— А потом Люцифер-Два себе добывает меч крови, а Джереда Белого берет себе в супруги, и они правят всей Кровней отныне и на веки веков, — произнес Джеред Белый Волк, завершив тем самым часовое изложение сюжета не написанного им приключенческого романа — вампирской саги. — Что скажете?

— Мне очень понравилось, только, по-моему, тебе нужно лучше проработать персонажей, — ответил Томми, чуть поигрывая писательской мускулатурой. Так удавалось не думать о той жажде, что неуклонно в нем подымалась.

Джеред перевел взгляд на Джоди и поднял нарисованную бровь.

— А я думаю, нам нужно выйти из этого подвала сейчас же, — сказала Джоди. — И если для этого придется убить твоих родителей и маленьких сестренок, что ж, в омлет тоже яйца нужно бить…

— Но что вы думаете о моем романе? — спросил Джеред.

— Про него я думаю, что это не роман, а сексуальная фантазия о тебе и твоей крысе.

— А вот и нет. Там только имена у героев такие.

— Попробуй еще сотовый Эбби, Джеред. — Джоди уже скрипела зубами.

— Скажи, чтоб возвращалась сюда, — добавил Томми. От жажды крови у него уже начались спазмы.

— Погодите, у меня тут прием дерьмовый. — Джеред забрал телефон и крысу и вышел за дверь и по лестнице из подвала.

Томми повернулся к Джоди.

— Меня уже совсем голодом скрутило.

— Меня тоже.

— А может, стоит, ну, Джереда отведать?

— Мне кажется, это плохая мысль.

— Н-да, — произнес Томми. — Уильям у нас в больнице, а где Эбби, мы не знаем, поэтому я не вижу, какой у нас тут выбор.

— Томми, давай сперва отсюда выберемся. Ну что плохого может произойти? Мы шокируем родителей Джереда? У меня такое чувство, что они уже давно десенсибилизированы.

— Это еще куда ни шло, но что мы будем делать завтра? В мотель впишемся? Можно, если добудем деньги — и поставим Эбби караулить дверь, чтоб горничная не зашла и нас не зажарила. — Томми вдруг просиял. — Эй, а может, Эбби прихватила деньги в студии?

— Эбби, может, и в живых-то уже нет, — сказала Джоди, и в голосе ее слышалось нечто большее, чем просто раздражение. — Ты же помнишь, как Илия собирался убить тебя, чтобы мне только досадить. Если он за нами следил — Эбби наверняка видел. Она станет следующей. Надо было уходить отсюда сразу. Ужас, что мы ее там бросили совсем одну.

— Она же прямо к нему отправилась. — Томми схватился руками за голову. — Как я все это ненавижу, Джоди. Ну зачем ты так со мной поступила? Все могло бы получится. Я бы за тобой ухаживал и жил реальной жизнью. А теперь я существую от одной кормежки до другой, и всем со мной очень опасно. Все хотят нас убить или что-нибудь у нас отобрать. Я ж из Индианы, на Среднем Западе нас к такому не готовят.

Джоди соскользнула с кровати и села с ним рядом на пол, обняла за плечи.

— Все не так, Томми. Мы — как боги. Ну да, нам нужно охотиться, но как только поддашься хищнику в себе, у тебя вся тревога испарится. Ты должен почувствовать силу.

— Силу? Какую еще силу? Да я уже готов был этой крысой закусить.

— Ну, крысой можно, если нужно, эта ебучка все равно жуть наводит.

Томми отстранился.

— Не смей.

В дверь ввалился Джеред, жамкая свой ингалятор.

— О боже мой! О боже мой! Она познакомилась с клевейшим парнем, который ниндзя, и они тотально запали друг на друга. А те парни, про которых вы нам рассказывали, которые вас еще выкрали, у них там целая куча теперь вампиры. И там еще высокая такая тетка — вампир тоже, она Эб укусить пыталась. А Эбби тотально всех завалила и подожгла каким-то портативным солнышком. О боже мой, какая она крутая. Вот бы мне такие яйца, как ей.

— А сейчас она где? — спросила Джоди.

— Пьет мокаччино в «Талли» на Маркет. Я ей занял двадцатку. Она вернет из рождественской премии, которую вы ей дали. Эй, а мне премию можно, я же…

— Позвони ей и скажи, чтоб не двигалась с места, — велела Джоди. — Мы идем.

— Правда? — уточнил Томми. «Можно отсюда наконец выбраться — найти… донора!»

— Ты остаешься, — сказала Джоди. — Мы идем. — И она похлопала Джереда по плечу, стараясь держать руку подальше от крысы.

— Правда? — уточнил Джеред.

— Да, Джеред, тебе придется во всем признаться родителям. Рассказать как на духу, что весь день у тебя в комнате провела девушка. Мы сейчас поднимемся, и ты просто меня им представишь как свою подружку.

— Наверно, ладно. Может, карандаш для глаз дать? И помаду чуть-чуть подправьте, ладно?

— Я весь этот мрак из твоей задницы сейчас выбью, крысоеб. — И Джоди изобразила улыбку на несколько градусов прохладнее теплой.

За всю его долгую жизнь Илию бен Шапира выслеживали, пытали, топили, сажали на кол, в тюрьму, а в двух случаях и жгли на костре. Такая уж терпимость у людей к тем, кто питается животворной кровью других. Но за все восемь столетий его ни разу не запекали вспышкой из навороченной «Хонды». Несмотря на новизну этого переживания — а новизна теперь для него стала новой радостью, — Илия прикидывал, что если еще восемьсот лет проживет без этого трюка, его вполне устроит.

Он полз по переулку ЮМЫ, выхватывая из-за мусорных контейнеров крыс и досуха их выпивая, лишь бы поскорее залечиться и окрепнуть, чтобы поохотиться на настоящую жертву. «Вот предметный урок смирения, — думал он. — Вот из-за чего мне и мне подобным приходится давать клятву: не высовываться». Это бы неизбежно случилось: для охоты на вампиров и их уничтожения начнут применять новую технику. Но он же приспособил технику к тому, чтобы она его оберегала. Его яхта с авторулевым, сенсорными датчиками и запечатываемым саркофагом служила ему так же верно, как любой охраняемый замок. Но он забыл правило — не забыл вообще-то, проигнорировал, решил положиться на надежду, чуть ли не веру в то, что он всегда выйдет победителем. Стало быть, какая-то догадливая корова придумала, как консервировать солнечный свет и выпускать его на вампирскую самонадеянную тушку. Корова ни за что бы не отыскала решения, если б сам вампир не показал ей проблему. Унижен, в общем, был Илия, и зол, и голоден, и немного печален, ибо полюбил свой желтый тренировочный костюм, а теперь от него остались только бусины оплавленного полиэстера, впечатавшиеся в горелую его кожу.

Он выковыривал их, а сам прислушивался к добыче, втиснувшись между мусорным контейнером и белым фургоном, загруженным поддонами для хлеба. Вот идет одна — упитанная, долечиться ему хватит, это Илия понимал по эху шагов. Задняя дверь пекарни открылась, наружу шагнул округлый пекарь, вытряс из пачки сигарету. Ореол жизни над ним висел розовый и здоровый, сердце билось крепко — и будет биться еще очень и очень долго, если Илия не высосет его досуха. Обычно он брал лишь больных и слабых, тех, кто и так на полпути к могиле, но сейчас у нас особый случай. Он прыгнул на спину здоровяку и повалил его на землю, одной рукой перехватив крик, а другой надавив на шею в болевых точках. Пекарь утратил сознание за две секунды.

Илия пил, прислушиваясь к тому, как у него потрескивает почерневшая кожа, как она сходит и заживает, хотя пекарь еще дышал. Шею сворачивать он ему не станет, на сей раз тела не найдут. Илия отряс прах пекаря с одеянья его и переоблачился. Предыдущий его костюм пережили только белые «Найки», поэтому сабо пекаря он кинул в мусорку вместе с его бумажником, наличку прикарманил и ушел оттуда, весь в белом с головы до пят.

Вампир сам себе улыбался, но не от радости, а от мрачной иронии такого поворота событий. Люди часто утверждают, будто что-то явилось им вспышкой вдохновения, но теперь этот штамп обрел для Илии новый смысл. Вспышка означала, что игра окончена — его вылазка в царство человеческих желаний, даже возмездия, зашла слишком далеко. Пора ликвидировать последствия. Всем придется умереть. Ему не понравится ее убивать. Кого угодно, но не ее.

Погорев вторично за двое суток, Синия была готова к оздоровительной бойне — кровавой бане, — однако Животные остановили ее своими ссыкливыми этическими соображениями: ну, типа, убивать — это, знаешь, нехорошо.

— Вы же все практически угольки! — возразила им Синия. — Не время совесть себе тренировать. Где была эта ваша совесть, когда вы меня заставляли это с вами делать по десятку раз в день, а?

— Тут иначе, — ответил Дрю. — Ты соглашалась.

— Ага, — поддакнул Джефф. — И мы тебе платили.

— Никому не вредили, amiga, — вставил Густаво.

У Синии отломился кусок горелой корки, когда она кинулась на него через спинку переднего сиденья. Дрю дернул ее за бедра обратно. Она сложила на груди руки и надулась, раздраженно пыхтя хлопьями пепла. Это они должны ее прихоти выполнять, а не наоборот. Это они ее семь… ладно, три — гномика.

— Заткнись нахуй, бобовое. Мне навредили. У меня повреждения. Посмотри на меня.

Никто не посмотрел. Дочерна обгорели они все — выше пояса и, по крайней мере, спереди. Рубашки висели на них обугленными лохмотьями. Льняное платье Синии сгорело почти целиком. На ней теперь были только трусики и жестоко опаленный лифчик. А лицо — по-прежнему отчасти набекрень после того, как Илия поиграл им в баскетбол на капоте «Мерседеса».

— Это ж не мы сделали, Синия, — заметил Дрю.

Та настучала в ответ ему по голове — раз шесть, и у него почти целиком отлетело обугленное ухо и все нитки углерода, что когда-то были волосами. По ходу у нее самой отломился мизинец — тут уж она охолонула и зарычала, как побитая собака.

— Нам нужна кровь залечиться, — сказала она. — И побольше.

— Я знаю, — отозвался Джефф. Почти испепеленный мощный нападающий вел машину. — Как раз этим занят.

— Ты только что проехал пять совершенно годных подростков, — рявкнула Синия. — Мы куда это нахуй?

— Туда, где доноры могут нас обслужить, — ответил Джефф.

— Так мы, на всякий случай, банкроты, пока вы не вернете мои деньги, поэтому у доноров твоих лучше пусть наличка, блядь, будет.

— Ну мы ж не в бар в финансовом районе идем, — сказал Дрю. — В таком-то виде.

— Ох, как будто вас туда и в лучшем виде пускали, обсосы. — Синия поймала себя на том, что после коврового выжигания она раздражается больше обычного. Попробовала принять «валиум», оставшийся от парня с «Мерседесом» — Дрю и прочие тоже попытались закинуться горстями его обезболивающих, но все поняли, что их новые вампирские организмы отторгают медикаменты с крайней категоричностью.

— Приехали, — произнес Джефф, заворачивая «мерс» на широкую общественную парковку.

— Ты, блядь, меня разыгрываешь, — сказала Синия. — В зоопарк?

Томми выждал полчаса и позвонил Джоди на сотовый — лишь для того, чтобы получить сигнал отбоя и голосовую почту. За следующие полчаса он позвонил еще три раза, сыграл на Джередовом «Икс-боксе» два раунда в «Охоту на монахинь в экстремале», позвонил на сотовый Эбби и тоже попал на голосовую почту, и только после этого предпринял первую чистосердечную попытку превратиться в туман. Джоди говорила, что дело это скорее ментальное — надо-де увидеть себя туманом, загнать себя в туман, «как мышцу напрячь», говорила она. «Только сделаешь разок — поймешь, каково оно, и сможешь еще. Это как встать на водные лыжи».

И дело вовсе не в том, что ему нужно выбраться из подвала незамеченным, а в том, что именно ему про туманное состояние сказала Джоди: в нем время как бы просто плывет, ты как во сне. И это — единственная причина, почему она его не избила до потери чувств за то, что закатал ее в бронзу. Когда ты в тумане, все вроде бы не так уж плохо. Вдруг если и он теперь сможет обратиться в туман, время для него пройдет не так заметно, и он не сойдет с ума от беспокойства.

Но как ни играл он ментальной мускулатурой, добиться удалось лишь флатуса такой силы и крепости, что пришлось немедля кидаться к двери и вентилировать ею помещение, как веером. Он и впрямь мерзостная дохлая тварь — даже мерзее, чем думал раньше. Томми оглядел стены, не слезает ли с них краска.

Ну все. Он вам не пацан, который прячется у друга в подвале, он… как Эбби это называла? А, один из помазанников, князь ночи. Он сейчас возьмет вот и выйдет отсюда — мимо всего семейства, и если их придется для этого уничтожить, что ж, так тому и быть. Джоди будет знать, как оставлять его одного и отключать телефон. «Каково тебе сейчас, Рыжая? А? Перебитая и расчлененная семья? А? Рада, что сэкономила свои бесценные минуты?!»

Томми протопал вверх по ступенькам и вступил в гостиную семейства Джереда.

— Привет, — сказал Джередов отец.

Если верить описаниям парнишки, Томми следовало увидеть нечто вроде чудовища. На самом деле он узрел нечто вроде бухгалтера. Лет сорок пять, вполне в сохранности, он сидел у стола и держал на коленях маленькую девочку, которая раскрашивала лошадку. Еще одна малютка тех же лет тоже что-то раскрашивала у его ног на полу.

— Здрасьте, — произнес Томми.

— Вы, должно быть, вампир Хлад, — сказал Джередов папа и заговорщицки улыбнулся.

— Э-э. Ну. Как бы. — По нему все видно. Не затаиться ему боле средь людей. Должно быть, все потому, что он давно не кормился.

— Слабоват ансамбль, не думаешь? — спросил Джередов папа.

— Слабоват, — повторила маленькая девочка, не отрываясь от лошадки.

— А? — уточнил Томми.

— Для вампира. Джинсы, кеды и фланелевая рубашка?

Томми оглядел свой наряд.

— Джинсы же черные, — отметил он. Мужик вроде должен забиться от ужаса в угол, а то и, возможно, умолять Томми не совать его крошек-дочурок к себе в мешок и не утаскивать их для своих вампирских невест, нет?

— Что ж, времена, видать, меняются. Ты же в курсе, что Джеред с подружкой пошли в «Талли» на Маркет встречаться с Эбби, да?

— С подружкой — Джоди?

— Ну, — кивнул Джередов папа. — Славная девушка. Пирсинга меньше, чем я рассчитывал, но мы рады, что она хотя бы девушка.

В комнату вошла симпатичная женщина лет тридцати, с подносом морковных и сельдерейных палочек.

— Ой, здрасьте, — сверкнула она Томми улыбкой. — Вы, должно быть, вампир Хлад. Здравствуйте, я Эмили. Crudites не желаете? Можете и на ужин остаться. У нас макароны с сыром, сегодня девочки выбирали.

«Я должен выпить ее кровь и сунуть ее детей в мешок», — подумал Томми. Но его злобную хищническую природу задавило среднезападное воспитание, поэтому он сказал:

— Благодарю вас, Эмили, но мне на самом деле нужно идти, иначе не догоню Джереда и Джоди.

— Тогда ладно, — ответила женщина. — Девочки, скажите до свидания вампиру Хладу.

— До свидания, вампир Хлад, — хором пропели девочки.

— Э-э, пока. — Томми рванулся из комнаты, но вернулся. — А не подскажете, где у вас дверь?

Все показали на кухню, куда только что ушла мачеха Джереда.

Томми стремглав пронесся через кухню и выскочил наружу — и остановился, привалившись спиной к мини-фургону на дорожке, пытаясь перевести дух.

— Это был пиздец, — пропыхтел он и тут сообразил, что запыхался он вообще не от усталости. У него случился панический приступ. — Это был очень, очень пиздец.