Четверг, за шесть дней до задержания трех американских морпехов в Паттайе.

Уайпорн выпивает в «Бильярдно-пивном баре Доктора Любовь».

В четверг Уайпорн в пижаме из голубого китайского шелка поливала из ведра цветок с желтоватыми крапчатыми листьями. Несколько горшечных растений стояли на солнце под большим окном ее гостиной. Ким Ханг по четвергам из дома не выбиралась. Обе женщины с нетерпением ждали среды, а в другие дни почти не разговаривали. Уайпорн гадала, не страдает ли ее подруга от одиночества. Сама она очень страдала. Зачастую все ее мысли обращались к себе, и когда такое случалось, Уайпорн словно отрешалась от внешнего мира и замыкалась в своем собственном.

Уайпорн вернулась на кухню и снова налила воды в пластиковое ведро. Она выглянула в окно и подумала, что садовые растения тоже хотят пить. Поливала она их или нет, Уайпорн вспомнить не могла. На улице было плюс тридцать восемь по Цельсию. Курам впору нести вареные яйца, как накануне выразилась соседка. В тайских метафорах то и дело мелькают домашние животные, слоны, обезьяны, ящерицы, цветы и злаковые. Судя по лексикону тайцев, через явления природы можно объяснить все, что угодно.

Вода лилась из переполненного пластикового ведра в раковину, а Уайпорн не замечала этого. Мысли ее бежали в другом направлении. Яйца, при чем же тут яйца… Ах, да… Ей приснился сон, целое море сваренных вкрутую яиц. Уайпорн пожалела фермеров, которые потеряют деньги: яйца вкрутую любят не все. Кому-то нравится глазунья, кому-то – болтунья, кому-то – пашот, кому-то – яйца в составе бесчисленных тайских деликатесов. Уайпорн проснулась, взглянула на часы и не сразу, но почувствовала, что в доме тихо. Служанка не пришла. Уайпорн ухмыльнулась. Яйца! Она поджарит себе яичницу-болтунью.

Вода наполняла раковину, но Уайпорн уже шла к холодильнику. Когда дошла, забыла, что хотела. Что-то связанное с пивом. Но ведь пива в холодильнике нет, об этом наверняка позаботился Дювел. Уайпорн пожала плечами. Ничего, вспомнит. Она наклонилась к раковине и удивилась, что там столько воды. Ведро она вытаскивала обеими руками – тяжелое, вода выплеснулась на пол. Уайпорн аккуратно обогнула лужи, вышла из дома и, не закрыв заднюю дверь, побрела к огородику и цветочным клумбам.

Уайпорн пообещала Дювелу не покидать виллу, не предупредив его. Как он бушевал, когда она «отлучилась», потерялась в молле «Сентрал плаза» и бродила там шесть часов! Служанку угораздило не появиться и в тот день, и Дювел ее уволил.

Служанка работала ежедневно и присматривала за Уайпорн по двенадцать часов, так что, по идее, получался круглосуточный уход. Уайпорн не жалела, что последняя служанка уволилась. Она уже забыла, как ее зовут, и не сумела бы опознать даже для полиции.

Больше всего на семейной вилле Ким Ханг Уайпорн любила огромный сад. Пышные лужайки, кизилы, бананы, кокосы, папайи, манго… Уайпорн поливала манговое дерево и растягивала ноги. Когда ведро опустело, она глянула на открытую дверь и подумала, что нужно сходить за водой на кухню. Только вот в саду было так хорошо, что Уайпорн поставила ведро на землю и огляделась по сторонам, наслаждаясь свежим воздухом и свободой.

Инцидент в «Сентрал плаза» для бедного Дювела закончился печально. Несколько часов Уайпорн бесцельно бродила по супермаркету, разглядывала консервы, по одному проверяла яйца, полакомилась мини-бутербродами, которые милая девушка в коротком платье предлагала посетителям. Вдруг появился полицейский и спросил Уайпорн, где она живет. Уайпорн не вспомнила. Тогда он спросил, как ее зовут. Уайпорн ответила, что вопрос сложный. Дювел искал ее не один час. Когда он в волонтерской форме, наконец, появился в управлении полиции, ему велели подписать море бумажек и лишь потом позволили ее забрать. Ничего плохого в тот день не стряслось, Уайпорн здорово повеселилась. Раз Дювел поднял такую бучу, значит, он так и не понял, что для Таиланда это нормально – люди живут, работают и периодически теряются.

Уайпорн толкнула ведро носком, и оно опрокинулось. Она обогнула дом и выглянула на дорогу: туда-сюда носились мотоциклы, машины и трехколесные тук-туки. Уайпорн приложила ладонь к глазам, сомкнув пальцы в кольцо наподобие подзорной трубы, и посмотрела на солнце – так она определяла время. Тут она вспомнила, что ее любимый торговец гай-янг, вкуснейшей жареной курицей с рисом и соусом, начинает работу, когда солнце в тридцати восьми градусах над горизонтом. Желудок заурчал, как старая львица. Рот наполнился слюной, и Уайпорн чмокнула губами.

Она открыла ворота, шагнула на тротуар и подбоченилась. Вообще-то Уайпорн обещала Дювелу больше не бродить по городу, но ведь он не хочет, чтобы она голодала. Человеку нужно есть. Так, а она таблетку пила? Ту, желтую, мягкую, как жвачка? Таблетку Уайпорн смутно помнила, но красную, полупрозрачную: поднесешь такую к глазам, и мир превращается в огненный шар. Красную она где-то видела еще до полива цветов в гостиной. Ким Ханг проболталась, что по четвергам пиво доставляют торговцу китайской едой из их района. Имя и адрес торговца она сообщить отказалась, лишь обронила слово гай-янг.

Под думы о таблетках, ритуальном пиве и гай-янг Уайпорн не заметила, как прошла полпути до лотка. Это судьба. А еще жара и куры, которые несут крутые яйца, мучаясь адской болью. Все вместе склоняло ее к мысли, что не найти ей в Паттайе лоток с хорошим китайским гай-янгом и китайским же пивом из-под прилавка. Эта мысль терзала ее, терзали другие мысли, зрелища и звуки, включая голоса духов и демонов. Голоса становились громче, желудок урчал громче, и вот все слилось в бум-бах-бах, которое невидимый оркестр играл у нее в голове. Порой ее внутренний музыкальный автомат выдавал привязчивый мор-лам, пение на северо-восточный манер. Испанский фолк-рок втайне любят даже порядочные китаянки вроде Уайпорн.

Песня повторилась несколько раз, прежде чем Уайпорн сообразила, что забрела неизвестно куда. За поясом у нее припрятано двадцать батов – счастливая банкнота, которую дала Ким Ханг. Соседка – настоящая скупердяйка, но двадцатку на крайний случай дала. Уайпорн потрогала банкноту и немного успокоилась.

Что же делать дальше? Она увидела переулок, облепленный барами, тату-студиями, ателье, аптеками и «Севенами». Она остановилась у «Севена» и взглянула на вывеску. Раньше такие магазины назывались «Севен-илевен». Неудивительно, что она ничего не помнит: все, хранившееся в ее памяти, стало другим. Здания, машины, люди, названия быстро менялись, выходили из употребления и исчезали. Какой смысл запоминать?

Цифры в голове Уайпорн двигались, как тектонические плиты под Японией.

Пока она размышляла о яйцах, Японии и «Севене», из круглосуточного мини-маркета вышла девушка со свежим лицом и большими миндалевидными глазами. Она лизнула рожок мороженого и двинулась к мотоциклу «Хонда». По лбу у нее ползла капелька пота. Усаживаясь в седло, девушка лизала свой рожок и разглядывала Уайпорн. Старуха в голубой шелковой пижаме заинтересовала ее, и с каждой секундой интерес усиливался.

– Вы так похожи на мою бабушку-китаянку! Она частенько гуляла по улицам в пижаме, – сказала девушка, лакомясь мороженым.

– А китайское пиво она любила? – спросила Уайпорн.

– Обожала!

Девушке было чуть за двадцать. Длинные волосы собраны в хвост, под футболкой с надписью «Не заплатил – не пялься» оборчатый красный лифчик, трусики в тон лифчику выглядывают из-под супернизких джинсов. На ногах ботинки до колен с тяжелыми шнурками. Скромность к достоинствам этой девушки явно не относилась.

Уайпорн откровенно глазела на девушку. Та показалась ей знакомой, хотя всего лишь отдаленно напоминала четвертую супругу отца Дювела, и то с натяжкой, не внешностью, а стилем одежды. Супруга номер четыре одевалась как шлюха, поэтому отец Дювела и выбрал ее.

– Не знаешь, где купить кхао-ман-кай?

С надеждой разыскать торговца гай-янгом Уайпорн распрощалась еще раньше, чем девушка вышла из «Севена». Неожиданно потянуло на жирное и сытное – на курицу с рисом и горячим острым соусом. У того, кто торгует кхао-ман-кай, наверняка и китайское пиво найдется. «Пиво, пиво, пиво…» – бормотала Уайпорн, теребя счастливую двадцатку.

Девушка сделала вай и представилась Уайпорн. Звали ее Тои.

– Значит пиво, яй Порн? Пиво и кхао-ман-кай. Да, я знаю, где такое продают. Садитесь, – предложила Тои, похлопав по седлу мотоцикла. – Я отвезу вас. Ну, яй Порн, поехали!

Яй, или бабушка, – последний этап жизни женщины. Если тайку называют яй, значит, ее поезд у конечной станции, дальше ехать некуда. Уайпорн с этим смирилась. Девушка была очень милая. Таким известно, где продают лучший кхао-ман-кай или гай-янг. Ей обещали пиво – этого хватило, чтобы Уайпорн приподняла подол длинной пижамы и уселась в седло за Тои.

Первая для Уайпорн поездка на мотоцикле закончилась, когда милая девушка из «Севена» припарковалась у лотков с едой. Она заказала кхао-ман-кай и усадила Уайпорн на пластиковый табурет у дешевого металлического стола. Над сахарницей жужжали мухи. На глазах Тои Уайпорн вытащила ворох салфеток из коробки, стоявшей на столе, протерла ложки с вилками, вытащила еще салфеток и протерла стол. Мухи разлетелись. Уайпорн с улыбкой протянула Тои приборы.

– Вы как моя яй. Она тоже вечно ложки с вилками дезинфицировала, – пошутила Тои и подождала, пока Уайпорн вычистит приборы для себя. Казалось, старуха готова вычистить все, что есть в контейнере, который, похоже, некогда был банкой из-под супа «Кэмпбелл».

– А пива нет? – спросила Уайпорн. Имя девушки вертелось у нее на языке, но слетать не желало.

– У владельца нет лицензии.

«Он точно не китаец, – подумала Уайпорн. – Лицензия на китайское пиво – где это слыхано. Ритуальное пиво – для страны мертвых, а там правительство не властно».

– Вы живете неподалеку? – спросила Тои.

Такой вопрос вкупе с отсутствием пива заставил Уайпорн помрачнеть. Подобную гримасу злости и разочарования Тои не раз видела на лице своей яй. Услужливая память вовремя воскресила бабушкино лицо.

– Яй, надеюсь, я вас не расстроила. Поедем ко мне на работу. Какого только пива у нас в баре нет; возможно, и китайское найдется. Я обязательно придумаю, как доставить вас домой.

Тои коснулась старухиной руки, но Уайпорн еще не приняла решение.

– Не волнуйтесь, – проговорила девушка, увидев страх в ее глазах. – Не бойтесь, Тои о вас позаботится. Птичек любите?

Уайпорн просияла. В Америке у нее один за другим жили несколько маленьких попугайчиков и большой по кличке Залог. Большой попугай достался ей от соседа с нижнего этажа, который варил пиво, выращивал марихуану и периодически попадал в тюрьму. Образ жизни хозяина травмировал попугая – вечером, когда Уайпорн накрывала ему клетку, он кричал: «Все по нарам!»

– Тогда вам понравится Мораг, – пообещала Тои. – Ей тридцать пять, и она говорит на языке фарангов. Думаю, и вы ей понравитесь. Она к тайкам неравнодушна.

– Она разговаривает?

– Не переставая. Наша Мораг – гений. Услышит реплику и повторяет таким же голосом. Ни слова не забывает.

– Ни слова не забывает? – переспросила Уайпорн, потрясенная талантом птицы. Это же самый настоящий шанс. Мораг поможет ей скрыть провалы в памяти от Ким Ханг, которая намекала, что Уайпорн забывает, сколько восковницы нужно для пива.

– Посетители обожают, когда Мораг ругается.

С тех пор, как в баре сменились хозяева, посетителей-шотландцев стало меньше, и Мораг прониклась любовью к официанткам.

– У меня жил попугай, который кричал: «Все по нарам», когда я перед сном накрывала его клетку. Какие слова знает Мораг?

– В основном, шотландские ругательства.

Новая подруга очень понравилась Уайпорн. Никакой навязчивости, в отличие от жутких сиделок, которых нанимал Дювел. Еще Тои знала, где готовят чудесный кхао-ман-кай. Пиво девушка так и не достала, зато у нее была старая попугаиха-ара с безупречной памятью и лесбийскими наклонностями. Когда Уайпорн села на мотоцикл к Тои, та уважительно называла ее яй, а не мучила вопросами, ответов на которые старуха не помнила.

Тои работала в баре на Секонд-роуд неподалеку от супермаркета «Биг Си». Секонд-роуд облепили ряды баров, на вид одинаковых с одинаково звучащими названиями – прозвища подружек, цветы, животные, пушки, а еще приветствия – например, бар «Хелло!!!». Заведение Тои называлось «Бильярдно-пивной бар Доктора Любовь».

Уайпорн удивлялась, что, вопреки бардаку, Тои помнит, в какой день ее смена. Девушка завела ее в бар и усадила на табурет у стойки, прямо перед клеткой Мораг. Затем перегнулась через стойку и велела официантке налить яй воды.

– Это Мораг, – представила она, кивнув на клетку. – Доктор Любовь.

Уайпорн повернула голову по часовой стрелке и посмотрела на попугаиху, которая взъерошила перья и повернула голову против часовой стрелки. Старуха и птица смотрели друг на друга и словно подмечали какое-то скрытое родство. Уайпорн вспомнила попугая из Юкии по кличке Залог, у которого выработалась наркозависимость. Мальчишкой Дювел очень его любил. Что-то во взгляде Мораг четко говорило: «зависимость».

– Как тебя зовут? – нередко подначивали попугаиху официантки.

– Мораг.

– А по-тайски?

– Доктор Любовь, – отвечала Мораг с тайским акцентом и совершенно другим голосом, низким и чувственным.

– Ты уже ела? – спрашивали ее по-тайски.

– Питаюсь выпивкой и любовью, – отвечала Мораг.

– Как твое имя переводится с шотландского?

– Обнимающая солнце, – заявляла попугаиха женским голосом с испанским акцентом.

– Что происходит, когда ты обнимаешь солнце?

– Мораг заводится. Купи выпить! В баре купи!

– Доктор Любовь, как тебе мужчины?

– Шары закатывают! – без запинки ответила Мораг. Яйца, мол, чешут.

– Мор Рак, что ты любишь больше всего?

– Втыкать! – Это слово заполняло любую паузу в разговоре, точно Доктор Любовь обладала искусственным интеллектом, запрограммированным для общения в паттайском баре. – Втыкать! – сказала Мораг голосом Шона Коннери, явно в режиме повтора. Все, кроме Уайпорн, поняли, что речь о сексе.

– Вы понравились Мораг, – засмеялась барменша.

– Полынь, – сказала Уайпорн для попугаихи и улыбнулась. – Она мне тоже понравилась.

– Угости меня, красавчик! – попросила Мораг.

Тодд, хозяин «Бильярдно-пивного бара Доктора Любовь», вошел несколько минут спустя и сел у бильярдного стола. Вот он взглянул на яй и закатил глаза.

Увольнительную в Паттайе отгуливали тысячи моряков ВМФ США. Если воспользоваться ситуацией, можно завлечь в бар толпы посетителей, подзаработать и свозить Алису в Краби. Ей наверняка понравится. Чтобы завлечь толпы посетителей, нужно подогнать заведение под вкусы американцев. То есть приодеть и подучить английскому девушек, покрутить американскую музыку. Тодд уже добавил в меню гамбургеры, тако и буррито. Не хватало лишь морозильной камеры, чтобы хранить все это добро, но он разбирался и с такой проблемой.

Тодд переписал список дел и снова взглянул на старую неопрятную тайку в пижаме, которая разговаривала с Мораг. Она, что, старейшая барная шлюха Паттайи? Небось, не только Паттайи, но и целого мира! Она и дневных, и вечерних посетителей распугает. Если хоть один моряк расскажет своим, что видел здесь старую нищенку, бар пополнит условный список закрытых для посещения, прибавится к официально запрещенным, где пасутся террористы-смертники, наркодилеры и торговцы людьми.

Тодд отвел официантку в сторону и показал на сидящую у стойки Уайпорн.

– Что она здесь делает?

– Тои говорит, она пришла из-за Пива.

Тодд стиснул зубы и кулаки, словно они управлялись одной мышцей. Бойкот американских моряков – ерунда. Настоящие проблемы от Пива. Надо же, подослал старуху, чтобы его унизить… Пиво обожает сюрпризы и проверки на вшивость. Тодд не доверяет ни ему, ни двум его прихвостням. Будь его воля, он порвал бы с ними, но Алиса стоит насмерть: без банды «Свиная голова» за складские ворота им не попасть. Да и папаша Пива – местный туз, заводила, спец по темным делам, авторитет, мистик, пивовар, политик…

– Пиво подослал старую кошелку в пижаме? – спросил Тодд, подозвав другую девушку.

Та смутилась: сидящая у стойки на кошелку совершенно не походила.

– Нет, – покачала головой официантка. – Это бабушка Тои.

– Что же она в пижаме у стойки делает?

– Пьет, – ответила девушка, пожав плечами.

Тодд покачал головой: в мыслях полный бардак, нужно разобраться, что к чему. Он позвонил Алисе, та сказала, что едет в бар, но настроение у Тодда особо не исправилось. Все шло наперекосяк. Бывший спец по авиационному вооружению, Тодд осел в Паттайе. Отчасти это объяснялось внешней привлекательностью: зеленоглазый красавец-янки с трехдневной щетиной – женщины от таких рассудок теряют. Впрочем, лишь гримасой судьбы-злодейки можно объяснить, что он стал владельцем паттайского бара.

Мало кто катится под откос уже в тридцать два, но Тодд прямо со школьной скамьи рвался выбиться в лидеры гонки за большими деньгами. Еще немного, и все получится. Шанс, каких один на миллион, маячил у него перед носом. Еще пара дней, и он разбогатеет. Покровители из ВМС США, или «золотые кобры», как зовут их местные, плюс работа на складе обеспечат ему сладкую жизнь.

Тодд издали наблюдал за Уайпорн. Она может все испортить. Старуха – дурное предзнаменование, наглядный пример того, как быстро жизнь поворачивается изнанкой, если зазеваешься.

Уайпорн сидела на барном табурете. Руки и ноги у нее скрюченные, как у птицы, даже глаза мигают, как у сокола. Она похожа на привидение, взгромоздилась на табурет и о чем-то вещает Доктору Любовь. Ладно, хоть она не от Пива. Официантки в очередной раз от него что-то скрывают. У Тои проблемы в семье, и бабку повесили на нее, как ярмо? Или старуха решила нажиться на внучке и заявилась в бар: вдруг застукает Тои с боссом и подобьет ее на шантаж?

Какую тактику избрали внучка с бабкой, Тодд не знал, но заверил себя, что особого значения это не имеет: их примитивные козни он видит насквозь. Он не из тупых боссов-фарангов, которым можно морочить голову и кормить байками. Бабуля свалит прежде, чем моряки появятся в городе. Вопрос только в том, когда выгнать старуху в наряде вьетконговца – плевать, что пижама не черная, – прямо сейчас, быстро и безболезненно, или пусть вольет в столетнее горло еще стакан воды?

Тодд поднялся, подошел к стойке, перехватил взгляд Тои и жестом подозвал девушку к себе.

– Что твоя бабушка делает у барной стойки?

Тои засмеялась, недоумевая, как даже тупейший из фарангов может принять эту старуху за ее бабушку.

– Она не знает, куда ей идти, – ответила Тои.

– Как и все живущие на Земле? – подначил Тодд.

– Она не помнит, где ее дом.

– Позвони матери и спроси. Уж она-то в курсе, где живет ваша бабушка.

Губы Тои изогнулись в улыбке:

– Она мне не бабушка.

– Тои, отрицая родство, проблему не уладишь.

Тодд подошел к стойке и перекинул ногу через табурет рядом с Уайпорн.

– Привет, я Тодд. Ваша внучка твердит, что вы забыли, где живете. Вы же понимаете, что я в это не верю?

Уайпорн улыбнулась и склонила голову набок:

– Дювел, как ты меня нашел? Я хочу домой.

– Вы меня с кем-то путаете.

– Ты кажешься ниже. Это потому, что ты не в форме?

– В какой еще форме? – Тодд сделал паузу. – Ладно, как меня зовут?

– Волонтер туристической полиции Паттайи Дювел. – Лучше всего Уайпорн помнила Дювела тридцатидвухлетним – красивым, небритым, полным надежд и планов. Но ведь рост у него давным-давно шесть футов семь дюймов. Тодд встал с табурета, и Уайпорн поняла, что ошиблась.

– Ты не мой сын, – недовольно пролепетала она. – Кто ты?

Официантки потрепали ее по руке.

– Фаранги все на одно лицо, – утешали они.

Тодд растер себе виски.

– Порой сам не знаю, – ответил он Уайпорн. – Что она пьет? Принесите ей, я угощаю, – сказал он официанткам.

Тои налила еще одну бутылку «Гиннесса» в большую кружку и поставила перед Уайпорн. Не совсем китайское, но яй Порн безропотно выпила.

– Полынь. Восковница. – Мораг испугала официанток.

– Новые шотландские варианты «трахаться», – успокоил Тодд, пожав плечами.

Полчаса, и несколько телефонных звонков спустя появился Дювел в гражданском. К тому времени Алиса, сидевшая нога на ногу, выслушала историю жизни Уайпорн – и о мини-пивоварне в Юкии, и о тюремном сроке мужа, и о попугае по кличке Залог. Когда старуха сказала, что ее супруг финансировал пивоварню, она еще больше полюбилась Алисе. Женщин связали высокие финансы или, как выразилась Уайпорн, высококайфовые финансы.

Алиса рассказывала про свою бабушку в Москве. О том, как русские разучились заботиться о стариках. Как несчастные старики теряли зубы, зрение, слух и волосы, как никто не пытался помочь им даже суровой русской зимой, когда слабейшие замерзали в ваннах, как их посиневшие трупы, размером не больше недоношенного плода дельфина, потом высекали ледорубами.

Алиса достала маленькую фотографию бабушки на фоне Красной площади и показала Уайпорн. Старуха вытащила очки для чтения и склонилась над фотографией.

– Бабушка боготворила Сталина, – сказала Алиса.

Уайпорн вгляделась в морщинистое русское лицо. Волосы, убранные в пучок, высокие скулы, зимнее пальто, глухо застегнутое на шее. Казалось, Алисиной бабушке холодно: ее лицо словно из замерзшей ванны вырубили.

– Она про демонов говорила?

– Не переставая, – с улыбкой ответила Алиса.

– У тебя ее глаза, – сказала Уайпорн. – Мой бывший муж называл такие сокращенно НЛЗ.

– Нежные, любящие, заботливые, – расшифровала Алиса.

– Нет, – покачала головой Уайпорн. – Невеселые, лживые, загнанные. Он и про мои глаза так говорил. Глаза НЛЗ нечасто встретишь.

В лице Алисиной бабушки Уайпорн видела сумасшедшинку, которая не исчезает даже с возрастом.

– Мы с бабушкой были очень близки.

– Думаю, на мир вы с ней смотрели одними глазами.

Раз – Уайпорн потеряла интерес и к фотокарточке, и к разговору, словно у нее в голове нажали кнопку выключателя. Алиса осторожно забрала фотографию.

Уайпорн зевнула, вздохнула и хлебнула «Гиннесса», вкус которого разительно отличался от вкуса китайского пива. Она покрутила обручалку на узловатом костлявом пальце. Мысли неслись одна за другой, как гекконы за комарами. Она выпила желтую таблетку? Почему в кружке черное пиво? Куда она попала, зачем служанка привела ее сюда? Уайпорн улыбнулась, подумав о том, что, по крайней мере, она пережила отца Дювела. Это же здорово, самая настоящая победа. Москва… Она внимательно слушала Алису, ловила каждое ее слово, но понятия не имела, о чем рассказывает белокурая девушка. Русский акцент сбивал с толку. Фотография Алисиной бабушки огорчала и тоже сбивала с толку. Шотландский говор Мораг сбивал с толку. Низкий рост Дювела сбивал с толку.

Уайпорн подняла голову, посмотрела на Тодда, потом на Дювела, стараясь определить, который из них ее настоящий сын, а который самозванец. Она смотрела на них и потягивала пиво.

– Эта женщина – ваша мать? – спросил Тодд, изумляясь чудесам генетики.

– Долго объяснять, – улыбнулся Дювел. – Вы Тодд? – Он протянул руку, и Тодд ее пожал. – Спасибо, что позвонили. Сколько я должен за то, что она выпила?

– Все в порядке, я заплачу. – Тои бросила деньги на прилавок. – Босс уверен, что она моя бабушка.

Яй явно понравилась и Тои, и Алисе. Похоже, обе видели в Уайпорн намек на то, к чему придут сами. Старуха-мумия в шелковой пижаме, восседающая на табурете в дешевом баре, – такой финал иначе как кошмарным не назовешь.

Дювел осторожно взял Уайпорн за руку:

– Мае Лек, можно идти домой. Поблагодари этих милых людей за то, что о тебе позаботились.

У самой двери Дювел протянул Тодду визитку:

– Я в неоплатном долгу перед вами, Тодд. Никогда не забуду, как вы за ней приглядывали.

У Тодда слезы на глаза навернулись. Неоплатный долг в Паттайе дорогого стоит, даже если твой должник лишь волонтер туристической полиции. Тодд спрятал визитку в карман и протянул руку.

– Хотите пива?

– Сперва нужно отвезти маму домой. У нее был долгий, тяжелый день, верно, Мае Лек?

Уайпорн сидела неподвижно, как мраморная статуя.

– Через сколько дней среда? – спросила она.

– Полынь! – крикнула Доктор Любовь, здорово подражая голосу Уайпорн.

Та обернулась и показала на клетку:

– Хочу эту птицу.

Тодд посмотрел на старуху и, увидев, что у Дювела забот полон рот, не стал навязывать ему пиво. Пусть этот псевдокоп убирается из бара вместе со старой побирушкой и никогда не возвращается.

– Буду иметь в виду, – сказал Тодд, стиснув Алисе ляжку. У них на глазах Дювел вывел мать на улицу и усадил в машину. – Почему мужчина-фаранг в Таиланде должен либо деньги печатать, либо сопли вытирать?

– Сам скажи, – отозвалась Алиса. – Ты ведь у нас специалист.

Тодд снова стиснул ей ляжку. Алиса ударила его по руке костяшками пальцев.

– Больно! – пожаловался он.

Алиса смахнула руку Тодда без малейших усилий, словно тот был не мужчиной, а щуплым мальчишкой. Она уже долго жила в Таиланде и видела, как умело тайки играют на родительском инстинкте фарангов. Они как сборщицы каучука на юге страны – и ведро соком наполняют, и дерево не губят. Вот и ей нужно надоить с Тодда как можно больше.

Алиса почувствовала, что скоро грянет буря. Страшная, наподобие метели, которая обрушилась на Красную площадь в день, когда она сфотографировала бабушку. Алиса не сомневалась, что под прикрытием «золотых кобр» часть добрых людей спасется от черных туч. Тодд, если воспользуется обстоятельствами, может оказаться в их числе. А вот тайцы Алису восхищали, потому что напоминали ей русских. И тайцы, и русские умеют выживать. Даже если потеряются, они всегда найдут дорогу домой.