Исторические записки Эбби-Натуралки,
доблестной носферату
Не Рождество, а отстой. Полный облом, если не считать убийства. Теперь понятно, какая это скорбная скука - Вечность. Жевать, блевать, тосковать и весь день торчать с мамой и Ронни.
Джаред объявился только в шесть. У его папаши новая семья, все внимание - маленьким сестричкам. Утро, раздача подарков, визг и писк - а Джареда как бы и нет. Цельный день он торчал в своей комнате, смотрел «Кошмар перед Рождеством» и обкуривался. Своих шнурков Джаред как-то просветил, чтобы не лезли зря в его помещение, а то как раз застанут его со спущенными штанами за просмотром порно для гомиков. С тех пор к нему никто не суется.
(Ему- то хорошо. Я могу хоть на голове стоять и гадить на обеденный стол, мамик все равно будет твердить: «Малышка, Рождество -семейный праздник. Мы все должны быть вместе». Я от нее просто зависаю.)
Так что мы типа опять крутили «Кошмар перед Рождеством», пока мамахен и Ронни не заснули на диване. А мы с Джаредом намалевали Ронни на лысине крутую родоплеменную татушку. Черным и красным фломастером. Прямо как настоящая вышла.
- Пошли кофейку хлобыстнем, - говорит Джаред, - у меня карточка «Старбакс» на сто долларов. Тетя подарила.
Терпеть не могу, когда хвастаются рождественскими подарками. Пошло и меркантильно. Так что я ему:
- Да я бы с удовольствием. Только я ведь теперь одна из избранных. На меня возложены обязанности.
Джаред мне:
- Не может быть. Так ты еврейка?
А я такая:
- Нет. Носферату.
А Джаред:
- Не тухли.
А я:
- Помнишь того красавчика в «Уолг-ринс»? Это был он. Хотя вообще-то в священный круг кровожадных меня ввела Графиня.
Джаред такой:
- И ты мне даже не позвонила?
- Извини, но ты теперь для меня - низшая раса.
- Я так и знал. Вот непруха. Вечно мне не везет.
Сейчас как разнюнится. Срочно принять меры.
- Купи мне мокачино, и я поделюсь с тобой тайным знанием.
Оставляем записку.
Дескать, Джаред меня трахнул, и мы с ним сбежали из дома поступать в сатанисты. Маман когда проснется, так хоть не ударится в панику. Записка-то налицо. Сама всегда настаивала.
Идем в кафешку. Только в этой гребаной стране все под железной пятой Христа-младенца. В Рождество каждая точка на хрен заперта. В девять рыгаловок ткнулись, без толку.
Джаред такой:
- Познакомь меня с ними. Я тоже хочу в темную тусовку.
А я ему:
- Отвяжись, плоскоголовый.
Он и правда сегодня какой-то приглаженный-зализанный, только один шип и торчит из прически. В пластиковом дождевике - реальная ходячая вешалка. Только я не хочу знакомить его с Графиней и Темным Повелителем не поэтому. Не могу, и все. Графиня взбесится, подумает, я использую ее дар, чтобы выпендриться перед парнем.
И я говорю:
- Это страшная тайна.
Тут Джаред надувает губы и распускает нюни. Он в этом отношении тренированный. У меня на душе делается пузырно-коряво.
Прямо зловонное пюре из грешных дыр, как метко выразился Лотреамон
[14]
. (Молчать! Лили говорит, по-французски это звучит куда более романтично.)
Ну я и взяла его с собой. Только строго-настрого велела ошиваться на другой стороне улицы и в дом не заходить. Вываливаемся мы из-за угла дома Темного Повелителя - а у двери торчит тип в желтом комбинезоне, какие носят водители грузовиков. Капюшон поднят, голова опущена, словно целую вечность собрался стоять.
Тип поворачивается к нам. Особенно не торопится.
Джаред мне на ухо:
- Попали на гопника. - И хихикает, будто маленькая девочка.
Парней его смешок просто бесит. Поэтому Джаред всегда таскает за голенищем тридцатисантиметровый обоюдоострый кинжал - Волчий Клык. К счастью, храбрости кинжал ему не добавляет, Джаред так и остался слюнтяй слюнтяем, зато ему ужасно нравится, когда в клубах оружие у него отбирают охранники и все на него пялятся.
Наверное, мои вампирские сверхчувства уже пробудились. Я четко знаю: этот хрен в трехсотдолларовом комбинезоне, что маячит на пустой улице в рождественскую ночь, никакой не гопник. Хватаю Джареда за руку и тяну обратно за угол.
Шепчу ему:
- Полный назад. Опустить светомаскировку. Слиться с тьмой. Яйца в узел. И ни гу-гу.
Поднимаем капюшоны и осторожно выглядываем. Желтый в комбинезоне весь как-то изготовился. Дверь распахивается, и на улице появляется старый вонючий бродяга (у которого бритый кот), боеголовка из штанов торчит. Типа отлить выполз. Еще шестнадцать лет прожила бы без такого зрелища. Желтый хватает его за волосы, отгибает голову в сторону и кусает за шею. Вот он кто, мать его! Вампир! Клыки так и сверкают в темноте! Бомж визжит, и брыкается, и поливает мочой все вокруг. Слышу, как за дверью шипит кот. Тут Джаред хватает меня за мою сумку «вырви глаз» и тащит прочь. Все, больше я ничего не увидела.
Джаред:
- Ух ты.
И я:
- Ага.
Пройдя пару кварталов, достаю мобильник и звоню Графине. Автоответчик. Идем в «Митерон» на специальный полуночный сеанс «Кошмара перед Рождеством». Чтобы успокоить нервы, берем по большой диетической коле. Отзвонятся мои вампиры, наконец? Джаред забыл ингалятор дома и с самого момента нападения желтого на оборванца тяжко дышит. Люди оборачиваются. Я пересаживаюсь от него подальше: еще подумают, что я его руками удовлетворяю. Или чего похуже.
Полная дурных предчувствий, вся дрожу. Время ползет, словно нарыв от неудачного прокола рассасывается.
Ждем.
Покурить бы. Когда все закончится. А мама подарила мне зеленого медвежонка! Прелесть, прямо не могу!
- Ты уверен, что оставил его именно здесь?
Взгляд Джоди блуждает по всему Эмбаркадеро. Пусто - уличные актеры и попрошайки давно удалились. Со стороны моста Бей-бридж доносится шум машин, в Аламедо надрывается ревун - предупреждает о тумане. Туннель вдали выплевывает поезд, пустой состав направляется в депо. С Маркет-стрит выруливает полицейская машина, освещает парочку и мимо здания паромной переправы катит к Рыбачьей Пристани. Томми машет полицейским рукой.
- Да, когда время истекло, я был на этом самом месте. Он ведь весил тонну. Его таскать - куча народу нужна.
На брусчатке что-то блестит. Джоди опускается на корточки. Металлические опилки. Джоди слюнит палец и трогает камень. Желтые крупинки прилипают к коже.
- Если только скульптуру не разрезать на части.
- Да кому это надо? Распилить статую и забрать кусочки?
- Неважно. Один черт, воры это или мусорщики. Одно из двух. Если бронзовую оболочку распилили днем, Илию сожгло солнце. Если ночью - он сейчас на свободе.
- Не может быть, чтобы ночью.
Джоди качает головой:
- Не похоже.
Еще отблеск на цементном шве между камнями. Джоди нагибается и берет двумя пальцами толику тонкого сероватого порошка.
- Нет, не днем.
- А? Что это такое?
Джоди вытирает пальцы о джинсы и сует руку в карман куртки.
- Помнишь, я сказала тебе, что ты не обескровил полностью шлюху, иначе бы от нее ничего не осталось?
- Ну.
- Когда вампиры… когда мы выпиваем всю кровь до капли, жертва обращается во прах. Вот в такую мелкую серую пыль. - Джоди показывает на мостовую.
- Сама не знаю, почему так происходит.
Томми становится на колени и ворошит порошок.
- А ты откуда знаешь?
- Не догадываешься?
- Ты убивала людей?
Джоди пожимает плечами:
- Пару-тройку. Смертельно больных. Они типа сами были рады расстаться с жизнью.
- Так вот почему тебе было плевать на то, что шлюха умерла.
Джоди достает из кармана куртки мобильник, прячет за спину и, потупив глаза, ковыряет землю носком туфли, словно маленькая девочка, разбившая мамину лампу.
- Ты рехнулся?
- Я немного огорчен.
- Да неужто? Ах, как мне жаль. На моем месте ты поступил бы так же.
- Я огорчен, что ты мне не доверяешь.
- Тебе мало было переживаний? Не хотела лишний раз тебя расстраивать.
- А к сексу это имеет какое-то отношение?
- Никакого. Питаешься, и все.
Насчет предсмертного поцелуя Джоди умалчивает. Зачем грузить человека?
- Тогда ладно. Если уж приспичило.
Джоди порывисто целует его.
- У меня прямо камень с души упал…
- Значит…
- Помолчи. - Джоди поднимает палец и включает мобильник.
- Мамочке звонишь? Хочешь сказать, что она была права, когда обозвала тебя «бродяжкой»?
- Я звоню девчонке.
- Эбби?
- Ну. Пусть держится подальше от нашей квартиры. Илия нами займется вплотную.
Телефон ищет сигнал.
- Но она же сказала, что не придет сегодня. Рождество в семейном кругу.
- Сказать-то сказала. А вот возьмет и припрется.
- Зачем?
- У нас есть о чем потолковать. Я ведь ее вчера укусила.
- Ты укусила Эбби?
- Я была вся обожжена. Мне ничего другого не оставалось.
- Господи, какая же ты кровожадная!
- Точно, рехнулся.
- Но это же Эбби, мать-перемать! Это я ее темный повелитель!
- Смотри-ка, автоответчик.
Илия Бен Сапир, вцепившись в брыкающегося, воняющего мочой алкоголика, таскает беднягу туда-сюда по улице - от металлической двери литейной мастерской через дорогу к криво припаркованной «мазде». Голова бродяги сносит у машины боковое зеркало. Отбросив жертву, вампир замирает в странной полусогнутой позе, словно актер, изображающий на сцене монстра. Весь комбинезон залит мочой, и Илия старается, чтобы мокрая ткань не касалась тела. Хотя с какой только гадостью и мерзостью ему не приходилось сталкиваться, довелось даже закапываться в голом виде в навоз, лишь бы укрыться от солнца! Но чтобы еда его обмочила - такого с ним никогда не случалось! А ведь кроме комбинезона у него ничего из одежды нет, шикарная яхта с полным гардеробом тю-тю! Да тут еще предыдущая ночь, которую он провел между двумя пропитанными мочой тюфяками под каким-то торчком, пока полиция обыскивала ночлежку. Нет уж, это чересчур.
Илия знал, что портье сдаст его при первом же случае, поэтому, едва войдя в номер ночлежки, кинул свой комбинезон в шкаф, превратился в туман и просочился под дверью в соседнюю комнату, а потом под тюфяк. Твердую форму он обрел с рассветом, обдолбанный сосед-постоялец ничего и не заметил.
С наступлением темноты Илия закусил соседом, свернул ему шею (поздравленьице с Рождеством для болванов из отдела убийств: нечего было нападать на него в яхт-клубе) и материализовался в своем номере. Нетронутый комбинезон валялся в углу шкафа. Вампир сам удивился, до чего его это обрадовало.
А вот теперь комбинезон хоть выжимай.
Бешенство сдавливает Илии горло. Он кидается к валяющемуся на земле пьянице, хватает под колено и поднимает в воздух. Хотя старый упырь по сегодняшним меркам не такой уж и высокий, выглядит этот маневр внушительно.
- Ты ведь даже ей не слуга. - С каждым словом Илия стукает пропойцу головой об асфальт.
- Прошу вас, - стонет жертва, - у меня такой большой котик…
Бумс, бумс, бумс. Мелочь, пара банкнот, зажигалка и бутылка «Джонни Уокера» падают на тротуар. Взбучка - она прочищает мозги.
- Так ты просто-напросто ее дойная корова! И в твоей крови был ее привкус!
- У них есть девчонка, - мычит корова.
- Размалеванная соплюха. Она у них в служанках.
- У них?
Илия отбрасывает тело к двери мастерской и принимается собирать с тротуара деньги. Дверь отворяется, пропуская плотного лысого мужика в спецовке. В руке у мужика монтировка.
- Это вы, ублюдки, разборки устраиваете? Илия шипит, затем подпрыгивает, повисает на стене и щелкает клыками у лысого над головой. Здоровяк поднимает глаза на вампира, переводит вниз на лежащего ничком бомжа, замечает вырванное с мясом автомобильное зеркало.
- Да ладно, ладно. Вы еще, как видно, не закончили.
Дверь захлопывается. Громко скрежещет засов.
Илия спрыгивает со стены и удаляется, даже не дав себе труда свернуть дойной корове шею. Разве можно быть таким болваном? Это не метод - запугать ее, убив источник питания.
Служанка - вот кем надо заняться. И откуда ему было знать, что Джоди предпочтет ему мальчишку? Надо же, обратить мальчишку! Больше такого не повторится.
Несмотря на всю свою злобу, голод и пробудившийся охотничий азарт, Илия Бен Сапир чувствует себя не в своей тарелке. У него даже сердце покалывает. Он пустился в авантюру мастером-кукольником, а сейчас его самого дергают за ниточки. А ты не ошибайся.
Ничего. Илия задирает голову и сосредотачивается. В какофонии городских шумов - тяжелом дыхании дойной коровы, скрипе построек, грохоте машин на мосту, ударах тысяч сердец - он различает удаляющиеся шаги девчонки и ее приятеля.