Веселые Ручьи являлись, безусловно, не самой крупной и не слишком богатой деревней, но достаточно многолюдной и процветающей, чтобы иметь двухэтажную ратушу. И красивую, кстати. Из местного камня, с шиферной кровлей и выкрашенными в голубой цвет резными украшениями. Наверху помещались архивы сборщиков налогов, записи о рождениях и смертях, архивы землемеров, а также записи об установлении права местных жителей на владение земельными участками.

Внизу, по мере необходимости, устраивались заседания Совета. Случалось это не так уж часто, зато каждый четверг здесь играли в бинго.

Нынешнее заседание созвали по особенному случаю. Процедуру вел старый Твигхэм, тощий седой пчеловод. Его всегда избирали в Совет, и остальные члены подчинялись ему как самому старому жителю деревни. Другие участники были наиболее преуспевающими деревенскими торговцами, и мало кто мог позволить себе тратить время на присутствие в комитетах. Члены Совета расположились по одну сторону длинного узкого стола. По другую, ровно посередине, занял место Твигхэм. Слева от него, откинув длинные волосы за спину, с очень решительным видом восседала Кэролайн, свежеотмытая и в чистом платье (единственном сменном). Если не считать комариных укусов, выглядела она великолепно.

Справа от Твигхэма сидела Эмили. Она приходилась дочерью Аманде, недавно почившей волшебнице. Хорошенькая, миниатюрная и на год младше Кэролайн. Вид у нее был несчастный.

— Некрасивый, — повторила Кэролайн.

— Да что тебя не устраивает в принце Хэле? — простонала Эмили. — По-моему, он славный.

— Славный не значит красивый. Смысл заключался в том, чтобы выйти за красивого принца.

— По-моему, с внешностью у него все в порядке.

— Он коротышка. Быть красивым — значит быть высоким. «Высокий» и «красивый» практически синонимы.

Эмили бросила взгляд за окно. Принц ждал во дворе ратуши, за пределами слышимости. Он беседовал со стайкой любопытных девиц, и их прибывало с каждой минутой.

— Не такой уж он коротышка. Почти среднего роста.

— Ниже среднего не значит высокий. Кожа да кости, к тому же у него прыщики.

— Многие подростки худенькие. А некоторое количество прыщиков есть у всех.

— Это не та худоба. У него вообще нет мускулов. И подбородок стесан. И уши торчат.

— Да ладно! Подбородок стесан совсем чуть-чуть. Заставь его отрастить бороду, если тебя это так волнует. А чтобы прикрыть уши, можно отпустить длинные волосы. Парни с длинными волосами, безусловно, сексапильны.

— И посмотри на его нос.

— Нос просто… нос у него… многие подростки худенькие!

В этот момент их перебил советник Дарли:

— Эмили, ты закрываешь глаза на очевидные факты. Если юноша красив, то он красив даже без бороды или длинных волос. Да, уверен, мы все признаём, что понятие красоты до некоторой степени зависит от личных вкусов каждого. — В юности Дарли мнил себя ловеласом и теперь, вырастив двоих сыновей весьма привлекательной внешности, чувствовал себя в достаточной мере специалистом, чтобы рассуждать на эту тему. — Но я также уверен, что мы согласимся: почтенный гость не привлекал бы такого внимания юных дам, не будь он принцем. Окажись он простым парнем… ну, я бы тогда сказал, что его внешность можно было бы описать словом, в чем-то схожим с… гм…

— Невзрачный, — подсказала советница Тэйлор.

— Да. Именно. К тому же возникает вопрос о наследовании.

— Что?

— Принц Хэл не является наследником первой очереди. Он третий сын, и трона ему не видать.

— А это-то здесь при чем? — удивилась Эмили. — Условие было — выйти за принца. О правах на престол вообще речи не шло.

— Нет, шло, — уперлась Кэролайн.

— Кэролайн права, — подтвердила Тэйлор. — Твоя матушка постоянно твердила об этом, Эмили. Она потратила немало времени, намекая на привлекательную внешность Хэла и его право наследовать трон.

Советница Тэйлор была вдова. Две ее собственные дочери почти неделю ухлопали на целование лягушек. Советница и сама как-то ночью улизнула на болото и чмокнула парочку. Признаваться в этом она, естественно, не собиралась.

Когда Эмили вызвали на заседание городского Совета, она упаковывала вещи к отъезду. Ей предстояло провести два года в ученицах у настоящего волшебника, и беспричинная, по ее мнению, задержка только усилила нетерпение.

— Может, это и подразумевалось, допускаю, — набросилась она на советницу. — Но на самом деле мама никогда не говорила, что принц окажется наследником престола. Исходя из этого, можно предположить, что она и о его внешности не распространялась. Может, маме он казался красавчиком. Может, она говорила в переносном смысле. Разве можно считать это договором?

— Безусловно, можно, — заявил советник Данбери, исполнявший роль прокурора. — Я уже доложил Совету, что, на мой взгляд, слова Аманды следует рассматривать как устный контракт. Уверен, она не допускала, что кто-то сумеет отыскать в целом болоте одну-единственную заколдованную лягушку, а значит, ей не придется подкреплять свои обещания делом. Факт есть факт. Твоя мать была могущественной и уважаемой волшебницей, но она не выше закона.

— Ага, конечно, — хмыкнула Эмили. — Теперь, когда она умерла, вы можете поливать ее как хотите. Будь она жива, вы бы так не говорили.

— Не сомневаюсь, она бы нас всех превратила в лягушек. Тем не менее, дабы мы могли считать условия контракта выполненными, должен присутствовать момент взаимного вознаграждения — то есть каждой стороне надлежит внести нечто ценное. Кэролайн уже вложила свой труд — продолжительную, тяжелую, неприятную работу — и заслужила нечто ценное в ответ.

— Но она же выйдет за принца! Что с того, если он немного невзрачный?..

— Ладно-ладно, — проворчал Твигхэм. — Не будем проявлять неуважение к молодому человеку. В конце концов, он особа королевской крови.

— Вот и я говорю. — Эмили обернулась к Кэролайн: — Многим ли из нас, простых людей, выпадает шанс выйти вообще хоть за какого-нибудь принца? Тебе следовало бы рассматривать свой стакан как наполовину полный, а не наполовину пустой.

— Мой стакан полон болотной воды, — огрызнулась Кэролайн. — И я бултыхалась в ней семь недель.

Поднялся Дарли.

— Совершенно очевидно, что…

— Очевидно, что пора сделать перерыв, — перебил Твигхэм.

— В первую очередь я хочу сказать, что…

— Перерыв, — отрезал Твигхэм. Он трижды стукнул по столу костяшками пальцев, призывая к порядку. — Объявляю перерыв. Встретимся здесь же через полчаса. Эмили, ты останешься со мной.

Положение старого пасечника в деревне было таково, что немногие решались ему перечить. Кэролайн вышла первой, намереваясь присоединиться к Хэлу во дворе. Шагнув за порог, она через плечо обиженно взглянула на Эмили. За ней последовали Дарли и остальные члены Совета. Как только за ними закрылись двери, дочь волшебницы повернулась к Твигхэму и жалобно взвыла:

— Но ведь они же все ко мне цепляются!

— Ты совершенно права, — кивнул старый пчеловод.

Будучи подростком, Эмили не привыкла, чтобы взрослые с ней соглашались.

— Права?

Твигхэм извлек из одного кармана трубку, а из другого — кисет с табаком. Он принялся сосредоточенно набивать и утрамбовывать табак в трубку — прием, к которому всегда прибегают курильщики, когда им требуется время, чтобы обдумать свои слова. Соображал старик, без сомнения, быстро, поскольку прервал процесс на середине и отложил трубку в сторону.

— Пойми, Эмили, твоя мать была искусной волшебницей. Ее глубоко уважали как во всем королевстве, так и в нашей деревне. Но не особенно любили.

— Ты ее любил.

— Люди боялись твоей матери, а в моем возрасте бояться уже особенно нечего. Приучаешься смотреть на вещи более отстраненно.

— Характер у нее и впрямь был не сахар, — признала девушка.

— Разбойники и грабители, стоило им узнать, что здесь водится выдающийся волшебник, предпочитали обходить нашу деревню за три версты. Так что мы получали от ее проживания среди нас кое-какие преимущества. Но Аманда и раньше нередко задевала чувства людей, а уж эта история с лягушкой, Эмили…

Твигхэм умолк и снова занялся табаком. Дочь волшебницы молча ждала, пока он раскурит трубку. Наконец старик глубоко затянулся, выпустил дым и продолжил:

— Аманда всех нас одурачила. Не знаю, заметила ли ты, но почти в каждой семье в Ручьях есть хотя бы одна девица. И каждая из этих девиц была бы не прочь выйти замуж за красивого принца. Ну и устроила же им твоя матушка развлеченьице! Все девицы, как одна, шлепали по грязи и целовали лягушек, выставляя себя на посмешище. И соответственно выставляли в смешном свете свои семьи. Знаешь ведь, как бывает в маленьких деревнях. Люди помнят каждую мелочь. Некоторые могут точить зуб поколениями. А теперь преимущество на стороне Совета, и они решили, что настал час расплаты.

— Ладно, хорошо. Я могу понять, что они не любили маму. Я могу понять, что они все несколько задеты. Но мама умерла! Они упустили все шансы на возмещение ущерба. Ко мне это не имеет отношения. Я-то не превращала беднягу в лягушку.

Твигхэм взял трубку и начал набивать ее заново, но тут же отложил.

— Эмили, если жители деревни вбили себе в голову, что Кэролайн заслужила компенсацию, то советники возьмут ее из имущества твоей матери.

— Нет! Они не посмеют!

— Думаю, посмеют. В Ручьях только об этом и говорят. Твоя мать могла защитить себя своим искусством. Ты все еще ученица и таковым не обладаешь.

Они знают, что у Аманды имелось огромное количество книг по магии, которые стоят немалых денег. Совет может все конфисковать. Данбери за умеренную плату придаст этому законность. И если я хоть чуть-чуть разбираюсь в людях, Дарли и Тэйлор непременно возьмут свой процент, ну а Кэролайн перепадут сущие крохи.

— Кэролайн! — Эмили буквально выплюнула это имя. — Как же она меня бесит! Все перед ней пресмыкаются! Мало ей быть самой красивой девушкой в деревне. И самой популярной тоже. Теперь ей понадобилась моя библиотека.

— Хм-м. Эмили, когда у Смитов приключилась красная лихорадка и нам пришлось посадить их на карантин, кто пошел к ним нянчиться с ребенком?

— Кэролайн, — неохотно признала дочь волшебницы.

— На деревенской ярмарке кто вызвался устраивать благотворительный аукцион?

— Кэролайн. Да, да, я улавливаю. Она красивая, она популярная, она святая. Угадала? Но, Твигхэм, я не могу потерять мамину библиотеку. — Девушка вскочила и замолотила кулачками по столу. — Не могу! Не могу!

— Успокойся, дорогая. Я понимаю.

Эмили разжала кулаки, но осталась стоять.

— Ты понятия не имеешь, с каким трудом маме удалось устроить меня в подмастерья к волшебнику уровня Торичелли. Это, знаешь ли, непросто. Лучшие маги набирают каждый год всего несколько ребят, и конкурс очень высок. Но каждый чародей в Двадцати королевствах мечтает хоть одним глазком взглянуть на мамину библиотеку. — Эмили наконец села. — Твигхэм, без этих книг я останусь просто ведьмой-недоучкой и буду всю жизнь пахать на какого-нибудь третьеразрядного кустаря-иллюзиониста.

— Прекрасно понимаю, — отозвался старик. — Вот почему тебе следует взять Кэролайн с собой в город.

— Чего?!

— Взять ее с собой в Мелиновер. Хэл возвращается туда, так что вы обе можете поехать с ним. Все равно юной даме небезопасно путешествовать в одиночку.

— Я эту девицу никуда с собой не возьму. Я еду туда учиться. Я не экскурсовод.

— Ты не слушаешь. Тебе необходимо сосватать эту девицу привлекательному молодому человеку. И наилучшая возможность сделать это появится у тебя в Мелиновере.

— С принцем? У меня не больше шансов выдать ее за принца, нежели выйти за него самой.

Уголки рта Твигхэма поползли вверх, словно он собирался сказать нечто забавное, но старик усилием воли вернул серьезное выражение лица.

— Как я понимаю, у твоей матери имелось много друзей и клиентов в городе. Тебе не составит труда быть представленной в лучшие семьи, а стоит любому парню увидеть Кэролайн — и природа возьмет свое.

— Но — принц? Таких связей у мамы не было.

Твигхэм пожал плечами.

— Тогда герцог. Граф, виконт, барон. Даже сын богатого купца. Подозреваю, Кэролайн не настолько разборчива. Она просто не хочет провести остаток жизни в этой деревне за прялкой. Она забудет о принцах, если встретит симпатичного парня, который сможет содержать ее в роскоши. У девушки с ее внешностью масса возможностей привлечь мужчину. Когда сойдут следы от комариных укусов, разумеется.

Эмили обдумала услышанное. Твигхэму легко говорить, да только мужчины всегда думают, что девушке ничего не стоит привлечь парня. Сами девушки придерживаются иного мнения.

Однако дочь волшебницы понимала необходимость что-то предпринять. И как можно скорее. Если просочится информация о том, что на книги ее матери может быть наложен арест, шансы на получение места ученика изрядно сократятся. Пожалуй, ей действительно лучше прибыть в Мелиновер вместе с принцем, нежели попасть туда позже и столкнуться с раздутыми до неузнаваемости слухами.

Она взглянула на стоящего во дворе Хэла. Принц как следует отмылся, а местные торговцы, в надежде заслужить расположение королевской семьи, снабдили его чистой одеждой. Вокруг толпились деревенские девушки, наперебой протягивая Хэлу корзинки с домашним вареньем, желе, свежеиспеченными рогаликами или просто букетики цветов. Принц с благодарностью принимал все подношения. Эмили подумалось, что, во-первых, он может оказаться приятным попутчиком и, во-вторых, разумеется с ее точки зрения, выглядит вполне презентабельно. Однако с мнением Кэролайн о внешности молодого человека ей все же пришлось согласиться. Хэл относился к тому типу юношей, друзья которых, если спросить, хорош ли собой их приятель, начинают рассказывать о его великолепном чувстве юмора.

Рядом с принцем вертелась Кэролайн. По скромному мнению Эмили, первая красавица держала себя несколько собственнически. Дочь волшебницы смерила блондинку задумчивым взглядом. Может, Твигхэм и прав. Она будет спать спокойнее, если Кэролайн уедет с ней в Мелиновер, подальше от советников, а не останется мутить воду в Ручьях.

— Хорошо, — Эмили обернулась к старику, — ты прав. Я так и сделаю. Хотя погоди! А вдруг она не захочет ехать?

— Я поговорю с ней и с членами Совета, — заверил девушку Твигхэм. — Она поедет. А уж я позабочусь о том, чтобы Совет не предпринимал никаких действий в твое отсутствие.

— Спасибо, — выдохнула Эмили и чмокнула его в щеку. — Для своих лет ты на редкость предприимчив…

— Мне самому нравится так думать.

— Но если ты полагаешь, будто у нас получится как в романе, когда две девушки сначала друг друга недолюбливают, затем переживают какое-нибудь приключение и в результате становятся лучшими подругами, лучше сразу забудь. Этому не бывать.

— Подобная мысль мне и в голову не приходила.

У Кэролайн с избытком хватало привлекательности, чтобы вызывать зависть у всех окрестных девушек, — если бы не один очень полезный факт: она никогда никого ни у кого не отбивала. Деревенские парни ее просто не интересовали. Кэролайн давным-давно решила, что не станет прозябать в бедности и непременно выберется из Веселых Ручьев. В те времена и в ее возрасте это означало выйти замуж, причем выйти удачно. Никто из юных односельчанок не видел причин разубеждать ее. Стать женой принца (или, для юношей, жениться на принцессе) — достаточно распространенная мечта. Теперь девушки вились вокруг Кэролайн, как вились бы вокруг местной спортивной звезды перед большой игрой. И почти каждая жалела, что не провела в болоте несколько лишних часов и не поцеловала еще пяток-другой лягушек.

Положение Эмили сильно отличалось от положения спасительницы принца. Она унаследовала от матери крохотный замок в комплекте с узкой башней, испускавшей призрачное сияние. Замок находился прямо на краю болота (собственно, Эмили приходилась Кэролайн ближайшей соседкой), но для колдовских дел близость болота — самое то. По ночам от мхов и тростника поднимались густые туманы и окутывали строение, придавая ему вид зловещий, мрачный и таинственный — именно так, по мнению покойной Аманды, и следовало выглядеть жилищу чародея. Кстати, призрачный свет в башне она устроила для того же.

Эмили была миниатюрной брюнеткой с глубокими темными глазами. Подобная внешность обещала сослужить ей очень хорошую службу, поскольку волшебницу должен окружать ореол загадочности и экзотики. Глубокие темные глаза для такого случая — в самый раз. По той же причине матушка Эмили, когда в замок прибывали посетители, всегда заставляла девочку облачаться в форменный наряд волшебницы — черное шелковое платье, туфли на высоких каблуках, кроваво-красная помада и лак. «Если хочешь преуспеть в колдовском бизнесе, заботься об имидже, — учила Аманда. — Люди доверяют волшебнице, которая выглядит как волшебница. Вряд ли клиенты пожелают отдать свои сбережения особе, похожей на нищенку». Эмили так прочно усвоила наставления, что продолжала одеваться в прежнем стиле даже после смерти матери.

Другие дети относились к дочери волшебницы как к белой вороне. Конечно, они не дразнили ее — у них хватало благоразумия не задевать девочку, мама которой способна превратить их всех в клопов, — но и сама Аманда предпочла обучать Эмили дома, вместо того чтобы послать ее в деревенскую школу. Таким образом у нее отсутствовала возможность более-менее плотно общаться с другими детьми, подружиться с кем-нибудь, войти в компанию, сплетничать с девчонками и пикироваться с мальчишками.

В результате теперь, пустив свою лошадь рядом с лошадью принца Хэла, Эмили сделала важное открытие.

Она понятия не имела, как разговаривать с парнем.

По крайней мере, ей так казалось. Там, где дорога сужалась, троица продвигалась друг за другом, принц впереди — чтобы возможные любые неприятности первым встречал молодой человек с мечом. А когда дорога расширялась — с каждым днем приближения к Мелиноверу это случалось все чаще, — они ехали в один ряд и болтали. Принц на вороном жеребце оказывался в середине, а по бокам пристраивались Кэролайн на большом гнедом и Эмили на серой в яблоках кобыле. С ними в поводу шла еще одна лошадь, навьюченная припасами. Деревенские торговцы снабдили Кэролайн лошадью, а подружки всучили в подарок наряды. «Ты не можешь отправиться в город без соответствующего гардероба», — заявили они, и девушка, не любившая просить об услугах, неохотно приняла подарки. Хэла нес тот же конь, что привез его в Ручьи, — вороной все семь недель так и простоял в конюшне замка. Эмили ехала на собственной лошади. Стояло позднее лето, пригревало солнышко, лошадиная поступь убаюкивала, и слова легко слетали с уст всех троих молодых людей. Тем не менее Эмили чувствовала, что ее речь звучит неуклюже. Стоило ей произнести какую-нибудь невинную фразу, например поделиться впечатлениями о красоте окружающего пейзажа, как она немедленно решала, что сморозила глупость. То вдруг принц улыбнется ей беззаботно и скажет что-нибудь в ответ — девушка тут же начинала заикаться. То есть она прекрасно знала, что не заикается, но ей так казалось. Порой Хэл обращался к Кэролайн, и Эмили испытывала укол разочарования и ощущала острое желание вклиниться в беседу и снова перевести внимание принца на себя. Это, разумеется, было невежливо, и она никогда в жизни так не поступала, но ее беспокоило само желание поступить именно так.

В конце третьего дня путешествия, когда путники встали лагерем на лесной полянке, пустили пастись стреноженных лошадей и расселись вокруг костра, Кэролайн поинтересовалась у принца, как это получилось, что его заколдовали.

— Я хочу сказать, Хэл, — пояснила она (по настоянию принца девушки звали его просто по имени), — Аманда не могла вот так, от нечего делать, взять да и превратить кого попало в лягушку. Она не могла просто сказать: «Алле-гоп, ты лягушка!» — и ты лягушка. Подозреваю, ты чем-то ее обидел. Я права, Эмили?

— Ну… в общем, да, — ответила дочь волшебницы. Вопрос вызвал у нее чувство неловкости, она настороженно наблюдала за сидящим по ту сторону костра принцем. — Заклинания этого типа подобны проклятиям — они налагаются в отместку. Ну, в смысле, я дала слишком упрощенную формулировку. Все не так очевидно, и существует достаточно широкая промежуточная область. — Девушка нервно сглотнула, ибо ее слова прозвучали равносильно обвинению Хэла в серьезном проступке, а он, в конце концов, особа королевской крови, и еще неизвестно, как его высочество это воспримет. — Но если попытаться наложить его на какого-нибудь ни в чем не повинного прохожего, ничего не произойдет.

— Итак, — жизнерадостно подхватила Кэролайн, — каково же твое преступление?

Эмили вздрогнула, но принц ответил так же беззаботно:

— Пытался стянуть у колдуньи немного философского камня.

— Философского камня? Вещества, которое превращает свинец в золото?

— Бронзу, — поправила Эмили.

— Бронзу в золото, — кивнул Хэл, — я слышал то же самое. Как бы то ни было, папа прознал, что волшебница из Веселых Ручьев получила некоторое его количество или сама сделала, и отправил меня за ним.

— Ты пытался стащить философский камень? Не очень-то это по-королевски. Разве тебе не полагается быть честным, правдивым, добродетельным, ну и всякое такое?

— Да нет, — несколько раздраженно помотал головой принц. — Это про рыцарей. Правящий класс просто берет, что хочет.

— И поэтому она разгневалась и превратила тебя в лягушку.

— Примерно так.

— Весь сыр-бор из-за того, чего даже не существует!

Принц пожал плечами.

— Это обратная сторона медали — в смысле положения королевского сына. Папа приказал мне отправиться на поиск, и я ничего не мог поделать.

— Что? Что вы говорите? — смущенно пискнула Эмили. — Думаете, философского камня не существует?

Теперь пришла очередь удивляться Кэролайн и Хэлу.

— Ты хочешь сказать, он есть?

— Он у меня с собой.

Дочь волшебницы поднялась и направилась к седельным сумкам. Некоторое время она рылась в них, затем вернулась с маленьким кожаным мешочком, перетянутым сыромятным ремешком для ношения на шее. Девушка бросила его Кэролайн.

— Мама работала над этим несколько лет. Блондинка раскрыла мешочек и заглянула внутрь.

— Это шутка. Это не может не быть шуткой. У Аманды не могло быть философского камня.

— Не понимаю, почему ты так решила, — обиделась Эмили. — Я не особенно тщательно изучала формулы, но перед тобой то, к чему она пришла.

— Да ладно, Эмили. Сама подумай. Если у твоей матери было это вещество для получения золота, почему она его не получила?

— Тут мало одного философского камня. Например, нужна еще красная ртуть. И множество приготовлений. И методика не сработает на каком попало куске старой бронзы. Требуется особый сплав, называемый девственной бронзой. И потом нужна девушка, которая может… хм… помочь с приготовлениями.

— Ты можешь превратить бронзу в золото?

— Я? Я ничего не могу, пока не выучусь на волшебницу. А к алхимии я вообще не знаю, с какого боку подступиться. Да и мама тоже не знала. Насколько я понимаю, она делала это по контракту, для кого-то еще. Кого-то, кто, по-видимому, располагает запасами красной ртути и готовой девственной бронзы.

— Я абсолютно уверен, что у папы нет ни того ни другого, — заметил Хэл. — Он, вероятно, просто где-то услышал о философском камне и ухватился за него как за очередной способ быстрого обогащения. Заодно у него появился удобный повод убрать меня из города.

Последнюю фразу принц произнес небрежно. Чуть-чуть слишком небрежно, с точки зрения Кэролайн, и она мысленно поставила галочку.

— Вы с королем не в лучших отношениях?

Хэл заколебался, прежде чем ответить.

— Н-ну-у, — он уставился на огонь, — у папы очень высокие требования. — Тут принц взглянул прямо на Кэролайн. — Он бы хотел, чтобы его сыновья несколько больше походили на принцев.

У блондинки хватило совести изобразить смущение.

Повисло неловкое молчание.

Хэл первым нарушил его, поднявшись со словами:

— Думаю, пора собрать еще хвороста.

— Погоди. — Эмили протянула ему кожаный мешочек. — На, возьми его.

— Философский камень? Нет, я не могу.

— Пожалуйста, возьми его, Хэл. — Дочь волшебницы не опускала руки с мешочком. — Мне от него никакой пользы, а ты заслужил его, просидев в болоте все это время.

— Это поистине щедро с твоей стороны, Эмили, но — нет.

— Это поможет тебе вернуть расположение отца. Возьми его, пожалуйста. Считай это подарком его величеству от верной подданной.

Хэл снова уселся у костра.

— Ну, если ты так ставишь вопрос… — Он позволил девушке опустить мешочек себе в ладонь. — Что ж, я ценю это, Эмили. Благодарю тебя от имени его величества.

— Всегда пожалуйста его величеству.

Что-то в том, как дочь волшебницы смотрела на принца, что-то в том, как они задержали взгляды друг на друге, заставило Кэролайн едва уловимо напрячься. Она тут же встряла в беседу.

— А как его вообще делают?

— Не знаю. Выпаривают из молока девственницы, а затем остекловывают.

— Из чего выпаривают?! — уставились на нее Хэл с Кэролайн.

— Из молока девственницы. Не спрашивайте меня, я не знаю, что это такое. Я даже не слышала об этом, пока не прочла мамины записи после ее смерти. А по действительно секретным материалам она записей не вела.

— А молоко девственниц берется из… э-э… — начала Кэролайн.

— Да не знаю я! Может, это просто название чего-то безобидного. И нечего на меня так пялиться. Не из меня его брали, это уж точно!

По мнению принца, беседа приняла несколько личный оттенок.

— А почему он называется философским камнем? — подал он голос, стараясь сменить тему.

— Это просто. Возьми его в ладонь и посмотри, что будет.

Хэл открыл мешочек и вытряхнул содержимое в подставленную ладонь. Это оказался продолговатый белый камень размером примерно с фалангу большого пальца — нечто вроде большой жемчужины, только прозрачнее. Принц поднес его к свету костра и поднял на Эмили вопросительный взгляд.

— Зажми его в кулаке и закрой глаза. Скажи нам первую мысль, которая придет тебе в голову.

— Cogito,ergosum, — изрек Хэл с закрытыми глазами. И с удивлением открыл их. — Я мыслю, следовательно, я существую?

— Рационализм, — резюмировала дочь волшебницы. — Совершенно типично для первого раза.

— Дайте мне попробовать, — оживилась Кэролайн.

Хэл передал ей камень. Девушка потрясла его в кулачке, словно собиралась бросать кости.

— Просто держи его неподвижно. Кэролайн закрыла глаза. Через несколько секунд она пробормотала:

— Добродетель заключается в умеренности. — И, помолчав немного, продолжила: — Сократ — человек, все люди смертны, следовательно…

— Сократ смертен, — хором закончили Хэл с Эмили.

— Классическая логика, — добавила Эмили. — Также совершенно обычно.

— А ты сама пробовала?

— Конечно. Пару раз. Дав мне его впервые, мама полчаса слушала мои бредни о двойственности души и тела. Разумеется, я не понимала, что несу. — Дочь волшебницы сунула камень в мешочек и вернула Хэлу. — Но этого мне хватило, чтобы осознать силу философии и понять, почему тайна философского камня должна тщательно охраняться.

Кэролайн и Хэл обменялись взглядами.

— Почему?

— Философия опасна. Ею замучивали до смерти целые армии.

— Ах да, точно, — согласился принц. — Я прекрасно помню, как мои преподаватели читали лекцию о разнице между денотацией и коннотацией. Я до сих пор считаю, что выжил чудом. Студенты падали за три аудитории от нас.

— Заливать начинаем? — хмыкнула Кэролайн.

— Ничуть. Мне удалось не заснуть только потому, что я всю лекцию держал босую пятку над зажженной свечкой. Будучи единственным студентом, досидевшим до конца, я оказался лучшим на курсе.

— По-моему, моя очередь идти за дровами, — заявила блондинка. — И настучать тебе ими по голове.

Хэл извинился и исчез в кустах. Из темноты между деревьями до девушек донесся постепенно затихающий хруст сучьев. Прикинув, что он уже не услышит, Кэролайн зашипела:

— Ты что делаешь? Это же мой парень. Тебе никогда не говорили, что невежливо вертеться вокруг чужого парня да еще и впаривать ему подарки?

— Чего?! — вскипела Эмили. — О чем это ты говоришь? Принц Хэл — не твой парень.

— Разумеется, мой. Я нашла его. Я освободила его от заклятия. Теперь он обязан жениться на мне.

— Ты же от него отказалась! Ты сказала, что он невзрачный!

— Да, но… но…

— Я здесь с вами двумя только потому, что предполагается: я помогу тебе найти мужа покрасивее.

— Гм… ну да. Но только до тех пор Хэл — мой, так что не воображай себе, ясно?

— Ничего я себе не воображаю, — огрызнулась Эмили. — А Хэл, между прочим, живой человек со своими собственными чувствами. И с ним нельзя обращаться как с пешкой, которую можно двигать по доске, куда тебе хочется.

— Ой, кто бы говорил. По крайней мере я не превращала его в лягушку и не бросала в болоте.

— Это не я! Это мама.

— Ага, а почему она это сделала?

— Хэл уже объяснил. Потому что он пытался украсть философский камень.

— Да, конечно! Так с чего она взбеленилась?

— Ты на что намекаешь?

— Ну прикинь. — Кэролайн обошла вокруг костра и уселась рядом с Эмили. — В замок проникает юноша. Девушка спит одна. Приходит мама, обнаруживает шныряющего в окрестностях дочкиной спальни юнца. Что она должна подумать?

— Хэл бы не стал делать ничего подобного!

— Откуда ты знаешь? Ты же слышала, как он говорил, что правящие классы берут, что хотят.

— Кэролайн! Отвратительно так говорить о Хэле! Особенно при том, как мило он себя ведет, несмотря на все приключившиеся с ним ужасы.

— Ладно. — Блондинка несколько смутилась. — Нет, я не хотела сказать, что он пытался что-то с тобой сделать. Просто, может быть, твоя мама подумала, что он хотел что-то с тобой сделать. По-моему, для нее это могло послужить гораздо более веской причиной прийти в гнев и наложить на него заклятие, чем просто попытка стянуть кусок мороженой сгущенки.

— Ты не знала маму. Она очень ревниво относилась к своему волшебному материалу. К самым ценным вещам она даже меня не допускала, а ведь я была ее ученицей. И дочерью.

— Ладно, ладно. Я просто подумала.

Девушки умолкли. Первая красавица уставилась в гаснущий костер. Дочь волшебницы впала в глубокую задумчивость. Послышался приближающийся хруст — Хэл возвращался с охапкой хвороста.

Эмили наклонилась поближе к Кэролайн и прошептала:

— Ты действительно думаешь, он собирался что-то мне сделать?

— Ой, ради бога, — отмахнулась блондинка, — ложись спать.