Техасец Джо купил эту шаль на Лакмандском Развале. Попадая на Марс, он никогда не отказывал себе в удовольствии побродить среди лотков и прилавков величайшего из рынков, куда привозят товары со всех планет Солнечной системы. Лакмандский Развал… Нет необходимости описывать его подробно, достаточно вспомнить сложенные о нем песни и легенды. Джо проталкивался сквозь пеструю, оглушительно галдящую толпу, вдыхал воздух, пропитанный ароматами экзотических блюд, пряностей и благовоний, а также сотнями прочих запахов, загадочных и дразнящих. Торговцы и торговки нахваливали свои товары на языках и наречиях едва ли не всех известных человеку миров.

В одном из бесчисленных торговых рядов он остановился, привлеченный ярким пятном, мелькнувшим в глубине неказистой лавчонки; нестерпимо алый цвет почти физически царапал глаза. Предметом его внимания оказалась шаль, небрежно брошенная на резной сундучок, сработанный местными умельцами. Джо ни на секунду не усомнился в венерианском происхождении латунного подноса, который торговец поставил на шаль. Ему хватило одного взгляда, чтобы узнать в куче костяных фигурок необычных животных на подносе божества одного из самых малочисленных и малоизвестных племен, населяющих Ганимед, крупнейший спутник Юпитера. Что касается стиля и техники исполнения шали…

– Почем шарфик? – лениво полюбопытствовал Джо.

Продавец, коренастый марсианин, проследил за направлением его взгляда и поскреб в затылке.

– Ты про что, про эту штуку? Бери по дешевке, у меня голова болит на нее смотреть.

– Пять долларов, – ухмыльнулся Джо.

– Десять.

– Шесть с полтиной, или я пошел.

– Шесть с полтиной – так шесть с полтиной, – махнул рукой марсианин, отставляя в сторону поднос с безделушками.

Джо перегнулся через прилавок, взял шаль и поразился ее воздушной легкости. С первого прикосновения стало ясно, что она изготовлена из пуха или тонкой шерсти – необыкновенно теплая и мягкая, шаль льнула к руке, словно ласковый зверек. Приглядевшись к рисунку, Джо пришел в легкое замешательство: ни на одной из планет он не встречал ничего подобного. По серебристо-синему полю змеилась одна сплошная, фантастически запутанная красная линия. Кое-где синий цвет переходил в зеленый и фиолетовый – приглушенные краски еще больше подчеркивали агрессивную яркость орнамента; красная линия буквально поднималась над тусклым фоном; казалось, что ее можно поддеть пальцем.

– И где же такие делают? – недоуменно спросил он.

– А черт его знает, – пожал плечами продавец. – Разбирали доставленный из Нью-Йорка хлам – и вот вам, пожалуйста. Я тоже поинтересовался у хозяина, откуда она взялась. Оказалось, что ее продал на тряпье какой-то венерианец, а тот вроде бы подобрал ее на брошенном корабле, крутившемся вокруг какого-то там астероида. Старая посудина, чуть не из самых ранних, во всяком случае, стандартных идентификационных знаков на нем не было. И чего это он продал такую вещь на тряпье, куда спешил, мог ведь больше получить…

– Странно. Да и штука эта тоже какая-то необычная. – Техасец еще раз взглянул на огненный узор и невольно поежился. – Ладно, главное – легкая и пушистая. Посплю сегодня в тепле, если, конечно, не тронусь мозгами, рассматривая эту красную загогулину.

Он небрежно сложил шаль, сунул шелковистый комок в карман и забыл о покупке до самого вечера.

На этот раз Джо остановился в одной из огромных гостиниц, построенных специально для временных гостей планеты. Предоставляя этой разношерстной публике относительно сносное жилье за более чем умеренную плату, правительство надеялось оградить ее от излишних контактов с представителями марсианского преступного мира.

Нельзя сказать, чтобы пристанище многих сотен космических бродяг было стерильно чисто по части преступности; пожелай стражи порядка провести хорошую облаву, почти все ее постояльцы – в том числе и наш герой – перекочевали бы в тюрьму. Джо не помнил за собой сколько-нибудь серьезных правонарушений, совершенных на тускло-красной лакадарольской почве. Правда, вся его деятельность плохо укладывалась в рамки закона, так что не слишком ленивый следователь нашел бы основание для ареста. Но шансы попасть в облаву равнялись нулю, поэтому он смело миновал внушительные двери.

Стены, потолок и даже пол номера были изготовлены из стальных листов. Коснувшись выключателя, Джо вызвал к жизни с десяток собственных отражений. Не обращая внимания на это несколько необычное общество, он подошел к столу, вытащил из кармана скомканную шаль, взял ее за углы и встряхнул. По зеркальным плоскостям заметались сотни огненных змей, комнату заполнил судорожный алый трепет.

Раскинув свою странноватую покупку на столе, Техасец попытался пройти по орнаменту пальцем, проследить за всеми изгибами головоломно запутанной линии. С каждым новым витком алого лабиринта становилось яснее и яснее, что в этом цветовом водовороте есть какой-то тайный смысл, и если смотреть подольше, то смысл этот неизбежно выявится…

Ложась спать, Джо набросил шаль поверх одеяла. Вряд ли он догадывался, какие сновидения посетят его в эту ночь благодаря этому покрывалу…

…Он брел по алому лабиринту, оглядываясь на каждом повороте, и неизменно обнаруживал позади себя тысячи собственных отражений, искаженных и тусклых; впереди не было никого – только бесконечность, окрашенная во все тот же зловещий цвет. Иногда она вздрагивала у него под ногами, а иногда ему казалось, что он видит ее конец, но это был лишь очередной головокружительный поворот…

По потолку лабиринта ползали алые змеи молний, они извивались и корчились, а затем сплелись в знакомый узор, в Слово, начертанное неизвестными письменами на неизвестном языке. Джо пытался понять это слово, и боялся его понять, и уже почти понял, но в самый последний момент проснулся, дрожа от холодного ужаса…

Он спал и видел шаль, висящую в голубом полумраке – таком же голубом, как и ее фон. Наконец голубой квадрат растворился, а узор повис в воздухе… Потом его изображение оказалось вырезанным на воротах высокой стены, едва различимой в мглистом сумраке, голубом с отдельными мазками зеленого и фиолетового. Вечерние сумерки в стране, где воздух наполнен цветными туманами и никогда не бывает ветра… Он почувствовал, как ноги несут его вперед, ворота оказались рядом, а затем они распахнулись.

Джо поднимался по длинной широкой лестнице. Его ничуть не удивляло, что ворота исчезли и что он не помнит, как преодолел ту ее часть, которую можно увидеть, если обернуться. Перед ним обозначилось не больше десятка ступенек, а все остальное поглотила многоцветная дымка.

Техасец поднимался и поднимался, пока не заметил рядом какое-то смутное движение; мгновение спустя из тумана вырвалась высокая стройная фигура. Девушка неслась по лестнице, спотыкаясь и чуть не падая, охваченная диким, всепоглощающим ужасом. Ее длинные золотистые волосы трепетали в воздухе, и вся она, с головы до ног, была забрызгана кровью. Незнакомка чуть не сбила с ног нерешительно застывшего Техасца. Он инстинктивно сомкнул руки, и девушка обвисла в нечаянных объятиях, судорожно хватая воздух ртом.

На раскрасневшемся лице ярко выделялись пунцовые губы, спутанные волосы напоминали оранжевое пламя. Джо заметил, что ее темно-карие глаза мерцают красноватыми искрами; в яркой, необычной красоте лица чувствовалась примесь чего-то чуждого.

– Оно… – Девушка смолкла и судорожно вздохнула, – оно ее взяло! Пустите меня! Пустите ме…

Джо осторожно, но довольно сильно встряхнул красавицу за плечи.

– Ну-ка по порядку, – велел он. – Кого это «ее»? Что такое «оно»? А что ваша одежда в крови – это вы знаете? Вы ранены?

– Нет! – Незнакомка отчаянно замотала головой. – Нет! Отпустите меня! Мне нужно – это не моя кровь, ее… – она захлебнулась рыданиями.

Джо глубоко вздохнул, сгреб содрогающуюся от ужаса с головы до ног девушку в охапку и побрел сквозь сиреневую мглу вверх.

Минут через пять туман немного рассеялся, лестница кончилась, и он увидел перед собой узкий зал с высоким сводчатым потолком, нечто вроде церковного придела. Войдя в зал, он заметил слева ряд дверей, открыл ближайшую и оказался в длинной галерее. Арочные окна галереи выходили в голубой, безбрежный простор, под ними тянулась низенькая скамейка. Джо опустился на скамейку и усадил рядом с собой мокрую от слез спутницу.

– Моя сестра, – всхлипывала девушка. – Оно ее пожрало, ее, мою сестру…

– Не плачь, не надо плакать, – неуверенно заговорил Джо. – Это же сон. Не плачь, никакой сестры у тебя не было и нет, и тебя тоже нет, так стоит ли плакать…

Девушка резко отшатнулась. Несколько секунд она молча изучала Техасца; в огромных глазах читалось искреннее сострадание.

– О!.. ты же пришел из… из… и ты все еще думаешь, что это сон!

– Я знаю, что это – сон, – с детским упрямством настаивал Джо. – Я сплю в лакдарольской гостинице, вижу во сне тебя, а когда я проснусь…

– Ты никогда не проснешься, – красавица печально улыбнулась. – Ты попал в смертельный сон. Проснуться невозможно.

– Как это так? Почему?

Техасца кольнула тревога. Да, он знал, что спит; так иногда бывает – думаешь, что все происходит наяву, но сейчас-то он не сомневался – все происходит во сне. Только слишком уверенно говорит эта истеричная особа, уверенно и с сочувствием, и смотрит тоже жалостливо, как на собаку с перешибленной лапой, тут не захочешь, а поверишь…

– Царство сна – не метафора, – продолжила девушка. – Туманные миры, по которым бродят души спящих, существуют реально – или почти реально, их бесчисленное множество. Но сюда – я говорю с уверенностью, потому что ты – не первый наш гость, – сюда проходят через врата, открывающиеся только в одну сторону. Человек может открыть врата и пройти в этот мир, но он никогда не найдет обратного пути. А вот ты – как ты открыл врата?

– Шаль, – растерянно пробормотал Джо. – Ну да, конечно же, шаль. Этот чертов орнамент, посмотришь – и голова кругом…

Он зажмурился и прикрыл глаза рукой, заслоняясь от воспоминаний, но зловещие алые молнии прорезали темноту.

– Какой орнамент? – в задыхающемся голосе девушки звучала отчаянная надежда. – Ты можешь вспомнить?

– Красный… – Техасцем овладела самая настоящая паника. – Ярко-алая нить, вплетенная в синюю шаль, кошмарный узор… и на воротах, там было то же самое… И все равно это – сон, я скоро проснусь, и тогда…

– Ты можешь вспомнить? – Узкая, с длинными пальцами рука до боли сжала колено Техасца. – Орнамент, ты можешь вспомнить орнамент? Ты можешь вспомнить Слово?

– Слово? – тупо переспросил Джо. – Слово? Нет, я не хочу его вспоминать, этот бредовый узор на этой самой шали…

– Выткано на шали, – задумчиво повторила девушка. – Ну да, конечно. Только как эта шаль оказалась в вашем мире, если она… если оно… – Ее лицо жалко сморщилось, из светло-карих, жарко искрящихся глаз брызнули слезы… – Сестра, сестра, ну как же это…

– Так что же у тебя случилось? Давай я тебе помогу. Попробую помочь, ты только расскажи, в чем там дело.

– Моя сестра… – всхлипнула девушка. – Оно настигло ее в зале, прямо у меня на глазах. Забрызгало меня кровью, ее кровью… Господи, да что же это…

– Оно? – изумился Джо. – Какое еще оно? Здесь что, очень опасно? – Его рука привычно сжала рукоятку бластера.

Девушка заметила это движение, по ее губам скользнула печальная, чуть пренебрежительная улыбка.

– Оно не боится никакого оружия, с ним не справится ни один человек.

– Но что Оно такое? Как Оно выглядит? И где Оно – где-нибудь рядом?

– Оно везде. Ты никогда не знаешь, что Оно тут, а затем туман плотнеет, появляется что-то красное, пульсирующее, и это – конец. Мы не сопротивляемся, да и вообще стараемся поменьше о нем думать, иначе жизнь была бы совсем невыносимой. Оно пожирает нас, одного за другим, а мы делаем вид, что ничего не происходит, живем спокойно и счастливо, до самого последнего дня. И никто не знает, когда наступит его последний день…

– Откуда Оно приходит? Да и кто оно такое – это «Оно»?

– Никто не знает… Оно всегда было здесь… и всегда будет… слишком призрачное, чтобы умереть своей смертью, слишком неуязвимое, чтобы с ним сражаться. Нечто, приходящее из какого-то неизвестного нам места – из далекого прошлого или из другого измерения, мы не знаем и никогда не узнаем – откуда. И мы стараемся о нем не думать.

– Тварь, пожирающая материальные объекты, должна иметь в себе что-то материальное, а значит – уязвимое, – не отступал Джо. – У меня есть бластер, так что мы еще посмотрим…

– Попробуй, если хочешь, – пожала плечами девушка, – пробовали многие, а Оно все так же приходит. Или не приходит, а просто появляется, многие думают, что Оно здесь и живет. Оно… забирает нас где угодно, но чаще всего – в этих залах. Если тебе надоела жизнь, оставайся здесь. Ждать придется недолго.

– Я еще не готов к таким рискованным экспериментам, – ухмыльнулся Джо. – Но если эта тварь живет именно здесь, зачем же вы сюда ходите?

– Какая разница? Не здесь, так в другом месте, ведь от него не спрячешься. Как только Оно проголодается, кто-то из нас обречен. Да и как мы можем сюда не ходить, ведь здесь наша… пища. – Красавица бросила на Техасца странный, опасливый взгляд. – Ты потом поймешь. Но место здесь и вправду опасное, так что лучше уйти. Пойдешь со мной? Мне теперь очень одиноко. – Ее глаза снова наполнились слезами.

– Конечно, конечно. Я буду выполнять каждое твое желание – пока не проснусь, – он улыбнулся собственной шутке.

– Ты не проснешься. – Девушка говорила спокойно и серьезно. – Ты заперт в этой стране, так же, как и все мы, и останешься здесь до самой смерти.

– Тогда пошли. – Джо поднялся. – Думай как знаешь, возможно, ты и права…

Загадочная обитательница сонного царства вскочила на ноги, тряхнув яркими, как солнце, волосами.

– Ну и куда же мы теперь? Туда? – он кивнул на окно.

– Нет, – зябко поежилась девушка.

– А что там такое? Ни земли, ничего, только голубой туман…

– Слушай меня внимательно. – Она взяла Техасца за руку и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты останешься в этом мире, потому что отсюда есть лишь два выхода – смерть и другой, гораздо страшнее смерти. А раз так, ты должен принять наши законы, первый из которых – никогда и ничего не спрашивать о Храме. Ты сейчас в Храме. Оно обитает в Храме. В Храме мы получаем… – ее глаза скользнули в сторону, – …пищу. Мы бываем только в немногих знакомых нам залах, не пытаясь узнать об остальных, так безопаснее. Задержав меня на лестнице, ты спас мне жизнь – ушедшие в эту туманную мглу не возвращаются. Я должна была сразу догадаться, что ты не из нашего мира, ведь мы не знаем, куда ведет эта лестница, не знаем и не пытаемся узнать… Я не знаю, что такое эта голубизна за окнами галереи – и не хочу знать. Сквозь другие окна можно увидеть совершенно невозможные вещи, проходя мимо, мы отводим глаза. Тебе тоже следует поступать именно так… – по лицу девушки скользнула тень улыбки. – Пошли.

Покидая галерею, Джо еще раз оглянулся на окна, выходившие в голубое ничто. В узком зале его спутница свернула налево, к скрывавшемуся за зеленовато-сиреневым туманом выходу. За тройной аркой главного портала Храма Техасца ожидало необычное зрелище. Солнца не было, все вокруг освещал голубой купол небосвода. Воздух казался многометровой толщей чистой, кристально прозрачной воды, время от времени по нему пробегала мелкая, еле ощутимая рябь.

Над ярко-зеленой травой луга возвышались вполне земные деревья; вдали искрилась голубая полоска озера. С первого взгляда все здесь казалось абсолютно нормальным, и только отдельные, не очень, вроде бы, значительные детали… Ну, например, трава.

Они направились к озеру, и Джо обратил внимание, что короткие травинки словно расступались перед босыми ногами девушки. Трава на лугу колыхалась, по ней пробегали длинные волны, очень похожие на круги от брошенного в воду камня, только здесь круги не разбегались, а сбегались, и все это – при полном безветрии.

– Т-трава! – Голос Техасца невольно задрожал. – Она же… Она ч-что, ж-живая?

– Конечно, – безразлично откликнулась девушка.

Проходя под деревьями, Джо услышал шелест листьев, поднял голову и увидел, что ветки склоняются вниз. В этом движении чувствовалась некая зловещая заинтересованность, деревья явно наблюдали за людьми, как и трава, волнообразное движение которой сопровождало их на каждом шагу.

Озеро было того же сонно-голубого цвета, что и туман в Храме, зеленые и сиреневые разводы на его поверхности сохраняли четкую, постоянную форму.

На берегу стояло – беседка не беседка, часовня не часовня – маленькое строение из розоватого камня с тремя огромными, чуть не во всю стену окнами.

– Вот здесь я живу, – девушка небрежно указала на пустой прямоугольник дверного проема. – Заходи.

В странном доме с белыми, без единого пятнышка стенами не было никакой мебели, кроме двух низких, застеленных голубыми покрывалами диванчиков.

– А что, если ветер или вдруг похолодает? – скептически поинтересовался Джо. – И где ты ешь? Где твои книги, одежда, еда?

– У нас здесь не бывает ни холодно, ни жарко, всегда как сейчас, и ветра тоже никогда не бывает, – улыбнулась девушка. – Книг у меня нет, пищи тоже – мы питаемся все вместе, в Храме. Одежда хранится под ложем.

– А чем же ты тут занимаешься?

– Занимаюсь? О, я купаюсь в озере, сплю, гуляю в роще. Время бежит очень быстро.

– Весьма идиллично, – усмехнулся Джо, – только я бы на стенку полез от скуки.

– Зная, что каждый момент может оказаться для тебя последним, стараешься насладиться жизнью во всей ее полноте, – без тени улыбки возразила девушка. – Растягиваешь время, как только возможно. Нет, мы не скучаем.

– Так у вас что, совсем нет городов? Где живут остальные?

– Собираться большими группами опасно. Оно… любит толпу. Мы живем по двое, по трое, некоторые предпочитают одиночество. Городов у нас нет. Мы ничего не делаем – какой смысл браться за что-либо, если не уверен, что успеешь закончить? Пошли на озеро.

Взяв Техасца за руку, она повела его к озеру и молча опустилась на желтый, как цыплячий пух, песок узкого, безукоризненно чистого пляжа. Джо сел рядом, он смотрел на цветные пятна, парившие в туманной голубизне воды, стараясь не думать об этой цепи фантастических событий. Впрочем, обстановка и так не располагала к размышлениям – тускловатая голубизна и тишина, еле слышный плеск воды, похожий на мерное дыхание спящего… тяжелый, неподвижный воздух…

Впоследствии, вспоминая этот сон, Джо так и не смог решить, уснул он тогда или нет; как бы там ни было, через какое-то время он услышал шорох. Подняв свесившуюся на грудь голову, он увидел, как девушка, успевшая уже умыться и переодеться, садится на прежнее место. Техасец не помнил, чтобы она уходила, но это его не удивило и не встревожило.

Свет тускнел и расплывался, землю окутывали голубые, мглистые сумерки, пронизанные теми же сонными, приглушенными красками, что и зеркально гладкая вода озера… Джо не имел ни малейшего желания уходить куда-нибудь с этого берега, вставать с нежного, прохладного песка, он не думал ни о чем, не ощущал ничего, кроме огромной тишины и полного, небывалого покоя.

Сумерки сгущались, уже едва различался близкий – какие-то три шага – край воды. Затем оказалось, что он смотрит, наверное – уже давно, на девушку. Она лежала, разметав волосы по песку, ярко-красные губы казались в темноте совершенно черными, из-под полуопущенных век блестящие глаза внимательно следили за Джо.

Техасец сидел и молча смотрел в эти немигающие глаза, а затем руки девушки поднялись, и он склонился к ней с отстраненной легкостью человека, живущего во сне, хотя, может быть, все было наоборот – она склонилась, а он поднял навстречу ей руки, этого он тоже так никогда и не вспомнил. Песок был прохладный и мягкий, а у поцелуя оказался легкий привкус крови.

В этом мире был рассвет – но не было восхода. Открыв глаза, Джо увидел в прямоугольнике дверного проема на фоне быстро светлевшего неба усыпанную сверкающими алмазами фигуру. Мокрая девушка весело смеялась и стряхивала с ярких, как расплавленное золото, волос голубые капли воды.

– Я голодный, – заявил он, откидывая голубое покрывало и опуская ноги на пол. – Что и когда мы будем есть?

Смех мгновенно стих. Девушка еще раз тряхнула волосами, на секунду задумалась и переспросила:

– Ты что, хочешь есть?

– Не просто хочу, а умираю с голода! Ты вроде говорила, что вас кормят в Храме? На меня там как, хватит?

– Хватит. – Девушка скользнула по нему странным взглядом; отвернувшись, помолчала еще секунду и наконец сказала:

– Ладно, пошли.

– А в чем, собственно, дело?

Джо поймал ее за руку, усадил к себе на колени, шумно чмокнул в безучастные губы. И снова ощутил привкус крови.

– Да нет, ничего. – Она потрепала его по голове и встала. – Одевайся.

И снова тянулись к ним излишне любопытные ветки, снова бежали по лугу странные, сходящиеся к центру волны, снова расступались мохнатые травинки… Джо изо всех сил старался не замечать всего этого – и помимо своей воли ощущал некую зловещую силу, таившуюся под яркой, многоцветной оболочкой Царства сна.

– А что это такое ты говорила, – Техасец внезапно вспомнил странную фразу из вчерашнего разговора, – насчет выхода, который не связан со смертью?

– Я сказала: «страшнее смерти», – голос девушки задрожал. – Мы с… стараемся не… не говорить об этом выходе.

– Но если выход есть, я должен о нем знать. Расскажи, уж в этом-то нет ничего страшного.

– Ты все равно не сможешь им воспользоваться. – Она наклонила голову, завесив лицо золотой вуалью волос, и еле слышно прошептала: – Слишком уж велика цена. И еще… и еще я не хочу, чтобы ты уходил…

– Но знать-то я все равно должен, – настаивал Джо. – Расскажи.

Девушка замерла на месте, повернулась к Техасцу и застыла, глядя на него печальными, встревоженными глазами. Молчание длилось долго, не меньше минуты. Наконец она сдалась.

– Уйти можно тем же путем, каким ты пришел. Властью Слова. Можно – и нельзя…

– Почему?

– Слово гибельно – в самом прямом смысле. Я его не знаю, так что не смогла бы произнести, если бы даже захотела. Оно начертано огненными буквами на стене одного из залов нашего Храма, его неслышные обычному уху отзвуки раздаются в этом зале, и это будет до скончания веков. Тот, кто встанет перед письменами, попытается услышать Слово, а затем повторит ужасные звуки – умрет. Язык, породивший это слово, настолько чужд и враждебен всему нашему бытию, что эти звуки разорвут, уничтожат говорящего. Такой же разрушительной мощью Слово приоткрывает на мгновение врата между нашим миром и твоим, но тут есть другая, не менее страшная опасность – Слово может взломать врата иного мира и впустить сюда нечто ужасное; возможно, именно так проникло к нам когда-то Оно. Если в зал войдут двое, один – чтобы покинуть этот мир, а другой – чтобы прокричать Слово и умереть, уходящий должен стоять точно перед вратами, ибо это – самое безопасное место, нечто вроде затишья в центре урагана, и если уходящий хоть чуть помедлит, Слово разорвет его в клочья, точно так же, как помощника, добровольно принимающего смерть. Теперь ты понимаешь, насколько невоз…

Она негромко вскрикнула, отскочила на пару шагов и снова повернулась к Техасцу.

– Трава. – Джо недоуменно взглянул на ее ноги и увидел десятки маленьких кровавых точек. – Босиком нельзя стоять долго на одном месте, а то она присасывается и пьет кровь… как я только об этом забыла? Пошли.

Хрустально прозрачная страна приобретала новые, устрашающие черты. Джо опасливо оглянулся: по лугу все так же бежали, сходясь к центру, волны голодной травы. Ну а деревья – они что, мясом питаются? Деревья-людоеды и травинки-вампиры… Техасец невольно поежился и зашагал следом за девушкой.

Громада Храма терялась в голубой дымке, как дальние горы на Земле, только эта дымка не рассеивалась по мере приближения и никак не была связана с состоянием атмосферы – все остальные детали пейзажа просматривались с удивительной ясностью. Как только Джо пытался разглядеть более внимательно какой-нибудь угол, или башню, или окно, они расплывались перед глазами. Странное, окутанное голубоватой вуалью здание, казалось, находится в другом, непонятном мире, в других измерениях, а здесь присутствует лишь его бледный отблеск.

Из огромной тройной арки портала, не похожей ни на что виденное Техасцем прежде и упорно ускользавшей от взгляда, струился бледно-голубой туман. Мгновение – и они окунулись в знакомый цветной сумрак огромного зала.

Удалившись от входа на какой-нибудь десяток шагов, девушка привычно свернула направо; сквозь клочья тумана, лениво проплывавшие в узкой сводчатой галерее, смутно различался длинный ряд коленопреклоненных фигур. Полузакрытые глаза, низко опущенные головы, благоговейная тишина – все говорило о том, что люди истово молятся какому-то своему божеству, однако, приглядевшись повнимательнее, Джо заметил, что каждый из них плотно сжимает губами узкую трубку, торчащую из стены. Найдя в одном из рядов два свободных места, девушка опустилась на колени перед одной из трубок, указала Техасцу глазами на вторую, склонила голову и блаженно зажмурилась. Мгновение поколебавшись, Джо последовал ее примеру.

Коснувшись трубки губами, он почувствовал во рту горячую струю солоноватой жидкости. Каждый глоток вливал в него новые силы, наполнял тело теплом. Джо не оставляло ощущение, что этот вкус ему знаком; где-то, когда-то он уже сталкивался с чем-то подобным, но где?.. Оглушенный страшным подозрением, Техасец выпустил трубку изо рта и увидел на ее конце красную каплю. Красную, как орнамент шали, как след на тыльной стороне ладони, которой он вытер губы…

А рядом полузавешенное золотыми волосами лицо светилось экстатическим наслаждением. Почувствовав на плече руку, девушка вздрогнула, открыла глаза, покосилась в сторону Джо – и сделала еще один жадный глоток.

– Пошли отсюда, – беззвучно прошептал Джо. Девушка оторвалась от трубки, встала и поднесла к измазанным губам палец; на ее лице читалась откровенная досада.

Предостережение было излишним, Джо и сам не решился бы нарушить благоговейную тишину, царившую в галерее, однако минутой позже под высокими сводами зала дал волю долго копившейся ярости.

– Как это понимать?

– Мы питаемся единственным доступным нам способом, – пожала плечами девушка. – Ты тоже этому научишься – если только Оно не утащит тебя раньше.

Джо молча повернулся и зашагал сквозь медленно плывущие клочья тумана к выходу. Он слышал за спиной торопливое шлепанье босых ног по каменному полу, слышал учащенное, срывающееся дыхание, но упорно не оборачивался, и лишь на полпути к озеру, чуть не доходя до рощи, взглянул через плечо. Девушка плелась следом, понуро свесив голову, жалкая, как побитая собака. Всю злость Техасца как рукой сняло; он остановился и через силу изогнул губы в некоем подобии ободряющей улыбки. Красавица нерешительно остановилась перед ним, подняла несчастное, зареванное лицо. Джо невольно рассмеялся, подхватил ее на руки и начал целовать дрожащие губы, чтобы вернуть на них улыбку. Теперь он знал, почему у поцелуев такой терпкий, горьковатый вкус.

– И все-таки, – сказал он, когда они оказались у знакомого павильона, – неужели здесь нет никакой другой пищи? Зерно какое-нибудь, пшеница, еще что-нибудь. Или в лесу – там же должна быть какая-нибудь дичь. А фруктовые деревья, неужели у вас даже фруктов нет?

– Нет, – покачала головой девушка, – ничего у нас нет. Здесь не растет ничего, кроме травы и этих деревьев. Животных тоже никаких. А что касается фруктов – слава Богу, что наши деревья цветут всего один раз за всю свою жизнь.

– И?..

– Об этом лучше не говорить.

Опять какие-то недомолвки! Джо молча повернулся и пошел на пляж в смутной надежде еще раз ощутить вчерашний покой. Несколько глотков… жидкости избавили от чувства голода, тело наполнилось дремотным удовлетворением. Голубое безоблачное небо, мерный плеск волн, теплый, как парное молоко, воздух навевали мирное, благодушное настроение. Красивый мир, что ни говори.

Сонный день близился к концу, на озеро накатывала мглистая тьма, привкус крови придавал поцелуям дополнительную остроту, подчеркивал их сладость.

…Утром он, проснувшись, выкупался вместе с девушкой в голубой прохладной воде – и неохотно отправился через поросший коварной травой луг к Храму – гонимый голодом, потому что голод был сильнее отвращения. Он шел, ощущая легкую тошноту… а также острое, взволнованное нетерпение.

И снова впереди вздымалась неопределенная, скрытая голубым туманом громада, в залах и коридорах плавал пятнистый сумрак. Техасцу не нужно было указывать дорогу, он сам свернул направо, в галерею, нашел свободное место и встал на колени, ничем не отличимый от окружающих.

Первый глоток чуть не вывернул его наизнанку, затем тошнота отступила, осталось лишь ощущение ненасытного голода и жадное желание насытиться. Он пил, ничего не видя и не слыша, ни о чем не думая, пил, пока не очнулся, почувствовав на плече руку девушки.

Жаркий, терпкий напиток ударил в голову, как вино, Джо почти не помнил, как они покинули Храм, пересекли голодный, без ветра волновавшийся луг, как прошли под низко склоненными, зловеще перешептывавшимися ветвями. Опьянение продлилось до самого вечера, и только медленная мгла, пришедшая с озера, вернула полную ясность мыслей.

Жизнь стала предельно простой – хрустальная прозрачность дня и вязкий мрак ночи, утренние походы в Храм и терпкие поцелуи золотоволосой девушки…

Однажды вечером, когда в воздухе повисла первая, еще прозрачная дымка, Джо оторвал взгляд от гладкой, как зеркало, поверхности озера и увидел вдали – или это ему показалось? – смутные очертания горного хребта.

– А что это там, за озером? – лениво поинтересовался он. – Похоже на горы.

– Не знаю. – Глаза девушки тревожно потемнели. – Мы предпочитаем не интересоваться тем, что вдали.

Техасец не смог, да и не попытался скрыть раздражение.

– «Мы предпочитаем», – зло передразнил он. – «Об этом лучше не говорить». На все вопросы – один ответ. Меня тошнит от твоих недомолвок! Вы тут вообще хоть чем-нибудь интересуетесь, или только дрожите от страха перед этой невидимой тварью?

– Тот, кто задает вопросы или ищет ответы – погибает, – вздохнула девушка. – Весь воздух здесь пронизан опасностью – непостижимой, неуловимой и кошмарной. Чтобы сделать жизнь хоть немного сносной, мы должны смириться. Ничего слишком пристально не рассматривать, ни о чем не задумываться, не задавать вопросов… А эти горы недостижимы, как мираж, – и горы, и все, что лежит за горизонтом. В этой стране нет иной пищи, кроме… той, что в Храме, так что человек, задумавший исследовать ее просторы, либо вернется с полпути, либо умрет от голода. Наши невидимые глазом узы крепче любых цепей и решеток.

Джо равнодушно пожал плечами. На землю опускалась умиротворяющая мгла, раздражение погасло, едва успев разгореться.

И все же с этого дня в нем начало нарастать смутное неудовлетворение. Ни блаженный покой, ни пьянящая горечь, сочившаяся из трубок Храма, ни другая, во сто крат более пьянящая горечь страстных, ненасытных губ не могли стереть из его памяти туманного силуэта далеких гор. Пробудившееся беспокойство искало выхода, подталкивало к действиям, пусть даже и безрассудным; закаленное опасностями тело рвалось из наезженной колеи: сон – пища – любовь.

Леса и луга, везде, куда ни кинешь взгляд – леса и луга, а на горизонте – далекие, манящие горы. И – окутанные голубым сумраком недра загадочного Храма. Все чаще и чаще возникала у Техасца мысль обследовать залы, куда боятся заходить здешние обитатели, подойти к окнам, от которых они отводят глаза. Что лежит за этими лесами, этими лугами? Какую таинственную страну скрывает стена покрытых голубым туманом гор?

Джо безжалостно и безрезультатно терзал девушку расспросами. Ее народ не имел ни прошлого, ни будущего, жил в постоянном стремлении извлечь как можно больше радости из вот этого конкретного мгновения, ведь оно может оказаться последним. Возможно, такая установка закреплена уже и на биологическом уровне. Все беспокойные, любознательные натуры погибли, выжили только покорные и безропотные.

В памяти вставали яркие картины того, другого, настоящего мира – многотысячные толпы, шум и смех на улицах и бульварах городов, ослепительное сияние огней. Космические корабли вспарывали ночное небо, неслись сквозь звездную пыль от планеты к планете. Джо вспоминал схватки в барах, злобные крики и грохот, узкие лучи светло-голубого смертельного пламени, едкую вонь до костей прогоревшей плоти. Перед мысленным взором Техасца проходила жизнь во всем ее яростном великолепии, бок о бок с извечной своей спутницей, смертью; его терзала тоска по прошлому – вздорному, суматошному и все же прекрасному.

Развязка наступила закономерно и все же внезапно. В один из ясных, теплых, неотличимых друг от друга дней глаза Техасца, рассеянно скользившие по еле различимому силуэту гор, внезапно сузились; в них сверкнула холодная, опасная сталь, на скулах заиграли желваки.

– Все, – процедил он сквозь стиснутые зубы, а затем стряхнул со своего плеча голову девушки и вскочил на ноги. – Больше не могу.

– В чем дело? – испуганно пробормотала она, поднимаясь с ярко-желтого песка. – Что с тобой?

– Я ухожу – куда угодно, хоть к чертовой бабушке. Скорее всего – туда, в горы. Ухожу сейчас, сию же минуту.

– Но… так значит, ты хочешь умереть?

– Лучше сдохнуть, чем такая… не то жизнь, не то смерть. Хоть развлекусь напоследок.

– А чем ты будешь питаться – если даже сумеешь справиться со всеми опасностями? Да что там еда, ты же не сможешь даже спать на этой траве, она съест тебя заживо! Покинув эту рощу – и меня, – ты не оставишь себе ни одного, самого крошечного шанса выжить.

– Умирать так умирать, – небрежно отмахнулся Джо. – Я долго об этом думал и принял окончательное решение. Собственно говоря, можно просто побродить по Храму, скормить себя этой вашей нечисти – и дело с концом. Только мне хочется попытать сначала судьбу: а вдруг все не так уж плохо, как можно было подумать, и я выживу? А вдруг я найду место, где растет что-нибудь съедобное? Попробую, может, что и получится, все лучше, чем гнить заживо!

По щекам девушки катились слезы. Джо хотел еще раз сказать, как невыносимо для него это существование, даже открыл рот – и замер, заметив на ее губах странную улыбку.

– Ты никуда не пойдешь. – Заплаканные глаза смотрели на что-то за его спиной. – Смерть. За нами пришла смерть.

Она говорила так спокойно и бесстрастно, что в первый момент Джо ничего не понял; тогда она указала пальцем, и он обернулся.

Воздух между пляжем и розовым павильоном дрожал и переливался, в нем возникла легкая голубая дымка, которая быстро сгущалась и темнела. Затем необычное облако приобрело розоватый оттенок, он разгорался все ярче, сжимался к центру, еще секунда – и Джо увидел ослепительно алый, ритмично пульсирующий ком.

Всей своей кожей, всем телом и мозгом Джо ощущал присутствие некоего алчного, ненасытного ужаса; сгущаясь, подобно голубому туману, он жадно тянулся к двум беззащитным жертвам.

– Я рада, что умру вместе с тобой… – Мягкий, бесконечно печальный голос вывел его из гипнотического оцепенения.

Джо разразился резким, лающим смехом: наконец нашлось хоть какое-то развлечение! Бластер, неведомо как оказавшийся в его руке, выпустил луч голубого огня, смертельного для всего живого. Как только он коснулся жадно пульсирующего комка, туманная масса содрогнулась, ее контуры начали расплываться, алый ком съежился и потускнел.

Джо полосовал бластером, стремясь выжечь, разрушить это средоточие зла, и через мгновение в тумане осталось только бледное розовое пятнышко, и луч уперся в землю. Спустя несколько секунд воздух обрел прежнюю кристальную прозрачность, смертельное облако рассеялось без следа.

Облегченно вздохнув, Джо ощутил резкий запах опаленной плоти, успел удивиться – неужели эта тварь настолько уязвима, и тут взгляд его упал на траву. Над землей поднимался густой черный дым, толстые, мохнатые стебельки испуганно отклонялись от выжженного участка, тянулись в стороны, чуть не вырывая свои корни из земли. Техасец вспомнил вампирские замашки этой милой травки и злорадно ухмыльнулся.

Девушка бессильно осела на песок, по ее телу пробегали волны крупной судорожной дрожи.

– Оно… ты его убил?

– Не знаю. Трудно сказать. Возможно, и нет.

– И что ты… что ты будешь теперь делать?

Прежде чем ответить, Джо сунул бластер в кобуру и поправил пояс.

– То, что и собирался.

– Подожди! – Девушка торопливо вскочила на ноги. – Подожди! – Она схватила Техасца за руку и замолчала, стараясь подавить новый приступ неудержимой дрожи. – Сначала сходим еще раз в Храм.

– А что, – ухмыльнулся Джо, – неплохая мысль. Когда еще удастся поесть. – И снова шагали они по пушистой траве, снова упиралась в небо призрачная громада Храма, снова плавали в голубом мглистом полумраке зеленые и сиреневые пятна. Джо привычно свернул направо, к галерее, но тонкая, ощутимо подрагивающая рука заставила его остановиться.

– Мы идем туда, – еле слышно прошептала девушка.

Стараясь не проявлять удивления, он проследовал за ней мимо знакомой – слишком знакомой галереи – в неведомые, застланные клубящимся туманом глубины зала. С каждым шагом туман становился все гуще – или это только казалось? – а еще ему казалось, что утратившие каменную плотность стены дрожат и расплываются. Джо с трудом сдерживал желание шагнуть сквозь эту призрачную завесу, выйти из зала – куда?

Он почти утратил ощущение времени, затем перед ними появились ступени пологой, вверх ведущей лестницы. Наконец лестница кончилась, осторожное подергивание за руку заставило его остановиться и свернуть налево. Пройдя под низкой массивной аркой, они попали в странный семиугольный зал; сквозь густые клубы цветного тумана на каменных плитах пола смутно различались глубокие радиальные линии. На противоположной стене ослепительно пылал красный змеящийся орнамент.

Голова Техасца пошла кругом; рука девушки тянула куда-то вперед, он слепо перебирал ногами, совершенно не понимая, куда идет и зачем. Потом вдруг оказалось, что он стоит в самом центре странных сходящихся линий, в бешеном водовороте неведомых, неизвестно каким чувством воспринимаемых сил.

К его груди прильнуло теплое, бесконечно знакомое тело, он почувствовал на шее нежное прикосновение рук.

– Милый, если ты хочешь меня покинуть, возвращайся в свой мир через Врата. Жизнь без тебя ужаснее самой страшной смерти.

Короткий, с горьким привкусом крови поцелуй, печальный вздох, руки, обвивавшие шею, разжались, и он остался один.

Растерянно оглянувшись, Джо увидел рядом с аркой прямую, как струна, фигуру, озаренную кровавыми сполохами Слова. Еще секунда – и девушка рухнет под яростным натиском невидимого урагана.

Техасец с ужасом наблюдал, как нежное, прекрасное лицо превращается в страшную маску, как раздвигаются, чтобы выкрикнуть Слово, пунцовые губы.

Случайный просвет в тумане позволил на мгновение различить невероятно вывернутый язык, почти уже готовый сформировать звуки, не предназначенные для человеческого языка, недоступные человеческому слуху. Рот девушки широко распахнулся, она вдохнула цветной туман и крикнула…

Джо брел по алой извилистой тропинке – такой алой, что он не мог смотреть себе под ноги, – и часто спотыкался, а тропинка все вилась и вилась; иногда она судорожно вздрагивала, и он снова спотыкался. Его окружал плотный, хоть глаз выколи, туман, голубой с проблесками зеленого и сиреневого, и он не видел, куда идет, зато ежесекундно слышал жуткий звук – первый слог страшного Слова.

– Он просыпается! – торжествующе произнес на удивление знакомый голос. Джо поднял тяжелые веки и оказался в странной комнате без стен. Комнате, заполненной бесконечными тусклыми рядами движущихся человеческих фигур…

– Джо! Техасец! Просыпайся, хватит валяться, – настаивал голос.

Джо закрыл глаза и тут же открыл их снова. Нет, стены у этой комнаты были – стальные, плохо отшлифованные стены. Легионы странных фигур оказались всего-навсего отражением двоих вполне обычных людей. Сам он лежал на кровати, над которой склонилось озабоченное лицо венерианца Ярола, надежного друга.

– Ну, Техасец, дьявол тебя забодай, – облегченно выругался Ярол, – ты же целую вечность проспал! Пьешь всякую дрянь, и вот результат. Мы уж думали, все… никогда мужик не очухается.

Джо изобразил нечто вроде улыбки и вопросительно взглянул на вторую, абсолютно незнакомую фигуру.

– Я – врач, – пояснила фигура. – Ваш друг вызвал меня трое суток назад, вот с того времени мы с вами и возимся. Я бы оценил продолжительность коматозного состояния в пять или шесть дней, непонятно только, чем оно было вызвано. У вас есть какие-нибудь предположения?

Бледные глаза Техасца обшарили комнату. Не обнаружив искомого предмета, он с трудом разжал губы и невнятно пробормотал короткое слово.

– Шаль?! – Врач удивленно смотрел на него.

– Выкинул я эту тряпку, – признался Ярол. – Два дня терпел, а потом выкинул. Эти красные загогулины, у меня от них голова на куски раскалывалась, почище, чем от того черного вина. Помнишь, как мы с тобой подобрали на астероиде А-234567 ящик вина? Такое вряд ли забывается.

– А куда…

– Ты что, жалеешь? Да я тебе десять таких куплю!

Джо молчал, прислушиваясь к себе. Слабость накатывала и отступала, серые, вязкие волны слабости. В голове еще шелестели отзвуки первого слога…

– А ведь я… так и не узнал… ее имени…

Ярол понимающе подмигнул.