наконец Нунганей, истратив все свои стрелы, принялся подбирать летящие со стороны противника ножи и без промаха метать их обратно – этим искусством молодой абенаки владел в совершенстве.

Итак, некоторое время троим друзьям удавалось удерживать лестницу. Новые и новые толпы норумбежцев волнами набегали на подножье Башни от теперь уже полностью пробудившегося города. Бесчисленные полчища воинов – полных сил, не обескровленных и безумно возбужденных от мысли о жестокой схватке, – оттесняли троих героев все выше и выше, к следующей площадке. Наконец Коренис повернулась и бросилась вверх.

Пораженный ударом топора, Нунганей лежал на ступенях – оглушенный, но живой – и Гвальхмай прикрыл товарища, приняв бой с дюжиной разъяренных воинов, похожих на ожившие золотые статуи. Молодой человек знал, что не оставит товарища, и решил умереть достойно.

– Падай на землю, ацтланец! – прозвучал громкий повелительный голос Коренис, и Гвальхмай мгновенно повиновался. Разряд огненного оружия воспламенил, казалось, сам воздух над его головой и с оглушительным грохотом смел прочь всех нападающих норумбежцев. Двадцать футов витого пандуса рассыпались в прах, и в лестнице образовался провал, преодолеть который мгновенно не представлялось возможным.

Но, очутившись за пределами досягаемости, друзья по-прежнему подвергались опасности под дождем копий, ножей и пущенных со страшной силой топоров, которые с грохотом падали на стертые ступени, высекая искры из камня. Отшвырнув в сторону разряженное оружие, Коренис схватила обоих юношей, легко побежала вверх и на следующем повороте витка скрылась от глаз норумбежцев.

Девушка достигла горизонтальной площадки, которая тянулась по всей окружности Башни, и опустила свою ношу наземь недалеко от ведущей на вершину лестницы. Молодые люди постепенно отдышались, и в глазах Нунганея появилось осмысленное выражение. С воинственным кличем абенаки вскочил на ноги и схватился за топорик – единственное оставшееся у него оружие.

И тут Гвальхмаю показалось, что его друг смутился. Было непривычно видеть, как под слоем предсмертной раскраски внезапно смягчилось это суровое мрачное лицо. Гвальхмай ухмыльнулся другу, и медленная теплая улыбка появилась на красиво очерченных губах металлической девушки – первая за долгое время их отступления. Улыбка мгновенно исчезла, когда снизу донеслись крики и щелканье бичей. Трое выглянули за ограду площадки.

Прямо внизу, в полусотне футах от них, зиял провал в пандусе. К нему гнали толпу краснокожих абенаки. Нагруженные тяжелыми деревянными балками и толстыми досками рабы едва переставляли ноги.

Норумбежцы безотлагательно приступили к делу. Длинные доски ставили вертикально и давали им падать к противоположному краю пролома. После того, как несколько досок отскочили при ударе и исчезли в пропасти, одна, наконец, легла прочно. Краснокожий раб проворно перебежал по ней на другую сторону расселины и крепко держал конец доски, пока его товарищи под бдительным оком надсмотрщика осторожно проталкивали по ней толстую балку. Когда та надежно стала на место, эту операцию повторили еще несколько раз, и затем остов моста молниеносно покрыли настилом.

Внезапно Гвальхмай обнаружил, что девушка, прежде стоявшая рядом, куда-то исчезла. Юноша оглянулся: действуя оторванным от подъемного механизма остроконечным брусом, как клином, Коренис выковыривала из мощеной площадки колоссальную плиту.

Гвальхмай подскочил к девушке, дабы помочь ей сбросить камень на мост. Нунганей заметил его движение и, поняв намерение товарищей, прыгнул к ним с искаженным лицом, забыв о своей невозмутимости.

– Это люди моего народа, Бумола! – взмолился он. – Только не на них.

– Это были люди твоего народа. Теперь в них осталось мало человеческого, Нунганей. С ними обращались, как с животными, – и души их умерли. При первой возможности они набросятся на тебя с яростью, достойной своих хозяев.

– Возможно, – согласился Нунганей. – Но пощади их, Женщина Ночи. Подожди, пока по мосту пойдут Чену.

В течение нескольких долгих секунд Коренис пристально смотрела на абенаки, потом швырнула брус наземь и направилась к краю площадки взглянуть вниз.

Было уже слишком поздно. Казалось, некий вездесущий разум, принявший на себя командованием норумбежцами, проник в замысел Коренис: и рабы, и рыжеволосые убийцы смешанным потоком текли по мосту.

Девушка подождала, пока последний раб пересечет провал, и затем метнула тонну резного камня в сверкающую толпу вооруженных норумбежцев. Временный мост с громовым треском обвалился и деревянные обломки посыпались в пропасть. Вслед за ними в бездну с дикими воплями полетели судорожно дергающиеся фигуры; они ударялись о нижние ряды пандуса, подпрыгивали и падали в беспорядочно бурлящую толпу людей на Лодочной Площади, пробивая в ней широкие дыры.

– Слишком поздно, – мрачно сказала Коренис.

Первые из преследователей уже достигли площадки и бежали на них. Это были абенаки. Они яростно размахивали подобранным на ходу со ступеней оружием. По виду и по нраву они казались столь же одержимыми, как и бородатые, ухмыляющиеся убийцы, побудившие их броситься вперед и принять на себя основной удар сражения.

Нунганей резко призвал соплеменников повернуть оружие против поработителей. Но либо проигнорировав его обращение, либо совершенно превратно поняв его слова, рабы бросились на троих героев. Хорошо, что молодые люди успели немного передохнуть, ибо эти противники, не обремененные тяжелыми доспехами, ловко и проворно отпрыгивали в сторону и легко уворачивались от ударов. Гвальхмай и Нунганей сражались ожесточенно, хоть и против своей воли. Наконец нападающие оттеснили их к последней лестнице, ведущей на вершину Башни, откуда пути к дальнейшему отступлению не было.

Снова, отступая в прежнем порядке, молодые люди отстаивали каждую ступень лестницы – и старались лишь оглушать абенаки ударом, но безжалостно убивали атакующих норумбежцев.

К счастью, на последнем витке лестница была уже и круче, ибо Башня резко сужалась к вершине – каковое обстоятельство не давало врагу больших возможностей для метания ножей и топоров. Гвальхмай же здесь получил некоторое преимущество: он наносил противнику колющие удары римским мечом, метясь в щели между пластинами металлических доспехов. Однако норумбежцы знали уязвимые места своих доспехов лучше, и скоро молодой человек, несколько раз уколотый пиками, истекал кровью и чувствовал, как слабеет его рука и постепенно тяжелеет зажатый в ней меч.

Именно поэтому он не смог отразить удар топора, повергший его на колени и сбивший с головы шлем, который со звоном покатился по ступеням.

Одним прыжком Нунганей очутился перед Гвальхмаем и заслонил друга обнаженной грудью. Абенаки взмахнул кремниевым топором и расколол его вдребезги о латы могучего великана. Тот презрительно расхохотался и занес над головой тяжелый топор, намереваясь одним ударом покончить с обоими.

Но тут над головами преследователей взмыл боевой клич абенаки – вопль, от которого стынет кровь в жилах вышедшего на охоту кугуара, – и покрытый шрамами одноглазый воин начал яростно пробиваться сквозь толпу.

– Хо! Хо! Косаннип! – воскликнул Нунганей, падая наземь и хватая убийцу за колени. В тот же миг Косаннип подскочил к врагу со спины и взмахнул ужасным топором с лезвием в виде полумесяца. Один рог его вышел из шеи великана, а другой застрял в зубах нижней челюсти.

Половинки расколотого черепа лежали на обоих плечах норумбежца. Косаннип рывком вытащил топор из мертвого тела, и рыжий убийца рухнул.

Нунганей мгновенно подобрал топор убитого, и плечом к плечу воссоединившиеся братья по крови стали на ступенях лестницы и несколько драгоценных секунд сдерживали натиск толпы. Оглушенный Гвальхмай неверной рукой потянулся к шлему, но все силы, казалось, покинули его. Нунганей наклонился, поднял шлем и нахлобучил на голову друга. Тот с трудом поднялся на ноги, опираясь на меч. Конец был близок.

Вдруг сброшенное сверху человеческое тело просвистело в воздухе и рухнуло среди взвывшей толпы. За ним с истошными воплями вниз полетел другой человек. То был безумный Баралдабай, Хранитель Башни, который сетовал на отсутствие войны. Все глаза устремились на вершину Башни. Там стояла Коренис, подобная живой статуе, олицетворяющей карающую Ярость. Одна развевающаяся на ветру юбка прикрывала сейчас сияющее тело. Девушка пристально смотрела вдаль через морские пространства.

– Смотрите! – вскричала она. – Смотрите внимательней, Убийцы Нор-Ум-Бега, ибо то близится ваша Смерть, посланная Ахуни-и!

Сражение прекратилось. Стон ужаса пронесся над собравшейся толпой. Воины из подкрепления, спешащие через мост, замедлили быстрый шаг, достигнув площадки и очутившись над уровнем воды, в свою очередь смогли увидеть поверхность моря сквозь силовую стену. Доблестные воины выпускали оружие из ослабевших рук и в ужасе падали на колени.

К невидимой преграде, защищавшей их маленький мир, легко подпрыгивая на волнах, стремительно приближалась Вимана.