Из всех Животных в «Безопасном способе» остался только Клинт. Высокий, с непокорной темной шевелюрой и в толстых очках в черепаховой оправе, обмотанной медицинским пластырем. С его лица не сходило глубоко паническое выражение. Он уже почти неделю пытался поддерживать в магазине порядок, а помогали ему всего два грузчика из дневной смены да один временный, из агентства. Даже Густаво, мексиканец с пятью детьми, отвалил вместе с остальной бригадой. Теперь же пришел фургон с просто огромной поставкой, и Клинт знал, что ему нужны профессионалы. Он набрал номер Томми уже в пятый раз за ночь. Сейчас четыре утра, но Томми — их Неустрашимый Вождь, бригадир и, вероятно, лучший игрок в кегли замороженными индейками, какого только видывал свет. Он знал, что означает быть Животным. Он не должен спать.

В ответ бибикнула машинка. Клинт произнес:

— Чувак, все слиняли. Мне нужна твоя помощь. Тут сегодня один я, какие-то временные и Господь Бог. — После пяти лет жизни в дымке наркотических веществ он не так давно вернулся в лоно христианства. И поклялся, что Господь всегда будет в его ночной бригаде. — Они еще не вернулись из Вегаса. Позвони мне. Нет, лучше захвати макетник и сразу приезжай на работу. Меня тут погребло.

Некогда их было девять, и они звались Животными. Девять мужиков, всем до двадцати пяти — их на всю ночь оставляли в продуктовом магазине под надзором одного лишь Томми. Животными их окрестил дневной управляющий — однажды утром он обнаружил их пьяными: они болтались на огромных буквах вывески на крыше и кидались друг в друга зефиринками. Томми завербовал их сражаться со старым вампиром. Они отыскали этого изверга — тот спал в стальном гробу на борту своей яхты. Кроме того, они обнаружили его коллекцию шедевров искусства. Распродав ее с прибылью, каждый огреб себе по сотне тысяч долларов. Томми отправился с Джоди домой, Клинт поехал молиться за вампирскую душу, Саймона убили. Остальные Животные отчалили в Лас-Вегас.

Клинт повесил трубку и со всему маху уселся в кресло управляющего. Слишком велика такая ответственность. Ее бремя сведет его с ума. Уже сейчас Клинт слышал, как в голове у него лают собаки.

— Парадная дверь! — крикнул ему один временный через выгородку кабинета.

Клинт встал и увидел за стеклом скользящих дверей Императора и его псов. Схватил ключи, отрубил сигнализацию и открыл. Бостонский терьер прошмыгнул мимо и опрометью нацелился к витрине с вяленой говядиной.

— Ваше Величество, — сказал Клинт. — Вы запыхались.

Отдуваясь, здоровенная королевская особа держалась за грудь.

— Трубите сбор всем войскам, молодой человек. Ч. Томас Флад обратился в изверга-кровососа. К оружью, мы должны броситься на прорыв.

— Тут только я со щеглами, — ответил Клинт. — Как вы сказали? Томми — вампир?

— Именно. Я видел его, и двух часов не миновало. Бледен как смерть.

— Н-да, это скверно.

— Ваш талант утверждать очевидное непревзойден, молодой человек.

— Заходите. — Клинт шагнул вбок, впуская Императора. — По этому поводу нам нужно помолиться.

— Ну, для начала — хотя бы, — рек Император.

— А потом я должен позвонить Томми и сказать, что на работу он может не приходить.

— Великолепно, — произнес Император без единой нотки сарказма. — Полагаю, мы вышли на новый уровень обреченности.

— Ты всегда со мной хорошо обращаешься, — сказала Джоди.

— Ну, стараюсь же, — ответил Томми.

Он поднимался по узкой лестнице в студию. Джоди висела у него на плече, при каждом шаге стукаясь лбом ему в ремень. Такая легкая. Томми по-прежнему изумляла его новообретенная сила. Он уже пронес Джоди десять кварталов, а тяжесть не чувствовалась вообще. Ну, разве что он немного устал ее слушать, но физически совершенно не утомился.

— Иногда я бываю такая тварь.

— Это неправда, — сказал Томми. Хотя вообще-то правда.

— Вообще-то правда, правда. Я она. Иногда я полная сука.

Томми остановился на верхней площадке и сунул руку в карман за ключом.

— Ну разве что самую малость, но…

— Ах так я, значит, сука? Ты утверждаешь, что я сука?

— Ох, господи, это солнце встанет когда-нибудь уже или нет?

— Слушай, тебе повезло, что я у тебя есть, ссыкун.

— Да, я он, — ответил Томми.

— Правда, что ли?

Томми водрузил ее на ноги — и тут же поймал, пока она не успела воткнуться носом в стену. На лице у нее бродила широкая дурацкая ухмылка. Вечером в какой-то миг ей на блузку попала кровь, губы тоже еще в крови. У Джоди был такой вид, словно ее отправили в нокаут. Томми попытался вытереть ей губы большим пальцем. Джоди на него дохнула перегаром так, что он поморщился.

— Томми, я тебя люблю. — И она обмякла у него в объятиях.

— И тебя туда же, Джоди.

— Извини, что я тебе по голове стучала. Я же, знаешь, только учусь свою силу обуздывать.

— Все в порядке.

— И что назвала тебя ссыкуном.

— Не бери в голову.

Джоди лизнула его в шею, слегка куснула.

— Давай займемся любовью, пока солнце не взошло.

Томми оглядел через плечо, какой разгром они учинили в студии в последний раз, когда этим занимались, и произнес такое, чему бы никогда не поверил сам. И он это говорит?

— По-моему, мне сегодня уже хватит. Может, лучше просто рухнуть?

— Ты считаешь, что я жирная?

— Нет, ты идеальна.

— Все потому, что я жирная. — Джоди отпихнула его и ввалилась в спальню, где споткнулась и свалилась ничком на изодранные остатки постели. — И старая, — добавила она. Томми это разобрал лишь обостренным вампирским слухом, ибо Джоди говорила с матрасом. — Жирная и старая, — уточнила она.

— От таких перепадов настроения, Рыжая, сама потом будешь мучиться, — тихо сказал Томми, укладываясь с нею рядом и не раздевшись.

А потом просто лежал рядом и думал обо всем, что им нужно сделать: найти новое жилье и переехать туда, но не днем, а кроме того, как им вообще жить дальше, чтоб было как можно незаметнее? Император все понял. Томми понял, что Император понял. Как бы Император ему ни нравился, это нехороший знак. Поэтому лежа вот так, беспокоясь, слушая, как на него орет подруга, Ч. Томас Флад стал первым в истории человечества вампиром, который на самом деле молился, скорей бы взошло солнце. Через несколько минут на его молитвы ответили. Солнце взошло, и они оба отключились.

Став вампиром, Джоди возненавидела это — как в сумерках, едва зажигаются фонари, у нее включается сознание. Без обалделого полумрака в мозгах между сном и бодрствованием, только — бам! добро пожаловать в ночь, вот твой, список дел. Но сегодня было не так. Сегодня все было на месте — и сумерки сознания, и обалделость, и головная боль. Она села на кровати так быстро, что едва не кувырнулась с конца, но голова, похоже, за нею не потянулась, и она поэтому снова легла. С такой силой, что под затылком взорвалась подушка, и по комнате закружила метель пуха. Джоди застонала, и в комнату заскочил Томми.

— Эгей, — сказал он.

— Ой-ёй, — произнесла Джоди, схватив лоб обеими руками, словно чтоб мозги не выпали.

— Что-то новенькое, да? Вампирский бодун? — Томми разогнал в воздухе пух и перья у себя перед носом.

— У меня внутри будто смерть разогрели, — сказала Джоди.

— Это мило. Спорим, тебе сейчас не хватает кофе.

— И аспирина. Но я же пила у тебя, когда ты пил. Почему тогда так не действовало?

— Мне кажется, в крови у мужика с огромным котом было поболе, чем у меня. В общем, есть теория. Проверить можно потом, когда тебе получшеет, а сейчас нам надо кучу всего переделать. Прикинуть переезд. Вчера ночью мне из магазина звонил Клинт. Хотел, чтоб я на работу вышел. Потом еще раз перезвонил, весь на нервах, и сказал, что на работу выходить не надо.

Томми воспроизвел ей сообщение. Дважды.

— Он знает, — сказала Джоди.

— Да, но откуда?

— Неважно. Знает.

— Блядь!

— Чуть потише бы, а? — произнесла Джоди, держа себя за волосы так, словно они ее пытали.

— Слишком громко?

Она кивнула.

— Запиши себе в блокнот, Томми, ладно? Вампирские чувства с перепою? Паршиво.

— Серьезно? Прям так плохо?

— От твоего дыхания меня тошнит через всю комнату.

— Да, нам пасты надо купить.

— К нам кто-то пришел? — Джоди прикрыла уши. Снизу доносилось оглушительное шарканье кроссовок по тротуару.

— Правда?

В дверь позвонили.

— Ну, — сказала она.

Томми подбежал к окну и выглянул на улицу.

— Там «Хаммер»-лимузин длиной в квартал.

— Лучше открой, — сказала Джоди.

— Может, спрятаться? Сделаем вид, что нас дома нет.

— Нет, нужно открыть. — Джоди слышала шарканье у дверей, в лимузине играл какой-то рок-н-ролл, булькал бонг, на футляре от компакт-диска выкладывали дорожки, а мужской голос снова и снова, как мантру, повторял: «Сладкие синие сисеньки». Джоди схватила подушку, уцелевшую на стороне Томми, и завалила ею голову. — Открывай, Томми. Это, блядь, Животные.

— Чува-ак, — произнес Хлёст Джефферсон, жилистый черный парень со свежевыбритым черепом и в зеркальных темных очках. Он вытянул Томми из дверного проема и неистово его обнял — так обнимаются все сбрендившие парни, которые рады друг друга видеть до того, что хлопают визави по спине. — Нам такой пиздец, чувак, — продолжил мысль он.

Томми оттолкнулся от него, пытаясь примирить радость от новой встречи со старым приятелем с тем фактом, что от Хлёста воняет писсуаром в пивной, набитым дохлой скумбрией.

— Я думал, вы все в Вегасе, — сказал Томми.

— Ага, ага — мы там и были. Все в лимузине. Мне просто надо с тобой поговорить. Можем зайти?

— Нет. — Томми чуть не сказал, что Джоди спит: такова была его отмазка в прошлом, чтобы не пускать Животных в студию, но теперь Джоди якобы уехала из города. — Давай на лестнице. Наверху у меня там кой-чего.

Хлёст кивнул, посмотрел на Томми поверх зеркалок и поиграл бровями. Глаза у него были налиты кровью и стеклянны. Томми слышал, как у него в груди колотится сердце. Кокаин или страх, решил он. Может, и то, и другое.

— Смари, чувак, — произнес Хлёст. — Во-первых, нам бабла надо занять.

— Что? У вас же у каждого по сто тысяч от шедевров.

— Ага, было. Мы круто выходные провели.

Томми прикинул в уме.

— То есть вы просадили больше шестисот тысяч кусков за сколько — четыре дня?

— Не, — ответил Хлёст. — Не все. Мы не совсем банкроты.

— Тогда чего ради занимать?

— Штук двадцать, не больше — продержаться до завтра, — ответил Хлёст. — К счастью, у меня почти магистерская по управлению бизнесом и безумная деловая хватка. Иначе мы б все просрали еще вчера.

Томми кивнул. Двадцать штук — это чуть ли не его зарплата в «Безопасном способе» за полгода. До сего момента почти магистерская степень Хлёста по бизнесу внушала ему робость. Теперь же его просто беспокоило, сумеет ли Хлёст определить, что он обратился. Он сказал:

— Так ты утверждаешь, что вам пиздец.

— Мы отлично справлялись — каждый просадил всего тысяч по десять, — пока не встретили Синию. — Хлёст с тоской посмотрел на потолок, словно туда упорхнуло далекое воспоминание, которое он желал вернуть, а не то, что произошло всего пару вечеров назад.

— Синию?

— Ну знаешь же эту компашку в Вегасе? «Синие люди»?

— А, там, где мужики красятся синим и лунят по трубам? — Томми как-то заблудился.

— Ну, — кивнул Хлёст. — В общем, выяснилось, что это не только мужики. По крайней мере, одна телка. И, чувак, сосет нас она досуха.

На заднем сиденье лимузина Синия прижимала лицо Барри к своему бюсту — плотно до того, чтоб можно было держать его под контролем, но и так, чтоб не задохнулся при этом. Пока прочие Животные пили, курили и еблись до ступора зомбаков — и теперь, соответственно, валялись распростертые по всему интерьеру лимузина, — Барри выбрал другой путь: накатил две дозы экстази, одну дорожку кокаина и выкурил бонг клейких макух. Мозг его после этого закольцевался на некоем избыточном племенном распеве, и последние двадцать минут он твердил одно: «Сладкие синие сисеньки», — стоя голышом перед ней на коленях. Синия больше не могла, а потому схватила его за кудри, обрамлявшие лысину, и сунула лицом себе в ложбину меж грудей, лишь бы заткнулся. К счастью, он затих — душить его она не хотела, пока у него есть деньги.

Извилистая дорога из одних поворотов не туда ведет от млечнокожей принцессы чеддера из Фон-дю-Лака, штат Висконсин, к девушке по вызову синего окраса, что разводит клиентов в центральных казино Лас-Вегаса, но проклята будет Синия, если свернет не туда еще раз и придушит гусака, несущего золотые яйца, что расположился ныне меж ее пропорционально невозможных молочных желез, накачанных силиконовым счастьем. Животные были ее билетом на свободу, и если нужно не выходить из роли Инопланетной Боевой Единицы Удовольствий или кексика с голубикой, чтобы не спустить их с крючка, — что ж, она из нее не выйдет.

Синия работала шлюхой по системе Станиславского. Еще в начале своих приключений — уже после того, как она оставила разноску коктейлей ввиду склонности проливать напитки, но еще не занявшись стриптизированием, тоже оставленным по причине неумения держать равновесие, смягчавшегося наличием крепкого столба поблизости, — она сделала краткую карьеру в низкобюджетной порнухе. На съемках подружилась с многообещающей актрисой по имени Масса Вульва, и та подарила ей учебник русского режиссера.

— Если разовьешь эмоциональную память, — сказала ей Масса, — сможешь не блевать на актеров. Режиссерам такое очень не нравится.

С тех пор система Станиславского исправно служила Синии. Она теперь могла просчитывать шансы на выигрыш на тотализаторе или подводить баланс своей чековой книжки, а ее персонажица совершала действия, кои сама Синия сочла бы неприятными или, прямо скажем, отвратительными. Куда лучше, в конце концов, обретаться в эмоциональной памяти начинающей принцессы чеддера, от всей души выдаивая струи целительного молока из сосцов голштинки, нежели видеть у себя перед носом нелицеприятно высвеченную реальность собственных действий, нет?

Через полгода Синию вынудил уйти из киноиндустрии некий «дефект», который один режиссер определил как «сиськой и стопку не наполнишь». Никакими дозами системы Станиславского такого не поправить. Синия вернулась в официантирование — хоть и в стрип-клубе. Там ей редко приходилось донести больше одного десятидолларового стакана пива за раз. Зато удалось скопить денег на усовершенствование бюста, и она добралась до шеста. С двадцати до тридцати она протанцевала, пока со сцены ее не согнали девушки помоложе, не настолько подверженные силе тяготения. Поскольку в старших классах она прогуливала уроки машинописи и тем испортила себе трудовую биографию, пришлось устроиться в службу сопровождения.

— Такое чувство, будто минеты развозишь, как пиццу, — жаловалась Синия своей соседке по квартире. — Удовлетворение за двадцать минут или меньше — иначе вернем деньги. Агентство все равно забирает почти всю выручку. С такой скоростью я никогда не выйду из дела.

— Тебе нужна изюминка, — посоветовала соседка — официантка из «Венецианца». — Как у тех ребят из «Синих людей». Честное слово, не перекрассься они в синий, так и были бы просто студентами из общаги, которые по мусорным бакам колотят.

Так все и началось. Падшая принцесса чеддера из Фондю-Лака, Висконсин, отыскала полунесмываемый синий краситель кожи, открыла депозитные счета на своих кредитных карточках, сделала несколько фотоснимков, разместила объявления во всех городских бесплатных дрочилкиных газетках — и Синия родилась. Нет, она бы не голодала, конечно, и без изюминки — большинство мужиков и змею трахнут, лишь бы кто подержал, чтоб не дрыгалась. Но выяснилось, что все готовы платить очень много сверху за такую экзотику — синюю женщину.

Работала она столько, сколько выдерживала, и сбережения выросли до того уровня, с которого она уже видела возможность выхода в отставку. Но примерно тогда же Синия сообразила: посинев, она прососала заветнейшую мечту любой шлюхи, стриптизерши и телемаркетера — богатенького буратину, который увезет ее от этого всего. Акулу, которая спустит целое состояние лишь на то, чтобы она стала его ручной зверушкой. А синей птичке ничего особо не обломится — так она, по крайней мере, считала, пока Животные не выписали ее на гибрид стриптиза и еблефеста. Откуда у них столько денег, значения не имело. Значение имело количество — и они, похоже, намеревались все отдавать ей, покуда деньги эти не закончатся. У нее в косметичке уже лежало почти полмиллиона долларов, и Синия — то есть героиня Синии — мирилась со множеством знаков внимания Животных в то время, как сама Синия таилась где-то в глубине сознания и прикидывала стратегию капиталовложений. Все началось с того, что высокий и самый костлявый из них — Дрю — открыл дверь номера отеля и сказал:

— Привет. Мы тут обсудили и пришли к выводу, что в раннем детстве нам всем очень хотелось заправить настоящему смёрфу.

— Мне это многие говорят, — ответила Синия.

— Нам просто хотелось заправить смёрфу, — сказал Хлёст.

— Объяснимо, — ответил Томми.

— Она очень приятная, — сказал Хлёст.

— Для шлюхи это важно, — сказал Томми.

— А теперь мы, похоже, не можем слезть.

— Так от меня вы чего хотите — интервенции?

— Нет, ты наш Неустрашимый Вождь. Мы приходим к тебе за всем. Теперь мы хотим, чтобы ты дал нам денег, и мы бы продолжили веселуху, но еще бы хватило на квартплату и прочее.

— А когда у меня все деньги кончатся, тогда и можно вмешаться, так?

— Ну да, если сочтешь нужным, — ответил Хлёст. — Как у тебя с кредитом?

— Хлёст, ты обдолбан?

— Конечно.

— Ну да. Еще бы. Чего это я? — Томми несколько расслабился насчет Хлёста — тот мог и не заметить, что Томми вампир. Бывшие ночные грузчики универсального магазина «Безопасный способ» явно не только на рогах — они еще и без мозга. — Хлёст, у меня нет твоей магистерской по бизнесу почти в кармане, но не нарушаешь ли ты какой-то основной принцип ведения дел? То есть разве вас в школе не учили, что не стоит тратить квартирные деньги на шлюх и прочее?

— Не дави на газ, Флад, — ответил Хлёст. — Ты с вампиршей связался.

— Она была хорошенькая.

— Для вампира это важно, — сказал Хлёст и поглядел на Томми поверх зеркальных очков.

— Она мне дала, — парировал Томми. Он хотел сказать, что Джоди была приятная, но Хлёст уже употребил это слово к своей синей шлюхе.

— По-моему, я точно выразился, — сказал Хлёст. — Давай деньги.

— Ты вообще не выразился. Совсем никак — ни точно, ни иначе. — Томми чуть отодвинулся, чтобы двинуть Хлёста в грудь, как это обычно проделывали друг с другом все Животные, но вовремя вспомнил, что теперь он запросто может пробить дружбану грудную клетку. Вместо этого он сказал: — Не заставляй меня пробить тебе грудную клетку, сцуко.

— Твое рыжевампирское кунг-фу — ничто перед устрашающим кунг-фу наших синих сисек. — И Хлёст закудахтал с подвывом, принимая бойцовскую стойку, замахал руками, как крыльями, но не удержался и брякнулся задницей на ступеньки. Хохотал он, пока не подавился. Потом прокашлялся и сказал: — Серьезно, чувак. Если ты не дашь нам денег, мы совсем обанкротимся часов через шесть. Я все подсчитал.

— Можно вернуться на работу, — сказал Томми. — Вчера ночью мне Клинт звонил. В магазе их завалило. Им нужны ночные грузчики.

— Не? — Хлёст аж очки опустил.

— Ну.

— Значит, нас не уволили?

— Очевидно, нет, — ответил Томми.

— Тогда все. Мы можем вернуться на работу. Так ей и скажем. Нам надо на работу.

— А почему вы не прогнали ее, пока она вас не отымела от Лас-Вегаса до сюда?

— Грубить не хотелось.

— А, ну да. Тогда вали.

Хлёст с трудом поднялся на ноги и схватился за перила — чтобы поровнее заглянуть Томми в глаза и не сбить прицел.

— Ты как вообще? Что-то бледный.

— У меня разбито сердце и прочая херня, — ответил Томми. Ему стало противно, но налитые кровью глаза Хлёста, глядевшие поверх зеркалок, вообще-то пробудили в нем аппетит.

— Само собой. — Хлёст вышел в пожарную дверь.

Томми посмотрел, как он дошел до задней дверцы лимузина, а там вновь повернулся.

— Хочешь синей няшки взбодриться? — спросил Хлёст. — Мы угощаем.

— Не, мне нормально, — ответил Томми.

— Все за одного и все дела, — сказал Хлёст.

— Ценю, — пожал плечами Томми. — Но сердце разбито.

— Лады. — Хлёст распахнул дверцу, и на тротуар в туче травяного дыма выкатились еще двое Животных — Дрю и Трой Ли.

— Блядь, чувак. А ты знал, что тут есть дверь? — осведомился Дрю, тощий и подержанный.

— Ты гля, — произнес Трой Ли — азиат, действительно умевший кунг-фу. — Да глянь же, это Неустрашимый Вождь.

— Езжайте на работу, — сказал Томми. — Пока только семь. Успеете просохнуть к смене в одиннадцать. — «Ни в жисть», — мысленно добавил он.

— Ага, точняк успеем, — сказал Хлёст, заглядывая в лимузин. — Эй, Барри, слазь с нее, мудоеб, я за тобой занимал, а потом очередь Джеффа. Я же все расписал на планшете. Синия, не разрешай ему так обращаться со своим ухом, детка, месяц потом им слышать не сможешь.

Томми закрыл пожарную дверь и с размаху сел на ступеньки. Уронил голову на руки, чтобы все немедленно прекратилось. То была его бригада, его друзья. Животные взяли его к себе, когда ему некуда было податься в этом городе, сделали своим бригадиром, а если он правильно истолковал тон Клинта в последней записи на автоответчике, часа через четыре, когда доедут до магазина, все они обратятся против него.