Редактор Лариса Терентьева

Дизайнер обложки Катерина Романова

© Лина Мур, 2017

© Катерина Романова, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-3817-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

 

Первый вдох

Тёмный кинозал «Cineplex Cinema» в Торонто, где проходила премьера фильма, который стал для многих поворотной точкой, буквально ещё недавно едва выдерживал поток зрителей, сейчас был практически пуст. Я и ещё несколько людей, пришедших каждый по своей причине. Даже мысли не нарушали хода событий на экране.

Я не помню, как оказалась здесь. Ноги, слабо передвигающиеся, сами пришли сюда, а руки купили билет. Я ведь просто гуляла, шла и шла себе, и как-то оказалась здесь. И теперь не понимала, зачем делать ещё больнее, чтобы задохнуться от острых нитей железа, сковывающих сердце. И даже неменяющиеся картинки заставляют вскрывать раны. Смотрю и ничего не вижу. Муть перед глазами, а внутри тоска, печаль, горечь, боль. Я превратилась в комок боли. Даже прикосновения вызывают её. Слова. Всё, буквально всё возбуждает атмосферу боли, образовавшейся внутри меня и снаружи.

Одна, теперь я осталась одна на всём свете. Не представляю, как мне жить дальше. Можно не чувствовать ран, до сих пор, напоминающих о том, что произошло со мной. Можно не чувствовать холода, что поселился в груди. Но никогда не вырвать воспоминаний и не стереть мрака, наступившего в моей жизни. Нет больше возможности дышать…

Неделю назад…

– Миша, – ласковый голос Сары заставил меня едва заметно вздрогнуть и, приоткрыв глаза, посмотреть в окно, за которым была ночь. Мне сложно даже произнести что-то, внутри я буквально высушена слезами, что проливала все два дня после того, как видела его в последний раз.

У меня не было вариантов и ответов, не было ничего в груди, даже сердце казалось, затихло, пока я стояла на дороге избитая и сломленная любовью. Я не помню, как я оказалась у Сары, не помню, почему я приехала к ней. Ничего не было в моей памяти, словно пропала часть моей жизни. Меня насильно разбудили и рассказали, что меня привезла сюда машина, и помог мне дойти шофёр, как я отключилась от болевого шока. Тут был Грегори, который обработал все мои раны и вколол снотворное с обезболивающим. На следующий день он тоже появился, из-за него меня и вывели из спасительного сна, в котором была тишина и мрак. В полном молчании осматривал моё тело, так и лежащее на кровати животом вниз, даже что-то говорил. Ничего не слышала. А слёзы капали. Не переставая, капали из глаз, и мне не хотелось этого останавливать. Хотелось навсегда запомнить, как жестока бывает любовь, и как опасна она. Сколько боли и разрушенных судеб несёт она за собой, мрачным шлейфом погибели. Предательство того, кому верила, кого так отчаянно желала, должно было остаться во мне навечно. Только так я не дам себе в будущем совершить ошибку.

Только смутно помнила, как появился Марк, его крик и возмущения Амалии, сбивчивые объяснения Тейры и её слова о том, что отцу сделали операцию и всё хорошо. На лечение денег не хватало, но Марк что-то обещал сделать. Я ничего не могла запомнить, полностью отдавшись своей внутренней потере. Лежала. Плакала. Смотрела, как день умирает и рождается ночь. Сара заставляла есть, но пища тут же, выходила обратно, помогала дойти до туалета и вновь лечь в постель. Я была отрезана от мира, так я себя ощущала.

– Миша, обезболивающее и воду, я оставила на тумбочке. Мне надо уехать в супермаркет и… – тяжело вздохнула подруга. Лишь слегка кивнув ей, снова закрыла глаза. Услышала, как закрылась дверь спальни, и скривилась от неприятного отголоска боли в теле, при попытке поднять руки и обнять подушку.

Сон стал для меня спасением. Не думать. Не чувствовать. Не жить. Да, я спряталась. Пряталась за своей болью, прикрывалась тем, что раны ещё кровоточили, и оттягивала время, когда придётся встретиться лицом к лицу со страхом. Узнать, как живёт он после меня. Узнать, что творится за пределами моего разума. Это до безумия страшило, как и самое опасное для меня, узнать – живёт, когда я потухла в ту ночь.

Неприятное жужжание где-то далеко резко проникло в моё сознание, вытесняя все мысли. Распахнула глаза и безынтересно наблюдала, как мой мобильный вибрирует, кружась по тумбочке. Не хотелось говорить ни с кем. Но всё же, рука зачем-то потянулась к телефону, и в глаза бросились тёмно-синие пятна на запястьях от ремней, сломанные ногти и трясущиеся пальцы.

Незнакомый номер, на который я смотрела прищуренными глазами, пытаясь вспомнить этот набор цифр, вызвал двоякое чувство: сбросить и ответить. Пришлось побороть страх, сделать глубокий вдох и нажать на зелёную кнопку, приложив телефон к уху.

– Да, – мой голос такой хриплый и забытый не вызывал удивления. Хотелось забыть и его.

– Мисс Пейн, вас беспокоят из госпиталя «Святого Михаила». Вас срочно вызывают сюда, – оповестил меня женский голос.

– Отец… что… что случилось? – С ужасом прошептала я, немного приподнявшись на локте, и закусила губу от боли, остро пронёсшейся по телу.

– Вам всё объяснят здесь, – раздались гудки, а я смотрела на телефон, моргая и пытаясь думать.

Бросила телефон на тумбочку и попыталась встать. Боже, как было больно. Каждый порез кожи горит огнём, как и мышцы внутри. Зажмурилась до слёз, и удалось подняться, но тут же схватилась за стену. Ноги дрожали, обещая буквально сломаться от веса тела, стопы покалывало тонкими иглами. Сглотнув сухость во рту, распахнула глаза и взяла бутылёк с таблетками, зубами оторвала крышку, выплёвывая её. Знала, что сил не хватило бы, иначе добраться до необходимого. Забросила в рот сразу три таблетки и запила водой.

Надо было найти, что надеть, ведь я обнажена. Так раны заживали быстрее, меня просто укрывали тонким покрывалом, но мне необходима моя одежда, которой здесь не было. Дошла до шкафа Сары и, держась за дверцы, копалась одной рукой, другой помогала себе не упасть, доставая трусики, футболку, спортивный костюм и носки. Одеться тоже стало проблемой, до крови кусала губы, только бы не застонать. Не покажу снова свою слабость. Хотя прошло всего пару дней, но я справлюсь. Я переживу это и выберусь из этого ада. Когда-нибудь выберусь.

Тошнило немного, и голова кружилась, когда шла обратно к постели и взяла мобильник. Нажала на вызов и смочила губы, слизывая с них кровь. Медленно развернувшись, направилась к выходу.

– Да. Мишель, – тут же ответил Марк.

– Мне позвонили из больницы. Я еду туда. Что случилось? – Прохрипела я, двигаясь по стенке.

– Не знаю. Отец сказал, что всё хорошо, он был у Тревора в обед, его должны были перевести из реанимации в обычную палату. Я сейчас же выезжаю. Будь у Сары и ни шагу без меня, – потребовал он и сбросил вызов.

– Спасибо, – прошептала я гудкам и опустилась на колени, чтобы найти хоть какую-то обувь. Благо размер у нас с подругой различается всего на размер. Но я вытерплю и это.

О том, чтобы сесть на пуфик я даже не думала. И так ткань тёрлась о порезы и причиняла боль, поэтому пришлось натянуть кроссовки в полусогнувшемся состоянии. Вышла из квартиры и замерла, не помня, как двигаться, вообще. Идти, когда ты забыла, как это делается без поддержки. Мне она необходима, я не могла быть одна. Я не хотела этого. Мне больно от одиночества даже такого.

Но двигалась по стенке до лифта. Ждать Марка… я об этом не помнила. Вылетело из головы. Страх за отца, и проблемы, которые я отодвинула от себя – стояли на первом месте. Вдруг денег не хватило, и его просто выбросят на улицу, а я ведь так и не говорила с ним после операции. Только Тейра, Марк и его отец там были. Я им очень благодарна, как и сестре, изменившейся после той ночи. Она стала другой, ближе ко мне, но даже это не вызывало внутри ни единого отголоска любви и радости. У меня появилась сестра, которая всю жизнь была одинокой, как и я. Винила ли я её в случившемся? Не знаю. Наверное, да. А, может быть, уже простила. Не могла даже себе ответить на этот вопрос. Боялась думать.

– Мишель! С ума сошла? – Недалеко от меня просвистели шины. И через несколько минут, меня обхватили за талию мужские руки.

– Марк… что ты здесь делаешь? Я должна ехать, – ответила я, повернувшись к нему и непонимающе смотря в нахмуренное лицо парня.

– Что я здесь делаю? Да гнал, как полоумный всего лишь, чтобы тебя отвезти! Ты голая! Где твоя куртка? На улице мороз. Пошли. Ты должна была меня подождать, мои родители сразу отправились в больницу. Твоя мать не отвечает, – быстро говорил он, помогая мне дойти до машины. И это я приняла, не спрашивая больше о подробностях.

И даже сесть я не смогла в салон, только упереться коленями и обнять сиденье. На это Марк только стиснул зубы и захлопнул дверь так, что машина покачнулась. Говорить больше желания не было, пока мы ехали на высокой скорости к госпиталю.

Марк помог выбраться из машины и дойти до входа, там мы подошли к стойке регистрации, и я назвала своё имя. Женщина соединилась с кем-то по телефону и нас попросили пройти на третий этаж.

– Мишель.

Повернувшись и встретившись с четой Ллойдов и Амалией, я только пожала плечами, на их немой вопрос. Сердце билось неспокойно, а ноги даже не слушались, пока мы поднимались по лестнице, не желала я ждать лифта.

Мысль, которая поразила меня в одну секунду, заставила остановиться и посмотреть на Марка.

– Пошли, всё хорошо. Наверное, какие-то бумажные вопросы, – и видела, как наигранно улыбается, как его глаза выражают иное. Печаль. Она была везде, внутри меня, уже догадавшейся, зачем я здесь. Она была даже в лице миссис Ллойд и заслезившихся глазах.

Но нам нужно всегда услышать это, чтобы убедиться. Наверное, это моя плохая черта – дойти до конца и узнать, как же больно может быть. Наверное, я никогда не научусь избегать таких ситуаций. Мазохистка в душе.

Марк открыл дверь и, поддерживая меня за талию, вошёл в кабинет к врачу, которого я видела в последний раз тут же, подписывая бумаги на операцию.

– Мисс Пейн, Ллойды, хорошо, что вы здесь. Присаживайтесь, – услужливо предложил врач.

– Мы постоим, – кивнул Марк, крепче обнимая меня за талию.

– Хорошо. Мы не смогли связаться с миссис Пейн, поэтому нам пришлось вызвать сюда вас, мисс Пейн. У нас для вас плохие новости. Примите наши соболезнования, ваш отец скончался три часа назад от тромба…

– Что? – Переспросила я, перебив его.

– Мы знали, что у него есть такая вероятность, поэтому вкалывали ему препараты, разжижающие кровь. Но это не помогло. Он умер быстро и никто бы не мог ему помочь. Тромб оторвался и закупорил сосуды.

Слова сказаны. Те слова, что боялась услышать. То, о чём даже не думала.

– Папа, – прошептала я, не веря этому.

Знала, интуитивно знала, что это и была причина, по которой я здесь. Знала! Но не сдержать крика от боли, что разорвала и так обескровленное сердце внутри. Поверить было сложно, только знать. Скатиться на пол и даже боли не чувствовать физической, только плакать, сотрясать своё тело от потери.

Я его любила, любила всегда, и было плевать, что он сделал. Он был моим папой, он был для меня лучшим папой на свете. Я боролась за него, только я и боролась, а оказалось, что напрасно.

Мне было разрешено его увидеть в морге, куда его спустили. Увидеть это белое лицо и теперь действительно принять, что умер. Никогда не услышу его, и не откроет глаза. Не накричит, не похвалит и не погладит по голове. Моменты из нашей жизни пролетали перед глазами, пока целовала его. А никого не было рядом, кроме меня. Он был один в тот момент, и не знал, что я любила его, как могла. Не было матери, не было Тейры. Только я держала его за ледяную руку и просила прощения за своё поведение, за своё неведение. Проститься не могла, пока меня не оторвали от него руки Марка и Адама. А я кричала, била их, и не было желания уходить, сказать прощай ему, было невозможно. Но силы были неравны и меня вытащили оттуда, вкололи успокоительное, и наступила ночь.

Передо мной проходило множество лиц, выражающих соболезнования, а я стояла через сутки утром на кладбище. Слёзы закончились, и каждое прикосновение ко мне вызывало отвращение. Я перестала чувствовать, в тот момент я вспомнила о нём, о Николасе. Первый раз в своих мыслях я позволила себе назвать его имя. А его не было. Знала, что это глупо и неправдоподобно, но ждала. Ждала до последнего. Когда слушала слова прощания пастора, когда шла по проходу одна, когда обняла меня Сара, не дав упасть, когда бросала землю на гроб, когда осталась, чтобы хоть что-то сказать, но слов не нашла, кроме единственного: «Спасибо». Смотрела в пустоту и так ждала увидеть тёмную фигуру где-нибудь поодаль и знать, что пришёл, что не очерствел полностью, что хоть что-то помнил. Ничего.

А потом вереница лиц на обеде, где я слышала о том, как называли меня бесчувственной, не пролившей ни капли слёз. Как смеялись над мамой, надевшей цветной наряд, вместо чёрного. Как жалели отца, что ему достались мы. Как обсуждали Николаса и то, кем он был, а я использовала его. Перемывали косточки тихо, а в лицо скорбели. И я не вытерпела, кричала, кричала на всех, обзывала каждого, открывала их лица. Меня пытались успокоить, но меня прорвало. Мать боялась моей истерики, и заполонила мой разум злость. Я ударила мать, сказав ей, что больше той грязи, что соединяла нас – нет. И винила, винила только себя.

Я не желала ни с кем больше говорить, даже с Марком, даже с подругами. Мне было нечего сказать, я погибла. Внутри настало так темно, что мне было не выбраться на свет. Я потеряла всё, что любила в этой жизни. У меня не было целей, думать об учёбе я не могла. Всё казалось бессмысленным. Не слышала ничего, не видела никого. Лежала снова в постели в квартире Сары и не хотела ничего. Ждала, что вот сейчас откроется дверь и придёт он. Услышит, как мне плохо и утешит. Я ждала именно его поддержки. Я так надеялась, но мои мечты остались только мечтами. Не простила его, возненавидела даже. И образовалась внутри меня дыра, наполненная пустотой.

Правду говорят, беда не приходит одна, она если вошла в твою жизнь, то не оставит тебя в покое, пока не добьёт полностью. И ворвалась она ко мне вновь наутро, когда я ждала. Восемь утра и звонок, требующий моего присутствия у адвоката, который вёл дела моего отца. Он оставил завещание, где были указаны мы все. И мне не было стыдно приехать туда и посмотреть на мать, обиженную на меня с синим пятном на лице, тщательно замазанным тональной основой. Я ненавидела её, ненавидела за всё, я пыталась переложить на неё часть своей вины. А Тейра была молчалива и постоянно плакала, когда мои слёзы иссякли. Я не чувствовала больше семьи, у меня её и не было. Только папа пытался собрать нас всех, а уже и его нет.

– Итак, приступим сразу к делу, – произнёс мужчина, когда мы трое сели напротив него через стол.

– Мистер Пейн хотел изменить завещание, но не успел. Поэтому дом в Оттаве он оставил своей жене, как и «Мерседес»…

– А деньги? Счета и наша квартира? – Перебила его мать.

– Подождите, миссис Пейн. Не всё сразу, – усмехнулся адвокат, бросая на мать оценивающий взгляд, от которого меня передёрнуло. – Две квартиры в Торонто оставлены его дочери, Мишель Пейн. Лимузин, «Ауди» и «Мерседес» вашего отца тоже оставлены вам. Счета обнулены, денег фактических нет, только акции в компании, которая сейчас обанкротилась. Они тоже принадлежат Мишель Пейн. Опекунство над ней и её сестрой передаётся – Адаму Ллойду, его согласие так же имеется.

– Что? У него было две квартиры? Я хочу подать апелляцию! – Взвизгнула мама.

– Апелляция проигрышный вариант, миссис Пейн.

– Он лишил меня всего! Он не оставил мне денег! Он даже опекунство у меня отобрал! На что я имею право? – Кричала мама, а мне ничего не было нужно, кроме, как исчезнуть и не слышать того, что её волнуют больше цифры, чем смерть мужа, с которым она прожила больше девятнадцати лет.

– На дом в Оттаве, на украшения, на одежду. Всё остальное принадлежит мисс Пейн, а пока ей не исполнится двадцать один год всё это под руководством Адама Ллойда. Вам нужно смириться с этим, миссис Пейн, потому что если вы подадите в суд, то мне придётся обнародовать компрометирующие файлы, что оставил ваш покойный муж. Он предвидел такой исход. Они заинтересуют судью и докажут, что вы не можете заботиться о девочках. На этом у меня всё, вам следует подписать документы о соглашении и принятии вашей доли наследства.

– Нет! Я не собираюсь это подписывать! Это всё должно быть моим! Это…

– Заткнись, – процедила я и, встав, повернулась к матери, шарахнувшейся от меня. Тейра подскочила и схватила меня за локоть. – Закрой свой рот. Теперь я имею право выбросить тебя на улицу, когда пожелаю. Ты ни черта не сделала в своей жизни, чтобы облегчить участь отца. Поэтому закрой рот и подписывай. Я ненавижу тебя с каждой минутой сильнее, но во мне есть кровь моего отца и это даёт тебе возможность жить в квартире, пока я не решу, что делать. Денег нет, ничего нет у нас, даже на обучение Тейры у нас нет средств. И если ты хочешь продолжать вести свой богемный образ жизни, то подписывай, и я подумаю.

– Где мне подписаться? – Спросив, сбросила руку сестры и обернулась к адвокату, тут же предоставившего бумаги. Оставив свою подпись, я взяла в руки пальто, и мне хотелось снова закричать на мать, ведь она начала игру безутешной вдовы, всхлипывала и причитала.

– Я с тобой, Миша. Можно я пойду с тобой? – Тихий голос Тейры оборвал мою злость, и я перевела на неё взгляд. Смотря на её юное бледное лицо и красные глаза, внутри меня что-то шевельнулось. Разве была она виновата, что жизнь наша превратилась в ком грязи и ненависти. Нет, у неё не было никого, как и у меня. Только вот я, в отличие от неё, знала, как больно поворачивается к тебе жизнь. И у меня была возможность хотя бы её уберечь от этого.

Кивнув ей, я протянула руку, за которую она схватилась, как маленькая девочка. И воспоминания нашего детства снова появились перед глазами. Не было между нами пропасти, когда мы были в том времени. Не было этих разногласий. Был папа.

– Ты потеряла всё, даже дочерей, мама. Теперь ты свободна от обязательств и от нас. Живи, как знаешь, – произнесла я и, крепче взяв сестру за руку, вывела из кабинета, направляясь к выходу из здания.

– И что мы теперь будем делать? – Спросила она, когда мы поймали такси.

– Я не знаю, не знаю, правда. Надо для начала поговорить с Адамом, а там понять, что мы можем продать, – потерев лоб, ответила я.

– Хорошо… хорошо. Прости меня, Миша. Прости… я…я люблю тебя… только недавно поняла… прости, – прошептала она и вновь заплакала. Обняла я её и поцеловала в волосы, и ни одна эмоция не нашла своего отголоска в сердце. Пустота.

В тишине мы добрались до дома, где располагалась квартира Ллойдов, и было ощущение, что меня там ждали. Все были в сборе, и теперь мне пришлось решать, как быть дальше. Мистер Ллойд чётко разъяснил мне всё, как и пообещал, что будет финансово поддерживать нас, но такого расклада я не приняла. Я не хотела быть больше ни от кого зависимой, я хотела наконец-то увидеть, кто я такая и что я могу сделать для собственного обеспечения. Поэтому мы решили, что пентхаус выставим на торги, Тейра будет жить с Ллойдами, а я сама после продажи квартиры и лимузина буду распределять денежные средства, с помощью Адама. Марк пытался предложить переехать к нему, от чего я отказалась. У меня осталась квартира отца, о которой никто не знал. И я приняла решение переехать туда, после получения документов на собственность и ключей. На это нужно было время, которого у меня было достаточно.

Свет включается в зале, и я распахиваю глаза, выныривая из воспоминаний. Мне некуда идти из кинотеатра. У меня в голове нет ни единой мысли о том, что же ждёт меня впереди. Остаётся только вспомнить, как дышать, потому что даже это делать сейчас тяжело. Отца я похоронила и даже сейчас ещё не смирилась с его смертью. Николас Холд стал самым обсуждаемым человеком в стране, везде я слышу его имя, и это причиняет боль. Он не только избил моё тело, он не только предал меня, но и разрушил мою жизнь. Полностью. И не было обратного пути. Шагать мне некуда и нет причин это делать. Топтаться на одном месте и дышать, чтобы продолжать существовать, как тень в этом мире.

 

Второй вдох

Жизнь порой представляет собой небо. Бесконечное и долгое. Звёзды совсем не звёзды, а точечные болезненные напоминания твоих ошибок, как зарубки на этом чистом небосводе, изрезанные проблемами, и они давят на тебя. Невозможно увидеть полностью масштаб этого всего, но ты ощущаешь, насколько ты ничтожна перед ним и слаба. Слишком велико это небо, а ты обессилена. Буквально выжата, и нет в тебе даже желания поднять голову и увидеть красоту. Её больше нет, для тебя нет, потому что теперь всё стало тёмным.

Вот примерно так я чувствую себя, стоя напротив квартиры, расположенной в даунтаун и недалеко от бизнес-центра. Ключи в руке обжигают кожу своей холодностью и тяжестью. Шумно вздохнув, подхожу к двери и попадаю ключом в замочную скважину. Два щелчка и дверь открывается, впуская меня в тёмное пространство. Спёртый запах и едва уловимый аромат одеколона отца ударяют в нос. Задерживаю дыхание, входя в квартиру, и ищу рукой выключатель – небольшую кнопочку на стене. Нажимаю, и пространство озаряется светом. Небольшой коридор в бело-серых тонах, с высокой тумбочкой, где лежат какие-то брошюры в пыли. Минимальное количество мебели: зеркало, шкафчик для обуви, крючки для одежды, небольшой пуфик. Сбоку – распахнутая дверь в ванную комнату, а впереди – стеклянное ограждение, разделяющее коридор и то, что после, к которому иду я. Открыв две матовые раздвижные двери, вижу большую кровать в стиле модерн, разобранную и смятую, большое окно до пола, гардеробный шкаф, тумбочки. Выхожу оттуда жмурясь. Он жил здесь, точно жил, ночевал или же… не могу принять, что был кто-то ещё у него.

Сглатываю неприятную горечь во рту, и прохожу по коридору, оказываясь в гостиной. Включаю свет, оказывается, что здесь он не только жил, но и работал. Сбоку от углового дивана рядом со стеклянными дверьми стоит стол с компьютером, бумаги, разбросаны по полу. Слева кухонная зона и обеденный стол, на стене висит телевизор. За тёмными шторами балкон с креслами.

Поворачиваю голову и нахожу взглядом его очки, лежащие на журнальном столике, которые папа надевал, когда читал газеты и работал. И словно сейчас войдёт, спросит меня, что я здесь забыла. Накричит и будет бушевать из-за моего появления. А я начну оправдываться и обниму его. Но так и стою одна, осматривая квартиру, в которой он скрывался от нас. От всех нас, тех, что так и не стали для него родными. У него не было дома, только это место, куда он приходил, чтобы побыть одному. И даже чувствую, насколько его дух здесь силён, закрываю глаза и улыбаюсь этому. Страшно понимать, что больше некому сказать: «папа». Никогда не произнести этого более, и так больно внутри.

Места здесь хватит только мне, а вот Тейру придётся оставить с Ллойдами. Я не готова, не в силах заботиться о сестре, когда не знаю, что мне делать дальше. Крики матери стали обычным делом за три дня, пока я собирала вещи свои и Тейры. Коробки отправляла к Ллойдам, как и личные вещи отца отдала на благотворительность, оставив себе только его обручальное кольцо и наши фотографии. Бороться со мной матери было бесполезно, я выселила её, указала на дверь, как и Лидии. Но вот последнюю я отпустить не смогла, Адам предложил ей место у них. Хоть так я помогла близкому человеку. Мы выставили на торги пентхаус этим утром, как и лимузин. Машину отца я оставила себе, потому что моя после аварии была негодна. Оставалось только ждать, неизвестно сколько, когда купят наше место жительства. Ведь в моём кошельке осталось всего пару сотен, и вряд ли этого хватит даже на неделю. Я просто стояла сейчас у разбитой жизни, валяющейся под ногами. Такая же, потрескавшаяся и без желания возрождаться.

Хочется только жалеть себя, утонуть в этом и не выбираться. Но даже на жалость нет сил, от меня зависит теперь жизнь сестры. Её надо было обеспечить, ей надеяться было не на кого, кроме меня. Мать должна была уехать сегодня в Оттаву, но я уверена, что так просто она не сдаться. Она жаждет денег, что будут с продажи квартиры. Она не думает о нас, и я бы никогда в жизни не подумала, что всё будет именно так. Ведь горе должно сплотить близких, а оно разломило нас. Оно превратило нас в животных, борющихся за бумажки.

Сбросив пальто и повесив его на крючок в коридоре, я заставляю себя привыкнуть к тому, что теперь здесь буду жить. Это моё место, где я буду прятаться ото всех. Войдя в спальню, я распахиваю шкаф, и дыхание сбивается. Мужские костюмы, женские платья, нижнее бельё, разбросанное по полкам, словно его впопыхах собирали, как и майки, джинсы, буквально вперемешку заполняют просторное пространство.

– О, боже, – шепчу я, жмурясь и закрывая рот рукой. Он жил здесь не один, а с ней. С той, кто подвела его к черте. Но где она и кто она была? Может быть, они любили друг друга? В праве ли я осуждать отца за любовницу и его другую жизнь? Нет. Если его последние дни были счастливыми, неважно с кем, то я смирюсь с этим.

Сгребаю всю одежду и сбрасываю на пол, подхожу к постели и снимаю простынь, бросая её на пол, туда складываю всю одежду. Теперь отца нет, как и его любовницы. Надо принять это и забыть, простить его, хотя укол ревности слабо пронзает сердце. И если бы мама любила его, то всё было бы иначе. Неужели? Имеет ли силу любовь? Ни черта. Я любила, но мне это не помогло.

– Не знаю. Не знаю я, – бормочу, разговаривая сама с собой, тащу за собой завёрнутую одежду к двери.

Что ж, пришло время начать новую жизнь, другую и самостоятельную.

– Мишель, последняя коробка, – кричит из прихожей Марк, пока я отмываю кухню от пыли и грязи, как и всю квартиру последние пару часов.

– Спасибо, оставь их в спальне, – отвечаю, смывая средство для мытья с рук, и выбрасываю губку в мусорное ведро. Вроде всё. Хоть так я выплеснула своё раздражение, и теперь квартира блестела от чистоты. Я отмыла запах духа, что был тут. Отца и её. Стало ли легче? Не знаю. Но заставляю себя поверить в это. Хотя бы в это.

– И всё же, я ещё раз предлагаю жить со мной, – говорит Марк, оказываясь позади меня.

– Спасибо, но у меня есть где жить. И завтра я снова отправлюсь на поиски работы, – вздыхая, поворачиваюсь к нему.

– Тогда хотя бы на поход в супермаркет я настаиваю, – указав на открытый и пустой холодильник, говорит он.

– У меня есть деньги, Марк, я…

– Да ни черта у тебя нет, Мишель. Ты на мели, Тейра рассказала, что ты ей отдала сто баксов, и у тебя осталось не больше пятидесяти. Поэтому обманывать себя можешь сколько угодно, но не меня, – перебивает меня.

А я могу только вздохнуть, даже нет сил и желания злиться на сестру.

– Я найду работу, – заверяю его.

– Сегодня нашла? А вчера? – Приподнимает брови и показывает головой мне идти за ним.

– Нет. Мне отказали. Я была в нескольких местах. Они… у меня нет опыта, а те, что готовы взять меня, не устраивают своими условиями. Незаконная подработка в баре… но я найду. Торонто большой город…

– Ты убеждаешь меня или себя, Мишель? – Марк помогает мне надеть пальто.

– Себя, наверное. Я не приспособлена ни к чему, понимаешь? Это так угнетает меня. Я хочу, очень хочу работать. Но и закончить обучение я должна. А меня обещают отчислить за прогулы. И их не волнует, по какой причине я отсутствовала. Впереди зачёты, а у меня всего две сданные работы и везде минусы. Папа хотел, чтобы я получила образование, и я получу его, чего бы мне это ни стоило. Но и жить как-то надо. Не знаю, Марк, если честно, я сейчас в панике, – быстро говорю, пока мы идём к лифту и входим в него.

– Мишель, у тебя есть я, моя семья. Почему бы тебе не взять деньги, которые предлагаю я или мой отец? Он ведь теперь твой опекун и обязан заботиться о тебе, как о родной дочери? – Искренне удивляется он.

– Потому что это не моё, – поджимаю губы и нажимаю на кнопку первого этажа.

– Никто не заставляет тебя искать работу. Ты сама этого хочешь. Хотя бы сейчас стань слабой, Мишель. Ты права, тебя растили в благоприятных условиях, как меня и Ами. Но я мужчина, и я окончил университет, а ты нет, как и моя сестра. И, в первую очередь, ты должна думать о своём здоровье, потому что выглядишь не очень, – пропускает меня вперёд, и мы выходим из лифта.

– Этого и ждут от меня, Марк! Они ждут, что я сдамся и опущу руки! Нет! Мне ничего не нужно! – Возмущаясь, застёгиваю пуговицы на пальто.

– Кто ждёт? Кому и что ты доказываешь? Мы все понимаем, что ты потеряла отца, ты переживаешь банкротство, и это называется забота. Никто не ждёт от тебя сейчас ничего. Ты и так хорошо держишься. И ты нуждаешься в еде, Мишель! Не будь дурой! Хватит издеваться над собой, этим ты не воскресишь отца, как и не вернёшь время назад. Я понимаю, что ты так скорбишь. Но ты о себе забыла! Да ещё и с этим уродом связалась…

– Не будем об этом, – резко обрывая его, сажусь в машину складываю руки на груди. Чувствую себя маленькой, а он отчитывает меня, словно напроказничала. Но никто не может понять того, что я сейчас ощущаю внутри. Я сломала себя полностью и теперь надо восстанавливаться, а уверенности в необходимости этого нет. Да, прав, во всём прав, но чёрт возьми, я должна сама! Я должна доказать самой себе, что могу. Могу справиться со всем, что мне уготовано жизнью. Иначе я ничем не отличаюсь от матери! Не желаю быть похожей на неё! Я другая и докажу это.

– А когда будем? Времени прошло уже достаточно. Ты не разрешила мне подать заявление. Не разрешила даже снять твои побои. Это должно сойти ему с рук? Не так ли, Мишель? Это физическое насилие, которое ты простила! Физическое, мать его, насилие! Да ещё такое жестокое! Ты боишься так сильно его? – Кричит Марк, ударяя ладонями по рулю и дёргая машину, с визгом отъезжая от дома.

– Марк, пожалуйста, я…я не готова об этом говорить. Это я хочу оставить в прошлом. Я сама была на это согласна, – выдавливаю из себя, теребя кромку пальто.

– Тебе нравилось это? Этот мир боли? Ты же говорила… врала, да? Опасность манила? – Уже тише спрашивает меня.

Открываю рот и не знаю, что ответить. Глаза моментально слезятся, а воспоминания наслаждения проносятся в голове. И всё оканчивается на боли, что до сих пор внутри меня. Мотаю головой, пытаясь вытрясти из себя эти мысли, всё, что сейчас медленно просыпается в моём разуме.

– Пожалуйста… это был его мир, в который я хотела шагнуть. А сейчас… сейчас… прошу, Марк, я не могу говорить об этом. Не могу вспоминать, потому что разрывает это меня снова и снова. Каждый час, каждую минуту я думаю о нём. Я не включаю телевизор, стараюсь не смотреть на витрины, потому что он везде. А я…я одна… одна в том месте, куда пошла за ним и осталась там, это нельзя объяснить… я не хочу… просто забыть. Забыть всё, что было в прошлом. Я… – сжимаю губы, глотая ком из слёз внутри. Отворачиваюсь к окну, стирая быстро пальцами слёзы.

– Прости. Прости, слышишь? – Марк находит мою руку, сжимая её, и маневрируя на дороге другой. Вздрагиваю от прикосновения, внутри меня поднимается паника от этого.

– Прости меня, просто я как увидел… не передать словами. Я был взбешён, ещё один мудак сломал жизнь той, кто стал для меня ближе. Понимаешь? Ами… а теперь ты… да почему же вы все выбираете не тех? Но хорошо, – выпускает мою руку прежде, чем я вырываю её, криво бросая машину перед супермаркетом.

– Послушай, – обхватывает мои плечи, поворачивая к себе.

– Не трогай… не трогай меня, – шепчу я, передёргивая плечами и упираясь спиной в дверцу машины.

– Мишель, я не причиню тебе боли…

– Знаю, но мне больно. Любое прикосновение, любое слово о прошлом всё внутри меня отзывается страхом и болью. Слишком остро, – быстро произношу я.

– Хорошо, я понял. Мы забудем об этом, идёт? – Киваю на его слова. – А сейчас мы будем продолжать жить, и я куплю тебе продукты, потом мы зайдём и поужинаем где-нибудь. Как друзья и не более. Я твой друг, Мишель.

– Я сама…

– О, да прекрати. Сама ты подохнешь, – фыркает он, распахивая дверь машины, и выскакивает из неё.

Закрываю на секунду глаза, чтобы унять чувства, что уже полыхнули огнём внутри. Отодвинуть от себя воспоминания и его лицо, что вижу каждую ночь. Я не готова к разговорам, и даже думать о нём не могу.

Марк открывает дверцу машины, и я выхожу из неё, плетусь за ним, таким активным и наиграно весёлым в супермаркет. И мне откровенно всё равно, что я буду есть, даже не помню, когда я это делала в последний раз. Утром вроде бы пила чай и крекер. Но из-за сильной тошноты и головокружения, не смогла больше есть. На это ушло восемь баксов. Мне нужна была работа. А быть проституткой в баре ни за что не соглашусь. Днём тоже работать не могу, должна наверстать учёбу. На бюджет идти мне не вариант, слишком низкий балл. Остаётся надеяться только на какую-нибудь подработку, вроде раздачи листовок или ещё чего-то в таком духе.

– Вот думаю, этого на первое время хватит, – радостно говорит Марк, толкая впереди себя тележку, до верха нагруженную пакетами.

– Я не умею готовить, – зачем-то говорю я, и вновь воспоминания своей никчёмности появляются в голове. Когда-то я это произносила уже… с ним.

– Знаю, не подумай, я предполагал такое, ну и Лидия очень переживает за тебя. Поэтому тут только быстро готовящиеся продукты. На двадцать минут в духовку и всё готово, – быстро говорит он, погружая всё в машину.

– Спасибо, – шепчу я, и хочу улыбнуться, но не получается. Это унизительно, для меня очень унизительно, что я вот такая. Но я буду учиться, как только оплачу интернет в квартире. Начну смотреть кулинарные программы и научусь сама о себе заботиться.

– Не за что. А теперь ужинать, я сегодня не успел пообедать, работы куча, – продолжает Марк, открывая мне дверцу машины.

– Может быть, не надо? Ты вон, сколько накупил и мы…

– Да заткнись уже. Ты отравишь меня быстрее, а я жить хочу. Поэтому доверюсь пока ресторанам, – смеётся он. А вот мне не до веселья, только мрачное состояние внутри.

– И правильно сделаешь, – бурчу я себе под нос, пока Марк обегает машину и ободряюще улыбается мне, заводя мотор и отъезжая от супермаркета.

– Куда хочешь? – Спрашивает он, поворачиваясь ко мне.

– Марк, прости, но я не лучшая компания сейчас. Мне надо разобрать коробки, хотя бы немного подготовиться к завтрашнему дню, просмотреть объявления, которые распечатала в интернет-кафе. Я очень благодарна тебе…

– Мишель, ты едешь со мной ужинать. Это не обсуждается. Коробки помогут тебе подруги разобрать, как и Тейра. На что-то они должны быть пригодны. Ты не одна, понимаешь? Не надо отстраняться ото всех. Ты сама хочешь этого, не поддавайся. И завтра ты никуда не пойдёшь искать работу, ты идёшь учиться. А потом домой – есть и спать. Да ты скелет, Мишель. Гремишь костями и, вообще, я…

– Ты считаешь, мне так легко забыть то, что мой отец мёртв? Ты думаешь, что я хочу жить так? – Повышаю голос, задыхаясь от гнева на его весёлость и такой расклад.

– Эй…

– Ты считаешь, что я корчу из себя невинную мученицу, потому что хочу? Да я разорвать себя хочу, только бы не было так больно! Мне ничего не надо! Не надо! – Уже плачу, продолжая кричать, и горло дерёт от этого. Марк останавливается, пока я набираю в лёгкие больше кислорода.

– Я просто хочу обратно… туда… где был мой папа… где я была девочкой… где я не встретила его… мне больно… так больно… – кажется, что внутри жизненно необходимый сосуд взрывается, и прорывает часть чувств, что прятались во мне. Прорывает скорбь, нежелание принять этого, обречённость, и я плачу, плачу так, как должна была плакать на похоронах.

– Мишель… – шепчет Марк, только потянулся ко мне рукой, но тут же одёргивает её. А я смотрю в его глаза, такие понимающие, знакомые и чужие одновременно. Я смотрю в его глаза и вижу жалость. Это бьёт сильно. До чувства стыда за своё поведение. И я кусаю губу, проглатывая слёзы, дышу, только бы вернуть себе то состояние, когда не чувствовала.

Рваные вздохи и закрываю глаза, всхлипывая и вытирая руками глаза и нос.

– Я понимаю, правда. И хоть говорю об ином, но я понимаю, как тебе плохо сейчас. Я хочу помочь, а не знаю как. Я первый раз в такой ситуации. Прости, если мои слова так сильно задели тебя… Мишель, я не желал обидеть тебя или оскорбить. Просто хотел донести до тебя, что ты не одна. И сейчас ты имеешь полное право быть слабой, для этого и нужны друзья. Они с тобой не только, когда весело. Они с тобой, когда ты тонешь. Так позволь нам протянуть тебе руку, а ты разреши себе схватиться за неё. Детка, ты сведёшь себя в могилу, продолжая так жить. Тебе не нужно доказывать никому свою состоятельность сейчас. Сначала переживи это, а потом… потом и будем бороться. Наберись сил. Хорошо? – Его мягкий и ласковый голос, тихий и наполненный нежностью достигает меня. Киваю, и он улыбается.

– Вот и молодец. Потихоньку, будем вытаскивать тебя потихоньку. Для начала ужин, ещё десять минут и мы будем на месте, – медленно продолжает он. Снова киваю, ощущая, как начинаю спокойнее дышать. И кажется, что на этот крик и слёзы отдала буквально все силы. Тело стало тяжёлым.

Я не знаю, отчего так яростно защищаю, это право доказать. Не знаю… но оно необходимо мне. Хотя бы поверить в себя, потому что сейчас никакой веры не осталось.

– Ну вот мы и на месте, – оповещает Марк и быстро выходит из машины, открывая мне дверь, и только было хочет помочь выйти, но тут же, прячет руку улыбаясь. Глубоко вздыхаю и выползаю из машины. Перед нами неприглядный ресторанчик, и я рада, что хотя бы это недорогое место. Марк пропускает меня вперёд, открывая дверь, и мы входим в шумное пространство, наполненное людьми, бурно обсуждающими прошедший день.

Здесь не дождаться официанта, да и никто тебя не проведёт к месту. Всё сами. Мы находим столик в углу и Марк оставляет меня одну, уходя к барной стойке, чтобы сделать заказ. Я бывала в таких местах с Люком, но сейчас мне было тут некомфортно. Нет, не потому, что это обычное место, а не высшего класса. Мне неприятно оставаться одной, словно загнанный зверёк, я смотрю на парней, шумно спорящих над чем-то, на других людей. И понимаю, что потеряла часть себя.

Марк возвращается с бутылкой воды и двумя бокалами, предлагая мне снять пальто.

– Нет, мне так тепло, – мотаю головой. Он и это принимает, сбрасывая своё и оставаясь в чёрном элегантном костюме.

Разливает воду по стаканам и ставит напротив меня. Смотрю на него и не могу понять, что со мной не так. Он такой добрый, отзывчивый, лояльный, пытается помочь мне и поддержать. А я действительно отдаляюсь, не желаю принимать этого.

Его мобильный звонит в кармане брюк, и он извиняется, как настоящий джентльмен, отвечая на звонок. Вздыхаю и опускаю голову, даже не прислушиваясь к его разговору. Мне бы сейчас оказаться одной, без этого всего и понять, как мне двигаться дальше.

– Хорошо. Спасибо, я твой должник. Да-да, пиво с меня, – смеётся Марк и откладывает телефон.

– Наш заказ уже готов, – говорит он, подскакивая, с места и ловко огибает людей, бродящих туда-сюда. Возвращается так же быстро, неся с собой две тарелки. Ставит передо мной обычный для такого места ужин: картофель фри, стейк и свежий салат. Порция огромная и я только открываю рот, чтобы сказать об этом, он поднимает руку, останавливая меня.

– Итак, а теперь ты поешь. И у меня есть предложение, – говорит он, пододвигая ко мне приборы.

– Один парень с работы когда-то говорил мне, что у него есть дядя, а у него своя фотостудия. Так вот я поговорил с ним и попросил узнать, есть ли возможность подработать у его дяди. Сейчас он позвонил мне и сказал, что ему требуется помощник. График ненормированный, сумму я не уточнял, но ты сможешь совмещать работу, учёбу и то, что тебе нравится. Фотографировать. Собеседование в понедельник, сейчас он снимает свадьбу. Тем более ему требуется помощь, сезон грядёт. И за это ты поешь, идёт? – Торопливо произносит он.

– Марк, – шепчу я, а в глазах скапливаются слёзы от доброты, помощи и его участия в моих проблемах.

– Мне не нужна благодарность, только чтобы ты поела. Я сам отвезу тебя в понедельник после занятий к нему, адрес есть у меня. И мы там обговорим твою работу. Уверен, что, когда он увидит твои фотографии, возьмёт тебя, – и столько силы в его карих глазах, они так блестят от триумфа своей затеи, отчего я только киваю.

– Спасибо, – тихо отвечаю и беру в руки приборы.

– Но мне ещё кое-что от тебя нужно, – говорит он, пробуя свою порцию.

– Что? – Спрашивая, накалываю лист салата и подношу ко рту.

– Моя мама не может успокоиться из-за того, что я один…

– О нет, Марк, с меня хватит фальшивых отношений, – мотаю головой, пережёвывая пищу.

– Нет, подожди. Я никого обманывать больше не хочу. Отца пригласили на открытие какой-то выставки или благотворительный аукцион. Не помню. Тейра пойдёт. Ну, я и подумал, может быть, и ты составишь мне компанию? Как подруга?

Повисает тишина за нашим столиком. Я обескуражена такой просьбой, да и блеск глаз ожидания Марка смущает меня.

– Я…

– Не давай свой ответ сейчас. Понимаю, что тебе сложно. Но всё же, подумай. Будем только мы, наша семья и вы с Тейрой. Там не будет папарацци, это закрытое мероприятие для своих. Как обычно устраивают такие сборища. Оно пройдёт в субботу, у тебя есть пару дней, чтобы решиться, – перебивает он меня.

– Марк, я не могу. Прости, – перевожу взгляд на его чёрный галстук, откладывая вилку.

– Когда-нибудь тебе придётся выйти в люди, Мишель. Ты не сможешь прятаться вечно. Тем более что я уверен – этого урода там не будет. И я буду рядом, немного развеемся. Если ты решишь, что действительно для тебя это сложно, то мы уйдём. Обещаю тебе. Но подумай, ладно? Просто подумай о том, чтобы показать этому обществу, из какого теста ты сделана. И что это тесто не рассыпется, а только станет прочнее от того, что было. Ты ведь Мишель Пейн, а она очень упрямая, насколько я знаю, и всегда гордо идёт, даже если больно. Дай себе возможность жить дальше, детка. Разреши себе это, не загоняй в капкан, из которого не вырвешься. Открой новую жизнь и покажи всем, что не боишься. Никого не боишься, особенно себя. Даже если это и не так.

Поднимаю голову, встречаясь с его взглядом, и не могу ничего сказать. И хочется быть такой, какой видит он меня. Но… не хочу. Мне комфортно сейчас в своей боли, и, наверное, я действительно не хочу отпускать её. Возможно, до сих пор на что-то надеюсь, хватаясь за воспоминания и убивая себя внутри. Когда-то надо положить конец этому и забыть.

Закрываю на секунду глаза, делая глубокий вдох, и распахиваю их.

– Хорошо. Я пойду с тобой, как благодарность за всё, что ты сделал для меня, – произношу я.

– Большего мне и не надо. А теперь ешь, – кивает Марк, указывая вилкой на мою порцию.

Я не знаю, правильно ли поступаю сейчас, но хочу дышать свободно. Именно дышать, потому что не могу набрать полную грудь воздуха. Ощутить себя живой и идти. Возвращаться обратно всегда сложно, встречаться с теми, кто осуждает тебя за спиной и продолжает винить во всём. И это тянет тебя вниз. Ты боишься. Это, правда, страшно вернуться. Но если я этого не сделаю, то никогда не узнаю, как это дышать.

 

Третий вдох

С ужасом смотрю на свой табель, и не знаю даже за что браться сначала. Я ничего не помню из пройденного материала, сейчас просто панически боюсь начинать. Кажется, что ничего не напишу. Но нужно брать себя в руки и заниматься. И я ведь готова, но оттягиваю это время, выбирая, с чего бы начать. То встану и пройдусь по квартире, загляну в холодильник, забитый благодаря Марку. И снова сажусь за стол, открывая ноутбук, чтобы начать.

Мобильный телефон вибрирует, я поворачиваю его и смотрю на номер Адама.

«Мишель, мы бы хотели видеть тебя сегодня за ужином у нас», – гласит послание. Ох, нет, лучше я буду заниматься. Но всё же, некрасиво отказываться, ведь они делают для нас так много. Впереди уик-энд и мне хватит времени напечатать две работы и подготовиться к дополнительным тестам к понедельнику.

Решив именно так, закрываю ноутбук и встаю, подхватывая сумку, и на ходу натягиваю пальто. В ночи я опасаюсь водить, да и, вообще, водить стала иначе, чем раньше. Медленно, с опаской смотря по сторонам, и водить папину машину сложно. Она больше, чем была моя. Но само осознание, что эта вещь принадлежала ему, согревает чувство потери. Так он до сих пор со мной.

Подъехав к высоткам, где располагается квартира Ллойдов, паркуюсь подальше и выхожу из машины. Быстрым шагом иду к центральному входу, оборачиваясь зачем-то, и вхожу в освещённое помещение. Пройдя к лифтам, нажимаю на кнопку, и двери распахиваются, предлагая мне отправиться на пятнадцатый этаж в пентхаус Ллойдов. Я отвергаю их помощь, это действительно так. Но они не моя семья и я не понимаю, почему отец отдал опекунство Адаму. Что за материалы были у него? Любовники, наверное, которых имела мать за его спиной. Когда-нибудь это станет для меня приемлемым, а пока думать об этом сложно.

– Мишель, девочка моя, я так рада видеть тебя. Как ты похудела, детка, – не успевает открыться дверь, как причитания Лидии и её объятия перебивают мои мысли, и я оказываюсь в знакомо пахнущих выпечкой руках. Она обхватывает моё лицо, причиняя мне боль, но эти карие глаза, наполненные слезами и добротой, заставляют меня задержать дыхание и терпеть боль. Но больше нескольких секунд я не могу это делать. Выдавливая улыбку, выворачиваюсь из её рук и вхожу в холл, где меня уже ожидает семья Ллойдов и моя сестра.

– Привет, Миша! Я так рада, что ты приехала, – радостно восклицает Тейра.

– Да… спасибо за приглашение, – отвечаю я, кивая супругам, и снимаю с себя пальто.

– Тебе надо есть, девочка моя. Ты только посмотри…

– Лидия, да отвали от неё. Задолбала. По-твоему, все должны в двери не входить, только тогда они здоровы, – раздражённо перебивает Амалия Лидию.

– Ами, это грубо, – вздыхает Марк.

– Отвали. Мишель, привет, – улыбается она мне, – проходи. Что-нибудь хочешь?

– Нет, спасибо, – мотаю головой, проходя за всеми в просторную гостиную в стиле барокко. Мягкий свет наполняет большое пространство, играя отблесками на золотых канделябрах и фигурках. И здесь тепло. Очень тепло. Не от отопления, а от них. От этих людей, которые, как и я не знают, с чего начать разговор. Нервничают и решают начать ужин.

Всё так скомкано, непонятно, нервозно во мне. Я не участвую в разговоре, а вот Ами и Марк препираются, как обычно. Адам даже не обрывает их, улыбаясь своим детям. Даже Тейра чувствует себя здесь хорошо. А я завидую. Завидую именно этой погоде, что создали двое людей для своих детей. Завидую, что сама никогда не знала такого. Завидую, что ни Ами, ни Марка не заставляют переодеваться в вечерние платья к ужину, они сидят в обычной одежде, в той, что комфортна им. Смотрю на них, как они обсуждают планы на лето, смеются и вспоминают какие-то моменты, сестра рассказывает, где были мы. А я не с ними. Где-то далеко. Одна. Я не чувствую себя больше частью мира, на орбите ищу свою станцию и нет её. Мне некомфортно, но я киваю, когда меня спрашивают, нравится ли мне квартира. Ами тут же говорит, что поможет разобрать коробки, и Сару притащит. Устроим девичник. Не слушаю, а только киваю. Мне всё равно. Это не мой мир. Это не моё счастье и тепло. Я так и не нашла свой остров. Потерпела крушение и пока не доплыла.

– Это отличная идея, Тейра. Дорогая, пройдите с детьми в гостиную и подготовьте всё для слайд-шоу. Мы посмотрим фотографии позже. Я бы хотел поговорить с Мишель один на один, – звонкий и в то же время мягкий голос Адама отвлекает меня от катания горошка по тарелке, и я поднимаю голову.

– Конечно, милый, – кивает Кейтлин, указывая своим детям и Тейре следовать за ней.

– Мишель, пройди за мной, – обращается ко мне Адам, а я бросаю взгляд на Марка, остановившегося в дверях и быстро закрывшего глаза, говоря этим мне, что всё хорошо.

– Конечно, – тихо отвечаю, поднимаясь со стула и аккуратно кладу салфетку рядом с так и не притронувшимся ужином на большой золотистой тарелке.

Мужчина идёт впереди меня, выходя из столовой и открывая мне дверь, как я и догадалась в кабинет, заполненный стеллажами, имеющий небольшое, но уютное пространство, пропахнувшее сигарами. Это так напоминает аромат отца в пятничный вечер. Включает свет и указывает рукой располагаться, где мне хочется.

– Что-то случилось? – Спрашиваю я, подавляя в себе волну воспоминаний.

– Мне бы хотелось поговорить с тобой. Виски не предлагаю, ты за рулём, но не прочь выпить с тобой в другой день. Уж лучше со мной пьют мои дети, чем в незнакомых компаниях, – с улыбкой отвечает он, наливая себе в бокал алкоголь.

Ничего не отвечая, прохожу к диванчику и присаживаюсь на него. Шумно вздыхаю и заставляю себя пережить этот разговор. Точно мне он будет неприятен.

– На ваш пентхаус есть покупатель, – начинает он, садясь рядом со мной.

– Правда? Уже? – Удивляюсь я.

– Да. Мы поставили цену ниже рыночной с пометкой: «срочно». Было два покупателя, но один из них хотел получить квартиру за цену ещё меньше, поэтому мы отказали ему.

– Сколько? – Спрашиваю я, а сердце начинает бешено биться в груди, ожидая ответа.

– С вычетом налогов всего миллион…

– О, Боже! Это большие деньги! – От шока и радости я даже подпрыгиваю на месте, прикладывая руку ко рту.

– Не такие большие, Мишель. В нашем мире это ничто. Если подсчитать цену всех лотов и антиквариата в ней, расположение, то я рассчитывал на удвоенную цену. Но если ты согласна, то…

– Да. Да, я согласна. Пусть продают хотя бы за эту сумму. Она огромная для меня. Тейре хватит на обучение и на первое время, чтобы встать на ноги. И я смогу оплатить обучение. О, господи, спасибо, – быстро шепчу, кивая как болванчик.

– Хорошо. Тогда мы оформим сделку на будущей неделе. Тебе следует открыть счёт в одном из банков, лучше чтобы это был банк, где работает Марк. Он сможет следить за твоими деньгами и оберегать их. Как и поможет составить тебе бизнес-план на жизнь, – мягко улыбается Адам, отпивая виски.

– А кто её покупает? – Интересуюсь я.

– Это подарок на свадьбу молодожёнам. Они переезжают в Торонто из Ванкувера, и для них родители решили подготовить сюрприз, – незамедлительно произносит он.

– Хорошо… хорошо. Мне надо что-то подписать или быть там? Что требуется от меня? – Сжимаю руки в замок, только бы не выдать своё волнение.

– Я, как твой опекун, могу сам всё оформить без твоего присутствия. Плюс мой адвокат, который занимается этим делом, ответственный за нас. Тебе нужно только дать разрешение мне, оставив подпись на соглашении. И в понедельник подъехать в банк к Марку, чтобы предоставить им счёт, куда будут переведены деньги. Или же ячейку, как будет тебе удобно, – предлагая, Адам ставит бокал на столик и встаёт. Подходит к столу, подхватывая в руки бумаги и ручку, и кладёт передо мной.

– Ознакомься. Если тебя что-то не устраивает, то мы поменяем всё так, как ты захочешь, – произносит он, указывая на контракт. Киваю ему и беру в руки бумаги, вчитываясь в слова. Я даже не думаю о том, что меня могут обмануть, или же что-то иное, поэтому нет опасений. Прочитав, я ставлю свою подпись на каждом листе, кладу ручку на листы бумаги.

– Это всё? – Спрашивая, поднимаю голову на Адама.

– Ты, наверное, удивлена, что я так просто взял на себя обязательства, – говорит мужчина, присаживаясь рядом со мной.

– Меня это не интересует. Почему и зачем, – мотая головой, отвожу взгляд от него.

– Тревор очень переживал за своих девочек. Ещё в Оттаве он просил меня стать вашими опекуном, в случае его скоропостижной кончины. Он знал, что осталось ему недолго. А с Сессиль у них…

– Я не хочу говорить об этом, – резко обрываю его, вставая с дивана. – Если это всё, то я бы предпочла поехать домой.

– Мишель, не воспринимай в штыки нашу помощь. Ты ещё юна и теперь ты моя дочь хоть и не биологическая, но дочь. Я в ответе за тебя и за Тейру, поэтому не злись. Злость плохой советчик, дорогая моя, как и обида. Прости его, что ушёл раньше, чем нам бы хотелось. Прости его и отпусти. Тебе станет легче, но печаль никогда не уйдёт. Она навсегда теперь с тобой, – говорит он, а я сжимаю губы, желая ответить ещё более грубо, чем раньше.

– Твой отец любил тебя и Тейру. Его любовь была странной, но она была. И Сессиль он любил. Я ведь знал его практически всю жизнь, как и твою мать. Он влюбился с первого взгляда, он только и говорил, что о ней. А Сессиль была иной. Очень похожей на тебя, но без той силы, которую подарил тебе Тревор. Она была запуганной, ранимой, боялась всего, а особенно мужчин. Она…

– Она рассказала мне, что не желала меня. Что отец специально сделал так, чтобы она забеременела. Не надо уверять меня в ином, – перебивая его, быстро дышу от ярости из-за такой лжи.

– Я и не собираюсь. Но видел их историю с самого начала. Она пряталась за ним, она нашла в лице Тревора своего рыцаря и спасителя. Да, возможно, твой отец был рад намного больше беременности, чем Сессиль. Но она не виновата, Мишель, что была вот такой. Её никогда не любили, и она боялась, что ребёнок отберёт любовь Тревора у неё. Поэтому она так холодна с тобой. Тревор любил вас обеих, но Сессиль так и не поняла, что это разная любовь. Её на всех хватит.

– Она никогда не любила меня. И его… у него любовница была, – сдавленно шепчу я, стирая быстро слезу, чуть было не выкатившуюся из глаз.

– Я знаю и про это. Тревор делился со мной о своих отношениях. Он не позволял себе этого до того момента, пока не ощутил себя лишним. А эта девушка, я никогда её не видел, она дарила твоему отцу любовь и заботу. Он жил этой любовью, особенно в последнее время, потому что потерял твою. Мы, мужчины, очень отличаемся от женщин. Нам необходима любовь, хоть мы и отрицаем это, но внутри мы умираем без этого и ищем её в другом месте. Нет ничьей вины, что твои родители не сохранили своей любви. Страхи прошлого, злость, обида, всё это скапливалось годами и превратилось в холодные устои, которым тебя учили. Так ты посмотри на этот пример и никогда не пользуйся им. Живи иначе, не слушай никого, а только себя. Если для кого-то твой выбор неверен, то это его проблемы никак не твои. Если ты счастлива, то не подстраивайся ни под кого, – допивает залпом виски и встаёт. И так мягко дотрагивается своими словами до моих чувств, что это открывает внутри меня гнилую рану.

– Ещё я слышал, что ты согласилась составить нам компанию в субботний вечер? – Спрашивает Адам, вставая и подходя ко мне.

– Да… как благодарность, – киваю я, борясь с эмоциями, что ещё немного и накроют меня.

– Не нужно этого делать, Мишель, – серьёзно говорит он, а я удивлённо приподнимаю брови. – Не надо идти против себя. Иногда одиночество бывает во благо. Это время, когда можешь разобраться в себе, поговорить с собой. Одиночество тебе необходимо. Ты сама почувствуешь, когда будешь нуждаться в общении. Я наблюдал за тобой, Мишель, весь вечер, и я видел, насколько ты уже готова бежать отсюда. Беги, если тебе будет легче, то беги. Но когда-нибудь придётся остановиться и тогда одиночество будет спасением. В этой тишине встретишь свои страхи и переборешь их. И я знаю, что такой человек, как ты, выберется оттуда даже будучи одной. Ты похожа на Тревора, поэтому только ты можешь знать, что станет для тебя спасением. Марк пытается помочь тебе, но он не понимает, что ты сейчас переживаешь. Я потерял отца, когда мне было пятнадцать. Посему знаю, о чём говорю. Твои подруги тоже стараются и будут это делать. Но никто тебя не осудит, если скажешь им – оставьте меня. Это твой выбор и твоё право. Чтобы двигаться дальше, тебе следует захотеть этого самой. Внутри захотеть жить, вот тогда ты сможешь идти. А сейчас отправляйся домой, я прошу тебя не думать о финансовой стороне. Ты упряма, и как Тревор не желаешь подачек, но сделаем иначе. Я дам тебе взаймы, к примеру, пару тысяч, а ты мне всё вернёшь, как получишь сумму от продажи квартиры. Согласна? – Копается в карманах, доставая портмоне.

– Вы очень хитрый, – качаю я головой, понимая, насколько красиво он подводит меня к решению.

– Хитрость тоже во благо, если ты будешь улыбаться, а я не буду переживать, ела ли ты сегодня. Да, я переживаю и за тебя, потому что ты теперь моя девочка. Я очень уважал Тревора, хоть и развела нас судьба, а в последнее время он был полностью потерян, но он был моим другом всю мою жизнь. Он помогал мне, он был очень мудрым, пока не потерял часть себя в нелюбви. Что думаешь насчёт моего предложения? Никаких процентов, никаких сроков, никаких напоминаний, дружеская помощь, – усмехается он, но так добро и так весело играют блики в его глазах, что я киваю.

– Идёт. Я верну деньги, как мне переведут сумму на счёт, или как только я их заработаю, – он передаёт мне деньги, кивая, а я прячу их в задний карман джинсов.

– Ах, да. Поздравляю тебя с предложением о работе, – убирает портмоне в карман, указывая мне рукой на дверь.

– Ещё рано…

– Я уверен, всё у тебя получится. И теперь я понимаю, почему Тревор так гордился тобой. В твоём характере есть своя прелесть. Ты сделаешь всё, только бы встать на ноги с достоинством, – перебивает меня, когда мы выходим из кабинета.

– Спасибо, Адам, спасибо за всё, – благодарю я, поворачиваясь к нему.

– Совершенно не за что. Я готов на всё ради своих дочерей. А у меня их теперь три. Я счастливчик, – смеётся он.

Поражаюсь, насколько этот человек хорош. Действительно, хорош и это течёт по венам его детей. И мне тоже хорошо сейчас, словно отпустила что-то из прошлого. Легко. Не совсем, но отчасти после этих слов Адама об одиночестве. Значит, я не сошла с ума, если мне комфортно с собой наедине.

Быстро попрощавшись со всеми, я выскакиваю из квартиры и радуюсь возможности отправиться домой. Чтобы оставили меня одну. Часть проблем разрешилась: на квартиру есть покупатели и, значит, скоро я смогу спокойно спать, зная, что будущее Тейры обеспечено. Ни цента не отдам матери. У неё достаточно драгоценностей, которые она может продать. Да и дом наш в Оттаве наполнен антиквариатом и имеет тоже возможность быть проданным или же обменянным на более простое жильё. Мы справимся. С этим справимся. А как же эти сны, где появляется он? Как же это чувство внутри меня, которое я ненавижу? Как же мне вырвать из себя это? Не знаю. Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.

 

Четвёртый вдох

Неприятный звонок в дверь, который обещаю сменить сегодня же, будит меня. Подскакиваю на постели, моргая и не понимая, где я нахожусь. Вздыхаю, прикладывая руку к груди, чтобы утихомирить сердцебиение. До сих пор ещё не привыкну к тому, что теперь всё вокруг меня другое.

– Хоть бы ты палец сломал, – бурчу я на уже постоянное трезвучие от входной двери. Бросив взгляд на часы, висящие в спальне, отмечаю, что уже полдень. Это и не удивительно, вчера я всё же, заставила себя заниматься и даже написала одну работу по микроэкономике. И теперь натыкаясь на коробки, ругаясь себе под нос, ищу спортивные штаны, натягивая их на ходу.

– Что? – Зло спрашиваю, добравшись наконец-то до двери, набив достаточно шишек на ногах, чтобы не встречать кого бы то ни было с улыбкой.

– Вот ты соня!

– Офигеть, мы так испугались, а она спит! Совсем с ума сошла?

В один голос нападают на меня Ами и Сара, толкая меня и проходя в квартиру. Протираю заспанные глаза и зеваю, слушая их бубнёж, а затем уже восклицания о моей квартире. Они носятся по всему пространству, ловко перепрыгивая коробки, или же огибая их, что-то кричат друг друга. Я проснуться не могу, голова болит, немного кружится, а эти две дуры как помешанные носятся по квартире.

– А ты чего стоишь тут? – Спрашивает Сара, уже хрустя чипсами, которые купил Марк.

– Спать хочу. Что вы здесь забыли? – Потираю лоб, затем глаза, чтобы не грохнуться на пол от бессилия.

– Пришли помогать. Нас мой братик пригнал сюда. Мы бы и раньше приехали, но заехали в супермаркет, потом в магазин, купили новые платья и тебе, кстати, тоже. Думали, что к этому времени ты должна проснуться. Звонили тебе, а ты в ауте. Мы уже подумали самое страшное, – перепрыгивая с темы на тему, торопливо говорит Ами, вырывая из рук Сары чипсы и довольно похрустывая ими.

– Девочки, спасибо, но…

– Ты же ещё не завтракала. Сейчас я приготовлю тебе сэндвич, а ты иди переоденься, – отмахивается от меня Сара, а Ами уже толкает в спину к ванной комнате.

– Мне тоже приготовь, раз взялась за это, – говорит Ами.

– Да пошла ты. Ты сожрала бургер с утра, а мне не дала даже кофе купить! – Возмущается Сара.

– Тебе худеть надо и кофеин на тебя плохо влияет…

Захлопываю дверь, ограждая себя от перепалки двух девушек. Этого ещё мне не хватало для полной красочной картины бардака в моей жизни.

Упираюсь руками в раковину и смотрю на своё помятое лицо. Ужасное зрелище. Да плевать, я хочу тишины. Тишины, как сейчас, внутри меня и такой же снаружи. Слова Адама, до сих пор, остались в моей голове. И я поняла, насколько он прав. Никто мне не поможет, кроме самой себя. Если раньше мне требовалась поддержка, я не представляла себя без неё. То сейчас я вернула свою любовь к одиночеству и единению с собой. Только разобравшись в себе и своём прошлом, чувствах, которые отодвинула на дальний план, но они постоянно рвались из меня, смогу осознать – как мне жить. А сейчас мне предстоит выставить за дверь подруг и вернуться к своим делам.

Быстро умывшись и собрав волосы в спутанный хвост, выхожу из ванной, слыша смех. Войдя в гостиную, нахожу девочек, расположившихся на диване с сэндвичами и газировкой, смотрящих телевизор, который я даже не включала ни разу.

– Миша, завтракай, и приступим, – говорит Сара, указывая на мою порцию.

– Девочки, я очень благодарна вам, но это лишнее, – собираю волю в кулак и произношу это. Они приподнимаются с дивана, бросая друг на друга удивлённый взгляд, и поворачиваются ко мне.

– Мне не нужна сейчас помощь. Мне не нужна компания, со мной всё хорошо. Привыкаю к новой жизни, к обстоятельствам и я должна это сделать сама. Не хочу вас обидеть, я, правда, очень ценю то, что вы сделали для меня и делаете. Сейчас это для меня груз, который тянет обратно. Понимаете? – С надеждой смотрю на них.

– Ага, – медленно кивает Ами, проглатывая кусок сэндвича. – Мы тебе мешаем?

– Конечно, мешаем, она только что об этом сказала, – отвечает за меня Сара.

– Хорошо. Ну тогда мы остаёмся, – пожимает плечами Ами, снова падая на диван и переводя взгляд на телевизор.

– Но…

– Миша, мы просто соскучились по тебе. Она меня достала, если честно. Можно я останусь? – Спрашивает Сара. – А эту можешь выгнать.

– Что? Да я тебя вожу везде, принцесса, недоделанная! Иди на права сдавай тогда! – Восклицает Ами.

– Всё! – Поднимаю руки, останавливая ответ Сары и новый ненужный шум. – Ладно, оставайтесь. Только со мной невесело.

– Это как раз мне и надо. С этой девицей я то и дело отхожу от похмелья, – хмыкает Ами.

– И мы же купили кое-что! – Сара ударяет девушку по колену и подскакивает, хватая пакет, который валяется на диване.

– Точно. Как же я об этом забыла. Вот говорю же, с ней все мозги пропила, – кривится Ами, доедая свой сэндвич, и отставляя тарелку.

– Марк упоминал что-то о том, что тебе надо помочь начать новую жизнь. А какая новая жизнь без нового образа? – Сара достаёт из пакета бутылки и коробочки, раскладывая на столе.

– И что это? – Опасливо интересуюсь я.

– Мы перекрасим твои волосы! – В один голос отвечают они.

– О, нет… – машу руками, отступая назад, – увольте.

– Почему нет? – Удивляется Сара.

– Потому что… потому что не хочу, – мотаю головой.

– Ты всегда сможешь перекраситься обратно. Мы сделаем тебе модное окрашивание. Корни оставим, а концы выбелим. Мы советовались с двумя стилистами. И они нам подобрали краску, а ещё тонирующую ерунду и написали, что нам делать, – убеждает меня Ами, выуживая из кармана джинсов смятый лист.

– Вот меня это и пугает, что будете делать это вы, – с сомнением отвечаю я.

– Не бойся. Ну давай, подготовимся к вечеру. Марк в обморок грохнется, – Сара тоже встаёт, и теперь они обе смотрят так просяще на меня.

– На обморок Марка я бы посмотрела, – сдаюсь, вздыхая и кивая им.

– Еху! – Кричат они, и снова начинают носиться по квартире, готовя место моей казни. А мне как-то всё равно. Ну потеряю я часть волос, одной проблемой больше, одной меньше, какая разница. Хотя бы они уберутся отсюда быстрее и оставят меня одну.

– Я никогда этого не делала, – раздаётся шёпот от кухонной стойки, где девочки смешивают краску.

– Я тоже, но мы должны. Ради неё, развеселим немного. Полчаса, не больше, – отвечает так же Сара, и они поворачиваются ко мне, сидящей на стуле и отпивающей воду.

– Так, сначала надень защитный фартук. Сейчас завяжу. Ой, мы забыли воротник. Снимай, Мишель. Ага. Не туго? Нормально, завязала. Ну, мы готовы, – хлопает в ладоши Ами, издеваясь надо мной и утянув завязки на моём горле.

Смотрю на их возбуждённые лица, и хочется улыбнуться от такой детской радости. Я как подопытный кролик, которому они вырывают волосы, пока расчёсывают их. Что-то там отделяют, ругаются и мажут мои волосы вонючим раствором, от которого нос щиплет, и приходится открыть балконные двери. Кажется, будто вечность дерут мои волосы. Оставляя меня наконец-то в покое, устанавливают таймер на полчаса в телефоне.

– Мы тебе сейчас твоё платье покажем, – говорит Сара, выходя в коридор, где она оставила пакеты.

– Мне не нужно платье, – мотаю я головой.

– А как же? Сегодня вечером за тобой Марк заедет, и мы встретимся на аукционе. Я Сару себе в парни взяла, всё равно от него не отличается, – отвечает Ами.

– Это я парень? У меня сиськи больше, чем у тебя! – Возмущённо восклицает Сара, возвращаясь в гостиную.

– Девочки, вы обе прекрасны. Но я не иду, – произношу, и наступает молчание. Пакет из рук Сары падает, а Ами поджимает губы. И я, действительно, честна, Адам дал мне понять, что даже ради благодарности не стоит ломать себя.

– Согласилась, но потом подумала тщательнее и решила, что сейчас это лишнее для меня. Я в трауре, не готова идти туда. Не хочу улыбаться, не хочу поддерживать общение, только опозорю твоих родителей, Амалия, – продолжаю я, смотря на девушек.

– Что за глупости, Мишель. Да, ты в трауре, но пора выйти из него, – мягко произносит Ами.

– Если ты не хочешь, то мы не имеем права заставлять тебя. Делай так, как тебе будет комфортно, – говорит Сара, подходя ко мне и опускаясь на колени. Берёт мою руку, а другую Ами, и я смотрю на них, а сердце отзывается теплом. Но всё же, ладони покалывает неприятно, вызывая тягучую волну боли внутри.

– Я не знаю, что сейчас происходит в моей жизни, пытаюсь разобраться, но это сложно. И сегодняшний вечер, боюсь, не даст мне ответов. Вдруг будет хуже? Вдруг кто-то что-то да скажет про моего отца или мать, про меня и…

– И? – Спрашивает Сара, когда я замолкаю и закусываю губу, не смея продолжать.

– Если там будет он? Я…я не знаю, где он и что с ним сейчас. Я не читаю газеты, не знаю последствий, ничего не знаю. Реакции от той статьи и что было дальше. Боюсь, так боюсь, что это причиняет боль. Необъяснимую и острую. Я задыхаюсь, когда вижу его в своих воспоминаниях. Я…я боюсь, – признаюсь шёпотом, снова переживая эту тяжесть в сердце.

– В газете появилось опровержение того, что ты рассказала это втайне от него. Он не показывается на людях после конференции, которая прошла на следующий день после той ночи. Там он и сказал, что разрешил тебе выставить это фото и выложить правду о нём. Он вывернул всё иначе, чем «Канадский вестник». За тобой вины никакой нет, как и он признал, что состоял с тобой в отношениях, и это не касалось бизнеса. А то… ну про его увлечения оставил без комментариев, сказав, что у каждого в жизни должна быть тайна. И их право думать так, как они хотят. Сейчас о нём пишут газеты, но фотографий с каких-то публичных мероприятий нет. Да и по телевизору спрашивают, где он. Акции… его возросли. И… думаю, хватит. Много всего… и, сейчас он завидный жених Канады. Я слежу за этим, прости, – тихо отвечает Сара.

– Понятно, – выдыхаю я и облизываю губы. И хочется спросить больше, но не позволяю себе. Не желаю думать, что другой. Это всё тактика… его… против меня. Нет… не позволяй, нет… не возвращайся туда…

– Хотите пива? – Быстро спрашиваю я, вставая со стула, и вырываю свои руки из их. – А ещё есть… что-то вроде пищи быстрого приготовления. Марк купил, – нервно смеюсь, стараясь сдержать слёзы, которые уже скопились в глазах, – сейчас я достану. Ни разу не готовила. Даже плитой не умею пользоваться. Но попробую. Или может быть, закажем пиццу? У меня есть деньги, мне дал Адам в долг. Я…

– Мишель, – останавливает меня Сара вставая. А я уже достаю из холодильника эти упаковки с ужином.

– Не хотите? Тогда, может быть…

– Мишель, всё хорошо. Оставь эту ерунду в покое. Мы ничего не хотим, только успокойся, – тихим голосом произносит Амалия, и они подходят ко мне, забирая из рук еду, и складывают обратно.

– Я…

– Мы понимаем. Правда, понимаем, как болезненно любое воспоминание о нём. Воспоминания никуда не уйдут, пока ты не смиришься с ними. А чтобы это сделать, надо продолжать жить. Придёт время, и ты сможешь сама разобраться. Сейчас просто успокойся. Мы не будем больше о нём говорить, хорошо? Его нет. Никогда не было и не будет, – медленно говорит Ами, и они с Сарой, подводят меня к дивану и усаживают на него.

Дышу рвано и не могу глотнуть кислорода больше. Его лицо вспыхивает перед глазами, жмурюсь, мотаю головой. Закрываю глаза и дышу, опускаю голову и дышу. Боль проносится по телу и уже зажившие раны вспыхивают огнём, словно вскрылись, словно снова ударил.

– Выпей, – мне в руку вкладывают бокал с водой. Делаю глоток, затем ещё один и жадно выпиваю всю воду, открывая глаза, встречаюсь туманным взглядом с девушками, с искренней жалостью смотрящих на меня.

– Когда-нибудь станет легче? – Шепчу я.

– Да, – кивает Сара, улыбаясь мне. – Когда-нибудь боль уйдёт.

– Когда? – Спрашиваю я.

– Когда ты сама этого захочешь. Давай, мы забудем об этом, и уже подходит время смывать краску. Посмотри, они светлые, – предлагает Ами, указывая на выбеленные пряди моих волос.

– Да, сейчас сожжём их к чёрту. Пошли, – меня подхватывают за подмышки и буквально тащат в ванную.

– Девочки, мне больно, – шепчу я, сбрасывая их руки с себя. Все, чувства от прикосновений вернулись, значит, я закрыла воспоминания в своей голове.

– Ну тогда давай сама, настрой воду и мы смоем краску, потому что надо полить ещё вот этим фиолетовым составом, – говорит Ами, подталкивая меня к ванне.

Вздыхаю и нагибаюсь, притягивая душ к себе, включаю воду. Настроив её, передаю в руки Сары, и она осторожно смывает краску. Закрываю глаза, пока они снова спорят, кто будет поливать меня раствором. В итоге это делает Ами, и через ещё одну вечность мои волосы оборачиваются в полотенце, и я поднимаюсь на ноги.

– Теперь всё? – Спрашиваю я.

– Нет, сейчас высушим и посмотрим, – мотая головой, Сара ищет хоть что-то для этого в ванной. Но здесь только зубная щётка, паста и дезодорант.

– В коробках, – говорю я.

– Надо было их сначала распаковать, – бурчит Ами, отправляясь на поиски фена.

Поворачиваюсь к Саре, тихо смеющейся над этим и собирающей полиэтиленовый разорванный фартук с пола.

– Миша, ты ведь знаешь, что мы рядом? – Неожиданно спрашивает она выпрямляясь.

– Да, знаю, – киваю я.

– И ты хочешь побыть одна? – Уточняет она.

– Да. Я всегда была одиночкой, Сара. В своём мире, в своих мыслях, фантазиях. И сейчас мне комфортно быть в себе. Наверное, так я восстанавливаюсь. Я не думаю о суициде, если ты из-за этого переживаешь. Мне просто хорошо наедине с собой, – честно отвечаю я.

– Хорошо. Но возвращайся к нам, мы скучаем по тебе. Очень. Я люблю тебя. Возможно, я не хороший человек, и подруга из меня хреновая, но я люблю тебя. Ближе у меня никогда не будет никого, и хочу, чтобы ты была счастлива. Ты заслуживаешь это. Однажды я сделала ошибку, но больше этого не сделаю, – шепчет она, а её зелёные глаза наполняются слезами.

– Я знаю, Сара. Ни в чём тебя не виню, всё хорошо, – заверяю я её.

– Нашла! – Крик Ами вызывает у нас улыбку, и мы выходим из ванной, а навстречу к нам девушка, играющая в руке коробкой с феном.

– Устроим салон красоты на дому? Ещё я нашла это, – поднимает другую руку с ванночкой для рук.

– Маникюр. Можно я тебе сделаю? – Спрашивает Сара.

– Да, только потом вы свалите отсюда на хрен, – улыбаясь, отвечаю я. И девушки заливаются смехом, кивая мне и уводя в гостиную.

Бесконечные минуты издевательства надо мной вызвали головную боль, желание выставить этих двух вон. Удалось поесть сэндвич, пока вытягивали мои волосы, изрезали пальцы. Терпела до критической точки, когда в ход пошли щипчики. В руках Сары это казалось оружием, и я подскакиваю с места, пряча свои руки за спиной.

– Всё, с меня хватит, – заявляю я.

– Но ты хотя бы посмотри на себя, – просит Ами.

– Потом… завтра. А сейчас идите, вам нужно подготовиться к вечеру, – указываю им на дверь.

– Ладно. Тогда до завтра. Позвони нам, может быть, в кино…

– Вон! – Повышаю я голос, смотря, как подруги, перешёптываясь друг с другом, идут к коридору и машут мне.

И только через несколько секунд я могу вздохнуть и осесть на пол, слушая тишину. Кажется, что моя голова огромная от их голосов и шума. Благодарна им… буду… завтра, а сейчас я устала от них. Понимаю, всё понимаю, но не могу принять эту весёлость и жизнерадостность. Не для меня она сейчас. Вздыхаю и встаю, возвращаясь к маникюру. Доделать хотя бы надо, а то Сара практически живого места не оставила на моих пальцах. Это занимает меня и даже расслабляет. Наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Прекрасно, сейчас это для меня лучшее лекарство от боли.

 

Пятый вдох

– Марк, прости, но… – замолкаю, теребя чайную ложечку, и не могу найти оправдания своему отказу. Думала, что это будет легче.

– Понимаю, – отвечает он в трубку.

– Спасибо. Хорошо повеселиться, – произношу я, всматриваясь в чай, который остыл как полчаса назад.

– Но я всё же, скажу на проходной, что Мишель Пейн опаздывает. Вдруг ты решишься, – тихо произносит он.

– Пока, Марк, – отключаю вызов и кладу телефон на стол, шумно вздыхая.

Я даже в зеркало ещё не смотрелась, совершенно не интересно, что со мной они сделали. Два часа, если не больше, просто сижу в этой комнате и пытаюсь себя чем-то занять. Даже свет не включаю, в темноте и одиночестве. Встаю и бреду по коридору к ванной комнате. Надо бы всё же, посмотреть, вдруг придётся обстригать всё. Щёлкаю выключателем и вхожу в ванную, останавливаясь напротив зеркала. Надо поднять голову и посмотреть. Всего лишь покрасила волосы, когда я никогда этого не делала. Всего лишь… но это много для меня. Ни краска для волос, ни контактные линзы, ничего не изменит тебя. Никогда. Это всё ерунда.

Резко вскидываю голову, и девушка в зеркале приподнимает брови. Кто она? Волосы изменили меня, мой облик, даже цвет моих глаз стал практически чёрным на контрасте со светлыми прядями. Дотрагиваюсь пальцами до нового цвета и начинаю смеяться. Как больная, полоумная и сошедшая с ума. Я смеюсь. Просто смеюсь, потому что внутри ничего не изменилось. А снаружи эта девушка выглядит, словно не встречала ничего болезненного в жизни. Только скулы слишком резкие, а губы потрескавшиеся и сухие. Но ничего… как же это больно. Ведь я надеялась где-то глубоко, что поможет.

– К чёрту. Всё к чёрту, – шепчу я, мотая головой, и уверенно разворачиваюсь, проходя в спальню. Включаю свет и смотрю на бардак в комнате.

Открывая каждую коробку, ищу одежду, туфли, косметику. Пойду, я пойду туда. И Марк, и его отец были правы. Я хочу пойти туда, хочу улыбаться, хочу смеяться не от боли, а от счастья. Не готова, но я хочу. И это желание жить дальше придаёт сил. Нахожу чёрное платье, неброское, обычное под горло. Ни разу его не надевала, а теперь для него пришло время. Я в трауре и буду уважать память отца. Копаюсь в обуви и нахожу коробку, которая падает из рук. Это его туфли. Те самые туфли, которые я надевала на свидание. Они остались, и причиняют сейчас болезненный укол сердца. Отбрасываю их, как ядовитую змею.

Нет, не позволю ему сейчас снова вернуть меня туда. Нет! Его нет больше! Николаса нет в моей жизни!

Достаю коробку с чёрными туфлями и новую упаковку колготок. Нижнее бельё, самое простое, что есть у меня, тоже чёрного цвета. Нахожу косметичку и выхожу из спальни, бросая всё на диван, кроме сумочки с косметикой. Иду в ванную комнату и переворачиваю в раковину всё содержимое. Немного тональной основы, чтобы замазать синяки под глазами. Тёмные тени и тушь, гигиеническая помада и румяна. Достаточно. Итак, сейчас для себя выгляжу, как разукрашенное полотно.

Мне кажется, если я сейчас остановлюсь, то снова передумаю. Поэтому наспех натягиваю колготки, платье и надеваю туфли. Осталась только сумочка, за которой я снова бегу в спальню и распахиваю другую коробку, отбрасывая волосы назад. Достаю небольшую чёрную сумочку и возвращаюсь обратно. Перекладываю документы, деньги туда, как и телефон кладу в сумку, вылетаю из квартиры, на ходу надевая пальто.

Выбегаю на улицу и иду к дороге, чтобы поймать такси. Называю адрес места, где проходит аукцион, и теперь нет возможности вернуться. Закрываю глаза и дышу, перевожу дыхание. Не знаю, правильно ли я поступаю. Не знаю, нужно ли мне это сейчас. Не знаю, но волнуюсь так сильно, что ладони потеют. Сжимаю сумку и жду, когда меня подвезут к зданию. Расплатившись, выхожу из машины и смотрю на невысокое здание холла, где обычно и проходят такие мероприятия. Страшно шагнуть туда. Хочется развернуться и уйти.

– Нет. Ты должна. Пусть все увидят, что ты есть. Ты не исчезла, и будешь жить. Ты должна. Давай, Мишель, давай, – подбадривая себя, медленно поднимаюсь по ступеням и, приближаясь к охраннику, называю своё имя.

Он проверяет меня в списке приглашённых и кивает. Двери открываются, а я смотрю на мужчину, не понимающего моего замешательства.

– Мисс? – Вопрошает он, держа дверь.

– Да-да, иду, – нервно улыбаясь, вхожу в освещённое пространство.

Музыка доносится до меня, как и вижу людей, что сейчас, видимо, рассматривают лоты перед аукционом и отмечают для себя, что купить. Ещё один вздох. А может быть, два. Множество. Закрываю глаза, а коленки дрожат. От нехватки кислорода даже голова кружится.

– Мишель! – Знакомый голос заставляет меня выдохнуть. Распахивая глаза, смотрю на Марка в сером костюме и голубой рубашке, быстрым шагом подходящего ко мне. Улыбается, странно и тоже нервничает, как и я.

– Ты пришла. Я ждал тебя здесь. Не знаю почему, но ждал. Я рад, пойдём, – произносит он, предлагая мне пройти к стойке, где помогает снять пальто и получить номерок, который прячет в карман брюк. Я на это даже не обращаю внимания, собираясь с силами.

Как бы ты внутри ни уверяла себя, что сможешь, но страх никуда не деть. Он не исчезнет, пока ты его не преодолеешь. Этот страх относится ко всему. А сейчас для меня к жизни и обществу.

– Я только сейчас… прости я не сказал комплимента о твоих волосах… хорошо… то есть красиво… чёрт, – кривится он, а я издаю смешок.

– Всё хорошо, Марк, – заверяю его.

– Прости, я идиот, – вздыхает он и предлагает мне руку. А я смотрю на неё и делаю шаг назад, сжимая руками сумочку.

– Говорю же, идиот. Давай, сначала начнём. Хорошо? – Запускает руку в волосы и тянет их. Хочется смеяться и одновременно пожалеть его.

– Давай, пойдём. Всё нормально, это же не свидание, – произношу я, бросая взгляд на центральный зал.

– Ах, да. Конечно. Родители будут рады видеть тебя. Они присмотрели ковёр, но он такой ужасный. Может быть, ты их отговоришь… чёрт, что я несу, – и тут прорывается снова что-то внутри. Начинаю смеяться, смотря на потерянного Марка. Смеюсь так, что в обществе это назовут вульгарным. Но я смеюсь, наконец-то, смеюсь. Марк тоже улыбается, а затем мы, как два больных человека, уже сгибаемся и хохочем вовсю. Настолько громко, настолько задорно, что слёзы скапливаются в глазах, а челюсть болит.

– Хуже выступить я не мог, – давясь от смеха, говорит Марк.

– Всё, не могу больше, – шепчу я, обмахивая себя рукой.

– И ты улыбалась, Мишель, – замечает он, проходя к залу.

– Да, признаю, – киваю, но веселье мигом улетучивается, когда я вижу знакомые лица, уже заметившие меня.

Шёпот раздаётся со всех сторон, пока мы идём. И хочется спрятаться за Марка, или же развернуться и бежать, но иду. Мой отец не сделал ничего плохого. А если для них смерть – порок, то пусть горят в аду. И я буду нести в себе эти слова, как сейчас. Гордо вздёргиваю подбородок и иду, кивая знакомым. Меня не волнует их отношение ко мне, никогда не волновало. Отчего я так боялась? Отчего страшилась этого? Ведь сейчас чётко осознаю, что мне плевать на их мнение. Я приглашена, как и они. И да, может быть, теперь у меня нет денег, но я человек, такой же, как и они. И даже лучше их. Начинаю жизнь заново, когда они продолжают не замечать своих недостатков. Я другая, и рада этому. Сейчас я горда собой, горда всем, что сделала. Это вызывает улыбку. Иду, обходя людей, и подходя к компании, в которой стоят Ллойды.

Они замечают меня и отступают от своих друзей, встречая меня улыбкой. Адам слабо кивает мне, и я делаю то же самое.

– Мишель, какая ты красивая. Какой цвет волос. Просто куколка, – радостно произносит Кейтлин.

– Изменения тебе к лицу, дорогая, – подтверждает Адам.

– Спасибо, – отвечаю я, смущённо поправляя волосы назад.

– Мы найдём девочек, – говорит Марк и дёргает меня за локоть.

– Ещё встретимся за столом, – напоследок произносит Кейтлин.

А в груди такой подъём. Невероятный. Кажется, что я могу всё. Всесильна. Могущественна. Это зажигает адреналин, о котором я даже не помню. Это будоражит каждую частичку в теле. Это даёт мне возможность дышать так, как я хочу. Непередаваемое чувство. Чувство возвращения.

Замечаю рыжие волосы Сары, заколотые наверх и её белое платье, а рядом о чём-то ей бурно говорит Амалия в тёмно-зелёном платье.

– Дамы, я вам кое-кого привёл, – громко оповещает Марк, что девушки вздрагивают и оборачиваются.

Их лица вытягиваются, когда они смотрят на меня. Амалия начинает смеяться, хлопая в ладоши. А Сара на секунду хмурится и тоже улыбается.

– Мы проделали шикарную работу, сучка, – Амалия поднимает руку и по ней ударяет Сара.

– Ещё какую, стерва, – отвечает Сара.

– Так, хватит. Вы уже достали меня своими эпитетами. Помойте язык с мылом. Пойду, принесу напитки. Мишель, шампанского? – Закатив глаза от такого обращения, обращается ко мне Марк.

– Воду или сок, – отвечаю я, и он кивает, показывая сестре, что следит за ней.

– Почему ты здесь?

– Я так рада, что решилась!

В один голос говорят они, когда мы остаёмся одни. Относительно одни, не считая людей, стоящих рядом.

– Не знаю почему. Правда. Сидела и что-то щёлкнуло. Боялась передумать и приехала, – честно делюсь я с ними.

– Ты планируешь остаться на ужин? – Спрашивает Ами.

– Пока не знаю… я… ещё привыкаю. Как-то неуютно. И все смотрят на меня. Надеюсь, не узнают, – тихо отвечаю, косо смотря на проходящую пару, и киваю им.

– Даже мне здесь неуютно. Но зато весело. Тут такие вещи смешные. К примеру, они продают столовое серебро за пятьсот тысяч. Прикинь? Пятьсот тысяч за железки! Не дебилы, ли? И ведь купят, – заговорщически шепчет Ами, придвигаясь ко мне.

– Я вот уже миллион раз пожалела, что пришла. Но ты уверена, что готова? – Спрашивает меня Сара.

– Нет, не уверена. Но сейчас… не знаю, это правильно, – пожимая плечами, смотрю в напряжённое лицо подруги.

– Ладно. Хорошо, – кивает она, шумно вздыхая.

В этот момент появляется Марк, передавая мне бокал с апельсиновым соком. Улыбаюсь ему и благодарю.

– А нам? – Возмущается Ами.

– Не маленькая, сама возьмёшь. И тебе нет двадцати одного, поэтому спиртное под запретом, – хмыкает Марк.

– Ага, ты не принёс мне, потому что моё имя не Мишель, – поддевает брата она.

– Отвали. Запарила ты меня. И что дальше? Да хоть мать Тереза, всё равно не принесу тебе алкоголь, – шипит зло Марк.

– Эй, ребята, хватит. Мы на мероприятии, хотя бы здесь постарайтесь не убить друг друга. Вот видишь, с кем я общаюсь, – вздыхает Сара, на что я издаю смешок, пригубив сок.

– Я хочу посмотреть лоты. Просто прогуляться, – произношу я.

– О, мы с тобой, – в один голос говорят они.

– Даже не сомневалась, – хмыкаю я.

Мы проходим во второй зал, где стоят скульптуры, украшения за стеклянными витринами. Подхожу к ним, и не трогает меня блеск драгоценных камней. Закрываю глаза и чувствую тяжесть колье на шее. Судорожно подношу руку и нащупываю только ткань платья. Вздыхаю и распахиваю глаза, а над губой выступает холодный пот. В отражении стекла вижу себя и такое забытое, когда-то любимое лицо. Карие глаза блестят от счастья, а губы растянуты в улыбке. Внутри меня всё холодеет, начинаю дышать чаще, резко оборачиваясь, и никого нет, даже друзей нет. Перевожу дыхание, проводя ладонью по лбу. Мне надо сесть, иначе я просто упаду. Зачем же так жестоко память подводит меня? Голова буквально наполняется воздухом, ещё немного и взорвётся.

Отхожу от стеклянной витрины и, прислоняясь к стене, упираюсь затылком о неё. Выпиваю залпом сок, но сухость во рту это не снимает. Вижу проходящего мимо официанта.

– Подождите, – шепчу я. Быстро, на едва гнущихся ногах буквально добегая до него, ставлю пустой бокал на поднос и беру шампанское.

– Спасибо, – бросаю я, исчезая из этой комнаты. До сих пор не могу восстановить равновесие внутри. Руки трясутся, как и зубы стучат о стекло бокала. Делаю глоток шипучего напитка, и он покалывает горло. Легче ли? Ни черта. Меня буквально трясёт от холода, бушующего внутри. Прохожу мимо людей и, оглядываясь по сторонам, ищу свою группу поддержки. Но не вижу никого. Ни Амалии, ни Марка, ни Сары, ни четы Ллойдов. Ну кто-нибудь, прошу, хоть кто-то. Словно меня выбрасывает на берег после кораблекрушения, и я паникую. Паникую до чёрных точек перед глазами. Сжимаю пальцами ножку бокала и кружусь вокруг себя.

«Так, дыши. Давай.»

Приказывая себе, останавливаюсь и закрываю глаза. Делаю медленные вдохи, пока сердце, как бешеное, разрывает грудную клетку. Пытаюсь не трястись среди этих людей. Но хочется плакать от бессилия. Не могу побороть страх в груди, а это всё из-за воспоминаний. Хороших. Красивых. Любимых. Наших. Лучше бы другое. Мрачное. Болезненное. Но и так больно. Дышать не могу. Задыхаюсь. Открываю глаза, и меня шатает, что едва могу добраться до стены и прислониться к ней. Боже, как больно. Как плохо мне. Делаю ещё глоток, но алкоголь лишь усугубляет моё состояние. Ноги подкашиваются, и сложно их держать прямыми. Прижимаюсь спиной, а она уже мокрая от страха. Всё моё лицо покрылось испариной и тошнит так сильно. Откидываю голову и упираюсь затылком, заставляя себя успокоиться. Всё хорошо. Всё хорошо. Да, всё хорошо. Всё…

Мой взгляд проходится по верхнему этажу, где стоят люди, общаясь друг с другом. За ними висят картины, которые тоже выставлены на продажу. Глазами пробегаюсь по лицам, и останавливаюсь на лестнице, что ведёт с верхнего этажа. Одни спускаются, другие поднимаются. Внимание привлекает тёмно-синий костюм, облегающий мускулистое мужское тело. Он не двигается отчего-то, стоит посреди лестницы и не спускается. Поднимаюсь глазами по галстуку, и внутри меня раздаётся громкий взрыв. Бокал падает из рук, когда мои глаза встречаются с тёмными, карими, шоколадными и удивлёнными. Каштановые волосы блестят в свете люстр над ним. Время замирает, оставляя меня одну. И его. Это он. Он, смотрящий на меня, и не двигающийся. Николас Холд. Это Николас. Ник…

Дышать не могу, а сердце даже не стучит. Его губы двигаются, а в моей голове такой шум. Огни начинают кружиться вокруг меня, звук резко включается, и я читаю по его губам. «Мишель.»

Бокал с громким стуком разбивается перед моими ногами, обрызгивая шампанским туфли и колготки. Испуганно смотрю на людей, что обратили на меня внимание. Паника накрывает с головой, как цунами, не давая мне выжить в этой схватке.

– Простите… простите… – шепчу я, двигаясь по стенке, и не могу отвести от него взгляда. Вот он мой страх. Вот он, далеко от меня и так близко. Сковывает меня и не даёт дышать. Не двигается. Стоит и смотрит на меня. Забирает снова… Больно! Боже, спаси меня! Боже… это он… он… это он.

Разворачиваюсь и несусь на дрожащих ногах к гардеробу, слыша позади своё имя. В уши словно наложили ваты, и я не понимаю ничего. Меня штормит, хватаясь за стойку, быстро дышу.

– Моё пальто… чёрное… пальто, – торопливо прошу я у мужчины.

– Ваш номерок? – Спрашивает он.

– Я…у Марка… мы недавно… золотые пуговицы…

– Мишель!

– Чёрт, – оборачиваясь, вижу, как Николас прорывается сквозь толпу, пытается догнать меня. Нет! Нет! Не могу!

Плюю на своё пальто и бегу к дверям, распахивая их и выбегая на холод.

– Мисс…

К чёрту, всё к чёрту! Боюсь, что упаду сейчас на высоких каблуках и ступенях, что прыгают перед глазами.

– Мишель! Стой! – Крик остаётся за моей спиной, пока я перебираю ногами и бегу, но чувствую, что упаду. Ещё немного и лишусь чувств. Тонкие каблуки застревают в кладке камня под ногами. Мне так плохо, голова сильно кружится. Останавливаюсь и закрываю лицо ладонями, только бы пережить. Нет… не ходи за мной… нет… дай мне дышать… сейчас упаду…

– Мишель? Это ты? Правда, ты? – Тихий и такой сочный голос из моих воспоминаний раздаётся за спиной. Чувствую каждой клеточкой его. Чувствую так сильно, что сердце болит. Давит на грудь, и дышать сложно. Чувствую. Его.

Распахиваю глаза и опускаю руки, собирая себя по кусочкам, чтобы обернуться. Обернуться и встретиться с ним лицом к лицу.

– Здравствуй, Николас.

Это мой голос? Почему такой сиплый и болезненный? Почему несильный? Не показывающий ему, что мне плевать. Да потому что не могу смотреть на него. Изъедает меня изнутри, когда встречаюсь с ним взглядом. Тёмные глаза блестят только ему понятным безумием крови. Молчит, осматривая меня, поднимает голову и делает шаг, а я от него.

– Здравствуй, Мишель. Ты… ты выглядишь иначе. Ты изменилась. Очень сильно похудела. Но ты красивая, очень красивая, – произносит он, постоянно сглатывая, словно ему не хватает воздуха.

– Ты ни капли не изменился, – выдавливая из себя, облизываю губы. – Мне надо… меня ждут… мне надо идти…

– Подожди. Секунду. Нет, минуту. Хотя бы минуту, – быстро говорит он, перекрывая мне путь.

Опуская голову, смотрю на его галстук. И так близко, что ветер доносит аромат его одеколона, что пропитал мою кожу, въелся в кровь и сейчас заставляет бежать её, заводя сердце на максимальную скорость. Не дышать. Задохнуться бы.

– Я соболезную твоей утрате. Мне жаль, что операция не помогла. Я отослал цветы…

– Не нуждаюсь, Николас. Если это всё, то дай пройти, – обрываю его, не желая слушать об этом. Не сейчас. Потому что на грани. На грани истерики. Сердце взрывается медленно на тысячи осколков, не давая мне возможности держаться. Трясёт изнутри. Ощущаю, как дрожу, что даже ему видно. А сердце всё рвётся на части, туманя мой разум.

– Нет. Не всё. Я прошу прощения за ту ночь. Мне жаль. Прошу тебя, Мишель, позволь мне объяснить всё. Я был неправ. Давай, поговорим. Обсудим. Не знаю, но я должен что-то сделать. Пожалуйста. Крошка…

Буквально в секунду кровь загорается ядовитым огнём, и моя рука, взлетая, с размахом ударяет его по щеке. Больно! Чёрт побери, как дерёт ладонь! Но это ничто по сравнению с тем, как болезненно это слово!

– Не смей! – Вскрикиваю я, когда он подносит свою руку к щеке. – Тебе жаль? Тебе всего лишь жаль, Николас? Засунь свои соболезнования себе в задницу, понял? Пошёл ты туда же со своими словами извинения! Ненавижу тебя!

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но не могу. Злость такая сильная внутри. Она просто не даёт думать здраво, она наполняет мою голову алым дымом. Она повелевает мной, открывая все чувства во мне. Больше нет возможности сдерживаться. Не хочу. Поворачиваюсь и ударяю кулаками по его груди, отчего он делает шаг назад.

– Тебя не было там! Ты не пришёл! А я ждала! После всего я ждала тебя! Сукин сын! Ненавижу тебя! Ты не пришёл на похороны! Ты не пришёл! – Кричу я, глотая слёзы, которые появляются из ниоткуда. Ударяю по нему, а он даже не защищается. Принимает безвольно мои удары.

– Ты не пришёл, – вытираю трясущейся рукой слёзы и отступаю. – Тебе только жаль?! Но мне больше чем жаль, Николас. Я ненавижу тебя, да так сильно, что готова убить. Я не прощу тебя! Никогда и ни за что! Ты не пришёл! Я не позволю тебе забрать ещё что-то у меня!

Закрываю рот рукой, только бы больше не кричать от этой невыносимой боли, что раздирает мои вены. Бежать! Я должна бежать! Хватит! Только разворачиваюсь, как слышу его голос. Тихий. Мёртвый. Незнакомый. Охрипший.

– Я был там. Сидел в машине и не смел выйти. Я был там, Мишель.

Эти слова застревают во мне, и огненная волна наполняет сердце, ещё сильнее принося боль. Жмурюсь так сильно, что глаза болят. Отнимаю руку ото рта, которая безвольно падает вдоль тела.

– Ты всегда боялся. Всего. А я сгорела в тебе. Сгорела дотла, Николас. Ты трус. Ты обещал… чёрт возьми, ты обещал и не сдержал обещания. Ты оставил раны на мне, – произношу я, поворачиваясь к нему. – Нет, не на теле. А внутри. Ты убил меня. Ты забрал меня и бросил. Ты обвинил меня. Ты предал меня. Я никогда тебя не прощу…

– Мишель, прошу. Возможно, это кажется трусостью. Но откуда мне было знать, что ты ждёшь? Я писал тебе! Писал, но не отправил ни единого сообщения! Ты должна ненавидеть меня! Это правильно. Твоя ненависть верная ко мне, но и я…Я не знал, что делать. Не знал, когда мне рассказали правду, которую ты скрыла от меня. Почему? – Повышает он голос, а потом уже тише и снова. Пробегаясь по моему лицу глазами, ищет помощи, как и раньше. Только сейчас всё изменилось. Он ещё глубже засел во мне. И смотрю на него, такого красивого, одинокого и предаю себя. Ещё секунда и я брошусь в его руки, умоляя вернуть мою душу. Но боль имеет прекрасное свойство останавливать.

– Дай мне возможность, Мишель. Давай поговорим. Мишель…

– Ты недостоин объяснений, – холодно произношу я, потирая руки, которые сейчас уже чувствуются. – Ты ничего не достоин, даже разговора. Ты оборвал всё, что было между нами. И больше я не буду дышать тобой. Я не желаю видеть тебя. Я хочу забыть тебя. Я… прощай.

– Мишель…

– Нет! – Повышаю голос и, выставляя руку вперёд, отхожу от него. – Теренс. Сейчас тройной Теренс, Николас. Ты понимаешь ведь боль только так? Ты ведь там, а я больше не собираюсь идти к тебе. С меня достаточно твоей боли, Николас. Так вот ответ на любой твой вопрос и предложение – Теренс.

– Ты не можешь, – шепчет он, качая головой.

– Это ты не можешь вот так появляться и просить у меня что-то. Время ушло, Николас. И я не желаю его возвращать. Я думала, ты вознёс меня на небеса, а это был ад. Но туда я не пойду более. Нет. Не приближайся ко мне. Никогда. Ни на секунду в этой грёбаной жизни. Дай мне дышать… хотя бы дышать… без тебя… исчезни навечно из моей судьбы. Просто исчезни и оставь меня в покое. Нет! Ни за что!

Поджимает губы, больше не двигаясь. Не могу контролировать дыхания, когда разворачиваюсь и иду к дороге, на ходу стирая слёзы. Вот и всё. Но почему до сих пор так больно? Почему хочется кричать? Разрывать свою глотку и кричать? Выпустить из себя этого демона, что терзает моё сердце. Люблю ли?

Сажусь в машину и называю свой адрес, стеклянным взглядом смотря впереди себя. Потухает с каждым мигом всё внутри. Но ненадолго. Как по амплитуде чувства возвращаются и забирают меня в себя. Выскакивая из машины и бегу в дом, поднимаюсь в лифте, и только открываю дверь, как падаю на пол. Кричу, и меня трясёт от боли. Я до сих пор его люблю. И это так отвратительно, после того, что он сделал. Я вижу его. Сейчас. Рядом. И это больно. Всё больно. Его голос в моей голове. Эти руки, в которые упала когда-то, то сжимались, то разжимались в кулаки. Эти губы, которые он подарил мне, сурово поджатые. Эта щетина, что была мягкой… всё… помню всё до единой крупицы этой встречи. Кричу от этого. Плачу. Навзрыд. Горько. Одиноко. Больно.

Это не справедливо ко мне! Жизнь меня возненавидела, она свела меня с ним снова. И я поддалась своим страхам, сказав ему, что нужен… так нужен, что это сводит с ума. Нужен каждой клеточке моего тела, каждому стуку сердца. Нужен. Воспоминания сильным ветром врываются в меня, отчего уже скулю, валяясь на полу в коридоре, и стону. Всё, как в фильме, проносится перед глазами и замирает на последнем. Он, стоящий в свете люстр. Статный. Холодный. Прекрасный. Мрачный. Этот взгляд, пронзающий моё сердце и выжимающий из него последние силы, что теплились в нём. Я не переживу это… не смогу… нужен и так ненавижу его. Себя.

Любовь не исчезла. Почему? Должна! Я заставлю её оставить меня в покое. Заставлю… а пока мне так больно.

 

Шестой вдох

Вытираю со лба пот и, бросая в коридор последнюю пустую коробку, смотрю на порядок в спальне и разложенные вещи. За окном уже рассвело, а я так и не ложилась спать. Только бы не плакать, только бы не вспоминать снова и снова эту встречу. Только бы не винить себя за слабость. Заняться всем, что отвлечёт, но лишь бы не сходить с ума. Уйма часов, и вещи на своих местах, а я вся мокрая от физической болезни тела. Меня разрывает изнутри, хочется выдрать волосы или ударить себя. Кажется, что и психически я нездорова. Он забрал у меня даже мой разум. Всё воспалил собой, каждую частицу тела. И по новой боль накатывает, возрождая его лицо перед глазами.

Вздыхаю и сажусь на постель, бессмысленно смотря вперёд. И что дальше? Самое страшное уже было, я видела его и убедилась, что живёт. Такой же, как раньше. Ни единого отпечатка на его лице. Ничего, что подсказало бы мне, как относится к этому. А вот я… хватит говорить, что похудела. Да, я не ем, меня тошнит постоянно от еды, и я так живу. Это его вина, что я такой стала! Его! Ещё смеет указывать мне на это! И не ему обманывать меня снова! Красивая? Красота лишь миф. Ненавижу…

Грёбаный звонок в дверь, и я рычу от злости, подскакивая с постели. Вырву на хрен его, и никто больше не припрётся!

– Кто? – Грубо спрашиваю я, не желая открывать.

– Мишель, это я. Марк, – отвечают за дверью. Надавливая на глаза пальцами, пытаюсь перебороть ненависть даже к нему. Не хочу никого видеть, слышать не хочу. Ненавижу всех. Из-за него. Из-за Николаса я стала истеричкой. Распахиваю дверь и недовольно смотрю на парня, стоящего на пороге.

– Привет. Я принёс твоё пальто. Ты вчера… я принёс, в общем, – говорит он, протягивая мне мою вещь. Злость понемногу проходит. В чём его вина? Да ни в чём. Он просто хороший.

Вздыхаю, пропуская его в квартиру, и закрываю дверь. Беру из его рук пальто и вешаю на крючок. Поворачиваюсь к нему, а он молчит, ищет, подбирает слова.

– Хреново я, Марк, – хмыкаю на вопрос, который он не решается задать.

– Так и предполагал. Видел его, а ты исчезла куда-то. Хотел предупредить… а потом догадался. Отец сказал оставить тебя в покое. Но я не вытерпел, припёрся в восемь утра. Я…

– Лишнее. Давай, не будем. Всё в прошлом. Мы поговорили, – перебивая его, обхожу и двигаюсь на кухню.

– Поговорили? – Недоверчиво переспрашивая, он идёт следом за мной.

– Чай? – Спрашивая, я включаю электрический чайник.

– Нет. Да, спасибо.

– Поговорили. Я кричала… вроде бы… ударила. Короче, хреново – вот самый верный пересказ всего, что было, – устало вздыхаю я, облокачиваясь о плиту.

– Мда. Он… что дальше? – Интересуется Марк, снимая куртку и бросая её на диван.

– Не знаю. Ни черта не знаю, – развожу руками.

– Ты…

– Не знаю, блять! Сказала же! – Повышаю я голос, складывая руки на груди.

– Для начала бы тебе переодеться и умыться не мешало. Ты в зеркало видела себя? – Указывает пальцем на мои разорванные колготки, на помятое платье, и лицо думаю не лучше.

– Я разбирала вещи, мне было не до этого. Как ты уйдёшь…

– Давай, по-другому. Ты пойдёшь, примешь ванну, расслабишься, а я приготовлю завтрак. Уверен, ты ещё не ела. А потом… я подумал, тебе ведь надо подготовиться к тестам. Могу помочь, всё же, я проходил похожую программу. Ну как? – Перебивает меня, уверенно подходя к холодильнику и роясь в нём.

Только хочу отказаться, потому что раздражает, выводит из себя он меня, как резко меняю своё решение. Клинит меня за секунду.

– Отлично. Я была бы тебе благодарна, – мой ответ заставляет замереть Марка и повернуть ко мне голову.

– Серьёзно? Не кричишь, и не выгоняешь меня? Не хочешь одиночества? Не будем по этому поводу ругаться? – Недоверчиво спрашивает он, доставая из морозилки эти наборы для обеда, которые я так и не готовила.

– Нет, – просто отвечаю я. – С одиночеством покончено. Возвращаюсь к жизни. Все свои страхи я встретила вчера, чего мне ещё бояться? Отец мой умер, мы обанкротились. Осталось только действительно подохнуть самой, и всё будет, как в мыльной опере. Но нет, я совсем не согласна на такой расклад. Поэтому принимаю твою помощь. И я хочу двигаться дальше. Думаю, я готова, чтобы даже выпить и сходить на свидание. Не знаю. Что-нибудь из нормального. Обычного. Без тайн, без темноты, желательно без любви. Может быть, пора разрешить себе всё, что может подарить эта жизнь. Как ты думаешь?

– Я… – от моей речи Марк приоткрывает рот, а затем захлопывает его. Обескуражен моими мыслями. Усмехаясь от этого, отталкиваюсь от плиты. Если он в шоке из-за этого, то иные мои раздумья ему покажутся бредом сумасшедшей. Но я устала оттого, что все воспринимают меня, как маленькую девочку. Что он так хлопочет вокруг меня, когда лучше бы заткнулся и просто молчал. Задолбало.

– Возможно, мы сходим на свидание когда-нибудь. Может быть, займёмся сексом. Это будет или концом, или началом. Не знаю. Может быть, я забуду, что такое любить того, кого ненавидишь. Вряд ли… не знаю, Марк. Поэтому не спрашивай у меня, что дальше. Я могу предложить тебе уйму вариантов, но все они будут один хлеще другого. Не требуй от меня ответов, которые я сама не знаю. Если ты хочешь быть здесь, то стань тем, кто ты есть, а не мальчиком-клоуном для меня. Это бесит. Раздражает меня сильно. Я знаю, что ты другой. При мне тебе не надо прятать в себе настоящее я. Ты видел меня голой, с ранами на заднице от БДСМ сессии. Ты был со мной, когда я потеряла отца. Ты узнал обо мне многое, но так и не понял, что я хочу видеть настоящего, а не искусственного Кена, которым ты был для Камилл. Стань собой. Чёрт, я не знаю, зачем это говорю. Ни хрена не понимаю. Но мне необходимо было это сказать. Я устала держать в себе это всё. Если хочешь быть рядом, то будь мужчиной, а не папочкой. Мой отец мёртв.

Шумно вздыхаю и чувствую облегчение в груди. Сказала, всё подряд, что было в голове. И теперь вытянутое лицо Марка вызывает улыбку. Освободилась от части груза на плечах.

– Мишель, я и не рассчитывал на секс, – медленно произносит он. – Я…я не пытаюсь тебе заменить отца или же набиться в парни. Не отрицаю, что ты мне нравишься. Да, как девушка нравишься, но о чём-то большем я не думал. Знаю, что ты не готова к отношениям. Тем более после этого… я не садист и не как там его, доминант. Поэтому даже и пытаться не хочу. Но я услышал тебя. Хорошо, больше не спрашиваю о будущем. Живи, как знаешь.

– Спасибо, Марк. Вот это мне и нужно. Я сама хочу решать, до кого дотрагиваться, а с кем мне общаться…

– А ну-ка подожди, – резко перебивает он меня, поднимая ладонь. – Не пытаешься ли ты мне сейчас сказать, что вчера ты согласилась снова быть с этим уродом?

– Нет, – закрывая глаза на секунду, мотаю головой. – Нет. Я сказала ему, что ненавижу. Но я лгала. Лгала, чтобы защитить себя от его взгляда, от его слов. Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, увижу ли его снова, и что будет после этого. Но хочу, чтобы ты понял – я решаю то, что лучше для меня. Ты можешь кричать, материться, обижать, даже не разговаривать со мной, но я буду делать то, что в данный момент для меня правильно. И сейчас хочу, чтобы ты остался. Мы позавтракаем, а потом ты мне поможешь с занятиями. Я хочу жить, Марк, и не жалеть ни о чём. И сейчас я не против узнать тебя больше, как мужчину, а не друга. Но не обещаю, что завтра моё мнение не изменится. Я не могу обещать тебе, что переборю себя и приму тебя, как своего парня. Хочу пробовать и ошибаться. Хочу падать и вставать. Хочу стать живой, понимаешь? Не ходячим зомби, а именно живой. Увидеть краски, хотя это будет сложно. Пробовать всё, до чего я доберусь. И если ты не согласен, то скажи мне.

– Ох, Мишель, – вздыхает он, его уголки губ подрагивают, и он ищет, что мне ответить. – Я не хочу стать утешительным призом. После Камилл я спал с каждой доступной девушкой. Это не принесло облегчения, только полное бессилие внутри. Ты пытаешься ему доказать, что можешь жить, когда это не так. Я понимаю тебя, буквально всё, что ты говоришь. Но не перебить иным мужчиной ещё неостывшую любовь к другому. Но я согласен помочь тебе хотя бы притупить её.

– Я не собираюсь становиться шлюхой, Марк, – произношу, обходя кухонный островок. – Только хочу узнать, а как это быть с другим. В моей жизни был Теренс, который умер на моих руках от передозировки. Был Люк, который жаждал денег больше, чем меня. Был Николас, который затронул всё в моём сердце и так же сильно разодрал его. Я выбираю не тех парней. Я хочу знать, а каково это – быть с беспроблемным. С таким как ты. Который заботится о тебе, принесёт суп, когда ты болеешь, который будет думать о тебе чаще, чем дышать.

– Подожди, ты сейчас всерьёз предлагаешь мне встречаться с тобой? То есть… то есть свидания, там… прогулки. Ты головой ударилась, или он вчера тебя ударил, что ты несёшь это всё? – От удивления Марк даже дышать не может, хватая ртом кислород.

– Нет, я не ударялась, и меня никто не трогал. Не знаю откуда, это появилось в голове, – пожимаю плечами. – Не могу ответить на это. Но почему бы и нет? Моя боль не ушла, она стала острее. Но вчерашняя наша встреча с ним даёт мне понять, что ничего между нами больше не воскресить. Он сказал, что был на похоронах. Сказал, что был. Но не рядом, не держал меня за руку, не утешал, не решился это сделать. И это больно тоже. Он никогда меня не любил. А моя любовь… она как гниющее мясо, только вызывает тошноту. Поэтому я предлагаю тебе быть мужчиной рядом со мной. Не знаю, что из этого выйдет. Возможно, ничего. Я не понимаю сама, что хочу. Ты идеальный принц, Марк. И я тоже хочу быть принцессой, хоть для кого-то.

– Но не в ущерб себе, Мишель. Я не против, больше, чем не против. Только я понимаю, что новые отношения не помогут тебе. Ты спрячешься за ними, за мной…

– Так я даю тебе шанс спрятать меня. Только вот воспользуешься ли ты им, решать только тебе, – перебиваю, разворачиваясь и направляясь в ванную комнату.

Сама не понимаю, как это всё сорвалось с губ, но слова сказаны и только сейчас осмысливаю их сама. Проплакав ночь и устав от боли, я иначе жить не смогу, если не попробую что-то другое. Совершенно отличное от того, что знала с ним. Очень глупо было предлагать это Марку, пользоваться им, когда я никогда не смогу ответить ему любовью. У меня нет опыта в отношениях, правду сказала – все мои парни были с серьёзными психологическими проблемами, а я их излечивала, или пыталась сделать так. Но сейчас же, я больна, и мне нужна помощь. Теперь я превратилась в Николаса, а Марк в меня. Я забрала в ту ночь его боль и теперь несу её в себе. Мне требуются изменения не во внешности, а внутри. В целях, в желаниях. И я не буду себе отказывать в этом. Не буду держать себя в руках. Кто может осудить меня? Никто. Единственный человек, которого я бы слушала – лежит в земле. Мои руки развязаны, мне нет нужды больше ходить на эти показательные вечеринки, где будет он. Я стала той, о ком мечтала всю жизнь. Обычной.

Выбираюсь из ванны, обматываясь полотенцем, и смотрю на себя в зеркало. Вчерашняя встреча с ним подтолкнула меня к решению двигаться дальше. Хоть и сложно, но я не имею права вернуться туда. Это непозволительно. Это унизительно, в конце концов. Прощать такое нельзя. Даже если любишь. Нет ни одной причины, чтобы я подумала иначе.

– К чёрту тебя, Николас. Я забуду тебя. Обещаю, что забуду, – шепчу я, смотря на своё отражение. – Ты не имеешь больше власти надо мной. Не тебе принадлежит моё сердце, а мне. Нет там тебе места. Больше нет, и никогда не будет.

Стираю рукой запотевшее отражение, выхожу из ванной и принюхиваюсь. Что-то сгорело, причём сильно сгорело. Ругательство и бурчание Марка доносятся из гостиной, улыбаясь этому, захожу в спальню и закрываю двери. Сбрасывая с себя полотенце, нахожу трусики, шорты и майку. Одевшись, подсушиваю волосы полотенцем и кладу всё на стул. Не знаю, какой чёрт меня дёрнул упомянуть секс. Но у меня в мыслях его даже нет. Кажется, что я никогда больше никого не поцелую, а о большем даже думать противно. Но когда-нибудь… однажды всё изменится, и я влюблюсь в другого. Хорошо бы было, если бы этим человеком стал Марк. Пусть всё идёт так, как идёт. Ни он, ни я не готовы к отношениям. Но флирт… почему бы не вспомнить, как это. И пусть сердце болит, пусть противится этим думам, но я буду бороться даже с ним, если это потребуется. Я вырву эту любовь и выброшу. Я смогу.

Выхожу из спальни, двигаясь к кухне, где нахожу Марка, сидящего на стуле и сжимающего волосы.

– Как дела? – Интересуюсь я.

– Хреново. Видимо, это слово дня, – хмыкает он, поднимая голову. – Это есть невозможно. Я всё выбросил, приготовил яичницу с беконом. На третий раз она получилась. Вроде бы.

– Понятно. Тогда завтракать? – Подавляя желание расхохотаться, предлагаю я. Огибая островок, подхожу к плите и поднимаю крышку от сковородки. В нос ударяет отвратительный запах сожжённого бекона. Моргаю от этого и смотрю на непонятное варево, что вышло у Марка.

– Я заказал еду. Через двадцать минут привезут, – быстро произносит он, стоя позади меня. И мы вместе смотрим на завтрак, что так и не удалось приготовить. Хрюкаю от смеха, поворачивая голову к Марку, закрываю крышку.

– Прости, но из меня тоже повар хреновый, – кривится он.

– Ничего. Запишемся вместе на курсы, – уже смеюсь я.

– Я согласен, – кивает он.

– Отлично. Как только я разберусь с работой…

– Нет, Мишель. Я согласен на то, что ты предложила. Это не отношения, а необходимая поддержка тебе как женщине, а мне как мужчине это льстит. Поэтому завтра я приглашаю тебя на ужин, после того, как мы вместе разберёмся с твоей работой и ещё откроем тебе счёт, – быстро произносит он, ожидая от меня реакции. Но смех прекращается, как и появляется желание сказать, что я уже передумала. Или же не передумала, а боюсь, что будет больнее. Не знаю.

– Ладно, – киваю я, принимая это. Хотя не хочу, но надо. Вырваться же хочу, значит, это должно помочь.

– Хм, ладно, так ладно. Пока везут еду, ты мне покажи, что нам нужно сделать в первую очередь. Выучить, я имею в виду, – говорит Марк, стягивая свитер и оставаясь в футболке. Мой взгляд привлекает татуировка на его руке в виде компаса, что рисуют на старинных картах.

– Мишель, – отрываюсь от этого рисунка, когда в голове вспыхивают другие татуировки и мои губы на них. Закусываю губу и поднимаю голову, смотря в карие глаза Марка.

– Что? – Спрашиваю я, совершенно вылетев из разговора и даже забыв, о чём он спросил.

– Конспекты или темы, – напоминает он.

– Ах, да. Темы, – медленно отвечаю я, мотнув головой, сбросив с себя ненужные воспоминания. Но губы так помнят этот вкус тела, что горят. Вытираю рот, словно только прикоснулась к упругой коже и звезде…

– Мишель, – Марк подходит ко мне.

– Да, сейчас, – бросаю я, чуть ли не отпрыгивая от парня. Направляясь к столу, присаживаюсь на стул и ищу список тем.

Почему именно эти воспоминания? Почему не другие третируют меня? Почему я напрочь забыла о боли, о том тёмном месте, наполненном насмешливыми зеркалами, алом свете… розгах…

– Хватит, – шепчу я, замечая, как уже подрагивают мои руки.

– Что? – Переспрашивая, Марк садится на диван.

– Нашла, вот, – быстро передаю ему лист, а другие складываю и кладу сбоку на стол.

– Так, посмотрим. Бухучет, финансовый менеджмент и страхование, микроэкономика по ним у тебя научные работы. А тесты у нас по социологии, психологии и информационным системам. Ну в принципе, сдадим. Что у тебя сначала: тесты или работы? – Поднимает голову на меня.

– Микро я сделала. В среду у меня информатика, к пятнице мне надо сдать финансовый менеджмент и микро. А в субботу придётся с утра прийти и написать остальные тесты. Другие работы разрешили принести через неделю, – отвечаю я, вспоминая слова моего руководителя.

– Тогда начнём. Двигайся и открывай ноутбук, – сталкивает меня со стула, что я чуть ли не падаю.

– Придурок, – ударяю его по плечу, пересаживаясь на диван и делая то, что он сказал.

– Интернет включи, без него…

– У меня его нет, – перебиваю его, поджимая губы.

– Сейчас устроим. Кто твой провайдер? – Спрашивает он, доставая телефон.

– Если бы я знала, – хмыкаю я.

– Ладно, узнаем, – пожимает плечами, набирая какой-то номер.

Смотрю на него и непроизвольно улыбаюсь, когда он с лёгкостью договаривается о включении интернета, оплачивает его своей картой и к тому моменту, как привозят провизию на целый полк, у меня есть вайфай. И всё так легко из-под его руки выходит, доступные объяснения, терпение, которого у меня нет. Он занимается со мной, пока не наступает ночь за окном. Мы прерываемся, только чтобы перекусить и снова за работу. Голова болит уже от информации, но я усердно пытаюсь всё запомнить, только бы не подвести его старания. Он чертовски умный парень, смышлёный и далеко пойдёт. И красивый. Не уступает в мужской красоте ему, но ещё не созревшая эта красота. Лет через пять он будет великолепен. Думаю о глупостях, пока смотрю, как Марк потягивается, откладывая листы бумаги, где чертил мне схемы. Но почему ничего не отзывается на него? Почему же я такая холодная внутри? Это обидно, что вот он рядом, а я боюсь причинить себе боль, если дотронусь. Позволю себе изучить его бицепс и забыть о другом. Почему нет ни капли желания поцеловать его, ведь он шикарный? Несправедливо, что не мы разумом выбираем того, от которого всё перевернётся внутри, от одного только взгляда.

Жизнь злая штука, она издевается над нами. Вот кто настоящий садист. Жизнь. Она оставляет такие раны, что не заживут никогда. Она бьёт сильнее любого кнута. Она держит нас в наручниках и отдаёт ключ от них только одному.

Прощаюсь с Марком, закрывая за ним дверь и соглашаясь на завтрашнее свидание. Раз начала, то буду продолжать. Я заставлю своё тело хотеть его. Заставлю мысли повернуться в иную сторону и отыщу ключ от своих наручников, но не отдам никому. Только себе. Теперь я живу только для себя.

 

Седьмой вдох

Вставать в семь утра уже отвыкла. Так сложно и тяжело заставить себя подняться, когда ты напичкала себя снотворным. Голова огромная, и все вчерашние слова кажутся до идиотизма глупыми. Нет больше той уверенности в себе, что была вчера. Ничего нет, только разбитое тело и сонное состояние. Но влезаю в душ, принимая контрастный, только бы проснуться. Высушив волосы, собираю их в высокий хвост и надеваю всё чёрное, как и предполагает моё внутреннее состояние. Собрав конспекты и перекачав на флешку работу по микроэкономике, бросив в сумку диск со своими фотографиями для показательного подтверждения моих навыков фотографа, выхожу из дома. Заезжаю в «Старбакс», покупая себе кофе и круассан, а затем в копировальный центр, дабы иметь печатную версию для сдачи.

Предстояло теперь снова вернуться на занятия, кажется, что не была там вечность. В последний раз только в кабинете руководителя и то, когда были занятия. Только бы никто не видел меня. Сейчас припарковавшись на своём обычном месте, поднимаю воротник, укрываясь от холодного утреннего ветра, что должен уже скоро забыться, ведь апрель на дворе, перебегаю через дорогу, входя на территорию университета.

Ох, чёрт, почему они все смотрят на меня? Да хватит уже. Пробираюсь в аудиторию и плюхаюсь рядом с Сарой, которая увлечённо что-то печатает, и даже не замечает меня. Смотрю на подругу, которая то закусывает губу, то хмурится.

– Привет, – на ухо произношу я ей. Девушка с визгом подскакивает, вызывая мой смех, как и ещё нескольких ребят, рассаживающихся вокруг нас.

– Дура или где? – Возмущаясь, она садится на место и недовольно смотрит на меня.

– Или где, – пожимая плечами, раскладываю свои вещи на столе.

– Почему не позвонила? – Спрашивает она, уже отойдя от испуга.

– Я была занята. С Марком, – отвечаю, замечая удивление и интерес.

– И? Между вами…

– Пока ничего, но я сказала… – вздыхая, кривлюсь от воспоминаний. – Я дура, Сара, полная дура. Я предложила ему встречаться со мной.

– Ты что сделала? – Одними губами переспрашивает она.

– То и сделала. Я была слаба, мне хотелось… чёрт, да не знаю. Всё, потом поговорим, мне нельзя отвлекаться, а то отчислят, – отрезаю я, поворачиваясь к зашедшему преподавателю.

Из аудитории в аудиторию, даже на обед не иду, решая пойти и сдать работу, за которую меня хвалят и ставят плюс. Возвращаюсь, вот так шаг за шагом дыхание восстанавливается. Но всё же, моё физическое состояние оставляет желать лучшего, снова давят на меня усталость и желание закрыть глаза. Не буду больше пить снотворное, но как иначе? Если думаю о нём. Каждую секунду, прокручиваю в голове и думаю. Это невыносимо уже. Невозможно прекратить, хотя бы во время занятий нет времени это делать. Спасибо на этом.

– Мишель, – передо мной оказывается Амалия, перекрывая мне путь, когда я выхожу из аудитории с последнего предмета. По блеску её глаз вижу, что зла. Причём сильно зла.

– Привет, говорить не могу, мне надо ехать, – быстро произношу я, делая шаг назад.

– Не так быстро, подруга, – за спиной говорит Сара. Они окружили меня, явно недовольные, что избегаю их, как и не сажусь с Сарой на предметах.

– Меня Марк ждёт, мне надо счёт открыть, и ещё у меня встреча с работодателем, – мямлю я, делая шаг вбок, но они встают и туда.

– Подождут. Сейчас только четыре. Час ты нам выделишь. А ну, пошли, – подхватывают с обеих сторон за локти и тащат куда-то.

– Ладно, я сама пойду, – брыкаюсь. Отпускают меня, и не сбежать ведь. Вот чёрт!

Иду, как под конвоем, за ними, мы берём одежду и выходим из одного здания, переходя в другое. И догадываюсь уже куда. В библиотеку. Отчего-то это место стало тайным для разговоров по душам. А я не готова сейчас… ни разу не готова открываться. Мы проходим мимо стеллажей, и они толкают меня между ними.

– А теперь рассказывай. Какого хрена мой брат заявил, что у вас сегодня свидание? – Требовательно спрашивает Амалия, садясь на пол и расстёгивая куртку.

– Свидание? Ни хрена ж себе! Куда тебя понесло? – Шокировано произносит Сара, плюхаясь рядом с Ами.

– Я…я не знаю, – пожимая плечами, сажусь напротив них и облокачиваюсь о стеллаж.

– Ты решила поиграть с ним? – Зло шипит Ами.

– Нет. Я… видела его. Николаса. Там… боже, я не знаю, откуда были такие мысли. Я сама предложила Марку встречаться со мной, а ещё вроде бы и секс. Это так стыдно, сейчас очень стыдно.

– Что?! – В один голос взвизгивают они.

– Но я не собираюсь, честно. Мы просто проводим время вместе. Вчера он занимался со мной. И я сказала ему…

– Так, моего тупого брата оставим. Ты видела его? Вот поэтому Марк был такой злой! Почему я не видела его? Он был там? – Перебивает меня Ами.

– Да. Был. Вы куда-то ушли, а у меня началась паническая атака. Я выпила шампанского, и… он был там. Такой же, как раньше. Ни капли не изменился. Он пошёл за мной… догнал… я ударила его. Кричала так. А потом… он был там, – сбивчиво говорю я.

– Мы уже поняли, что он был там. Что он сказал? – Спрашивает Сара.

– Он был на похоронах. В машине. Сказал? Не помню, о чём-то поговорить хотел, или ещё что-то. Я не помню, была так зла и так больно. Просил прощения, а я… девочки, мне так стыдно. Стыдно очень, потому что я…

– Любишь его и уже простила, – за меня отвечает Ами, переглядываясь с Сарой.

– Нет. Не простила, но думаю. Это же так унизительно, – кривлюсь я от вспыхнувшей раны в сердце.

– Ты не выключишь любовь по щелчку, Мишель. Она не отпустит тебя. Если это любовь, то ни черта не выйдет, чтобы забыть его. И ты простила, давно простила, хотя это так страшно себе признавать, – взгляд Амалии выражает такую боль, что сродни моей. Вглядываюсь в девушку, думающую сейчас о своём.

– И ты жаждешь, чтобы ему было так же больно, как и тебе, всё это время. Ты будешь желать отомстить, и при этом любить. Эта любовь и губит жизни. Ты злишься, обижаешься. Это всё оборачивается против тебя. Ты делаешь неверно, потому что больно. Потому что хочешь увидеть его на коленях перед тобой и услышать – ты единственная. И ты опустишь его на колени, только вот в этот момент будет ещё больнее. Ты возненавидишь себя за это. А простить легко, если ты любишь. Есть разное прощение. Прощение, когда тебя предали, отвергли и бросили, унизили – самое опасное. Поверь, я знаю, о чём говорю. Ты не забудешь этого. Никогда. Ни секунды в своей жизни. Ты будешь жить, но мёртвая внутри. Ты будешь спать с парнями и не чувствовать себя больше. Ты никогда его не разлюбишь, как бы отвратительно он не поступил с тобой, – девушка, моргая, переводит на меня взгляд.

– Всё может быть не так мрачно, Ами. Если он раскаивается? Искренне? И у него есть объяснения? – Хмурится Сара, поворачиваясь к подруге.

– Даже если раскаивается, то этого мало. При такой обиде, что в сердце Мишель, этого мало. Разорвать любящее сердце легко, а вот собрать его потребуется время и сильная любовь мужчины. И это не стыдно, Мишель, не стыдно простить. Стыдно признаться в этой слабости. Стыдно, что ты продолжаешь любить после предательства. Стыдно, что так хочется поцеловать его и отдаться ему. Пусть делает, что хочет. Это стыдно для нас, женщин. Стыд пройдёт, если заменить на любовь с его стороны. А если её не хватит, то тогда я не завидую тебе, – не мигая, смотрит на меня.

– Я не могу позволить…

– Позволишь, – перебивает меня. – Я позволила. Расскажу, но больше никогда об этом говорить не буду. Я прекрасно тебя понимаю, Мишель, буквально всё. Знаю, как хорошо быть одной, лелеять воспоминания и себя в них. Мне было шестнадцать, когда я поняла, что люблю мужчину. Он был старше меня на пятнадцать лет, работал с отцом. И я помню его с детства, на всех днях рождениях, на всех праздниках. Помню его девушек и свою ревность, только меня он воспринимал, как ребёнка. А мне исполнилось шестнадцать. Я пришла к нему, предложила себя. Стояла там голая и испуганная, влюблённая, а он притащил меня к отцу, рассказав всё о том, что я просила у него. Отец был в шоке, и мне было так стыдно. Стыдно до такой степени, – девушка закатывает рукава и поворачивает запястья вверх.

– Я хотела умереть, порезала вены, но Марк спас меня. Шрамы отшлифовали, чтобы никогда они не напоминали мне об этом. Мейсон больше не появлялся в нашем доме. Но я ни на секунду не забывала о нём. Я углубилась в рисование, так и жила. Через два года я встретила его в клубе. Он был один за барной стойкой. Я не сразу его узнала, и хотелось убежать, но не сделала этого. Подошла к нему, и он был так рад меня видеть. Пьяный и улыбающийся мне. А мне было всё равно, в каком он состоянии, что женат уже. Я любила его даже такого. Ту ночь мы провели вместе, как и последующую. Он признался, что испугался ответственности за меня, хотя любил. Меня не волновало, что жена тоже была в этом городе. Он был моим, обещал развестись и говорил, что будет всё хорошо. Я верила, так верила, пока не увидела его с беременной женой, как он целовал её, как улыбался ей. И я разозлилась, настолько, что подошла к ним, и всё выложила этой женщине. А потом отцу, врала и увидела, как разрушаю его жизнь. Но было так больно, когда злость и обида отступили. Когда отец разорвал с ним отношения, а Марк подрался. Тогда они искали выход уехать, переехать из этого города. За два дня до отъезда он нашёл меня и упал на колени прямо посреди улицы. Я простила за всё его, но тот человек, в которого он превратился, больше не был моим. Я до сих пор люблю его и буду любить, но сама не могу простить себя за эту месть. Его жена потеряла ребёнка, подала на развод. Он один, как и я. Когда он поймёт всё, тоже не простит меня. Поэтому, Мишель, обида и злость за прошлое не поможет тебе никогда. Любовью можно убить и воскресить. Ты простила Николаса, давно простила, но признаться себе сложно. Ты саму себя не можешь простить за это.

Амалия замолкает, Сара стирает слёзы, а я смотрю на девушку, и не могу поверить, что это произошло с ней. Ничего не выдавало в ней этой боли, которую она несла в себе. Только сейчас я увидела её, в каждом слове, в каждом надорванном вздохе. И она не плакала, только грустно улыбалась, неотрывно смотря в мои глаза. Поэтому она так понимала меня.

– А где он сейчас? – Спрашивает Сара всхлипывая.

– Не знаю. Ничего о нём не знаю. Отец запретил ему приближаться ко мне, даже постановление суда есть. Я разрушила несколько жизней, убила ребёнка. И мне прощения нет, это я понимаю…

– Но он тебя простил. За всё простил, потому что любит. Прощения заслуживает каждый, – говорю я.

– Даже Николас? – Усмехается она, а я поджимаю губы, опуская голову.

– Нет.

– Так где твоя правда, Мишель? Ты не можешь простить его, точнее, себя и выслушать, потому что имеешь двойные стандарты. Да, я помню, как он избил тебя. Но давай посмотрим правде в глаза. Диск с записью так и не был отдан твоему отцу. Николас считал, что ты его предала, рассказав газетам. Он не хотел тебя отпускать, он тематик, Мейсон тоже любил это. Наручники, кляпы, шлёпалки, и это мне нравилось. Нравилось, когда он это делает. Он не знал о том, что ты ни при чём в этой истории. На твоём месте я бы рассказала ему, но ты решила иначе. И никто не вправе осуждать тебя за то, что ты хотела огородить сестру, которая даже этого не заслуживает. Ты ждала его, по какой причине? Потому что уже простила, и только он мог бы снять с тебя печаль и горе. Только он может помочь тебе. Эта связь, её не разрушить. Хотя бы объясниться он имеет шанс, а дальше смотри сама, чего ты хочешь. Но не впутывай моего брата в эту игру. Николас Холд в гневе страшен, это я знаю наверняка, а ты подставляешь под удар Марка. Нет, я не виню тебя и не осуждаю. Ты пытаешься заменить одного на другого. Я не дура, Мишель, давно смекнула, что Марк напоминает тебе Николаса. Только не получится, подмену сразу различит твоё тело и сердце. Попробовать, конечно, можешь. И я даже буду двумя руками «за», если у вас всё получится. Но увы, я знаю, что ни черта не выйдет. Вы используете друг друга, как замену. А из этого ничего хорошего не родится. Развлекайтесь, но проблему придётся решить. Подумай, Мишель, чего ты действительно хочешь. Я не толкаю тебя принять Николаса, даже против этого. Но любовь выбрала за тебя все твои шаги заранее. Привыкни к мысли, что ты простила. Привыкни и станет легче. Хочешь, изведи его до того сумасшествия, в котором ты сейчас живёшь. Он станет больным тобой, если уже не болен. Дать шанс никогда не поздно, всегда можно уйти. А вот вернуться может быть просто не к кому. До завтра.

Амалия подскакивает с места, хватая сумку и куртку, оставляя меня в совершенно разбитом состоянии. Я переварить не могу, как точно она описала всё, что я прячу от себя. Смотрю на Сару, так же поражённую откровением, и не могу ничего сказать.

– Мишель…

– Иди за ней. Помоги ей. Воспоминания причиняют боль, помоги ей сейчас. А я подумаю, мне есть над чем подумать, – перебиваю её, указывая головой на выход из стеллажей.

– Но ты…

– Со мной всё хорошо. Относительно хорошо. А вот она… это слишком тяжело, так холодно говорить о любви. Это требует силы, а сейчас она иссякла. Иди за ней. Завтра встретимся, – толкаю её, чтобы пошла за девушкой. Сара, поднимаясь, быстро чмокает меня в щёку и уходит на поиски подруги.

Чёрт возьми, она так права. Я уже простила его, а вот признаться стыдно. Переступить через себя не могу себе позволить, это не передаваемо. Просто существует барьер, он прямо в сердце и не разрушить его. Да, я очень хочу наказать его, как он это сделал со мной. До боли хочу увидеть его такого же сломленного, какой была я. Это желание такое ядовитое, оно заполняет всю меня. Не даёт думать в другом русле, оставляя после себя огонь и раны. Проще просто забыть. Не вести всё к критической точке, после которой никто не останется живым. Забыть сложно. Но время лечит. Лечит ли оно? Сколько должно пройти часов, недель, месяцев, лет?

Жужжание мобильного отрывает меня от раздумий, достаю из кармана пальто и смотрю на номер Марка. Амалия и в этом права. Он такой хороший, замечательный парень. Зачем я это сделала? Надо поговорить с ним и объяснить всё.

– Да, – вздохнув, отвечаю я, поднимаясь с пола.

– Ты где? Я жду тебя, – спрашивает Марк.

– Уже выхожу. Прости, меня задержали, – вру я, и забрасывая сумку на плечо, выхожу из-за стеллажей.

– Отлично. Буду ждать тебя прямо в приёмной, скажи, что ко мне, и тебя проведут сотрудники.

– Хорошо, – спускаюсь по лестнице.

– Тогда до встречи.

– Пока, – выключая звонок, выхожу из библиотеки.

Ненавижу эту жизнь, которая превратила меня в непонятное существо, что не может дышать и жить. Ненавижу всё вокруг меня. Ненавижу себя за это. Ненавижу себя за эту любовь.

 

Восьмой вдох

Бреду к своей машине, доставая ключи из сумки. Перебегаю дорогу и иду по дорожке, смотря себе под ноги, подбирая слова, что скажу Марку. Надеюсь, он поймёт меня. Поймёт, что психически я не стабильна, и мои желания такие же. Вздыхаю и поднимаю голову, палец замирает на кнопке блокировки машины. Дыхание теряется, не могу двинуться, смотря на мужчину, облокотившегося о «Мерседес». Не сейчас… да что же это такое? Почему в самые разорванные моменты моей жизни я теперь вижу его? Почему так жестоко?

– Отойди, – могу только вымолвить я, всё же, нажимая на кнопку, и машина издаёт писк, встречая меня вспышками фар.

Николас не двигается, сверля меня карими глазами, прожигая дыру во мне. Дышать сложно, смотреть на него не могу, слова Амалии крутятся в голове. Простить. Стыдно. Безумно больно. Отвожу взгляд от его мрачного лица, проходясь глазами по кожаной куртке, чёрным джинсам и ботинкам.

– Чёрт возьми, уйди, – цежу я, но не двигаюсь. Не могу подойти, не могу дотронуться до него, даже оттолкнуть нет сил.

– Здравствуй, Мишель, – его спокойный голос достигает моего сознания, полностью срывая остатки самообладания и мыслей.

– Не хочу желать тебе того же, Николас. Поэтому прошу, отойди от моей машины, – произношу сдавленно, опасливо и даже трусливо. Делаю шаг, но он не двигается. Злит меня это. Злит, потому что больно. Злит, потому что так люблю его. Сердце болит, физически болит.

– Нет, – одно слово, и я вскидываю подбородок, встречаясь с потемневшими глазами. О, я знаю этот взгляд, он сорвёт всю кожу с меня, оставит обнажённой и страдающей. Эта сила, что в нём, касается меня даже на этом расстоянии.

– Что ты хочешь? – спрашиваю я.

– Я не хочу, Мишель. Я требую, чтобы ты поговорила со мной, – тембр, что отдаётся шумным вздохом во мне, заставляет дрожать. Именно дрожать от этого повелительного наклонения. От него.

– Николас, уйди. Время разговоров прошло. Тем более требовать, ты не имеешь никакого права. Оставь меня, – голос пропадает, шепчу. Отталкивается от машины, делая шаг ко мне.

– Теренс, – дрожа, хриплю я, не имея возможности даже шевельнуться. Прочищаю горло, но даже это не помогает снять напряжение, что сковывает меня полностью.

Уголок губ его приподнимается в насмешке над этим словом, глаза пропускают опасный блеск, и он подходит практически вплотную ко мне. Сглатываю от этого, губы сухие. Облизываю быстро их, смотря в его глаза, которые уже тянут в свою глубину. Как же необходимо мне сладкое. Шоколад. О, господи, в голове шумит. Слышу его ровное дыхание и своё, рваное, быстрое. Он видит всё, что творится со мной, и это ему нравится. Нравится настолько, что накаляет воздух, трещащий вокруг него.

– На меня это больше не действует, Мишель, – шёпотом произносит он, склоняясь к моему уху. Меня накрывает аромат его кожи, что так близко ко мне.

– Хочешь знать почему? – Запах его одеколона проникает в меня и сжимает всё внутри, до болезненного возбуждения, которое неизвестно откуда рождается в моём теле.

– Завтра в шесть часов я поделюсь с тобой этим, и не только. Сразу же после твоих занятий, я буду ждать тебя здесь. Отказа я не принимаю, не заставляй меня применить силу. А я это сделаю, – шепчет он, опаляя своим горячим дыханием моё ухо. Закрываю глаза, а по телу проходится острая волна.

– Кнут и розги. Не удивлена, что ты упомянул о них, – низко отвечаю я, распахивая глаза. Приподнимает голову улыбаясь. Его лицо так близко, очень близко. Ещё немного и дотронется до меня. Даже забыла, как он красив, когда улыбается. Как собираются мимические морщинки в уголках его глаз, полностью преображая его. И ни разу не коснулся меня, а я чувствую, как трогает каждый сантиметр моей полыхающей кожи. Чувствую, как ласкает меня руками, и это иссушает. Провожу языком по губам и тону в его глазах. Сейчас упаду от дрожи в ногах.

– Кляп и наручники на ноги и на руки, пока ты будешь сопротивляться. Когда я привезу тебя в ресторан, ведь тебе будет спокойнее именно там, сниму с тебя это. Но было бы лучше, если бы мы поехали ко мне. Затем можешь кричать, можешь даже драться, мне всё равно, как это будет выглядеть на людях, и что напишут в газетах. Мне плевать на них, но ты выслушаешь меня, – уверенно говорит он.

– Ни черта, – шепчу я, быстро дыша.

– Ты выслушаешь меня, я сделаю всё для этого, – кивает он на свои слова.

Не замечаю, как его рука поднимается и дотрагивается до моей щеки. Вздрагиваю и закрываю глаза от сильнейшей вспышки в глазах. Боль прорывается изнутри, и не смею открыть их. Замираю. Не дышу. Он нежно проводит по моей щеке костяшками пальцев, разрывая вновь меня, возвращая воспоминания, где была боль и ненависть. И это всё комом застревает в горле.

– Вернись ко мне, крошка. Вернись. Я буду ждать тебя завтра, только позволь мне изменить всё. Я скучаю, – до воспалённого разума достигает шёпот Николаса, сердце срывается с тормозов и бешено отвечает ему. Ещё немного и разревусь. Ещё немного и приму всё. Но резко становится очень холодно, ледяной воздух кружится вокруг меня. Распахиваю глаза, и никого нет.

Оборачиваюсь, и только незнакомые люди проходят мимо меня, а щёку до сих пор покалывает от его прикосновений. Не понимаю ничего, но так больно внутри и одновременно хорошо. Мотаю головой, подбегая к машине, и забираюсь в неё, закрывая дверь.

– О, господи, – шепчу, сжимая волосы руками.

Он сказал это? Или нет? Это игры моего разума или же, правда? Задыхаюсь от этого, растираю лицо, только бы снять с себя непонятный дурман от этой встречи. Нет, я не готова. Не готова видеть его, пока не разберусь в себе. Не могу. Боже, да я даже возбудилась, пока он был рядом. Откуда это всё? Да за что? Вернуться? Ни за что… никогда… скучает. Чёрт! Чёрт! Миллион раз чёрт, разрывают меня эти слова. Мучают и изводят.

Мобильный телефон звонит в кармане, а я ответить не могу. Меня трясёт. Завожу мотор, чувствуя вибрацию. Да везде она. Зачем ты появляешься, да ещё и говоришь это? Ни за что завтра меня не будет здесь. Точно знаю это. Нет. Не будет. Я придумаю, как избежать этого. Пусть делает, что хочет. Но не могу я… неужели, не понимает? Неужели, плевать на то, как я чувствую себя сейчас, после этой встречи? Я ещё от той не отошла, а тут новая.

Ударяю по рулю и концентрируюсь на том, что должна ехать. Но как в таком состоянии, вообще, двигаться? Должна. У меня своя жизнь, а не его… нет… никогда.

Снимаю ручку с нейтралки и выруливаю с парковки, вспоминая, как доехать до банка. Надо успокоиться, это требуется. Но как? Да никак. Переживать внутри себя бурю, что снова бушует в душе и вести машину, выскочить из неё и быстро войти в здание банка. Встретить взвинченного Марка и на ходу сочинять, что задержали снова. Господи, как отвратительно это.

Заполняю бумаги, даже не слушая Марка, который что-то объясняет мне, говорит пароли и какие-то слова. Прошу записать мне всё, даже руки трясутся, держа ручку. Расписываюсь. Наконец-то, с этим покончено и теперь предстоит поехать к человеку, готовому рассмотреть меня в качестве работника.

Фотостудия располагается в районе Сикс Пойнт, что довольно ощутимо по расстоянию от университета и моей квартиры. Но ничего, если меня возьмут, то полчаса пробок, а то и больше, будут казаться ничем. Еду за Марком, объезжающим «Инслингтон» и заезжающим на Киплинг-авеню. Аренда зданий здесь высока, кручу головой, медленнее двигаясь за машиной Марка, пока он не останавливается у невысокого двухэтажного здания в ярком бело-красном цвете, мигает мне фарами, показывая, что тут нужно повернуть. Мы въезжаем на небольшую, личную парковку и ставим машины. Выбираюсь из своей, удивлённо разгадывая здание и вывеску «Elite look», блокирую машину и подхожу к улыбающемуся Марку.

– Ты сказал, что это небольшая фотостудия, – напоминаю я.

– Выходит, что она большая. Я сам здесь в первый раз. Пошли, нам нужно найти Дэйва Кёртис. Он и есть владелец этого, – пожимает плечами Марк. Иду за ним к крутящимся дверям, и мы входим в небольшой холл, где нас приветствует девушка. Марк всё объясняет ей, а я, озираясь, отмечаю, что это место именно такое, каким бы я хотела видеть собственную студию. Светлые стены, множество фотографий, развешанных по ним, уютные диванчики и каталоги, столик с чаем и кофе. Располагает остаться здесь и посмотреть, что ещё может предложить это место.

– Ага, второй этаж. Комната восемь. Спасибо, Эйприл, – тем временем говорит Марк, берёт пропускные жетончики, и мы проходим к двери, прикладывая их. Дверь издаёт писк, Марк распахивает её передо мной. За ней длинный коридор и тоже двери, также висят фотографии, и пол замысловато уложен множеством цветных камушков, в стиле 3D. Это не просто обычное место, оно элитное. Господи, за что такое счастье?! И наверное, здесь работают профессионалы своего дела. Точно мне тут не место. Любителю чёрно-белых фото.

Усмехаясь от своих мыслей, поднимаюсь за Марком на второй этаж, и мы вновь прикладываем жетоны, чтобы оказаться в таком же холле, как и внизу. Девушка в элегантном брючном костюме, поднимается со своего места и Марк ей объясняет, зачем мы здесь. Она с улыбкой показывает на коридор и самую последнюю комнату, где должен быть мистер Кёртис. Меня внутри потряхивает от этой встречи. Неуверенность в себе сказывается, как и страх, что и тут мне не найдётся места.

Но зато Марк уж очень уверен во мне, постоянно улыбается и подбадривает, пока мы идём по коридору. Открывает дверь, и я оказываюсь в комнате с множеством мониторов и большим экраном на стене, где двигается мышка, показывая, как сейчас, человек за пультом оформляет и корректирует фотографию, с улыбающейся парой влюблённых. Отвожу взгляд от этих счастливых лиц, пропуская тот момент, когда к нам уже идёт мужчина. Высокий, с распущенными, русыми, кудрявыми волосами ниже плеч и лёгкой щетиной. Его голубые глаза блестят от возбуждения из-за этой встречи, да и вид его своеобразный. Синие спортивные брюки, красная футболка с логотипом хоккейной команды, ядовито-зелёные кроссовки, ну никак не вяжутся с владельцем этого места. На вид ему около сорока.

– Добрый вечер, Дэйв. Я Марк Ллойд, а это Мишель Пейн. Рик, надеюсь, предупредил вас о нашем вторжении, – деловито произносит Марк, протягивая рассматривающему меня мужчине руку.

– Добрый вечер, ребята. Да, конечно. Я ждал тебя, Мишель. Ко мне можно обращаться по имени. Не нужно, а я настаиваю. Просто Дэйв. Для начала хочу посмотреть, что у тебя есть, а потом обсудим всё, – быстро отвечает он.

Теряюсь. Быстро киваю и копаюсь в сумке. Руки дрожат от этого звонкого и весёлого голоса. Я же ожидала оценивающий взгляд хотя бы ещё минут десять, пустой разговор столько же, вопросы о том, что я ожидаю. Да всё что угодно, но не сразу приступить к делу. Это мне нравится. Должна признать, что очень нравится, как этот мужчина со знанием дела берёт у меня диск и подходит к парню, работающему на компьютере. Простит его освободить место, чтобы все присутствующие увидели мои фотографии. Никогда и никто не говорил ничего об этом. Это ведь было моё тайное увлечение, а сейчас… ещё секунда и несколько парней, которых я сразу не заметила за другими мониторами, увидят это. Опускаю голову, заставляя себя дышать и побороть чувство паники внутри.

– Всё будет хорошо, – шепчет Марк. Поднимаю на него голову, выдавливая улыбку, и киваю. В полной тишине одну за другой Дэйв просматривает фотографии, приближает некоторые, а другие соединяет в замысловатые коллажи. Смотрю на его лицо, не выражающие ничего, он полностью занят просмотром, а у меня уже мандраж. Покусываю губу, ожидая вердикта. Даже глотать не могу, сухость внутри сводит.

Дэйв вытаскивает диск и встаёт, кивком головы показывая парню возвращаться к работе. Подходит к нам и передаёт мне диск. Чуть не роняю его из-за мокрых ладоней. Вот и всё, я не подхожу им, не имею опыта или же, скажут прийти позже. Грустно улыбаясь, прячу диск в сумку. Больше никогда и никому не покажу свои фотографии.

– Ты у нас портретистка. Поэтому начнём с портфолио моделей. У нас они каждый день, – говорит Дэйв. Резко поднимая голову, удивлённо смотрю на него. А он уже идёт к двери, открывает её и указывает рукой направляться за ним. Переглядываемся с Марком и движемся за мужчиной.

– Модельные пакеты у нас имеют разную категорию. Минимальный. Эконом. Расширенный. Полный. Цены варьируются в зависимости от категории, – тем временем говорит Дэйв, двигаясь по коридору и открывая дверь с номером двенадцать.

– Временное ограничение и подборка образа тоже отличаются, – щёлкает на кнопку, и комната озаряется светом, где стоят всевозможные приспособления для фотографа. Свет, задние фоны, модельное место, место для отдыха и тут же компьютер.

– Какая у тебя фотокамера? – Спрашивает он.

– Я… – чёрт, и вновь воспоминания прогулки появляются в голове, подарок Николаса. Жмурюсь от этого. Не сейчас.

– Я разбила свою фотокамеру, но планирую купить новую в скором времени, – произношу.

– Сдам в аренду тебе «Кенон». Это твоё место работы. Здесь мы снимаем моделей. Делаем им портфолио. Срочное и обычное. Завтра у нас три съёмки в этом стиле. Неделя испытательного срока. График плавающий, мне нужно качество, а не количество. Я учу сам, а ты пока сыровата. Но есть потенциал, завтра я научу тебя, как настраивать резкость и искать ракурс. В пять часов у нас минимальный пакет, начнём с него. Зарплата каждый день – пятьдесят процентов от стоимости пакета. Твоё портфолио собирается в отдельный файл и будет расположено внизу, где клиенты выбирают, как и в интернете. И также сделаем твоё фото для представления фотографа. Минимальный пакет у нас триста пятьдесят долларов. Думаю, ты сама можешь подсчитать, сколько ты получишь завтра. Вот такие дела, Мишель. Что скажешь? – поворачивается ко мне.

А я в шоке от такого предложения, хочется смеяться и плакать. И даже его оценка не трогает меня, а только счастье внутри.

– Да. Спасибо. Да, конечно. Я буду стараться, обещаю вам, – шепчу я, улыбаясь мужчине.

– В этом я не сомневаюсь, – мягко отвечает он. – У Линды возьми документы, которые надо заполнить. Свой график обучения в университете тоже впиши, чтобы мы могли подбирать для тебя работу и не срывать съёмки. Если покажешь себя хорошо за неделю, то будешь работать со мной. Мне необходим личный помощник на выездных мероприятиях, а их очень много. Жена ругается, что я люблю фотографию больше, чем её. Тебе повезло, что всё же, свою жену я люблю больше, Мишель, – смеётся он. Да я ещё отойти от шока не могу, а Дэйв общается со мной, как со старой подругой.

– Всё ребята, был рад познакомиться с вами. Марк, – пожимает руку парню. – Мишель, до завтра.

Треплет меня по плечу и выходит из комнаты, оставляя нас наедине. Так быстро. И так чётко.

– Я же говорил, – радостно говорит Марк.

– Поверить не могу. Боже, у меня есть работа! Боже мой! Спасибо тебе! – Шепчу я, смотря в его горящие счастьем глаза.

– Вот и хорошо. Возьмём документы и ужинать.

Мы выходим из комнаты, закрывая дверь, и подходим к девушке, оказавшейся Линдой. Поздравившей меня со вступлением в ряды безумных идиотов, что здесь работают. Она так быстро пытается рассказать мне обо всех, а я только моргаю, даже не понимая, кто есть кто. Огромная информация, которую она сбрасывает на меня, путает меня. Марк останавливает девушку и просит документы, которые через несколько минут я укладываю в сумку. Мы прощаемся и выходим, быстро спускаясь по лестнице и прощаясь с Эйприл, сдаём жетоны.

– За мной, я выбрал отличное место, – бросает мне Марк, запрыгивая в машину.

– Ага, – киваю я, радость проходит, ведь теперь остаётся разговор с Марком.

Забираюсь в машину и завожу мотор, двигаясь за Марком. Чёрт, так и не нашла слов, чтобы извиниться за вчерашнее. Меня не волнует, какое место это будет, да хоть парковка, но надо прекратить это безумие внутри. А, может быть, хватит поддаваться ему, Николасу? Может быть, он этого и ждёт, что снова стану глупой и доверчивой, летящей к нему и всепрощающей? Сколько я ему простила, потому что любила. И сейчас то же самое? Да ни черта! Я не собираюсь просто так сдаваться, только ощутив забытую нежность. Всё это игра, чтобы добить меня. Не верю больше. И не хочу этого делать. Нет, и всё. Пусть видит, что я не одна. Теперь у меня есть работа, есть обязательства. И он больше не стоит на первом месте у меня в мыслях. Есть Марк. Чёрт, но и это неправильно…

– Мишель, так что ты будешь? – Спрашивает Марк, откладывая меню.

– А… не знаю. Ещё не выбрала, – моргаю, возвращаясь в ресторан.

– Тогда, ты не против, если я это сделаю? – Интересуется он, чем вызывает во мне вновь болезненные воспоминания.

– Нет. Не против, заказывай, – уверенно, даже облегчённо отвечаю я и выдавливаю из себя улыбку. Хватит, это прошлое. Да, там было хорошо, не всегда, иногда… очень редко, а сейчас всё иначе. Я изменилась, полностью изменилась и не дам ему снова заполнить мой разум собой. Нет. Борись. Борись и будет всё хорошо, тогда выиграешь у себя же собственное сердце.

– Нам карпаччо из лосося две порции, лобстера на каждого и бутылку негазированной воды, – чётко говорит Марк.

– Пойдёт? – Обращается ко мне, когда официант забирает меню.

– Более чем, – киваю я.

За столом повисает неловкое молчание, пока я смотрю на него и решаю, что делать. Отказаться или идти дальше? Прекратить этот фарс и игру с самой собой или заставлять себя забыть? Попробовать, как и хотела?

– Очень красивый галстук, – выпаливаю я.

– Спасибо, – неловко отвечает он.

– Глупо как-то, – улыбаюсь я, решая не в пользу себя, а пользу будущего. Буду прятаться за Марком. Мне страшно снова возвращаться… возвращаться больно. Я не вытерплю.

– Это точно. Но это обычный ужин и мы друзья, а что получится, пусть решит время, – пожимает он плечами, даря мне расслабление.

– Амалия сегодня рассказала кое-что, – вспоминаю я. Его плечи напрягаются, и он садится ровнее.

– Снова о моей симпатии к тебе? – Улыбается он, но это выходит наигранно.

– Нет. О том, что было в Оттаве. Это ужасно, – говорю я.

– Чёрт. Не предавай её, Мишель. Она никому этого не говорила, даже не вспоминала. Но да, те годы были отвратительными. Я покрывал её встречи, мне так хотелось верить, что действительно он её любит. А потом… мне жаль его. Он любил мою сестру, но она закрылась от него. Она сама потребовала, чтобы мы переехали. Она обещала снова… – Марк замолкает, закрывая глаза, и печаль появляется на его лице.

– Покончить с жизнью, – заканчиваю за него.

– Да, – открывает глаза, и вижу, как блестят они от слёз. Слёз боли за сестру. Боже, он такой невероятный. Пожалуйста, дай полюбить его… полюбить всем сердцем.

– Поэтому ты постоянно был со мной? Ты думал, что и я это сделаю? Чтобы успеть спасти меня? – Спрашиваю я.

– Это зрелище… столько крови, столько боли, и всё в пустоту. Да, я боялся, что сорвёшься. Даже с отцом поделился, но он отчего-то был уверен – ты этого не сделаешь. Не поверил. А сейчас увидел, как ты отличаешься от моей сестры. Ты сильная и хрупкая одновременно. Глубже, чем хочешь казаться. Тогда… у Сары, я искал тебя, Амалия сказала, где ты. И увидел это… уже видел. На Амалии. Спрашивал, что это. Эти синяки на спине и ягодицах, синяки на шее. Думал, что бьёт. А оказалось, это такое развлечение, которое я никогда не пойму. Зачем? Скажи мне, что в этом такого? Чем это привлекает? – Смотрит в мои глаза, а я не могу выдержать этот взгляд, переводя его на скатерть.

– Дело не в ударах и боли. Дело в том, кто это делает. Не объяснить, что приносит с собой эта практика. Да и я неспециалист в этом. То, что видел ты, было наказанием. Оно не должно было принести мне удовлетворения. Он наказывал меня за то, что я предала его. За мою глупость, за всё, что я не сказала. Это был ад, который живёт в нём. Он одарил меня им и оставил. Я ушла, не помню ничего из того, что говорила. Просто вырваны эти воспоминания, – вздыхаю я, закрывая на секунду глаза, чтобы пережить это вновь.

– А если не наказание? – Спрашивает он.

– Если нет, – открывая глаза, поднимаю голову на Марка. – То это незабываемо. Это настолько прекрасно, что не передать словами. Ты чувствуешь всё, даже больше, чем можешь. Ты разрываешься и собираешься вновь и это так мягко, что наполняет тебя всеми красками мира. Дело не в боли, а в том, что ты полностью принадлежишь ему. До кончиков волос, а он играет на струнах твоего тела. Эта власть, которой он наполняет тебя, даёт силы. И за всё время он ни разу не причинил мне плохую боль. Только раз. Последний. Критический. Не могу больше, – запускаю руку в волосы.

В этот момент приносят наши закуски, и я благодарю за эту возможность передохнуть. Заставляю себя взять в руки приборы, и попробовать рыбу, тающую во рту. Но больше двух ложек, нет возможности съесть, начинает тошнить.

– Ты любишь его. Так сильно, что даже я чувствую это. Ничего у нас не выйдет, Мишель. Не надо мучить себя, – неожиданно произносит Марк. Поднимаю на него голову, а он мягко улыбается мне.

– Но…

– Подожди, послушай. Ами не смогла справиться с таким наплывом эмоций, а ты можешь. Раньше я думал иначе, а сейчас увидел, как загорелись твои глаза. Вчера они были безмолвными. А в этот момент они блестели, да так ярко, что могли ослепить любого. Ты любишь и будешь любить, несмотря ни на что. Только прошу тебя об одном – не унижай себя. Заставь его покаяться так, чтобы ты была уверена – это не повторится. Заставь его добиваться тебя. Заставь быть таким, каким любишь ты его.

– Что? – Переспрашиваю я, обескураженная словами Марка.

– Ты не отпустишь его. И он тебя тоже. Я видел его. Видел вас там, рядом с дорогой. Но решил не мешать, посмотреть. Он стоял и смотрел, как ты уходишь. Стоял долго, а я вернулся обратно, чтобы продолжить свои наблюдения, возможно, хотел набить ему морду. Кулаки так и чесались. Он не вернулся в зал. Думаю, он знал, что ты придёшь. Возможно, хотел увидеть тебя. Я не знаю его, но помню ту встречу. Вы так похожи. Чёрт возьми, невероятно просто. Только вот он учится у тебя, а ты у него. Вы питаете друг друга, а сейчас… уверен, он жалеет обо всём. Поэтому заставь его любить тебя больше, чем ты его. Заставь признать это, и тогда ты будешь жить. А без него, как бы мне ни было это неприятно признавать, ты потухнешь, – откладывает приборы, пока нам меняют блюда. Смотрю на него во все глаза и не верю, что это говорит Марк. Не верю, что это всё так выглядит со стороны. Сердце сжимается от моментально очнувшегося чувства, словно его призвали. Что-то ломается внутри, пока я внимаю в себя его слова.

– Я долго думал прежде, чем сказать это, – продолжает Марк, когда официант уходит.

– Я не прошу тебя прощать его моментально, но бороться за себя прошу. Ты ценный приз для него, так покажи это. Покажи, что так просто он не вернёт твою любовь. Пусть докажет, что можно ему доверять, – повторяет мои мысли и это обескураживает ещё больше, что я задерживаю дыхание.

– Мужчина должен бороться до конца за свою женщину. А ты легко ему досталась. Но теперь в твоих силах показать, что ты достойная даже войны против всех женщин. Ведь поначалу именно ты вела бой со всеми за него. Настала его очередь. Пусть покажет себя, весь свой арсенал, прежде, чем ты вернёшься к нему окончательно. Даже хороший секс не поменяет того, что он должен будет за тебя бороться до смерти. Каждый день. Каждый час. Каждую секунду. Даже когда не рядом. Бороться за право быть достойным тебя и твоей любви. Бороться против себя, но отвоюет свою любовь, если она настоящая. Вот именно такой мужчина тебе нужен. Если будет нужна моя помощь, то я всегда готов быть красной тряпкой для быка или же пикой, которая будет его колоть в зад.

– Не верю, что ты это сказал, – шепчу я.

– Сам не верю, но, видимо, моё предназначение ходить рядом с болью и не чувствовать её. Я, правда, очень долго думал, прежде чем сказать это. Хотя я эгоистичен и хотел бы не говорить. Но внутри что-то не позволяет мне поступить иначе. Не могу перебороть себя, вот и решил сейчас, пока не поздно. Конечно, мы могли бы и дальше притворяться, что встречаемся. Да и переспать могли бы. Ты не получила бы никакого удовольствия, кроме грязи. А я бы кончил, чувствуя себя последним подонком. Зачем это нам? Ты нравишься мне, но я не тот, с кем твои глаза будут гореть, и улыбка будет согревать любовью. Теперь у тебя есть работа. Ты самодостаточная девушка. От продажи квартиры у тебя будут деньги, и я уверен, что ты – не транжира. У тебя всё будет хорошо. А вот как ты будешь жить с болью, не представляю. Хочу, чтобы ты сняла её с себя, понимаешь? Она не даст тебе двигаться, поэтому подумай над тем, что я сказал. Думай столько, сколько необходимо. Если нужна помощь, то я всегда рядом. Ты всегда можешь спросить у меня. И думаю, есть ты не хочешь. Поэтому поезжай домой, а я оплачу счёт, – говорит он, улыбаясь мне.

– Спасибо тебе, Марк, – после минутного молчания произношу я. – Я подумаю, обещаю. Но не сейчас очень устала от этой эмоциональной войны внутри. Борюсь каждую минуту с собой, и это отнимает столько сил.

– Понимаю. Хотя вру, ни черта не понимаю. Иди, детка, отдыхай. Завтра позвоню, – смеётся он.

– До завтра, – улыбаясь ему, беру сумку. Подмигивает мне, и я улыбаюсь, разворачиваясь, иду к гардеробу. Хоть он, и Амалия полностью правы, но мне нужно время, чтобы смириться с тем, что я чувствую сейчас. Ведь внутри меня полный сумбур из эмоций, ненависти, любви, пустоты и гнетущей раны на сердце.

Добираюсь до дома полностью выжатой от разговоров, от радости о наличии работы, от встречи с ним. Устала. Невероятно устала. Одна часть моей жизни понемногу налаживается, когда другая всё больше тонет в сомнениях и желаниях. Это ужасно. Страшно встретиться и услышать его голос снова. Терпеть обиду и болезненную любовь, слушая объяснения. Да ничего он мне не скажет нового! И я знаю, что это не исправит внутри меня гамму чувств, только прибавит ещё большее отторжения от себя.

Не успеваю я войти домой и закрыть дверь, как тут же раздаётся звонок. Хмурюсь и открываю дверь, приподнимая брови от удивления, смотря на стоящего парня в форме посыльного с пакетом.

– Мишель Пейн? – Спрашивает он, проверяя что-то на портативном маленьком планшете.

– Верно, – медленно отвечаю я.

– Это вам. Распишитесь, – с улыбкой передаёт мне планшет, где я пальцем вывожу свою подпись и возвращаю ему. Беру из его рук пакет и захлопываю дверь.

Что это такое? Включаю свет в коридоре, а затем уже в гостиной, ставя пакет на стол. Заглядываю в него и достаю что-то тёплое и объёмное в белой упаковке. Разрываю её, и в круглой ёмкости плещется суп. Самый настоящий суп, да ещё горячий. Моему удивлению нет предела. Что за фигня?

Заглядываю в пакет, и на дне лежит свёрнутый лист. Достаю его, тысяча мыслей проносится в голове, пока разворачиваю.

«Я требую, чтобы ты поела. Живо, крошка», – написано таким знакомым почерком, что дыхание перехватывает, а лист падает из рук.

– О, господи, – шепчу я, смотря то на суп, то на записку. Это он. Николас. Он преследует меня и продолжает следить. И должно это вызвать радость, ведь это забота, но так больно, что опускаю голову и только могу расплакаться. Жестоко вот так делать вещи, которые предполагают надежду. Жестоко по отношению ко мне, ведь больше нас нет.

Чёрт бы его побрал!

 

Девятый вдох

– Привет, – говорю я и сажусь к девочкам за обедом. Смотрю на Амалию, улыбающуюся мне, словно ничего не было вчера. Так прятать в себе боль надо уметь. Уважаю её ещё сильнее, чем раньше. Ближе она мне, чем раньше.

– Привет. Поздравляем с новой работой, – улыбается Сара.

– Пока испытательный срок, но я надеюсь, – кивая, открываю трубочку и вставляю в пакет с томатным соком.

– Надо это отметить. Выпьем? – Спрашивает Ами.

– С удовольствием, как пойму, какой у меня график. И если завтра сдам информатику, то буду двумя руками и ногами «за», – смеюсь я, отпивая сок.

– Отлично. Какие планы? – Интересуется Сара.

– Ещё одна пара, потом в библиотеку позанимаюсь до работы. И поеду туда пораньше. А ещё… – замолкая, отвожу взгляд от девочек.

– Ещё? – Амалия придвигается ближе.

– Вчера Николас ждал меня около машины, – выдавливаю из себя, крутя в руках пачку с соком.

– И?

– Скучает. Просил… ох, нет, даже требовал, теперь он только требует от меня, – хмыкая от этой наглости, поднимаю голову, встречаясь с заинтересованными взглядами. – Сказал, что будет ждать меня в шесть. Понятно, что я не пойду. У меня в пять съёмки, да и не в этом дело. Я пока не поняла, как мне принять всё это. Да ещё вчера суп прислал, с новым требованием – есть. Наглый. Самовлюблённый. Боже, как я его ненавижу!

Ударяя рукой по столу и сжимая её в кулак, вздыхаю и опускаю взгляд.

– Хочешь ненавидеть, но не можешь. Понимаю, – смеётся Ами. Бросаю на неё злой взгляд, но её это только умиляет.

– Ну так не торопись. Он всё же, делает что-то, чтобы поговорить с тобой. Для начала начни работать, а там уже и решишь. Пусть подстраивается теперь под тебя, – пожимает плечами Сара.

– Слушайте, вы же должны мне говорить другое? Вроде: с ума сошла? Никогда не встречайся с ним, или что-то в таком духе! Почему вы на его стороне? – Возмущаюсь я.

– Миша, мы не на его стороне, а на твоей. Но жить без него ты не можешь – факт. Ты его любишь – факт. И уже простила, мы не осуждаем – факт. Он хочет поговорить, а не прячется от тебя – факт. Он заботится о тебе – факт. Он скучает по тебе, как и ты по нему – факт. Если бы ему было плевать на тебя, то он бы наслаждался жизнью, он богат. Значит, ты ему как минимум небезразлична – факт. Он…

– О, да заткнись уже, – стону я, кусая трубочку, и смотрю на усмешку Сары.

– Что тебе стоит выслушать его? Да, неприятно переступать через себя. Но мучить себя так, как ты, того не стоит. Послушай, – Амалия дотрагивается до моего локтя, а я продолжаю яростно грызть пластик, – конечно, всё не так красиво, как описывают в любовных романах. Одна встреча с ним и мир превращается в розовую вату с плавающими единорогами. Нет. Такого не бывает. Но это твоя жизнь и ты рулишь ей. Единорогов отправь в стойло, вату съешь. Возьми сама хлыст и тренируй свою судьбу. Учись жить по-новому. Как было в прошлом, больше не будет. А вот как будет теперь, зависит от тебя. У тебя есть шанс. У вас есть шанс, которого я не смогла увидеть. Поставь условия ему, хоть станцевать канкан на улице. Но это будет глупо. Давай уже, не надо травить себя. Разреши себе хотя бы смотреть на него и слушать. Не торопись, обдумывай всё, что для тебя приемлемо. Это и скажи ему, когда тщательно всё обдумаешь.

– Боже, я это всё понимаю, девочки. Но внутри меня… это…

– Ураган, который не даёт даже мыслить. Он забирает тебя, подминает под себя и ведёт. Но не позволяй. Не повторяй моего опыта. Пустота внутри и тихая любовь – это такая тяжесть. Побори эту бурю и мысли разумно, а не под минутной слабостью от обиды. Ну, конечно, если это не касается секса. Вот от этого даже я не могу отказаться, – перебивает меня Ами, и смеётся, моментально от серьёзной темы всё сводя к примитивной.

– Дура, – улыбаясь, смотрю на испорченный пакетик с соком.

– Сексом не усугубить положения. Секс и чувства разные вещи. Секс как хорошее дополнение и настроение, – продолжает мысль Сара.

– Вы подталкиваете меня переспать с ним? У меня и так проблем куча, – приподнимаю я брови.

– Нет. Мы просто хотим донести до тебя, что, если это произойдёт… а это возможно, потому что как бы ты ни сопротивлялась в голове, но когда он дотронется, исчезнет всё. Все «за» и «против». Контролировать страсть к тому, кого любишь, невозможно. Это тоже тебе говорю по собственному опыту. И когда это произойдёт не вини себя. Насладись и продолжай думать. Можешь насладиться ещё раз…

– Хватит, – бурчу я, отодвигая от себя сок.

– Что такое, Мишель? Да, неужели, я попадаю прямо в яблочко и ты уже ощутила зов оргазмов? – Прищуривается Амалия, явно издеваясь надо мной.

– Отвали, – фыркаю я.

– Конечно, попала, Ами. Секс дело хорошее. Так трахни его. Думаю, для него это будет в первый раз, – хохочет Сара.

– Какие вы… – и пытаюсь злиться, но только улыбаюсь, вставая со стула.

– Подруги, – в один голос отвечают они.

– Держи оборону в сердце, а вот ноги можешь раздвинуть. Но только с ним. Мы разрешаем, только расскажи потом, – нагло заявляет Амалия, и они уже ржут.

– Благодарю за разрешение, извращенки, но пошли вы, – выставляю руку вперёд и показываю им средний палец. От этого обе уже валяются на столе, заливаясь смехом.

Закатываю глаза, вешая рюкзак на плечо, и выхожу из столовой. Пообедала называется.

Им смешно, они могут шутить, не представляя, как мне тяжело сохранять улыбку и игривость. Неимоверно тяжело, словно отвоёвываю действительно своё право на жизнь. И если не буду драться против него, Николаса, то умру. За последнюю ночь я миллион раз меняла решения. То плакала и скучала, то злилась и кричала, ругалась и под этими эмоциями подожгла записку. А потом снова плакала и так по кругу. Готова была дать возможность объяснить ему всё, а потом понимала, как глупо себя веду. Вновь бессонная ночь, и тело уже не справляется с такой нагрузкой. Мне придётся что-то решить, а то с такими подъёмами и падениями с ума сойду. Сегодня точно я ничего не решу, угрозы Николаса на меня больше не действуют. Он не посмеет дотронуться до меня… не посмеет же?

Мне необходимо сконцентрироваться на учёбе и на работе. Получу деньги, придётся потратить их на камеру, ещё оплатить за коммунальные услуги, да и всё же, пойти на курсы приготовления пищи. Иначе я не выживу, питаясь только в кафе.

Смотрю на часы, сообщающие, что уже четыре. Собираю вещи, запихивая всё в рюкзак, и подхватываю пальто. Сегодня позволила себе надеть тёмно-синее, полегче. Наконец-то, погода начинает баловать весной и можно не дрожать от холода, пока иду к машине, припаркованной в этот раз в другом месте. На всякий случай ещё и озираюсь постоянно. Никого нет, и слава богу. Я даже взмокла немного, опасливо подходя к машине.

Забравшись в салон, завожу мотор и выезжаю. Стою в пробке и решаюсь включить музыку по радио. До этого и это не позволяла себе, казалось, что нарушу траур, который до сих пор ношу.

Как я и предполагала, простояла в пробке и приехала через сорок минут к зданию фотостудии. Немного волнуюсь, это ведь первый день. И как иронично то, что именно фотография будет тем, чем я буду зарабатывать на жизнь. А папе это не нравилось, он считал это бесполезной тратой времени. Грустно от воспоминаний, улыбаясь, вхожу в холл. Подхожу к Эйприл, улыбающейся мне. Приятная девушка с чёрными крашеными волосами, подстриженными в модное удлинённое каре, ведь глаза у неё сине-серые и ярко накрашенные, как и губы. И понимаю даже зачем, она одевается так ярко, выставляя все прелести напоказ. Она лицо фотостудии и приманивает так клиентов. Передав ей свои документы и обменяв их на жетончик, я иду уже по знакомому маршруту, на ходу снимая пальто.

– Привет, – с улыбкой говорю я Линде, подскакивающей с места.

– Привет, Мишель. Так здорово, что ты здесь. Девушек у нас мало, а парни задолбали уже. Ты рано. Но ничего, ты можешь пройти в студию. Модель уже там, готовится. Дэйв где-то тоже тут, подойдёт в пять к тебе. Осматривайся, – тараторит она.

– Спасибо, – смеюсь я, привыкая к её манере общения. Выложить всё и сразу.

Входя в студию, кладу рюкзак и пальто на стул, где стоит компьютер. Замечаю девушку, стоящую у места моделей перед большим и подсвечивающим зеркалом. Наверно, её возраст такой же, как и у меня. Светлые волосы достигают талии, и не сказала бы, что она красива. Слишком резкие черты лица и точно не бейби-фейс, которые любят камеры. Она подиумная модель. Высокая и худая. Ловит мой взгляд в зеркало и улыбается мне поворачиваясь. Только сейчас вижу, что на ней узкий топ, едва прикрывающий маленькую грудь и трусики бикини.

– Привет, – киваю ей.

– Привет. Ты мой фотограф? – Спрашивает, подходя ко мне. Она на голову выше меня.

– Да. Мишель, – протягиваю руку.

– Джульетта, – отвечает она, пожимая мою руку. Прищуриваясь, смотрит на меня. Склоняет голову. Отнимаю свою руку и поджимаю губы, не зная, как вести себя сейчас.

– Интересное имя, – единственное, что удаётся придумать.

– Это сценическое. А моё обычное – Эмили. Не подходит к модельной жизни. Я тебя где-то видела.

– Понятно. Вряд ли ты меня где-то видела. Я не модель и даже близко не стою там…

– Девушки, добрый вечер. Молодцы, уже познакомились. Джули, иди, займись собой. А мы пока настроим свет, – меня обрывает заводной голос Дэйва, влетающего в студию с фотоаппаратом в руке. И сегодня он одет очень красочно. Зелёные штаны, ковбойские сапоги и жёлтая рубашка.

– Привет, Дэйв, конечно, – пожимает плечами Эмили или Джульетта, возвращаясь к своему любованию и практике перед зеркалом.

– Держи. Привыкни к нему и за мной, – не теряя времени, чуть ли не бросает мне в руки фотоаппарат, двигаясь к месту фотосъёмки.

Ну да, теперь придётся и этому не удивляться. Держу в руках фотоаппарат, пока Дэйв объясняет мне, кому нужен тёмный фон, а кому светлый. Как настраивать свет и приглушать его, какие реквизиты использовать. Кивая постоянно, слежу за каждым его движением. Показывает на фотоаппарате, в каком режиме снимать, и как настроить передачу снимков на компьютер, чтобы сразу же просматривать. Буквально всё, и мне не стыдно учиться. А раньше бы я обиделась, что меня учат. Но сейчас впитываю всё, и это увлекает настолько, что превращается в игру. Смогу или нет. Первые пустые пробные кадры и Эмили, то есть Джульетта (дебильное имя и фантазия), выходит в центр и принимает «сломанную» позу. Хочется смеяться, но я подавляю в себе это чувство. Она как недоделанный горбун кривит спину и выделывает трюки. От моих эмоций камера дрожит, закрываю глаза и настраиваюсь, хотя Дэйв даже не подгоняет, а, наоборот, включает что-то из рока. Сумасшедший дом, но такой живой. Мне это безумно нравится: ползать по полу, искать ракурсы, как лучше снять лицо и тело, менять резкость и выстраивать экспозицию. Невероятный адреналин, теперь от него трясутся руки, и даже когда говорит Дэйв, что время вышло, мне хочется ещё и ещё. Как наркотик. Поворачиваюсь к нему, сидящему на стуле и подзывающего меня пальцем. Поставив камеру на штатив, подхожу к нему, пока девушка одевается за ширмой.

– Теперь смотри, – говорит он, указывая на сотни фотографий. Ничего не вижу, мне все кажутся ужасными. Отвратительными просто. Эти кривые позы, какое-то обозлённое лицо, иногда просто мёртвое. Но я ведь очень старалась, а ничего не вышло. Не смогла передать красоту, какой бы она ни была.

– Завтра утром? – Спрашивает Эмили, подходя к нам. Я даже не поднимаю голову, стыдно смотреть ей в глаза, когда фотографии ужасные.

– Да. К десяти всё будет готово, и мы оформим тебе модельный альбом, – кивает Дэйв.

– Пока.

– Пока, – тихо отвечаю я, смотря на фотографии. И только когда закрывается дверь, выпрямляюсь и поднимаю взгляд на Дэйва.

– Знаю, это просто хуже некуда, – сдавленно произношу я.

– Что тебе не нравится? – Интересуется он.

– Вот здесь, – указываю на одну из фотографий, – у неё из-за тени как будто горб. А вот тут тень падает сверху, и это я её создала, нос кажется большим. Из-за света, который я выставила – веснушки, которые даже не заметила при встрече, не скрыть.

– Веснушки и любые изъяны сейчас в моде, Мишель. Тут уж мы не можем быть Создателями и поменять внешность. Тени все чистятся на «Фотошопе», от этого никто не застрахован. Мне нравится, неординарные снимки вышли. Твоё желание попробовать даже сложные ракурсы – похвально. Набьёшь руку. У тебя свой стиль. Как я и говорил, потенциал есть. Это отличает моих фотографов. Мне плевать сколько им лет, какая у них внешность, недостатки, сексуальные предпочтения. Мне нужна фишка. Поэтому моя фотостудия популярна, мои ребята работают на своё настроение, и это приносит хорошие суммы. Ещё могу сказать, что ты ловишь людей. Посмотри, здесь она поправляет волосы и её лицо расслаблено, задумчиво. Эту фотографию можно отдать даже в рекламу. Не будь к себе строга. Когда-нибудь и ты сама откроешь фотостудию и станешь для меня опасным конкурентом, – смеётся Дэйв.

– Вы… ты что, серьёзно? – Шокировано переспрашиваю его.

– Более чем. Я беру тебя без недельного испытательного срока. Ты мне нравишься, Мишель Пейн. А сейчас ты будешь в качестве модели. Нам нужна твоя фотография, для твоего портфолио. Готовься. Семь минут, пока я отправлю фото в центр обработки, – быстро отвечает он.

Забывает в ту же секунду обо мне, доставая мобильный и уже общаясь с кем-то о фотографиях и сроках. Вот это скорость. Невероятный человек. Хочу быть такой же. Да я чувствую внутри такой подъём от его слов, что хочется прыгать и визжать. Сделаю это дома. А сейчас предстоит мне сфотографироваться. Один раз, и всё. Отчего-то я разлюбила это дело. Это возвращает меня в другое время, счастливое. Подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Да какая из меня модель. Кожа слишком бледная, волосы затянуты в хвост, чёрная водолазка под горло. Да я ходячее привидение.

– Поменяй фон на серо-розовый. Тебе он пойдёт, – бросает Дэйв, всё так же занимаясь фотографиями.

Вздыхаю и берусь за дело, отрезаю от грязного фона часть и скручиваю его, ищу тот, о котором сказал Дэйв и вытягиваю его, укладывая на полу.

– Волосы распусти, – рекомендуя, мужчина уже берёт в руки фотоаппарат.

– Мне так хорошо, – отрицательно мотаю головой, поднимаясь с колен, и отряхиваю их.

– Распусти, говорю. Контраст будет идеальным. А так будешь лысой, – спокойно продолжая, он даже не смотрит на меня.

И приходится стянуть резинку, подойти к зеркалу и скривится на своё отражение.

– Там в задней комнате есть вода. Немного намочи их и подкрась гигиенической помадой губы. Это твоё проходное фото, по нему будут тебя выбирать. И от него же зависит, сколько ты будешь получать. Давай, Мишель, – подгоняет меня. Поджимаю губы. Не хочу я быть такой, но выбора нет. Захожу в комнату и, включая кран, немного смачиваю волосы и расчёсываю их пальцами. Быстрым шагом подхожу к рюкзаку и ищу помаду, увлажняя губы.

– Стул возьми и садись, – указывает пальцем. И мне это надоело, поскорее бы закончить. Всего лишь фото для портфолио. К чему такие ухищрения?

Тащу стул и плюхаюсь на него.

– Ты не на визу фотографируешься. Улыбнись, – выглядывая из-за камеры, смеётся от моей зажатости.

Натягиваю улыбку. Цокает. Ладно, улыбнусь. Надо подумать о чём-то приятном, очень приятном. Нет, Николас неприятное воспоминание. Очень… качели и он рядом. Близко и так глубоко во мне. Боже, Мишель, ты не о том думаешь. Боль проносится по телу, что не вернуть. Даже забываю, где я нахожусь. Вспоминая так много и так мало одновременно. Его руки, обнимающие меня. Смех и улыбку. Выражение глаз вчера и уверенность в том, что весь мир в его руках, как и я. Скучаю… и я… каждую секунду скучаю по нему. По тому, кого придумала. По Нику, а не Николасу. Это два различных человека. Мой Ник…

– Мишель! Вот это кадры! Да тебе бы самой идти в модели, – громкий голос Дэйва резко выдирает меня из воспоминаний. Вздрагиваю, теряю равновесие, с громким визгом лечу на пол.

– Боже, – выдыхаю я от боли в копчике.

– Мишель, ты как? – Испуганно подбегая ко мне, Дэйв помогает встать на ноги.

– Нормально. Прости, я задумалась, – мотаю головой, а руками растираю ягодицы. Чёрт, как больно.

– И это было прекрасно. Хочешь посмотреть? – Интересуется он.

– Нет, не хочу. Я бы хотела знать, когда у меня следующая съёмка или…

– Убери здесь всё. После каждой съёмки, ты выключаешь свет, приводишь всё в начальное состояние для другого фотографа. За непорядок я штрафую. Поэтому занимайся, потом к Линде, за расписанием и расчётом, Эйприл должна была сделать тебе твой жетон. Надеюсь, на это. До завтра, Мишель, – дверь уже за ним закрывается. Ударяю себя по лицу ладонями.

– Ну что за идиотка? – Ругая себя, тащу стул обратно в угол комнаты. – Вот надо было именно сейчас об этом думать. Есть много прекрасного. Цветы. Паромы. Не знаю… блин, кофе, в конце концов. А ты его вспомнила. Сама же себе причиняешь боль. Мазохистка пожизненная.

Пока бурчу, отрезаю фон и сворачиваю его, выключаю софт-бокс, свет у зеркала, убираю штатив в другой угол, и вроде всё. Не помню, как было сначала. Надеюсь, штраф небольшой, если я что-то забыла. Но главный свет выключила, всё убрала. Ладно. Надеваю пальто и вешаю рюкзак, выключая свет в студии, выхожу в коридор.

– Ну как? – Спрашивает меня Линда.

– Супер, – улыбаюсь я.

– Вот твоё расписание. Ознакомься, расчёт внизу у Эйприл, она у нас за это главная. По этой выписке получишь свой гонорар, и до завтра, – кладёт передо мной листок с таблицей. Киваю ей, выходя оттуда, и спускаюсь по лестнице.

О, боже, у меня завтра аж две фотосъёмки. Одна тоже модельная в три часа дня, но пакет эконом, это три часа и три образа. Сумма вдвое больше, чем сейчас. А вторая сразу за этой через пятнадцать минут в студии пять на первом этаже. Модельная, но написано водная. Как здорово! Там полтора часа, но цена на неё, аж тысяча долларов. Обожаю это место. Улыбаясь своим мыслям, подхожу к стойке, где с кем-то болтает Эйприл. Даже не придаю этому значения.

– Привет ещё раз. Вот жетон и расчёт, – говоря, кладу на стол маленький листик с суммой в сто семьдесят пять долларов. А сама тем временем убирая своё расписание в рюкзак, достаю ключи от машины и прячу в карман.

– Ага. Сейчас, – кивает она, возвращаясь к своей работе, что-то вбивает в компьютер.

Тяну носом аромат, что доносится от рядом стоящего человека. Сердце начинает ускорять свой ритм.

 

Десятый вдох

– Здравствуй, Мишель, – бархатный голос накрывает меня одновременно ледяной и горячей волной. Испуганно охаю и даже оступаюсь, поворачиваясь к мужчине, облокотившимся о стойку. Карие глаза смотрят прямо в мои, а губы изогнуты в довольной улыбке произведённым эффектом.

– Какого черта? – Зло цежу я, поджимая губы и пытаясь показать свою браваду против Николаса, действительно преследующего меня и стоящего прямо здесь. Сердце сразу же начинает выбивать чечётку, а руки потеют.

– Мишель, вот твоя сумма и жетон, – произносит Эйприл, заинтересованно смотря то на него, то на меня.

– Спасибо, – говорю я и так неприятно, что он видит, какая это сумма. Да и, вообще, это ужасно, что он здесь!

– Спасибо за кофе, Эйприл, – Николас поворачивается к девушке, моментально расцветающей, под его улыбкой.

– Всегда, пожалуйста, мистер Холд, – тянет она, а я собираю свои вещи, и разворачиваясь, иду к выходу.

– Надеюсь, вы ещё у нас появитесь, – летит в спину.

Передразниваю её, выходя на улицу. И чувствую, что идёт позади меня.

– Что тебе надо от меня, Николас? – Останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

– Я предупреждал? Предупреждал, – спокойно отвечает он. Не могу смотреть. Когда-нибудь это тянущее чувство пройдёт? Дышать не могу, облизываю губы и заметно нервничаю.

– Я работаю, – взмахиваю зачем-то рукой, показывая на здание, но смотря мимо него. Виски покалывает от боли.

– Ничего, мне несложно подождать. Я никуда не спешу. Теперь же ты свободна, – даже равнодушно отвечает он.

– Ты понимаешь, что я не хочу видеть тебя? Слышать и…

– Поедешь со мной или пройдёмся? Я знаю недалеко тихое местечко, – перебивает меня, уверенно, отрезая пути к спасению.

Ну что будет от того, что я выслушаю его? Очередная ночь слёз и ненависти, смешанной с любовью? Снова будет больно, и начну изводить себя?

– Мишель, мы только поговорим, и я удостоверюсь, что ты поела. Суп понравился? – Врывается в мои мысли. Поднимаю на него голову. Пропадаю в его глазах. В его ауре. В нём. Снова.

– Выбросила, – вру я, хотя он до сих пор стоит в холодильнике.

– Применить кляп и наручники? – Делает шаг ко мне, а я от него.

– Только попробуй, – предостерегаю его.

– Ударишь? Начнёшь кричать? Или пойдёшь сама? Я не кусаюсь…

– Ещё как кусаешься, Николас. Но я пойду, а потом ты отвалишь от меня. Навсегда. Не сделаешь даже шага в мою сторону. Это мои условия, – на одном дыхании говорю я, а пальцы уже покалывает от знакомого напряжённого возбуждения, что теперь со мной, когда вижу его.

– Занимательно, но нет. Ты идёшь со мной без каких-либо условий, – отрезает он, обходя меня, обдавая своим ароматом.

Да почему так сладко сразу во рту? Знаю, эти ощущения. Боже, зачем я это делаю? Мне просто хочется сейчас разреветься от собственного бессилия, потому что иду за ним. Иду, и так отвратительно это понимать, что вновь ведусь на этот тембр, мягкий и сильный одновременно. Я устала, безумно устала быть без него. Устала терзать себя. Устала видеть его так далеко. Устала от этой боли. От физической усталости и недосыпа каждую ночь. От этого состояния устала. У меня нет сил, противостоять. Иду рядом. И так больно. Так хочется закричать на него, чтобы ушёл и чтобы обнял. Разрываюсь на части.

– Крошка, не надо. Нам требуется обсудить это. Жить дальше невозможно, если этого не сделать. Я не могу, – тихие слова доносятся до меня, и сейчас я слышу Ника. Моего любимого Ника. Удар по сердцу и оно трепещет, а слёзы скапливаются в глазах.

Переходим дорогу, не отвечаю ничего. Доходим до самого обычного кафе, и он открывает мне дверь, пропуская вперёд. Вхожу в кофейню и сама выбираю самый дальний столик. Только хочу снять пальто, как тёплые пальцы касаются меня. Даже через водолазку ощущаю покалывание кожи. Дыхание сбивается. Закрываю глаза, вся сжимаясь от этого.

– Позволь мне, – его шёпот рядом с ухом колыхает распущенные волосы. Облизываю губы от волн, прошедших по всему телу и вернувшихся с выдохом. Судорожным. Быстрым.

Киваю, распахивая глаза. Снимает с меня пальто, вешая его на свободный стул, сбрасывая с себя кожаную куртку, кладёт на мою верхнюю одежду. Падаю на стул, уже не в силах терпеть дрожи в теле. Смотрю на него, идущего к стойке, чтобы сделать заказ. Восстановить дыхание не могу, наслаждаюсь этой мощной фигурой в тёмно-серых джинсах, облегающей белой кофте, что вижу даже звёзды. Я просто знаю, что они там. Слеза выкатывается из глаз, и я быстро её стираю, отворачиваюсь, уверяя себя, что вытерплю. Тяжело, но смогу. Сжимаю руки под столом, делая глубокие вдохи. И не набрать полную грудь кислорода.

– Чай будет тебе сейчас лучше всего. Салат или чизкейк. Что выбираешь? – Раздаётся над головой. Передо мной уже стоит чашка.

– Только чай, спасибо, – тихо отвечаю я.

– Нет, так не пойдёт. Ты что-то выбираешь, или я начну тебя кормить. Скормлю всё, что здесь есть, пока тебя не вырвет от насыщения желудка, – садится напротив, сжимает губы, что скулы играют на его лице. Даже препираться нет сил. Закрываю глаза на секунду и качаю головой сама себе.

– Чизкейк, – выбираю я. Кивает, переставляя с подноса тарелку с десертом и ложечку. А себе оставляет салат и воду. Бросает поднос на другой столик.

– Для начала ешь. Я хочу видеть это, а потом поговорим, – указывает на десерт. И плевать, что делаю это. Разрываю пакетик с чаем и бросаю его в горячую воду. У меня действительно сил нет, чтобы бороться сейчас. Я оставила их там, на парковке перед фотостудией. Развеяла их в воздухе, пока шла с ним рядом. Пока решалась, пока изводила себя. А сейчас такая усталость навалилась на меня.

Вынимаю пакетик и кладу его на блюдечко. Ложечкой отрезаю кусочек и кладу в рот, как кукла, как неживая. Даже вкуса пищи не чувствую. Ничего. Краем глаза вижу, что Николас берёт вилку и пробует свой салат. Хочется посмотреть… вспомнить, как он красиво поглощает пищу. С достоинством. Но не позволяю, проглатывая всё до кусочка на тарелке. Запиваю чаем, согревает меня изнутри. Подавляю зевок и моргаю, чтобы вспомнить, где я и с кем.

– Я не думал, что всё будет так, как сейчас, – сквозь своё помутнённое внимание слышу его голос.

– А как ты думал, всё будет? – Спрашиваю я, смотря на его руки, спокойно лежащие на столе.

– Иначе. Я, вообще, не думал, что это зайдёт так далеко. Но зашло и мне не жаль. Единственное в чём моя вина – не проверил всё. Райли сказал, а ему твоя сестра и Сара. Но уже было поздно, слишком поздно что-то менять. Ты ушла. Потерял тебя. Это моя вина, я признаю её и прошу у тебя прощения, Мишель. За то, что потерял контроль. За то, что сделал это. За то, что всё вышло именно так.

Жмурюсь. Не думала, что это будет невыносимо и отрезвляюще. Картинки и боль той ночи резко врываются в мою память, и я надрывно выдыхаю. Сглатываю неприятный привкус и распахиваю глаза.

– Видео, что ты оставила. Это был не я. Так бы я не поступил, как бы ни был зол и не чувствовал себя преданным, но я бы никогда в жизни таким не занимался. Это низко. Уверен, что ты сейчас не лучшего мнения обо мне. Но даже в том образе, в котором ты видишь меня, это низко. И прошу прощения, что упомянул Теренса. Я не должен был, но мне необходимо было увидеть тебя и понять, что боль физическая ничто по сравнению с душевной. Я…

– Замолчи, – шепчу я.

– Выслушай. Для этого мы встретились. Так выслушай меня, – просит он, а это выше моих сил. При этом я и двинуться не могу, ноги не слушаются. Сухо всхлипываю и потираю лоб.

– Я не обманул тебя тогда, сказав, что удалил всю эту информацию. Её нет, но я использовал свои знания против тебя. Твоё стоп – слово не действует на меня, Мишель. Там. На этом аукционе был удивлён, что ты вспомнила его. Да и не ожидал тебя встретить. Но я рад, что это случилось. Наши отношения вышли за рамки тематических в ту ночь. Не отрицаю – садист. Но не хочу им быть больше. Я выбираю тебя, крошка. Если надо я изменюсь, только помоги мне сделать так, чтобы ты вернулась, – его рука тянется ко мне. Отклоняюсь назад, пряча руки под столом, поднимаю голову, вижу такую темноту в его глазах, что дышать не могу.

– Нет. Я не могу… я… нет. Не трогай меня, не прикасайся. Теперь это мой страх. Ты отдал его мне. Ты заразил меня им, и мне больно, Николас. Мне так больно, что дышать невозможно. Я стараюсь жить без тебя. Так дай мне это сделать. Если хоть что-то… хотя бы немного ты чувствовал ко мне, оставь меня, не трогай, – быстро шепчу я, а слёзы всё же, вырываются из глаз. Мутнеет взгляд. Поджимает губы. Запускает руку в волосы и ищет, что сказать. Но мне нужно только одно слово. Люблю. Мне нужна причина. Смотрю на него и огромная пропасть между нами, с острейшими и опасными камнями. Я не пойду туда больше. Внутри скапливается вся боль, что была во мне и сейчас она вытекает из меня вместе со слезами. Стираю их, отводя взгляд от него. Всё. С меня хватит. Это порог. Это критическая точка.

– Вот поэтому я и не сделаю того, о чём ты просишь. Я понимаю твою злость, твою обиду. Понимаю и ненависть. Но помоги мне, Мишель, создать другое. Новое и наше. Разреши мне быть рядом. И я буду, кем угодно, – говорит он, а я качаю головой. Амалия была права, он будет согласен на всё, но это не доставит мне удовольствия. Даже желания нет пробовать, унижать его нет желания.

– Нет, Николас, это будешь не ты, – вздохнув, произношу. – Я изменилась, стала другой. Вся моя жизнь поменялась, и я не хочу, чтобы ею кто-то руководил. Сейчас мне не нужны отношения. Ни с кем. Тем более с тобой. Моё сердце болит. Физически. Это страшно, я боюсь этой боли, потому что она настоящая. Она сейчас. Во мне. А ты… я не готова даже думать об этом. Я не знаю, что делать. Прошлого я не могу изменить. Да, чёрт! Я даже не помню, что там было. Ничего из того, что было. Только твоё лицо. Ты не только избил меня, ты сломал меня, Николас. И я не буду тебе ни в чём помогать, потому что все силы отдала тебе. Подарила, а ты так поступил. Нет.

Подскакиваю с места, и он делает то же самое.

– Мы не закончили, – качает головой.

– Мы закончили, Николас. Не преследуй меня больше, я прошу тебя. Не появляйся, живи своей жизнью. Ты богат, ты теперь самый завидный жених, и у тебя не будет отбоя от девушек, мечтающих излечить тебя. Возьми их, ломай, играй, да что угодно…

– Мне не нужны они, – перебивает меня, – мне нужна ты, Мишель. Меня не волнуют эти деньги, мне плевать на них, как и на мой статус. Это не мечта всей моей жизни. Я не об этом думаю все дни и ночи. Я о тебе думаю. Вспоминаю каждый день, что провёл с тобой. За эти дни многое понял. Дай мне шанс, всего лишь шанс доказать тебе, что я готов меняться. Готов строить с тобой отношения. Я не хочу любую. Они не ты. Дай мне возможность помочь тебе пережить это. Если бы знал, что ты ждёшь. Да я бы вышел из машины. Но я знаю, что ты пережила. Это не было бы спасением для тебя. Я знаю это. Так жил все годы, пока не появилась ты. Не собираюсь падать на колени и превращаться в раба. Ты права, чертовски права, моё внутреннее «я» не изменить, но я готов его корректировать. Готов это делать, но только если ты будешь рядом. Мне не хватает тебя. Не хватает твоих глаз, что смотрят на меня с нежностью. Мне не хватает разговоров, даже споров и криков. Мне не хватает жизни. А она есть, когда ты рядом. Мишель.

Словно его слова имеют физическую оболочку. Прокалывают моё сердце, заставляя его кровоточить. Остаются эти острые шипы в нём и прокручиваются. А я стою и слушаю, потому что люблю его. Потому что хочу обнять и утонуть в его тепле. Хочу поверить, но не могу.

– Прощай, – одними губами говорю я, сбрасывая его куртку и хватая своё пальто. Убегаю, просто бегу от чувств, от любви, от его глаз, наполненных раскаянием, и желанием забрать меня себе. Но наши судьбы больше не рядом. Слишком сложно сейчас разумно рассуждать, поэтому бегу. Мне нужно время, мне нужен воздух. Лёгкие дерёт, пока не останавливаюсь на светофоре.

– Мишель, чёрт возьми! Стой, – хватая меня за локоть, разворачивает к себе.

– Отпусти. Пожалуйста, отпусти меня, – молю я, и пусть потом будет стыдно за эту слабость. Но сейчас плевать, я хочу остаться одна. Хочу разрыдаться от того, что он сказал. В данный момент не уложились его слова в голове. Я не могу показать ему, насколько моя слабость зависит от него.

– Нет, – крепче сжимает мой локоть. Изнутри, прямо из сердца прорывается боль. Настоящая. Теперь она реальная. Ударяю его рукой по груди. Но вижу силу в его взгляде, такую сумасшедшую и устрашающую, она не пугает, наоборот, даёт возможность бороться. Я знаю этого человека, что внутри его. Это тот самый садист, что держит его сердце у себя. Я ненавижу его.

– Пошёл ты, – шиплю я, и удаётся вырвать руку из его хватки. Иду по пешеходному переходу, а он догоняет меня.

– Не смей! – Кричу, поворачиваясь к нему, и быстрым шагом двигаюсь к парковке, где оставила свою машину.

– Ты думаешь, что я так это приму? Ни черта, – отвечает Николас, перекрывая мне путь.

– Мне плевать. Иди в задницу, – яростно шиплю я, отталкивая его с пути, и иду.

– С удовольствием, Мишель. Когда? – Издевается, вызывая во мне ещё большую бурю из негодования, и она не даёт думать. Обида становится тоже реальной. Глупая. Такая глупая.

– Я выслушала тебя. Что ещё ты хочешь? – Уже не контролирую себя, кричу, так громко, что причиняю себе боль.

– Тебя. Хочу тебя. Полностью. Себе, – разрывая своим быстрым дыханием, отвечает Николас, останавливаясь, как и я.

– Ты потерял эту возможность. Найди другую дуру, – отвожу взгляд от его лица, и обхожу его, доставая ключи из пальто, нажимаю на кнопку.

– Я буду преследовать тебя, крошка. Буду рядом там, где будешь ты, пока не услышу заветное – «да», – говорит мне в спину.

– Ты не услышишь его, – фыркаю, открывая дверь машины.

– Тогда я не отпущу тебя… – закрываю дверь машины, заводя мотор дрожащими пальцами. Включаю фары и вижу его. Николас встал прямо перед моей машиной, складывая руки на груди, и если я дам по газам, то собью его.

– Урод, – шиплю я, держа руку на нейтралке, нажимаю на педаль. Громкий рык мотора, а он даже не двигается. Глаза блестят в свете фар. Снова давлю на газ, желая напугать его. Усмешка появляется на его лице.

Контроль потерян. Полостью. Абсолютно. Бесповоротно.

Распахиваю дверь и выскакиваю на улицу.

– Свали отсюда! Больной? Ты смерти захотел? – Кричу я. В два шага обходит мою машину и хватает меня за талию, прижимая к себе.

– Отпусти, – упираюсь руками в его грудь. Сердце пропускает удар. Хватает сильнее, сжимая пальцами мою талию. Борюсь с ним. Наверное, плачу. Не понимаю ничего. Разум настолько покрыт пеленой из злости, боли и любви, что не соображаю.

– Нет. Ни за что больше не отпущу тебя, – обхватывая моё лицо, шепчет прямо в мои губы. Один вздох и задыхаюсь.

Впивается в мои губы. Целует. Жадно. Больно. Горячо. Кусает губы. Хватаюсь за его плечи. Упаду. Зарывается в мои волосы, движение губ больное от страсти, что так и не забыта. Тело дрожит. Обхватывает одной рукой мою талию, а другой держит голову, что не могу двинуться. Дышать не могу. Тону. Так всё знакомо и иначе. Не помню, когда, но уже отвечаю на этот поцелуй. Со всей силой, что осталась во мне. И хочется ещё больнее. Ещё острее в сердце. Прижимаюсь к нему, ощущая под пальцами упругие волосы. Сжимаю их. Губы горят от поцелуев. Втягивает в себя мою нижнюю губу и ноги подкашиваются. Грудь трётся о его. Не могу напиться. Это мой глоток воздуха. Моё дыхание. В нём. В этом мужчине. Я люблю его и так больно. Целую, роняя слёзы. Целую и живу.

Поцелуи становятся мягче, ласковее практически невесомые.

– Я безумно скучаю, крошка, – шепчет он, даря ещё один поцелуй в уголок губ. Гладя моё лицо, а я наслаждаюсь. Эта слабость, что сейчас, мне так противна и одновременно приятна. Давление внизу живота и его пальцы, стирающие слёзы. Целует мои глаза, щёки.

– Вот сейчас и мне больно. Очень больно, так соскучился по тебе. Так хочу тебя. Затрахать до потери сознания. Думать о другом не могу, только о тебе, – этот хрипловатый смех так не вовремя врывается в мой полыхающий безумием мозг. Отрезвляет лучше холодного душа. Злость за то, что позволяю ему это делать с собой ещё раз, перекрывает доступ к кислороду.

Поднимаю колено и со всего размаха ударяю его между ног. Распахиваю глаза, сама удивляясь тому, что только вытворила. Выпускает меня из рук, сгибаясь пополам, и издаёт стон.

– Надеюсь, сейчас ещё больнее, Николас, – голос теряется от желания, но довольна тем, что сделала. Какое-то нечеловеческое удовольствие получаю, смотря, как он корчится от моего ответа на то, как разрывает меня.

– Блять, – вырывается из него. Падает на колени, сжимая свой пах.

И есть доли секунды, я успеваю заскочить в машину и переключить передачу. Нажать на газ и с громким рёвом вылететь с парковки, оставляя его там. Руки дрожат, да меня всю трясёт. Ведь я с безумной силой хочу его. Хочу ощутить всё, что он готов мне предложить. Пальто пропиталось ароматом его куртки. Не скрыться. Не убежать. Нельзя. Больше нельзя. Облизываю губы, до сих пор горящие от его поцелуев, и низ живота сводит спазмом. Чёрт возьми, нет. Ни за что, пока не решу, как относиться к этому. Я должна обдумать всё, принять решение. А он сбивает меня. Поцелуи и желание секса сейчас лишние. Воспоминания возвращаются все до единого. Буквально все. Слова. Свист розог. Его предложение о продолжении. Всё. И кричать бы от этого, да больше не могу. Едва есть силы доползти до своей квартиры и упасть на постель, проливая горькие слёзы по прошлому и невозможному настоящему. Сжимать своё пальто и дышать его ароматом. Убивать себя снова и снова.

Я хочу его так сильно вернуть в свою жизнь, что снова забываю о себе и своих желаниях. Он будет считаться с этим. Будет считаться со всеми моими планами. Теперь я понимаю слова Марка. Я не отрицаю больше того, что простила. Не отрицаю даже того, что люблю и буду любить. Не отвергаю того, что увижу его вновь. Но пусть докажет мне, что любит меня. Любит ли? Не знаю. Хватит ли этого? Не имею понятия. А пока я этого не услышу, не удостоверюсь, что это так – не дам играть своим сердцем и слабостью. Нет. Больше Николас Холд не возьмёт кнут, чтобы щёлкать им и страшить меня. Я пережила это. Я не боюсь этого, а вот будущего очень. Себя боюсь теперь и своих желаний.

 

Одиннадцатый вдох

Тёмные утренние тучи давят на меня. Собираю вещи, как в тумане, для нового дня. Теперь, кроме полной физической усталости, наваливается эмоциональная. Отчего в ночи мы так сильны в своих мыслях, а наступает утро и всё меняется? Отчего мы так уверены там, ночью, что справимся? А утро разбивает всё. Мне требуется передышка. Иначе умру. Действительно, умру. От нехватки сил, от нехватки энергии. Умру. Довела себя до грани. Из-за него. Из-за себя.

Поправляю на плече рюкзак, выходя из дома. И как мне сдать тест, когда я даже не помню ничего? А сдать надо…

Поднимаю голову и обессилено всхлипываю. Хватит. Хватит преследовать меня. Останавливаюсь, смотря на Николаса, облокотившегося о мою машину. В спортивном сером костюме, жилетке и кепке. Родной. Мой. В глазах собираются слёзы. Не могу без него.

– Доброе утро, Мишель, – кивает он, отталкиваясь от машины и подходя ко мне. Всё, больше нет сил, бегать. Нет сил, даже сопротивляться.

– Как самочувствие? – Продолжая, он смотрит в мои глаза. Не отвечаю, только вздыхаю, медленно моргая и смотря на его лицо.

– Спасибо, что поинтересовалась о моём. – Ведёт разговор сам с собой, словно не замечая, что жизни во мне нет. – Моё самочувствие, как у человека, которому дали по яйцам. Неприятно, скажу тебе.

– Зачем? – Выдавливаю из себя. Сам же улыбается от своей шутки, но после моего произнесённого слова шёпотом, губы его превращаются в тонкую линию. Отводит взгляд в сторону, качает головой. И снова возвращается в мои глаза, а в его вижу усталость, сродни моей. Как же это жестоко.

– Решил, что тебе это понадобится в работе, – наконец-то произносит он, поднимая руку с пакетом. И только сейчас замечаю его, поглощена им была.

– Я не могу. Спасибо, но… – опускаю голову, понимая, что в этом пакете. Камера. Но лишнее. Это его.

– Мишель, она необходима тебе и это был подарок. Подарок предполагает, что остаётся у того, кому он предназначался. А не у дарителя. Прошу, хотя бы это. Возьми, – дотрагивается до моей безвольно лежащей руки вдоль тела, и перекладывает пакет, сжимая мои пальцы в своих, даря тепло. Поднимаю на него голову, и всматриваюсь в глаза. Что-то происходит в них, но не даёт разглядеть. Моргает и обращается всё в холодную пустоту.

– Спасибо, – опускаю голову и отхожу от него.

– Не за что. Я был на пробежке. Начал бегать, – делится он. Издаю смешок. Нервное. Как он может быть таким спокойным? Как это ему удаётся?

– И добежал до моего дома? – Иронически спрашивая, обхожу его и останавливаюсь у машины.

– Нет. Ночь не спал. Переоделся. Выгулял Шторма и не смог заснуть, – движется за мной. Уже не вызывает никаких эмоций. Устала даже для этого.

– Понятно. Хорошего дня, Николас, – пожимаю плечами, нажимая на кнопку для разблокировки машины.

– Почему не Ник, Мишель? Почему не Ник? – Этот вопрос проносит дрожь по телу от боли, что уже просыпается внутри.

– Потому что ты Николас для меня. А Ник остался там… где-то там, – тихо отвечаю я, открывая заднюю дверцу машины, и бросая туда пакет с фотокамерой. Молчит, закрываю дверь и, несмотря на него, обхожу машину, чтобы забраться на водительское сиденье.

– Подожди, – окликает меня, быстрым шагом догоняя. Раздражённо вздыхаю и останавливаюсь, поворачиваясь к нему.

– Что ещё, Николас? Серьёзно…

– Береги себя, Мишель. И вот, – расстёгивает жилетку, копаясь во внутреннем кармане. – Вижу тебя и забываю напрочь все слова, и что хотел сделать.

Приподнимает уголок губ, доставая белый конверт, и протягивает мне.

– Что это? – Хмурюсь я.

– Поменял систему безопасности в своей квартире. Это новый ключ и пропускная карточка в одной вещи, – объясняет он.

– Мне это не нужно…

– Возьми, хорошо? – Берёт мою руку и с силой вкладывает конверт. – Пусть будет. Выброси, сожги, да хоть что. Мне так спокойнее, и ты помнишь мои слова. Что бы ни произошло, ты всегда можешь обратиться ко мне, или спрятаться у меня. Если что-то будет пугать тебя, то вот. Здесь ты будешь в безопасности.

– А как мне спрятаться от тебя? – Фыркаю я, вырывая руку, и швыряю конверт куда-то в машину.

– Я улетаю сегодня. Мне надо улететь. Прятаться от меня нет нужды, я всегда найду тебя, – пожимает плечами, отступая от меня. Это вызывает внутри панику. И хоть далеко он, но знать, что теперь будет ещё дальше, поселяет в груди печаль.

– Куда? Надолго? – Слова сами слетают с губ прежде, чем я буду корить себя за них.

– Как получится. В Оттаву, – бросает он, разворачиваясь и словно теряя теперь всякий интерес ко мне. Смотрю, как возвращается на дорожку и медленным шагом уходит.

– Николас, – окликаю его, подходя к капоту. Останавливается, а моё сердце стучит так громко, издавая стонущие мелодии, наполняющие меня желанием не отпускать.

– Да? – Поворачивается, ожидая от меня продолжения. Нет, так просто не побегу больше за ним.

– У меня нет больше причин верить тебе. У меня нет причин, чтобы вернуться, – говорю я, поднимая взгляд на него. Делает шаг ко мне, останавливается. Видимо, до него доходит смысл моих слов. Кривится, словно ему противно. А мне вдвойне. Так и не понял, чего жду от него.

– Я никогда не сдаюсь, Мишель. Всегда добиваюсь своего, – приподнимает подбородок, доказывая мне одной интонацией, что я проиграю себя. Обида из-за его мысли пронзает сердце. Качаю головой от своих ощущений.

– Но не меня. За меня ты никогда не боролся, как за свои деньги. Будь счастлив с бумажками, а я человек, который требует, чтобы его оставили в покое, – не знаю, услышал ли он меня, но чётко произношу каждое слово, подпитывая его ядовитой обидой, которую он нанёс мне.

Разворачиваюсь и забираюсь в машину, захлопывая дверь. Мне недостаточно его уверенности в себе. Он так и не увидел того, что мне необходимо. И пусть он появляется, а я реагирую на него. Но не отдам себя. Нет. Пока не поймёт, что я достойна большего, чем просто его жажда добиться моего «да». Он продолжает играть, ставя на первое место своё превосходство, но не меня. А я хочу, чтобы умирал так же, как и я без него. Именно без него. Чтобы мои желания у него были наравне с его. Я хочу того же пьедестала, на который он возвёл себя и свои амбиции. И я тоже никогда не сдаюсь. Ну, Николас Холд, ты узнаешь, кто такая Мишель Пейн.

Улыбаюсь себе, ощущая в груди приятное чувство удовлетворения от своих мыслей. Паркуюсь недалеко от университета, и даже неведомая лёгкость в походке. И чему я радуюсь? Не знаю. Не понимаю, что внутри случилось, пока я ехала. Я должна быть разбитой, а у меня невероятная мозговая активность и желание… желание съесть мороженое. Господи, как я хочу мороженое. Очень. Шоколадное с маленькими печеньками.

Может быть, это конец? Я сошла окончательно с ума, после вчерашнего поцелуя, возбуждения, обиды, стыда за то, что ударила его, новой встречи, его слов и вновь обиды. Не знаю, но так здорово внутри. Чёрт, в чём причина-то?

Ладно, потом. Всё потом, а сейчас предстоит сдать информатику, отправиться на занятия и поехать на работу. Чувствую аромат жизни.

– Привет, я только на пару минут. Мне надо ехать на работу, – быстро говорю, влетая между стеллажей.

– Привет. Я занимаюсь, а эта задолбала. Поговори с ней, – Амалия углубляется в книгу и толкает Сару, показывающую ей язык.

– Боже, я думала, что-то случилось. Вы обе поставили восклицательные знаки после слова «срочно», – смеюсь я, садясь на пол и бросая одежду рядом.

– Конечно, срочно! Я умираю от желания узнать, как твоя работа…

– Она хочет узнать, появлялся ли Николас, – перебивает Сару Ами и, поднимая голову, ухмыляется.

– Появлялся. Вчера. После работы он ждал меня, – отвечаю я. Глаза подруг сверкают от ожидания. – Мы пошли в кафе, там поговорили. Ну как поговорили, он снова просил прощения, обещал, что изменится. Но это всё слова. Он так и не понял, что мне нужно. Поэтому ничего хорошего сказать вам не могу.

– А ещё. Что-то должно было ещё быть. Могу предположить, что какая-то встряска с твоей стороны. Ты изменилась, Мишель. Глаза как-то блестят странно. И это пугает, – прищуривается Амалия. Чёрт, как ей это удаётся?

– Кричала на него, ругались. А потом… он встал прямо перед моей машиной, я так разозлилась. Он поцеловал меня, и я дала ему по яйцам, – признаюсь, всё равно таить от них это не могу. Мне требуется поделиться и чтобы меня заверили, что это нормально. Я держусь хорошо. Но громкого смеха и катания по полу девушек я не ожидала. Вздыхаю и закатываю глаза, выпячивая губу. А они, полоумные, стучат по полу и ржут.

– Хватит, – останавливаю я их. – У меня мало времени. Если вы не прекратите, я уйду, и вы не узнаете, что было утром.

Как и я рассчитывала девушки успокаиваются и чуть ли не залазят на меня, требуя продолжения.

– Он отдал мне камеру, что подарил. И ключ от его квартиры. Но самое главное, что хотела вам сказать – решила, что я принимаю своё прощение. Прощаю его и себя за эту слабость. Я люблю его. Но хочу, чтобы он любил меня. А не желал заполучить, как приз. Я хочу быть полноценным партнёром в его жизни, а не так, как раньше. До меня дошли слова Марка, и теперь же, я хочу увидеть, на что он готов ради меня. Хочу борьбы. Хочу крови, чёрт возьми! Я достойна этого.

– Ни хрена ж себе, – шепчет Сара. А я даже от своей речи подскакиваю с места и с триумфом смотрю на девочек.

– Ты хочешь, чтобы он дрался за тебя. Ты хочешь извести его, пока не услышишь заветных слов, – понимающе улыбается Амалия.

– Точно. Я хочу, чтобы он сказал – люблю. Люблю больше, чем боль. Люблю больше, чем себя. Люблю больше, чем обстоятельства и жизнь. Хочу услышать это. Хочу найти причину вернуться к нему и попробовать быть с ним. Мне необходима эта причина, и именно этот шаг, тогда смогу дышать. Смогу принять его обратно. Смогу разрешить быть рядом и продолжать доказывать, что умеет быть тем, кого я люблю, – ударяю кулаком по книгам, и они с громким стуком летят с другой стороны. Отмахиваюсь от этого, поворачиваясь к девочкам, смотрящим на меня во все глаза.

– Поэтому я снимаю траур. Я поняла, что одеждой и постоянным унынием отца не вернуть. Но оставлю внутри воспоминания и буду улыбаться им. Я устала оттого, что не могу спать, а за всё корю себя. Но ведь не я одна виновата! Хорошо, не он прислал диск. Это я принимаю. Признаю, что действовала тогда под эмоциями страха и обиды за то, что упомянул Теренса. Я чувствовала себя преданной, и сделала то, что делала. Он тоже мог остановиться, но сломал меня. Передал боль, которой я боялась всю жизнь. И теперь должен загладить эти раны, отшлифовать их собой. Не отдам ему своё сердце, не откроюсь, пока не увижу Ника. Моего Ника. Того, кто внутри этого человека. Того кто умеет чувствовать. Того кто готовил мне свидания. Они мне нужны, чёрт возьми. Нужны. Я хочу теперь сказку, которая докажет мне, что любовь существует. Он подарит мне веру в это. Понимаете? – Дыхания не хватает от произнесённой речи. Но улыбаюсь. Уверена в своих словах, полностью уверена. И могу дышать. Как хорошо. Могу вздохнуть и ощутить, как тепло вокруг становится.

– Кого-то сильно торкнуло, – подавляет смешок Амалия. – Но мне нравится. И какой план?

– То есть для того, чтобы ты вернулась к нему, необходимо только одно слово? – Недоверчиво спрашивает Сара.

– Нет. Не только слово, тупая сучка с сиськами. Ей нужно ощутить и потрогать его слабость. Ей нужен фейерверк в глазах. Ей нужны небеса в его руках. Ей нужен кнут, который он добровольно отдаст ей. Чёрт, Мишель, это прекрасно! – Вскрикивает Амалия и подскакивает на ноги.

– Хватит обзывать меня, курица плоская, – возмущается Сара и тоже встаёт на ноги.

– О, да отвали, – цокает Ами, и снова обращает своё внимание на меня. – Какой план? Что будем делать?

– А вот этого я не придумала, – пожимаю плечами и кусаю губу. Всё так здорово звучит на словах, но не знаю, как это претворить в жизнь.

– Так. Если он сначала ждал тебя у машины, потом приехал к фотостудии, а утром снова был у тебя, то это значит – он ходит за тобой. То есть куда ты, туда и он. Уверена, что с его деньгами вычислить твоё местонахождение – раз плюнуть. Поэтому ты начнёшь появляться на людях. Моих родителей часто приглашают, а мы игнорируем. Марк и я. Но теперь, – Амалия хватает меня за руки, сжимая их. – Мы отвоюем твою любовь, Мишель. Уж твою-то я верну!

– А я? – Обиженно спрашивает Сара.

– Ну, ты как мой парень сойдёшь. Вот здесь мой тупой брат сыграет отличную службу. У него появились друзья, и он собирается с ними идти в пятницу в клуб. Это одна из наших остановок. Пусть увидит, что вокруг тебя есть выбор. Пусть ревнует. Пусть мучается. Пусть признает, что чувства есть. Я ещё у родителей спрошу, куда мы сможем сходить до этого времени. Высший свет может быть полезен, – меня пугает странный блеск глаз Амалии. Перевожу взгляд на Сару, совершенно потерянную настроем подруги.

– Это ещё обсудим, – медленно отвечаю я, осторожно забирая руки из ладоней девушки. – Мне надо ехать.

Обхожу их и поднимаю с пола своё пальто и рюкзак.

– Слушай, ты не сказала – сдала? – Вспоминает Сара, пока я одеваюсь.

– Да. Сдала, благодаря Марку. Я думала, что ничего не помню. А села и как-то всё получилось, – гордо улыбаюсь я, закидывая рюкзак на плечо.

– Молодец! – Хвалит меня Сара. А Амалия странно смотрит на меня, что становится не по себе. Кажется, что я зря это им сказала. Для неё это теперь её бой, который она не смогла провести. Это станет тяжёлым для неё временем.

– До встречи, – машу им, выходя из-за стеллажей.

Не знаю под чем я сейчас подписалась, но, определённо, это будет опасно. Опасно для моего сердца и состояния. Выдержу ли? Не знаю. Буду пытаться. Начать дышать – счастье, которое я сама себе запретила. Я заслужила его. Я обливала его слезами и собственной кровью. Страдал ли он, как я? Страдают лишь те, кто любит. Не знаю, любит ли он меня, или же просто привычка, что я была рядом, как бесплатная груша для битья. Что он сделал для меня? Не могу припомнить. А я отдала всё ему. Свою девственность. Свою жизнь. Я даже была в его клубе, приняв и это. Он и пальцем не ударил, чтобы я шла к нему. Как же он был прав, сказав тогда ещё, что он будет рассказывать мне о себе, а я его жалеть. И так, пока ему не надоем. Чёрт, и сейчас я полностью понимаю эти слова. Ни о каких чувствах не может идти речи, если он думает так до сих пор. Зачем я ему? Ответ на этот вопрос я получу.

 

Двенадцатый вдох

Два дня тишины и раздумий. Меня бросает постоянно от одной грани к другой. Оттуда отбивает, как мячик лечу к противоположному ребру и ударяюсь. Сколько за эти часы я сменила решений, не счесть. Но пришло время взять себя в руки. Если раньше я позволяла себе истерику, позволяла себе всё же, быть жертвой. То сейчас, смотря на своё отражение, вижу нового человека. Я снова учусь дышать, жить, ходить и желать. И внутри меня маленькая девочка, которая хочет то розовые гольфы, то белые, то ей не нравится окантовка, то ещё куча причин. Пора снять траур и увидеть, как глубоко я спряталась за ним. У меня есть деньги, квартира с утра успешно продана, а сумма уже лежит на моём счёте. У меня есть работа, которая мне очень нравится, и я нравлюсь ей. Тейра обеспечена, и Адам помогает ей. Он станет ей прекрасным опекуном. А мне надо строить свою жизнь. И я не знаю, что буду делать дальше с Николасом. Хоть и твержу постоянно ему – оставь меня в покое. Но я не хочу этого. Эти два дня были необходимы мне, чтобы обдумать всё. Простить отца, сказав ему эти слова на кладбище. Убрать чёрную одежду. Признаться себе, что мне нравится настойчивое появление Николаса. Но у меня нет повода, чтобы вдохнуть в себя воздух, когда он рядом и отдаться ему. Уже не желаю идти против своих желаний. Нужно двигаться дальше, планировать по факту свои действия, и принимать решения.

Улыбаюсь своему отражению, поправляя уложенные волосы волнами. Оглядываю фиолетовое платье в пол с глубоким вырезом, привлекающим внимание тем, что расшито камнями. Лёгкий макияж и капля духов на шее. Бежевые туфли для окончания образа, и клатч уже покоится в руке. Выключаю свет и выхожу из спальни, проверяя, всё ли я взяла. Оставляю верхнюю одежду, так и висящую на крючке в коридоре, выхожу из квартиры, закрывая дверь ключом.

Иду по коридору, подходя к лифту и на лице улыбка. Ловлю своё отражение в металлической двери лифта. Загадочное. Чувственное. Разрез на ноге открывает белоснежную кожу. Да, эта девушка сейчас выглядит прекрасно. И пусть никто не узнает, как бьётся быстро её сердце. Как подрагивают руки от возбуждения.

Выхожу из дома и, улыбаясь, подхожу к Марку в тёмном костюме.

– Мишель, ты восхитительна, – целует меня в щёку.

– Спасибо, ты тоже, – отвечая, сажусь в такси, которое везёт нас на открытие нового модного ресторана. Амалия начала претворять в жизнь свой план, и благодаря ей, сегодня я покажу все свои лучшие стороны. Не знаю, будет ли он там. Не знаю, встречу ли, я его. Но хочу, чтобы увидел, насколько я красива. Хочу, чтобы он увидел меня вот такой. Во всеоружии и при параде, а не в трауре и разбитую. Хочу.

Марк интересуется, как прошёл сегодняшний день. И я с радостью делюсь с ним новостями о своих съёмках, о том, как мне это нравится. Он улыбается, слушает меня и действительно слушает, что я говорю. Наслаждаюсь его внимательностью, наслаждаюсь, что я на первом месте. Вот, что мне необходимо. Чувствовать себя не лишней и навязчивой, а в компании. Мы подъезжаем к мигающему неоновым светом зданию. Выйдя из такси, вижу кучку людей с фотокамерами. И если раньше я от них бежала, то сейчас улыбаюсь им и даже принимаю от кого-то слова соболезнования. Это больше не дотрагивается до моего сердца. Я закрыла эту боль в себе. Приняла и отпустила.

– Да ты звездой так станешь! – Смеётся Марк, когда мы входим в ресторан, наполненный множеством гостей.

– Почему бы и нет? – Пожимаю плечами, пока мы маневрируем среди людей, смеющихся и выпивающих.

Играет современная музыка, да и стиль заведения выполнен в модерне. Столики с диванчиками, приглушённый свет и переливающиеся стены в бежевых тонах. Новое место для модной тусовки золотой молодёжи. Знаю такие места, но они быстро теряют клиентов, если не имеют хоть какой-то изюминки. И здесь её не было. Своего рода звёзды, что тают со временем и тихо исчезают с небосвода.

Мы находим наш столик, за которым сидят Ллойды, общаясь с какой-то парой, Амалия и Сара о чём-то переговариваются. Только я не вижу Тейры. Неужели, осталась дома? Это на неё не похоже, она обожает такие мероприятия, хотя, возможно, возрастное ограничение здесь имеет место быть.

– Марк, Мишель, как мы рады видеть вас, – первым замечает нас Адам.

– Добрый вечер, – вежливо отвечаю я, кивая чете Ллойдов и незнакомой паре. – А где сестра?

– Занимается, – просто отвечает Адам. А я удивлённо приподнимаю брови.

– Действительно? – С сомнением спрашиваю я.

– Да, – и вижу в глазах нашего опекуна гордость. Она передаётся мне. Гордость за сестру, что тоже меняется. В лучшую сторону. В ту сторону, которая поможет ей в будущем.

– Миша, как хорошо, что ты пришла, – улыбается Сара, поднимаясь с диванчика. То же делает и Амалия. Не успеваю я ответить, как они подхватывают меня за локти, поднимая с места, и ведут куда-то.

– Девочки, – пытаюсь объяснить им, что это невежливо. Но они обе смотрят на меня таким взглядом, что лучше помолчать.

Мы идём сквозь толпу и оказываемся в другом зале, где свет ещё больше приглушён, а на сцене поёт какая-то группа.

– Что случилось? – Спрашиваю я, когда мы останавливаемся.

– Красивое платье, – говорит Амалия.

– Спасибо.

– И причёска тоже, – поддакивает Сара.

– Девочки, спасибо, но что происходит? – Прищуриваясь, смотрю то на одну, то на вторую.

– Его здесь нет, – в один голос отвечают они.

– Ладно, тогда я вернусь в другой зал и буду делать то, за чем пришла. А именно развлекаться, – пожимаю плечами. И это закон подлости. Когда ты выглядишь выше всяких похвал, уверена в себе и готова бороться – ничего не произойдёт. А вот когда ты разбитая, подавленная и уставшая, он обязательно появится и ударит по самым больным точкам в твоём сердце.

– Наверное, в Оттаве, – продолжаю я.

– Нет. Он в городе, – качает головой Сара.

– Ты откуда знаешь? – Удивляюсь я.

– Ну, ты у нас работаешь, а мы нет. Поэтому вчера мы пошли в ресторанчик, в котором… в общем…

– «Aria», – закатывает глаза Амалия.

– Мы встретили там Райли. Помнишь его?

Киваю на вопрос Сары.

– Ну, он спросил, как ты, как твои дела, какие планы…

– И я сказала, что ты встречаешься с Марком. Всё у тебя хорошо, а Николас в прошлом. Что достаёт тебя и уже неинтересен, – перебивает Амалия Сару.

– Что ты сказала? – Шепчу я.

– То она и сказала. А Райли ответил, что это хорошо. Потому что Николас тоже решил двигаться дальше, с новой девушкой. Мы уже уходили, а они должны были прийти. И Райли был с кем-то. У них типа двойного свидания. Я так поняла. Что-то ещё про Оттаву…

– Зачем ты это сказала? – Обрывая Сару, зло смотрю на Амалию.

– А пусть не думает…

– Чёрт! Я ценю вашу помощь. Но не надо за меня отвечать и придумывать это. Не надо лезть в мою жизнь, я сама могу решить, как мне поступать! Это моя жизнь, Амалия, не твоя. Это моя боль, и она другая. Не такая, как у тебя. Ты не имела права это говорить, – выплёскиваю из себя негодование. Сердце опускается вниз, потому что ложь. Все это ложь, и она мне не нужна. Я не хочу так жить больше.

– Но он должен…

– Он не должен ни тебе, ни тебе, – смотрю на обеих девушек, разрывая быстрым дыханием слова. – Оставьте в покое меня и его. Я ошиблась тогда. Мне не нужно видеть его на коленях. Я не хочу этого. Моя любовь к другому человеку. Сильному. Ломать его… да, он много боли причинил мне. И только я буду решать, что говорить, но не обманывать. Ложь, даже такая, убивает всё. Вы не имели права, вообще, придумывать эти отношения. Я сама выберу свой путь. Я очень ошиблась, сказав, что мне необходимо только слово. Нет, мне необходимо всё. Он. Полностью. Только для меня. Как вы могли? Как…

– Чёрт, я еле вас нашёл, – Марк появляется позади меня, останавливая мой поток обозлённой речи. И стоит неимоверных усилий повернуться и улыбнуться, когда хочется снова остаться одной или закатить скандал. Неужели, правда, он ездил в Оттаву за кем-то? Неужели, так просто?

– Прости, девочки показывали мне ресторан, – лгу я и подхожу к Марку.

– Понятно. Пойдём ужинать. Я голодный, как собака, – предлагает мне руку, и я кладу свою на сгиб его локтя.

– Вы с нами? – Спрашивает он девочек.

– Эм… мы погуляем, – отвечает Ами, а я даже не поворачиваюсь. Пока не понимаю, как себя вести дальше. Что думать и чувствовать. Обида внутри собирается в комок и застревает в груди.

– Здесь интересное меню. Ужасное. Молекулярная кухня. Не наешься ей, – хмыкает Марк, пока мы идём обратно в зал с ещё большим количеством людей.

– Да, – бросаю я, даже не слушая, что он говорит. Чёрт, Николас был на свидании? Успел ли он сказать ей, кто он? Кто она? Нижняя или обычная девушка? Интерес ко мне пропал? Паника от этого не даёт думать в ином ключе. Почему же тогда так настойчиво преследовал меня? Или же его появление тем утром было последним, и он сдался? Вот так просто? Чёрт. А я надеялась… там… в сердце так верила в призрачную надежду, что вся его настойчивость от чувств.

Мы садимся за столик, который уже заставлен разными видами пищи, что здесь есть. Приходится улыбаться и кивать, а думать о своём. Приходиться есть, и говорить, что это вкусно. Хотя не так. Мне сейчас так больно. Снова больно. Потухаю вновь, и вся моя уверенность исчезает, как дым. Беру бокал вина и делаю глоток, ещё и ещё. Хоть бы унять это чувство внутри. Алкоголь не притупляет ничего, а наоборот, открывает больше. Не замечаю ничего, даже того, как девочки возвращаются и пытаются что-то мне сказать. Отодвигаюсь, смотря на бокал в моей руке.

– Мишель, пойдём, потанцуем, – предлагает Марк, указывая на другой зал.

– Прости, устала. Сара, не хочешь ты? – Смотрю на подругу, умоляя её взглядом занять Марка. Сейчас вижу в её взгляде жалость и печаль. Зла слишком на Амалию, что она сделала это.

– Да, конечно. Ты же не против? – Кивает быстро она, поднимаясь с места, и, не давая ему ответить, уже тащит его от столика. Не нахожу Ллойдов, только сейчас вспоминаю, что они решили уехать. Для них это мероприятие оказалось скучным. Никого нет за столиком, даже Амалия куда-то исчезает, так и не дозвавшись меня. Одна. Снова одна. Найти бы ещё бокал вина и, наверное, немного пройтись. Иначе взорвусь прямо здесь.

Поднимаюсь с места, встречая знакомых, перебрасываюсь с ними фразами. В основном об отце, принимаю слова соболезнования и благодарю за комплименты. Подхожу к барной стойке и делаю заказ, оформляя его на наш столик. Но мне сообщают, что сегодня всё бесплатно. Хоть какой-то плюс в закрытом мероприятии. Беру бокал с белым вином и прохожу в другой зал, прислоняясь к стене, смотрю на танцующие пары под кавер-версии мировых хитов. Вижу Амалию с Джексоном. Зачем это ей? Вспоминаю, что она иногда с ним встречается и сейчас выглядит очень счастливой. Как? Неужели, я буду такой? Зная о том, что она пережила, ещё больше дивлюсь, с какой страстью она отвечает на поцелуи Джексона. Почему ей не противно? Потому что потеряла всякую надежду, и хочет получить хоть от кого-то ласку? Я не хочу так. Это не для меня. Наши истории различны. Очень. И боль тоже другая.

Отталкиваюсь от стены, надо найти Марка и сказать, что уже ухожу. Не мой это праздник. Даже голова разболелась от раздумий и новостей. Делаю глоток из бокала, и верчу его в руке, всматриваясь в толпу людей, чтобы найти ребят. Но тут так много людей.

Неожиданно мою руку с бокалом обнимают горячие пальцы. Вздрагиваю и задерживаю дыхание. Сердце просыпается и пускается в пляс. Медленно поворачиваю голову. Глаза встречаются с его, невероятно блестящими в свете искусственных фонарей. Моя рука с бокалом движется, немного поднимается. Николас. Обхватывает губами стекло, делая глоток вина, не разрывая контакта со мной, не отводя взгляда. Сглатываю оттого, как чувственно кончик его языка облизывает губы, смоченные вином.

– Добрый вечер, Мишель. Хороший выбор, – низкий голос кажется единственным, что я слышу, все ещё не отойдя от неожиданной встречи и его появления. Да и алкоголь в крови затормаживает сознание. Все мысли вылетают из головы. Отпускает мою руку, что та чуть ли не падает. Успевает схватить бокал и нагнуться, чтобы опустить его на пол.

– Что ты здесь делаешь? – Прочищая горло, продолжаю с удивлением наблюдать за ним. Какой же он красивый. В чёрной рубашке, расстёгнутой на две пуговицы. Радость появляется внутри, что он тут. Это ведь не иллюзия? Не моё воображение? А он.

– Я там, где ты, – отвечает он, смотря в мои глаза. Делает шаг ко мне, не двигаюсь, насыщаюсь им.

– А как на это смотрит твоя девушка? – И всё же, слова подруг всплывают в голове, причиняя укол в сердце.

– Моя кто? – Издаёт смешок.

– Девушка. Райли сказал, что у тебя кто-то есть, и у вас было свидание. Так зачем ты здесь? – Облизываю губы и отвожу взгляд от веселья, полыхнувшего в глазах.

– Ах, это. Думаю, она не против, что я решил поздороваться с тобой, – его ответ переворачивает всё внутри. Причиняет неприятную тягу в сердце.

– Рада за тебя. Ты поздоровался, и теперь попрощайся, – цежу я, разворачиваясь, не в силах больше испытывать гадкий треск надежд.

– Стой, – хватает меня за запястье. Надрывный вздох. Жмурюсь. Его ладонь проходит по моей талии, вызывая дрожание сердца внутри.

– Я один. Прости, но мне захотелось услышать ревность. Хоть что-то из прошлого от тебя, – шепчет он мне на ухо.

Щелчок, и злость за эту игру со мной обрывает всё внутри. Вырываясь из его рук, оборачиваюсь к нему.

– Скажи, как долго это будет продолжаться? Как долго ты будешь мучить меня? Тебе было, мало того, что ты сделал? – Зло шиплю я, подходя к нему и толкая в грудь.

– Потанцуй со мной, крошка, – хватая меня за руки, теснее прижимает к своему телу. Слышу, как бьётся быстро его сердце.

– Отпусти. Николас…

– Нет у меня никого. Я даже не знаю, с чего это Райли решил сказать именно так. Свидания – не моё. Чёрт, ты должна меня знать, Мишель. Ты была первой и последней. Мне никто не нужен, кроме тебя. Это достаточный аргумент, чтобы ты дала мне шанс, крошка? Это веская причина, чтобы ты прекратила бегать от меня и хотя бы немного смягчилась? – Хватает мои запястья одной рукой, а талию другой.

– Это ты что хочешь от меня? Что мне сделать, чтобы ты не сопротивлялась? Ответь мне, потому что я устал так жить. Бегать по всему городу, страдать от постоянной бессонницы, не иметь никаких желаний. Ты хочешь слышать, как я корю себя? Я это делаю. Каждый день и каждую секунду. Но я не могу изменить прошлого, чёрт возьми, – отпускает моё тело и обхватывает лицо горячими ладонями.

– Не могу я вернуть время. Если бы мог, то сделал это. Отдал бы всё, все эти бумажки за такую возможность, – шепчет он.

– Я… это сложно, Николас, – кладу руки на его и снимаю со своего лица, но не могу отпустить. Держу. Наслаждаюсь. Мазохистка. Мне так больно и хорошо.

– Знаю. Но дай…

– Ты стал чужим, Николас. Ты больше не тот, кого я знала. Да я и никогда тебя не знала. Ты играл со мной, признай, что играл. Тебе было интересно. Ты руководил мной. Ты ставил условия, и я выполняла их. Я приняла всё, чем ты кормил меня. Удары, этот клуб, твоё прошлое. Хоть раз за всё время ты думал, как я себя чувствую? Нет. Ты даже видеть этого не хочешь. А я каждую ночь ощущаю каждый удар, который ты нанёс тогда. Доверие… ты потерял его. Тебя нет рядом больше. Ты стал призраком, – по щеке скатывается слеза. Выпускаю его руки, отходя на шаг и смотря в его глаза. Холодные. Бесчувственные. Пустые.

– Ты хоть представляешь, каково это – ненавидеть себя за то, что помню не только плохое, а только хорошее? И ведь это не было хорошим. Твоя злость, ярость и я против этого. Я одна, а рядом никого. Ты отдал мне это, и теперь у тебя всё хорошо. А у меня будет. Я больше не знаю, кто я. Ты даже мою душу разорвал тогда. Ты всё убил во мне. Ты…

– Ты сказала, что любишь меня, – перебивает. Губы его трясутся, скорее всего, оттого, что это идёт не по его сценарию. Контролирует всё, но я больше не в его власти.

– Любила. Но не тебя. Любила того, кого выдумала. Ты никогда не был им. И даже сейчас не изменишься. Одной любви мало, чтобы простить. Одной любви к призраку слишком мало, чтобы вновь вернуться в ад, который символизируешь ты. Только зачем я нужна тебе? Зачем ты хочешь издеваться надо мной дальше? Ты хочешь услышать снова эти слова? Потешить своё самолюбие? Это только слова, но даже их у меня нет. Что ты хочешь? – Смотрю на него, а внутри меня кипит боль и злость, что даже сейчас, даже в эти секунды, когда мне требуется хоть какая-то причина смотреть на него иначе, он не дарит её мне. Делает шаг, а затем обратно.

– Прости, Мишель. Прости за то, что так глух был к твоим словам. Ты права, я не заслужил ничего, кроме вины. Мне плохо без тебя. Я не знаю, как сказать иначе. Мне плохо. Так я себя никогда не чувствовал. Никогда, – всё же делает шаг, резко обнимая меня. Закрываю глаза всхлипывая.

– Хорошо, если тебе будет легче, я оставлю тебя. Но знай, что надежды на твоё прощение не потеряю. Ты говорила, помнишь? – Шепчет он, крепче обнимая меня. – Ты говорила, что я не могу простить своего отца. И я уверял тебя, что это не прощается. Теперь я понимаю. Полностью понимаю. Только он мёртв, а я жив. Оболочка. И ничего больше не осталось от меня. Ты была права, во всём и всегда. Ты стала для меня созвездием, которое теперь недосягаемо. Прости меня, прошу тебя, прости. Но попыток я не оставлю.

– Николас, пожалуйста, хватит, – надрывисто произношу я, пытаясь оттолкнуть. И, наверное, всем вокруг кажется, что мы танцуем. О да, танец разрушенного и супер разорванного сердца.

– Я хочу, чтобы ты услышала меня. Услышь меня, потому что мне нет нужды напоминать, что было тогда. Я помню всё, каждый удар и твой крик. Помню слова и чувство пустоты. Я подлец, но не играл с тобой. Возможно, в самом начале мне было интересно, и азарт гулял по моим венам. А потом ты забралась в них, крошка. Ты забралась в каждую частичку моего тела, и я чувствую твою боль. Хочу помочь, хочу быть рядом. Хочу быть обычным для тебя. Я хочу жить для тебя. Прости меня за это. Я… – замолкает. Тело его напрягается, и ощущаю поцелуй в волосы, а потом холод.

Втягиваю воздух в себя шумно, чуть ли не падаю без поддержки. Моргаю, а слёзы текут из глаз. Ушёл. Снова ворвался в меня и оставил. Хочется кричать, хочется бежать за ним и требовать. Я слышала его. Не нужно именно слово «люблю», его можно сказать иначе. Но я слышала в его дрожащем шёпоте страх и боль, слышала отголосок чувств ко мне. Но он сбежал. Сбежал от этого. Снова испугался и оставил меня ни с чем. На распутье. Как всегда. Вот это больше всего ранит, что трус. Трусит перед своим же сердцем. Трусит перед любовью. Как так-то? Я знаю его внутреннюю силу, знаю каким он может быть, знаю, чего добился. А в любви… слаб. Слишком слаб, чтобы бороться тем способом, который будет верным и откроет дверь в новую жизнь.

 

Тринадцатый вдох

– Ты где? – Едва могу расслышать сквозь громкую музыку крик Марка.

– Только закончила, задержались съёмки, – отвечаю я, придерживая плечом телефон и укладывая вещи в машину.

– Я жду тебя. Пятница, это надо отпраздновать, – весело орёт он.

– У меня завтра тесты, поэтому я приеду, но ненадолго, – улыбаюсь, забираясь на водительское кресло, и завожу мотор.

– Хорошо. Как будешь подъезжать отправь сообщение. Я встречу… – связь обрывается, и монотонный голос сообщает о том, что абонент находится вне зоны действия сети.

Сегодня у меня нет планов напиться, потому что завтра не смогу ничего сдать. Да и алкоголь для меня сейчас лишний. После вчерашнего вечера и восприятия слов Николаса, отойти не могу. Почему он так боится дать мне хоть что-то ещё для принятия решения? А, может быть, этого и нет. Я не понимаю этого, совершенно его не понимаю. А как понять? Поговорить? Но мне так сложно видеть его, смотреть на него и слушать. Невозможность дотронуться и переступить через эту невидимую линию, что была проведена в ту ночь. Это изнуряет. Сильно.

Паркуюсь возле дома, достаю свои вещи, и иду в квартиру. На часах начало десятого, а я так спать хочу. Не желаю никуда ехать, веселиться и поддерживать компанию. Но я обещала. Обещала и Саре, и Марку, что приеду. Даже Амалия просила присоединиться к ним, забыв о том, что было вчера. А вот я нет. Выходит, что и Райли соврал ради друга, как и она. Иногда друзья мешают, сильно мешают в понимании ситуации. Но они живут в тебе, и только ты знаешь, как поступить в той или иной ситуации. Их причины понятны, они пытаются защитить, а вот порой надо дать возможность решать тем, кого это касается. Они только всё усложняют.

Быстро приняв душ и не особо заботясь о макияже, собираюсь в клуб. Натянув голубые джинсы, босоножки на тонком каблуке, серебристый топ и пиджак в цвет джинсам, перекладываю деньги и мобильный, вместе с документами в небольшую сумочку и выхожу из дома.

Выпить мне всё же, хочется, поэтому оставляю машину, так и припаркованную возле дома, и ловлю такси. Пишу сообщение Марку, что буду через двадцать минут. Не получаю ответа, смогу найти их в этом клубе. Они, скорее всего, на ВИП этаже, где обычно мы зависали с Сарой.

Как и думала, никого на входе нет, кроме знакомых охранников, которым я улыбаюсь, перебрасываясь фразами, и они проводят меня мимо толпы, жаждущих попасть в это заведение. Брожу по залу, протискиваясь между опьянённой толпой, пока не дохожу до лестницы, ведущей меня на второй этаж и балкончик, где и нахожу компанию, громко смеющуюся и танцующую тут же.

– Привет, – перекрикивая музыку, дотрагиваюсь до локтя стоящей ко мне спиной Сары.

– О, еху! – Кричит она, обнимая меня и раскачивая. – Ты пришла! Штрафную для Мишель!

– Прости, здесь связь тупит, – улыбается Марк, передавая мне бокал. Принюхиваюсь. Виски. Кривлюсь, не люблю я этот запах, да и как алкоголь не воспринимаю, но с яблочным соком пойдёт хорошо. Меня знакомят с ребятами, которые работают вместе с Марком. Их тут человек десять, а то и больше. Даже не запоминаю имена, неинтересно. Сажусь на диванчик, снимая пиджак, и бросая его на спинку.

– Привет, – плюхается рядом Амалия. Напряжение между нами не иссякло, вздыхаю, кивая ей, и делаю глоток. Кривлюсь от неприятного привкуса.

– Прости, что сказала. Я думала, что так будет лучше. Прости, я хочу, чтобы у вас всё получилось. Правда, хочу. Но…

– Оставь, – отмахиваясь, залпом допиваю напиток. Откашливаясь, закрываю рот от обжигающего потока, что протёк по горлу и вызвал бурю в желудке.

– Всё хорошо, – заверяю её, чувствуя небольшое головокружение от алкоголя. Наверное, следовало поесть, но забываю об этой мысли сразу же, подставляя бокал Марку для обновления.

– Так ты пьёшь для того, чтобы…? – Ами делает в воздухе непонятный жест рукой, отпивая свой разноцветный коктейль.

– Просто так, без каких-либо подтекстов, – продолжаю я её мысль, уже делая глоток чистого виски со льдом.

– Хорошо. Нет, это действительно хорошо. О, Джексон! Ушла, – девушка подскакивает и летит к футболисту, оказываясь тут же в его руках и смачно целуя.

Издаю смешок, ощущая расслабление всего тела. Откидываюсь на спинку диванчика и наблюдаю, как Сара прыгает с каким-то парнем, смеётся и веселится, как и все здесь.

– Мишель, пошли, – за руку меня тянет Марк. Успеваю допить алкоголь и встать, немного пошатываясь. Ведёт меня к ребятам танцевать. Мир, сейчас мигающий разноцветными огнями и громкими басами, отдающимися в голове, кружится вокруг меня. А я в центре этого, и так легко. Не причиняют боль прикосновения Марка, пока мы танцуем. Словно всё затихло внутри и оставило мне время отдыхать в полном алкогольном отрыве.

– Всё, не могу, мне сейчас… сейчас плохо станет, – пытаюсь отдышаться, снимая руки Марка со своей талии.

– Выпьем! – Кричит он, толкая меня к диванчику, и я падаю на него. Смеёмся, ориентация полностью потеряна. Обновляются бокалы, и мы чокаемся, разливая алкоголь по столу, по рукам и это так весело.

Падаю обратно на диван, отпивая виски. Голова что-то сильно кружится. Закрываю глаза, и это продолжается. Мотаю головой, но только заваливаюсь на Марка, успевшего подхватить меня.

– Так, тебе хватит, – забирая у меня бокал, помогает сесть нормально.

– Нет, я ещё хочу, – язык заплетается, а он, качая головой, смеётся из-за моего состояния.

– Хватит, детка, завтра тебе сдавать тесты, – напоминает он.

– А, плевать. Куплю, я богата, – радостно поднимаю руку вверх, перехватывает её опуская. Похлопывает по ней и тихо смеётся.

– Выпей это, – вкладывает в руку бокал с водой и подносит к моему рту. Делаю глоток. Пресно.

– У меня ноги дрожат от танцев, – смеётся Сара, падая на меня, что бокал летит вперёд и с громким треском разбивается. Визг и смех, пока мы с Сарой валяемся на диване, обнимая друг друга.

– Жаль, у меня члена нет, а то трахнула бы тебя, – вижу пьяную улыбку подруги.

– О, помню, жёстко, – кое-как поднимаемся, продолжая смеяться.

– Я так люблю тебя! Так люблю тебя! – Кричит она, обхватывая моё лицо руками.

И понимаю, что это пьяные признания, которые обычно бывают в таком состоянии. Это возвращает меня в прошлое, когда ничего не было сложного. Она и я. Наши проблемы, состоящие из выбора платья на вечер или туфель. Подруга. И даже слова, что были сказаны там, когда был Николас, ничего не значат, остаются там.

– Он был вчера, – произношу я, откидывая голову на спинку диванчика.

– Я видела… да… вроде видела. Мы с Марком танцевали… а потом я видела вас, но решила не мешать, – медленно, подбирая слова, или же вспоминая их, отвечает Сара.

– Он сказал, что хочет жить для меня… и его аромат… он такой… он так возбуждает, – шепчу я, поворачиваясь к ней.

– О, да. Почему он действует как афродизиак? Может быть, ему что-то подмешивают в него? Определённо, на других тот же одеколон не такой, – признание Сары ударяет меня глухо по груди, что выпрямляюсь и сажусь ровнее.

– Что? – Облизывая губы, пытаюсь сконцентрироваться на мечтательном взгляде подруги.

– Ой, нет… нет, ты не так поняла, – мотает она волосами, хватая меня за руку. – Я… не о Холде, Миша. Говорю не о Николасе. Нет. Я о другом… о совсем другом человеке. Его одеколон такой острый, и я схожу с ума, когда вдыхаю его. И даже когда ухожу, то волосы сохраняют этот запах. Мне так нравится.

– Ты начала с кем-то встречаться? – Ещё больше удивляюсь я. Даже в свете клуба вижу, как Сара резко бледнеет, а её руки начинают трястись. Отпускает меня, отводя взгляд.

– Эй, это же хорошо, – кладу руку на её плечо. – Если это не он.

– Нет, не он. Николас красивый мужчина, но недостаточно хороший для меня. Просто не мой, я о другом. О невероятном, странном и понятном. Но не хочу говорить. Лучше скажи, как тебе удаётся держать себя в руках, когда Николас рядом? Я вот не могу, кажется, что мой знает всё обо мне, все мои желания и видит их, даже смеётся над такой примитивной жаждой трахнуть его.

– Ты думаешь, у меня это выходит? – Усмехаясь, беру в руку бокал с чьим-то соком.

– Очень!

– Нет, когда он рядом, картинки из прошлого… звёзды на его спине, мои губы на них. Этот вкус, – делаю глоток и облизываю губы. – Это разрывает внутри. Вроде не должна… а ни черта не выходит.

– Иногда надо сделать шаг, обратно всегда можно вернуться. Попробовать стоит, – пожимает плечами Сара.

– Я их всегда и делала. А он ни одного. Даже вчера, – ставлю бокал и поворачиваюсь к ней, – вчера он был такой… такой мой, мой Ник. А потом всё резко пропало. Он сбежал, так и не сказав…

– Что любит? – Подсказывает она. Киваю, грустно улыбаясь.

– Если нет? Если для него это как искупление того, что он сделал. Бывает такое, когда ты причиняешь человеку боль, то вина остаётся и тебе надо загладить её, чтобы продолжать жить. Как галочку поставить, а я ведь люблю его… я…

– Миша, такой человек, как он, если бы не чувствовал больше, чем галочку, то плюнул бы и даже не волновался, где ты и что ты. А он пытается. Мужчины вроде него… у него же не было девушек до тебя, вот он и не знает, куда двигаться. Он как малыш, натыкается на углы и набивает шишки. Его просто надо направить. Направить правильно, он привыкает, – она делает жест рукой, выставляя указательный палец перед моим лицом и при этом икнув. Издаю смешок, смотря на пьяную подругу.

– А ещё я его так хочу. Хочу снова ощутить жар в теле, меня трясёт… этой ночью, измучившись от его слов, начала вспоминать всё. И… не смогла… боже, это так глупо. Даже стыдно, что эти воспоминания возбуждают, – признаюсь я, чувствуя, как краснею.

– Мастурбация никому не причинила ещё вред, – замечает она. – Только зачем мучить себя так? Пошла бы и трахнула его, а завтра продолжила играть в недотрогу.

– О, я не могу… это же… нет, – мотаю головой от такого предложения.

– Возьми контроль в свои руки, потребуй с него объяснений. А честно они говорят, когда их член в тебе, – продолжает она.

– Его член во мне, – мысли рисуют такие картинки, от которых бросает в жар и закрываю глаза, глупо улыбаясь, словно дотрагиваюсь до его члена. Боже, помню его. Эту тяжесть и вкус. Солоноватый и терпкий. Сводит внутри всё от мыслей. Шумно выдыхаю, распахивая глаза и моргая. Сары уже нет рядом, оказываюсь одна.

– Мишель, ты как? – Спрашивает Марк, дотрагиваясь до моего плеча.

Пальцы двигаются по шее, сжимая её, а горячее тело прижимается к моей спине.

– Ау, Мишель! – Меня разворачивают, видение… господи, это же видение? Моргаю, смотря в блестящие под властью алкоголя глаза Марка.

– Да, – голос охрип, а тело продолжает ощущать захват на шее. Губы, что покрывают её, а затем покусывают мочку уха. Как некомфортно. Ёрзаю, ощущая, как волны бегут по телу и сосредотачиваются пульсацией на клиторе.

– Ты нормально чувствуешь себя? – Спрашивает Марк.

– Да. Хорошо… очень, – выдыхаю я, сглатывая от того, как сжимаю свою грудь. Вчера… это было вчера. Ногтем царапаю сосок и стон…

– Эм, кажется, тебе уже пора домой. Давай, пошли, – и стон был реальным, его Марк принимает за моё состояние, которое на грани тошноты. Иное. Тело горит, покрывается испариной и мурашками, когда Марк, натягивает на меня пиджак и поднимает с дивана.

Шатаюсь, парень подхватывает меня за талию, вкладывая мне в руки сумочку. Не чувствую ног, а только приятное трение джинсов о промежность. Кажется, что пока иду, с каждой секундой подхожу к грани. Дыхание ускоряется, а глаза закатываются от наслаждения. Его руки. Как же я скучаю по ним. По его губам. По нему.

– Так, всё, до завтра, – не помню, как оказываюсь в такси. Марк чмокает в щёку и закрывает дверцу.

– Куда? – Спрашивает водитель.

– Эм… домой, – моргаю, а он хрюкает от смеха.

– Это я понял. Куда? Адрес? – Поворачивается ко мне.

– Куда, – медленно повторяю я. Неожиданная мысль, подпитанная мокрыми трусиками, вожделением в теле, тайными и недоступными фантазиями, срывает все ограничения. Всё стирается. Буквально. Копаюсь в сумке, доставая кошелёк. Посматриваю карточки, и нахожу нужную.

– Комплекс «Four Seasons», – выпаливаю я, доставая карточку и сжимая её в руке.

– Хорошо, – кивает водитель, и мы отъезжаем от клуба.

Зачем? Плевать. Я хочу его. Господи, как я скучаю по нему.

– Который час? – Язык совсем заплетается, и выходит что-то бессвязное. И на это плевать.

– Начало первого.

– Спасибо.

Откидываюсь на спинку сиденья и кусаю губы, то облизываю их, то снова кусаю. Дома ли? А что скажу? Трахни меня, а завтра я снова буду тебя ненавидеть и любить? Боже, не надо было пить. Но если я сейчас не получу его, то мне будет плохо. Вчера так и не удалось. Кричать, стонать и извиваться, а так не довести себя до оргазма. Это издевательство над телом. Надо мной.

Провожу рукой по шее, царапая её, и не могу ничего с собой поделать. В моей крови полно эстрогенов. Опасных. Необходимых. Дышать бы, а не могу.

Машина останавливается перед воротами, передаю деньги, выползая из неё. Покачивает немного, но иду к проходному пункту охраны, вертя между пальцами карточку. Удивление мужчин, и моя улыбка, пьяная и очень вульгарная, прикладываю карточку и прохожу.

Кажется, что вечность не была здесь. Ничего не изменилось. Главная дорожка, ведущая к небоскрёбу, в котором я познала все радости и горести. И ведёт мной желание, которое уже не контролирую. Мои шаги отдаются в тихом и безмолвном холле. Нажимаю на вызов лифта, прислоняясь плечом к стене. Никаких планов, ничего. Только улыбаюсь, рисуя в своей голове картинки. Ещё немного, а завтра…

Лифт пикает, приглашая меня в зеркальное пространство. Мысли теряются, и я вхожу в него, с пятой попытки попадая в ячейку для карточек. Зелёный свет и уже еду. Желудок неприятно сжимается, сглатываю горький привкус. Икаю и откашливаюсь. Смотрю на себя и не узнаю. Глаза так горят, а щёки просто алые. Волосы в беспорядке, приглаживаю их пальцами. Ловлю свой взгляд в отражении и замираю. Эта девушка безумна. Безумна от страсти.

Пищание и лифт распахивается. Стою и смотрю в тёмное помещение, открывшееся мне. Смачиваю губы языком и не могу войти. Слышу только пульс в своих висках и быстрое дыхание.

Тёмная фигура в спортивных штанах и футболке появляется в свете от лифта. Моргаю, встречаясь с удивлённым взглядом.

– Здравствуй, Николас, – полушёпот срывается с губ, и шагаю к нему.

 

Четырнадцатый вдох

– Мишель? – Шокировано осматривает меня. Какой же он красивый. Волосы в беспорядке и странное выражение лица. Наверное, спал. Смотрю на него, а мысли не отпускают.

Громкий лай раздаётся сбоку. Поворачиваюсь, падая на колени, и смеюсь, когда Шторм буквально прыгает на меня, заваливая на спину.

– Я тоже скучала, – хохочу я, уворачиваясь от его языка.

– Шторм, к себе. Быстро, – громкий голос Николаса обрывает веселье, но собака не слушает его, лапами обнимая меня и чуть ли, не прыгая на мне.

– Шторм, мне уже больно. Ты мне синяки оставишь, – упираюсь в собаку, поднимаясь и садясь на полу. Такая радость внутри, что вижу этого пса, которого успела полюбить. Он носится вокруг меня, подмахивая хвостом, и снова пытается завалить меня на спину.

– Я сказал, к себе, – рычание из горла его хозяина. Хватает его за ошейник, оттаскивая от меня и толкая. – Немедленно, Шторм, к себе!

Смотрю, как собака обиженно уходит, и улыбаюсь, словно блаженная дурочка, сидя на полу.

– Ты слишком строг к нему, Николас. Это же собака… – не успеваю я закончить, как одним рывком меня поднимают на ноги. Шатаюсь и моргаю, от резкой смены положения.

– Ты пьяна, Мишель? – Шипит Николас, хватая меня за подбородок. Грубо. Больно. Открываю рот и затем хрюкаю от смеха. Может быть, совсем сумасшедшая? Меня даже не пугает опасный блеск глаз Николаса.

– А ну, – крепче сжимает подбородок. – Дыхни.

Складываю губы трубочкой и делаю так, как он просит, при этом хихикая. Кривится, отворачивается и выпускает мой подбородок из своей хватки. Пошатываюсь.

– Ты напилась, как портовая девка, Мишель! Ты, блять…

– О, да заткнись, – размахиваю руками, перебивая его. – Какой вы правильный, мистер Холд. Какой идеальный. С виду. Но так ли это на самом деле? Ни черта.

Бросаю сумку на пол, а за ней летит пиджак. Чувствую себя кем-то другим. Хищницей, которая сейчас облизывает губы, смотря на крепкое тело мужчины. Жаждет откусить немного и насытиться кровью.

– И зачем же вы пожаловали, мисс Пейн? – Иронично спрашивает он, складывая руки на груди. Зрение понемногу привыкает к ночной обстановке, свечение позади него, что, уверена, исходит от искусственного камина, сглаживает черты лица. Такой красивый и домашний. Мой взгляд опускается на его пах, что так хорошо спрятан, но вижу очертания его члена.

– Хочу получить… получить ответ, – хрипло подаю я голос, поднимая голову и делая шаг к нему. Отступает. Прищуривается.

– Какой? – Интересуется он.

– Почему ты убежал? Вчера. Почему недоговорил и убежал? – Это совершенно не то зачем я пришла сюда. Но откуда-то в моём пьяном мозгу всплывает этот вопрос. Цокаю на него.

– Я не собираюсь говорить с тобой, когда ты в таком состоянии. Ты сейчас же отправляешься домой, я вызову Майкла, и он отвезёт. А когда протрезвеешь, возможно, отвечу, – отрезает он. Раздражает вот эта его манера. Раздражает всё в нём.

– Иди в задницу, Николас Холд, со своими приказами. Когда хочу, тогда и пью. Я требую ответа. Сейчас и тут, – от возмущения топаю ногой, но как-то неуклюже ставлю её, что она подворачивается. Сжимая губы, с гневом смотрю на этого урода. Я ведь такая возбуждённая была, а сейчас ни капли. Чувствую себя до идиотизма глупо.

– И, вообще, – для пущей убедительности поднимаю руку и трясу указательным пальцем. – Ты меня задолбал. Так задолбал своими эти фразочками, отработанными годами, что ударить бы тебя, но не хочу. И где твоя девушка? Неужто, привязал её где-нибудь, и она бедная…

– Закрой рот, Мишель! – Повышая голос, он быстро подходит ко мне.

– Ты… – моргая, смотрю на него. Прикусить бы язык, но меня уже понесло. Алкоголь ни черта не помогает, наоборот, заставляет от злости и разрушенных надежд буквально трястись.

– Что я? Это не я пришёл к тебе, едва стоя на ногах! Это не я, напиваюсь до состояния, в котором несу бред! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – лихорадочный блеск его глаз должен испугать. Но только фыркаю, разворачиваясь и желая уйти отсюда. Уже и так унизила себя. Снова! Обидно…

– Куда пошла? – Хватает меня за локоть.

– Отвали. Ты меня бесишь сейчас…

– Бешу? Это я тебя бешу? А ну-ка иди сюда! – Одним движением обхватывает мою талию, сжимая живот, и поднимает в воздухе.

– Отпусти меня, Холд! – Визжу я, ударяя по его рукам.

– Тебе надо отрезветь! И я прослежу за этим! – Ещё крепче хватает меня, пока я болтаю ногами и пытаюсь ударить его побольнее каблуком. Царапаю его руки, а он ударяет ногой по двери в ближайшую ванную, занося меня в неё.

– Холд, я убью тебя! Я задушу тебя! Убью! Урод! – Кричу я, мотая головой и с силой впиваясь ногтями в его руки.

– Убьёшь, алкоголичка. Если я тебя раньше не придушу, – шипит он, затаскивая меня в душевую кабину, и нажимает на ручку, отпуская руки и толкая меня под ледяной поток воды.

– Освежись, бешеная кошка, – его смех наполняет мой слух. Трясёт то ли от холода, то ли от злости. Не чувствую ничего, медленно поворачиваюсь к нему. Одежда промокает полностью, по лицу скатываются струйки воды. Сжимаю руки в кулаки, даже губы трясутся от ярости, что наполняет всё тело. Холодный душ никогда не помогает вернуть себе сознание, вырвать его из алкогольного дурмана. Ох, нет, алкоголь, впившийся в каждую молекулу тела, только открывает второе дыхание.

– Ты… ты… – поднимаю руку, и она трясётся. Тыкаю в него пальцем, выплёвывая воду.

– Мокрая кошка ты, Мишель. Постой здесь немного, а потом дам тебе полотенце, – продолжает насмехаться, выскакивая из душа.

Всё. Разум отключается полностью. Визжу. Топаю ногами. А в следующую минуту вылетаю из душа, едва не поскальзываясь на своих мокрых следах. Выбегая в холл, вижу, как подрагивают его плечи от смеха, а он идёт в гостиную. С каким-то нечеловеческим криком лечу на него и запрыгиваю на спину, ударяя по плечам, по всему, до чего добираюсь.

– Мишель! – Его крик, а я уже не чувствую себя даже человеком. Обида. Злость. Желание. Унижение. Так много всего внутри меня, а я вишу на нём, желая убить за это.

– Ненавижу тебя! Холд! Ненавижу! – Кричу я, и так больно внутри становится. Так зябко и это всё настолько сильно в моём организме.

Хватает меня руками, а я царапаю его шею и грудь, что под футболкой. Кричу от чувств, раздирающих меня. Буквально сбрасывает меня на пол. Скатываюсь и встаю на колени. Драться. Как мне хочется расцарапать его лицо. Сейчас злое. Не останавливает. Только подскакиваю на ноги, разъезжающиеся в стороны, хватает меня за горло одной рукой. Дышит быстро, а я цепляюсь за его руку.

– С ума сошла? – Рычит он, надавливая сильнее на шею и толкая меня спиной.

– Ты не смеешь…

– Это ты не смеешь приходить ко мне в таком состоянии, – отпускает горло, кашляю и хочу ещё что-то сказать, но не могу. Кислорода не хватает. С волос капает вода. Секунды между нами пролетают в мгновение. Его глаза горят сумасшедшим блеском, который заставляет голову шуметь от страха.

Делает один шаг, преодолевая минимальное расстояние. Вскрикиваю от испуга, когда он, обхватывая мою голову, впивается в губы. Хватаясь за его плечи, сжимаю их и не сдерживаю себя. Отвечаю на его поцелуй, как изголодавшийся путник, пью его дыхание. Кусаю его губы, раздвигает мои языком и прорывается, встречаясь с моим. Внизу живота всё тянет от желания большего, уже не сопротивляюсь. Нет, хочу ещё. Глубже. Больше. Больнее. Дыхания не хватает, а он целует, целует так сильно, что причиняет только слабость ног.

– Ты такая пьяная, крошка, такая пьяная, – шепчет он, отрываясь от моих губ. Открываю глаза и толкаю его так, что он отходит назад, ударяясь о стул.

– Заткнись уже, Холд. Просто заткнись, – тяну я, подхватывая мокрую майку и сбрасывая с себя.

– Мишель, нет, – поджимает губы, жмурится. А меня разве остановить? Нет, я уже ощущаю, как течёт по моим венам страсть. Подхожу к нему, проводя руками по плечам. Забываю напрочь обо всём, прикасаясь губами к его коже на шее, проводя ладонями вниз.

– Николас, у тебя стоит, – шепчу я, сжимая в руке его член. Как же давно это было. Какой он горячий сквозь ткань, какой манящий.

– Мишель, – перехватывает мои руки, сжимая запястья, поворачивает меня, упираюсь ягодицами в стол.

– К чёрту! Пошло всё к чёрту! – Шипит он, отбрасывая мои руки. Издаю вздох проигрыша, но неожиданно подхватывает меня под ягодицы, усаживая на стол, и встречаются наши губы. Улыбаюсь, прижимаясь к нему всем телом.

– Да пожалуйста, – стону я в его губы, придвигаясь ближе. Чтобы ощутить хотя бы трение его члена об меня. Боже, как хорошо. С ума схожу от этих забытых поцелуев, от его зубов на моей коже. От его дыхания. Целуемся до потери пульса, а мои руки вовсю гуляют по его телу, добираясь до кромки штанов.

– Нет, Мишель, – ухмыляясь, обхватывает моё горло и заставляет лечь на стол. Срывает лямки бюстгальтера, поднимаюсь немного, чтобы расстегнул его и отбросил в сторону.

– О, да, – хватаю его за волосы, когда он сжимает руками мою грудь. Мнёт её, ласкает, кусает. Моё тело не может лежать спокойно, двигаюсь, подмахиваю бёдрами. Подставляю каждый сосок под его рот. Под его пальцы, до боли стискивающие меня. Грудь такая чувствительная под его грубыми руками. Чёрт возьми, кричу от страсти, которая буквально потрескивает внизу живота.

Опускается поцелуями к джинсам, расстёгивает их, стягивает вместе с трусиками и босоножками. Ловлю ртом воздух, когда два пальца входят в меня и начинают, дразня, двигаться. Медленно. Тягуче. Прокручиваются внутри меня, а губы ласкают живот. Зубы тянут за серёжку в пупке. Хорошо. Мало.

Дёргаю его за волосы и, притягивая к себе, нахожу ртом его губы.

– Николас, трахни…

– Да ни черта, – хрипло смеётся он, перебивая меня. Кусает мои губы, а его пальцы утопают в смазке. Царапаю ногтями его спину, вырывая из его рта шипение, подхватываю футболку. Перехватывает мои руки, поднимая над головой.

– Скажи, крошка, скажи, что скучала. Скажи, что хочешь быть со мной, – шепчет он, часто дыша в мои губы. Замирают его пальцы во мне, выходят. Жмурюсь и хочу поймать вновь.

– Кастрирую, – выдыхаю я, иссушая своим рваным дыханием свои и его губы. Надавливает пальцем на клитор.

– Мишель, я так скучаю, – с рыком приникая к моему рту, истязает его снова и снова. Подхватывая подмышки, продолжает яростно меня целовать. Передвигает по столу, смахивая вазу с цветами и фруктами. Ложится сверху, разбрасывая мои ноги. Какая приятная тяжесть. Раздвигаю шире ноги.

– Николас, – выгибаясь, издаю стон. Чувствую, как снимает штаны и его горячий член ложится между моих складок.

– Да! О, чёрт, да, – его голос тонет в моём крике, когда входит в меня до основания. Наполняет полностью чувство пустоты, сжимаюсь вокруг его члена. Больно. Как давно это было?

Ногтями цепляюсь в его плечи, а он двигается. Как бешеный разрывает меня. Дышит в мои губы, а я смотрю в его глаза. Передаётся мне этот голод. Шлепки и стоны наполняют моё тело, сотрясающееся под его фрикциями. Забрасываю ноги на его поясницу, и сама двигаюсь навстречу, приоткрываю губы, чтобы он сожрал меня. Боже, хочу, чтобы сожрал до основания. Вот так, посасывая мой язык, кусая губы, держа руки над головой. Вот таким я хочу его. Голодным. Больным. Моим.

Отрывается от меня, а я ищу губами его, хватая воздух. Медленней проникает меня. Распахиваю глаза. Изучает меня, дотрагиваясь пальцами до губ. Хватаю их зубами. Дрожь проходит по его телу, передаваясь пульсацией внутри меня. Смотрю в его глаза, горящие огнём. Язык касается кожи его пальца, и ощущаю свой собственный вкус.

– Ещё, – шепчет он, проталкивая в мой рот второй палец. Обхватываю его губами и втягиваю в себя, насыщаясь неимоверным восхищением в его глазах. Ласкаю губами, словно его член, сейчас тонущий во мне.

– Крошка, – резко вынимает свои пальцы и заменяет их своим языком. Двигается быстрее, обхватывая мои ягодицы. Сочный. До потери сознания готова облизывать его.

Безумство в теле доходит до критической точки, первая волна срывает крышу, требуя большего. Резко выходит из меня и одним движением разворачивает на столе, прижимая к уже мокрой столешнице. Хватает за горло, поднимая голову, а другой рукой обхватывает бёдра, приподнимая их. Мокрый член проходится по моим ягодицам и входит в меня. Полустон-полувскрик срывается с губ. Упираюсь о стол ладонями и выгибаюсь, насколько позволяет растяжка.

– Скажи это. Назови меня Ником, крошка, – быстро шепчет он, сильнее сжимая горло и трахая меня, разнося звонкие шлепки по пространству.

– Скажи это, – просит он, кусая мочку уха. А я не могу. В моём теле образовывается новая волна, сотрясающая меня до чёрных точек перед глазами.

– Ник, ещё, – выдыхаю я. Кажется, что быстрее уже нельзя. Можно. Он может. Кричу, извиваясь в его руках, под ним. Поворачивает мою голову, кусая нижнюю губу. Сжимает сильнее горло. Вкусно. Боже, как вкусно.

– Да! Ещё! Да! – Слетаю с катушек от яркого взрыва в теле. Ловит руками, моё тело, которого даже не ощущается, продолжая меня трахать, как обезумевший. Сжимает волосы, прижимая голову к столу. Больно и так хорошо. Волна, одна за другой, начинают бушевать в теле. Знаю… помню… хочу. Будет ещё ярче. Приподнимаю бёдра, выгибая ягодницы. Глубже. Слышу, как хрипло дышит, зовёт меня.

– Крошка… моя… – шёпот прорывается сквозь вату в ушах и мои стоны. Ещё немного и в глазах темнеет от наслаждения, от пика, до которого так долго шла. Хватаюсь за его руку в моих волосах, сжимая её. Рычит, мнёт мои ягодицы, пока меня, то подбрасывает вверх, то опускает, и так до бесконечности. Так до звёзд перед глазами, пока не издаёт стон и не падает на меня. Чувствую, как подрагивает его член во мне. Хорошо как.

Усталость наваливается на меня моментально, отпускаю его руку, безвольно лёжа под ним. Дышу. Не хватает воздуха. Постоянно облизываю губы и улыбаюсь. Словно обновлена им. Словно ничего не было. Только эта тяжесть на мне, мягкие поцелуи на щеке и шёпот.

С хлюпающим звуком выходит из меня, скатываясь с моего тела, и ложится рядом на бок. Не могу открыть глаз, но приятное давление и несильное жжение внутри доставляют радость. Убирает мокрые пряди с моего лица, поглаживая меня по голове. Ведёт пальцами по пояснице, вызывая мурашки, ласково проходится по ягодицам и возвращается обратно, по рёбрам, рукам.

Достигает моих губ, сейчас горящих от его поцелуев, а я отойти не могу. Мне так хорошо, и спать очень хочу. Мне даже плевать, что лежим мы на обеденном столе.

– Ты такая красивая, Мишель. Секс только с тобой может быть настолько безумным. Не должен был, а воспользовался тобой. Не жалею. Ещё лучше, чем раньше. Крошка…

От этих слов что-то происходит во мне. Распахивая глаза, встречаюсь с его мягким взглядом, где играют отблески камина. И в этом огне вырисовываются картинки мужчины с кнутом, ударяющим по женскому телу. Снова и снова. Жмурюсь.

– Мне надо в душ, – прочищаю горло, приподнимаясь на руках.

– Мишель…

– Мне надо в душ, – повторяю я, сползая со стола, и чуть ли не бегу в ванную комнату. Закрывая дверь, прижимаюсь к ней спиной. Смотрю на своё отражение. Так противно становится. Выходит, что я не властна над своим телом. Я так хотела его, так хотела секса с ним, что забыла, насколько больно он может поступать.

Захожу в душ и вода до сих пор включена. Пусть холодная. Пусть дрожу. Но то, что натворила, теперь не вылетает из головы. Сексом можно испортить всё, буквально всё. Секс лишний, когда нет компромисса, когда боль ещё слышна в теле. Что я наделала?

Выключая воду, отрываю дверцу душа и замечаю на раковине полотенца и белый халат. Беру дрожащими руками, и даже в зеркало противно смотреть. Быстро подсушиваю волосы и, обтираясь, кутаюсь в халат.

Как теперь выйти из этого положения, не потеряв достоинства? Как?! Голова начинает болеть, когда открываю дверь и выхожу в холл. Замечаю Николаса. Привёл себя в порядок. Оборачивается и на его губах появляется улыбка. Странная. Незнакомая. Наверное, сейчас скажет что-то об этом. Но комментарии ни к чему.

Вижу свою одежду, уже сложенную на стуле, подхожу к ней и, подхватывая трусики, быстро натягиваю их.

– Останешься? – Этот вопрос заставляет замереть. Закрываю глаза на секунду. Тошнить начинает от отвращения к себе.

– Нет, – шепчу я, сбрасывая халат, и, надевая топ, ищу лифчик, которого нет нигде. Плевать.

– Нет? Как нет? Мне кажется, что это выступление на столе было показательным, – усмехается он. Тянусь за мокрыми джинсами и пытаюсь влезть в них. Не смотрю на него, подпрыгивая на месте.

– Это ничего не значит, – отвечаю я, застёгивая молнию.

– Не значит? – Рычит он, делая шаг ко мне.

Поднимая голову, встречаюсь с его глазами, вспыхнувшими от ярости.

– Это всего лишь секс, Николас. Он ни к чему не обязывает и ничего не значит, – произношу я, а сердце скачет внутри меня. Не могу найти больше слов, должна уйти. Сбежать от этого стыда, уже появляющегося в разуме.

– Ник. Ты назвала меня Ником, – напоминает он.

– Когда ты на грани оргазма, готова сказать всё что угодно. Даже назвать любого мужчину божеством, – не понимаю, как это удаётся сказать ровным голосом. Получается.

– Я хотела секса, и я получила его. Больше ничего от тебя мне не нужно, – продолжаю я, не давая себе возможности обдумать каждое слово.

– Ничего, – издаёт смешок, потирая пальцами переносицу. Нагибаюсь и подхватываю босоножки. Резкий удар по рукам. Вскрикиваю и отпускаю свою обувь.

– То есть ты пришла ко мне в неадекватном состоянии, что можно было делать с тобой, всё что угодно лишь потому, что ты пьяная? Это не объяснение! Очень неправдоподобное и глупое! – Повышая голос, хватает меня за локти и сжимает их.

– Ты делаешь мне больно. Мне это неприятно, Николас, – вырывая свои руки, отхожу на шаг от него. – В другом состоянии я не пришла бы. Никогда в жизни.

– Кем ты стала, Мишель? Кто ты? – С отвращением кривится, оглядывая меня. Обидно. Чертовски обидно. Срывает всё показное спокойствие, которое ещё держало меня в узде. Но алкоголь делает своё дело, как и злость на саму себя. На то, что поддалась желаниям.

– Я та, кого сотворил ты, Николас! Не нравится? Уж, прости, сам виноват. Пожинай плоды своих творений. А кто ты? – Кричу я. – Ты трус. Спрятался здесь в своих четырёх стенах и сидишь, как суслик. Боишься показать своё истинное лицо. Боишься даже семье признаться, кто ты такой. Боишься всего в этой жизни. Ты жалок, Николас Холд. Раньше я думала, что ты сильный, такой весь из себя уверенный. А сейчас? Сам посмотри на себя. Кто ты такой? Понравилось, когда тобой пользуются и всё выходит не так, как ты себе нафантазировал? Понравилось, что ты вещь, которая ничего не значит? Понравилось быть мной? Той, кем я была для тебя всё то время? За этим всем прячется маленький мальчик, который даже сам себя простить не может за то, что убил собственного отца, только бы спастись! Прежде чем судить, загляни в себя. Урод внутри, так и не выросший младенец, который играет в жизнь, а не живёт. Ты противен.

Задыхаюсь от собственной речи. И даже не трогает то, как краска сбегает с его лица. А глаза становятся безумными и полными боли. Нагибаюсь, подхватывая свои босоножки.

– Чего ты добился в этой жизни, кроме бумажек, Николас? Ни черта ты не добился. Ты и есть боль. Ты прячешься за ней, тебе так проще. Так где твоя доминантная сущность? Нет её. Всё это миф. Ты смотришь, как девушки наслаждаются твоей извращённой физической болью. Кого ты наказываешь? Себя или их. Кого ты наказывал тогда? Меня? Но я не чувствую ни капли вины за то, что защищала сестру. А твоя сестра – гадюка, которая шипит и плюётся ядом. И ты недалеко ушёл, Николас. Трус! Законченный ублюдок, который подохнет один в этом всём богатстве! Ты ни черта не знаешь, что такое любовь! Ты ничего о ней не знаешь и не узнаешь. И хочешь честно? Я рада, что всё закончилось. Ты недостоин меня. Ни капли. Сейчас я ощущаю себя грязной, пропитанной тобой. Я отмоюсь. А вот отмоешься ли ты от самого себя? Нет. Так и будешь жить. Только не жизнь это, а жалкое существование.

Надеваю босоножки, подпрыгивая на одной ноге, с яростью глотая воздух. А он стоит и даже не двигается. Разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Твой отец перевернулся в гробу, если бы узнал, какую дочь вырастил, – слова, сказанные с пренебрежением и унижающие меня, проникают точной стрелой в моё сердце, вызывая непоправимую боль.

– Но он это сделал, Николас. Какой бы я ни была, он вырастил меня, – цежу я, оборачиваясь к нему. – А твой счастлив, что ты стал им. Он рад, что его сын, над которым он издевался, превратился в ублюдка, продолжающим его дело. Он счастлив, что его сын, убивший его, теперь живёт как низменное животное, питаясь падалью. Ты ненавидишь его? Ложь. Ты влюблён в этот стиль жизни, которому он поклонялся. И закончишь ты так же, как и он.

Сказав, последние слова, иду быстрым шагом к лифту, собираю свои вещи и нажимаю на кнопку. Меня трясёт. Чёрт, не могу совладать с собой. Одна злость и обида. Боль. Разочарование.

– Никогда больше не появляйся в моей жизни. Иначе я расскажу всем, кто ты такой и каково твоё прошлое, ублюдок. И получу за это миллионы. Разорву твою жизнь так, как ты это сделал с моей. Я желаю, чтобы твоё сердце взорвалось на миллион кровяных осколков. Потому что моё это делает с того момента, как встретила тебя, и по сей день, – громко произношу я, когда дверцы лифта распахиваются.

Не оборачиваясь, вхожу в лифт и нажимаю на кнопку. Закрывается моё прошлое. Моё настоящее. Моё будущее. И ничего нет внутри. Пустота и боль. Не соображаю ничего, когда выхожу из лифта, надевая пиджак. Иду на автомате, как запрограммированная. В голове прокручиваются слова, что сказала. Крутятся и крутятся в голове, пока еду в такси. Крутятся, когда захожу домой. Крутятся, когда скатываюсь по двери.

Закрываю рот рукой, только сейчас осознавая, что это были за слова. Только сейчас приходит понимание, какой яд выпустила я. Не думала. Не мыслила. Говорила.

– О, господи, – шепчу я, а меня накрывает волной раскаяния за это. Тошнота подкатывает к горлу. Подскакиваю на ноги и несусь в ванную, наклоняясь над унитазом. Отвращение к себе такое высокое, что не могу остановиться. Меня рвёт и рвёт. Желудок болит. Горло дерёт. А больше всего сердце. Оно и, правда, раскололось. Миллион ошмётков сейчас во мне. Конец. Пришёл конец моей истории любви, в котором теперь виновата лишь я.

 

Пятнадцатый вдох

Будильник звонит в восемь утра, а я так и смотрю в окно. Не хочу больше двигаться. Кажется, что разбилось что-то внутри меня. Разбилось окончательно. Вдребезги. И не вернуть это. Я могла бы найти себе уйму оправданий. Могла бы радоваться, что выплеснула из себя ту боль, что была во мне. Но теперь она другая. Новая. Незнакомая. Вязкая. Тянет вниз. Без слёз. Без рыданий. Без стонов. Тихая. Безмолвная. Внутри.

Имела ли я право говорить то, что бросила в его лицо этой ночью? Нет. Как бы обидно ни было за упоминание моего отца, я не имела никакого права наступать на его самые опасные раны. Я знала, куда бить. Знала, потому что имела эти тузы в своём арсенале. Любила. Потому что была в курсе, и мне хотелось насладиться тем, что говорю. Не понимаю, откуда берётся эта сучья натура – делать больно. Это не я. Настоящая я другая. Не пользуюсь я слабостями, не упоминаю их. А вчера… этой ночью могла бы объяснить ему всё нормально. Своё состояние. Свою панику от секса с ним. Но поступила иначе, указала на то, что он теперь вещь. Но это ложь. Могла бы списать на алкоголь, но не хочу. Могла бы списать ещё на тысячу причин, но их нет. Я не мщу ему за ту боль, что он нанёс мне. Не мщу за раны, что хранят тонкие и уже незаметные полосы на моём теле. За что я так жестока была с ним? Не знаю. Правда, не знаю, как это вышло. Не могла остановиться, этого не объяснить. Открывается что-то внутри и весь яд, что был, выплёскивается на самого родного, кто у меня был. А я ведь люблю… лгунья. Разве можно любить и причинять такую боль? Я не знаю, насколько больно ему было. Но думаю, что неприятно точно. И он прав, отец бы не одобрил такого.

Кто же такая теперь Мишель Пейн? Сука, которая изводит всех вокруг и саму себя? Пользуется всеми и ничего не ценит? Почему так тихо внутри? Почему так молчаливо? Почему не болит сердце больше?

Не знаю, что мне делать дальше. Приехав в университет, вхожу в аудиторию, где сдают тесты все прогульщики. А в голове нет ничего. Смотрю на листы и даже не думаю, что получу за пустые ответы. Ставлю галочки, пытаясь вспомнить. Но только головная боль, тошнота, дерьмо во рту и в сердце. Я стала дерьмом. И как-то всё равно, когда сдаю работу и бреду в другой кабинет, чтобы сделать то же самое. Пустым взглядом смотреть на листы и писать какую-то чушь, которая вряд ли зачтётся. А хочется писать другое. Господи, как стыдно. Наверное, это никогда не закончится, если я не перееду. В другой город. Страну. Сбегу. Трусиха. Я тоже трусиха, боюсь всего, а теперь той любви, которой уже нет. Хочется крикнуть: «верни мне любовь». Верни моё сердце. Верни радость. Вернись. Хочется каяться бесконечно долго. Но всё в тишину. Не смогу себе позволить произнести это.

Бреду к машине, и так давит на плечи чувство вины, что хочется упасть и заснуть. Навечно. Не помнить ничего. А необходимо работать практически целый день. Съёмка за съёмкой. И мне плевать, кого я снимаю. Девушки, парни, семейные пары с детьми. Они такие счастливые. Смотрю в объектив на малыша в руках у женщины, на то, как её муж обнимает их. Когда-то и я мечтала об этом. Мечтала, что Николас станет первым и последним мужчиной в моей жизни. Что моей любви хватит, чтобы заставить его сердце стучать в тон моему. Что будут у нас дети, и даже кольца не надо. Тихое счастье. Хотела именно его. Всё потеряла в этой жизни. Остались друзья, которые занимаются своими делами, радостно рассказывая мне об этом в обеденный перерыв. И не смею им сказать, что было этой ночью. Не смею признаться. Стыдно. Отключаю телефон, больше не желая слышать радость. Пусть умру внутри, но буду идти дальше с этой болью. Только вот сейчас это лишь слова, а сердце тихо.

– Мишель, остановись, – на плечо ложится ладонь. Вздрагиваю, отнимая от лица камеру, и поворачиваюсь к Дэйву.

Смотрю на него, а он показывает мне головой выйти из студии, предлагая модели пока передохнуть. Оставляя камеру на столике, закрываю дверь и поворачиваюсь к мужчине.

– Что с тобой происходит? Ты видишь, что ты щёлкаешь? Стену! Где ты витаешь? – Не повышая тона, отчитывает меня.

– Прости. Чувствую себя плохо. Прости, – отвечаю я безжизненно, даже не поднимая головы.

– Ты свободна, – говорит он.

– Хорошо. Спасибо, что дал возможность немного поработать. Прости, что подвела, – монотонно произношу я, смотря на носы его жёлтых кроссовок.

– Завтра вечером по почте пришлют новое расписание. Надеюсь, за это время ты придёшь в норму, – кладёт руку на моё плечо и немного сжимает. Поднимаю голову и смотрю в его глаза, наполненные спокойствием.

– Ты… ты не увольняешь меня? – Заикаясь, спрашиваю я.

– Нет, конечно. У всех бывают плохие дни. А у вас, девушек, ещё и свои заморочки. Поезжай домой и отдохни. В понедельник жду, – улыбается, хлопая меня по спине, и входит обратно в студию.

Вздыхаю и разворачиваюсь, пропуская мимо ушей слова Линды. Сейчас мне не до сплетен и слухов, что творятся здесь. Отрывается по кусочкам душа, развеваясь на весеннем и уже потеплевшем ветру. Забираюсь в машину и еду домой. Никого не хочу видеть и слышать. Только себя. Да и то мыслей нет.

Иногда слова извинения ничего не значат, буквально ничего. Заезжены. Неправдоподобны. Даже оскорбительны. Мои извинения можно отнести туда же. Поэтому даже попыток не буду делать. Да, я виновата. Да. Ну а как изменить всё? Никак. Слова не вырвать из памяти. Никогда. По себе знаю. Всё. Закончилось. Моя энергия. Моя вера в себя. Ничего нет. Пыль.

Забираюсь в постель, хоть бы слёзы принесли облегчение. Но и они отвернулись от меня. Изнурённость моральная и физическая сказывается. Закрываю глаза, кажется, всего на минуту. Лишь на минуту, пока перед глазами снова пролетают события, забирая из меня последнее.

Ненавистный звонок в дверь. Подскакивая на кровати, оглядываюсь и оказываюсь в темноте. Ночь уже опустилась на Торонто. Спала. Как-то удалось заснуть, но это не принесло никакого расслабления. Кто-то за дверью буквально не отнимает пальца от звонка, разрывая мою и без того измученную думами голову. Скатываясь с постели, иду к двери и попутно включаю свет. Не могу пока прийти в себя. Сердце бешено колотится, а разум туманный, ещё не отошедший от вредного сна.

Поворачиваю ключ и распахиваю дверь. Поначалу, кажется, что до сих пор сплю. Растираю глаза, хмурюсь и смотрю на мужчину, стоящего за дверью.

– Райли? – Голос низкий ото сна.

– Привет, Мишель, – кивает он. Входит в квартиру, отталкивая меня, что ударяюсь от неожиданности спиной о стену. И всё равно. Закрывая дверь, поворачиваю голову к мужчине, стоящему по центру моей гостиной.

– Что ты хочешь? Зачем пришёл? – Безынтересно спрашиваю я, подходя к нему.

Долгим взглядом осматривает меня, сжимает губы, явно не от радости.

– Что ты сделала с ним? – Его тон заставляет покрыться мурашками мою кожу. Обнимаю себя руками, пожимая плечами.

– Что ты сделала с ним снова? – Повышая голос, наступает на меня. А я просто смотрю на Райли, на его ноздри, раздувающиеся, как у разъярённого быка. И даже не страшно. Никаких эмоций это не вызывает, кроме новой порции тяжёлого дыхания.

– Знаешь, я ни черта не понимаю! Ты заверяла меня, что любишь его. Что хочешь только лучшего, что…

– Уходи. Не собираюсь я слушать это, – перебивая его, отвожу взгляд.

– О, нет, Мишель. Ты меня выслушаешь сейчас. Выслушаешь то, что я буду говорить. С меня довольно такого отношения к нему! – Толкает меня в грудь, что лечу спиной на диван. Подпрыгиваю на нём и сажусь. Поднимаю голову, и нет злости. Ничего не болит больше.

– Я всё понимаю. Буквально всё. И то, что ты пережила… ту ночь, смерть отца. Да, это тяжело. Но ты катишься в яму, Мишель! В грёбаную яму, превращаясь в отвратительного человека, – продолжает он, набирая больше воздуха в лёгкие.

– С утра я пахал, как проклятый, в свой законный выходной. Каждый пахал сегодня, а сколько было уволенных только за один взгляд, что он бросал на злого Николаса. Вода не той фирмы – уволен. Не тот шрифт в отчёте – уволен. Полдня никто не приближался к нему, пока я не услышал стрельбу! Грёбаную стрельбу в кабинете! И знаешь, что он делал? А я расскажу, расстреливал из пистолета фотографию. Угадаешь чью? Вашу! Ни разу в своей жизни я не видел такого. Ни одной эмоции. Ничего. Стрелял час или два, люди бежали оттуда, испугавшись этого человека. Да он чуть меня не застрелил, когда я пытался это остановить. А дальше, думаю, тебе будет интересно узнать продолжение. Ничего. Буквально ничего. Он сидел и смотрел в одну точку, не выпуская из рук оружие! Не двигался. Не говорил. До сих пор сидит, а рядом с ним охрана, чтобы не натворил чего. И сейчас я до ужаса боюсь последствий. Что ты с ним сделала? Я знаю, что это ты. Видел, как расцарапаны его пальцы. Что ты, мать твою, сделала с ним? – Орёт он, размахивая руками.

Сглатываю и продолжаю смотреть на Райли таким же пустым взглядом, как и раньше. До меня даже не долетают его слова. Не дотрагиваются до моего сердца. Холодно внутри и тихо.

– За что? За то, что он избил тебя? Только за это ты так поступаешь с ним? Что ты сказала ему, что сломала его? Мишель, что ты сказала? – Хватая меня за плечи, сильно встряхивает. Голова ещё сильнее болит. Кривлюсь, потирая виски. Закрываю глаза, чтобы унять хотя бы давление в них. Не помогает.

– Мишель, – тише зовёт он меня. Открываю глаза и облизываю губы.

– Я…я…уходи, – отвожу глаза от его вопросительного взгляда.

Отпуская меня, выпрямляется и смотрит долго. Наверное, час, а то и больше. Забываю даже о его присутствии здесь, гипнотизируя столик. Сломала. Я всё ломаю в своей жизни. И его тоже.

– Видит Бог, не хотел я этого делать. Но выхода нет, потому что терпеть это всё, даже у меня сил нет. С каждым днём тухнет тот, кто для меня брат. Ни один из вас сейчас не имеет ничего общего с теми людьми, что я знал. Вы теряете себя с каждой встречей. Ты думаешь, что имеешь право на это? Мучить его, изводить так? Возможно. Но всему есть предел, и ты его достигла. Хочешь наказать его за ту ночь, Мишель? Хочешь. Жаждешь увидеть его измученным и разбитым? Так вот любуйся, радуйся и, наконец-то, пойми правду, – бросает что-то на стол.

– Я считаю, что он достаточно искупил свою вину. Но уже ничего не изменить. Пусть это останется у тебя, как напоминание о том, что слова бывают опасные. Бьют хуже любого хлыста. Разрывают сильнее любого кнута и прожигают глубже любого огня. Проникают иглами под кожу и остаются там. Вот, посмотри и насладись тем, что ты так хотела. Я не думал, что ты такая. Я считал тебя разумной девушкой, сильной, а ты такая сука. Не он несёт в себе боль, а ты. Где бы ты ни появилась, везде всё разрушишь. Каждого человека рядом с собой разрубишь. Эгоистичная стерва, думающая только о себе. Так подумай теперь, кем ты стала. Всего доброго, Мишель, надеюсь, ты сможешь жить с этим теперь. И мне ни капли тебя не жаль. Ты добралась даже до меня и моей жизни. Ты отняла у меня всё.

Слова, повисая в воздухе, крутятся вокруг меня. И даже не замечаю, как уходит, громко хлопая дверью. Так и сижу, смотря на чёрный футляр, лежащий на столе. Тронули ли меня его слова? Нет. Ни капли. Потому что, правда, всё что он сказал.

Нет больше мыслей, ложусь на диван, сворачиваясь клубочком. И так мне холодно, а щёки горят. Первый раз в жизни я думаю о смерти. Наверное, лучше, чтобы меня не было. Но я трусиха, даже покончить с этими мучениями не могу. Просто лежу и ищу хоть что-то внутри себя. Ничего.

Вздыхаю и, поднимаясь, беру в руки футляр. Открываю его, а там покоится диск. Подхожу к компьютеру и, включая его, сажусь на стул, ожидая, когда загрузится и смогу вставить в ячейку диск.

Видео появляется. Тёмная комната. Съёмка сверху. Могу разглядеть двух мужчин, разговаривающих друг с другом. Но это так плохо слышно, что даже не вслушиваюсь. В одном из них узнаю Райли, а в другой рыжий мне незнаком. Спорят о чём-то и, замолкая, поворачиваются куда-то. Задерживаю дыхание, замечая на видео, знакомый оголённый торс. Николас. Это он. Снова о чём-то говорят. Начинает раздеваться, оставаясь полностью обнажённым. Что это за съёмка?

Открывая окно на полный экран, смотрю, как он поднимает руки, а рыжий мужчина сцепляет их металлическими наручниками, свисающими с потолка. Затем ещё туже стягивает металл на запястьях.

– Давай! Мать твою, бей ты! – Его крик могу различить. Распахиваю глаза, наблюдая, как рыжий берёт несколько прутьев, длинных, связанных между собой, из стоящего рядом ведра. Поворачивается и с силой ударяет по спине Николаса.

Издаю стон, смотря, как удары становятся быстрее и быстрее. А его спина уже покрывается алыми пятнами. А этот урод не останавливается. Бьёт его. Сердце издаёт скрипучий звук. Не дышу. Разрывает буквально его кожу. И вижу такое в первый раз. Замахивается и бьёт, разрезая кожу. Вижу кровь, месиво на его спине. Бросает прутья в ведро и уходит куда-то. Доли секунды, вся покрываюсь потом. Возвращается, закуривая сигарету, и подходит к Николасу.

– Нет… – шепчу я, закрывая рот рукой. – Нет… не надо…

– Открой рот, – грубо требует рыжий. Выдыхает дым и знаю, что он делает. Закрываю глаза, а из горла вырывается крик. Словно сама ощущаю, как горящая сигарета прикасается к губам. Чувствую запах мяса и отвратительные позывы желудка.

– Нет, – стону я, мотая головой. – Нет…

Громкий треск внутри меня, и разлетаюсь на кусочки. Слёзы брызжут из глаз. Кусаю пальцы, задыхаясь оттого, что вижу на экране. Снова бьёт его. Ещё сильнее. Там уже не остаётся кожи, а только кровь. До бесконечности это продолжается. По щекам катятся слёзы. Со звуком втягиваю воздух, когда рыжий бросает своё орудие пыток и подходит к Николасу, уже безвольно висящему на цепях. Ударяет его по щеке. Вздрагиваю от этого, мотая головой, не веря в то, что происходит на экране.

Вновь возвращается и берёт из ведра розги. Это они самые, но странные. Очень странные. Длинные. Тонкие. Снова удары сыпятся на кровавую спину.

– Эл… достаточно… уже больше, – Райли выскакивает откуда-то и, вырывая из рук рыжего розги, отбрасывает в сторону. А этот… ублюдок… рыжий ублюдок берёт ведро и выливает на Николаса. Его тело буквально трясёт в сильных конвульсиях. Цепи так громко звенят. И кажется, что чувствую запах палёного мяса. Кровь на его спине становится белой, а потом снова стекает по ягодицам, ногам, образовывая лужу.

Шипение, тихое, слова… какие-то слова… а я не могу расслышать их. Но Райли и рыжий молчат, расстёгивая наручники. Падает на колени, а они просто уходят. Оставляют его вот такого.

– Нет… останься… Мишель! – Крик. Хриплый, наполненный болью пронзает моё создание. Сама кричу, стону и в голос плачу, сжимая руками волосы. Царапаю голову, как же больно. Задыхаюсь. Рвёт изнутри. Да так сильно, что никогда не знала. Когти. Невидимые. Острые. Раздирают мою плоть, наблюдаю, как ползёт он… о, боже, ползёт падая. Камеры постоянно меняются, прослеживая его путь. Это клуб… он там… ползёт по ступеням. С силой отталкивается на руках и встаёт. Картинка теперь снимает его спереди. Вижу лицо. Лицо человека, которого люблю. До крика люблю. Потное. Потерянное. Идёт, словно не его спина сейчас представляет собой месиво из мяса. Идёт. Улыбается. Тянется рукой. Хватает воздух. Его шатает, но он идёт. Алый свет наполняет видео, где сидит на полу и как пазл собирает фотографию. Гладит пальцами. Что-то говорит, но не слышу. Делаю звук громче, не могу разобрать его бормотание. Чёрт… как же это больно.

Через секунду всё заканчивается и снова появляется видео. Полностью разрушенная зеркальная комната, осколки окровавлены, как и постель. Тухнет. Всё потухает вокруг. Сижу, роняя слёзы, и хочется ударить себя. Только бы не чувствовать, как колет сердце за него. Смотрю в тёмный экран и раскачиваюсь. Я, наверное, в шоке. Это было после меня… помню штаны эти. Глотать не могу. Губы трясутся, а руки так и сжимают волосы.

Николас самый сильный человек в мире. Физически сильный. А внутри… его лицо… потерянное… наполненное безумством глаза… такая же улыбка.

Вздрагиваю, трясущимися пальцами нажимая на перемотку зеркальной комнаты. Смотрю, как он собирает фотографию. Делаю звук на максимум, чтобы расслышать, какие слова говорит… зачем же он это сделал. Приникаю к динамику.

– Люблю тебя. Люблю до хруста костей. Прости меня. Когда-нибудь скажу тебе… не время. Не сейчас… спи, родная, спи, отдохни. Прими мою помощь… прими…

Слова только через несколько минут обретают оболочку и ударяют по моей голове. Кричу от боли. Любил. Падаю со стула. Любил. Ударяю кулаками по полу и кричу, позволяя боли полностью вырваться из моего горла. Любил. Но так и не сказал мне этого… любил…

– А-а-а, – стону я, причиняя боль рукам, бью ими о пол, и как зверь издаю гортанные звуки. Невыносимо. Любил. Понять это и умереть. Понять и не верить. Понять и не успеть вздохнуть. Не могу остановиться. Бью, и уже сил нет. Лежу на полу и бью слабо… как же больно мне. Зачем? Зачем же, это всё надо было? Зачем? Чтобы умереть сейчас. Жестоко. Райли точно знал, как полностью вырвать из груди сердце. Он отомстил мне за те слова, что сказала ему. Он разрубил меня.

– Ты любил, Ник… Ник… мой Ник… – шепчу я, не желая останавливать поток слёз. Не желая больше так жить. Он должен был мне всё рассказать раньше. Должен был. Но не сделал этого. Потому что в себе нёс своё раскаяние. И я увидела его. Выходит, что теперь моя очередь. Теперь я должна менять всё. Я должна вернуть его и свою любовь. Должна, иначе не выживу. Не хочу без него дышать. И не буду.

 

Шестнадцатый вдох

Стою в ночи, смотря на высокое здание. Не помню, как так получилось, что оказалась здесь. Не помню. Я шла. Потом вроде было такси или нет. И снова шла. А теперь смотрю на дом, где живёт Николас.

Невидимый толчок в спину и перехожу дорогу, слыша разгневанные сигналы машин, что объезжают меня. Иду… моё дыхание и холодный воздух. Кто-то кричит на меня, а я иду там, где нельзя. Подхожу к пункту охраны и без слов прикладываю карточку. Тянет сердце. Каждую частичку моего тела тянет. Руки болят. Иду. Ноги заплетаются. Но иду. Должна. Последнее, что я буду помнить перед прощанием. Я должна это сделать. Наплевать на гордость. Её нет. Да ничего от меня больше не осталось. Тело. И оно уже на грани. Плевать. Вытираю рот рукой. Не знаю зачем. Так ярко вокруг, а я иду к лифту. Нажимая на кнопку, вижу, как дрожат руки, а я всё жму. Пальцы не гнутся. Мне кажется, я умираю. Действительно, сил никаких нет. Довела себя до того состояния, при котором наступает мрак. Еду в лифте, смотря стеклянным взглядом на своё отражение. И как то всё равно, что в шортах и майке. Босиком. Ничего не волнует.

Лифт останавливается, и его двери открываются передо мной. Вокруг темно. Ни звука, когда я вхожу в пространство. Цоканье лап, и не могу разглядеть, кто идёт ко мне. Рычание собаки, и другой лай. Сбивают меня с ног, падаю, и как у куклы голова качается из стороны в сторону. Моргаю, привыкая к темноте. Передо мной стоит Шторм, а из темноты смотрят на меня два ярких глаза другой собаки. Сглатываю от страха. Шторм начинает лаять на эту собаку, явно защищая меня. Страх испаряется. Поднимаюсь на ноги, и прохожу по холлу. Разорвут? Плевать. Пусть. Никого нет. Его нет. Тихо так, только Шторм носится вокруг меня, пока иду. Взгляд проходится по столу, на котором вчера я была настоящей. Но что изменило меня? Боль? Обида? Или что-то иное? Не помню. Смотрю на валяющиеся осколки бутылки, всё это возможно разглядеть благодаря свету из окон. Поворачиваюсь и иду к полностью разбитому бару, бутылки, осколки, всё валяется на полу. Бокалы. Не сдерживал себя.

Удар. Спина в крови. Издаю вздох и падаю на диван, поднимая голову к потолку. В руке так крепко держу диск и карточку. А где мои вещи? А ехала ли я? Или только шла? Не помню. Помню только, что должна была прийти, дабы покаяться в последний раз перед ним. Искренне.

Мокрый нос утыкается в моё плечо. Поворачиваю голову и поднимаю руку, поглаживая Шторма, тут же устраивающегося на моих коленях. Такой тёплый. Глажу его и спокойно. Смотрю в одну точку и наслаждаюсь шерстью собаки. Хотя бы им. Голова безвольно падает на грудь, а глаза закрываются.

Тёмная комната и он висит на металлических цепях. В моей руке лежит что-то тяжёлое. Розги. Рука замахивается…

– Нет, – шепчу я.

Распахивая глаза, резко поднимаю голову. Моргая, вспоминаю, где я, а это лишь было видением во сне. Сколько времени? Понятия не имею. Я в его квартире. Сижу. Жду. А его всё нет.

Шторм привстаёт с меня, словно прислушиваясь. Затем подпрыгивает на диване и с громким лаем несётся в холл, а я так и сижу, не понимая ничего. У меня нет слов, нет даже чувств сейчас. Мне так холодно. Очень холодно.

Доносится до слуха писк лифта и громкий лай. Он такой звонкий, что отдаётся в висках. Шаги. Тяжёлые. Медленные. Встаю, немного качаясь, оставляя свои вещи на диване. Ещё одно дыхание в пустоту и хлопок. Гостиная озаряется светом. Жмурюсь. Медленно открываю глаза, задыхаясь от человека, стоящего у кресла в чёрной водолазке под горло, что лицо кажется очень белым.

– Здравствуй, Николас, – тихо произношу я, а воспоминания видео врываются в голову. Изнываю внутри. Сжимает губы, отворачивается. Его грудь начинает подниматься чаще. Шумно дышит, пытается совладать с собой. Скалится. Сглатываю от этого.

– К себе. Оба. Живо! – Оглушает своим криком, обращаясь к двум собакам. Да, их две. Вторая очень похожа на Шторма, расцветка та же, но чем-то отличается… Откуда вторая?

– Что такое, мисс Пейн? Вы вчера что-то забыли сказать мне, или же подготовили новый список моих недостатков? – Спрашивает язвительно, злостно, складывая руки на груди. Принимаю, опуская голову.

– Я…

– Пошла вон отсюда, – перебивает меня, издавая шипение. Дёргаюсь от этого, но стою. Словно второе дыхание открывается сейчас. Слова и причины, почему я здесь, появляются в голове. Поднимаю её, смотря мутным взглядом на Николаса.

– Я уйду, но сначала ты выслушаешь меня, – спокойствие такое хрупкое, такое невесомое касается моего голоса.

– Что ж, это будет интересно, – издаёт смешок. Хриплый. Нервный. – Пришла в таком виде, снова решив использовать мой член? Или у тебя новые предпочтения? Да ни черта, поняла? Пошла вон, я не собираюсь даже смотреть на тебя. Теперь мне противно.

И это сношу. Делаю глубокий вдох, собираясь с силами, коих в моём теле осталось немного.

– Извинения мои ты не примешь, как и я не принимала твои. Любовь мою ты не принял, а я сейчас не знаю, где она. Мне стыдно за слова, что были сказаны. Они обернулись против меня. Но всё же, я прошу прощения за них. Могла бы найти себе оправдание, но не буду. У меня есть повод злиться, обижаться на тебя, ведь именно ты вторгся в мою жизнь. У меня есть повод ненавидеть тебя, желать тебе всех кар земных. Но я этого не испытываю больше. Никогда этого не испытывала. У меня нет слов, чтобы рассказать тебе, как я живу. Потому что именно – не живу. Я одна. Одна везде. Всегда было так и будет. Я цеплялась за тебя, потому что именно ты был красочен для меня. А сейчас всё серо. Я потеряла родных мне людей. И я… прости. Прости меня, что я обманула тебя вчера. Обманула себя, это не облегчило моей боли. Я умираю медленно и грязно без тебя. Я…

– Хватит. Не желаю слушать это. Ты говоришь прекрасные слова, только веры нет больше. Я снял с себя вину, а ты прощения не заслуживаешь. И я тоже, но как-нибудь сам справлюсь. А до тебя мне нет дела, – перебивая меня, впивается пальцами в спинку кресла. Вижу царапины на его руках. Бордовые борозды. Слеза выкатывается из глаз. Тухну с каждым дыханием.

– Прощение очень обманчивое слово. Можно простить всё, но не отпустить этого. Я простила тебя, как только вышла оттуда. Я жила воспоминаниями, как только смогла дышать. Но ирония в том, что дышать я не могу без тебя, – продолжая, делаю медленные шаги к нему. Опускает голову, играя скулами на лице.

– Вон. Я сейчас вызову охрану, – грозится, вскидывая подбородок.

– Уйду, Николас. Но ещё не всё сказала. Сними водолазку, – прочищаю горло, наблюдая, как он, отпуская кресло, шокировано отшатывается от меня, и его глаза расширяются от моей просьбы.

– Чёрт, ты совсем охренела? – Смеётся, но это не останавливает меня. Иду к нему, а он шагает от меня.

– Сними водолазку, Николас, и я уйду, – повторяю я, останавливаясь напротив него.

– Мишель, не зли. Я едва держусь, чтобы не выволочь тебя за волосы, – сквозь зубы говорит он.

– Сними водолазку, Николас, – шепчу я, нервно облизывая губы. Воспоминания, как не дал вчера раздеть его, подталкивают меня к желанию увидеть это.

– Пошла вон! – Орёт он.

– Ник… сними водолазку, – смотрю в его глаза. Бледнеет ещё больше. От напряжения даже веки трясутся, как и я вся. Выпускает воздух сквозь зубы, резко обходя меня. Поворачиваюсь к нему. Борьба в нём. Во мне. И я так устала от этого.

– Ник, прошу тебя, сними водолазку, – голос дрожит от слёз, что глотаю и сжигаю себя солью и горьким привкусом.

Подхватывает пальцами чёрную ткань и, резко срывая с себя, отбрасывает в сторону.

– Довольна? Посмотрела на моё тело? – Разводит руки, но я ничего не вижу. Ни совершенства его физической формы, ни игры мышц. Смотрю в его глаза и делаю шаг к нему.

– Я выполнил то, что ты просила. А теперь пошла на хрен отсюда! – Рычит он, но я продолжаю идти к нему.

– Повернись.

Дышу рвано. Быстро. Бегает глазами по моему лицу и его уголки губ опускаются, а глаза наполняются страхом.

– Что? – Переспрашивает он.

– Покажи мне свою спину, Ник, – мягко произношу я, хотя это стоит неимоверных усилий, только бы не сорваться сейчас. Не спугнуть.

– Да пошла ты…

Отступает, обхожу его, а он поворачивается за мной. Пряча от меня подтверждение того, что видела. Ходим медленно, описывая круги. Смотрим в глаза друг друга и делаем шаги.

– Ник… прошу… – шепчу я. Замирает, и его глаза блестят от животного ужаса. Он передаётся мне. Сглатывает и даже не моргает. Делаю осторожный шаг в сторону. Стоит так же. Ещё один. Поворачиваю голову.

Закрываю рот рукой. Выпуклые полоски… множество полосок изрезают загорелую кожу. Кое-где ещё осталась корочка. Моя рука тянется к его спине. Пальцы, дрожа, дотрагиваются до горячей выпуклости. Дрожь проносится по его телу. Сердце сжимается внутри, а я беззвучно плачу. То закрываю глаза, то открываю их. И так больно. Всё, правда. Сейчас смотреть на это просто невозможно.

– Зачем… зачем же ты так? – Рыдаю я, кусая пальцы, отнимая руку от его спины. Напрягается и поворачивается ко мне. Пустой взгляд. Чистый. Настоящий.

– Это была моя ошибка. А в моём мире за неё положено наказание, – хриплым голосом отвечает. Мотаю головой, разрываясь до основания.

– Стоит ли она этого? Стоило ли всё этого? – Сквозь плач, спрашиваю я.

– Уже неважно, – безжизненно отвечает он, опуская глаза. И хочется упасть на колени или обнять его. Но не двигаюсь. Стою за чертой, что мы оба провели. Вместе и не смею даже дышать. Задыхаюсь от муки, что сейчас живёт в моём сердце.

– Дай, мне возможность остаться. Сделай ко мне шаг, Ник, – протягиваю руку, моля его о признании. О признании, что ничего не потеряно. Что можем жить. Жить вместе. Рядом. Стараться. Бороться и дышать.

Вижу отторжение в его глазах, отходит от меня.

– Николас, неужели та боль, что пережили мы не стоит этого шага? Я прошу прощения за свои слова. Больше у меня ничего нет, кроме раскаяния за них. Посмотри на меня. Ну же, посмотри, что сделала со мной разлука. Посмотри, кто я теперь. Посмотри! Ведь я…я до сих пор… я тону… я люблю тебя… с каждым вздохом сильнее. Но и я трусиха. Я боюсь… до ужаса боюсь вернуться туда. Подари мне возможность это сделать. Поделись своей силой, ведь я жить не могу. Ничего не пропало внутри меня. Моё сердце бьётся только благодаря воспоминаниям, связанными с тобой. Прошу… молю… Ник… пожалуйста, помоги мне. Я ведь люблю тебя и это больно. Научи меня иначе. Шагни ко мне, – разрываю речь слезами и прерывистым дыханием.

Не двигается, смотрит куда-то вдаль. Сквозь меня. Не слышит. Приходит понимание, что это действительно конец. Отпускать больно. Жить больно. Да я и не хочу. Мои руки безвольно падают и пустота такая. Кажется, что упаду. Но откуда-то берутся силы, чтобы обогнуть кресло и взять вещи, что принесла с собой, в руки.

– Прости, что пришла к тебе. Прости, наверное, это было лишним, – шепчу я. Голос пропадает от сжимающегося горла и нежелания уходить. Но больше нечего собирать. Всё разорвано. И даже у пазла есть стыки, что всегда будут распадаться.

– Это твоё, – кладу диск и карточку на стол, и, выпрямляясь, подхожу к нему. Николас вздрагивает и смотрит на меня затравленным взглядом, это отзывается сильным ударом по сердцу. Хлюпая носом, вытираю его рукой.

– Я хочу, чтобы ты знал. Хоть мои слова и остались здесь. Вчера. Но я никогда тебя не предам. Я не позволю себе этого, потому что люблю тебя. Для тебя это лишнее, а вот для меня стук сердца. И то, что произнесла со зла и обиды на себя… я не думаю так. Это был минутный порыв, за который я получила сполна. Осознание слов, сказанных под властью желания причинить тебе ту боль, что испытывала я, ничего не значат. У каждого из нас своя боль. Я желаю тебе счастья, Николас Холд. Ты прекрасный человек, только не загоняй себя в эти рамки, которые погубят в тебе то, что видела я. Спасибо тебе, что дал узнать, каково это, когда рядом кто-то есть. Спасибо, что ворвался в мою жизнь и показал, что собрать себя можно в любой ситуации. Только у кого-то нет столько сил и воли, как у тебя. Ты один такой. И не вини его, не разрывай вашу дружбу. Я видела там… на диске… самого невероятного мужчину, готового причинять себе боль. Но пойми, что это неправильно. С тебя хватит этого. Если причина – я, то больше её нет. Прощай, Ник, будь счастлив. Ты заслужил только радость и любовь.

Последнее слово и последний взгляд, брошенный на него, так и стоящего, как монумент. И хоть очень больно, но, разворачиваясь, иду к лифту. Хочется, чтобы подольше он ехал. Дать возможность ему осознать, что моя любовь подарена только Николасу. Нажимаю на кнопку и дверцы, как по закону подлости, раскрываются. Не слышу шагов. Ещё бы секунду. Ещё раз вздохнуть и, разбиваясь вдребезги внутри, войти в лифт. Нет силы обернуться, молить ещё и ещё. Избита внутри всем, что узнала и увидела. Изранена настолько, что это смертельно.

А кабинка везёт меня вниз, отрывая от того, кто навсегда застрял внутри меня. Отпустить? А у меня нет выбора. Нас никогда не существовало. И не будет. Слёзы высыхают, пока, шлёпая по холлу, выхожу на улицу. Даже холодной земли не ощущается, а только тяжесть внутри.

Добираюсь до дороги и ловлю машину. Чем я буду расплачиваться? Где мои ключи от квартиры? Не знаю. Но идти больше не могу. Ноги горят от боли. Всё горит и сжигает меня заживо.

– Простите, вы можете здесь подождать или подняться со мной? У меня нет при себе денег, – произношу я, когда машина останавливается у моего дома.

– Наглые малолетки, – фыркает водитель. – Я жду тут, если…

– Я сейчас, – перебиваю его, выбираясь из машины. Бреду до дома. А как же дверь открою? Подхожу к квартире, толкаю, дверь открывается. Даже не помню, как вышла отсюда не заперев. Опускаюсь на колени и ищу сумку, оттуда кошелёк и двадцать баксов. Достаточно, чтобы с лихвой покрыть эту ситуацию.

Спускаюсь к водителю, и передаю деньги. И даже взгляд полный пренебрежения не трогает. Разворачиваюсь и иду обратно. Захожу домой и захлопываю дверь. Прохожу в гостиную и сажусь на диван. Я упала где-то… коленки сбиты. Когда? Не помню. Ничего не хочу помнить.

 

Семнадцатый вдох

Когда я была маленькая, то никогда не мечтала о сказке. Возненавидела с детства эти мультики с диснеевскими принцессами, где принцы с первого взгляда влюбляются в них. Скачут на своих белогривых лошадях, чтобы спасти их. Я не верила в эту иллюзию, ведь жизнь другая. Принцев не существует. Есть обычные мужчины и женщины, которые умирают в одиночестве. С детства нас заставляют верить в ложь и жить с ней. Но ведь как бы ты ни верила, но всё же, мечтаешь о прекрасном будущем. Только не в моей истории. В этой драме я одна, сидящая на диване и раскачивающаяся из стороны в сторону. Ни желаний, ничего внутри. Физическая боль по всему телу и я одна с ней. Только я и есть.

Громкий стук в дверь, кажется, что я это выдумала. Так и сижу, слушая, как дерево трещит. Моргая, поднимаюсь с дивана. Иду в темноте на шум и не знаю больше, чего ожидать от этой ночи. Холод и смерть уже давно внутри меня. Даже сквозь своё помутнённое зрение вижу – ещё немного и сорвётся с петель дверь. Я не хочу открывать, не хочу сейчас говорить ни с кем. Не хочу видеть кого-то. Прижимаясь к стенке, смотрю на дверь и удары, обрушившиеся на неё.

– Мишель! – Крик панический, необходимый. Сердце падает куда-то вниз, мешает и путает мои ноги. Руки дрожат, когда торопливо поворачиваю ключ и, распахивая дверь, сжимаю её пальцами.

Судорожный вздох и тишина наполняется моими всхлипами. Мужчина с блестящими шоколадными глазами стоит, уже занеся кулак для удара по дереву. Так и замер, тяжело дыша. А я даже этого не могу сделать. Смотрю в его глаза и теряю сознание. Оно так медленно отпускает меня… не хочу этого. Нет…

Один шаг, и моё тело оказывается в горячих руках, блуждающих по нему. Словно проверяет на месте ли все кости. Ощупывает меня. А я стою и не могу двинуться. Смотрю на его лицо, покрытое холодным потом. Губы дрожащие. И его такие же. Сухие. Полыхающие. Прикасается к моим, хочет что-то сказать, сжимает мои волосы. Обнимает, затаскивает обратно, ногой закрывая дверь. Чувствую, как его тело накрывает моё. Прижимает к стене. Спасает. Вымолвить ничего не могу… только не верю. Я не верю в чудеса… не верю, что это он. Николас. Безумный. Впивается в мои губы. Громкий всхлип тонет в его поцелуе.

– Останься… прости меня… останься, крошка. Ты нужна мне, – рваный шёпот доносится до моего разума.

– Ты… – выдыхая, приоткрываю глаза. Ничего не вижу, только руки сжимают его плечи. Реален.

– Люблю тебя, – в губы шепчет. Дрожат они у него. Внутри меня начинается сильнейшая буря из эмоций и чувств, всего кислорода мало, чтобы задышать снова.

– До хруста костей? – Обнимает, сжимает моё тело до вспышек перед глазами. Слишком сильно, что это приносит физическую боль. Дышать не могу.

– Нет… нет… до желания жить. До желания забыть всё и жить. Дышать тобой и жить, – ослабевают его руки. Чувствую, как падаю в темноту. Не переживу это… не могу переключить чувство паники от нереальности происходящего, истерики, слёз и невозможности дышать. Лечу в темноту…

Голова гудит, а тела не ощущается. Что-то гадкое прямо перед носом. По телу проносится спазм от отвращения и моментального чувства тошноты. Распахиваю глаза и тут же закрываю их. Свет ослепляет за долю секунды, и пред глазами появляются цветные круги. Слабый стон срывается с губ.

– Мишель, – тихий голос зовёт меня. Сплю ли? Вновь открываю глаза и сажусь на постели, моргая и привыкая к свету. Николас смотрит на меня, и воспоминания понемногу возвращаются. Очень медленно… слишком медленно, чтобы я понимала, что произошло. Почему он здесь и держит ватку с отвратительным средством.

– Приляг и выпей воды, – берёт с тумбочки бокал и, придвигаясь, прикладывает его к моему рту. А я смотрю на него. Не могу поверить… это так трудно для меня сейчас. Наблюдает, как я, делая глоток, смачиваю горло. То же делаю и я. Не свожу глаз с него. Сжимаю губы. Вздыхает и отставляет бокал.

– Ты… это действительно ты, – тянусь к нему рукой, и он, перехватывая её, разворачивает и целует ладонь. Глаза от счастья и быстрого стука сердца под этим воздействием радости наполняются слезами. Ведь я чувствую, насколько горяча его щека, и как щекочет мою кожу щетина. Смотрит на меня, и слабая улыбка появляется на его губах.

– Это я. Ты отключилась. А я испугался, вызвал Грегори. Слишком много потрясений для тебя. Мне пришлось разбудить тебя, в еде ты нуждаешься сейчас больше, чем во сне. Спорить будешь потом, а сейчас приготовлю тебе ванну, затем покормлю тебя. Нет, сейчас можешь помолчать? Обещаю, что всё расскажу, но не время пока. Никогда я так ни за кого не боялся, как за тебя, моя крошка. И ты будешь делать всё, что я скажу. Теперь я буду следить за всем, что в твоей жизни рядом, а не издали. Хорошо? – Спокойно и ласково произносит он, отпуская мою ладонь. Кивая, до сих пор не могу прийти в себя от этого. Встаёт и выходит из моей спальни, оставляя меня гадать: это была моя фантазия или же, он признался? Но что-то было точно или же, я настолько изнурена, что всё было сном. Важно ли это? Нет. Сейчас нет. Потому что витает его аромат вокруг меня. Николас здесь. Он рядом. О большем я страшусь просить.

Наверное, ещё не отошла от событий, ведь ночь такая длинная, кажется, что время тянется, а я одна в спальне. Вдруг это снова я придумала? Вдруг его нет, просто проснулась, создала себе иллюзию и жду продолжения? Эти мысли сеют в груди панический страх. И он дарит мне силы подняться с постели и, шатаясь, дойти до стеклянной двери спальни. Звук льющейся воды в ванной комнате немного успокаивает. Закрываю глаза и улыбаюсь этому.

– Мишель, чёрт возьми, я тебе, что только сказал? – Вопрос на повышенных тонах, и я, ещё шире улыбаясь, открываю глаза. И пусть злой, недовольный, но это он. Знаю, что веду себя очень странно, когда моя рука тянется к его груди, под чёрной водолазкой, дотрагивается до неё, и быстрое биение его сердца приносит такое блаженство.

– Обними меня, – прошу я одними губами, поднимая взгляд на Николаса.

– Я сделаю иначе, – усмехается он. В одну секунду наклоняется и подхватывает меня на руки. От неожиданности издаю испуганный вздох, обхватывая его за шею.

– Мы идём купаться, – несёт меня к ванне и ставит на ноги. И не могу напитаться им… чёрт, действительно не могу. Я словно губка втягиваю в себя его образ, каждую молекулу его незабываемой ауры. Как он стягивает с меня топик, отбрасывая в сторону, опускается на колени и снимает шорты вместе с трусиками. Опираясь на его плечи, переступаю через одежду. Полностью голая, а его руки бережно проходятся по моим ногам, талии, пока он встаёт. Берёт меня за руку и подводит к наполненной водой ванне. Помогает залезть в неё и опуститься. Присаживаясь на корточки рядом, выключает воду. А я всё смотрю на него, не могу отвести взгляда. Не верю.

– Ты очень похудела, крошка. Мне нравится твоё тело, оно меня с ума сводило и сводит. Но сейчас это болезненная худоба, – закатывает рукава и, зачерпывая воду, поливает ею мою грудь.

– Ты здесь, – повторяю я, перехватывая его мокрую ладонь, и сжимаю её пальцами. Он не понимает, в чём причина моей заторможенности. А ведь я всего лишь вот так радуюсь, боюсь это делать, но радуюсь.

– Мишель, я здесь, – заверяя меня, другой рукой проводит по волосам. – Конечно, здесь.

– Прости, я…

– Не надо. Мы обсудим всё, но сначала приведём тебя в то состояние, в котором ты будешь готова принять мои слова и ответить на них. А пока просто закрой глаза, отдохни, а я буду делать то, о чём никогда не думал. Для меня это ново заботиться о ком-то, и необходимо сейчас. Ты моя крошка, другой никогда не будешь. И если я ещё раз увижу, что ты вытворишь что-то наподобие прогулки в таком виде по городу. Босиком. Я придумаю очень изощрённое наказание, уж поверь, – улыбается мне, и это вызывает во мне ответное действие.

Я дышу, чёрт возьми, дышу полной грудью с закрытыми глазами, ощущая его руки, бережно омывающие меня. Он не пользуется мочалкой, а только руками, аккуратно втирая гель в моё тело, намыливая голову шампунем. И это невероятно. Нахожусь где-то в ином мире, где всё возможно. Поливает меня водой, а я плыву в его ласке. Я не помню, была ли она такой когда-то. Нет. Ни разу. Каждое его движение наполнено чувственностью. Наверное, если бы в моём теле было больше сил, то оно бы ответило ему страстью. А пока лишь покалывает кожу немного.

Звонок в дверь, и я испуганно распахиваю глаза, вновь боясь, что выдумала. Николас встаёт и вытирает руки полотенцем.

– Это Майкл, я просил его привезти ужин. Где твой халат, или какую мне одежду принести? – Спрашивает он, стоя в дверях.

– На стуле… или где-то ещё. В шкафу…

– Хорошо, разберусь. Сама выйдешь или помочь? – Перебивает меня, пока звонок разрывается от своего дребезжания.

– Сама, – отвечаю я. Кивая, закрывает дверь. Слышу разговор за дверью, тихий, опасливый. Выбираюсь из ванны, ловлю своё отражение в зеркале. Осматриваю своё обнажённое тело, по которому стекают струйки воды. Да, я сильно похудела, но меня это не волнует. Совсем. Я даже не особо вижу, как кости выпирают и плечи стали угловатыми. Стягиваю полотенце с вешалки и заматываюсь в него. И ни одного лосьона здесь нет, чтобы хоть пахнуть вкусно.

– Мишель, вот, – дверь распахивается, а я отскакиваю от неё, чуть ли не поскальзываясь. Николас, держа в руках халат, напряжённо смотрит на меня.

– Спасибо, – протягиваю руку, чтобы взять. Несильное качание головой и он, делая ко мне шаг, расправляет халат. Смотрю на него в отражение зеркала. Сильный. Мощный. Рядом. Эти слова согревают меня, юркая в халат, сбрасываю полотенце.

– Пойдём, – берёт меня за руку и ведёт в спальню. Не хочу спрашивать, а ощущать только его тепло, исходящее от ладони. Прижаться к нему бы, да боюсь, что это он не примет. Всего боюсь. Даже теперь смотреть на него. Спугнуть.

Помогает мне забраться в постель и уходит, чтобы через несколько минут вернуться, с непонятно откуда взявшимся подносом с ужином, и поставить его на прикроватную тумбочку.

Наблюдаю за каждым его движением настолько пристально, что веко начинает дёргаться. Николас берёт чашку с супом и ложку, набирает немного и подносит к моему рту. Ещё тёплая жидкость льётся внутрь меня, чёртово блаженство. Возможно, потому что он кормит меня, как маленького ребёнка, тщательно следя за тем, как я послушно открываю рот и проглатываю куриный бульон с сухариками. Мне так хорошо… никогда в жизни такого не было. Даже лучше, чем раньше. Иначе. Как будто передо мной другой человек. С той же внешностью, с тем же голосом и ароматом. Но всё же, другой. Он изменился, и только сейчас я это вижу. Появилось несколько морщинок у глаз, словно он долго жмурился. Ощущаю интуитивно изменения. В этой тишине, что сейчас между нами.

Пока он кормит меня, я медленно вспоминаю всё, что случилось. Мысли постоянно обрываются, точнее, спотыкаются на одном слове. Мне необходимо знать это. Отчего-то сейчас это стоит на первом месте. Сжимаю рот и немного отклоняюсь, когда ложка уже прямо передо мной.

– Не могу больше, – говорю я, хотя, возможно, это ложь, так бы я съела всё что угодно с его рук. Кивая, подаёт мне салфетку, чтобы обмакнуть губы и отдать ему. Ставит чашку на поднос и отставляет бокал на тумбочку. Без слов встаёт и уходит, а я закрываю глаза, собираясь с силами спросить. Это сложно. Сейчас всё настолько хрупкое и драгоценное, что страшусь оборвать.

– Теперь тебе надо поспать…

– Николас, – перебивая его, распахиваю глаза. Нервно тереблю пояс халата и смотрю на него. Подходит ко мне и присаживается на край постели, где сидел до этого.

– Да?

– Скажи, а ты… я просто не помню… – кусаю губу. Может быть, не стоит?

– Ты действительно любишь меня? Там… на видео…

– Мишель, – его рука ложится на мои, останавливая несильное дрожание. Поднимаю на него голову, а дыхание снова обрывается. От страха.

– Не могу сказать, люблю ли я тебя, – слабый толчок по сердцу, и оно обливается холодом. – Не знаю, что такое слово «любовь». Я никогда не любил в жизни. И, если честно, то это смущает меня, как бы смешно ни звучало. Всегда считал, что мужчины не испытывают таких чувств, а тем более не рассказывают о них. Я точно не из их числа. Был. Вот так говорить об этом странно для меня. Необычно…, наверное, сейчас самое время.

– Крошка, посмотри на меня, – придвигаясь ближе, поднимает двумя пальцами мой подбородок. Мои глаза встречаются с его. Какой же терпкий и тёплый напиток наполняет обычный карий цвет.

– Если это слово означает, что за неё ты волнуешься больше чем за себя, то да. Если это означает, что ты хочешь перенять в себя всю боль за неё, исправить свою ошибку любым способом, то да. Если это значит, смотреть на неё и не думать ни о чём больше, забывать обо всём на этом свете, то да. Если это предполагает бессонницу, воспоминания, которые не дают спать, то да. Если это желание защитить её ото всего, то да. Если это означает, звать её каждую секунду в своей голове, то да. Если это сумасшествие, при котором ты мечешься, как загнанный зверь, то да. Если это неуправляемое чувство разорвать всех, кто появится рядом с ней, то да. Всё так, и не могу привыкнуть к ревности. Она гадкая такая, но когда ты видишь, как реагируют её тело, глаза, дыхание на тебя, то это стирает всё внутри. Если это не видеть ничего, кроме неё, то да. Если это искать её ночью, а находить пустоту, то да. Если это возможность дышать полной грудью рядом с ней, то да. Если это желание планировать каждый будущий день с ней, то да. Она это ты, Мишель, – стирает пальцем слезу, что выкатилась из глаз, пока он говорил.

– Если это страх услышать от неё приговор не в мою пользу и не желать принять его, то да, крошка, люблю тебя. Не помню, когда уже знал это. Возможно, в тот день, когда ты видела меня в клубе. Возможно, раньше. Но точно помню время, когда понял это. В то утро, когда вышла статья. Только те люди, которые забрались глубже, чем ты мог себе представить, имеют физическую силу причинять такую боль внутри. Острее. Разрывающую, но никак недорвущую до конца тебя, – слушаю его, как заворожённая, впитывая в себя каждое слово, теперь произнесённое шёпотом. Берёт моё лицо в ладони и бегает глазами по моему лицу.

– Не уходи, Николас, – прошу я и кладу руки на его грудь. Сердце так яростно бьётся под моими руками. Хочется дотронуться до него и согреть. Прижать к себе и не отпускать. Вырвать своё и соединить их.

– Я и не собирался, Мишель. Только у меня тоже есть вопрос, – слабая улыбка появляется на его губах. Руками осторожно гладит то мои скулы, то волосы, словно нервничает, а я и подавно.

– Какой? – Спрашивая, придвигаюсь ближе к нему.

– Будешь ли ты со мной? Будешь ли ты засыпать со мной и просыпаться? Дашь ли ты мне ещё один шанс, чтобы заново построить отношения? – Руки замирают, а моё сердце насыщается всеми красками мира.

– Нет, – отвечаю я. Улыбка спадает с его лица, а руки опускаются. Перехватывая их, сжимаю в своих. Прячет свой взгляд от меня, слышу, как быстро дышит.

– Николас, я не хочу заново. Хочу продолжить, хочу узнавать дальше. Хочу помнить каждый день, что был у нас тогда, что будет завтра. Я хочу помнить весь путь, который прошла к тебе. Ничего в жизни так не хочу, как обнимать тебя ночью, днём, утром. Когда будет возможность. Хочу просыпаться только с тобой. Признаюсь, что я думала о новых отношениях с кем-то другим. Но это не моё. Наверное, я очень эгоистична. Хочу тебя. Каждую минуту. Секунду. Хочу только в своё единоличное обладание, – от моих слов резко вскидывает голову. Опасный блеск проскальзывает в его глазах, затем потухает. Моргает, словно не услышал того, что произнесла. Издаёт тихий смешок, а затем смех, громкий, несвойственный ему. Обхватывает меня руками, от неожиданности задерживаю дыхание. Падаем на постель, а он смеётся, уткнувшись в мою шею.

Лежу под ним и ничего не понимаю. Поднимает голову, и вижу эти мимические морщинки, что собрались в уголках глаз.

– Только ты заставляешь меня ощущать себя полный придурком, Мишель, – улыбаясь, говорит он, приподнимаясь с меня.

– Я не хотела…

– Чёрт, крошка, даже сейчас я скучаю. Как такое возможно? Ведь ты здесь, в моих руках, а я всё отпустить это не могу, – перебивает меня, убирая пальцами пряди с лица.

Не хочу отвечать, потому что люблю его, в эту минуту осознавая, что это тоже иная любовь. Люблю эту неуверенность в моих действиях. Люблю, что он не ожидает от меня слов.

Не вовремя подавляю зевок, а затем ещё один.

– Я утомил тебя. Отличный ответ, Мишель, – смеясь, он перекатывается с меня и оказывается уже на ногах.

– Нет, Николас, нет. Я… не помню, когда спала. А суп… ела сутки назад, если не больше. Это не значит…

– Крошка, это была шутка, – перебивает меня, а я даже подскочила и села от страха.

– Ты останешься здесь? – Спрашиваю я, а сердце замирает в груди. – Это квартира отца, здесь он жил с кем-то. И я не знаю… может быть…

– Мишель, я же сказал – никуда не собираюсь уходить. Ни сегодня. Ни завтра. Ни через неделю. Я там, где ты. И меня не волнует, где я буду ночевать. Мне важно, что ты рядом. Ложись в постель, я отдам распоряжения на завтра, уберу еду и вернусь, – обрывает мою заикающуюся речь. Киваю ему, словно болванчик. Выходит из моей спальни. Прислушиваюсь к его шагам и улыбаюсь.

Боже, бывает ли такое? Он любит меня! Поверить в это невозможно пока. Свыкнуться с этой мыслью не могу. Невообразимо. Он любит! Любит и сейчас здесь.

Встаю с постели, сбрасывая халат, и быстро ищу, что же надеть, чтобы быть красивой. Хоть немного. Натягиваю трусики. И хочется что-нибудь бы шелковое. Сексуальное. А нахожу только хлопковый топ и спальные штаны. Не очень-то и соблазнительно. Может быть, голой? А если подумает, что снова хочу использовать его? Решаю всё же, надеть то, что имеется. Завтра куплю иное. Красивое. Только для него.

Нахожу лосьон и постоянно поглядываю на дверь, прислушиваясь к тому, что разговаривает с кем-то по телефону, втираю в свою кожу крем. Подбегаю к свету и выключаю его, оставляя шторы открытыми. Юркаю в постель и ищу какую-нибудь позу, что понравится ему. Веду себя, как больная дура. Но как ещё? Ведь тот, кто даёт мне возможность жить, находится тут. И сегодня я, наконец-то, буду спать в его руках. Он здесь!

Взбиваю подушки и отгибаю уголок одеяла для Николаса. Слышу его шаги, глубоко вздыхаю и ложусь. Выключает свет в ванной комнате. Двери спальни закрываются, ремень брюк летит на пол, затем, думаю, одежда. Не двигаюсь, жду его. Сердце сейчас разорвётся от этого счастья. Хоть и устала. Но готова скакать. Постель проминается под его весом. Распахиваю глаза и улыбаюсь, когда он ложится на бок и смотрит на меня.

– Обнимешь меня? – Шёпотом спрашиваю я.

– Конечно, – раскрывает руки. Одна секунда и уже сжимает ими меня, а я ощущаю, какая горячая кровь у него. Голый, только боксеры оставил.

– Мишель? – Зовёт меня.

– Да? – Поднимаю голову. И наши лица близко. Согревает меня дыханием.

– Скажи мне, что ты ещё хочешь? – Этот вопрос застаёт врасплох. Но для него это важно. Лицо серьёзное. Сосредоточенное. Даже в темноте ощущаю, как он напряжён.

– Ты имеешь в виду, хочу ли я заняться с тобой сексом? – Уточняю я.

– Нет. Ответ на этот вопрос я знаю, – тихо смеётся, целуя меня в нос. Кривлюсь от брызг счастья внутри. – Я о другом. Расскажи мне, что такое отношения? Я понятия не имею, как вести себя в них. Что мне надо делать? Может быть, есть какие-то правила и табу?

– Такого нет. Никаких правил и табу, – улыбаюсь я.

– Тогда как… что ты хочешь?

– Мне нравилось всё, как было тогда, – пожимая плечами, отвожу от его блестящих глаз взгляд.

– Крошка, – пальцами, обхватившими подбородок, возвращая мою голову на место, заставляет смотреть на него. – Говори.

– Может быть, свидания? Походы куда-нибудь или просто прогулки? Я не знаю, правда. Пока не привыкла к тому, что ты вот так обнимаешь меня. Кажется, что проснусь, и снова наступит мгла внутри. Мысли сейчас сформировать очень сложно, – признаюсь я.

– Нет, – придвигаясь ко мне, касается губами моих. – Нет. Не отпущу тебя больше. И я доверяю тебе, Мишель. Безгранично. Но твоё доверие я постараюсь вернуть. Понимаю, как ты себя чувствуешь. Привыкни ко мне, ведь я буду надоедать тебе каждый день, час, секунду. Я так устал за эти дни без тебя, что хочу восполнить каждую потраченную минуту. Мне тоже страшно, крошка, страшно двигаться. Ведь этой дороги я не знаю, а ты за мной. И если я упаду, то и тебя потяну за собой. Я хочу заботиться о тебе. Видеть тебя. Узнать о тебе тоже.

– Мне нравится этот курс, Николас, – отвечая, теперь сама дарю ему поцелуй. Тону и это прекрасно. Наконец-то, дышу. Им.

– И ещё одно, – резко отодвигается, – научи меня заниматься любовью.

– Сейчас? – Хрипло спрашиваю я.

– Нет, о, нет, крошка. Сейчас ты будешь спать, а вот, как только твой режим войдёт в норму, мы обсудим и этот вопрос, – хитро улыбается.

– Но…

– Молчи. Спать. Завтра поговорим ещё, если захочешь, – перебивая меня, переворачивается на спину, что я оказываюсь на его плече.

– И всё же, я попытаюсь тебя соблазнить, Николас, – устаиваясь удобнее на нём, забрасываю ногу на него.

– Мишель, трахать хочу тебя постоянно. Чаще, чем раньше. Но для начала поспим, – целуя в волосы, кладёт руку на моё бедро, поглаживая его.

– Доброй ночи, Николас, – шепчу, зевая, и уже готовлюсь отправиться в мир спокойствия и расслабления.

– Почему я до сих пор Николас? – Тихо спрашивает он.

– Я поняла твою любовь к полным именам. Николас – прекрасное имя и мне сейчас оно нравится больше, чем Ник, – засыпая, бормочу я.

– До завтра, крошка, – его шёпот остаётся за гранью моего разума.

Дышу.

 

Восемнадцатый вдох

Когда у тебя есть возможность сравнить свою жизнь, то ты приходишь к выводу, что она разделяется на периоды. «До». «После». «Затем». «Возможно». И каждый из них различный. Маленькие судьбы и сценарии, что ты проживаешь, дают понимание того, насколько ты меняешься, и меняется с тобой окружающий мир.

Первое, что я слышу, открыв глаза, душевное спокойствие. Мягкое сердцебиение, чистый разум и ещё не проснувшийся. Гармонию. Странно и так хорошо. Улыбаюсь, смотря на город за окном, который уже вовсю живёт. А я только потягиваюсь в постели и, поворачиваясь, ищу рукой его. Только пустота. Резко сажусь на постели, оглядываясь и понимая, что одна. За доли секунды все воспоминания врываются в сознание. Страх просыпается с новой силой.

Вскакивая с постели, бросаю взгляд на часы, показывающие уже два часа дня. Распахиваю двери.

– Николас, – голос, ещё охрипший ото сна. А в ответ только моё быстрое биение сердца. Вылетаю в коридор, не могу унять этой паники, что с каждой секундой затрудняет дыхание. Одна. Его нет. Как больная ношусь по квартире, проверяя каждый уголок. Бегаю долго, зову его и нет ответа. Могла ли я настолько сойти с ума, чтобы выдумать всё это?

Залетаю в спальню и ищу на полу, брошенную мной сумку, копаюсь в ней и не могу отыскать телефон. Возвращаясь в гостиную, ищу его на столе под кипой бумаг. Наконец-то, держу в руках мобильный, включаю его и приходят сообщения о пропущенных звонках, голосовых посланий, что оставил Марк. Не волнует. Вбиваю номер телефона Николаса, который наизусть знаю.

– Данный номер больше не обслуживается… – говорит женский голос. Закрывая глаза, издаю отчаянный стон. Бросаю телефон на стол и падаю на диван, сжимая руками волосы.

Слишком боюсь думать, анализировать это… боюсь, что выдумала. Не знаю, сколько я сижу так и смотрю на столик. Звук поворачивающегося ключа в дверном замке наполняет всю меня. Подскакивая на ноги, выбегаю в коридор. Замираю, и слёзы счастья уже готовы вырваться из глаз.

Николас входит в квартиру в иной одежде, что я запомнила, держа несколько пакетов в руках. Закрывает дверь и поворачивается. Наши глаза встречаются, и я бегу к нему. Плевать на всё, что было раньше. Успокаиваюсь внутри, только когда мои руки обнимают его за талию, а щекой прижимаюсь к его плечу.

– Мишель? – Удивление в его голосе. Опуская пакеты на пол, обнимает меня.

– Я думала… думала… – и так глупо, потому что страшусь жить теперь без него. Поднимаю голову на мужчину. Улыбается. Понимает буквально всё. Ласково проходит рукой по моей щеке и, склоняясь, дарит лёгкий поцелуй в губы.

– Думай так чаще, потому что мне нравится, когда меня ждут. Безумно нравится, что ждёшь именно ты. А я вернусь, – слова согревают меня, вызывают безграничное счастье в сердце.

– Я ждала тебя, и буду ждать, только не задерживайся, – произношу, улыбаясь ему. Моему мужчине. Моей жизни, что теперь в моих руках.

– Мишель, хочу, чтобы ты знала – я не собираюсь оставлять тебя больше. Если я уйду, то вернусь. И не обещаю, что вернусь я спокойным, – гладит меня по щеке.

– Я привыкну к этому, – заверяю его. Кивает.

– Ездил к себе, привёз необходимые вещи, и отдал распоряжение о собаках, – продолжая обнимать меня, ведёт в гостиную.

– Мне в тот раз показалось, или у тебя действительно есть ещё одно чудовище, кроме Шторма? – Образ второй собаки появляется в голове. Бросаю озадаченный взгляд на Николаса. Улыбаясь, подводит меня к высокому стулу.

– Тебе не показалось, – отвечая, он подходит к холодильнику и достаёт молоко, яйца, упаковку с беконом, грибы, сыр. Удивлённо смотрю, как мужчина, легко ориентируясь на моей кухне, находит глубокую чашку, включает плиту и разогревает сковороду. Я даже понятия не имею, откуда эта утварь здесь. А он… так всё чётко делает, и не могу сосредоточиться ни на чём, кроме его рук, смешивающих ингредиенты.

– Зачем тебе вторая собака, Николас? – Вопрос срывается с губ, пока мой разум блуждает по его телу, лицу, губам.

– Она не моя, – пожимая плечами, бросает взгляд исподлобья. Выливает смесь на сковороду и, открывая шкафчик, берёт в руки лопаточку.

– А чья? – Продолжаю спрашивать, хотя мне так плевать. Не могу оторвать взгляда от него. Вот действительно, словно под гипнозом оглядываю Николаса снова и снова. Получаю невероятное эстетическое наслаждение, даже некое опьянение.

– Твоя, – встречаюсь с его глазами, в которых пляшут весёлые искорки.

– Я ослышалась? – Хмурясь, придвигаюсь ближе.

– Нет, – отрицательно качает головой, уменьшая огонь, и переворачивая омлет.

– Хм…

– Знаешь, я очень ревнив, как оказалось. Могу быть ревнивым до параноидального желания убивать. Образно, хотя, возможно, и нет. Ещё не понял всей силы этого чувства. Но факт остаётся фактом. Я купил Шторму подружку, которую хотел подарить тебе, чтобы он отвалил от моей подружки и занялся своей. Конечно, все расходы и дрессировку я беру на себя. Ты можешь играть с ней, выгуливать её, в общем, иметь питомца без обязательств. Кормить тоже её буду я, боюсь подарочную коробку такого размера будет найти сложно. И как-то это жестоко к такой породе и самке, – монотонно произносит он, пока моя челюсть медленно опускается.

– Её зовут Софи, имя было официально дано при рождении. Откликается только на него, я решил не менять. И, кстати, она очень похожа на тебя. Женщины…

– Ты назвал меня подружкой? – Перебиваю я.

– Подружка, девушка, или какие ещё есть синонимы? Ответ на твой вопрос – да, – спокойный. Как? Как он может быть таким спокойным, когда моё сердце бьётся быстрее от этих слов?

– А ты не хочешь ей быть? Передумала? – Спрашивая, он поворачивается ко мне спиной, подхватывая тарелку, и выключая плиту.

– Хочу… но… чёрт, как много информации. И твоя Софи меня не любит, – делаю взмах рукой. Знаю, что не видит, но надо куда-то выплеснуть небольшой шоковый ступор.

– Она тебя не знает, как Шторм. Полюбит, хотя в этом я тоже сомневаюсь. Делить вам Шторма будет очень сложно. Перевари это, пока завтракаешь, – ставит передо мной тарелку с румяным омлетом, от которого исходит невероятно вкусный аромат.

– А ты? – Беру из его рук приборы.

– Я уже позавтракал и даже пообедал. Ты когда заглядывала в холодильник, Мишель? И ты лгунья, знаешь об этом? – Улыбаясь, он облокачивается руками о стойку.

– Почему я лгунья? – Возмущаюсь, забрасывая в рот кусочек бекона.

– Суп ты не выбросила. Его выбросил я сегодня утром, как и практически все продукты из твоего холодильника. Они протухли. Ты выставила разморозку на каждые два дня, я её отключил. Также у тебя на балконе было два цветка. Конечно, я понимаю твою любовь к подарочным гробикам, но всё же, я их тоже выбросил. И…

– Остановись, – поднимая руку, перебиваю его речь. Моя голова сейчас взорвётся от этого. От него. От такого странного… да я не узнаю Николаса ни разу. Это не тот мужчина, которого я знала.

– Тебе нравились засохшие растения? Они были частью интерьера? – Издаёт смешок, а я моргаю. Чёрт возьми, где мой Ник?!

– Нет. Да. Плевать на эти растения, я даже не знала, что они есть. Что с тобой происходит? – Откладывая приборы, скатываюсь со стула.

– А что со мной происходит? Я навёл небольшой порядок у тебя…

– Ты обозвал меня неряхой? – Обиженно выпячиваю губы.

– Нет, несколько невнимательной – да. – Пожимая плечами, обходит кухонный островок с другой стороны. Прищуриваясь, слежу за каждым его шагом. Что-то с ним не так. Это точно. Слишком резкие движения, когда он, открывая тяжёлые шторы, впускает солнечный свет в гостиную.

– Пока ты спала, я посмотрел твои записи. Зарядил твой телефон и почистил компьютер от вирусов. У тебя очень лёгкий пароль, смени его. Мне было скучно, – продолжая, он подходит к столу и берёт в руки две папки, которых я не помню.

– У тебя две несданные работы, я их сделал за тебя. Если хочешь, потом могу всё объяснить. Но для начала разберись с долгами. Я распечатал их и оформил, – подходит ко мне, протягивая папки.

– Спасибо, – медленно отвечаю я, просматривая чёткие графики, и, действительно, идеальные работы по всем аспектам.

– Не за что, – улыбается он.

– Скажи, во сколько ты встал? – Спрашиваю я и, откладывая папки, поднимаю на него голову.

– Не помню. В три часа или четыре. А, может быть, вообще, не спал. Лежал и думал, смотрел на тебя, потом затекло всё тело. Принял душ и попросил Майкла привезти мне одежду. Совершил пробежку, купил продукты, выбросил твои, помог тебе с учёбой, съездил домой…

– Стоп, – поднимаю две руки. Удивление на его лице не идёт в сравнении с моим. Я ни черта не понимаю, что с ним творится, но теперь уверена с ним что-то не так.

– Когда ты спал в последний раз? – Осведомляюсь я. Отводит взгляд, подходит к столу и берёт папки. Вот она причина.

– Спал, – отрезает он, возвращая мои работы обратно на стол.

– Когда? – Иду за ним.

– Дня три назад, может быть, четыре или неделю…

– Ты не спишь по ночам? Николас, – хватаю его за локоть, ведь пытается убежать от меня, от вопросов, от догадок.

– Нет. Я не сплю по ночам. Иногда днём, иногда вечером, пока светло, – тяжело вздыхает, щёлкая языком.

– Почему? Кошмары…

– Мишель, ты не позавтракала, – снимая мою руку со своего локтя, толкает меня к кухне.

– К чёрту этот завтрак. Николас, ответь. Я не хочу больше тайн. Что с тобой? Почему ты не спишь и ведёшь себя очень странно? – Кладу руку на его плечо и обхожу, останавливаясь напротив него. Вижу, что не хочет отвечать. Вижу, как сжимает губы, как дыхание нарушается.

– После той ночи я не могу спать. Кошмары стали жёстче. Там есть ты и он. А я не могу защитить тебя… я… – подбирает слова, но и без них всё понимаю.

– Как это исправить? Ведь сейчас мы вместе, и всё пройдёт. Тебе надо попытаться поспать ночью, – тихо произношу я, перемещая свою ладонь на его грудь. Поднимает голову и натянуто улыбается мне, накрывая своей рукой мою.

– Пройдёт, крошка. Это было и раньше, – заверяет меня.

– Это из-за сессии? Твоей? Ведь это была она, не так ли? – Вглядываюсь в его глаза. Барьер. Снова устанавливает эту грань, за которую не пускает меня.

– Это из-за меня. Мой психолог говорит, что я связал прошлое и настоящее воедино. А должен разделить их. Но…

– Ты ходишь к психологу? – Удивляюсь я.

– Я хожу поболтать к этому придурку, не более того. Иногда в голове много информации, и её надо куда-то сбрасывать. Вот я и бросаю на него бомбы, чтобы обезопасить от них тех, кому я не хочу причинить зла. Его Райли где-то откопал. И он меня бесит меньше остальных, – отвечает он.

– Я знаю… знала. Райли говорил об этом, – вспоминаю слова при посещении здания корпорации.

– Если у тебя больше нет вопросов…

– У меня их тысячи, Николас. Я хочу знать всё, буквально всё, что касается тебя. Ты сказал, что хочешь жить по-новому. Но у нас не получится, потому что ты скрываешь от меня многое. А это играет против меня и тебя. Так больше не может быть, понимаешь? Мы снова вернёмся в прошлое, – кладу ладонь на его щёку, и такое необузданное желание помочь ему. Себе. Нам. Чтобы были мы, а не Мишель и Николас. Только мы.

– Я, как и ты, не могу поверить, что стою здесь, и ты дотрагиваешься до меня. Я нервничаю, Мишель. Сильно нервничаю, когда вижу тебя, слышу и чувствую. Это отторгается внутри, но я хочу быть с тобой. Мне необходимо что-то делать, чтобы поверить. И я делаю это. Мне хорошо. Даже сейчас мне очень хорошо. Я устал и это так приятно, хочу немного нашей тишины. Новой тишины. Хочу смотреть на тебя, пока ты будешь принимать пищу. Хочу многое, и я не могу вот так сразу всё выложить. Мне самому надо подготовиться. Поэтому прошу тебя, не дави на меня, я привыкаю, как и ты. Давай будем идти медленнее, хорошо? Немного медленнее. Знаю, что веду себя, как полный придурок. Но я не знаю, как мне вести себя. Мне хочется заботиться о тебе, это как подтверждение того, что ты рядом, – блестят его глаза. Чистые. Такие, каких я ещё не знала. Топлёный горький шоколад и безумно вкусный. Наркотик для меня.

– Конечно, Николас. У нас всё получится, если мы будем рассказывать друг другу о том, как реагируем на происходящее. Даже на прошлое. Хорошо, я буду завтракать, а ты можешь смотреть, – улыбаюсь ему, и он кивает. Убираю руки от него и, глубоко вздохнув, иду к столу, забираясь на стул, беру в руки приборы. Омлет уже остыл, но я буду есть, чтобы он смотрел на меня. И ведь делает это. Садится напротив. Наблюдает за каждым кусочком, что кладу себе в рот.

– Чай? Кофе? Есть апельсиновый сок, утром купил, – предлагает Николас.

– Сок. Спасибо, – улыбаясь ему, жую завтрак. Это очень необычно, что он везде чувствует себя хозяином. А я в гостях. Тоже смущаюсь, но и мне хорошо. Внутри тепло, словно он моё солнце, согревающее меня даже не дотрагиваясь.

Ставит полный бокал рядом со мной и, наливая себе, возвращается на место.

– Николас, а могу я задать вопрос? Он не особо приятный…

– Задавай. Ты можешь спрашивать меня обо всём, – перебивает меня, отпивая сок, и ставит бокал на стол.

– Как дела в клубе? И что за ублюдок, который бил тебя на видео? – На одном дыхании произношу. Быстро. Боюсь, что не позволю себе спросить это.

Он напрягается, набирает полную грудь кислорода и выдыхает его.

– Клуб открылся снова два дня назад. Я не могу лишить людей их дома, к которому они привыкли, – не смотрит на меня, избегает. Да и я тоже просто слушаю, тыкая вилкой в недоеденный омлет.

– Он не ублюдок, Мишель. Его зовут Эл, и он мой друг…

– Друзья разве так поступают? – Шепчу я, поднимая на него голову.

– Он не имел права отказаться, потому что знал – я заслужил. Таковы правила в этом мире, крошка. За каждую ошибку ты должен расплатиться вдвойне…

– Или же больше. Там было намного больше. Он же мог убить тебя! А заражение крови? Почему никто не помог? Почему…

– Это было моё желание, Мишель. Здесь нет виноватых. Это мой приказ. И они выполнили его, хотя всё же, Грегори приехал, и, пока я был в отключке, обработал всё, – встаёт со стула и забирает у меня тарелку.

– У тебя на следующий день была конференция. Я не могла ходить, сидеть, да даже дышать. У меня болело всё, особенно мышцы. Как? Скажи, как же ты это сделал, что никто не понял, насколько тебе больно? – Тихо спрашиваю я, наблюдая, как он выбрасывает омлет и, быстро ополаскивая тарелку, ставит её обратно.

– Я не чувствовал, – глухо произносит он, вытирая руки, и поворачивается ко мне.

– Обезболивающие?

– Нет. Ни разу не употреблял их. Я должен был ощутить всю палитру. Мне так легче принять свою ошибку, понимаешь? Было легче, до этого раза. Что-то пошло не так. Я больше не ощущал ни искупления, ни облегчения, а только тяжесть внутри. Если честно, даже не помню, что говорил на конференции. Я был в себе, анализировал всё снова и снова. Пытался понять, как мне жить, и смогу ли я это сделать. Ещё невозможность появится у тебя, а потом кладбище. Не знал, имею ли я право оскорблять твой траур своим появлением.

Смотрю на него и так горько оттого, что никто раньше мне не показал правду, которая происходила с ним, а я не видела её. Только сейчас с каждым его словом, проникающим в меня взглядом полным боли и безысходности, я верю ему. Верю тем словам, что сказал вчера. Верю в то, что ему сложно смириться с любовью. Принять её. Понять. Аналитика. Увы, чувства не поддаются цифрам и чётким рамкам. Чем жёстче ты себя ограничишь, тем они становятся сильнее и выйдут за берега, затопив собой всё вокруг. В отместку тебе за игнорирование их. Смотрю на него, и, кажется, снова влюбляюсь. Он стал другим, более открытым, приближённым к человеку, а не роботу.

– Я больше не Мастер, – эти слова заставляют посмотреть в его глаза. Боюсь, что увижу там печаль, нежелание, и даже обвинения меня в этом. Ничего. Чистый шоколад.

– Как это? – Спрашиваю я.

– На открытии клуба сделал заявление, что больше я не веду их за собой. Я отдал свои полномочия Элу. Если и появлюсь, то только как гость и не более того, – обходит островок, оказываясь позади меня.

– То есть ты больше не владеешь ими? Подарил их этому уроду? Уж прости, другим для меня он не будет, – уточняя, поворачиваюсь к нему.

– Нет, я продолжаю быть владельцем, получать прибыль. Я не участвую больше в уроках и жизни этого мира. Пришло время создать другой. С тобой, – раздвигая коленом одним движением мои ноги, становится между ними. Запуская руку в мои волосы, задерживает её на затылке.

– Ты отказался от темы, ради меня? – Шокировано шепчу я, смотря на его спокойное лицо.

– Верно. Никаких плёток, наручников, тока, иголок, крови. Ничего. Только ты. Я. И ваниль. Пора узнать другую часть моей души, – нежно подлаживает мою щёку.

– Ох, – выдыхаю я, не в силах пока принять такой расклад. Это нереально. Невероятно даже. Он отказался. Чёрт возьми, он обрубил ту жизнь ради меня!

– Ты ведь этого хочешь? – Продолжая, он поднимает меня со стула, лишь одной рукой.

– Да. Очень. Я хочу тебя, – отвечаю, улыбаясь ему.

– И ты меня получишь. Свидания, прогулки, вся эта розовая атрибутика. Я понял, чего тебе не хватало. Мордобой, хочешь и его? – Игриво произносит он.

– О, нет, мордобоя не хочу. А вот свиданий очень. И секса тоже, – кладу руки на его плечи. Смеётся. Тихо. Понятливо. Массирует мой затылок, пускает по моим венам сладкий напиток из любви и нежности, что не помнила с ним.

– Чем мы будем сегодня заниматься, Мишель? Я абсолютно свободен, – спрашивая, он обнимает меня за талию и толкает спиной к спальне.

– Не единого представления. Может быть, поваляемся в кровати или фильм? Закажем на дом пиццу или…

– Или же мы можем пойти погулять. Как пара. Насладиться погодой, сегодня очень тепло, – перебивая меня, заталкивает в спальню.

– Погулять? – Переспрашиваю, а мысли-то бегут в другом ключе. Да и как-то надеялась я буквально минуту назад на постельный режим.

– Ага. Выйдем и пойдём куда глаза глядят. Без причин. Без проблем. Будем гулять по улицам Торонто и узнавать, что этот город готов предложить нам. А там и кино, и пицца, и что захочешь, даже можем зайти в музеи, если будет у тебя желание. Ты пока собирайся, а я быстро проверю почту, – с этими словами закрывает перед моим носом двери, оставляя меня глупо моргать и ощущать себя полным дауном.

– Погулять, – повторяю я, запуская руку в волосы.

Возможно, это и правильно. А, возможно, это ни черта неправильно. Но всё же, время для раздумий о том, что сказал Николас, принятия того, как он жил без меня и причину, из-за которой решился отказаться от жестокости, – мне необходимо. Всё слишком легко и просто, и не верится мне в это.

Одна ночь может изменить всё, перевернуть снова твою жизнь с ног на голову. И ты уже привыкла к тому, что есть трудности. Сейчас они тоже есть вроде кошмаров Николаса. Но по сравнению с тем, что было с нами в прошлом, – это пустяк. Вот именно это заставляет искать подвох. Какое-то подводное течение, где есть камни. Продолжаю ли я верить в то, что любит меня? Безусловно, да. Но я не верю, что из-за любви можно забыть то, чем ты дышал многие годы. Мечтала когда-то об этом, сейчас же не могу принять. Странно. И я стала другой, не узнаю себя. Привыкать к новому Николасу очень сложно, я жду какого-то знака, что врёт. Я пока не доверяю ему полностью, хотя люблю с каждой секундой глубже. Парадокс какой-то. Ищу плохое, где его нет. Да что со мной не так? Всё, о чём я мечтала с ним, теперь будет ожидать нас впереди. А я нервничаю, дёргаюсь и выдумываю глупости. Накручиваю себя, веду себя, как полоумная. Хватит. Я иду гулять с ним. Мы станем нормальными. Он и я. Мы выправим наши сердца, наши души снова оживут рядом, и мы затеряемся среди обычных влюблённых пар. Нет никаких причин волноваться. Правда же?

 

Девятнадцатый вдох

– Прислали расписание, – делая глоток чая, говорю я, поднимая голову на Николаса, смотрящего хоккей.

– Отлично. И какое оно? – Не отрываясь от происходящего на экране, спрашивает он.

– Каждый день я работаю после пар. В среду съёмки до девяти, в четверг с утра перед занятиями и после них. А вот в выходные я свободна, – отбрасываю телефон на диван и, уютнее устраиваясь на нём, вычерчиваю ногтем на его рубашке узоры.

– Перешли мне расписание, я подстрою его под своё, – нажимая на пульт, выключает телевизор.

– Завтра, – допивая чай, подавляю зевок.

– Тогда спать. И тебе ещё надо прочитать работы, чтобы ты знала, о чём они…

– Завтра, – ставлю пустую чашку на столик, и, закидывая ногу на него, перекатываюсь и сажусь сверху.

– А сейчас… – шепчу я, наклоняясь к нему, запускаю руки в его волосы.

– Спать, – одним движением снимая меня с себя, встаёт и оставляет меня в полном недоумении. Я ведь даже надела самые короткие шорты, уже планировала его раздеть… а он? Что за чёрт с ним творится?! Теперь он даже дотронуться до меня будет бояться? Но ведь мы занимались сексом… пьяным сексом на столе. Что не так?!

– Мишель, – зовёт меня. Поджимая губы, выключаю свет в гостиной и иду в спальню. Он уже разобрал постель и ожидает меня.

– Николас, а как быть с твоей проблемой? – Спрашивая, сбрасываю с себя топик. Может быть, голая грудь его натолкнёт к моим мыслям.

– Ты будешь спать так? – Сглатывает, жадно осматривая моё тело.

– Нет, я буду спать, в чём мать родила. И ты не ответил, – тяну вниз шортики, стараясь быть максимально эротичной.

– Эм… почитаю или придумаю что-нибудь. Не волнуйся, – медленно отвечает он. Выпрямляюсь, и внутри меня клокочет раздражение. Этот чёрт отвернулся. Стоит боком и раскачивается туда-сюда.

– То есть спать ты не будешь? – Складывая руки на груди, недовольно сверлю его взглядом.

– Нет. Завтра днём отдохну, и я не устал, – пожимает плечами.

– Ложись в постель, Николас. И ты будешь спать…

– Нет, Мишель! Я не контролирую себя во сне и могу причинить тебе вред похуже розог. Уж поверь, – хмыкая, он продолжает стоять ко мне боком. Это злит. Это невероятно злит. Он, мало того, что свёл к минимуму все прикосновения. Я имею в виду, интимные прикосновения, любую страсть. Так ещё и не желает спать!

– Я могу не спать, как раз прочту работы и буду следить за твоим состоянием. Если что, то разбужу тебя…

– Нет! Я сказал – нет, – уже рычит, поворачиваясь ко мне.

– Значит, нет? – Прищуриваюсь я.

– Нет.

– Тогда пошёл вон отсюда, – указывая пальцем на дверь, резко наклоняясь, подбираю с пола топик и натягиваю его.

– Что?

– Ты оглох? Пошёл вон отсюда. Я не собираюсь больше терпеть этого. Или ты спишь со мной, именно спишь, и мы решаем эту проблему вместе. Или же ты сваливаешь отсюда, продолжая разбираться сам, не подпуская меня ближе, как и раньше, – зло говорю я, то повышая голос, то понижая его. А теперь же складываю руки на груди и, яростно дыша, смотрю, как сужаются его глаза. Больше принимать таких правил я не буду. Или вместе, или никак. Я сейчас очень зла, до такой степени за его поведение, которое не знаю и не могу никак понять, что от моей кожи пар идёт.

– Хорошо. Я ухожу.

Грёбаное спокойствие, как алая тряпка на быка для меня. Готова визжать от этого. Готова просто орать от резко возросшего адреналина и раздражения внутри. Впиваюсь ногтями в свою кожу, причиняя намеренно себе боль. Николас проходит мимо.

– Если ты сейчас уйдёшь, то подружки у тебя больше нет, – цежу я, стоя спиной и даже не желая поворачиваться. И не знаю, кто это. Кто эта девушка, которую просто трясёт внутри от негодования, от обиды, от спокойствия. Вот оно ключевое слово. Спокойствие.

– Какая же ты крошка, Мишель. Я ухожу, чтобы ты могла окунуть свою голову в ледяную воду. Может быть, тогда твои мозги заработают в нормальном режиме, – насмешка. Это ударяет меня невидимым кнутом по сердцу. Горько. Во рту так горько, а слёзы уже собираются в глазах. Устала…

– Убирайся отсюда, Холд! Убирайся отсюда! – И не хотела же кричать, а ору так, что горло саднит. Поворачиваюсь к нему и, подхватывая с пола шортики, швыряю в него.

– Ты только и делаешь, что говоришь! Ты только говоришь! – Больная, сумасшедшая от этой любви к нему и без ответа снова. Бросаю в него всё, что попадает под руку, вылетая в коридор.

– Мишель…

– Что, Мишель? Будешь снова уверять, как ты любишь меня?! Врёшь! Это всё ложь! Зачем тебе я? Зачем ты это делаешь? – Только замахиваюсь на него, он, перехватывая мои запястья, прижимает к своей груди. Дёргаюсь. Внутри кипит обида. Обида, что не хочет даже попробовать приблизить местоимение «мы». Дёргаюсь ещё раз. Подбородок дрожит, а по щекам льются слёзы. Смотрю в его глаза. Серьёзные. Тёмные.

– Успокойся, крошка. Я не готов подвергать тебя риску. Я уйду, но это не означает, что мои переживания, желания и чувства к тебе отключатся, как только я переступлю порог. Нет. И я понимаю тебя, твоё негодование, истерику. Честно, я не обижаюсь на твои слова, на то, что кричишь, хотя я не люблю этого. Знаю, что ты хочешь мне помочь, но в этом деле мне требуется время. Чтобы понять твою боль, мне пришлось самому вернуться туда и вспомнить, каким был я, и каково это чувствовать. Это моя вина, и переживать я должен её один, не втягивая тебя туда снова. В тот раз я сделал огромную ошибку, что затащил тебя за собой, и поэтому ты увидела того, кто есть внутри меня. Наступил конец. Сейчас я не хочу этого. Мишель, дай мне время. Я готов ходить на свидания, и этот день для меня стал неповторимым, но даже он не спасёт меня от темноты, что уже за окном. – Чёрт возьми, как глубок его голос, как точно он попадает словами по моему сердцу и остужает меня, заставляя почувствовать себя больной дурой. И всё же… есть но…

– Я хочу, чтобы ты меня принял, как равную себе, Николас. Чтобы не на коленях я стояла перед тобой всё время, а рядом, смотрела в твои глаза на одном уровне. Но ты не даёшь сам мне это сделать. Твой страх сильнее, чем желание построить отношения со мной. Я не могу конкурировать с прошлым, оно слишком глубоко вонзило в твоё сердце ногти. Я заведомо проиграла, потому что не так сильна моя любовь, как твоё желание быть виноватым, – поворачиваю руки, и они уже свободно могут двигаться, не удерживаются им. Делая шаг назад, смотрю на Николаса, застывшего в дверях. Не могу сдержать слёз. Не могу, потому что мне снова больно. Он рядом и мне больно. Его нет и мне больно. Сейчас же боль она тупая, оглушает, и я не вижу на его лице ни единой эмоции. Маска.

– Для меня ценнее твоей жизни нет ничего в этом мире. Ты закатила истерику из-за пустяка…

– Пустяка? – Задыхаюсь от этого эпитета. Вытираю рукой лицо, очищая его от слёз.

– Для тебя невозможность спать – пустяк, Николас? Для тебя нежелание спать со мной – пустяк? Ты не даёшь мне возможности доверять тебе, только как цирковой кролик прыгаешь вокруг меня. Ты…

– Ты этого и хотела, Мишель. Ты хотела нормального мужчину, без каких-либо отклонений. И вот он я. Отказался от темы. Отказался от своих друзей. Отказался от страха быть узнанным. Отказался от всего, ради тебя. И я пытаюсь бороться с тем, что осталось у меня. Я пытаюсь, чёрт возьми! Но ты видишь только себя и свои желания. Я готов их исполнять, хоть на голове стоять. Приказывать и требовать от меня ты не имеешь права. Мы никто друг другу. Мы снова стали незнакомцами. Ты не чувствуешь этого? Я не вижу свою крошку в тебе, как ты не видишь Ника во мне. Мы изменились. Ты и я. И теперь я не уверен, что эти люди смогут чувствовать так же, как те, что целовались под дождём. Я потерян. Отдал часть себя… оторвал! И теперь мне необходимо забить это пространство. Но ничего нет! Ты не хочешь даже понять меня. А моя крошка всегда меня понимала. Она всегда принимала меня таким, какой я есть. Ты требуешь остаться с тобой, но я могу убить тебя, Мишель! Убить, чёрт возьми! Я не только не сплю, у меня лунатизм. Встаю и беру нож! Да я могу всё что угодно сделать с тобой! Дура! Я взрослый мужчина и понимаю всю серьёзность своего состояния! А твои капризы смешны! – Ударяет кулаком по косяку, что с потолка сыпется штукатурка.

Хватая воздух ртом, смотрю на него, пока слова укладываются в голове. Но не все они могут сейчас быть опознаны, а только отрывки.

– Последний раз, когда я заснул ночью – вся моя постель была разодрана, искромсана ножом! Я поранил Шторма, который пытался меня остановить! Хочешь знать всё, Мишель? Хочешь помочь мне? Мне никто не поможет, кроме меня самого! Это моя проблема! Блять! Я вижу своего отца, который трахает тебя! Насилует, а ты кричишь! Зовёшь меня! А я связан! Не могу двинуться! Ты всё кричишь! Боль… кровь… её так много… она вокруг тебя! Я всё вижу, вижу до последней капли слёзы на твоём лице! Передо мной. На полу. В крови. Резко всё меняется, и я нахожусь дома, слышу твой крик где-то далеко. Должен найти тебя… спасти. А потом бегу, нахожу нож и ищу, где вы, пока он бьёт тебя. Прыгаю на него. Ударяю ножом снова и снова по телу отца. Пока руки не оказываются полностью в крови. Но не успеваю… ты уже не дышишь… ты мертва, потому что я задел и тебя…

– О, господи, Николас, – шепчу я, закрывая рот рукой. И чувствую, насколько тяжело ему сейчас. Прав. Он прав. Я не хотела слышать его, а он… его лицо бледное с сухими губами, сумасшедшим блеском в глазах… он страдает до сих пор.

– И я держу тебя на руках. Мёртвую и всю в крови. Кричу во сне и с этим же криком просыпаюсь. Мне страшно, Мишель. Это нельзя контролировать, нельзя спрятаться. Мне первый раз за всю свою жизнь страшно находиться рядом с тобой ночью. Я не хочу проснуться и превратить сон в реальность. Поэтому я ухожу. И если для тебя…

– Нет… нет… прости меня. Я очень хочу, чтобы ты остался, – быстро говорю я и подхожу к нему. Обнимая его за шею, утыкаюсь носом в воротник рубашки.

– Прости. Да, я больная дура. Прости. Я всего лишь хочу помочь тебе, Ник. И это ужасно. Но послушай, – смахивая слёзы со щеки, беру его лицо в ладони.

– Давай найдём выход. Может быть, твой психолог может прописать тебе лекарства…

– Нет. Это наркотики. Я их отказываюсь принимать. Уже прошёл обследование и обещают, что это пройдёт, – снимая мои руки с себя, отступает от меня. Отпускает, когда не должен. Вот именно сейчас мы обязаны быть вместе. Он и я. Это моя вина тоже, что страдает.

– Видишь, кем я стал. Жалкий, правда? Ты, верно, сказала, Ника больше нет. А Николас не знает, кто он теперь. Я убийца, Мишель, – усмехается, разбрасывая руки, словно демонстрируя мне себя.

– Ты не убийца, ты только защищал себя тогда, – шепчу я.

– Нет. Я убийца. Такие мысли появляются не просто так. Это болезнь, которая во мне. Я заражён и опасен для тебя ночью, – даже не слышит меня.

– И что мы будем делать, Николас? Как ты представляешь нашу жизнь дальше, когда ты отказываешься искать решение этой проблемы? Какая роль отведена мне? – Спрашиваю я, не смея больше подойти. Больно. Снова даёт о себе знать эта боль, прокалывающая сердце. Он не хочет бороться за меня. Так и не захотел.

– Не знаю, – горько смеясь, опирается кулаком о косяк. – Не знаю. Это тоже для меня впервые строить планы. А планов-то не оказалось. Я поставил цель вернуть тебя, всё сказать тебе, а дальше ничего не предусмотрел. Возможно, я бы отказался от этой затеи. Но всё так быстро происходит и вот ты здесь. Я не знаю, Мишель. Но спать с тобой в одной постели я не собираюсь.

– Я поняла тебя, для меня в твоей жизни роли нет. Ты не любил меня, Николас, и не любишь. Ты так и не понял, что это такое. Ради любимого человека ты пойдёшь на всё в буквальном смысле. А ты даже попробовать не хочешь, снова устанавливаешь рамки и подгоняешь меня под них, пугаешь меня. Не отрицаю, что твои сны ужасны… жестоки… от них сойти с ума можно, как и от лунатизма. Нужно искать выход из этого. Пройти лечение, если нужно. И я могу быть рядом всё это время. Но мне кажется, тебе нравится это. Зачем ты собираешь боль и лелеешь её внутри себя? Она тебе намного дороже, чем я или же ты сам. Она для тебя мать, любовница, твоя женщина, которой ты поклоняешься. Ты не отпускаешь её, теперь более изощрённую, настоящую. Я люблю тебя, Николас, но конкурировать с иллюзией не буду. За меня должны бороться, хотя бы бороться с собой. А ты только сказал слова, но они мне не нужны. Вместо того чтобы, пытаться быть парой, ты возвращаешься туда, где ты один. Но и один ты не справишься, отвергая помощь тех, кто хочет помочь. Уходи, я больше не хочу видеть тебя и говорить. Ты тоже оторвал от меня кусок. И я мечтала, что восстановлю его тобой. Но видимо, ты прав. Мы оба изменились, и эти два человека больше не могут быть вместе. Да и те не могли. Мы…

– И это всё? Ты сама спрашивала, неужели, та боль была пустой? – Перебивая меня, делает шаг ко мне.

– Из всего того, что я сказала, ты услышал только слово «боль», Николас, – вздыхаю я, слабо качая головой. – Я сказала, что люблю тебя, а для тебя важнее боль. Почему за меня ты так не борешься, как за неё? Чем она лучше меня? Что она тебе подарила, кроме чувства вины? Разве я отдала тебе мало себя? Разве я недостойна, чтобы ты дрался с этими демонами за возможность быть со мной?

– Нет, ты…

– Не надо, я всё понимаю. Теперь понимаю, что ничего не изменилось. Нам нужно время, чтобы осознать наши желания. Ты сам же признался, что не знаешь, как жить дальше. И я тоже. Не знаю, как вести себя с тобой, как принимать тебя, как влюбиться в тебя снова. Нам нужен период времени, чтобы осмыслить наши настоящие желания, а не те, что были когда-то в нас. Уходи, Николас, – не смотря на него, обхожу и распахиваю входную дверь. Если увижу его глаза, то снова потеряю себя. А сейчас я сказала правду. Наконец-то, сказала её, и мне стало легче.

– Мишель, это глупо. Всё началось с того, что я не хочу спать с тобой, но быть хочу, – подходит ближе, отодвигаюсь. Нет. Не позволю себе дышать им. Сдамся.

– Этого мало, Николас. Слов для меня недостаточно. Уходи, прошу тебя. Это не означает конец, это означает лишь время для осмысления всего, что было сказано и прошлого. Всё началось с того момента, как мы встретились. Пожалуйста, уйди, не делай мне ещё больнее своими словами. Они ранят меня, Николас. Как и твоё отношение ко мне. Твоё нежелание бороться за меня. Это оскорбительно. Уходи! – От желания расплакаться и гордости, что так не вовремя проснулась, толкаю его в плечо со всей силы. Выгоняю. Но иного выхода у меня нет. Выгоняю его, быстро захлопывая дверь, и поворачивая ключ.

– Мишель! Ты не можешь так поступить! – Его крик и удар по дереву, который отдаётся в моём теле, приносят новую волну безысходности. Жмурюсь, кусаю губы, только бы не выдать, как мне действительно больно и страшно его отпускать.

– Уходи и прими решение, Николас. А до тех пор не появляйся. Я хочу получить ответ: что для тебя важнее, я или то состояние, которое тебе нравится? – Знаю, что не слышит. Практически шепчу.

– Мишель… чёрт, Мишель, – тонет его голос в моей голове.

Убегая в спальню, плотно закрываю двери. Сжимая уши руками, подхожу к постели. Падаю на неё, тело сотрясает от рыданий в подушку. Кричу и плачу, что выхода у меня нет. Страшно. Мне страшно не за себя, а за него. Он должен мне доверять, а это оказались только слова. Он должен выбрать меня не на словах, а внутри. Он ничего мне не должен… и это больно.

 

Двадцатый вдох

Иногда устаёшь от всего. От вины. От драмы. От проблем. От душевных терзаний. От дыхания. От любви. Тебе хочется просто забыть обо всём и немного послушать тишину, что внутри тебя. Отгородиться от мыслей, но это невозможно. Как и невозможно больше не страдать. Не переживать. Не думать. Не любить. Всё таит опасность, и мы идём к ней, чтобы разобраться в себе. Увидеть себя в ином обличии. Оно не всегда будет нам нравиться, но выбора нет. Это должно было случиться. Ты должна была подойти к грани, должна была высказать всё, чтобы достучаться до того человека, в котором опасности намного больше, чем в мире. Это странно, что один мужчина может в себе нести такую вереницу боли и вины. Жить в ней и тонуть. От этого тоже устаёшь. Ты не в силах больше объяснять ему, насколько ты готова быть с ним в любой ситуации. Встречаешь стену и нежелание впускать тебя туда, где особенно холодно и остро. Но разве любовь не предполагает помощи в этом? Не излечивает раны и не латает сердце? Нет. Ничего она не делает. Это лишь слово. Оно не имеет никакой силы. Сила внутри. Порой она, увы, предназначается не тебе. И с этим тоже надо смириться.

Ни одного звонка. Ни одного сообщения. Ничего от него. Ушёл. Просила сама об этом. Раскаиваюсь? И да. И нет. Я тоже цеплялась за ту боль, что он причинил мне, чтобы иметь возможность ответить ему. Глупо. До конца понять прощение можно только со временем. И моё пришло. Это так же незаметно, как и мои шаги в пучину его мира. Просто оставило меня и забрало с собой часть любви. Я больше не чувствую этого к нему. Не чувствую ничего, кроме, пустоты внутри. Люблю ли я его? Не могу ответить на этот вопрос. Этого нового Николаса. Моя любовь ушла вместе с болью в ту ночь. Дышать всё так же сложно, но анализ чувств помог понять, отчего так свободно смогла сказать ему эти слова. Николас действительно превратился в незнакомца, к которому я питаю лишь отголосок любви. Но он слишком слаб, чтобы задержаться во мне подольше.

– Привет. Где Сара? – Нахожу Амалию среди стеллажей после окончания пар и, останавливаясь, смотрю на девушку, гипнотизирующую пространство впереди себя.

– Привет. Понятия не имею. С субботы я её не видела. Телефон отключён, дома её нет. А ты где была? – Поворачивается ко мне.

– С ним. А теперь без него. Не хочу говорить об этом. Ладно, съезжу к ней, а потом на работу. Марк сказал, что мы в среду идём на ужин, – отталкиваясь от стеллажей, поправляю пиджак и сумку.

– Ага. Семейный ужин без посторонних, – теряя ко мне всякий интерес, продолжает смотреть впереди себя.

– С тобой всё хорошо? – Спрашиваю я.

– Ага. Нормально, – кивает.

Как хорошая подруга должна расспросить, но разворачиваюсь и выхожу из библиотеки. Сейчас в моей голове совсем иные мысли. Сумбур.

Сара не появилась сегодня на занятиях, телефон, правда, отключён. И это пугает. Такого за ней я не наблюдала. Воспоминания о её новом парне сеют страх за подругу. Вдруг попала куда-то? Влипла в историю и может быть… нет, в таком ключе даже думать не буду.

Паркуюсь рядом с её домом и бреду к её квартире. Нажимаю на звонок, но никто не открывает. Снова жму и никакого ответа.

– Сара, детка, это я, – произношу, прислушиваясь, но ни черта не расслышать. Неожиданно ключ поворачивается и дверь распахивается, что я чуть ли не падаю в квартиру.

– Миша… ты пришла… – всхлипы подруги. Поднимаю голову, и по телу проносится ледяная волна.

– Кто это сделал? – С ужасом осматриваю её скулу, покрытую огромным синяком.

Бросаю сумку и, захлопывая дверь, подхожу к Саре. Вижу, насколько страх блестит в глубине её глаз, с полопавшимися капиллярами. Да я сама не могу ничего произнести, только смотрю на неё, а она на меня. Губы дрожат, как и руки. Да её трясёт. Молча, обнимаю подругу и слышу горькие рыдания. Цепляется за меня, как утопающая, и мне так больно за неё. Стыдно за эгоизм, ведь видела только себя и свои проблемы. А сейчас… пришло время стать настоящей подругой, в которой нуждается близкий мне человек.

Обхватываю её за талию и помогаю дойти до спальни. Она всё плачет, теперь закрывая лицо руками. Вылетаю из комнаты и быстро наливаю в бокал воды. Возвращаюсь и опускаюсь перед ней на колени.

– Детка, выпей, – вкладываю в её руки бокал и заставляю пить. По глотку, вытираю её слезы, и меня передёргивает от ужасного синяка на её лице. Даю ей время успокоиться, немного хотя бы, чтобы спрашивать дальше. Убью того, кто это сделал. Пряча от меня взгляд, ставит на тумбочку бокал.

– Сара, кто это? – Тихо интересуюсь. Осторожно. Поджимает губы, кусает их.

– Я… не могу…

– Не бойся, всё хорошо. Расскажи, кто это был? Твой парень, про которого ты в клубе говорила? Это часто бывает? – Беру её за руки, несильно сжимая пальцами.

– Я…я не знаю… не знаю… как так вышло. Я убежала… была в мотеле, выбросила телефон… боялась… не его… может быть, его… это так больно, – разрывает свою речь всхлипами.

– Ещё бы, – хмыкаю я, – тебе не было бы больно. Такой синяк…

– Нет, Миша, внутри больно. Намного больнее, чем тут. Столько времени… это был первый раз, – смотрит на меня своими красными глазами, заплаканными и опухшими.

– Понимаю, детка. Кто это был? Почему…

– Мы ругались… так, я в жизни ни с кем не ругалась. У нас такого не было. Никогда. Кричала на него, а он на меня. Тебя защищала… а он… он толкнул меня и запер. Я сильно запаниковала, била… – выворачивает руки из моих, показывая синяки на запястьях, – а потом просто сидела и плакала. Такая злость во мне была… я готова была убить его…

– Тише, всё хорошо, – шепчу я, придвигаясь ближе к ней.

– Он вернулся. Я не знаю, как это со мной случилось. Но я кричала… кричала и била его, швырялась всем, даже за нож схватилась… я…я обезумела… он ударил по руке. И последнее, что я запомнила, как пожелала смерти… ударил.

С ужасом смотрю на подругу, поглаживая её, хотя это больше для меня, потому что саму трясёт. Сильно. Безвозвратно.

– Кто это был, Сара? Мы пойдём сейчас же в полицию и снимем побои…

– Нет! – Взвизгивая, она подскакивает с постели.

– Как нет? Ты посмотри, что он сделал с тобой! – Встаю, не понимая, как такое можно простить. Одно дело – забавы и сессии, а другое – по лицу. Это низко. Подло. Не по-мужски.

– Нет… Миша, нет, я ничего не буду писать. Не буду, – мотая головой, поворачивается ко мне.

– Почему?! Кто это был? Кто этот ублюдок? – Цежу я.

– Я не могу сказать…

– Говори! – Уже кричу, сжимая кулаки.

– Ты возненавидишь меня…

– Говори!

– Нет…

– Говори, мать твою!

– Райли! – Выкрикивает она. Замираю с открытым ртом.

– Что?

– Это Райли. Райли Вуд. Мы с ним встречаемся уже больше трёх лет. И тогда… в ту ночь, когда тебя заперли, меня не было там. Я была с ним, и наркотики я не продавала, я была с ним… всегда была с ним, – навзрыд плачет, падая на колени.

Так и стою, шокированная, этим заявлением. В голове пока слова не укладываются, бегаю глазами по подруге, разрывающей тишину своим громким плачем. Не могу поверить.

– Прости, что не сказала раньше. Мы встретились, когда мне было шестнадцать. И начали встречаться, сначала только секс, а потом… потом всё стало серьёзнее. Я не могла сказать тебе, когда ты постоянно твердила, что мужчины – зло. С ними нельзя строить ничего. Я боялась потерять тебя из-за этих отношений, – подползает ко мне, а я смотрю на мучения подруги. Закрываю на секунду глаза, собираясь с силами хоть что-то произнести.

– Ты должна была мне сказать. Сара, – опускаюсь к ней на колени, – это твоя жизнь… хотя, возможно, не отрицаю, что в то время я могла бы не принять это. Но сейчас я не собираюсь осуждать тебя за твои отношения. Почему? Почему он позволил себе это?

– Из-за Николаса, – тихо отвечает она, отводя взгляд. – В тот день он его вызвал в офис, а я осталась у него. После клуба отправилась к нему, как обычно, и осталась. Ждала его, а он приехал больным. Бешеным. Незнакомым мне. Таким я его не видела, что-то говорил о пистолете, о Николасе, о тебе. И достал то видео…

– Так, ты знала, кто такой Николас с самого начала? – Медленно спрашиваю я. Кивает.

– Знала всё про его состояние? – Кивает.

– Знала и про видео… и…

– Да, я всё знала, Миша. Буквально всё. Мы пытались помочь вам, когда вы встретились. Когда он появился на этом приёме, я всё поняла. Он пришёл туда к тебе. Он делился с Райли, но отрицал свою заинтересованность. Потом дом Люка, я видела вас, и это было так красиво. Вы смотрелись до боли красиво вместе. Мы подумали, что это будет неплохо, если вы оба будете заняты собой. А мы сможем, наконец-то, без груза вины быть вместе. Это был подарок судьбы, и мы всячески влезали к вам, чтобы подтолкнуть, помочь… То свидание, мы с Николасом встретились в супермаркете. Я знала, что он приедет. Райли ему посоветовал узнать у меня всё о тебе, как у твоей подруги. И посмотреть на меня, вдруг я подойду Райли в качестве сабмиссива. Он не знал, что я его сабмиссив и его девушка уже три года. Мы просто хотели любить друг друга без проблем. Мы хотели быть свободными ото лжи… всего лишь любить. Я не ожидала, что в ресторан придёшь и ты, и Люк. Это Роберт подсказал, он знал, что Николас встретится там со мной. И тебе необходима была встряска. Не могла я больше смотреть, как ты живёшь. Подумала, что Николас тот самый… я так надеялась. Я до сих пор себя ненавижу за те слова, что сказала. Но тогда и я была зла, прости, что ничего не вышло. Я так устала от этой лжи, мне хотелось поделиться, а я облила тебя новой порцией обмана. Мне думалось, что если меня не будет, то ты сможешь решить в пользу Николаса. И ты же решила… Райли он тоже хотел счастья для своего друга. Да он ему, как брат. Он любит его больше, чем меня. Ведь тогда бы мы не кричали друг на друга…

– О, господи, – провожу ладонью по волосам и сажусь на пол.

– Я не хотела, чтобы ты видела ту запись. Боялась, что это убьёт тебя, полностью. И физически ты не справишься, поэтому я ругалась с ним. Я не давала ему пойти к тебе, а он запер меня. В моей голове тогда была тысяча мыслей о тебе, мне было так страшно, что с тобой будет… Он отдал и вернулся. Сказал мне об этом. Говорил про тебя гадости, и я не выдержала. Весь мой страх, стресс, пережитый за всё это время, вылился в истерику. Я пожелала Николасу смерти, я проклинала его и ударяла по больным местам Райли, за что он и ответил мне вот так. И о тебе в тот момент я забыла. Забыла обо всём, было только желание зализывать раны и плакать, скрыться и разрываться, ведь я люблю его. Я так люблю его, больше чем себя, понимаешь? Люблю до ломки, и даже это… это просто ужасно. Теперь я боюсь, не знаю, как жить… жить ли? Прости меня, прошу, прости меня за всё, – дотрагивается до моего плеча, обнимает меня, плачет. А я двинуться не могу. Не виню её отчего-то, у меня просто ступор от свалившейся информации. Прокручиваю в голове прошлое, и теперь знаю, что нас толкали друг к другу, слишком резко, не давая опомниться. Возможно, это было лишним. Но это уже сделано, и не вернуть ошибки мои, его, их.

– Ничего, – отмираю я, поворачиваясь к Саре.

– Правда? Ты так говоришь, потому что уйдёшь…

– Нет, – слабо улыбаюсь я, а глаза наполняются слезами и не от боли, что должна быть внутри, а от любви к подруге.

– Нет, я не уйду. Но прошу больше не надо так делать. Если бы я знала, что ты встречаешься с Райли, то не было бы у меня боязни двигаться. Мне необходимы были разговоры с человеком, который тоже проходил через это. Ведь Райли из числа того мира, который мне был чужд. А ты… ты знала всё, и, если бы… да что уж теперь думать. Это в прошлом. Надо сейчас разобраться с твоими проблемами, – вздохнув, беру себя в руки, стирая слёзы, и поднимаюсь на ноги.

– Собери вещи на первое время, ты будешь жить у меня. В университете я скажу, что ты заболела. А справку купим, – продолжая, смотрю на опешившую подругу.

– Миша… я виновата, так виновата… я…

– Не надо, Сара. Я всё принимаю, и просить прощения тебе не за что. Совершенно не за что. Если бы я была в твоей шкуре, то, наверное, поступила бы ещё хлеще. Я никто, чтобы судить тебя. Ты лишь боролась за свою любовь. Ты хотела любить, но вот то, что он сделал… не знаю… это очень низко. Собирайся, мне надо предупредить на работе, что я немного задержусь, чтобы отвезти тебя к себе. Потому давай, поднимайся и займись делом. Даю пять минут, – натягиваю улыбку, подбадривая подругу.

Только закрываю дверь в её спальню, настоящее состояние внутри прорывается. Уголки губ опускаются, а сердце начинает биться чаще. Неприятно немного, но с этим я справлюсь. Тоже обманывала. Тоже скрывала. И сейчас это делаю. Но не знаю, как бы я себя повела на месте Сары, если бы Николас ударил меня так сильно по лицу. Отчего же розги и синяк на скуле для меня настолько различны по степени тяжести? Наверное, потому что обстоятельства разные, как и причины, как и порог понимания.

– Дэйв, это Мишель, – говорю я в трубку, стоя в гостиной, набрав номер моего работодателя.

– Да, привет.

– Прости меня, пожалуйста, но из-за того, что я пропустила материал в период траура и похорон отца, меня заставляют пересдавать предметы. И боюсь, что я не успею сегодня… только сейчас узнала. Прости, – кривлюсь из-за своей лжи, на то, что использую так низко смерть отца. Но сейчас выхода нет. Я не могу потерять работу, но и оставить всё так с Сарой тоже.

– Ничего, Мишель. Прими мои соболезнования и разбирайся с учёбой. Завтра ты сможешь? – Облегчённо вздыхаю на бодрый и добродушный тон Дэйва.

– Да-да, завтра всё так, как в расписании. Только сегодня. Прости, что со мной столько проблем.

– В этой жизни всё бывает. Спасибо, что предупредила. До завтра.

– Спасибо тебе. До встречи, – отключая звонок, прячу телефон в задний карман джинсов.

Сейчас у меня нет времени на обдумывание своих эмоций, на попытку пожалеть себя снова. Хватит. Сара и Райли были вместе, хотя в это трудно поверить, но правду не изменить. Они вмешивались в наши отношения и с этим я тоже смирюсь. А сейчас мою подругу избили, морально подавили из-за меня. Да, я чувствую эту вину, но так просто не оставлю это.

 

Двадцать первый вдох

– Ты готова? – Вновь надеваю на себя спокойный и располагающий к себе вид, дабы Сара не смогла догадаться, что я прячу внутри себя за фарсом. Злость. Ненависть. Ярость. Они пытаются прорваться, но учусь это контролировать. Учусь не давать им силы, пока не придёт время.

– Да… Миша, может быть…

– Сара, заткнись. Твоё «может быть» написано у тебя на лице. Ты едешь ко мне. Я уверена, что он прискачет сюда и начнёт просить у тебя прощения. Но пока… – вздыхаю, подбирая слова, – давай, просто возьмём тайм-аут. Идёт?

– Хорошо, – тихо отвечает она. И не вижу в ней больше той стервы, которой она была всю жизнь. Да, наглая и вечно весёлая, развлекающая вокруг себя всех, и заряжающая улыбкой. Сейчас же… потухла, плечи поникли и словно уменьшилась она в размерах. Боль, вот она причина. Боль не физическая, а внутренняя. Она забирает у тебя всё, даже стук сердца, возможность дышать и хотеть это делать.

– Здесь есть другой выход? – Останавливаясь внизу, поворачиваюсь подруге.

– Да, конечно, – кивает она.

– Где он?

– На парковке внизу…

– Зайди в лифт и спускайся туда, я приеду. Поняла?

– Зачем?

– Николас любил за мной следить, думаю, этим грешит и Райли. Если ты хочешь…

– Я поняла. Нет, пока я не готова его видеть, – перебивает меня Сара, разворачиваясь, идёт обратно к лифту.

Уже хорошо. Быстрым шагом дохожу до машины и запрыгиваю в неё, выезжая с парковки и объезжая здание, чтобы взять карточку для оплаты и съехать на нижний этаж. Нахожу подругу, стоящую возле лифта, и останавливаюсь. Она быстро запрыгивает ко мне в машину. Даю по газам. Надо успеть всё сделать за десять минут, тогда платить не придётся. И это получается. Мы свободно выезжаем на дорогу, и я постоянно поглядываю в зеркало заднего вида. Ничего необычного. Надеюсь, что мне удалось оторваться от возможной слежки, и никто не узнает, что Сара живёт у меня. Теперь я понимаю для чего нам время. Оно успокаивает нервы, оно помогает прокрутить болезненные сцены внутри и принять их по-разному. Оно необходимо для любви. Только благодаря времени любовь проверяется на прочность.

– Никому не открывай, поняла? Чувствуй себя, как дома. Поспи, посмотри телек, прими ванну. Что хочешь делай, но никому не открывай. Я на работу, потом заеду и куплю что-то нам на ужин, – напоследок наставляя, закрываю дверь в свою квартиру.

И ведь я тоже обманываю, собираюсь влезть в их отношения, на что не имею права. Но иногда друзья должны это делать. Я и делаю. Теперь могу позволить себе злиться, вспоминая синяк Сары, её глаза и страх в них. И ведь этот страх не от силы мужчины, а от невозможности вернуть время. Страх потерять мужчину, которого она любит. Это ужасает больше всего. Почему мы, женщины, прощаем всё? Мы прощаем боль, предательство, обман? Почему же? Неужели, любовь туманит настолько разум, унижая нас так глубоко, обращая в полное посмешище? Вот это стыдно. Что ты понимаешь всё, буквально всё, но продолжаешь думать о том, кто делает это с тобой. Если я себе не могу помочь в отношениях с Николасом, то могу это сделать для других.

– Добрый день, мне нужен Райли Вуд, – чётко произношу я, останавливаясь у регистрационной стойки. Девушка поднимает голову и кивает, без слов берёт телефон, набирая номер, видимо, для проверки разрешения на моё присутствие.

– Мишель Пейн, – опережаю её вопрос, потому что через несколько секунд она называет моё имя и кладёт трубку.

– Ваши документы для пропуска.

– Вот, – кладу права, а сама постукиваю пальцами по стойке.

Состояние какое-то странное. Словно я сижу на пороховой бочке, и она вот-вот взорвётся. Взорвётся необратимо, ведь фитиль уже подожжён.

Мне передают карточку, и я, быстрым шагом направляясь к пропускному пункту, прикладываю её к кружку. Вижу перед глазами только лицо подруги, её слёзы, и чувствую всё так, словно это меня ударили. Словно я сейчас плачу, и продолжаю любить. Под конец поездки в лифте меня уже нещадно трясёт, как будто внутри меня ледяная буря встречается с огненной. Слова Сары крутятся в голове. Три года. Три года чёртовых отношений и это оборвалось из-за меня.

– Мне нужен Райли, – голос понижен и другой бы человек различил в нём лютую злобу, которая бушует во мне. А блондинке всё равно, она указывает на противоположный кабинет от того, где была я.

– Николас… – имя само срывается с губ. Смотрю на закрытую дверь, забываю обо всём, и внутри всё переворачивается.

– Мистера Холда сейчас нет. Мистер Вуд вас уже ожидает, мисс Пейн, – обращается ко мне девушка.

Это хорошо, что его нет. Потому что не смогу сейчас разорваться на свои отношения… могу сорваться… могу снова всё испортить… могу поддаться ему, ведь сейчас я слаба. Внутри слаба.

Останавливаюсь на секунду перед дверью, позволяя огню добраться до моего разума, пропустить искру. Раскрываю глаза и берусь за ручку двери, резко открывая её и захлопывая.

– Мишель…

Поднимая голову, смотрю на мужчину, которого не узнаю. Помятый. Так можно сказать и о его лице, и об одежде. Словно прибитый смотрит на меня с печалью, а мне так больно за мою подругу. За себя. И, наверное, я бы увидела больше, чем сейчас, если бы не дала в одну секунду волю своим чувствам.

Три шага, и рука, замахиваясь в воздухе, сжимается в кулак. Глухой удар по его скуле и костяшки пальцев отдаются горячительной болью.

– Блять! – Шипя, трясу рукой. Безумно больно. Так я ещё не била.

Райли не ожидал от меня такого приветствия, но адреналин не остановить. Он уже взбурлил и не даёт остановиться.

– Ещё один шаг к ней, урод, и я убью тебя, – угрожаю, выливая всю ярость и боль подруги в обескураженное лицо Райли. Держится за скуку, до сих пор не отойдя от шока.

– Нравится тебе, когда бьют, не так ли? Так вот, в следующий раз найди себе соперника равного себе! А бить женщину может только трус и ублюдок! Три года! Мать твою, три года она отдала тебе! Неужели, женщина стоит ниже, чем твоя любовь к нему? Ты же не гей! Ты должен обожать её… должен был. А ты просрал всё, урод. Как ты смел, так поступить с ней? Как ты смеешь, вообще, влезать в чужую жизнь? Кто ты такой? Кем ты возомнил себя, Райли?! Посмей только тронуть её, поверь, я отдам последний цент за возможность посадить тебя. Шестнадцать лет и преступление, уголовно наказуемое деяние за развращение несовершеннолетней. Вот тогда ты узнаешь, что такое сила, – выплёскивается из меня всё, что накопилось. Мешается и по новой. Не могу остановиться.

– Мишель…

– Нет! Я сказала, нет! – Перебивая его, выставляю палец вперёд. И пусть рука трясётся, но иначе сейчас меня разорвёт. Я должна это сказать, должна хоть я защитить Сару. – У тебя нет ни одного ценного оправдания. Ты использовал её, как грушу. За что? Не можешь контролировать себя? Иди лечись! Это не я калечу судьбы, это ты… ты заставил меня полюбить его! Ты заставил Сару полюбить тебя, и не позволил сказать мне об этом! Это всё твоя вина! Пусть она сожрёт тебя до говна, из которого ты состоишь. Ты не имел права! Надеюсь, ты сможешь с этим жить, Райли. Потому что жить ты будешь, и узнаешь, каково это – умереть внутри из-за того, что ты не смог предотвратить и сделать. Ещё раз подойди к ней. Это не любовь, Райли. Это издевательство над тем, кто тебя действительно возвёл в небожители. А ты этого недостоин, ты не мужчина, а низшее существо на этой планете. Бить женщин по лицу может только слабый человек. Я разочаровалась в тебе, Райли. Разочаровалась, вообще, в любви… такие, как вы, только убивают это чувство, пачкают само слово, а смысла не знаете. Я предупредила тебя, не смей к ней приближаться, – смеряю его взглядом, наполненным отвращением. Но вот к кому это отвращение: к нему, к себе, к своей любви и своим решениям? Не знаю, но ком горечи застревает в горле.

Разворачиваясь, выхожу из кабинета и громко хлопаю дверью, выплеснув последнюю энергию из себя. И меня не волнует, что он не ответил мне, не начал уверять, что это случайность. Не волнует ни его вид, ни его потухшие и наполненные болью глаза. Сожаление. В наших жизнях это слово обрело слишком много власти. Мы сожалеем теперь обо всём. Я не могу позволить себе сделать шаг к Николасу, потому что он сам этого не хочет. Сама в себе разобраться не могу, мечусь то в одну сторону, то в другую. А теперь ещё Сара и Райли.

Вылетаю из здания корпорации, а внутри до сих пор злость. Злость теперь на обоих. На одного, что позволил себе такое бесчинство к той, кто любит его, несмотря ни на что, а на другого, за то, что не позволяет себе, разрешить мне, занять хотя бы немного места в его жизни.

– Мишель! – Слышу оклик, но ещё быстрее иду к своей машине.

– Мишель! – Райли, догоняя меня, хватает за руку и разворачивает к себе.

– Не трожь меня! – Сквозь зубы говорю я, вырывая свой локоть из его хватки.

– Я люблю её… где она? Пожалуйста, мне плохо… я сам не знаю…

– Страдаешь амнезией, Райли? – Прищуриваюсь я. – Я напомню, ты ударил её, не за то, что она пожелала Николасу. Ты ударил её, потому что поставил на пьедестал своё слепое обожание, какой-то давний долг и амбиции. Ты ударил её, потому что она обличила всего тебя в тот момент. Ты ударил её, потому что, правда, тебе была неприятна. Ты, мать твою, ударил её за рамками темы! Вместо того чтобы, бороться за своё счастье, за свои отношения, ты опустил её к своим ногам и использовал, как половую тряпку. Ты считаешь, раз у тебя особые вкусы, ты имеешь право поступать так в быту? Так кто ты после этого? Пойдёшь тоже в клуб, и тебя ударят? А потом отдашь ей видео, чтобы её разорвало от боли. Боли огромной. Её и твоей. Это не любовь, когда ты заставляешь другого человека мучиться и сходить с ума, винить себя и страдать, только потому, что слабый. Слабый и трусливый, чтобы восстать против своего друга, показать ему пример, каким должен быть мужчина с большой буквы. Этот адов круг никогда не прекратится. Ты хочешь быть похожим на Николаса, да, Райли? Ты хочешь быть таким, как он? Ты выбрал не того, в которого нужно верить. Изначально твоя вера была проиграна в этой схватке. Ему никто не нужен, кроме его боли. И ты опустился туда же. И любовь не поможет, ничего не поможет, пока ты сам не решишь вытеснить этот весь гадкий мир из своего сердца! Пока ты не отдашь своё сердце ей, пока ты… действительно, не начнёшь ценить человека рядом, это не любовь. Это единоличное владение.

– Я хотел, только чтобы все были счастливы… я хотел для него того же, что и для себя, – опускает взгляд, а мне тошно от этого. Тошно от своих слов, потому что, правда. В их сердцах нет места для нас. Никогда не будет.

– Ты волнуешься больше о друге, чем о своей девушке. Это неправильно. Ты позволил себе причинить боль ей, хотя был зол на него и на меня. Не так ли? Но разве это стоит этого? Стоит страданий? Нет, я отвечу тебе, нет. Ни черта это не стоит, – горько произношу я. И больше нет возможности стоять здесь и сохранять достоинство. Слёзы уже скапливаются в глазах. Разворачиваясь, качаю головой и подхожу к машине.

– Я люблю…

– Нет! – Выкрикивая, поворачиваюсь к нему. – Нет, ты любишь не то, что следует, Райли! Ты никогда не любил! Никогда! И не смей больше подходить! Не смей причинять боль! Нет, я придушу тебя, если это сделаешь!

И плевать, что люди оборачиваются. Плевать, что обращают внимание на нас. Забираясь в машину, завожу её и резко стартую.

Возможно, я неправа. Но сейчас… в эту секунду мне тоже плохо. Я устала от всего, от этих разборок. Устала от борьбы за то, что никогда не будет моим. Устала до той точки невозврата, в которой нет ничего. Буквально ничего, кроме пустоты и эмоциональной опустошённости внутри. Устала. Настолько, что хочется исчезнуть. Не знать более ничего. Чем дальше, тем больше убивают меня со всех сторон. Не могу… господи, не могу так больше.

Стирая слёзы, паркуюсь у супермаркета, чтобы купить готовую еду. Я не знаю, что теперь мне делать. Не знаю, как дальше быть с Сарой. Что говорить ей, как относиться к этому. Просто не знаю.

Никогда не сталкивалась с полным непониманием собственных чувств. Точнее, полного отсутствия их. Когда ты выплеснешь всё, что в тебе кипело до этого, приходит состояние, в котором ты не слышишь звуков, не видишь людей. Только ты и тишина. Это страшно, настолько страшно, что ты не можешь понять, что с тобой не так. Отчего жизнь подбрасывает именно тебе такие испытания? Где ты провинилась? Ведь ты отдала всё, что было. Ты потеряла всё, что хранила внутри себя. Ты осталась одна. В такие моменты одиночество губительно, оно, играя по своим правилам, подводит тебя к краю. И ты смотришь со скалы вниз, решаясь прыгнуть и закрыть глаза навечно. Потому что нет больше ничего в жизни, чтобы заставило бы тебя задуматься о другом.

Захожу в квартиру, прислушиваясь к тишине. Ставлю пакеты в коридоре и, бросая куртку на тумбу, прохожу в спальню.

Подруга спит в моей постели, накрываю её одеялом и сажусь рядом. Когда наши жизни превратились в такой запутанный комок боли? Неужели, мы не заслужили любви и счастья? Не заслужили улыбаться и не страдать? Почему мы? Почему именно нам достались мужчины, не ценящие ничего, кроме, друг друга?

Теперь я не верю в любовь, больше не верю. Нет её. Не может быть, она такой отвратительной, какой знаем мы. Всему есть предел. И сегодня он достигнут. Больше ничего нет ценного в этой жизни.

 

Двадцать второй вдох

Порой необходима простая вера в хорошее. Будь то солнце за окном, пение птиц, или ароматы весны, что витают в утреннем воздухе. Порой очень необходима вера в то, что есть будущее. И не у отношений, а у тебя. Ошибки, совершённые нами, забываются. Отчего так?

Отставляя чашку с недопитым кофе на столик, собираю рюкзак к новому учебному дню. Спала плохо из-за криков Сары, из-за её сонного плача и сама болела вместе с ней. Не знала, как помочь, кроме мягких поглаживаний, всю ночь. А она шептала его имя… всё время шептала, вызывая слезы, катившиеся по моим щекам. Потому что веры не осталось.

Проверяю записку на столе для подруги о завтраке в холодильнике, подхожу к спальне, и, удостоверившись, что ещё спит, закрываю двери. Распахиваю входную дверь, и, замирая, шокировано смотрю на мужчину, сидящего напротив моей квартиры.

– Что ты здесь делаешь? – Зло спрашиваю я.

– Где она? Она здесь? – Как-то странно тянет Райли, поднимаясь по стенке. Одежда разорвана, грязная, словно он валялся на земле. Губы разбиты, а на скуле синяк от вчерашней встречи со мной. Да и пахнет от него алкоголем.

– Пошёл вон, – шиплю я, уже закрывая дверь.

– Сара! – Его крик оглушает. Со всей силы толкая меня, влетает в квартиру. Боль от удара спиной, но злость сильнее.

– Я сейчас полицию вызову, – предупреждая, вхожу обратно и быстрым шагом иду за качающимся Райли, крутящим головой в моей гостиной.

– Сара! Сара! – Что-то в его крике заставляет меня замереть. Крик самой боли и это ударяет по чему-то важному внутри меня. Не смея двинуться, смотрю с ужасом на обезумевшего мужчину, зовущего подругу и до хрипа, срывающего голос.

– Райли? – Тихий и ещё сонный голос Сары раздаётся за спиной.

– Уйди. А ты пошёл отсюда…

– Сара, – перебивая меня, Райли падает на колени. – Сара… малыш… любимая…

Никогда не видела, чтобы мужчины плакали. Плакали от отчаяния и раскаяния. Никогда не видела, что боль творит с мужчинами вживую. Это страшно. Настолько, что дышать перестаёшь. Никогда не видела, чтобы мужчина был так открыт для той, перед которой стоит на коленях, раскинув руки. Никогда не видела, чтобы мужчина потерял своё достоинство ради любви. Никогда в это не верила и, сейчас скептически цокая, закатываю глаза.

– Он пьян, Сара. Сейчас…

– Он не пьёт, – перебивает меня подруга. Она заинтересованно изучает Райли, а я её, совершенно ничего не понимая. Это шоу, которое он решил устроить тут, не более того. Поджимаю губы.

– Прости… – продолжает Райли, словно меня здесь нет, смотрит на подругу огромными глазами, наполненными чем-то странным. Не могу понять, – нет, не прощай меня. Я не заслужил. Вижу это… господи, вижу, что натворил. Она была права, малыш, права. Забыл. Забыл, кто для меня в жизни важен. Кто каждую секунду был рядом со мной, даже если и вдалеке. Привык к тому, что обязан ему своей жизнью. Но это была не жизнь, пока не появилась ты.

Вытирая глаза, размазывает грязь и слёзы по лицу. Что-то больно ударяет по сердцу, отвожу взгляд от мужчины.

– Она права, – подползает к Саре, а я отшатываюсь от них, словно они прокажённые. Это неправда, всё неправда. Игра. Но молчу, не в силах произнести ни слова.

– Права, слышишь? – Берёт её руку и целует ладонь. – Я говно, отброс общества. Но даже я хочу обрести своего ангела. Ангела-хранителя, который будет обнимать меня, который даст мне любить её свободно. За это время я многое понял, любимая моя. Понял слишком много, и это навалилось на меня. Ты для меня важнее, чем кто-либо в этом мире. Только тебя я могу любить, только с тобой могу быть настоящим. Не тем, который боится упасть в грязь лицом перед другом. Не тем, кто хочет быть лучшим. А вот таким. Отвратительным мужчиной, позволившим себе поднять на тебя руку. Поверь, я раскаиваюсь. Не знаю, как ещё это объяснить. Не могу сейчас найти слов.

– Райли…

– Нет, подожди. Подожди и послушай меня, хорошо? Меня больше не волнует, что о нас могут узнать. Пусть знают, пусть видят нас вместе. Без страха. Без сожалений. Давай, станем свободными, Сара? Вернись ко мне, дай мне шанс показать тебе, как я жажду быть с тобой. Да я обезумел, когда увидел девушку, идущую с парнями. Везде видел тебя, буквально всюду. Как помешанный искал… искал по всему городу. Ходил… бродил и увидел. Именно в тот момент я понял, что ты можешь уйти навсегда. А уйдя, заберёшь с собой всё то счастье и нежность, что я познал с тобой. Потерять тебя для меня самый опасный страх, малыш. Ревность захлестнула меня, и я попытался забрать тебя. Пришлось драться, но трое против меня и…я не пил, правда, не пил. Я упал на пакеты, что они несли, а там были бутылки. Они разбились, как и моё сердце. Только тогда я увидел, что девушка другая. Не ты… так и остался лежать там, пока не подумал, что единственный человек, который был тебе дорог – это твоя подруга. Но я тоже хочу быть для тебя важнее всего на этом свете. Мне необходим мой ангел, без которого я не представляю жизни. Не прощай меня, потому что сам себя не могу простить. Но дай возможность, испытательный срок…

– Милый мой, – Сара опускается к нему на колени.

Больше не слышу ничего, а только задыхаюсь. Задыхаюсь от собственной боли, от зависти, что не моя это история любви. И одновременно понимаю всё, буквально всё. Райли, переступив через свой проступок, без страха пришёл сюда, и покаялся во всём, умоляя открыто и искренне о шансе на новый глоток воздуха. А я одна… одна и его нет. Не пришёл до сих пор, неважна я ему, как Сара для Райли. Вот она любовь, за которую можно простить боль. Вот, за что надо бороться, а у меня ничего нет больше. Это неимоверная мука, наблюдать, как покрывает её лицо поцелуями, что-то шепчет любящий мужчина. Это внутри отзывается разрывом аорты, что не могу больше смотреть.

Разворачиваясь, иду в спальню и закрываю двери. Прислоняюсь к ним и, жмурясь, плачу внутри. Изнывая оттого, что отголоски собственной любви к забытому призраку до сих пор живут в теле. И так хочется такой же ласки и нежности, признаний, что ты самая необходимая часть в жизни твоего единственного. Поверила. Но поверила только в любовь, что живёт в сердцах Сары и Райли. Не более, и от этого ещё тяжелее.

Вытираю быстро лицо, запрещая себе страдать. Я не нужна ему, он не хочет впускать меня в жизнь свою. Не хочет даже попытаться, страшится, но теперь я знаю, что всё возможно. Если помыслы двух людей сравнимы, как и стук сердец, что звучат на одной волне и издают прекрасные мотивы, то получится.

Подбираю с пола сумку Сары и начинаю аккуратно складывать туда вещи. Потому что знаю – уйдёт. Уйдёт за своим любимым, и как бы мне ни было неприятно признавать, что не хочу отпускать. Но должна, должна это сделать и не мешать. Когда-нибудь я порадуюсь за них всем сердцем, обещаю себе, что порадуюсь. Но сейчас же слишком уязвима, дабы делать это. Слишком глубока боль от неразделенной любви. Слова Николаса так и остались словами, лишёнными подтверждения в реальности.

Двери позади меня распахиваются, застёгиваю сумку и поворачиваюсь к Саре. Вижу, что она смущается, пытается найти слова.

– Понимаю, – тихо произношу я, – я собрала твои вещи.

– Миша, – закрывая за собой двери, подходит ко мне. Не могу смотреть в её глаза, на этот синяк, и видеть слёзы Райли.

– Не надо, я, правда, всё понимаю…

– Нет, не понимаешь, дорогая. Я знаю, что он любит меня, а я люблю его. И я прощу его за всё, даже уверена в том, что это больше не повторится. Я верю ему, как и он мне, – пытается поймать мой взгляд, и я позволяю ей это сделать.

– Хорошо. Раз ты счастлива, то я буду счастлива за тебя, – обманываю, пока внутри меня сумятица из боли и зависти.

– Послушай, у тебя всё будет хорошо. И я рядом…

– Иди, Сара, иди, – перебивая её, разворачиваюсь и начинаю собирать постель. Не знаю, зачем я это делаю, только чтобы занять себя и выплеснуть куда-то эмоции, что сейчас бушуют внутри.

– Миша, такие мужчины, как они, могут позволить себе любить только раз. Они впускают в своё сердце одного человека, и если оно закроется, то больше никогда такие мужчины не узнают, какова любовь на самом деле. Здесь требуется терпение, сила и любовь, что им необходима. Их надо учить этому, они зажаты внутри. Они знают много, и в то же время не представляют, как жить с чувствами, которые для нас привычны. Николас любит тебя, поверь, я это знаю. Но он нуждается в помощи, дай ему немного привыкнуть быть другим. На это необходимо время…

– Нет, ты ошибаешься. Райли вот показывает тебе, насколько ты нужна ему, – обрываю её, продолжая своё занятие. – А Николасу я никто. И я не знаю, люблю ли его до сих пор. Не знаю, нужно ли мне всё это.

– Миша, посмотри на меня, – требует она. Замирая, мотаю головой. – Посмотри, три года. Эти три года я учила Райли быть со мной, учила любить меня так, как мне бы хотелось, слушая и его. Ты любишь его, просто боишься, снова испытать боль. Её будет много, дорогая моя, потому что Николас другой. Его история намного мрачнее и глубже, чем у Райли. Он тяжёлый случай, но и он умеет любить. Каждый из нас любит по-разному, и надо уметь подстроиться друг под друга. Дай и ему шанс, позволь ему привыкать так, как он готов первое время, а затем направляй.

Подходит ко мне, вырывая из моих рук одеяло, заставляет посмотреть на неё, а я слёз сдержать не могу. Они сами льются из глаз. Непроизвольно.

– Не дай его сердцу закрыться и не узнать, каким мужчиной он может стать рядом с тобой. Как он умеет бороться за свою любимую. Дай ему и себе эту возможность увидеть, что любовь намного глубже, чем ты себе представляла. А пока ты лишь требуешь. Не требуй, а смотри, что он будет делать. Позволь ему это, позволь и себе эту слабость. В этом нет ничего плохого. Это ваша жизнь. Ваша история. И её надо писать, делать ошибки и продолжать работать. Подумай, но не изводи себя. Он любит, заверяю тебя, что любит. Ведь я знаю больше, как он сам изводится, как не спит в той спальне, где вы были вместе. Как отвергает всё, что было связано с тобой, и в то же время тянется к тебе, потому что иначе не может. А твои мысли сейчас запутанны, дай им время немного остыть, прийти в нормальное состояние. Хорошо? – Смотрит на меня с надеждой.

– Ладно, я постараюсь, но…

– Не уверяй меня, детка. Можешь говорить всё, что ты хочешь другим. Но я знаю, как сильна твоя любовь к нему. И чем больше преград, которые вы преодолеете, тем она будет ещё крепче, – обнимает меня, целуя в щёку.

– И ещё одно, пока сохрани в тайне, что мы с Райли так долго вместе. Они ещё не разобрались друг с другом. Сейчас Райли и Николас злы друг на друга, потому что хотят одно и то же, а не выходит у них. Всегда мы будем винить близких людей, и я не хочу, чтобы это мешало вам и нам, – просит она.

– Конечно, – киваю я. – Иди, Райли ждёт тебя. Надеюсь, когда твой синяк сойдёт, мы сходим куда-нибудь.

– Миша, я не умираю и не переезжаю в другой город. Как только Райли восстановит мне карту, так сразу же напишу тебе сообщение. Я буду любить тебя, независимо от моей привязанности к Райли. Ты для меня всё, и я хочу видеть тебя счастливой. До встречи, – подхватывает сумку и выходит из спальни.

Слышу, как закрывается входная дверь, и наступает тишина, а с ней пустота. Усталость и нежелание куда-то идти. Но лучше быть занятой, чем снова впадать в депрессию и думать о том, кто так и не появился.

Вздохнув, иду обратно в коридор и, подбирая рюкзак, вешаю его на плечо.

Порой всё случается слишком быстро, чтобы ты могла разобраться в случившемся, проанализировать. Ты просто принимаешь это, не задавая вопросов, не требуя объяснений. Так отчего отношения в дружбе и между мужчиной и женщиной настолько отличаются? Если ты позволяешь себе забыть о лжи своей подруги, а вот от мужчины воспринимаешь всё в разы болезненнее. Это лицемерие или же, есть что-то ещё, о чём я не знаю и не понимаю пока?

Присутствуя на занятиях, медленно вспоминаю его слова о лунатизме, о том, что он делает в этот период. И ведь это страшно, действительно страшно. Как он справляется с этим? И причина этого я или же, его отец? Почему именно я и он появляемся в его снах? Почему у него такие проблемы? Неужели, он никогда не сможет быть нормальным мужчиной, забыть об этом и жить дальше? И каждый раз, когда я буду расслабляться и чувствовать себя немного счастливей, снова его прошлое будет давать о себе знать, и приведёт нас в очередной тупик? Столько вопросов и ни одного ответа. А я хочу понимать это, хочу хотя бы чуть-чуть быть ближе к нему. Да, хочу до сих пор. Но пока не знаю, люблю ли его. Как понять? Как понять его сердце, и что вся принадлежу ему? Как?

Звенит звонок, я только вздыхаю, так и не сумев сконцентрироваться на предмете, как и разобраться в себе. Пустая трата времени. Выхожу из аудитории, занятия закончились и надо бы найти Амалию, чтобы узнать, как она. Встречаю девушку в холле, разговаривающую с кем-то по телефону. Точнее, зло шипящую. Подхожу к ней, как только замечает меня, сразу же обрывает звонок.

– Привет, – с улыбкой говорю я.

– Привет. Мне надо идти, – быстро отвечает, пряча телефон в сумку.

– Амалия, – останавливаю её, хватая за локоть. – Что у тебя происходит?

– Да ничего. Джексон задолбал уже, надоел. И, вообще, не твоё дело, – огрызается, вырывая свою руку, и быстро теряется в толпе студентов.

Прищуриваюсь, это ненормально. Что-то явно не то у неё. Достаю телефон и набираю Марка, пока иду в сторону кабинета своего руководителя. Надо узнать, как я сдала и, вообще, сдала ли.

– Привет, Мишель, – радостный голос Марка вызывает улыбку.

– Привет.

– Как ты? Сходим поужинать завтра? Ещё забыл сказать, что родители решили вывести всех своих детей на семейный ужин в ресторан. Это четверг. Поэтому ты предупреждена, – на одном дыхании выкладывает.

– Хорошо, напишешь потом, куда мне подъехать. Насчёт завтра, посмотрим. У меня съёмки до девяти.

– Окей. Чего звонишь? Соскучилась? – Смеётся он.

– Да и нет, причина не в этом. С Амалией всё хорошо? Она странно себя ведёт, или из-за чего-то обижена на меня? – Спрашиваю, поднимаясь по лестнице.

– Хм, не знаю. Вроде нет.

– Пожалуйста, присмотрись к ней. Она с кем-то ругалась, а потом сбежала, сказав, что это не моё дело, – прошу я, останавливаясь у кабинета руководителя.

– Конечно.

– И мне потом скажи.

– Обязательно. Завтра позвоню. Пока.

– До связи, – киваю я невидимому собеседнику и отключаю вызов.

Сначала стучусь, а затем вхожу, спрашивая о своих результатах. Слушаю извинения о том, что они не взяли во внимание смерть моего отца, что не смягчили обстоятельства моей сдачи. И это странно, очень странно, потому что некролог был в газете. Новость о том, что мои долги все погашены, ещё больше изумляет меня. Ведь я уверена, что ни черта не написала. Смотрю на выправившийся табель, и киваю, всё ещё под впечатлением. Слишком мягко говорит она со мной, до этого угрожали отчислением, а сейчас буквально стелется и предлагает варианты ранней сдачи новой сессии, чтобы я занялась своими семейными проблемами. Даже даёт возможность не посещать какие-то занятия, если мне потребуется. Что происходит? Бросаю взгляд на часы, пока мой руководитель распинается передо мной. Извиняюсь и выхожу из кабинета, иначе опоздаю на работу. И ещё надо бы пройтись по магазинам, обновить нижнее бельё, да и просто развеяться. Продать глаза, как говорится. Но это потом, сначала работа.

Успеваю вовремя зайти и начать работу, извинившись снова перед Дэйвом. И сейчас полностью отдаюсь этому. Только щёлкая, ищу позы удобнее, понимаю, что отдыхаю. Действительно, отдыхаю, и не думаю ни о каких проблемах, присутствующих в моей жизни. Окончив съёмку, проверяю всё на готовность и отправляю в центр обработки фотографии. Вот и всё, снова ночь и одиночество. Не хочу. Так устала.

Прощаясь со всеми, выхожу из здания и останавливаюсь. Издаю нервный смешок, полностью потерявшись в этой жизни. Правда, больше ничего не знаю и не понимаю. Так сложно. Поправляю камеру, висящую на плече, и иду к машине, копошась в сумке, ищу ключи. Поднимаю голову и замираю. Сердце пропускает удар и начинает резко скакать.

– Здравствуй, Мишель, – нежный баритон и теряюсь вновь, лишая себя возможности дышать.

 

Двадцать третий вдох

Не в силах ответить, только смотрю на Николаса, облокотившегося о мою машину, с огромным букетом розовых роз. Удивление, даже непонимание и обида мешаются в груди.

– Здравствуй, – отвожу взгляд от его лица и смотрю себе под ноги. Не знаю, как вести себя сейчас. Кричать, но сил нет.

– Мне бы хотелось пригласить тебя на ужин. Сегодня, – от этих слов сердце ухает внутри, а губы начинают дрожать. Резко вскидывая голову, рассматриваю его.

Как же он красив в ночи. Как блестят от ожидания его глаза. Веет от него ароматом защищённости и необходимой ласки для меня. В голове появляются слова Сары, но всё же, противлюсь этому. Не знаю отчего… не знаю…

– Прости, я очень устала, – отвечаю, переводя взгляд на розы в его руках. И этот жест что-то трогает внутри. Обычные цветы, но они принадлежат ему. Они согреты его руками и имеют неповторимость.

– Это обычный ужин. Ты не ела ещё, как и я. Так почему бы нам это не сделать вместе? – Зазывающие нотки и ломаюсь. Разламываюсь на части, глубоко вздыхая.

– Хорошо, только ужин. Недолго…

– Конечно, – мягко перебивая меня, отталкивается от моей машины, и ветер доносит до меня аромат роз, перемешанный с его одеколоном. Боже, как же вкусно. Как же хочется утонуть в этом и никогда не возвращаться обратно.

– Это тебе. Я сам выбирал, не пользуясь никакими услугами, – и столько гордости в его словах, что невольно улыбаюсь.

– Подвиг для тебя, Николас, – издаю смешок. Смотрит на меня, а я не знаю, куда спрятаться. Так хочется просто подойти и обнять. Без вопросов, без продолжения. Но не могу позволить себе.

– Поедем на моей, а потом я подвезу тебя до дома. Майкл отгонит твою машину, – предлагает он.

– Хорошо, – соглашаюсь. Возможно, Сара права, надо посмотреть, понаблюдать, что он будет делать дальше. Ведь он пришёл, хоть и долго шёл ко мне, но вернулся, как обещал.

– Я передам цветы Майклу, он может доставить их к тебе домой…

– Нет. Не надо, – перебиваю я. Руки сами тянутся к розам, и Николас передаёт мне их. Они даже пахнут иначе. Правда, иначе. Эти цветы для меня особые, дающие надежду, окутывающие чем-то новым.

– Дело в цвете? – Вопрос Николаса удивляет меня. Поднимая голову от роз, непонимающе смотрю на него. А он на меня, при этом думает о чём-то. Складка появляется на лбу и глаза такие сосредоточенные.

– Не поняла, – нервно улыбаясь, удобнее укладываю цветы в руках.

– Красные розы тебе не понравились, а эти, – указывает рукой на мой букет. – Насколько я вижу, ты от них без ума.

– Дело не в цвете, Николас. Дело в обстоятельствах, – улыбаюсь ему. Кивает, но уверена, что не может пока осознать мои слова. Принять их и разобраться с ними.

Его ладонь ложится на мою поясницу. Дыхание сбивается, а кожа моментально покрывается мурашками. Сердце буквально разрывается под мощностью ударов.

– Ключи от машины, Мишель, – протягиваю руку к его раскрытой ладони, и опускаю то, что он попросил.

Доли секунды и чувствую, как щетина его дотрагивается до моей щеки. Закрываю глаза, а ноги дрожат. Каждый раз как первый. Это странно, вся моя жизнь стала такой странной и чувствую всё иначе. Трепет. Возбуждение. Нервы на пределе. Страх, но иного рода, что сдамся раньше времени от нехватки в организме ласки.

– Садись в машину, я сейчас подойду, – шепчет он на ухо и подталкивает меня к «Астон Мартину», припаркованному недалеко от входа.

На ватных ногах иду к машине и распахиваю себе дверь. Буквально падая на пассажирское сиденье, тут же закрываю дверь. В нос ударяет аромат кожи и его одеколона. Боже, когда я стала токсикоманкой? Втягиваю в себя потоки прохладного воздуха, внутри превращающегося в горячительные волны, растекающиеся по телу. Как же мне хочется укутаться в этот аромат, согреться им и забыться. Это необходимо, уже критически необходимо для меня. Я не знаю, что происходит внутри моего сердца. Оно сумасшедшее, как и я. И ведь только утром была уверена, что ничего… а оказывается, что-то есть. Но я не помню такого, новое и опасное. Настолько же притягательное и интересное.

Осторожно кладу цветы на заднее сиденье, туда же и фотокамеру. Как раз в момент, когда пристёгиваюсь, в машину садится Николас. Без слов заводит мотор и выезжает с парковки. Смотрю в окно, а краем глаза всё же, наблюдаю за ним. Спокойный, слишком спокойный и это поселяет в груди страх. Его спокойствие мне знакомо, это означает затишье, но я не готова к очередной буре. Я истощена морально из-за Райли и Сары, из-за этой встречи, и не могу сконцентрироваться на чём-то одном. Все проблемы, какие-то фразы, отрывки из воспоминаний появляются в голове. Это пугает, путает и я вновь потеряна. Такой и выхожу из машины, когда Николас останавливается у небольшого ресторанчика. В молчании мы входим, и нас проводят в отдельную кабинку. Мы рассаживаемся друг напротив друга. Дрожащими руками беру меню и ничего не вижу. Я до икоты нервничаю, мне очень холодно и боюсь его тяжёлого взгляда, который пристально следит за каждым моим вздохом.

– Мне неловко, – признаюсь я.

– Ещё бы, – усмехается. Удивляюсь такому поведению, словно наблюдает за моим провалом, заставляя меня нервничать ещё больше.

– Как прошёл день? – Интересуется Николас.

– Нормально… как обычно, – тихо отвечаю, откладывая меню. – Учёба, затем работа. Как твой?

– Насыщен информацией, – постукивает пальцами по столу. Поднимаю на него голову, ещё больше являя непонимание от его слов.

– Какой? – Спрашивая, тереблю пальцами скатерть под столом. Склоняет немного голову вбок, и одновременно приподнимает уголок губ в усмешке.

– Я с удовольствием поделюсь с тобой, Мишель. Тем более это касается непосредственно тебя, – спокойствие и темнота его глаз ещё больше пугает. Сглатываю от этого и нервно облизываю губы.

– Вчера я был свидетелем очень интересной сцены. Наполненной такими эмоциями, что даже прохожие заинтересованно останавливались, впрочем, как и я, – судорожно пытаюсь хоть что-то вспомнить, но только паника охватывает сильнее. – Что у тебя с Райли, Мишель?

– С Райли? – Истерический смешок, но сурово поджатые губы тут же, обрывают это, заставляя сесть ровнее.

– Именно с ним. По моим данным, перед этой увлекательной сценой, ты была в моём офисе, где посетила Райли. По словам работников, было понятно, что кричала ты не о погоде. Твоё бегство и его преследование с небольшим подарком на лице, в виде синяка, свидетельствуют, что ты была очень зла. А он пытался тебе что-то объяснить. Даже в любви признался, точнее, прокричал об этом на всю улицу, когда ты запретила ему подходить к тебе. Далее, мои люди, продолжающие следить за тобой, видели, как Райли вошёл в твой дом около двух утра и не выходил оттуда, – делает паузу, а моё сердце бешено бьётся в груди. – Он пробыл у тебя всю ночь.

– Что у тебя с Райли? Когда это началось? – Придвигается ближе, блестят глаза, налитые кровью. Задерживаю дыхание, а губы трясутся от неожиданного вывода, что он сделал.

– Ничего… с ума сошёл? Ничего, – мотаю головой, заверяя его в своих словах.

– Почему он? Когда вы так сблизились, Мишель? Ты трахаешься с ним? Как давно? – Продолжает он.

– Нет! Боже, Николас, нет! – Повышаю голос от такой нелепицы. – У меня никогда не было ничего с ним, а тем более секса. Ты совсем помешался?

– Верно. Совсем. В то время, когда я пытаюсь придумать, как вернуть тебя. Ты решаешь выбрать из двух зол меньшее. Почему? Потому что он не такой, как я? Потому что не такой проблемный и его жизнь сложилась намного лучше, чем моя? Потому что он тоже богат, но в отличие от меня, не имеет сломанного детства? Почему он? – Ударяет кулаком по столу, что пустой бокал летит и с громким стуком разбивается о пол. Вздрагиваю от этого и не могу найти ни одного разумного ответа. Просьба Сары… против моих чувств. Не знаю, что выбрать. Не могу! Не могу предать подругу!

– Ты ошибаешься, Николас. Я пришла к Райли и, признаю, что дала волю чувствам из-за видео, что он оставил мне. Я была зла на то, что ты ушёл, не появлялся, и я…

– Ложь! Ты врёшь, Мишель, – перебивает меня.

– Нет…

– Да. Ты врёшь. Я ясно слышал, как он крикнул, что любит тебя. Любит, мать твою! Когда он успел это сделать? Когда успел понять, что ты та самая? – Яростно рычит на меня.

– Николас, прошу, ты всё не так понял, – голос от нервного напряжения пропадает.

– А если я сделаю так? – Копаясь в брюках, достаёт мобильный. С ужасом наблюдаю за его действиями. Набирает чей-то номер и не сводит глаз с меня.

– Райли? – Впивается злым взглядом в меня.

Забываю, как дышать.

– Ты уволен. Собирай свои вещи и катись к чёртовой матери из моей компании, – чётко и громко говорит он.

– Нет…

– Что ты теперь ты будешь делать, Мишель? – Сбрасывает звонок, а я прикладываю ладонь ко рту.

– Будешь умолять меня оставить своего любовника? Или же предложишь своё тело в оплату, за возможность работать на меня и поддерживать свой статус, который дал ему я? Я потерял друга из-за тебя. Тебе и этого мало? Я отказался от всего, ради тебя. Но и этого тебе мало. Я предложил тебе всё, что у меня было. Самого себя, рассказал тебе всё, а ты за моей спиной встречалась с Райли! – Вижу, что не достучаться до него. Опускаю голову, а слёзы от обиды и невозможности рассказать правду наполняют глаза. Капают на мои руки и так больно внутри. Но что я могу сделать? Не имею права предать Сару.

– Нет… ничего не буду просить, потому что он не мой любовник. У меня не было никого, кроме тебя…

– Ложь! – Кричит так громко, что вздрагиваю. И даже забываю, что находимся мы в ресторане хоть и за перегородкой, но всё же, другие могут слышать.

– Нет, – сдавленно произношу я, стирая слёзы, и поднимаю на него голову. – Нет, Николас. Ты снова ошибся, ты не доверяешь мне, как говоришь. Никогда не верил и не будешь. У меня ничего нет с Райли, а твоя ревность сумасшедшая только оттого, что ты так и не понял, что я любила тебя.

– Любила? – Усмехается. – В прошедшем времени?

– Да, уже в прошедшем, Николас, – кивая, поднимаюсь с места. Смотрю на него, а в груди отчаяние от желания всё закончить. Завершить в эту минуту. Это мой предел, дальше уже будет только ненависть.

– Я не знаю, кто ты сейчас. Я не вижу того, кого любила раньше. Я хочу быть с тобой, но сейчас это недосягаемо. Ведь ты не слышишь меня, а я говорю тебе правду. Но больше унижаться не собираюсь. Делай что хочешь, а меня оставь в покое. Я… – закрывая на секунду глаза, сухо всхлипываю, – у меня нет сил больше, чтобы спорить с тобой. Моё сердце болит, когда вижу тебя. Избавь меня от своего присутствия.

Выхожу из-за стола, подхватывая свой рюкзак. Не успеваю сделать и шаг, как хватает меня за локоть.

– Я не разрешал…

– Мне не требуется твоё разрешение, Николас, – зло шиплю я, вырывая свой локоть. Смотрю в его глаза, умираю внутри от разрыва сердца. Но больше ничего не вернуть. Теперь это понятно и ясно.

– Я больше не принадлежу тебе, – с горечью говорю ему это в лицо. Быстро дышит, а я не могу. Мне вздохнуть больно. Бросаю на него последний взгляд и выхожу из кабинки. Быстрым шагом прохожу к выходу и вылетаю на ночной воздух.

И разрывает меня желание вернуться, рассказать ему, что неправ. Но ведь если не знать того, что Райли никогда не любил меня, а в его мыслях и сердце другая, то выводы Николаса верны. Чёрт, это так несправедливо! Несправедливо, что не могу открыть ему правду и насладиться свиданием, которое он мне обещал. Я устала от этого, устала, что все вокруг меня лгут и скрывают что-то. И мне приходится это делать. А я не хочу! Я хочу быть просто любимой, я хочу быть с ним, я скучаю… так скучаю по его любви. И свою я растратила на нелепые случайности, которые преследуют меня!

Ловлю такси и, юркая в машину, называю адрес. Я не имею права винить Райли и Сару, но делаю это. Сейчас делаю это, потому что выбрала я дружбу, а не возможность быть любимой. Но нельзя так делать, нельзя заставлять человека выбирать. Это кощунственно, это разрушает до основания. Ведь я хочу… хочу быть с ним. И снова мой язык летел впереди моих мыслей, просто запаниковала. Мне было страшно, когда он позвонил ему, мне было обидно за Райли, обидно за себя. Он снова сделал выводы и не услышал меня. Доверия между нами нет, и быть не может. Мы оба всего боимся. Пора признать, что больше ходить по той же тропе бессмысленно. Мы никогда не будем вместе. Мы слишком разные, слишком опасны друг для друга. Слишком сломленные болью.

Расплачиваюсь с водителем и выхожу из такси, бросаю взгляд на дорогу, моя машина стоит на месте, только ключей теперь у меня нет. Устала даже думать об этом. Направляясь к себе, открываю дверь и, прислоняясь к ней, сажусь на пол. Мне необходима вера. Вера в то, что переживу это. Вера в себя. Вера хотя бы в себя. Но ничего нет.

Удар по двери и, вздрагивая, подрываюсь с места.

– Мишель, открой, или я выломаю её! Немедленно! – Ещё один удар смешивается с моим испуганным вздохом. Распахиваю дверь, встречаясь с яростным взглядом, горящим огнём в темноте карих глаз.

– Что ты…

– Мы не договорили, – отталкивая меня, Николас входит в квартиру. Захлопывает с силой дверь, и оказываемся в темноте. Даже в ней я чувствую вибрацию, исходящую от него. Даже в ней, особенно в ней, все чувства обнажены до оголённых нервных окончаний.

– Хватит…

– И я говорю хватит! Хватит изводить меня! – Крича, он проходит по коридору и ударяет по выключателю в гостиной.

– Николас, – шепчу, проходя следом. Чуть ли не врезаюсь в него. Его плечи начинают подрагивать, а затем смех. Смех сумасшедшего. Не успеваю даже сообразить, как в его руках оказывается измазанный в грязи пиджак. Поворачивается ко мне, а я жмурюсь. Как они могли? Зачем он оставил его здесь?! За что? Хочется плакать от такого подарка.

– Ничего? – Смеётся он. – Ничего?! Тогда почему вещь Райли валяется на твоём диване, а рядом твой халат? Ничего! Это ничего?

– Николас…

– Хватит! – Трясёт пиджаком перед моим лицом. – Скажи мне! Скажи, что я недодал тебе, что ты побежала к нему? Почему?! Я прощаю тебя, прощаю за это. Но скажи! Скажи почему?

Меня начинает трясти, как сумасшедшую, запускаю в волосы руки. И только плачу, потому что не могу ответить. Избегаю смотреть в его глаза, наполненные печалью и блестящие от обиды.

– Я не могу…

– Не можешь признаться? Не можешь сказать мне правду? Я прошу только о ней. Мишель, ты любишь его? Теперь его? – Вопросы сваливаются на мои плечи.

– Нет… нет… – шепчу я, мотая головой. И хочется просто вырвать волосы, хочется кричать от несправедливости.

– Минутные слабости? Не хватало секса? Обычного секса? Хотела попробовать что-то ещё? Почему же мне не сказала? Почему не поделилась тем, что тебе не нравится в этом? Мишель! Ну же! Не молчи! Говори! Пожалуйста… скажи мне, – бросая пиджак, быстро сокращает расстояние между нами. Хватая меня за локти, отрывает мои руки от головы.

Только отрываю и закрываю рот. Жмурюсь. А сердце обливается кровью от боли.

– Я недостаточно хорош? Я это знаю. Но ты… как ты могла? Я всё отдал. Ведь пытался… и самое болезненное, что прощаю. Прощаю и становлюсь снова жалким, – шепчет он. Мотаю головой, не в силах хоть что-то произнести.

– Скажи мне, ответь честно, прошу. Чего тебе не хватило? Свиданий? Но и с ним ты на них не ходила. Настолько устала от меня? Настолько я стал тебе противен? Не простила меня за то, что было в ту ночь? Но я больше не знаю, как мне ещё покаяться, что сделать, дабы ты поняла, я признал свою ошибку. Признал! Не могу так больше, – отпускает меня. Теряю… теряю его так быстро… и это путается в голове с просьбами Сары молчать.

– Прости меня, что не смог поправить ничего. Я не умею любить, а помочь мне некому. Я не умею контролировать себя, когда вижу тебя. Я не хочу себя контролировать, когда ты рядом. Я больше не могу так жить, Мишель. Услышал тебя, больше не буду пытаться. Бессмысленно бороться за ту, чьи чувства больше не направлены на меня. Я заведомо проиграл и не стану мешать вам…

– Нет… Николас… – хватаю его за руку. Качает головой, а горечь его слов проникает в меня. Отрывает мои пальцы от своего пиджака.

– Не волнуйся, я извинюсь перед ним. И он будет продолжать работать. Надеюсь, ты будешь счастлива, – не поворачиваясь ко мне, говорит он.

Хватаю ртом воздух. Уходит. Теряю… теряю его и не верну никогда. Не могу… не могу… я люблю его… люблю…

– Сара! – Выкрикиваю я, когда Николас уже открывает дверь.

– Сара, это Сара, – уже тише произношу я. Замирает, пока меня сотрясает в рыданиях. Закрывает дверь и поворачивается ко мне.

– Что? – Переспрашивает Николас.

– Сара… он любит Сару… не меня, – плач мешается с болью, что предаю. Но потерять его не могу, я хочу сохранить свою любовь. Вспомнить её и не отпускать.

– Несколько месяцев, вроде два или недель несколько. Не помню, – хоть так обезопасить их, и попробую объяснить, но мне плохо. Уже истерически плохо.

– Я… она… он ударил её, потому что… из-за видео. Из-за тебя и меня. Он ударил её! По лицу ударил! И я ударила его в ответ! О ней мы тогда говорили, я угрожала ему, чтобы к ней не подходил! Забрала сюда… она была тут… халат… она его носила. Можешь посмотреть на неё и убедиться, что я не лгу. Он её ударил… сильно ударил. А потом… – размахиваю руками, пока Николас медленно подходит ко мне, – он стоял на коленях! Он упал перед ней! Он… это любовь… а я? Я завидую… господи, я так завидую им, что у них всё есть! А у нас? Я… сошла с ума… я… больше не могу… тоже не могу… без тебя…

– Чёрт, Мишель, – в один шаг достигает меня и крепко обнимает. Плача, цепляюсь за его плечи. Плачу в его шею, тону в его аромате, а он гладит меня.

– Прости… – шепчет он, а я не хочу больше себя контролировать. Хочу просто жить. Жить с ним вместе, любые условия, всё приму. Но не могу так больше. Я нуждаюсь в нём больше, чем он себе представляет.

– Я скучаю… так скучаю по тебе… скучаю… – сотрясается всё тело в его руках от истерики, что до сих пор не отпускает.

– Крошка, почему же ты сразу не сказала? Почему не оборвала меня и не рассказала это? – Берёт моё лицо в руки, бегая глазами по нему.

– Я обещала, что сохраню тайну. Райли… он очень боится того, что ты… как ты отреагируешь на это. Поэтому они… не знаю, как у них, но они вместе, – сбивчиво шепчу я.

– Глупая, чёрт возьми, да что же ты такая глупая, Мишель? Я столько себе уже представил! Да я с ума сошёл в своей ревности, – крепче стискивая моё лицо, впивается в губы.

– Я ревную, чёрт, я так ревную тебя. И мне нравится это, – сквозь поцелуи шепчет, а я позволяю. Сжимаю его шею и продолжаю всхлипывать. – Мне нравится чувствовать это всё, и я не хочу контролировать эти чувства. Понимаешь? Да, я придурок. Да, я такой. Прости, что ревную. Я доверяю тебе, но ревность в это понятие не входит. Она неподвластна ему. Потому что боюсь остаться один. Впусти меня, крошка, впусти меня и не прогоняй.

– Я устала от этого всего, Николас. Устала… так устала, – шепчу я в его губы.

– Верю, крошка, верю. Я тоже, так давай всё прекратим. Хватит уже. Не изводи себя и меня. Хватит, – отодвигается от меня.

– Ты хочешь… хочешь уйти? – Испуганно спрашиваю я.

– Нет, не хочу, – улыбаясь, гладит меня по голове. – Не хочу. Хочу забыть всё, хочу строить новое, потому что наша старая почва у нас прогнила. Мы провалимся вниз. Позволь мне немного очистить её, и возвести что-то новое. Прошлое и то, что было с нами, придётся оставить там. Ты согласна? – Всматриваюсь в его глаза.

– Да… да, только не уходи. Я хочу утонуть в твоих руках. Хочу тебя рядом, Николас. Не знаю… не понимаю… люблю ли тебя. Дай мне влюбиться снова…

– Всё что угодно, Мишель. Только не отвергай мои слова и моё желание защищать тебя, даже от себя. Не скрывай больше ничего, это создаёт только проблемы. От непонимания я теряю контроль, да я не узнаю себя больше. Но хочу быть нормальным для тебя, – перебивая, вновь обнимает меня. Утыкаюсь носом в его шею и глубоко вздыхаю.

– Мне страшно, – шепчу я, желая войти в его тело, застрять там и согреться.

– И нас снова двое. Придётся идти вперёд…

– А Райли? – Вспоминаю я, поднимая голову.

– Не думай. Сейчас я сам не готов думать о нём. Слишком сильно возненавидел за то, что услышал. И я остаюсь, буду смотреть на тебя, пока ты спишь. Мы найдём выход, только позволь мне решать. Ты не умеешь это делать, Мишель. Ты не понимаешь всей опасности, которую я несу в себе. И мне хочется уйти, дать тебе возможность жить, а не могу. Мои мысли постоянно скачут, то уйти, то забрать тебя. То отпустить, то вернуться и вот так держать в своих руках. Больше никаких тайн, Мишель. Никаких правил и никакого прошлого, – отвечает он.

– Хорошо… а завтра… снова будем ругаться?

– Нет. Больше ругаться мы не будем, и ты не будешь меня выгонять. Потому что мне это неприятно. Я…

– Хорошо, Николас. Хорошо, – перебивая, быстро киваю.

– Вот и отлично. Ты не поела…

– Не хочу, тебя хочу, – шепчу я, а сердце уже радостнее бьётся, замедляется и выравнивает свой стук.

– Я несъедобный, крошка, – усмехаясь, он проводит рукой по моей щеке. Нервный смешок и он полноценно улыбается.

– Я очень устала, не спала всю ночь, пока утешала Сару, – и так легко, что могу признать, что мне плохо. Внутри плохо и нет сил.

– Я выспался, поэтому буду смотреть, как ты это делаешь. Пойдём, – держа меня за руку, проводит к спальне.

Я не знаю, что принесёт нам следующий день. Больше не хочу думать и загадывать, ведь он рядом. Николас здесь, и я могу дотрагиваться до него, могу наслаждаться, когда он раздевает меня, и сам укладывается рядом. Обнимает, целует плечо и обещает, что мы со всем справимся. Мы. Наконец-то, двое людей стали чем-то большим, чем просто сломленные души, бродящие в одиночестве по земле. Обещаю себе, что хватит планировать, пора вспомнить, что такое время, когда Николас рядом. Снять с себя этот груз и ощутить свободу. Свободу, где я вновь узнаю, что такое вера в любовь. Нашу любовь. Теперь я буду бороться не против себя, а за себя и за него. У меня есть с чем сравнить, и, засыпая, в голове только одна мысль – я дышу, только когда слышу стук его сердца, чувствую ласку его рук, медленно поглаживающих меня. Я верну свою любовь, ведь она есть.

 

Двадцать четвёртый вдох

– Мишель, – сквозь сон слышу приятный голос, что только снился мне. Улыбаюсь и ёрзаю на постели.

– Крошка, пора вставать, – мягкий поцелуй в плечо. Распахивая глаза, встречаюсь с карим и наполненным солнечным светом взглядом.

– Николас? – Хрипло спрашиваю я, не доверяя самой себе.

– А кого ты ещё ожидала увидеть? – Смеётся он, убирая пряди волос с моего лица.

– Никого. Действительно, никого, то есть… что… – воспоминания так медленно начинают появляться в голове, проясняя ситуацию. Даёт мне время, чтобы я полностью проснулась и на моих губах расцвела улыбка.

– Ты опоздаешь, – говорит он, поднимаясь с кровати уже полностью одетый в новый светло-серый костюм и чёрную рубашку.

– Ну и что. Ты… раздевайся и возвращайся, – потягиваюсь я, поглаживая подушку.

– Крошка, не сегодня. Мне надо успеть поправить то, что вчера натворил.

– А что ты натворил? – Испуганно сажусь на кровати.

– Уволил Райли. Мне следует извиниться и поговорить с ним…

– Николас, может быть, не надо? – Перебиваю его. Улыбаясь, подходит к кровати, обходит её, и садится позади меня.

– Надо, Мишель. Когда я не прав, приношу свои извинения. И мне следует заверить его, что я рад за них, хоть он и соврал мне, что она не в его вкусе. Но всё же… ты так сладко пахнешь, – трётся носом о мою шею, забираясь руками под одеяло и обнимая меня за талию.

– Мне нравится трогать тебя… постоянно трогать, – шепчет он, целуя мою кожу и кусая мочку уха. Знакомая приятная тяжесть образовывается внизу живота. Поворачиваюсь к нему и улыбаюсь.

– Так трогай, можно даже глубже, – шепчу я, тянусь к его губам.

– Тогда я опоздаю, и Райли подпишет документ, который я уже оформил, – целует меня и быстро встаёт. Разочарованно вздыхаю.

– Я увижу тебя сегодня? – Спрашиваю я.

– Нет, – настроение тут же меняется как у него, так и у меня. – Мне необходимо поспать, днём я не успею, слишком много дел. Поэтому завтра.

– Хорошо, – хоть и хочу воспротивиться этому, но приходится держать себя в руках и принимать такой расклад.

– И ещё одно, – достаёт из кармана пиджака карточку, кладёт её на одеяло. – Это контакты психотерапевта.

– Мне?

– Нет, это мой психотерапевт, – перебивает меня. – Я хочу, чтобы ты понимала, что у меня сейчас происходит. Можешь поговорить с ним.

– Пугаешь меня? – Грустно улыбаюсь я.

– Нет, крошка, я хочу двигаться дальше. И желаю, чтобы ты знала обо мне всё. Я плохой рассказчик, а вот он, – указывает на карточку, – очень хорош. Не смогу тебе сам всё выложить, потому что ни черта не разобрался в себе.

– Хорошо. Ты позвонишь? – Кивая, смотрю на него с надеждой.

– Конечно, крошка. Обязательно позвоню, – заверяет меня с мягкой улыбкой.

Не хочу отпускать. Боюсь, что отпустив, больше не поймаю его. Боюсь, что если сейчас шагнёт за дверь, то это будет последний раз, когда я видела его. Страшно боюсь, но сижу и смотрю, как Николас идёт к двери и бросает на меня задумчивый взгляд, а затем исчезает за ней.

И надо принять это, но так сложно, очень, до болезненно закусанной губы. Но выбора у меня нет, только смириться и ждать. Двигаться медленно, только бы вернулся.

Поднимаясь с постели, нахожу на полу футболку и натягиваю её. Подхожу к карточке, лежащей на кровати. Обычная, без каких-то золотых букв, неброская. Самая обычная. Только имя, телефон и адрес. Гектор Бёрнс.

Готова ли я сама пойти туда и узнать всё о нём? Насколько открыт он с ним? Отчего со мной так не мог?

Вздохнув, разворачиваюсь и иду в гостиную, на ходу поднимая сумку и бросая туда карточку. Первое что я вижу – ваза, стоящая на кухонном островке, и неизвестно откуда появившаяся здесь, и розы, что распустили свои бутоны. А вокруг меня нежный аромат цветов. Это вызывает во мне улыбку, как и готовый завтрак в виде йогурта на кухонном островке, а рядом конверт. Беру его и быстро открываю, пока сердце набирает обороты. То ли от страха, то ли от счастья. От всего, потому что не знаю, что меня ожидает в следующую минуту.

«Мишель.

Для начала я приношу свои извинения за вчерашний вечер. Но иначе я не умею. Не умею ревновать правильно. Не умею любить так, как другие. Я ничего об этом не знаю, поэтому могу только принести свои извинения за то, что подумал о тебе в таком ключе.

Майкл пригнал твою машину, ключи и фотокамера лежат на тумбе при входе. Позавтракай и… Не знаю, как закончить предложение. Оставил это и вернулся к тебе в постель, но так ничего и не придумал.

Хочется сказать, жди меня, но меня не будет сегодня. Но я обещаю, что справлюсь и вернусь. Только о единственном могу просить тебя, пойми, насколько мне дорога твоя жизнь, и как силён страх за тебя в такие моменты. Это не потому, что я не хочу впустить тебя в свою жизнь. Я уже впустил, а лишь потому, что пока не понял, как контролировать свой страх и ночные кошмары.

До встречи, Мишель.

Провожу пальцами по листу, и улыбка превращается в грустную. Если бы я знала, как помочь ему, то помогла бы. Но надо терпеть дальше, двигаться осторожно и тогда всё будет хорошо.

Заверяю так себя, возможно, обманываю, но это необходимо в сложившейся ситуации.

Быстро завтракаю йогуртом, вдыхаю аромат цветов и иду переодеваться к новому учебному и рабочему дню. Укладывая все вещи в сумку, вешаю на плечо камеру и выхожу из квартиры, запирая дверь.

Занятия. Но мысли сейчас совершенно об ином. О Николасе. Как сложится его разговор с Райли? Что он будет делать? Как проходят его кошмары? Насколько сложно ему?

Забываю об Амалии и её проблемах, полностью погружаясь в свои мысли. Я даже не присутствую на парах, то и дело, придумывая себе разные сценарии, что происходят сейчас с ним. И это ненормально, это полоумно.

Бессмысленно сидеть здесь. Пока лектор продолжает свой нудный монолог, копаясь в сумке, нахожу карточку. Смотрю на неё и решаюсь. Могу ли я так быстро воспользоваться этой возможностью? Может быть, должно пройти какое-то время? Не знаю. Но как только звенит звонок, выхожу из аудитории, направляясь к выходу. Я не могу думать ни о чём, пока не решу это всё. Не могу жить дальше, пока не буду понимать, что творится в моей жизни.

Как сильно зависят, оказывается, любовные отношения от твоего бытового настроения. Как давит на тебя это, не давая развиваться в другой отрасли. Или же это я такая?

Но бежать уже некуда, подъезжаю по адресу, указанному на карточке. Паркуюсь и выхожу из машины.

Нервно оглядываю небольшой дом, где должен располагаться офис психотерапевта. Не знаю, правильно ли я делаю, но вхожу туда. Обычное здание, перепланированное в небольшие офисы, где мне необходим третий этаж. Поднимаюсь в лифте. Выхожу и точно попадаю в нужное место. Девушка за стойкой обращает на меня внимание, подхожу к ней.

– Добрый день, мне нужен Гектор Бёрнс, – произношу я, теребя визитку.

– Добрый день, мисс, сегодня у него всё занято. Могу записать вас на пробный приём только на понедельник в три часа. Первый приём у нас бесплатный, – просматривает записи.

– Эм… а раньше нельзя? У меня личное дело. Возможно, есть вариант переговорить с ним буквально пару минут, мне больше и не надо, – интересуюсь я, хотя внутри всё трусит перед этой встречей.

– У него сейчас приём. Если вы подождёте полчаса, то он выйдет и у вас будет несколько минут, чтобы задать ему вопросы, – вежливо отвечает она, показывая на диванчики в холле.

– Спасибо, я подожду, – кивая, разворачиваюсь и сажусь на диванчик.

Журналы, разложенные аккуратно на столике, предназначены для таких как я, не знающих, что их ждёт здесь, волнующихся и полных сомнений. Правильно ли я делаю, что таким образом влезаю в жизнь Николаса? Но он сам дал мне это право, не так ли? Значит, он готов. Но готова ли я? Мне кажется, нет. Я боюсь узнать что-то действительно ужасное, хотя что может быть ещё ужасней, как всё, что было со мной, и то, что я знаю? Иногда думаешь, что ты в курсе всего, но вот такие моменты выбивают почву из-под ног.

Подхватывая журнал, листаю его бессмысленно, вот так и занимаю себя, пока по коридору не раздаются шаги и тихие разговоры. Сглатываю и, поднимая голову, рассматриваю пару, что вышла к стойке. Мужчина слишком молод, чтобы быть психологом, а женщина – клиент. Светловолосый, спокойный, наверное, именно таким должен быть психолог. Но вот возраст… странно, ему кажется и тридцати нет. Гладко выбритое и улыбающееся лицо, даже отсюда вижу, что глаза у него голубые. Обычная одежда, джинсы и рубашка. Может быть, не он? Возможно, здесь работают несколько таких людей. Снимают помещение? Девушка указывает ему на меня. Он. Откладывая журнал, встаю с места, когда мужчина оборачивается ко мне, удивлённо оглядывая.

– Здравствуйте, – кивая, подхожу к нему, как и он ко мне.

– Добрый день. По какому вы вопросу? – Мягко спрашивает.

– Мне дал вашу карточку один ваш клиент, – нервно улыбаюсь. Прищуривается, осматривая моё лицо.

– Мисс Пейн, я очень рад вас видеть здесь, – удивляюсь тому, что угадывает так быстро моё имя.

– Эм…

– Не волнуйтесь, я знаю о вас много, как и ваши фото видел в газете. Он, наконец-то, решился, – улыбается, продолжая смотреть в мои глаза.

– Да. Когда я могу… не знаю, как это делается…

– Сейчас. Мне довольно хорошо платят, чтобы я отказывал вам или же, переносил встречу на другое время. Пока пройдите в третий кабинет, а я сейчас подойду, – перебивает меня. Облегчённо вздыхаю и направляюсь к нужному кабинету.

Обычная комната, даже пустая. Светлые стены, кожаный диван, кресла, столик, цветы, раскрытый ноутбук и ничего больше. Представляла всё иначе. И он ходит сюда? Садится на этот диван и начинает рассказывать о себе? Почему?

– Вы можете присесть, или же стоять, как мистер Холд. Иногда он ходит по комнате, редко садится, в основном мечется, – раздаётся голос за спиной. Оборачиваюсь, кивая, огибаю диван и сажусь на краешек. Оказывается, плохо я знаю Николаса.

Наблюдаю, как мужчина спокойно опускается в кресло и закрывает ноутбук.

– Уверен, вы откажетесь от кофе, чая или воды, – продолжает он.

– Да. Я пришла сюда, чтобы узнать… – закрываю глаза и пытаюсь хоть что-то вспомнить.

– Я в вашем полном распоряжении.

– Не знаю. Верите? Столько мыслей и ни одной ясной, чтобы спросить, – улыбаясь, бросаю косой взгляд на мужчину.

– Начните с одного, а дальше будет легче, – подсказывает он.

– Ладно, – набираю в грудь побольше воздуха. – Что… насколько серьёзно его состояние? Я…

– Вы не это хотите спросить, – перебивая меня, откидывается в кресло. Удивляюсь такому замечанию, приподнимая брови. – Не бойтесь спрашивать те вопросы, что вас тревожат больше всего. Вы ведь думаете об ином. Так спросите это.

– Он… он говорил вам… он любит меня? Правда, любит, как свою девушку… любит ли он меня по-настоящему, или это для него просто новый опыт, который вскоре надоест? – Набираюсь мужества, и выпаливаю вопрос. Ладони потеют, не могу смотреть на психолога. Стыдно из-за своей слабости.

– Говорил, – поднимая голову на мужчину, издаю судорожный вздох. – Что для вас любовь? Как она должна проявляться в нём?

– Эм… не знаю, наверное, доверие, какие-то вещи, что присутствуют в отношениях. Свидания, чувства и единение с тем, кого любишь, – пожимаю плечами, не зная, как правильно ответить. Я, правда, не могу найти верных слов, своих желаний, ничего. Одна нервозность.

– Вы здесь, это подтверждает доверие к вам, не так ли?

– Да.

– У каждой пары свой устав и свои правила, здесь нет одного правильного ответа, мисс Пейн. Любовь не всегда несёт в себе открытое и показное свойство, что принято в нашем мире. Она бывает разной, а для тех, кто впервые познаёт это чувство, следовать каким-то вырезкам из журналов, не следует. Вы должны понимать, что любовь для мужчины и женщины разные вещи и воспринимают они это по-разному. Он вас любит так, как может. А вы? Любите ли вы его? – И снова я в тупике. Отвожу взгляд, упираясь в колени локтями.

– Наверное… я потерялась немного. Я знала Ника и любила его, а сейчас… всё так сложно. Порой я чувствую к Николасу что-то другое, а иногда ничего. Я боюсь потерять свою любовь, боюсь потерять возможность чувствовать, – тихо произношу я.

– Вы разделили одного человека на двух. Ник и Николас. Чем они отличаются?

– Ник… он был невероятным. Он… с ним я чувствовала себя защищённой и в то же время свободной, когда мне не хотелось ощущать последнего. Я искала в нём ответные чувства, которые испытывала. И это привело к краху, полному краху моих грёз и фантазий. Я перестала мечтать… я… не могу ответить, потому что сама не знаю, как объяснить это. Но чувства разные. Не помню, что чувствовала к Нику, словно его и не было. А сейчас… Николас… он другой. Странный, с новыми проблемами, новыми преградами и не разрешающий мне войти в его жизнь снова. Как будто сторонится меня, а когда появляется, то мы ругаемся… что-то происходит страшное, и я этого тоже боюсь. Понимаете? – Смотрю на психолога, сосредоточенного на мне.

– Отчасти я вас понимаю. Но вы сами загнали себя в такое состояние. Вы разделили мужчину на двух людей, заставили его поверить в то, что в нём существует раздвоение личности. Он…

– То есть я виновата в том, что у него сейчас эти кошмары? – Возмущаюсь я.

– Вы оба виноваты в том, что с вами происходит, мисс Пейн. Вы недослушали меня, – с мягкой улыбкой произносит он. От чего фыркаю и зло падаю на спинку дивана.

– Вы должны понять одно – Николас Холд не разделяется на Ника и Николаса. Это всё один и тот же человек. Он целостный. И чем дальше вы узнаёте его, тем больше новых граней открываете для себя и для него. Он закрыт в себе, переживает всё внутри. Несколько месяцев он просто приходил и молчал, что-то писал или работал прямо здесь. И я ждал, когда он сам захочет что-то сказать. Это произошло, и все разговоры были о вас, о страхе почувствовать к вам большее, чем он хотел бы. Отрицание – первое, о чём он начал говорить. Высмеивал самого себя и то, как вы реагируете на него. А затем спрашивал, нормально ли то, что он хочет, чтобы вы реагировали на него? И я ответил, что это вполне закономерно. Соедините для себя Ника и Николаса в одного мужчину, и вы увидите, какой путь он проделал к вам, и где он оказался сейчас. Для мужчины стыдно признаваться в том, что он изменился и влюбился.

– Но я любила Ника, – напоминаю я.

– А Ник любил вас, мисс Пейн? Готов ли был Ник прийти к вам и сказать, что любит вас, несмотря на страх причинить вам вред? Смог бы он быть с вами? – И вновь вопросы, которые меня затрагивают глубже.

– Нет… Ник бы этого не сделал. Он бы отрицал до последнего, говорил, что это когда-нибудь закончится. Отношения без будущего…

– А Николас?

– Он… он ревнует, сильно ревнует меня даже к своему другу. Он хочет строить планы. Я поняла вас. Ник бы никогда не ответил мне честно на вопрос: любит ли он меня. И никогда бы не дал мне возможности прийти сюда, – вздыхаю, и понемногу начинаю понимать, отчего так разграничиваю этих мужчин.

– Доверие. Он подарил его вам. И ревность признак не неуверенности в вас, из-за страха потерять вас. Этот мужчина единоличник, он будет причинять себе боль, но продолжать любить именно так, как он в данный момент может.

– Почему? – Спрашивая, поворачиваюсь к психологу. – Почему он сейчас испытывает такой побочный эффект от той ночи? Ведь дело именно в ней, не так ли? Я отчасти забыла тот вечер, он померк в моей памяти, но не в его. Он так сильно цепляется за ту боль. Почему?

– Я задам вопрос иначе. По какой причине всё это случилось?

– Потому что он думал, что я дала интервью в газету, предала его…

– Нет. Я не об этом. Я о том, по какой причине он сделал это с собой? Зачем?

– Он всегда так делает. Не первый раз уже. Я просила его… но он снова это сделал. Он говорил, что за ошибку полагается плата. И в его представлении это равноценно. Но ведь это неправильно.

– А теперь подумайте иначе. Что для него самый опасный страх?

– Хм… потерять своего садиста внутри?

– Нет.

– Стать таким как отец.

– Верно. И в ту ночь он совершил для себя непоправимый проступок, наказал невиновного. Чтобы понять, на что он обрёк вас. Дать себе возможность перенять на себя всю боль, что он забыл. Ему пришлось вернуться в то время, когда над ним производились насильственные действия. Ему хотелось вспомнить ту боль полноценно, чтобы понять, насколько он был жесток к вам, и как сильно он вас любит. Через боль он хотел быть ближе к вам и заглянуть глубже в самого себя.

– Тот урод поджёг его губы, как делал его отец, – вспоминаю я.

– Да. Именно воспоминания и желание сравнить свои ощущения дают возможность принять ему изменения, что произошли в нём. Он добровольно пошёл на это, ради будущего и своей любви. Он из тех людей, что должны сами увидеть, прочувствовать в себе каждую секунду боли, которую причинил той, кто дорога ему. Но это не принесло ему искупления, а лишь новое затяжное отклонение.

– Его кошмары. Где его отец и я, – добавляю, на что мужчина кивает.

– Он застрял между прошлым и настоящим. Скажите, как вы видите его кошмары?

– Его отец пытается изнасиловать меня, как его сестру. А он хочет спасти меня и выход один, как в прошлом – убить отца. И он это делает, задевая меня. Но скажите, – выпрямляюсь, садясь ровнее, – вот она я, живая и невредимая. Отец его давно мёртв. Что ему мешает забыть обо всём? Почему он не может отпустить ту ночь?

– Незнание.

– Незнание чего?

– Кем является для мистера Холда его отец?

– Монстром.

– Любовью, что несла в себе боль. Он любил отца, как бы он ни обращался с ним. Он его любит. И это убило в нём всё желание узнать, что чувства бывают иными. Он видит любовь, как боль.

– Но это в прошлом! – Повышаю голос.

– А вы? Кто вы для него? – Спрашивает психолог.

– Не знаю, кто я для него. Не знаю, – раздражённо отвечаю я.

– Любовь, что завершилась болью для вас. Любовь, что была иной. Красивой, опасной и всепоглощающей. А теперь замените телесные оболочки на мои слова, – предлагает он.

– То есть в его снах борются две любви. К отцу и ко мне? – Недоумённо предполагаю я.

– Нет. В его снах борется любовь, что не несёт в себе ничего, кроме боли. И любовь, что может дать глоток воздуха. И он хочет убить первое, дабы дать себе возможность познать любовь, какая она может быть с вами. Он хочет забыть это, но из-за того, что воспоминания свежи, раны ещё не затянулись, а уверенности в вашей ответной любви у него нет, то он проигрывает всё.

– Что за бред, – усмехаюсь я.

– Он знает, что вы его любите? Вы это ему говорили?

– Да, когда он обвинил меня в обмане…

– А после всего этого, вы говорили ему, что любите его. Любите настолько же сильно, как и раньше?

– Нет… раз… когда я увидела, что он с собой сделал.

– При высоком пике эмоционального дисбаланса?

– Да. Я плакала, для меня было потрясением увидеть это видео… ужасно…

– Это не то, мисс Пейн. Такие моменты вынуждают вас сказать о своей любви, чтобы манипулировать ею. А в обычные дни, когда ничего не происходит, вы упоминали любовь?

– Нет. Потому что и он не упоминал. Да, чёрт, у нас и обычных дней не было, – не могу больше сдержать раздражения. Уже понимаю, к чему он ведёт.

– Признания могут быть разными, мисс Пейн. Можно не употреблять слова «люблю», но сделать так, чтобы человек почувствовал это. Забота о нём. А вы мистеру Холду это не дарили. У него нет силы сейчас, чтобы победить свой страх к повторению ошибки, которая повлечёт за собой новое болезненное завершение для вас. Он боится причинить вам снова боль, и внутри ему это не даёт покоя. Он здоров, только вот сам не знал, что ваша любовь для него важна так же, как и кислород. Только в ваших руках, вашей женской натуре и вашем желании быть с этим мужчиной кроется будущее. От вас всё зависит, будет ли он принадлежать вам, или же он разочаруется полностью, сойдя с ума и изведя себя внутри.

– И это моя вина, что он другой? Что он… что у него эти кошмары?!

– Мисс Пейн, здесь нет ничьей вины. Мистеру Холду необходима помощь сейчас, но не врачебная, а ваша. Вы должны для себя решить, насколько вы хотите получить этого мужчину. Хватит ли у вас сил до конца бороться за него. А уж он ответит вам с удвоенной силой. Только освободите его от вины за то, что он сделал. Он не может пережить ту ночь без вашего прощения, потому что именно вы не даёте ему шагнуть дальше. Вы спрашивали, любит ли он вас? Так могу точно сказать, что да. Мужчина не будет так терзать себя за свою ошибку, зная, что его любимая страдала. Мужчина не будет так жаждать быть с ней, переступая через свой страх, и снова идти на свет, который она символизирует для него. А страх обоснован. Лунатизм – опасное отклонение. В этом состоянии совершались убийства и уход из жизни. И сейчас мистер Холд переживает критическое время, где ему нужны вы. Он понимает, как опасен для вас. Ведь лунатик во время сна не видит ничего, кроме того, что происходит в его голове. Но сам факт, что вы здесь, отчётливо показывает – он готов идти дальше. Вы, наверное, не представляете, насколько тяжело ему было признаться даже себе, что у него появилось новое отклонение. А вам? Вы для него безгрешны, когда сам он видит себя отвратительным извергом. Но он передал вам право прийти сюда и узнать о нём. Он готов делиться с вами своими проблемами и не только. Он готов на любые условия, которые вы ему поставите. Только вот готовы ли вы ответить ему искренностью, мисс Пейн? Простили ли вы его окончательно, и без возможности бросить эти обвинения в лицо? Подумайте над этим. А что вы сделали для того, чтобы мистер Холд узнал, что вы его любите? Как вы показали свою любовь? Ведь именно из-за ощущения своей неопределённости в этом вопросе, вы не сможете ответить ни на один из моих. Хватит ли у вас сил принять такого мужчину, как Николас Холд? Потому что вы необходимы ему больше, чем даже он сейчас думает. Один раз и навсегда, редко и практически невозможно. Всё зависит от вас.

Замолкает, а во мне бушует так много эмоций, от самых негодующих до истерических. Сейчас мой разум не принимает ничего из того, что сказал этот мужчина. Николас платит ему и, конечно, он будет на его стороне. Только никто не видит, насколько и мне больно, как мне страшно двигаться.

 

Двадцать пятый вдох

– Прошу простить меня, мисс Пейн, у меня приём. Желаю вам всего доброго, – встаёт, оставляя меня одну в кабинете.

А мне мало! Чёрт, мне так мало сказано, что это выводит меня из себя. Он обвинил меня в том, что у Николаса лунатизм. Конечно, только я виновата во всём.

Зло подскакивая с места, вылетаю из комнаты. Обидно, очень обидно, что Николас представил всё именно так. Ведь выводы сделали с его слов. Хреновый он психолог, раз имеет предвзятое мнение, защищая своего клиента. А я? Кто будет защищать меня? Готова ли я? Да что он знает?! Что мать его он знает?! Ничего! Ничего из того, что я пережила. Ни секунды той боли, что вытерпела я из-за Николаса. И в итоге я виновата. Нечестно!

Подхожу к машине, а руки трясутся от ярости из-за того, что выслушала. И хочется накричать, вернуться и накричать, а потом расплакаться от обиды. Когда я готова была отдать ему всё, да я это сделала… я отказалась от отца… а он умер. Мой папа умер, а я кричала на него из-за Николаса. Потратила время на Николаса, когда могла провести его с отцом! Это всё из-за него, а не из-за меня! Зачем же он это сделал? Зачем заставил меня пойти сюда и возненавидеть его? Возненавидеть за то, что выставил меня законченной сукой. Ни черта не понимаю. Это ведь не поправило положения, не дало мне ничего, кроме злости на Николаса. Именно на него.

Прогуляла занятия ради того, чтобы меня обвинили во всех смертных грехах. Стоило ли оно этого? Нет. Меньше знаешь, лучше спишь. И это факт. Обоснованный мной теперь факт.

Еду на работу, полностью «разбитая», но нужно собраться. Я должна сама управлять своей жизнью, никто другой этого делать не будет. Не позволю больше. Поэтому надо взять себя в руки и, улыбаясь, войти в фотостудию. Настроить на автомате фотоаппарат и приняться за работу. Выжать максимум из орущего младенца, что сейчас претит моему состоянию. А когда-то… кажется, что давно я мечтала о другом. Видела, как Николас играет с нашим сыном. Ничего этого не будет. Никогда не будет. А мечты все рухнули.

Отработав положенное время, не хочу никуда ехать с Марком и сообщаю ему об этом, объясняя полной усталостью и ведь, правда. Сейчас я выжата, слова этого горе-психолога до сих пор крутятся в голове.

Почему порой нам так важно разграничивать прошлое и настоящее? Ника и Николаса, в моём случае. Ник был другим, он завлекал, таил в себе много загадок, которые я жаждала узнать, манил к себе той частью жизни, которую я обманчиво отвергала. Врала же самой себе, что не хочу быть сабмиссивом, а понравилось. Мне нравилось всё, что делал со мной. Я мазохистка, даже сейчас мне этого не хватает. Отчего нельзя просто всё забыть? Отчего надо нести за собой вину и утопать в ней? Отчего так от этого тяжело, словно и, правда, я главная зачинщица всего этого? Но я шла к нему. Шла, закрыв глаза за ним. А сейчас есть Николас, который сказал, что любит меня, готовый теперь двигаться со мной, а не ожидать, когда я дойду до него. Неужели, опасность так важна? Неужели, именно это было для меня на первом месте, а не мои чувства? Я играла в любовь? А сейчас игра закончилась, и наступила жизнь, со своими последствиями, со своими проблемами, которые убили всё. Но ведь вчера, когда он был рядом, чувствовала внутри больше, чем привязанность и привычка. Почему сейчас, после слов этого психолога, так всё изменилось?

Шумно вздыхая, выключаю душ и выхожу, заматываясь в полотенце. Он обещал позвонить, так и не сделал этого. Могу ли я верить самой себе в такие моменты? Когда он близко, кажется, я знаю всё, и нет вопросов. А когда одна, то боюсь.

Готова ли я к новому Николасу? Выдержу ли я эту борьбу за него снова? Почему он? Почему никто другой, а он так влияет на меня?

Гнев и ярость прошли, оставив после себя усталость и разум, готовый снова прокрутить в голове разговор. Но не успеваю это сделать, как раздаётся звонок в дверь. Хмурясь, отбрасываю полотенце с головы, закутываюсь в халат и иду. Приехал? Сердце бьётся быстрее. Не знаю, что скажу… не знаю, как отреагирую.

Распахиваю дверь, вздох разочарования и в то же время облегчения.

– Добрый вечер, мисс Пейн, – с улыбкой говорит Майкл. И его давно не видела, вечность, ни капли не изменился. Такой же, как и раньше. Только ближе, после всего он мне ещё ближе, как родственник.

– Добрый вечер, – отвечаю я.

– Мистер Холд просил вам передать это с наилучшими пожеланиями, – протягивает мне пакет, который беру в свою руку.

– Спасибо, – кивая, уже закрываю дверь. Но тут же, распахивая её, выглядываю в коридор.

– Майкл, – окликаю мужчину, обернувшегося ко мне.

– Да, мисс Пейн?

– Как он? – Спрашиваю я.

– Дома.

– Хорошо, – улыбаюсь ему. – Всего доброго.

– Доброй ночи.

Закрывая дверь, несу пакет в гостиную. Раскрываю и достаю термопакет, в котором уже знаю, что находится. Улыбка появляется на губах, когда моя догадка подтверждается. Ужин. Он всегда заботился об этом. Всегда заставлял меня есть, думал обо мне… Заботится до сих пор. Вот оно одно из ключевых слов. Психолог был прав, каждый мужчина по-своему показывает любовь. Достаю из пакета конверт, раскрывая его. На стол падает карточка от его квартиры и свёрнутый лист.

«Добрый вечер, Мишель. Не успеваю позвонить, очень устал от этого дня. Долгий разговор с Райли и другие дела, что требовали моего присутствия и решения. Надеюсь, у тебя всё хорошо.

Поужинай, а завтра мы это сделаем вместе. И прошу тебя никогда больше не оставляй ключ у меня. Даже если решишь, что не хочешь ничего. Пусть будет у тебя.

Откладываю лист и глубоко вздыхаю. Знает ли он, насколько важны для меня такие послания? Наверное, нет. Ведь я хранила их все, пока отец не разорвал. И сейчас храню. С самой первой встречи. Они частички моей жизни, без которых не могу себе представить существования. Они моя история.

Открываю термопакет и достаю упакованный ужин. Картофельные шарики и бефстроганов. Я скучаю по нему, очень скучаю. Достаточно ли это для любви? Нет. Но достаточно, чтобы решиться, глубже узнать причину его поведения ночью. Обвинить себя в словах и обвинениях, что мысленно бросила в него. Подхватываю ужин с вилкой, бутылку газировки и сажусь за стол, открывая ноутбук.

Лунатизм. Что я знаю о нём? Ничего, только смутное представление о ходящих в ночи зомбиобразных людях. Ем, пока читаю об этом. Ужасаюсь, теперь полностью понимая, насколько может быть опасно его состояние. Но почему он не даёт себе возможности прекратить это? Из-за меня. Неужели, моя роль так ценна в его жизни?

Понемногу понимаю все слова психолога, буквально все. И, правда, это моя вина. Я то и делаю, что требую от него чего-то другого, когда он не знает этого. Кричу, злюсь, обвиняю. А он? Терпит мои заскоки, возвращается, прощает… даже то, что он простил мою мнимую измену. Смогла бы я так сделать? Прийти и узнать всё. Нет. Я предпочту спрятаться, а он нет. Почему я сразу не могла увидеть это? Не могла понять, что ему страшно? Страшно не от снов, а оттого, что ничего не поправить самому. Страшно признаться во всём, что принизит его авторитет в моих глазах. Но разве это важно, когда двое людей любят друг друга? Любят ли так сильно, что это отходит на второй план? Он дал мне возможность узнать, а я отвернулась.

Господи, какая я дура. Он не из тех людей, кто просит помощи. Но он нуждается в ней, ему нужна я. Но он не знает, что нужен мне. Я никогда об этом ему не говорила. Никогда честно не рассказала всё, что чувствую. Только страх был во мне, что уйдёт, а я…я не смогу вернуть Ника. Нужен ли мне Ник, не готовый даже думать о том, что может любить? Так ли я хочу вернуть Ника, который только и делал, что пугал меня невозможным будущим? Нет. Я больше не жажду любить Ника, что не готов был предложить мне большего. А Николас… смогу ли я полюбить его?

Любовь – всего лишь слово, но сколько оттенков оно несёт в себе. От красочных до мрачных. И эти мрачные цвета тоже любовь, тяжёлая и пугающая. Но другого для себя я не представляю. Не верю в то, что, не пройдя тёмную сторону, можно увидеть красоту другого. Сравнение. Оно необходимо, чтобы полностью понять палитру этого чувства. А у меня достаточно материала для сравнения. Его слишком много… но он об этом не знает.

Подскакиваю с кровати, так и не дав себе возможности уснуть. Мысли, их очень много в голове. И сейчас ясно понимаю, что я должна делать. Плевать на время, плевать на то, что глубокая ночь. Он должен знать, что я рядом. Он должен знать, насколько сильны и пока непонятны чувства во мне. Он должен!

Быстро переодеваюсь в спортивные штаны и футболку, натягиваю кроссовки и, подхватывая рюкзак, пихаю туда всё, что может понадобиться мне завтра, туда же летит и карточка от его квартиры.

Выбегая из дома, забираюсь в машину и даю по газам. Ничего не важно, когда внутри бурлит желание двигаться. Желание, наконец-то, простить себя за вину, простить его за всё, простить. Забыть об этом и жить с ним.

Найдя свободное место, паркуюсь, выхожу из машины и перебегаю дорогу. Прохожу пост охраны, быстрым шагом подходя к нужному корпусу. Безлюдный холл и только мои торопливые шаги.

В такие моменты ничего не волнует, кроме понимания самой себя. Это как глоток воздуха, второе дыхание… больше, намного больше и глубже. Это не контролируется ничем. Ты полна желания сказать всё, что в тебе.

Лифт привозит меня на нужный этаж. Темно, вхожу в квартиру, и слышу приветливый лай сбоку. Улыбаюсь Шторму, подбегающему ко мне.

– Привет. А где твоя подружка? – Почёсывая его за ухом, замечаю вторую собаку.

– Привет, Софи. Из вас вышла прекрасная пара, но давайте, вы сегодня займётесь друг другом. Идёт? – Говорю с собаками, хватая Шторма за ошейник, и подталкиваю к их комнате.

Странно, что Николас ещё не появился. Столько шума производят собаки, пока я указываю им на комнату и закрываю там дверь. Замечаю свет, пробивающийся из соседней комнаты. Гостевой.

«Он не спит больше в той спальне», – появляются слова в голове. Направляясь к этой комнате, тихо раскрываю дверь.

Свет ярко озаряет кровать, пустую кровать с отброшенным одеялом. Его вещи лежат на кресле. Значит, ещё не лёг спать.

Разворачиваясь, иду по коридору. Мой слух привлекает шум воды из ванной комнаты в главной спальне. Улыбаясь, бросаю рюкзак на пол. Вот где он. Может быть, войти и присоединиться? Нет, рано. Для начала надо всё решить, а потом я завладею его телом. Познаю вновь. А пока подожду его, чтобы всё сказать. Сажусь на постель, внутри меня всё разрывает от слов, но вот найти бы те самые. Пока не могу…

Громкий удар из кабинета. Вздрагиваю и одновременно сглатываю, подскакивая с места. Вода продолжает литься, и в кабинете кто-то есть. Но кто тогда купается? Хмурюсь, а внутри уже миллион сценариев… вру, один. Один, где присутствует ещё кто-то, скрашивающий ночные кошмары. Резко распахиваю дверь в ванную комнату и запускаю руку в волосы от полного непонимания. Никого. Только душ включён и наполнил паром кабинку. Странно. Открываю дверцу и выключаю кран.

Выхожу из ванной комнаты и перехожу в кабинет. Полумрак. В свете настольной лампы могу разглядеть раскрытый сейф, что спрятан был в стене недалеко от стола, разбросанные бумаги по полу. Перевожу взгляд на фигуру, стоящую и не двигающуюся спиной ко мне у стеллажей с книгами.

– Николас. Прости, я знаю, что ты сказал мне не приходить, но мне необходимо с тобой поговорить, – произношу я, улыбаясь, готовлюсь к своему решению.

Не двигается, стоит ко мне спиной в спортивных штанах и белой футболке.

– Николас? Ты зол? Прошу тебя… Прости, но… – обрывая себя, наблюдаю, как медленно оборачивается ко мне. Глаза открыты, смотрит на меня, и делаю шаг к нему, затем ещё один.

– Ты здесь, – странный голос, незнакомый, от которого мурашки пробегают по спине.

– Да, я здесь. Я была у твоего психолога, он… – что-то не то в нём. Вглядываюсь в его глаза. Стеклянные. Словно мёртвые. Смотрит как будто сквозь меня.

– Ты пришёл… пришёл сюда, ублюдок, – рычит Николас. Взглядом вырываю что-то блестяще в его руке.

– Это я Мишель. Николас? Ты что? – Делаю шаг назад, рассматривая нож, что крепко держит.

«…лунатик во время сна не видит ничего, кроме того, что происходит в его голове», – проносятся слова перед глазами. Сглатываю от этого. Сердце бьётся уже с сумасшедшей скоростью.

– Я убью тебя! Где она? Куда ты спрятал её? – Кричит, надвигаясь на меня.

– Николас! Ник! Это я! – Отвечая так же, отступаю назад.

Он спит. Но глаза открыты. Страшно, до ужаса внутри, до паники, что всё было правдой. Не знаю, что делать. Разбудить его? Но как, если он идёт на меня с ножом?

– Николас! Проснись! Это я! Мишель! – Продолжая кричать, выбегаю в спальню. Не успеваю я двинуться дальше, как, хватая меня за руку, с силой толкает обратно. Падаю на копчик, корчась от боли, и издавая стон. Распахиваю глаза, которые начинают слезиться от страха.

– Николас…

– Где она? – Это не он говорит. Не его голос, полный ненависти, злости и желания убивать.

– Это я…я…Мишель, – отползаю назад. Замахивается ножом. Вскрикиваю и перекатываюсь в сторону. Подскакиваю на ноги, слыша его крик за спиной.

Успевая забежать в ванную комнату, закрываю за собой дверь.

– Ублюдок! Я достану тебя! Я убью тебя! Отдай мне её! Отдай! – Крик полный боли наполняет меня дополна. Ударяет по двери, меня отталкивает, но надавливаю сильнее. Плача, упираюсь ногами в пол. Нет задвижки, тут нет ничего, что сможет спасти меня. Трясёт так сильно, что думать не могу.

– Отдай! Мишель! Отдай её! Где ты? Мишель! – Ударяет по двери снова. Отдаётся во мне его сила. Закрывая глаза, продолжаю упираться ногами, но они скользят из-за влажности.

– Это я! Ник! Это я! Мишель! Это не он! Я! Здесь только я! Проснись! – Кричу, сотрясаясь в рыданиях.

Но моей силы не хватает на следующий удар, меня отбрасывает спиной к душевой кабине. Ударяюсь позвоночником. Взгляд мутнеет, а губы трясутся.

– Это я… Ник… Николас… я… – шепчу. От ужаса при ярком свете ламп вижу, насколько страшен лунатизм. Он контролирует его. Словно зомби, полный силы и злости. Такого я ещё не видела. Такого мандража внутри я не испытывала. И нож, что держит в руке, пугает до паники.

Лицо Николаса искривляет гримаса гнева. Поднимает руку с оружием и кричит, пытаясь вонзить в меня острие. Визжа от страха, забираюсь в душевую кабину. И нет пути к спасению. Поскальзываясь на воде, пячусь назад. Один удар. Кричу. Дверца висит на петлях.

– Николас… пожалуйста… это я… проснись… прошу тебя, – плача, смотрю, как входит ко мне и ничего не видит перед собой. Это страшно, этот взгляд, он пустой. Действительно, пустой в нём нет ничего. А во мне только ужас от происходящего.

Хватая одной рукой меня за горло, сильно сжимает его, до хрипов, до моего крика, до моих попыток оторвать его руку. Но я бессильна. Царапаю его, бью, пытаясь хоть как-то не задохнуться.

– Я убью тебя, ублюдок… убью тебя, тварь… она моя… моя… – шипение и заносит руку с ножом. Ищу хоть какое-то оружие. Баночки с гелем для душа падают на поддон, туда же летит всё, куда добираюсь руками. А дышать с каждым разом всё тяжелее. Только кран. Судорожно открываю его, одновременно жмурюсь от предстоящей боли, что должна быть.

Ледяная вода моментально попадает на него. На меня, практически уже теряющую сознание от нехватки кислорода. Вода скатывается по лицу, и я падаю на колени. Шум в ушах и слишком много воздуха в лёгких. Кашляю, пытаясь отдышаться, перед глазами прыгают яркие огни. Сотрясается всё тело от кашля. Поднимая голову, смотрю на нож, лежащий на дне кабинки.

– Мишель? – Тихий и полный ужаса голос, знакомый, родной, прорывается сквозь шум в голове. Дрожит. Его голос дрожит. Сильно.

– Да… да… – киваю я, продолжая кашлять.

Смотрю на Николаса, как быстро расширяются его зрачки, являя мне животный страх. Как белеет его лицо, иссыхают губы, как судорожно отползая от меня, ударяется спиной о стеклянную стену и хватается за голову.

– Николас, – шепчу я, пытаясь придвинуться.

– Нет! Нет! Я…я ранил? Я… что ты делаешь здесь? – Кричит, хватая быстро ртом воздух. Паника, что овладевает им, мне видится в первый раз. Он боится. Безумный.

– Нет, всё хорошо, – заверяю его, а по щекам текут слёзы. Больно видеть его в таком состоянии, больно, что я виновата в этом. Больно, просто больно, потому что люблю его.

– Уходи… я опасен… сказал… нет… уходи, – мотает головой, а я, подползая к нему, обнимаю за шею.

– Нет, всё будет хорошо, Николас. Всё будет хорошо, – обнимаю его.

– Уходи! Я опасен! – Пытается оттолкнуть.

– Нет… нет… всё хорошо, – плачу, удерживая свои руки на нём. Шепчу ему какие-то слова.

– Я могу убить тебя! Убить! Мишель! – Кричит на меня.

– Нет! Всё хорошо! – Снова отталкивает, а я держу.

– Николас… я люблю тебя… люблю тебя… – беру его мокрое лицо руками. Ресницы, слипшиеся от воды, что поливает нас. А я смотрю в его глаза и понимаю, что любовь уже есть.

– Нет… прошу тебя… ты видела. Я опасен, для всех опасен. Для общества. Для тебя. Уходи, Мишель, уходи… мне надо лечиться… в психиатрической клинике… уходи, – пытается снять мои руки со своего лица.

– Ни за что, понял? Ни за что я не уйду, – хлюпая носом, глажу его лицо.

– Никакое лечение тебе не нужно. Ничего не нужно, ты здоров, – снова обнимая, утыкаюсь носом в горячую шею. Целую её. Лихорадочно покрывая быстрыми поцелуями его кожу, поднимаюсь к подбородку.

– Мишель, – обречённый стон, и мне так больно за него. Его руки обнимают меня до хруста костей. Сжимает в своих объятиях, словно это поможет ему. Хоть бы помогло.

– Всё будет хорошо… всё будет хорошо… – шепчу я, поднимая голову. Не могу не плакать, делаю это, улыбаясь ему, хотя страшно. Да, мне страшно, но ещё страшнее видеть, как ему сложно сейчас, как разрывают эти же чувства его внутри.

– Я люблю тебя, Николас. Люблю. Именно тебя, – продолжаю я, вглядываясь в его глаза, наконец-то, говорю и понимаю то, что сейчас происходит.

– Нет… ты не можешь… я ведь другой… сломанный. Жалок, я больше не тот, кем был раньше, – качая головой, хватает меня за локти. Хочет оттолкнуть, но не даю, цепляясь пальцами за его футболку, забираюсь на него сверху.

– Могу. Могу тебя любить. Иначе, чем раньше, Николас, – плачу, гладя его по волосам, по лицу.

– Это другой уровень любви. Глубже, намного глубже. И я хочу быть рядом. Ты нужен мне, очень нужен. И мы справимся, обещаю тебе, справимся. Только не отвергай меня, – прошу я, приближаясь к его лицу. Губы трясутся, меня уже сотрясает от холода воды, что покрывает наши тела.

– Любишь? Ты же сказала, что нет… любила, но не меня, – недоверчиво, даже опасливо переспрашивает. Слышу, как быстро дышит, под моими руками, опустившимися к его груди, стучит рвано сердце, что люблю до боли.

– Да. Люблю. Очень люблю. Другого мужчину я не вижу в своей жизни. И мне неважно, кто ты сейчас. Ник или Николас. Имя не имеет значения, а только то, что ты мой. Мой любимый…

– Ещё раз… скажи это ещё раз… пожалуйста, – берёт моё лицо в руки.

– Мой любимый, – повторяю я. – Люблю тебя и буду продолжать это делать. Плевать на всё. На прошлое. На будущее. Только ты.

– Мишель, родная моя, я так боюсь за тебя, – утыкаясь лбом в мой лоб, обхватывает руками мою голову.

– Будем бояться вместе. Просто вместе. Ты и я. Переживём, найдём выход, но я ни за что больше не оставлю тебя ночью, – сжимаю пальцами его шею. И готова заверять его постоянно в этом. Свободна. Свободна от мыслей, от непонимания. Свободна и честна сейчас. Легко. Страшно и легко. Рядом с ним.

– Глупая, ты у меня такая глупая. Мне плевать на себя, крошка. Я мог ранить тебя. Это причиняет…

– Ты этого не сделал, Николас, – перебивая его, дотрагиваюсь до его губ своими. – Всё будет хорошо. Просто обними меня.

Целую его. Мучается. Решается. Покрываю поцелуями его губы, как дрожат его руки, проходящие по моей спине, сжимающие меня.

– Останься. Останься со мной, Мишель. Моя Мишель, – шепча, он находит мои губы, впиваясь в них горячительным поцелуем, что перекрывает кислород. И в то же время даёт возможность дышать.

– Конечно, – сквозь поцелуй говорю.

– Прости меня…

– Не за что тебя прощать…

– За любовь, – отрываясь от моих губ, с болью смотрит в мои глаза.

– Она так претит тебе? – Шепчу я.

– Нет. Я не умею правильно. Мне нравится любить тебя, но сейчас… я ещё не отошёл от того, что было. И мне страшно в этой жизни только за тебя, – гладит моё лицо, обнимает.

– Так люби и всё будет хорошо, – сжимаю его шею и так прекрасно в этих руках.

Я дома. Не место играет роль. Руки. Дыхание. Сердцебиение. Оно всё родное. Моё. И я дома в его руках, в его аромате опасности и любви. И я счастлива. Плевать на страх, на гордость, на всё. Я счастлива даже сейчас, тихо плача на его плече, пока он раскачивается, поглаживая меня и успокаиваясь.

Только так мы сможем идти дальше. Теперь наверняка вместе. Да, я люблю его. Люблю именно его. Люблю его сердце. Люблю его слова. Люблю его мысли. Люблю его тайны. Люблю… полностью.

– Я люблю тебя, Николас. Люблю.

 

Двадцать шестой вдох

– Тебе надо переодеться. Ты заболеешь.

А я и забыла, что вода продолжает бить по моей спине. Так и сижу на его ногах, обнимая его и наслаждаясь тихими минутами спокойствия, что нагрянули после такой бури и страха.

Поднимая голову, смотрю в спокойные карие глаза, сейчас полностью восстановившие свой блеск.

– Я никуда не уйду, – напоминаю ему. Лёгкая улыбка трогает его губы.

– И не отпущу, но переодеться тебе надо. А мне спрятать нож или выбросить его, – помогает мне подняться. Выключает воду. Мои ноги дрожат, то ли от неудобного положения, то ли от усталости, что полностью поглотила мои силы. Но крепко держу его руку.

– Я ведь закрыл его в сейфе, – хмурясь, нагибается и поднимает нож.

– Он был открыт, – вспоминая, выхожу из душевой кабинки.

Только тяжёлый вздох. И это так сложно, сложно, что помочь ему хочу, но никак. Он будет анализировать случившееся, будет снова и снова искать ошибку, что совершил. Но для этого я пришла. Не дать ему больше этого сделать. Наконец-то, сама поняла, кто мне нужен и кому нужна я.

– А где Шторм? – Отпускает мою руку, когда мы входим в гардеробную.

– Я…я закрыла их в комнате. Подумала…

– Что ты сделала? – Перебивая меня, начинает дышать быстрее, только ведь нет причины ему злиться.

– Я закрыла их в комнате. Приехала к тебе, чтобы рассказать о том, что чувствую. И не ожидала такого… я…

– Не делай так больше. Никогда. Так. Больше. Не. Делай. Ясно? – Яростно, чётко и пугающе говорит Николас, делая шаги ко мне.

– Почему? Что в этом такого? А если бы ты ранил кого-то? Или…

Замолкая, вижу страх в его глазах. Понимание моментально появляется в голове.

– Переоденься. Моя одежда в другой спальне. В этой, я больше не живу, как и не желаю заходить сюда. Даже ванна… переоденься, – прежде, чем я успеваю высказать предположение, Николас уже вылетает из гардеробной.

Меня до сих пор внутри потряхивает от произошедшего, но ещё больше меня потряхивает от его бегства. Поэтому со скоростью света, насколько это возможно отнести к обычному человеку, полностью вымотанному, но жаждущему узнать ответ, сбрасываю мокрую одежду. Буквально всё. Надевать штаны и другие вещи займёт довольно много времени. Поэтому только трусики и одна из его идеально выглаженных, чёрных рубашек.

На ходу застёгивая мелкие пуговички, пропускаю несколько, чуть не поскальзываюсь на мокром полу в ванной. Хватая с собой полотенце, сушу волосы, оставляя полотенце в ванной, и выхожу в спальню, оттуда в коридор, где меня встречает радостный лай Шторма. А вторая собака настороженно смотрит на меня, не желая подходить.

– Почему твоя подружка так меня не любит, а? – Треплю Шторма по голове. Расслышав недовольное рычание, отнимаю руку и улыбаюсь собаке.

– А ты ревнивица, Софи, – журю её, не сводит с меня блестящих, чёрных глаз, а Шторм пытается лизнуть мою руку.

– Как и любая женщина. – Замечает Николас, вышедший в холл, и уже переодетый в иную футболку и штаны.

– Мужчины недалеко ушли от женщин, – улыбаюсь я. Отвечая мягкой улыбкой, подходит ко мне.

– Ты убежал, – укоряя его, недовольно складываю руки на груди.

– Ты не оделась, – в том же духе отвечает он.

– Я достаточно оделась, чтобы выслушать тебя. Ты купил эту собаку не для меня. Не так ли? – Показываю взглядом на Софи, так и не сдвинувшуюся с места.

– Отчасти, – присаживаясь на корточки, подзывает её. Она, в отличие от Шторма, подходит медленно, грациозно, показывая мне, как надо двигаться.

– Когда я заказал её, – поглаживает собаку, льнущую к его руке, – то поначалу мои мысли не касались тебя. Но позже у меня был второй план по тому, как тебя заинтересовать и привести к себе. Она была приманкой для того, чтобы я смог поговорить с тобой.

– Зачем ты купил её на самом деле?

– К себе, ребята, – вздыхая, выпрямляется и указывает им на комнату.

– Пойдём, – рука Николаса ложится на мою талию. Подталкивает меня к гостиной, послушно иду за ним.

Включает неяркий свет, исходящий только от камина. Садится на диван и предлагает мне последовать его примеру.

– Я не нахожусь в той спальне, как и не принимаю там больше душ, не пользуюсь ничем оттуда. Только по необходимости захожу и переношу одежду в другую спальню, прохожу мимо, когда надо попасть в кабинет. Ночую я в другой спальне. Но всегда возвращаюсь в эту спальню и к этой кровати. Всегда уродую именно этот матрас, как и меняю его с заметной частотой, – начинает он, но смотрит не на меня, а на свои руки, что сжал в крепкий замок.

– Как сказал мой психолог, я делаю всё там с целью оживить спальню. Не раз уже включал воду в душе или набирал ванну, даже фен включал, как и готовил одежду. Твою одежду. Но я не помню этого. Ничего не помню. В первую ночь я ранил Шторма, который не понял, в чём причина моей агрессии и криков. Он посчитал, что на меня кто-то нападает. Проснувшись от своего кошмара, я услышал, как скулит Шторм. Первое, что увидел – кровь. Я представил в тот момент себе разные сценарии происшедшего. Нож был в моей руке. Порез был несильным, но для меня глубоким. Не помню ничего из того, что делаю в такие моменты. Я могу спокойно выйти на улицу и убить кого-нибудь. Поэтому мне нужен был кто-то третий. Если даже я кинусь на Шторма, то третий должен быть равный по силе и быстроте. И я решил, что надо купить ещё одну собаку. Самку. Женщины яростно защищают тех, кто рядом с ними. Это должно было обезопасить Шторма.

– Она ведь могла разорвать тебя, – ужасаюсь я.

– Могла, и это было бы лучше, чем я бы разорвал кого-то. Особенно тебя. Поэтому не закрывай их, Мишель. Они бы защитили тебя от меня. Если бы… я не знаю, почему проснулся. Проснулся, и это сложно объяснить. Самый мой страшный кошмар превратился в реальность. Мне стыдно, в жизни так не было стыдно за то, кто я есть. Я не знаю, как бороться с этим. Только психиатрическая клиника остаётся выходом, – его вздох, рваный, быстрый и полный горечи находит ответную реакцию в моём сердце. Это не жалость, это желание помочь.

– Николас, – придвигаюсь ближе к нему, а он так и сидит, не смотрит на меня.

– Это последствия всего, что было с тобой. Но мы же, справимся. И тебе не нужно лечение, я верю в то, что это пройдёт. Пройдёт тогда, когда мы уладим разногласия, прекратим ругаться и начнём двигаться дальше, – мягко заверяя, кладу свои руки на его.

– Вода, – неожиданно вспоминаю я, а он недоумённо поднимает голову на меня. – Вода была причиной. Я читала… после психотерапевта, у которого я была сегодня. Меня нельзя назвать полностью принявшей все его слова. Злость и обида вела мной вначале, а затем, когда прошло время, я увидела всё с другой стороны. Решила узнать больше о твоём состоянии. И только сейчас вспоминаю, что в одной из статей было описано, что лунатика будить нельзя, но от воды они просыпаются, не все, но большинство. В этом отличие лунатиков. Значит, у тебя проблема не в голове и она не так глубока, как тебе кажется, у тебя диссонанс с эмоциями и воспоминаниями. Почему ты так держишься за них, Николас? Зачем ты это делаешь? Дай мне возможность понять тебя, пожалуйста.

– Страх, – незамедлительно отвечает он, сбрасывая мои руки с себя. Встаёт и обходит диван. Тоже поднимаясь, иду за ним следом к панорамному окну.

Понимаю, что ему сложно делиться чем-то со мной, слабостью, что существует в его теле. Но, неужели, признание этой слабости делает человека ничтожным? Нет. Это показывает, что он хочет двигаться дальше, обсуждать и искать варианты. А ему сложно. Он словно переступает через себя, обдумывает и подбирает каждое слово, чтобы продолжить и объяснить мне это. А я жду, обнимаю себя руками и жду от него хоть какого-то звука.

– Я столько раз пожалел о том, что сделал, это не счесть, – тяжело вздыхая, произносит он.

– Та ночь? Но мы не виноваты в этой ошибке. Возможно, виноваты, потому что оба боялись предательства. Я боялась, что моя любовь тебе не нужна, а затем всё свалилось на меня. Отец. Его операция. Признание Тейры. Слова твоего адвоката. Эта видеозапись. Я не помню… точнее, не понимаю, почему так повела себя, но это уже в прошлом. И я не виню тебя, правда, не виню. Было больно, очень больно. Разве это не доказывает то, что я хочу быть здесь? С тобой? – Тихо отвечаю я, и ни одной эмоции на его лице не пробегает. Ничего. Оно как будто высечено из камня, даже его взгляд, обращённый на ночной город, не выражает ничего.

– Я не об этом, Мишель. Я о том, что затащил тебя за собой. Мне не следовало, вообще, начинать это всё. Я одиночка, понимаешь? Одиночка, которому никто не был нужен. Чем меньше людей рядом, тем спокойнее. А сейчас всё изменилось. На мне лежит ответственность, и я понимаю это. Принимаю и пытаюсь уложить всё в голове. Но пока слишком сложно. Страх повторения возможен. Потому что отношения для меня опасны. И для тебя тоже. Мне пока не удалось узнать, кто были те, что так настроили нас друг против друга. Ни одной зацепки, и всё может вновь пойти по кривой дорожке. Да и сам я, от меня ничего не осталось, кроме психического расстройства и маниакального желания, не отпускать тебя, – поворачивается ко мне, запутав полностью в своих словах.

– То есть ты жалеешь? Я не понимаю, Николас, – мотая головой, развожу руками.

– И да, и нет. Да, потому что повлёк за собой столько проблем для тебя. Нет, потому что понял – не смогу испытывать что-то подобное к другой. Да и, вообще, испытывать. Мне нравится это состояние, и в то же время нет. Я не знаю, кто я. Но точно знаю, кто ты, крошка, – тянется ладонью к моему лицу и поглаживает щёку большим пальцем.

– Кто я? Безумная девица, что принесла тебе кошмары? – Нервно улыбаюсь, страшась, что услышу подтверждение своих слов.

– Не отрицаю, что ты безумна. Но до моего безумства тебе ещё очень далеко. Ты сильная, всепрощающая, бесстрашная. Такая, каким должен быть я. А я…

– А ты желанный, – перебивая его, кладу свою руку на его, продолжающую ласкать мою щёку. – Гордый и мужественный. Стойкий и решительный. Пытающийся защитить меня, и дающий возможность дышать, быть слабой и дарящий мне безмерное счастье. Я не хочу больше прощаться с тобой, Николас.

– Мне так стыдно перед тобой, Мишель, – подходит ко мне и полностью берёт в руки моё лицо. – Мне безумно стыдно, что ты стала свидетельницей этого ужаса. Неужели, тебе не было страшно?

– Было. Очень страшно, – шепчу, всматриваясь в его полные тревоги глаза.

– Тогда почему? Зачем тебе это? Зачем подвергать себя риску, крошка? Я этого не понимаю. Зачем сознательно идти туда, где тебя может не стать?

– Потому что люблю тебя. Любовь намного сильнее страха. Я уже не помню ту, что была в то время. Но я знаю другую. Она тянущая. Она живительная. Она это ты, Николас. Только прими её и меня вместе с ней, прими моё желание, такое же большое, как и твоё защитить меня, быть рядом с тобой. Что бы ни произошло. Что бы ни случилось следующей ночью или днём. Просто позволь мне быть рядом, – кладу руки на его плечи, пока его ладони скользят по моей шее. И так хорошо купаться в этих прикосновениях, что задыхаюсь. Молю о большем, только бы услышал меня.

Смотрит на меня мучительно долго, словно прикидывает, верить ли мне, решить ли идти дальше, или же выгнать. И я боюсь, что его волнение за меня и неверие в нас победит. Наблюдаю, как его складка на лбу сглаживается, а глаза светлеют. И даже в мягком отражении камина за спиной они имеют неповторимый отблеск неизменчивой личности, коей он является. Контроль. Всегда и везде. Так я согласна на это. Мне комфортно, когда он забирает у меня поводья и сам, ударяя по судьбе, выстраивает всё.

– Николас, ты молчишь, а я не знаю, что думать. Скажи хоть что-то, – прошу я, уже заставляя сердце от волнения биться на износ.

– Прости, – моргает и, отрывая взгляд от моих губ, поднимает глаза и встречается с моими.

– Я вдруг понял, что за последние дни ни разу не дышал так ровно и спокойно, как сейчас. И единственная мысль, мелькающая в голове – как ты красива и правильно смотришься в моей рубашке. Какой аромат шампуня исходит от тебя и что твои руки прохладны, ты мёрзнешь, но стоишь здесь. Это называется счастьем вроде бы. Так вот, Мишель, я счастлив сейчас намного больше, чем был до этого, – голос Николаса, наполненный удивлением от своих же эмоций, и радостью, поселяет в моей груди небывалый подъём. Затопляет той самой необходимой верой, что я потеряла ещё недавно. Верой в него. Верой в меня. Верой в нас. Он говорит. Он чувствует. И он мой.

Моя быстрая улыбка и его губы так близко. Тягучий взгляд. Его. Туманящий моментально мой разум. Сейчас, в одну секунду всё кажется таким мелким, бессмысленным и ненужным. Он и я. Привстаю на носочки, и мои губы касаются его. Его вздох, обескураженный и прямо в меня, заряжает полностью каждую молекулу моего тела. Ладони скользят по его шее, пальцы уже тянутся к волосам. Крепче прижимая к себе, втягивает в себя мою нижнюю губу. Посасывая её, немного покусывает. Низ живота сводит в сладкой судороге.

– Николас… – выдыхая, прижимаюсь грудью к его груди. И так жаждет она прикосновений. Соски под тонкой материей трутся, это приносит наслаждение и в то же время желание большего.

– Мишель, возможно, рано? – Его шёпот опаляет мои губы. Продолжая целовать меня, поглаживает спину, забираясь под рубашку и сжимая мои ягодицы. И его слова идут вразрез с тем возбуждением, что зародилась моментально между нами.

– Рано? – Уже невозможно контролировать страсть, что во мне. Но он, отпуская меня, делает шаг назад.

– Да. Рано, – отводит взгляд, но я вижу, что врёт. Он возбуждён не меньше моего, но что же, его останавливает?

– Мы занимались сексом… почему? Ты не хочешь меня больше или… – шумно вздыхая, запускаю руку в волосы, ищу ответ на свой вопрос в его нахмуренном лице, в своих горящих щеках и теле.

– Хочу, конечно, хочу. Но мы не должны торопиться. Это может привести нас к примитивному сношению, а я этого не хочу с тобой. Не хочу как раньше, – его слова вызывают внутри меня смех. Потому что это не похоже на него, не его эта правда.

Только хочу возмутиться, возможно, закатить новый скандал, но что-то, а точнее, быстрый взгляд Николаса, полный страха, останавливает меня. Он боится, причём очень боится даже дотронуться до меня. Боится, что захочет вернуть ту любовь к боли, что в нём ещё существует. Боится не сдержать свои слова и обещания. Он делает это для меня.

Понимание полностью его состояния придают мне сил. Только в моих руках наше будущее, потому что я знаю, куда нам идти, а он – пока нет. И я принимаю такой расклад, направлю его, а дальше он увидит новый мир, который я мечтала ему показать.

– Не торопиться, – повторяю я, только бы потянуть время и заполнить тяжёлую тишину, что возникла между нами.

– Да. Мишель. Признаю, тот секс был невероятным, но лишним. Мы не разобрались ни в чём, и тогда мы шли очень быстро, не привыкнув ни к одному обстоятельству, что меняли сами. Сейчас же я хочу, чтобы ты осталась со мной, но секс… любовь… дай мне привыкнуть к этому, – нервно, даже резко отвечает он.

Прищуриваясь, наблюдаю за каждым его движением. За каждым быстрым вздохом, за борьбой, что имеется в нём. Он хочет быть тем, кого думает, жду я. Но он так и не понял, что хочу я именно его. Вот такого. Потерянного и одновременно сильного, уверенного в себе и страшащегося будущего, готового идти, но для меня слишком медленно. Пришло время делать рывок.

– Николас, – ласково произношу я, делая медленные шаги к нему. Напрягается, когда моя ладонь скользит по его плечу.

– Сорви пластырь со своих ран, – продолжая полутоном, ловлю его взгляд. – Моя кожа оголена для тебя. Так дай и мне дотронуться до твоей. Мы можем привыкать год, два, десять лет. Если ты не можешь переступить через страх, то я готова поддержать тебя в любом твоём решении.

Дарю ему улыбку, ведь не понимает пока ничего из того, что я выстроила в своей голове. Отхожу на шаг, удерживая его взгляд.

– Мишель…

– Но я не собираюсь лишать себя удовольствия, – перебивая его, тянусь пальцами к первой пуговице на рубашке. Привлекаю его внимание к моим пальцам, расстёгивающим рубашку.

– Я возбуждена и не побегу к кому-то другому, – делаю медленные шаги назад, продолжая раздевать себя.

– Мишель…

– Я очень хочу получить разрядку и получу её. С тобой или без тебя, – иду спиной к спальне, и он, делая шаги, не сводит глаз с моего тела, что дразнит его из-за распахнутой рубашки.

– Другая… другая спальня… – сглатывает, его грудь поднимается ещё чаще.

– Я хочу быть там, где ты первый раз трахал меня, – поясняя, захожу в большую спальню. Останавливаясь, отводит взгляд от меня.

Но я полна решимости, надо ломать, чтобы строить. И я начну это делать прямо сейчас. Медленно, но рушить его стены и барьеры, что он расставил между нами.

– Ты помнишь эту ночь, Николас? – Спрашиваю, знаю, что не получу ответа. Подхожу к пульту и, включая свет, настраиваю его на самый приглушённый. Интимный. Возбуждающий.

– Я просила тебя дотронуться до себя, а сегодня предлагаю смотреть, – сбрасывая рубашку, замечаю, что подошёл ближе. Но всё же, не решается переступить порог этой спальни.

– Мишель, хватит, – хрипло, слишком неправдоподобно произносит он.

– Ты знаешь, почему я пришла к тебе тогда? Пьяная и честная? – Дотрагиваясь руками до своей шеи, веду ладонями до груди.

– Ты была под алкоголем, – смешок. Нервный, защищающий его от того, что видит.

– Нет. Перед этим, – шепчу я, сжимая свою грудь, пячусь назад. – Перед этой ночью я мастурбировала, слышала твой голос, видела тебя перед собой.

Опускаясь на постель, раздвигаю ноги. А по телу от моих прикосновений течёт томительное ожидание и возбуждение. Соски слишком чувствительны, твёрдые, зажимаю их между пальцами, приподнимая грудь. Издаю вздох, облизывая губы.

– Не получилось… – ещё один вздох, но не мой. Его. Шумный. Кроткий. Дотронувшийся до меня.

– И я пришла к тебе. К такому желанному и далёкому, – царапая ногтями кожу живота, опускаюсь к бёдрам.

– Крошка, прекрати это… это слишком жестоко, – глухой удар, но не обращаю внимания. Ломать. Необходимо сломать его правду, чтобы создать нашу.

– Это прекрасно. Ты возбуждаешь меня, даже не притрагиваясь. Один твой вид зарождает во мне желание, даже воспоминания, – шепчу я, а ноги дрожат от нетерпения прикоснуться к себе. И делаю это, пальцы проходят по трусикам, что скопили мою влагу. Стон. Глаза закатываются от позывов тела.

– Ты смотришь… ты видишь же… и ты можешь подойти… – падая на кровать, раздвигаю шире ноги. Одна рука, накрывая на грудь, сильно сжимает её. До боли. До безумства. До громкого стона, когда другая рука забирается под трусики и, утопая в смазке, находит чувственный клитор.

Под моими пальцами он так пульсирует, насыщаясь кровью, отдаваясь дрожанием всего тела. Спина выгибается от намерения ускорить движения. А он смотрит. Знаю, что смотрит. И это возбуждает ещё сильнее. Хочется показать ему, что это всё из-за него. Схожу с ума в агонии страсти из-за него и хочу его до помутнённого разума.

Палец, медленно кружа вокруг клитора, подбирается к месту, где так хочется наполнения. Но одного пальца мало, слишком мало, чтобы получить то, что мне сейчас необходимо. Распахивая глаза, вынимаю мокрые пальцы из трусиков. Мой затуманенный разум привлекают тихие шаги. Выпрямляясь, встречаюсь с горящим взглядом карих глаз, сосредоточенных на моей руке. Подношу пальцы к своим губам и облизываю их. Николас сглатывает и, наконец-то, решился зайти сюда. Отчётливая выпуклость в его штанах свидетельствует о силе его притяжения ко мне. Скольжу по кровати, опускаясь на колени, на пол. Не двигается, наблюдает, заинтересовано, даже не моргает.

Встаю на четвереньки и медленно ползу к нему.

– Позволь и мне посмотреть, Николас, – шепчу я, достигая его ног. Выпрямляясь, продолжаю стоять на коленях. Поднимаю голову.

– Смотри, – одно слово, сказанное низким голосом, дающим разрешение. Оно впивается в мою кожу мелкими иголочками, заставляя дрожать.

Его рука тянется к моему лицу, большим пальцем проводит по моим губам. Успеваю обхватить его и втянуть в рот, лизнуть языком и смотреть в его глаза, полные возбуждения, восхищения и неконтролируемых эмоций, которые он держит… пока держит. Глаза тёмные. Безумно тёмные и сносящие крышу. Облизываю его палец, пока руками глажу его ноги, поднимаясь выше. Смотрю на него, а он на меня. Вынимая мокрый палец из моего рта, обводит им контур губ. Закрываю глаза от наслаждения, от тянущей боли внизу живота, кажется, что струйки смазки, полностью наполнившей трусики, сейчас начнут капать на пол.

Отнимает руку от моего лица. Приоткрывая глаза, хватаюсь за кромку его штанов. Тяну вниз, приближаясь к его животу, что открылся мне. Прикасаясь губами, облизываю языком упругую кожу, освобождая его член. Вздох наслаждения от увиденного, от новой волны жажды внутри меня, от сильнейшей пульсации клитора и от голода. Перед моим лицом его орган, что так и призывает лизнуть. Что и делаю, вырывая из его горла хрип. Обвожу языком головку, хватаясь рукой за основание. Переступает через штаны, но меня это не волнует. Держу крепко, полностью захватывая головку его члена. Солоноватый привкус у меня на языке, и полная потеря пульса. Хочется глубже. Ещё глубже, пока не дотронется до моего горла. И ещё раз, по кругу, напрочь забывая обо всём. Вкусно, безумно вкусно. С громким хлопком его член, покрытый слюной, выходит из моего рта. Поднимая голову на Николаса, наблюдаю, как мышцы его живота быстро сокращаются под футболкой.

Хватаясь за неё, тяну вниз вместе с мужчиной, что так легко поддаётся. Опускаясь ко мне, встаёт на колени.

– Опасная моя, – его шёпот не даёт дышать, как и поцелуй, что перекрывает кислород. Сумасшествие. Голодные и жадные поцелуи. Его руки, до боли сжимающие моё тело, ласкающие его. Зубы, что кусают губы. Стоны. Только мои. А он вдыхает в меня кислород, разгоняя по венам огонь с каждой секундой ещё сильнее.

Хватаясь за его футболку, тяну её наверх. Отбрасывая в сторону, прижимаюсь своей возбуждённой грудью к нему, губы находят его. Николас обхватывает меня за талию, врываясь языком в мой рот. Буквально толкая на спину, придавливает своим телом.

Барьеры рушатся. Покрывая поцелуями мою шею, языком доходит до груди. Сжимает её, кусает соски, впиваюсь в его волосы пальцами. Схожу с ума, двигая бёдрами, всем телом, издаю стоны. Моё тело уже мокрое от желания, полностью мокрое. Стягивает трусики и, обхватывая меня за талию, поднимает одним рывком на ноги. Не соображаю ничего, не улавливаю, как он садится на пол, облокачиваясь спиной о кровать, и тянет меня на себя.

– Давай. Контролируй, крошка. Сегодня твоя ночь, – берёт в руку член, поглаживая его, и помогает мне приставить головку к моему входу.

– Встань на ноги и ухватись за мою шею. Контролируй. Глубже, – рычит он. Как в тумане делаю всё, что говорит. Трясёт от желания погрузить его в себя полностью.

– Вот так, – когда мои руки ложатся на его шею, с силой насаживает на себя. Вскрикиваю и хватаю ртом кислород от боли, что проносится по всему телу. Но тут же, она сменяется безумной жаждой «ещё». Приподнимаюсь и снова сажусь, до основания, до криков. Больше никакого контроля, ничего не сдерживает. Волосы липнут к лицу, а я опускаюсь с ещё большей яростью на его член. Помогает мне, крепко удерживая за талию. Приподнимает бёдра и сводит с ума. До точек перед глазами. Его голос. Его стоны. Мои крики. Музыка, для моего тела, что готово взорваться.

Сильнее. Ещё сильнее. Глубоко настолько, что больно. Но иная боль. Безумная. Горячая. Наша. Хочется ещё. Ещё и ещё. Пока окончательно не умру в его руках. Ноги трясутся от напряжения, а тело жаждет большего. Оргазм, накрывая с головой, не даёт мне двигаться. Отрывает мои руки, падаю на его ноги спиной, сотрясаясь в конвульсиях, успевает схватить и положить на спину, продолжая трахать меня. Быстро. Жёстко. И мне нравится. Царапаю его спину, кусаю шею. Ищу его губы, обхватывая его ногами.

– Ещё… Николас… ещё, – шепчу в его рот.

– Я обожаю тебя трахать, крошка, – рычит он, вбирая в себя мои губы.

– Мне необходим наш секс. Только наш, – шепчет, но кажется, что кричит.

Шлепки. Мокрые тела и пульсирующий член во мне. Всё это подводит меня к критической точке, в которой волна медленная, но настойчивая добирается до каждой клеточки тела. Сжимаюсь вокруг его члена, ощущая каждую вену. Узко и мокро. Как хорошо. Моё тело расслабляется, пока Николас вгоняет в меня свой член до дрожания его во мне. И чувствую, как наполняет меня. Как издаёт стон в мой рот. Обнимает меня, до хруста, до слёз в моих глазах. Дыхание нарушено. Правильное. Наше. Падает его голова на моё плечо.

Минуты пролетают мимо нас. Лежу с закрытыми глазами, поглаживая его спину, что отдаётся слабыми импульсами по его венам. Целуя мою щёку, поднимает голову.

– Ты сумасшедшая, Мишель. Я люблю тебя, – тихий шёпот и эти слова дают силы распахнуть глаза, из которых выкатываются слёзы.

– Николас, – улыбаясь, приглаживаю его растрёпанные волосы.

– Почему ты плачешь? Больно? Я тебе сделал больно? – Испуганно спрашивая, он выходит из меня и резко садится.

– Нет… нет, – мотая головой, тоже принимаю вертикальное положение. Голова кружится немного, а тело такое тяжёлое.

– Нет, это от счастья. Можно плакать от разных вещей, и сейчас я счастлива. Счастлива настолько, что эмоции переполняют меня. Мне понравилось. Мне понравится всё, что ты будешь готов мне дать, – заверяя его, подползаю к нему.

Мой взгляд привлекает какая-то грязь или шрам под его левой грудью. Не могу понять.

– Мишель, я не могу привыкнуть к тому, что ты…

– Что это? – Перебивая его, нагибаюсь и пытаюсь рассмотреть, чёрные… теперь вижу, чёрная надпись. Переводит взгляд туда, куда смотрю я.

– Татуировка, – поясняет он.

– Ты можешь… я могу посмотреть? – Поднимаю голову на него. Напряжённая улыбка и быстрый кивок. Выпрямляет спину, что теперь мне видно лучше. Да, это татуировка. Новая.

– Откуда… что там написано? – Интересуясь, дотрагиваюсь до его груди и провожу подушечками пальцев по его коже.

– От жизни к тебе, – на одном дыхании отвечает он.

И больше не нужно ничего. Никаких подтверждений. Эти слова, что предназначались мне. Что были на той фотографии. Наши слова. Его слова, подобранные для меня. Рядом с сердцем. Ещё ближе, чем раньше.

– Я думал, ты уже видела. Тогда я раздевался, – произносит Николас.

– Не заметила… не на это смотрела. Не помню, – шепчу я, хлюпая носом.

– Если ты сейчас снова начнёшь плакать, – шумно вздыхая, хватает меня за талию и опрокидывает на спину.

– Прости… просто… прости… – шепчу я, стирая быстро слёзы, что уже льются. Он любит меня. Любит до такой степени, что оставил это напоминание на себе.

– Ты завершающий этап моей жизни. Дальше идти мне некуда, крошка. Только к тебе.

Словно вижу его первый раз. Открытый. Любящий. Странный. Полон секретов. Мой.

Улыбаюсь ему, растворяясь в нашем мире, что мы уже построили за это время. Вера полностью возвращается в моё сердце, когда смотрю в его глаза, наполненные нежностью, любовью и желанием ломать. Теперь ради друг друга.

 

Двадцать седьмой вдох

– Чёрт! Почему ты не разбудил меня раньше? – Кричу я, подпрыгивая на одном месте и пытаясь застегнуть джинсы.

– Я эгоист, – спокойно пожимает плечами Николас, наблюдая за моими манипуляциями с кружкой чая. От одного его вида я готова забыть своё пробуждение и время, неумолимо пробегающее мимо меня. Домашний, с растрёпанными волосами, в спортивных брюках и довольный своей выходкой.

– Меня уволят! Не делай так больше, – мотая головой, сбрасываю с себя наваждение. Принимаюсь за кроссовки, а затем натягиваю футболку. – Не выключай мой будильник, Николас.

– Мишель, тебе незачем работать. Я богат…

– Так, сейчас я очень спешу, Николас, – обрывая его, прохожу мимо и беру его кружку, быстро делая глоток.

– Но скоро я буду свободна и поругаюсь с тобой на этой почве, – чмокаю его в губы.

– Подготовь веские аргументы, чтобы защищаться, – иду спиной к лифту, постоянно размахивая пальцем, словно ребёнка ругаю. Улыбается, даже смеётся от этого.

Нажимая на кнопку лифта, вешаю на плечо рюкзак.

– Крошка, ты телефон забыла, – вытаскивая из штанов мой мобильный, крутит его в руках.

– Николас! Уже начало девятого! – Возмущаюсь, наблюдая, как он медленно и лениво подходит ко мне, а дверцы лифта распахиваются.

– Спасибо, – улыбаясь, забираю свой телефон и вхожу в лифт.

– Вечером заеду за тобой после работы, – говорит он, а я нажимаю на кнопку нижнего этажа.

– Хорошо… ой нет… я не могу…

Последнее, что я вижу, перед тем, как дверцы закрылись, это его озадаченное и несколько обиженное лицо.

– Ллойды пригласили меня на ужин, – договаривая уже дверцам, шумно вздыхаю.

Чёрт… день не задался с самого утра. А ведь всё так хорошо начиналось: приятное пробуждение и взгляд любимых глаз, никаких страхов и спокойствие, что обрела утром. Затем крах, как только узнала, который час и сумасшедшие сборы.

У меня нет времени, чтобы подняться обратно и объяснить Николасу всё. Теперь же, в душе поселилось опасное волнение, что поймёт всё не так, как есть на самом деле. Это выматывает меня, а я уже опаздываю на съёмку. Мой телефон вибрирует, когда я завожу мотор, продолжая размышлять, как сделать так, чтобы дозвониться до Николаса. Нет у меня его номера. А он уже придумал себе невесть что. Возможно, прогулять…

– Да, уже еду, – без приветствий произношу я в трубку.

– Мишель, доброе утро. Хотел предупредить, что модель опаздывает, как и ты, впрочем, – вздох облегчения, и можно немного расслабиться.

– Хорошо. Спасибо, скоро буду, – бросаю я и отключаю звонок.

Так, думай, Мишель, ты должна найти выход. Сара! Точно. Пока горит красный, ищу в телефоне номер подруги и нажимаю на него. Чёрт, до сих пор номер заблокирован. Уже собираюсь завершить вызов, как запрограммированный женский голос произносит: «Переадресация на номер…»

Надавливая на газ, продолжаю ехать на работу, и теперь идут гудки, а через несколько секунд сонный голос Сары.

– Наконец-то! Чёрт, когда твой телефон будет доступен? – Возмущаясь, сворачиваю направо.

– Чего? Миша? – Недоумённо переспрашивает она.

– Да-да. Это я. Райли с тобой? – Чуть ли не кричу, въезжая на парковку.

– Нет. Уже ушёл…

– Блять! Помоги мне, Сара. Мне срочно нужен номер Николаса. Очень срочно! Крайне срочно! От этого…

– Я поняла. Райли сделал переадресацию на свой телефон, а себе взял корпоративный. Поэтому я с лёгкостью найду номер твоего Николаса в его контактах, – перебивает меня подруга.

– Спасибо! Ты как? – Влетая в здание, киваю Эйприл.

– Хорошо, всё хорошо. На следующей неделе встретимся.

– Отлично, жду номер, – отключая звонок, забегаю в студию. Модели ещё нет, и у меня есть время, чтобы подготовиться и ожидать сообщения от Сары.

Постоянно ожидаю вибрацию, пока настраиваю свет, чищу фон. Это ужасно на самом деле быть в таком напряжении с утра, я до сих пор не проснулась, как робот выполняю дела, которые должна делать. Отвратительное состояние между сном и явью. Даже в висках начинает стучать.

– Доброе утро, – от двери раздаётся женский голос.

– Доброе. Всё готово, буду ждать, когда вы подготовитесь, и можем начинать, – на автомате произношу я, обернувшись к девушке.

В это время в джинсах раздаётся вибрация, я радостно достаю телефон и подхожу к столу. Отлично, номер есть, и теперь осталось позвонить. Сейчас не успею, поэтому сделаю это, как только поеду в университет.

Беру фотокамеру, и моё сумасшедшее утро продолжается в темпе самбы. Сконцентрироваться стоит немало усилий, найти ракурс, да и, вообще, думать именно о работе, а не о том, что я скажу ему. Так и проходят полтора часа с невнимательным фотографом и скованной моделью. Но заверяю, что она прекрасна и фотографии будут лучшими. Хотя мало в это верится.

– Мишель, у тебя ещё…

– Да-да, вечерние съёмки, я помню, – отмахиваясь от Эйприл, выхожу из фотостудии.

Теперь я должна настроиться и сочинить хоть какую-то внятную речь. Но разве могу? Ни черта не могу. Слова все корявые, и, как назло, начинается дождь. Парковку найти не могу.

– Хватит, задолбало это. Возьми и позвони, – ругая саму себя, копаюсь в вещах в багажнике. Куртку бы найти, но нахожу только джемпер, и это сойдёт.

Делаю глубокий вдох, натягиваю одежду и, нажимая на вызов, зажимаю телефон между плечом и ухом. Гудки, а моё сердце как бешеное скачет в груди. Знаю, это может быть и глупо, но любое неправильное слово, какая-то мелочь, что для других незначительна, может разрушить всё между нами. Такая хрупкая нить, которую страшусь разорвать своими поступками.

– Да, я вас слушаю, – раздаётся голос Николаса.

– Привет, это я. Прости, ты, наверное, меня не так понял. Я не могу сегодня встретиться с тобой после работы, потому что Ллойды пригласили меня на ужин в ресторан, – на одном дыхании выпаливаю, вытирая взмокший лоб от нервов и бега по пешеходному переходу к университету.

– Мишель? – Удивляется.

– Да, мне Сара дала твой номер, а она нашла его у Райли, который отдал ей свой телефон. У меня не было… господи, я не знала, куда звонить. А ты так смотрел на меня перед тем, как двери закрылись. И вернуться я не могла, опоздала на работу. Прости, не помню, сказала ли я, что ужинаю с Ллойдами. Точно не могу ответить во сколько, потому что сама не в курсе. Я…

– Мишель…

– Подожди, – перебиваю его, направляясь к своему корпусу, – дай мне сказать. Мне очень понравилась ночь. И я хочу повторить её сегодня, завтра, послезавтра. Секс с тобой для меня так же необходим, как и ты сам. Николас, хоть где. Правда. Пол. Стол. Стены или потолок. Но прошу тебя, не делай выводов о моих словах прежде, чем я не объясню тебе всё. Потому что я до сих пор чувствую тебя внутри себя, твои губы и…

– Мишель! Остановись! – Громкий крик Николаса, что даже ноги, не смея двигаться, прирастают к земле.

– Простите, мы продолжим через пару минут, оставьте меня одного, – кому-то говорит он, а я непонимающе пытаюсь отдышаться.

– Николас? – Тихо произношу, облизывая губы.

– Крошка, – смех, да такой заразительный, что сама начинаю улыбаться. Не понимаю чему, но улыбаюсь.

– Это наш корпоративный номер, общая линия, которой мы пользуемся во время совещаний, обсуждений и для соединения с партнёрами. Мы как раз ожидали ответ от одной компании, которую предполагаем выкупить, – смеясь, продолжает он.

– То есть… то есть, ты хочешь сказать, это не твой номер, и я сейчас всё это наговорила… о, господи, – издаю стон, щёки начинают полыхать. А он смеётся, ему, чёрт возьми, смешно, когда я сгораю от стыда.

– Верно. Теперь мои сотрудники знают, почему у меня отличное настроение, и кого за это благодарить. А ещё, что мы занимаемся сексом везде, где придётся.

– Боже, я сейчас расплачусь, – шепчу я, то потирая лоб, то теребя свои волосы. Какой позор!

– Но, знаешь, мне приятно, что они не будут считать меня геем, или же, ещё кем-то. Мишель, всё хорошо. И мой номер у тебя есть. Этой ночью я внёс его в твой телефон…

– Да ладно? Ты не мог сказать об этом?! Николас, вот сейчас… – замолкаю, и всё, нервы сдают полностью. Начинаю хохотать, как сумасшедшая, прямо у входа в университет. Смеюсь, что слёзы собираются в глазах.

– Прости, – успокоившись, говорю я.

– Это определённо самое красочное утро из всех, что у нас были, крошка. И я знаю, что ты ужинаешь с Ллойдами.

– Откуда? – Удивляюсь я.

– Просто знаю, и всё.

– Ладно. Тогда я позвоню тебе на твой номер, а не на этот. Этот к чертям удалю, а то в следующий раз расскажу что-нибудь ещё более интимное, – поправляю сумку на плече и вхожу в университет.

– Хорошо.

– Тогда пока.

– И да, крошка, ты наизнанку надела джемпер, – снова смеётся, а я проверяю верность его слов. Чёрт, ещё глупее я могу быть?

– Ты следишь за мной? – Стягивая с себя кофту, выворачиваю её.

– Всегда. Хорошего дня тебе, Мишель. Мне пора.

– И тебе, Николас, – грусть, необъяснимая грусть поселяется в сердце, когда раздаются гудки.

Я знаю, отчего она. Знаю, как она эгоистична и неправильна. Но я вновь обрела его, вновь мы пытаемся быть вместе, и сейчас же хочу прилипнуть к нему, не отпуская от себя никуда. Отвратительное чувство, именно из-за него портится настроение, всё остальное раздражает. И я думаю только о Николасе. О том, что случилось вчера. О том, что будет сегодня. Порой ты выстраиваешь себе точную картину своей жизни, а она не подходит тебе. Ты решаешь действовать по ситуации, но и это не про тебя. Не знаю, что нас ждёт и как мы справимся, но шёпот… его голос. Тихий. Приглушённый. Со словами любви во мне. Глубоко спрятан ото всех, и предназначен только для меня.

– Джексон, – окликая парня, запихиваю в сумку тетрадь.

– О, неужели, сама королева снизошла до меня, – ехидно произносит он, склоняясь в шутливом поклоне.

– Клоунада не твоё, а вот комната страха – да. Где Амалия? Видел её сегодня? – Спрашивая его, кручу в руках телефон.

– Нет. Я не видел её ни сегодня, ни вчера после пар. Мы договаривались на минет в спортзале, а она не пришла, – закатываю глаза от его ответа.

– Мудак, – цокая, разворачиваюсь и вновь пытаюсь дозвониться до подруги. Но она не берёт трубку, а я целый час это делаю. Практически всю последнюю пару, и это напрягает меня.

– Марк, привет, – хоть до одного из представителей Ллойдов-младших мне удаётся дозвониться.

– Привет. О, ты мне звонила, был на обеденном перерыве.

– Понятно. Что там насчёт ужина? Он сегодня? – Выхожу из университета, направляясь к машине.

– Да, забыл тебе позвонить, столько работы. Мы будем в ресторане «Scaramouche». Знаешь, где он?

– Ага, знаю. Только у меня съёмки до девяти и я, скорее всего, не успею.

– Не волнуйся, успеешь. У меня работа до восьми сегодня, поэтому наши собираются в половине девятого.

– Хорошо, – отвечая, забираюсь в машину.

– Ну тогда до встречи…

– Марк?

– Да.

– Амалии нет в университете, и… чёрт, не знаю, но чувствую, что с ней происходит что-то. Она заболела?

– Нет? Блять! Я с ней утром виделся, и она заверила меня, что отправится в университет! – Повышает голос парень.

– Значит, она обманула. Марк, я очень волнуюсь за неё.

– Я тоже. Ты была права, когда сказала, что ведёт она себя странно. Дёрганая какая-то, словно боится чего-то.

– Его? Это может быть тот мужчина? – Вспоминаю я.

– Мы не слышали о нём уже долгое время. Очень долгое, и если это так, то у него закончился лимит жизней. Я убью его…

– Марк, не кипятись. Это только предположение, надо Амалию разговорить, и понять, куда она влипла и влипла ли, вообще. Вдруг у неё просто ПМС, – успокаивая его, направляюсь обратно на работу.

– Ладно. Вечером поймём, я ей волосы все повыдираю, если она снова с ним…

– До вечера, – отключая звонок, тяжело вздыхаю.

Наверное, я сделала неправильно, именно так увидит это Ами, но я волнуюсь за неё. Очень волнуюсь. Она близка мне, и в тяжёлое время поддерживала, как и Сара. Возможно, ей нужна помощь, а она боится об этом сказать. Не знаю, правда, не знаю, отчего так всё происходит у нас.

Вновь вхожу в здание фотостудии и направляюсь в зал для фотосъёмки жанра ню. Это мой первый опыт, и, конечно, смущение, только моё, первые полчаса не давали работать. Правда, видела я и не такое, взять хотя бы то посещение клуба Ника, да и вообще. Как он мог отказаться от этого? Только сейчас принимая во внимание свою любовь к фотографии, сравнив с его темой, осознаю, что сама бы отказала в этом. Никогда бы не смогла выбрать что-то одно, не совмещая с другим. С тем, что мне нравится и даёт мне чувство расслабления. А смог ли он? На самом ли деле отказался? Я буду верить ему и в очередной раз убеждаться, что дура. Полная дура, раз сразу не могла увидеть его шаги ко мне.

Попрощавшись с сослуживцами, выхожу на прохладный и влажный воздух. Безумно хочу спать, а желудок издаёт урчание от голода. Я так и не ела за целый день, отсюда слабость и до сих пор туман в голове. Я не хочу переодеваться, поэтому вхожу в зал ресторана в неподобающем виде для гостя. Но вряд ли это кого-то волнует, у меня есть деньги заплатить за ужин, это намного важнее моего вида. Называю фамилию Ллойдов девушке, и она подводит меня к большому столику, расположенному у окна.

– Миша, я так рада тебя видеть, – Тейра обнимает меня, и я похлопываю её по спине. Вглядываюсь в её лицо без грамма косметики, юное и словно новое. Она изменилась, оставила в прошлом вульгарный макияж, и стала собой. Неужели, именно смерть отца и поведение матери только могли помочь сестре стать настоящей? Это ужасно, что потеряв всех, мы превращаемся в самих себя.

– Адам, Кейтлин, Марк, Ами, очень рада вас видеть. Простите за опоздание, я только с работы, – улыбаясь семейству, сажусь рядом с Марком. Поглядываю на Амалию, даже не взглянувшую на меня. Словно нет её здесь, перевожу взгляд на Марка, и он, понимая причину моего молчаливого вопроса, слабо качает отрицательно головой.

– Надеюсь, теперь мы можем заказать? Или ещё подождём пока Мишель нам расскажет, как прошёл её день, подохнем от голода и заснём прямо здесь, – едко подаёт голос Амалия.

– Конечно, заказываем, – пытается сгладить грубость дочери Кейтлин. А я удивлённо смотрю на девушку, лишь на миг бросившую на меня злой взгляд.

Что я сделала ей? Почему она ведёт себя со мной таким образом? Не имею понятия, списывая всё на плохое настроение. Беру в руки меню, и от голода вновь сводит желудок. Боже, как я голодна.

– Добрый вечер. Приношу свои извинения за опоздание, но мы с Мишель немного разминулись, – бархатистый голос раздаётся за моей спиной. Он приводит всех, в том числе и меня, в полное непонимание. Резко оборачиваясь, встречаюсь с карими тёмными глазами, в которых играют смешинки, расплываюсь в улыбке, отмечая, как Николасу идёт тёмно-синий костюм.

– Добрый вечер, Николас Холд, я так понимаю, – медленно произносит Адам, поднимаясь со стула. Пока я отхожу от шокового состояния его появления здесь.

– Верно. Можно просто Николас. Мне приятно с вами познакомиться, – кивая, Николас огибает стол и пожимает руку моему приёмному отцу. Как заворожённая смотрю, с какой уверенностью он врёт, ведь я его не приглашала. Должна была, наверное, но даже не подумала о таком варианте.

– Это вам, миссис Ллойд, – протягивает букет цветов Кейтлин, немного смутившейся, и принявшей подарок.

– Присоединяетесь к нам. Это мои дети. Амалия, Марк, Тейра и Мишель вы знаете, – представляет всех Адам.

– Спасибо, всем доброго вечера. Позволишь, Марк, я сяду рядом со своей девушкой? – Сглатываю от опасной близости этих двух мужчин, ожидая скандала, или чего-то разрушительного от Марка.

– Конечно, Николас, – обескуражена таким ответом, да и все с интересом наблюдают, как Николас садится рядом со мной, а Марк отодвигает сестру и просит поставить стул с другой стороны от меня.

– Если вы не против, то я заранее заказал для всех шампанское и королевских крабов. Их уже несут, – поворачиваюсь к Николасу так уверенно взявшим всё в свои руки. Улыбаясь, ловлю его взгляд. Находит мою руку под столом, немного сжимает её, без слов заверяя меня, что всё хорошо. И это лучше всех обещаний. Он рядом со мной.

– Нет, конечно, нет. Вы очень предусмотрительны. Здесь заказ ждать минимум двадцать минут, но кухня того стоит, – вежливо отвечает Адам.

– А вы с Мишель… простите, мы читали статью и сейчас немного удивлены. Мишель нас не предупредила, – заминаясь, произносит Кейтлин. Бросаю взгляд на Тейру, побледневшую от её слов, а затем на Николаса.

– Да, это моя вина. Она слишком занята, а я изъявил желание познакомиться и представиться вам официально. У нас с Мишель очень запутанные отношения. Но они есть и, да, статья была несколько скомканной. Что ещё можно ожидать от «Канадского вестника», – отвечает Николас.

Господи, моё сердце так бьётся за благодарность ему, что вот такой, уверенный в себе, сильный и желающий сделать нас реальностью. Новой реальностью, в которую я начинаю верить. Не могу насмотреться на него, наслушаться, как он с лёгкостью отвечает на вопросы Адама, ловко маневрируя между тем, что он хочет рассказать, а что хочет оставить втайне. И даже Марк с удовольствием участвует в разговорах на финансовые темы, словно не он был против Николаса. Может быть, так и должно быть? Именно так отношения людей налаживаются, когда ты ничего для этого не делаешь? Краб для меня сейчас самое вкусное, что я ела. Отказываюсь от шампанского, чувствуя, что уже пьяна. Им пьяна, сидящим рядом со мной, в моей новой семье и покорившим всех. Всех, кроме Амалии. Она молчит, и с каким-то странным выражением лица смотрит на нас. И мне страшно, правда, страшно, что она может всё испортить. Внутри, где-то очень глубоко создаётся неприятное чувство.

– И вы всем этим занимаетесь? Невероятно. Как вы успеваете всё? – Восхищается Кейтлин умениям Николаса и его страстью ко многим играм для богатых.

– Не стремлюсь успевать всё, даже не думаю об этом. Если у меня есть желание, то делаю. А если его нет, то делаю на следующий день, – с улыбкой отвечает Николас, отпивая шампанское.

– То есть это про вас: если можно сделать завтра, то сделаю именно завтра? – Смеётся Адам.

– Верно, – кивает Николас. – Зачем отказывать себе в этом, если у тебя полно времени завтра? Но, конечно, некоторые дела нельзя отложить на задний план. К примеру, отношения.

– И какие у тебя планы, Ник? – Первый раз за весь вечер произносит Амалия фамильярным тоном. Обстановка за столом, из расслабленной и весёлой, сразу же меняется на тяжёлую. Поворачиваясь к ней, показываю взглядом, что это невежливо.

– У меня много планов, какие тебя интересуют, Амалия? – Спокойно говорит Николас.

– Тематические, – чётко выговаривая каждый слог, отвечает она.

– Ами…

– Амалия!

Я тихо, а Марк громче обрывает сестру, дарящую ему испепеляющий взгляд.

– Какая из тем тебе ближе, Амалия? Спорт? Бизнес? Секс? – Так же спокойно отвечает Николас.

– Любовь. Такое слово есть в твоём словаре? – Парирует Ами.

– Амалия, достаточно, – обрывает её Адам.

– А что в моём поведении такого? Я вас обидела, мистер Холд, примите мои самые искренние извинения. Не думала, что элементарное слово, как любовь, для вас настолько ужасающе оскорбительно, но при этом секс вы свободно употребляете в своём лексиконе. Вас не приглашали сюда, Николас Холд, этот ужин предназначается не для вас. Ведь вы тут, нагло внедрились в нашу семью, вскружили голову моим родителям, как и Мишель. А вот отвечать на конкретные вопросы не умеете, хотя именно такие люди и становятся богатыми. Они лгут и не краснеют, как вы. Простите, но мне противно смотреть на этот спектакль, – со злостью цедит Амалия, бросая салфетку прямо в большое блюдо с крабами.

За столом повисает тишина, а девушка уже исчезает из-за стола. Слёзы обиды готовы вырваться из глаз, и так неприятно, стыдно и хочется как-то уберечь Николаса от этих слов, что сказаны из-за меня. Я виновата в этом, если бы Амалия меньше знала о нём, о нас, то ничего не было бы.

– О, Господи, – выдыхая, закрываю рот рукой и поворачиваюсь к Николасу. Опуская свой взгляд, откладывает приборы.

– Николас, простите её, она в последнее время сама не своя, – извиняюще произносит Адам.

– Мы не ожидали вас, но нам приятно, что вы здесь с нашей Мишель, – добавляет Кейтлин.

– Ничего. Я всё понимаю. Нам нужно было вас предупредить о том, что мы будем вместе. Я нарушил ваш семейный вечер, и это я должен принести свои извинения, – сухо отвечает Николас. И это бьёт по моему затылку сильнее любых слов. Она сделала это, она залезла в его душу и поцарапала её.

– Простите, – вставая из-за стола, кладу салфетку рядом с тарелкой.

– Мишель, – за руку меня хватает Марк.

– Твоя сестра зашла слишком далеко, – цежу я, вырывая руку из его хватки.

– Мишель…

– Нет, я поговорю с ней, и она ответит за то, что оскорбила тебя, – поворачиваюсь к Николасу, немного качающего головой, говоря мне этим, что не стоит.

Но сейчас я уверена в том, что делаю. Никто не смеет вот так бросать слова и сбегать от них, обижать того, кого я люблю. Никто и даже подруга. Я дала ей слишком большую власть над своим прошлым и пора это прекратить.

– Амалия! – Кричу я, залетая в женский туалет.

– Прибежала, чтобы защищать его, – ехидно произносит она, облокотившись о стену.

Смотрю в её глаза и не вижу ту, кого знала всё это время. Это не моя подруга, это злая гадюка, которая слишком ядовита для моего хрупкого мира.

– Как ты могла? Как ты, вообще, додумалась так говорить с ним? Упомянуть тему? – Уже тише продолжая, подхожу к ней.

– Что в этом такого? Он тематик, доминант и садист, так чего прячет своё настоящее лицо, пуская пыль в глаза моим родителям? А он кто такой, вообще? Бог? Или я завишу от него, как ты? Нет, для меня он ублюдок, как и остальные. Ты, как безмозглый щенок, смотришь на него в ожидании косточки с его стола, заглядываешь в рот и выглядишь тупой дурой. А он король, пришёл, и все должны его любить. За что его любить? За этих крабов? Или за то, что он может всё купить, как и отношение к себе? Когда ты стала такой продажной? – Отшатываюсь от её слов, обжигающих меня.

– Я не завишу от него, Амалия. Я люблю его, и пусть выгляжу, как тупая дура, но мне нравится быть такой рядом с ним. Хоть буду стоять на голове, когда он рядом, это тебя не должно касаться, – и так горько внутри от той стены, что с каждой секундой растёт между нами.

– Нельзя их любить, Мишель! Они недостойны этого! Как ты не понимаешь? Я думала иначе! Я думала, что всё можно изменить, а ни черта. И твой Ник предаст тебя, бросит, когда ему всё надоест. Снова вернётся к своим кнутам и поставит их выше тебя. Это болезнь. Ты больна, как и я была. Но не поменяется он. Никогда Николас Холд тебя не полюбит! Никогда! – Так громко кричит она, что у меня закладывает уши.

– Что с тобой происходит, Ами? – С ужасом шепчу я, а по щеке скатывается слеза от боли, причинённой её словами.

– Я не хочу, чтобы ты страдала, понимаешь? Он не тот, кто тебе нужен. Я ошибалась, так сильно ошиблась, и тебя заставила поверить в свои слова. Но это всё иллюзия. Наши мечты, которым никогда не суждено сбыться. Думаешь, он сделает тебе предложение, стоя на одном колене? Никогда такого не будет. У них нет будущего, для них комфорт важнее всего. А любовь забывается, когда становится пресной без перчинки, вроде хлыста. Я знаю это наверняка, Мишель. Я тоже любила и страдала, узнала многое, я…

– Но это не твоя жизнь, Амалия, – перебивая её, яростно сжимаю кулаки. – Не твоя любовь. И не твой мужчина. Это моё. Это мой Николас Холд, он для меня лучший, как бы ты ни обливала его сейчас грязью. У всех нас свои проблемы и выводы, и я сделала свои. Но не смей лезть в мою жизнь, не смей так обращаться к нему. Не смей требовать от него то, на что прав ты не имеешь. Не смей ломать и мою жизнь, когда ты свою сломала окончательно! Это мой мужчина, мать твою! Это моя любовь! Моя и ничья больше, и решать за меня тоже не смей! Ты не смогла простить себя и того, кого любила, потому что слаба. А вот я простила его и себя, простила за всё и я, наконец-то, после смерти отца дышу. Как ты могла так вести себя? Как ты можешь сейчас говорить мне всё это? Но я никогда не разрешу тебе забрать снова мою веру в него, в себя и не смей, – выставляя руку вперёд, задыхаюсь от крика, от эмоций и своих слов.

– Не смей думать, что моё будущее будет таким же, как твоё. Я буду бороться за него, а вот ты опустила руки, Амалия. Ты разглагольствовала о правильности выбора, о прощении, упрекала меня в том, что не могу переступить через прошлое. Так зачем ты сама себе врёшь? Ты завидуешь, что мой мужчина, орудующий кнутом, решился быть со мной, забыв обо всём? Тебе неприятно, что я счастлива? Зачем ты так со мной? Что я тебе сделала?

Поднимает подбородок, сверкая обидой и уязвлённым самолюбием в глазах. А я с каждым дыханием теряю подругу.

– Ты ещё вспомнишь мои слова, Мишель. Когда ему надоест играть в примерного мужчину, а жизнь с тобой станет скучной. Он вернётся к тому, что действительно для него важно. Тему никогда не вырвать из них. Она их воздух, их пища, их жизнь. И если забрать у них это, то и личность потеряется. А когда теряется человеческое обличие, то такие люди превращаются в маньяков и ублюдков. Осталось недолго тебе унижать себя, а потом весь город будет смеяться над тобой, над больной дурой, которая была лишь подстилкой для Николаса Холда. Его ширмой, пока он отыгрывал свою роль, необходимую для пополнения его счетов, – колко произносит она.

Острый кусок отрывается от сердца, растворяя ядовитую смесь из горечи и разочарования по всему телу.

– Мне жаль, что ты думаешь именно так, не зная правды ни о нём, ни обо мне. Мне искренне жаль, что любовь для тебя превратилась в ненависть ко всем, кто хочет рвать зубами себя за это чувство. Чтобы критиковать кого-то, для начала разберись с собой и с тем, в какую суку ты превратилась. Мне жаль, что из моей истории ты не вынесла ничего, кроме мрачного будущего, что ты пророчишь мне. Но поверь, я сделаю всё, и буду унижаться тысячи раз, только бы он был счастлив. И если завтра он поймёт, что тема для него важна, то я снова пойду за ним туда. Я буду идти за ним везде, где он будет, потому что я уверена в том, что он ни за что не отпустит мою руку. Единственное, во что я верю – он любит меня, несмотря на то, кем он был. Он выбрал меня, он боролся за меня, когда я этого не видела, не понимала. А сейчас же я знаю, что он сделал много, дабы я вернулась к тому, кто делает меня счастливой и заботится обо мне, когда я этого не подозреваю. Он для меня всё. Мой смех. Моё сердце и мой кислород. Жаль, что ты так и не научилась дышать тем воздухом, который тебе предлагал твой мужчина. Мне очень жаль, что я сейчас потеряла подругу, выбрав другого человека. Человека, который честен со мной во всём. И мне плевать, какую пыль он пускает другим в глаза. Мне важнее то, какой он со мной наедине. И то, что он здесь, как и обещал мне. Прощай, Амалия, надеюсь, когда-нибудь, ты поймёшь, как неправа сейчас, – разворачиваясь, выхожу из дамского туалета и прислоняюсь к стенке.

Закрываю рот рукой, чтобы не расплакаться от боли, что только набирает обороты. Так неприятны её слова, она заставляет меня усомниться в чувствах Николаса. Но я знаю, что есть любовь. Теперь я знаю это и не позволю даже этим змеям, которые подбираются ко мне, укусить и заразить ядом. Никогда.

– Мишель.

Поднимаю голову и туманными глазами, наполненными слезами, смотрю на Марка, сочувственно поджавшего губы.

– Всё нормально, – отнимаю руку ото рта и выдавливаю улыбку.

– Прости её, она… черт, я не знаю, что с ней творится. Думаю, он вернулся, и она встречалась с ним…

– Я так и поняла, потому что она ударила по самым незащищённым точкам моего сердца. Но всё хорошо, – заверяя его, вытираю глаза.

– Иди, родители уже попросили счёт, а Николас сказал, что он оплачен. Иди к нему, – Марк потирает моё плечо.

– Почему? – Спрашиваю я.

– Почему ты так мил с ним? Ведь недавно ты был против, – уточняю я.

– Потому что я бы ни за что не припёрся на семейный ужин своей девушки, после того, что было между вами. Я бы ни за что не пришёл и не познакомился с её приёмными отцом и матерью. Никогда бы не решился быть незваным гостем, где меня заведомо ненавидят. Сидеть и улыбаться, обозначив свои границы, да ещё и сдержаться, чтобы не врезать Амалии. Хотя даже моя ладонь чешется. Я увидел и узнал достаточно, чтобы уважать его, – отвечает Марк.

– Спасибо, – и это так трогает меня, заполняет раны от гневной тирады Амалии.

– Иди, я разберусь с сестрой, – подталкивает меня в зал.

Но меня от выброса адреналина немного трясёт, совсем чуть-чуть, боюсь, что это увидит он. Не могу взять себя в руки. Я так устала от этой враждебности по отношению к нам. Неужели, всегда будут находиться люди, кто против нас? Только что мы им сделали? Всего лишь полюбили друг друга? Так больно.

– Мишель, спасибо за то, что приехала. На следующей неделе мы ждём вас с Николасом у нас на воскресном ужине, – произносит Адам, обнимая меня, и целует в щёку.

– Я…

– Не волнуйся, я поговорю с Амалией. И Николас нам очень понравился, настоящий мужчина для тебя. И мне не страшно отпускать тебя с ним, – перебивая, шепчет мне на ухо.

– Хорошо. Спасибо, – кивая, прощаюсь с сестрой и Кейтлин.

Выхожу на улицу и замечаю Николаса, стоящего рядом с моей машиной. Тихо подхожу к нему, и моя рука юркает в его, переплетая наши пальцы, кладу голову на его плечо. Опускает на меня взгляд улыбаясь. И вся боль забывается. Моё лекарство от потерь, от травм сердца и необходимость – он.

– Прости, – шепчу, смотря в его спокойные глаза.

– Ничего страшного. Мне бы не хотелось, чтобы ты переживала об этом. Подруги, они такие, желают помочь, до конца не разобравшись, где необходима их помощь, – целует меня в лоб, и мне так хорошо. Действительно, хорошо, потому что он рядом. Не ушёл, не обиделся, он здесь и всё понимает. Не требует от меня ничего, а просто согревает меня улыбкой.

– Я очень устала, не выспалась и, поев, теперь меня клонит в сон, – признаюсь я.

– Тогда Майкл позже отгонит твою машину на стоянку, а мы поедем ко мне. Ляжем спать, и завтра будет новый день, – отпуская мою руку, обнимает за талию и ведёт к внедорожнику.

– Новый день, который я хочу прогулять, – с улыбкой забираюсь в машину. – Привет, Майкл.

– Добрый вечер, мисс Пейн, – отвечает он.

– Домой, Майкл, этот сумасшедший день, наконец-то, закончился, – машина трогается после слов Николаса, и я уютно устраиваюсь в его руках.

– Знаешь, что было самым запоминающимся? – Шепчет он.

– Что? – Поднимаю голову.

– Позвони мне ещё раз на корпоративную линию, пусть мои работники снова начнут улыбаться, а не трястись от страха, при виде меня.

– Николас, – смеясь, наслаждаюсь его улыбкой. – Как ты решился прийти? Сюда? Я даже не подумала о том, чтобы пригласить тебя… я…

– Я ведь предупреждал, крошка, – немного склонившись, произносит он, опаляя моё ухо своим дыханием. Сердце от этого набирает обороты. – Я там, где ты. Смирись с этим.

Улыбаясь, прижимаюсь щекой к его груди, и закрываю глаза, впитывая в себя всю ласку, что дарят поглаживания его рук. Я сделала самый верный выбор в своей жизни. Я выбрала любовь.

 

Двадцать восьмой вдох

– Мишель, – сквозь сон пробирается знакомый голос. Хмурясь, ёрзаю на постели.

– Мишель, просыпайся быстрее, – теперь меня трясут за плечо. Страх. Быстрое сердцебиение и обрывистые картинки появляются перед глазами. Распахиваю их и резко сажусь на кровати, жмурясь от неяркого освещения бра, недалеко от кровати. Тру глаза, и не могу проснуться.

– Давай, крошка, скорее, – Николас, отбрасывая с меня одеяло, пытается поднять сонную и ничего не понимающую. Не помню, как я оказалась тут. Но страх, что ночь была катастрофичной не даёт дышать. Моргаю, пытаясь связать воедино мысли и воспоминания. Смотрю на Николаса, надевающего на моё обнажённое тело махровый халат, какой и на нём.

– Что происходит? Ты… снова ходил во сне? Что-то со Штормом или Софи? – Испуганно спрашиваю я, а он тащит меня из спальни, крепко держа за руку.

– Нет. Всё хорошо, – бросает он и ведёт меня мимо лифта, а за окном ещё ночь.

– Который час? Что случилось? – Ещё больше пугаюсь, когда заводит в главную спальню.

– Сейчас начало седьмого, – мы направляемся к ванной комнате.

– Николас… – не успеваю я договорить, как, замирая, смотрю на горящие свечи вокруг наполненной водой мраморной ванны, стоящее шампанское в ведёрке и два бокала.

– Я обещал, что когда-нибудь мы встретим рассвет именно здесь и именно так. Вместе. Время пришло, Мишель. Наше время.

Из груди вырывается обрывистый вздох. То ли от облегчения, то ли от удивления. А, возможно, от всего сразу. Поднимая на него голову, встречаюсь с его ожидающим взглядом, медленно улыбаюсь, всматриваясь и запоминая каждую долю секунды этого момента.

– Николас, – шепчу я, беззвучно смеясь, и киваю ему. – Даже я этого уже не помню.

– Зато у меня всё записано. Вот здесь, – указывает на висок и отпускает мою руку. Тянет за пояс халата, раздевая меня, затем себя. И тишина такая мягкая окутывает меня, словно это сон продолжается в моей голове.

Опускаюсь в воду, а он позади меня, устраиваемся в ванне, и я приникаю спиной к его груди. Мужские руки крепко обнимают меня, а губы дарят поцелуй в волосы. Тону. Мне хорошо. Так хорошо, что даже страшно.

– Не отпускай меня. Прошу, Николас, не отпускай. У меня никого больше нет, кроме тебя, – тихо произношу я, не поворачиваясь, смотрю на ещё тёмный город за окном.

– У меня тоже, – отвечает, поглаживая мои волосы. Хлюпаю носом, моё сердце переполнено к нему любовью. Она странная, как и мы оба. Наша. А другой я не знаю, и вряд ли когда-то будет это мне доступно.

– Я боюсь, – его слова заставляют напрячься и замереть, полностью вслушиваясь в его шёпот.

– Я никогда в жизни ничего не боялся, – продолжает он, перебирая мои волосы. – Когда избивал отец, было больно, а потом уже всё атрофировалось. Когда насиловал мать, не было страшно, только противно и отвратно на это смотреть. Получал неведомые порции адреналина, когда брал высоты. Хотелось ещё больше максимума. Это сравнимо с моей жизнью. Кнут. Розги. Горящая ладонь и удовлетворение. Но страха не было. А сейчас боюсь. До жути опасаюсь, что причиню тебе вред. Не задумывался раньше, когда бил нижних. Я контролировал себя, знал, что и как мне делать, когда надо остановиться. Сейчас. Боюсь, Мишель. Мне страшно настолько, что я потерян. За тебя боюсь, крошка.

– Я тоже, Николас…

– Нет. Ты не понимаешь, – перебивает меня и тянет за прядь, заставляя откинуть голову на его плечо и посмотреть в его тёмные глаза.

– Я мужчина. Взрослый мужчина, у которого психологические проблемы. Не признавал. А теперь признаю. Я болен. И то, что произошло, стало для меня кошмаром. Но и расставаться с тобой не хочу. Я могу убить тебя, Мишель. А ты не слышишь меня, – отводя взгляд, смотрит впереди себя.

– Слышу, Николас. Слышу, как никого другого, – заверяя его, сжимаю руку на моей талии под водой. – Но ведь это решаемо. Всё решаемо, если найти причину. Так давай, это сделаем. Поймём, почему так происходит? И ты не болен…

– Болен. Давно болен. Ты была права, я закончу, как мой отец, потому что он привил мне любовь к жестокости. Другого я не знал. Он заставил меня полюбить боль, получать от неё удовольствие. И я это делал. Ненавидел его, ненавижу до сих пор, а продолжаю его ремесло. Ты во всём была права. Хотя неприятно, но факт. Я не умею жить, Мишель, – опускает ко мне голову, а мне больно за него.

– Николас, прости. Я тогда говорила, не обдумав ничего, на эмоциях от злости на себя. Не знала всего, что пережил ты. Не имела понятия и видела только себя, но никак не тебя, и мне хотелось, признаю, сделать тебе больно, как и мне было. Но это по моей глупости, от сильной любви, которую я не желала чувствовать. Всё же, делала это. И ты умеешь жить. Всё умеешь, ко всему подготовлен. Посмотри, чего ты достиг…

– Нет, я о другом. Не злюсь на тебя за те слова, я тоже некрасиво поступил, – приподнимая уголок губ, поднимает мокрую руку и дотрагивается до моей щеки. – Но не умею жить. Именно жить. Чувствовать для меня неприятно, и в то же время интересно. Я не жил всё это время. У меня были установки. Добиться материальных благ, доказать всем, что не ублюдок, развиваться в мире БДСМ, иметь всё, чего бы я не пожелал. Галочки. Плюсики. Галочки. Ни одного прочерка. А вот с тобой одни многоточия, – проводит большим пальцем по моим губам, шумно выдыхаю от приятных волн, прошедших по телу.

– Ты же другая. Ты женщина, о которых боятся говорить. Ты женщина, о которой можно мечтать, но так и не достигнуть цели. Ты моя женщина, и я не заслужил тебя. Я принёс в твою жизнь только боль, когда сам обещал себе, что никто не узнает больше о ней. Я хочу бороться, Мишель, за тебя бороться. До победного. Даже до смерти, но не твоей. Пойми меня, не могу позволить тебе видеть меня таким. Слабым. Безумным. Опасным. Через себя не могу переступить, потому что обязан защищать тебя. Только тебя, даже во вред себе. Это я и буду делать. Обижайся на меня, кричи на меня, но возвращайся. Мне нужна причина, чтобы выбраться оттуда. Позволь мне назвать тебя ею. Я ненавижу быть слабым, это возвращает меня в детство. Ничего нельзя сделать, потому что недостаточно сил. А я сейчас именно такой.

– Ты не слабый, Николас. Ты самый сильный человек, которого я знала, – тихо произношу я, поворачиваясь, и дотрагиваюсь до его груди. – Признание своих слабостей и есть сила. И я не уйду, можешь тоже кричать, ругаться, даже выволочь меня за волосы. Ни за что не оставлю тебя, буду драться с тобой, кусать тебя, но не позволю остаться одному. Подожди, – прикладываю палец к его губам. – Дай мне сказать, чтобы ты понял. Я люблю тебя, любила и буду это делать. Ты можешь верить мне, никогда даже не подумаю тебя предать, потому что ты моё сердце, и я хочу, чтобы оно билось. Мы будем вместе решать эту проблему. По-другому я не согласна. Или вместе, или никак. Поодиночке мы слабы… я слаба без тебя. Я теряю себя, не понимаю, куда идти мне, как дышать, как смотреть на этот мир. Одиноко без тебя мне. Не отвергай мою помощь. Когда будешь готов, то расскажи мне, отчего это происходит.

– Не имею понятия, – качает головой и глубоко вздыхает. – И мы пропустим рассвет.

Разворачивает меня и вновь усаживает спиной к себе. Закрылся, вновь закрыл своё сердце от меня. Ничего. Это не обидно, мне необходимо учиться терпению с ним. Иначе ничего не получится. Медленно дышать и ждать, когда сам будет готов делиться. Всем. Без утайки и страха. Я тоже боюсь, слишком глубоко увязла в его сердце, чтобы так просто сдаться и позволить эгоизму взять верх.

Обнимает меня крепче, слышу, как дышит. Вязко. Тяжело. Прекрасно. Небо окрашивается в алый цвет, являя собой пробуждение. Новый день. С ним. Он рядом, а другого я не хочу. Не волнует больше, что было в прошлом со мной.

Непонятый. Он мой. И я счастлива, хотя и волнуюсь о нём, но счастлива. Это тоже различно. Можно смеяться, радоваться открыто, прыгать. А можно вот так: руки любимого, обнимающие меня под водой, его обнажённое тело и заревой аромат. Тихое счастье. Другое.

– Теперь шампанского? – Тихо произношу, когда солнце уже поднялось и окрасило своим светом ванную комнату.

– О, нет, крошка, – смеётся Николас. Удивлённо приподнимаю брови, оборачиваясь к нему.

– Это для антуража. Сегодня пятница. Рабочий день. У тебя и у меня. А шампанского выпьем вечером, если ты захочешь, – продолжает он.

– Я хотела прогулять. С тобой. У меня съёмка в девять, а после…

– Нет, Мишель. Мне нужно на работу. Теперь я не могу так просто уйти, они ждут меня на совещании. А тебе, – дотрагивается указательным пальцем до моего носа, оставляя мокрый след, – необходимо учиться.

– Если я уйду, – шепчу и, поворачиваясь полностью, забираюсь на его ноги сверху. – Скажи, если я сейчас уйду, то вернусь ли я сюда ещё раз?

– Что за вопрос? Конечно. У тебя есть ключ, я позвоню тебе, и мы поужинаем где-нибудь в городе, – заверяет меня. Опускаю взгляд на его шею, замечая, как бьётся быстро пульс на вене.

– Чего ты боишься, крошка? Меня? Себя? Обстоятельств? – Приподнимает мой подборок и впивается взглядом, пропуская по моим венам горький шоколад.

– Всего, – прочищаю горло. Теперь честно, буду отвечать ему только честно, без утайки собственных чувств. – Опасаюсь, что случится вновь непредвиденное. Я устала от этого, устала бояться за тебя и за себя. За нас, Николас. Устала быть в подвешенном состоянии. Хоть сейчас не время расставлять приоритеты, но я бы хотела знать. Мы же вместе? Ты позволишь мне ночевать здесь, когда у тебя кошмары? Не выгонишь ли меня? Не заставишь ли снова возвращаться в одиночество? Я не хочу быть там. И боюсь, что уйдя отсюда, никогда не вернусь. Словно это место не желает, чтобы я здесь находилась с тобой.

– Какие глупости, Мишель, – мягко улыбается, а его взгляд теплеет. Кладёт ладонь на мою щёку, проводит ею по волосам и, сжимая затылок, приближает к своему лицу. – Я. Никуда. Тебя. Не. Отпущу. Это лишь рабочий день. Нам надо привыкнуть к этому. К другим отношениям, отличным от тех, что знали. И тебе, и мне. Мы вместе. Всегда вместе, что бы ни произошло. Я рядом с тобой, даже если буду далеко. У тебя есть возможность приходить сюда тогда, когда пожелаешь. А я обдумаю, как сделать так, чтобы ты была и ночью со мной. Обещаю, Мишель, обещаю, что справлюсь. Только выбрось эту ерунду из своей головы. Да, я признаю, что мечусь до сих пор. Но знай, это лишь потому, что я волнуюсь за тебя больше, чем за себя. Больше, чем за кого бы то ни было. Только это и есть причина, отчего моё поведение бывает непонятным для тебя. Слишком много мыслей в голове.

– Хорошо, тогда я спокойна. И совершенно не настроена на учебный день, – тихо смеюсь, обнимая его за шею.

– Даже сейчас мысли наши схожи. Но это необходимо. Я приготовлю завтрак, а ты пока переоденься, – снимая меня со своих ног, опускает на дно ванны. Поднимается и, выбираясь из неё, обматывается полотенцем.

– Одежда там, где и обычно. Про вчерашнюю даже не заикайся. Выброшена. Жду за столом, – наклоняется и чмокает меня в макушку.

Притягиваю ноги к груди, наблюдая, как Николас скрывается в спальне, оставляя меня одну наслаждаться рассветом.

Что будет дальше? Не имею никакого понятия, совершенно. Если раньше я чётко представляла свою жизнь, готовила нехотя себя к браку с тем, кого выберет отец через пару-тройку лет. То сейчас я вольна делать всё, что хочу. Даже не планировать. Совсем не расписывать по часам завтрашний день, а жить. Я ведь тоже не умела этого делать. Разве было моё существование жизнью? Нет. Ни разу. Осознание того, что мои руки развязаны, любимый мужчина рядом, стирает все вопросы и обиды, что остались в моём сердце. Жизнь готовит часто сюрпризы, вроде ранней кончины моего отца, недоброжелателя, пытавшегося настроить нас друг против друга. Только сейчас понимаю, минута за минутой, сидя в ароматной пене, лопающейся вокруг меня, чего я сама себя лишила. Любви. Радости. Преданности. Хватит так вести себя, эта ночь была хорошим подзатыльником, чтобы понять – моё сердце всегда приведёт меня к Николасу. Именно к нему, а не к кому-то иному. Я его, полностью и безоговорочно. Но не его рабыня, а любви, своего сердца и чувств. Пришло время перестать бояться, что он не примет мою любовь, потому что именно она ему сейчас необходима. Не только он принёс в мою жизнь проблемы и боль, но и я в его. Из нас двоих в данный момент мучается только он, физически, а мои раны зажили. Его же… покрою поцелуями и излечу нас обоих, чтобы стать сумасшедшими. Ещё глубже, чем сейчас. И будет больнее, но и слаще. Мы больны друг другом. Наверное, это и есть любовь. Для нас она именно такая. Шоколад с привкусом перца.

Застёгивая рубашку, направляюсь по коридору к гостиной. Сначала слышится рычание, а затем радостный лай.

– Привет, Шторм, – улыбаясь, почёсываю подбежавшую ко мне собаку за ухом.

– Здравствуй, Софи, – обращаюсь к другой, лежащей у ног Николаса под столом. Ловлю смех в его карих глазах, когда он откладывает журнал.

– Она ревнует меня ко всем мужчинам в этом доме, – замечая, сажусь на стул и улавливаю аромат клубничного йогурта.

– Женщины. Вы ревнуете всех, даже тех, кто вам не принадлежит, – издаёт смешок, делая глоток кофе. – Принимайся за завтрак, а то опоздаешь на работу, как и я.

– Я не прочь, чтобы ты опоздал, – бубню себе под нос и беру ложечку, набирая фруктовый салат, заправленный йогуртом.

– Что ты сказала? – Переспрашивает он.

– Вкусно, – бросаю на него взгляд исподлобья, хотя вижу в его глазах блестящие смешинки. Услышал ведь. Медленно, словно растягивая время, поглощаю пищу, пока Николас как ни в чём не бывало возвращается к изучению какой-то статьи в журнале про недвижимость.

– Интересно, – доносится от его края стола.

– Что именно? – Уточняю я, промокая губы салфеткой, и подхожу к Николасу. Вновь рычание от Софи, а затем другое уже от Шторма. Но, не обращая внимания на них, смотрю на красочное фото виллы на каком-то острове.

– Ничего, – не успеваю я рассмотреть картинку, как он, захлопывая журнал, отбрасывает от себя.

– Твоя машина, как обычно, стоит внизу, – информируя, он поднимается со стула и, обхватывая мою талию, ведёт от стола к лифту.

– Спасибо.

– Ключи. Сумка. Телефон, я его зарядил. Тебе необходимо купить новый и к нему аккумулятор, чтобы был всегда с тобой. Майкл сказал, что у тебя проблемы с движком, – он так быстро набрасывает на меня удлинённый кардиган, всё вкладывает в руки, словно пытается избавиться от меня поскорее, что я не успеваю даже слова вставить.

– Надо будет показать машину. Ей уже три года, а на обслуживании она ни разу не была. Поищи документы, – нажимает на кнопку лифта, пока я глупо моргаю и совершенно не понимаю, что происходит.

– Хотя не надо. Когда будешь готова обходиться услугами Майкла, дай мне знать. Я своих ребят из салона попрошу, они посмотрят. Лучше раньше, Мишель. Она может заглохнуть, как и твой телефон сломаться, и тогда я тебя не найду. А я должен всегда знать, где ты при непредвиденных обстоятельствах, – подталкивает меня к лифту, оставаясь за пределами кабинки.

– Поэтому обдумай и скажи мне свой положительный ответ сегодня или завтра. Тянуть нельзя, а об остальном я позабочусь. Хорошего дня. До встречи, – резво нажимает на кнопку паркинга и створки уже закрываются, а я так и стою, держа в руках свои вещи.

– Что, чёрт возьми, это означает? – Обескуражено шепчу я, пока лифт везёт меня на нижний этаж.

Может быть, сам опаздывает? А, возможно, я ему надоела… Так, не думай в таком ключе, не порть сама себе жизнь. Всё хорошо. Мы вместе, если было бы что-то иначе, то он не устроил бы романтичное утро в ванной и не рассказал бы мне о своих страхах. Да, всё хорошо.

Киваю сама себе в отражении лифта, распределяя вещи по карманам. И зачем мне новый телефон? Этот меня полностью устраивает.

 

Двадцать девятый вдох

Как Николас и сказал, моя машина припаркована на том же месте, где и раньше. Завожу мотор и прислушиваюсь к нему, хотя ни черта не смыслю в том, из чего состоит автомобиль. Ничего опасного не расслышав, выезжаю с парковки, двигаясь в сторону работы.

Солнце ярко освещает мой путь, словно даже небо благословляет мои решения и мою жизнь. Наконец-то, и мне улыбается этот день. Я потеряла всё за короткий момент времени, но узнала другое. Насколько необходим другой человек, чтобы увидеть свой путь, опознать, как двигаться дальше и что думать. Взять себя в руки и самой принимать решения. Когда-то я мечтала об этом. Всё сбылось, но как это произошло. И теперь же, улыбаясь и вдыхая ароматы весны, стоя напротив студии, я счастлива. Возможно, это кощунственно к памяти отца, и я скучаю по нему, но счастлива быть той, кто я есть. Пройти именно такой сложный путь, дабы узнать, по какой тонкой и острой грани хожу. Мне нравится. И даже если рухну в пропасть, у меня есть тот, кто подхватит меня, что бы нас ни разделяло. Именно это и придаёт уверенности в каждом вдохе, который я делаю. У меня есть любовь.

– Доброе утро. Прекрасно выглядишь, Эйприл, – с улыбкой прохожу мимо девушки, говорящей по телефону, и поднимаюсь на второй этаж.

– Мишель, доброе утро, – сипло приветствует меня Линда.

– Для тебя оно не особо доброе, – замечаю я, указывая взглядом на салфетки и её покрасневший нос.

– Да, подхватила простуду. Но меня не заменить, – выдавливает улыбку, а затем чихает.

– Будь здорова. У меня сегодня одиннадцатая? – Уточняя, подаю ей салфетку.

– Угу, модель уже там, – кивая, она падает на стул.

– Выздоравливай, – поправляя на плече фотоаппарат, направляюсь в студию.

И начинаю жить, вот так просто жить тем, о чём мечтала. Искать ракурсы, валяться на полу, чтобы поймать кадр, взбираться на стремянку, чуть ли не сорвавшись с неё. Смеяться, в конце концов, вместе с незнакомым человеком. Радоваться, что вышло всё очень даже неплохо, гордо показывая ей снимки, и видеть радость, которая светится в голубых глазах. Знать, что я выложилась по максимуму, и это воодушевляет на вторую съёмку в том же самом ритме. Только вот с парнями работать сложнее, они чаще отвлекаются на пустые разговоры о том, как выцепить меня на чашечку кофе. Приходится обрывать такие предложения, уверенно предупреждая о своей болезни только к одному мужчине. И это согревает, именно то, что я могу открыто признаться – я не одна.

– Мишель? Ты здесь? Хорошо, – в студию входит Дэйв, пока я скручиваю фоны.

– Привет. Кадры я уже отправила.

– Да, знаю. У меня к тебе просьба, – подходит ко мне, помогая завернуть последний фон.

– Какая? – Удивляюсь я, спускаясь со стремянки.

– Завтра у меня накладка по времени. Мне необходимо быть в двух местах одновременно. Здесь и за городом. Первый заказ очень крупный. Бьюти-съёмка на три часа в пяти образах со стилистом, визажистом и постановщиком. А вторая это личная, я обещал отснять день рождения. Так вот, заменишь меня завтра в девять утра. Я оповестил модель, что фотограф будет другой. Моя протеже. Она согласна. У тебя нет никаких важных планов за завтра? – Огорошивает он меня.

– Бьюти? Боже, конечно, заменю. Ничего нет. Я свободна, – быстро киваю я.

– Отлично. Без опозданий. Девять утра, лучше приехать пораньше, – наставляет он.

– Конечно.

– Изучи материалы, я их тебе уже бросил по электронке. Это особая модель. У неё свои люди, работающие с ней, поэтому будет сложно. Уверен, что капризная и избалованная вниманием. Поэтому не подведи. Спасибо, Мишель, – уже скрывается за дверью, а я в себя не могу прийти от радости.

Это же прекрасно. У меня ещё ни разу не было таких крупных заказов, только мелкие, с самой минимальной ставкой. А это… сегодня и, правда, мой день. На учёбу я точно не настроена, вернусь домой и примусь за изучение материала.

– До завтра, – бросаю я Эйприл, забирая свои деньги. Подпевая себе под нос, выхожу на улицу и радостно иду к машине.

Но всё хорошее настроение моментально улетучивается, когда парковочное место занято другим автомобилем. Я точно помню, что ставила свой «Мерседес» рядом с чёрным «БМВ». Вот она стоит, а моей машины нет! Осматриваю каждый автомобиль и не вижу своего. Панически сглатываю, поворачиваясь, и прохожу взглядом по местности. Шумная проезжая часть, серебристый «Астон Мартин» и Николас, здание фотостудии. Стоп. Мой взгляд возвращается к спокойно сидящему на капоте мужчине.

– Николас! – Визжу я, подбегая к нему.

– Привет, – с улыбкой встаёт, а во мне бушует паника.

– Мою машину угнали! Взяли и угнали! Я припарковалась, где обычно, а теперь… – замолкаю, осознавая, что Николас здесь. Стоит напротив меня и улыбается, чуть ли не хохоча.

– Что ты здесь делаешь? Я… ты… на работу же уехал… машину угнали, – уже жалостливо произношу, сбитая с толку.

– Майкл угнал. Отругаешь его позже. И я решил, что грех пропадать такому дню. Поэтому приехал за тобой, – кладёт горячую ладонь на мою талию, подталкивая меня к пассажирскому месту.

– День прекрасно начался. Так отчего бы нам его не продолжить? Тем более погода шепчет о нас, – понижает голос, его дыхание опаляет моё ухо. Моргаю и растворяюсь каждой молекулой своего тела в его тембре.

– Ты очень непредсказуем, – выдыхаю я, оборачиваясь к нему.

– Это меня радует. Садись, – открывает дверцу, и я, юркая в салон, бросаю свои вещи на заднее сиденье.

– Куда поедем? – Интересуюсь я, когда он заводит мотор и выезжает с парковки.

– Куда глаза глядят, – пожимает плечами.

– Николас, – смеюсь я, откидываясь на сиденье, но не выпускаю из вида его мимики, которую с наслаждением поглощаю. Он спокоен, расслаблен и улыбается. Наверное, таким я его не помню уже. Он изменился, действительно изменился, как и я рядом с ним.

Музыка, которая сопровождает нашу поездку и мой мужчина. О чём можно мечтать ещё? Нельзя слишком много просить у судьбы, иначе обидится и вернёт меня в ад. Нет, только слушать, любить и направляться туда, где моё сердце. А оно у него. У Николаса.

Он паркуется рядом с парком и помогает мне выйти из машины. Молча, проходит к багажнику и вытаскивает из неё огромную корзину, плед и две подушки.

– Пикник, – догадываюсь я.

– Это мой первый раз. В интернете прочитал, что девушкам эта ванильная чепуха нравится, – кривится он, захлопывая багажник.

– И мой первый раз. Никогда не была на пикнике с тем, кого люблю, – смеюсь я, а он замирает. Не двигается, а смотрит на меня, стирая своей реакцией напрочь веселье.

– А с другими была? – Напряжённо спрашивает он.

– Нет… боже, ни разу. Я выразилась не так. Это тоже для меня первый раз во всех смыслах. Только с родителями, очень давно, да я и не помню этого. А с парнями нет… нет… – шепчу я и подхожу к нему. Забирая из его рук плед и подушки, напряжённо улыбаюсь ему, пытаясь сгладить свой промах. Его плечи расслабляются, а глаза горят удовлетворением.

– Тогда будем изучать эту тему вместе, – уверенно произносит он, удобнее распределяя в руке корзину, а другой обнимая меня за талию.

– Словно мы нормальные. Без прошлого. Без боли. Радуемся обычному дню. Просто мужчина и женщина, которые делают это каждый день, – приглушённо говорит он и ведёт меня по лужайкам к водоёму.

– Нет. Словно мы пробуем, рискуем, а потом пьём шампанское за победу. Зная наше прошлое и пережив боль, больше ценим настоящее и солнце. И пусть это будет первый и последний раз, но он для меня особенный. Всё, что касается тебя, особенное в моей жизни, – бросаю на него быстрый взгляд, замечая, как ещё теплее стали его шоколадные глаза. Горечь ушла, оставив после себя вкус ванили и корицы между нами.

Найдя удобное место под деревом, раскрываю плед и укладываю его на траву. Мало людей в парке в полдень, и это прекрасно. Никто не помешает нам.

– И как это делается? – Хмурится Николас, открывая корзину.

– Что у тебя есть? – Интересуюсь я, подвигаясь поближе и заглядывая в неё.

– Кирк собрал, – достаёт из корзины газировку, бросая её на плед.

– Кто такой Кирк? – Удивляюсь я, помогая ему разложить ещё хранящие тепло ёмкости из фольги с закусками, как я догадываюсь.

– Моя новая прислуга. Парень из клуба…

– Я его ни разу не видела.

– Поэтому он мне и нравится, – усмехаясь, Николас закрывает корзину и отставляет её.

– Итак, думаю, можно начать с напитков, – указываю на газировку и пластиковые стаканчики.

– Хорошо. Располагайся. Я сам, – указывает взглядом на плед, я улыбаюсь, вытягивая ноги и облокачиваясь на руки. Наблюдаю, как он крутит в руках стаканчики, а затем газировку. О чём-то размышляет, а затем глубоко вздыхает, как будто решается на это. Мне смешно, очень смешно смотреть на него. Но подавляю рвущийся наружу хохот. Неожиданно сладкие брызги разлетаются во все стороны, кричу от испуга, слыша ругательства Николаса.

– Ненавижу газировку! – Белая пена, отдающая ароматом лимона, поливает его руки, капая на брюки, и яркие пятна на его рубашке уже не дают мне возможности держаться. Хохочу, вытирая с лица липкую жидкость, и подползаю к угрюмому Николасу.

– Тут… боже… салфеток нет… – едва могу произнести, продолжая смеяться, пока осматриваю пустую корзину.

– В машине. Мишель, прекрати. Хватит уже. Принеси мне… чёрт бы побрал эту гадость! Придушу Кирка! Своими руками придушу. У меня штаны мокрые, словно я… – он не договаривает, и я перевожу взгляд на его пах, где тёмное пятно уже окрасило серую ткань. Закрывая лицо руками, в голос смеюсь. До слёз.

– Мишель, – обиженно укоряет он меня в моём поведении. Но что я могу сделать? Я счастлива, и это не контролируемо.

– У тебя есть салфетки? – Хрюкаю я от смеха.

– Да. В бардачке. Принеси мне из багажника джинсы и футболку. Там в сумке. И прекрати смеяться. Это был последний раз. Я не создан для этого, – бурчит он, зло, выбрасывая в корзину ещё шипучую газировку.

– А мне нравится, – продолжаю хохотать и, поднимаясь, беру из его рук ключи от машины.

– Ещё бы. В следующий раз я тебя полью этой гадостью! Тебе ещё больше понравится, – кричит мне вслед. Оборачиваясь, посылаю ему воздушный поцелуй. И он улыбается, качая головой.

Обычные. Сможем ли мы быть такими? Нет. Никогда. И я не хочу другого. Разве я смеялась бы так, если бы кто-то другой посадил пятно на брюках в неподобающем месте? Нет же. И я бы не наслаждалась так этими эмоциями.

Копаюсь в багажнике, пока не нахожу сумку. Достаю оттуда вещи, что просил Николас. Следом идёт бардачок, где лежат какие-то документы, справочники, вытаскивая всё оттуда, ищу взглядом салфетки. Наконец-то, новая упаковка уже в моих руках, и я обратно укладываю бумаги, как мой взгляд выхватывает своё же имя. Вытаскиваю конверт, а остальное кладу обратно, закрывая бардачок.

И я знаю этот почерк. Никогда и ни с кем не перепутаю. Внутри всё холодеет, буквально всё, даже сердце опускается вниз.

«Мишель». Именно такого рода послания означают конец. Всему. Окончательно или же боль. Новую боль от признаний, от прошлого, от будущего. И сейчас я смотрю на это, страшась всего. Даже солнце исчезло, спрятавшись за тучами, пока решаюсь на следующий вздох.

Руки начинают дрожать, когда я торопливо вскрываю конверт и быстро разворачиваю бумагу.

«Доченька, мне сложно говорить такие вещи тебе, но я должен…»

Сухой воздух вырывается из груди, вглядываюсь в почерк, совершенно не понимая, как так произошло. Смотрю на конверт, где явно красуется иной стиль письма. Вновь на текст, что передо мной. И это переворачивает всё внутри меня. Папа…

«Доченька, мне сложно говорить такие вещи тебе, но я должен. Моя операция прошла успешно, и я понял, насколько мало времени мне было подарено. Я не успел многого, что планировал. Сейчас осознаю, как слеп я был к тебе, как глух, и хочу просить прощения за то, что причинил тебе боль. Последний час я вспоминаю только кровь, что была на полу, свою злость на тебя и желание защищать. Все мои действия были продиктованы страхом за тебя. Хотя тебя нужно было защищать только от меня. Я любил тебя, Мишель. Люблю. С того самого момента, когда ты открыла первый раз свои глаза, и мы встретились. Я целовал твои маленькие ножки, каждый пальчик, а ты пускала слюни и причмокивала от радости. Говорят, что дети делятся на любимых и нелюбимых. Неверно это. Они делятся на тех, кто ближе и кто не желает этой близости. Ты моя дочь. Папина. Моя маленькая девочка, которую я должен был огородить от проблем правильно, но не смог. Прости меня, я эгоист. Мне тоже хотелось счастья. Обычного мужского счастья, любви и ласки, которой я никогда не знал. Тебя потерял, а потом уже даже не обращал внимания на пустоту внутри, пытаясь заменить её деньгами и продажными женщинами. Но знай, я горд, что моя малышка выросла, в такую сильную женщину. Я горд, Мишель, за тебя горд. Хотя не моя заслуга, что ты такая выросла. Только твоя. Отстаивай свою любовь, когда я в своё время сдался. Не дай себе усомниться в ней, иначе это приведёт к краху. И помни, я люблю тебя, корю себя за потерянное время, что отдал другой. Меня все разочаровали, даже я сам себе противен, но не ты. Прости меня, доченька моя, прости, что не дал тебе возможности показать мне, насколько ты умеешь быть самостоятельной и взрослой, как правильно расставляешь приоритеты и видишь необходимые вещи для себя. Но с этого момента я изменил все свои решения, даже по отношению к Николасу Холду. Он хороший мужчина, но ты не сдавайся. Поняла меня? Никогда не сдавайся, если не в силах отпустить его. Значит, он для тебя. Любовь бывает иллюзией, которую для нас создают, чтобы запутать. Но у тебя она другая. Я рад, что ты пошла наперекор мне и продолжила отстаивать свои чувства. Извинись за меня перед ним, я во многом был неправ. Тяжело признавать свои ошибки, тем более в глаза. Стыдно. Перед тобой стыдно. Я не стал хорошим отцом, но ты учись на моих промахах. Не повторяй их. Не позволяй себе этого. Не слушай никого, кроме себя. Даже если это будет идти вразрез со всеми доводами. Ты должна жить для себя, моя милая. Так живи. Живи ярко, чтобы затмить солнце. Когда-нибудь я это скажу тебе в глаза, а пока пишу. Рука дрожит, а я должен это написать. Мне становится легче. У меня…»

Письмо обрывается. Капля слезы падает на лист, под ней растекаются буквы. Перечитываю снова и снова, закрывая рот рукой от вновь появившейся в груди пустоты и боли.

– Папа, – шёпот вырывается из груди и её давит. Так сильно. Бесчеловечно давит от потерянной любви к нему.

– Я простила… простила тебя за всё, – стирая пальцами слёзы, смотрю впереди себя. Но как? Как это письмо, предназначающееся мне, с именем, написанным почерком Николаса, попало к нему же? Почему оно здесь? Почему ничего не сказал?

Резко выскакивая из машины, захлопываю дверцу. Вытираю его футболкой лицо от слёз, широким шагом направляясь к месту, где организован пикник. Страх. Страх снова сжимает сердце, когда я подхожу к Николасу, сидящему на пледе.

– Операция «открой второю банку» прошла успешно. Я… – поднимает на меня голову, а мне больно. Больно от страха предательства. Больно за всё.

– Мишель? – Осторожно произносит он, поднимаясь на ноги. Не могу сказать ничего, ком застрял в горле, а слёзы начинают с ещё большей силой течь из глаз.

– Как… как это оказалось у тебя? – Хрипло. Обрывисто. Сжимаю в одной руке письмо, а вещи бросаю на плед. Губы дрожат.

– Что это? – Недоумённо спрашивает он. И это так остро по сердцу. Задыхаюсь, протягивая ему письмо.

– Господи… прости, Мишель. Прости, – его лицо белеет, когда он поднимает взгляд на меня.

– Как? Почему? – Сглатываю горечь.

– Прости. Я забыл, – тяжело вздыхая, Николас делает шаг ко мне, а я от него.

– Хорошо. Правду так правду, – запускает ладонь в волосы, набирая больше воздуха в грудь. – Я всегда слежу, где ты и с кем ты. Мои люди рядом, как и мне приходили отчёты по состоянию здоровья твоего отца. После операции… там были сложности… там… чёрт, денег тех, что ты внесла, не хватало на его реабилитационный период. Они все ушли на операцию, на реанимацию, на обслуживание, на погашение задолженности по страховке и то по минимуму. Это было практически сразу же после перевода его в послеоперационную палату из реанимации. Его бы выбросили на улицу, а я не мог этого позволить. Приехал туда и оформил документы на себя, заверив их, что я твой представитель и близкий друг твоего отца. Узнав моё имя и о пожертвованиях, которые я делаю, мне никто не смел отказать. Я оплатил всё. Ты… – из моей груди вырывается сиплое дыхание вперемешку со стоном от такой правды, а из глаз капают слёзы. Слушаю, как сложно ему рассказывать это, а мне принять.

– Мишель, я избил тебя. Я избил тебя так сильно, что тебе не нужны были ещё проблемы и с отцом. Я не знал, как поступить. Не знал и сделал то, что подсказывал мне мой долг. Оформив всё и внеся деньги, оставил свой телефон для связи, и мне предложили повидаться с Тревором. Должен был отказаться, но пошёл. Пошёл и, скорее всего, я был последним, кто его видел живым. Он был плох. Очень плох. Даже я, не имея степени в медицине, могу это сказать с уверенностью. И он знал, что умирает. Видел это в его глазах. Не мог он говорить, дышать ему было сложно, хотя его пичкали лекарствами и витаминами, объяснив, что это нормально. Он передал мне этот лист и попросил отправить тебе. Сказал, чтобы я защищал тебя. Потребовал пообещать защищать тебя от угрозы. И я это сделал, хотя ты в тот момент лежала в чужой постели, избитая мной. Знать, что тот, кого обещал огородить от всего, в данный момент мучается по моей вине, было невыносимо. Я бросил это письмо в бардачок, а потом мне сообщили, что он умер. Вечером этого же дня.

– Господи… о, боже, – закрываю глаза рукой, по кругу переживая все события прошлого сейчас. Они тонут вместе со мной в омут из боли и горя.

– Мишель, что я мог ещё сделать? – Повышает Николас голос. – Ты ненавидела меня, и я себя ненавидел. Он умер, а я не вспомнил о том, что это письмо так и осталось у меня. Был поглощён тобой. Ты не заметила, как быстро похоронная служба всё организовала? Как быстро и без шума его забрали? В газетах появились только некрологи, рассказывающие о хорошем человеке, каким был твой отец, а другое утаили. Я следил за всем, зная, что тебе сейчас не до этого. Хотел хоть как-то помочь, облегчить тебе боль. Чёрт! Мишель! Пытался… ближе быть хотел.

Хватает меня за локти встряхивая. А я смотрю в его глаза и тону. Вновь. Через пелену из слёз тону.

– Я не подошёл тогда, а смотрел, как ты мертва внутри. Я забыл обо всём, не зная, куда податься самому от вины. Я смотрел на тебя и хотел выйти, но боялся. Боялся, что это будет последней каплей для тебя. Боялся, что ты не вытерпишь такого ада. Оставил там, проследив, как Марк увёл тебя к машине. А потом вышел. Долго стоял рядом с плитой и попросил прощения, что так и не смог быть тем, кого ты достойна. Прости, но выхода у меня не было. Знаю, – стирая пальцами мои слёзы, сжимает моё лицо в руках.

– Знаю, как ты не любишь, когда влезаю в твою жизнь. Но это было необходимо. Тебе. Мне. Я…

– Ты даже не представляешь… – шепчу я, проглатывая слёзы.

– Как ты сейчас зла на меня? Представляю. Что снова по моей вине ты уйдёшь? Знаю. Всё знаю. Я должен был рассказать. Но забыл. Я тоже человек, обычный человек. О письме забыл, а о том, что оплатил всё… Да не нужно было этого тебе знать. Не нужно…

– Ты даже не представляешь, как я люблю тебя, – перебивая его, хватаюсь в его руки. Распахивает глаза, изумлённо бегая по моему лицу.

– Боже, я так люблю тебя, Николас. Ты был рядом с ним. Перед смертью был… ты обрадовал его, пообещал и помог мне. Я не знаю, как тебя благодарить. Я люблю тебя за то, что ты такой. Спасибо тебе большое… Николас, спасибо, – судорожно всхлипываю. Прижимает к своей груди одним рывком, и я хватаюсь за его рубашку, плача навзрыд от успокоения. Сколько всего происходит за нашими спинами, о чём мы не знаем. У каждого из нас есть свой ангел-хранитель. Для меня это он. И моё сердце из израненного и разрушенного превращается в наполненное светом.

– Мишель, – гладит по волосам, а я прижимаюсь к нему. Вдыхаю родной аромат, раскаиваюсь за все слова и отпускаю прошлое.

– Прости меня. Господи, даже дышать легче стало. Я и забыл, как воздух бывает вкусен, когда ты рядом со мной. Прости меня за ту ночь, прошу тебя. Прости, что причинил тебе боль. Но обещаю, что больше себе этого не позволю. Обещаю, слышишь? Обещаю. Поплачь, крошка. А я буду рядом. Хотя бы сейчас буду рядом, – его поцелуй в мои волосы и это снимает с меня все ограничения. Сотрясает тело в его руках, опускаясь со мной на землю, сажает на себя и раскачивается вместе со мной. А я плачу на его плече. Плачу обо всём. О надеждах, о страхах, о любви, об ошибках, об ожиданиях, о крахе, о боли, о нас. И с каждым вздохом понимаю, как прекрасен кислород вокруг. Как вкус кожи его шеи, к которой прикасаюсь солёными от слёз губами, имеет неповторимый оттенок остроты. И сердце бьётся ровнее.

– Спасибо тебе. За всё спасибо, и я прощаю, Николас. За всё прощаю тебя и себя, – сухими губами шепчу я, отрываясь от его шеи, и поднимаю голову. Встречаюсь с его глубоким взглядом и хлюпаю носом.

Кладёт ладонь на мою щёку, и я тянусь за лаской. Улыбается, медленно наблюдая за мной.

– С тобой моя жизнь наполнилась вкусом, крошка, – потирает большим пальцем мою кожу.

– Тогда предлагаю продолжить пикник, – тихо произношу я, вызывая на его губах широкую улыбку.

– Предложение принимается.

Первый раз за всю жизнь я понимаю, как важен другой человек в ней. Он необходим. Именно тот, кто знает о тебе всё. Тот, кто причинил сильную боль и возвысил на небеса от любви. Тот, с которым можно быть собой и не опасаться ничего. Родной. Часть души. Часть разума. Часть бытия. И я обещаю, папа, что буду стараться изо всех сил бороться за своё счастье. За своего Николаса.

 

Тридцатый вдох

Громкий грохот.

Подскакиваю на постели, моргая, растирая глаза, и пытаюсь вспомнить, где я нахожусь. Моя спальня, вещи на полу, разбросанные перед чувственной и полной нежности ночью. Оборачиваюсь на другую часть постели, где смяты простыни, но никого нет. Звук повторяется, и я спрыгиваю с кровати, подхватывая халат.

– Николас, – сипло ото сна зову его, выглядывая в коридор и завязывая пояс. Тишина. Слишком тяжёлая тишина. Ком страха образовывается внутри. Неужели, опять? Вновь ходит во сне? А в моей квартире достаточно ножей…

– Николас, – повторяя свой зов, тихо вхожу в гостиную. Мой взгляд сразу же находит тёмную фигуру, стоящую у балконной двери. Не двигается. Быстро осматриваю его руки, но там нет ничего. Никакого оружия. Поворачиваюсь и ужасаюсь, как в свете ночи блестят ножи, разбросанные по полу, разбитая посуда. А ведь не слышала…

Опасливо оборачиваясь к Николасу, медленно подхожу к нему. И боюсь. Да, я безумно боюсь, что будет дальше. Но я обещала. Ему. Себе. Буду рядом. Моя рука только тянется к его обнажённому плечу, как вспоминаю поток воды, брызжущей из душа в его лицо. Отнимаю руку и отступаю, пытаясь осторожно пройти к раковине и взять бесшумно стакан. Но звук воды, которую я включаю, моментально привлекает его внимание.

– Ты здесь, – с отвращением произносит он, оборачиваясь ко мне. Закрываю быстро кран, сжимая руками бокал.

– Да, Николас, я здесь. Ты спишь, – шепчу и аккуратно обхожу ножи. Следит за каждым моим шагом. Но я знаю, что спит, хотя глаза открыты. А он как зверь, готовый разорвать меня, сжимает кулаки. И я одна против него. Страшно видеть его таким и понимать, что это теперь с нами. В нашей жизни, пока я не найду ответов.

– Я убью тебя. Где она? – рычит, прыгает, и в два шага настигает меня. Вскрикиваю и выбрасываю руку вперёд, выплёскивая воду от неожиданности, от неподготовленности ни мысленно, ни физически, одновременно падаю на пол вместе с ним, больно ударяясь спиной. Издаю стон, ощущая тяжесть мужского тела.

– Мишель! Чёрт! – Кричит Николас, подхватывая меня за плечи и сажая. Кряхчу, кривлюсь от боли, но улыбаюсь.

– Всё хорошо…

– Ни черта! Я говорил! Говорил, что опасно? – Бушует он, сжимая пальцами мои плечи.

– Да, говорил. Но опасность меня не пугает, – облизываю губы и распахиваю глаза, – меня пугает только одиночество, – встречаюсь с блестящим и безумным взглядом. Моим.

– Чёрт, – обречённый стон срывается с его губ, но не дам так просто сдаться.

– Я рядом, Николас. Рядом…

– И это ужасно. Ты рядом, а я вот такой. Я… – осекаясь, поворачивает голову направо и замечает ножи, валяющиеся на полу.

– Я искал его, – медленно поднимается с пола, а я за ним, щёлкая светом. И теперь могу оценить ущерб. Щурюсь от неяркого освещения, начинаю хмуриться, бросая взгляд на Николаса, остановившегося перед осколками. Разбитая ваза, розы, валяющиеся на полу со сломанными стеблями, две полки, лежащие поверх них и столовые приборы, разбросанные вокруг кухонного островка.

– Во сне я искал нож, но не нашёл. Я знал, что у меня нет выхода, как только ждать. И я ждал… я ждал. Ты пришла, – оборачивается ко мне, надеясь, что догадаюсь. А для меня в данный момент просто невозможно перестроиться с панического страха, с сонливости на серьёзность и вдумчивость.

– Прости, Николас, я не понимаю, – тихо произношу я, присаживаясь на диван.

И только сейчас, видимо, он замечает, насколько я до сих пор шокирована, напугана, и дышать сложно мне. Смотрю на его мощную фигуру в одних боксерах и вспоминаю другое. Как несвойственно нежен он был сегодня ночью. Ни одного отголоска боли, которую он любил. Никакой грубости, ничего из прошлого. Ласка. Любовь. И огромная доза ванили. В тот момент, когда он занимался со мной любовью, мне было хорошо. Действительно, хорошо, потому что Николас опытный сексуальный партнёр. Единственный сексуальный партнёр, который был у меня. Но только сейчас, зачем-то память мне указывает на моменты, которые я забыла, поглощённая его поцелуями и кожей под моими ладонями. Я не заметила, как он постоянно ласкал мой клитор, как его дыхание даже не сбилось, и что по его венам не проносилась дрожь, как раньше. Ни единого звука, только мои вскрики и шёпот. А Николас молчал, ровно дыша в мой затылок. Двигался во мне и молчал, словно робот. Механически. Отстранённо. Это был пустой секс, которым называют занятия любовью. И последнее…

– Мишель, ты как? – Картинка-воспоминание перед глазами дрожит, Николас склоняется ко мне. Моргаю, пытаясь вернуться в свою гостиную.

Он не кончил. Ни разу за то время, пока занимался со мной любовью. Довёл меня до полного изнеможения. Убежал в ванную, а затем я не помню, потому что заснула.

– Крошка. Я причинил тебе боль? – В тёмно-карих глазах блестит тревога и страх. Он, осматривая меня беглым взглядом, садится на корточки передо мной.

А в голове бьётся мысль – он не кончил. Я же была слепа и глуха, думая только о себе.

– Всё… всё хорошо… ещё не проснулась, – шепчу, всматриваясь в его лицо и понимая, насколько этот мужчина готов быть со мной, забыв напрочь о себе. Ему плевать на своё удовольствие, только я. И именно таким я хотела, чтобы он был. Думал только обо мне. Видел только меня. Был болен мной. Тогда отчего так тяжело на душе? Отчего неприятный кислый привкус на языке? А глаза наполняются слезами?

– Мишель, – облегчённо улыбаясь, прижимает меня к себе. А я смотрю невидящим взглядом вперёд, пока мой головной мозг пытается возобновить работу. Я что-то упустила… нечто очень важное…

– Прости. Я заснул. Читал отчёты и закрыл глаза. Больше такого не повториться. Обещаю тебе, – поглаживает меня по волосам, целует в них, сбивая мои мысли. Ведь ещё немного и я зацеплю основную причину его состояния. Я поймаю её…

– Иди спать, я всё уберу, – берёт меня за плечи, отодвигая от себя. Всё, я потеряла возможность сейчас думать. Только улыбнуться ему и не дать вновь стать мрачным.

– Я проголодалась, Николас, – тихо произношу я, кладу руки на его обнажённую грудь.

– В пять утра? – Прыскает от смеха.

– Ага. В пять утра, – киваю ему, так легко разгадавшего мои мысли.

– Думаю, мы найдём куда можно съездить. Покорми меня, Николас, – прошу я.

– Крошка, необходимо убрать здесь всё, чтобы ты не поранилась, – качает головой, но я, хватая его за руку, смотрю снизу вверх на его напряжённый взгляд.

– Пожалуйста, поехали. Я угощу тебя чем-нибудь вкусным. К примеру, шоколадным тортом, – наигранно улыбаюсь ему, пытаясь понять, как глубоки его страхи, не дающие нам обоим дышать ровно.

– Хорошо. Одевайся, я попрошу ребят из службы клининга, – кивает он.

Продолжая улыбаться, ухожу в ванную комнату. Останавливаюсь напротив зеркала и смотрю на себя. Серьёзно. Ищу причины. Должны быть. И они кроются очень близко, но я не понимаю. Мне необходимо с ним больше проводить времени, чтобы отследить его поведение. Я должна, ради нас. Ради будущего, которого я не представляю без него. Он словно тухнет с каждым разом, с каждой ночью угасает изнутри, становясь не тем, кого я знала. Это пугает. Сейчас именно эти мысли пугают меня до жути. Я не хочу потерять его, потому что сейчас со мной очень странный мужчина, незнакомый нам обоим. И я верну его обратно к себе, буду оберегать и ни за что теперь не отпущу, что бы ни происходило вокруг нас.

Быстро умывшись и собрав волосы в тугой хвост, я выскакиваю из ванной комнаты, нахожу Николаса, уже одетого и сидящего на кровати.

– Ещё пять минут и я готова, – сообщая, распахиваю шкаф и копошусь в нём.

– Мишель.

– Да? – Оборачиваясь с улыбкой, держу в руках джинсы и кофту. Хочет что-то сказать, но качает головой, сдерживаясь от этого. Да что же такое?

– Я буду ждать тебя внизу, – встаёт и, не глядя на меня, выходит из спальни. Слышу, как хлопает дверь, оставив мне только тонкий аромат его одеколона.

Устала гадать о нём, устала искать и устала думать. Порой приходит время, как сейчас, ты не понимаешь, чем помочь, а хочешь. Сильно. До боли. Невыносимо видеть таким любимого человека, самого дорогого. Потерян. В себе он потерян. А я найти дорогу не могу, плутаю без него и сама пропадаю. Возможно, мне следует отпустить это, не зацикливаться на его поведении, а ждать. Только вот ждать тоже страшно. С Николасом никогда не угадаешь, какую тайну его души ты вновь узнаешь, и как она повлияет на обоих. А их у него ещё достаточно.

Выйдя на улицу, я подхожу к своему автомобилю, где, облокотившись о него, стоит Николас. Улыбаюсь ему, когда наши взгляды находят друг друга. Я хочу любить его без остатка, даже если не умею. Хочу отдать ему всё, лишь бы видеть его и ощущать прикосновения к его коже.

– Твоя очередь катать меня, – указывает головой на «Мерседес».

– С удовольствием, – кивая, открываю машину и юркаю в салон на водительское место.

– Это первый раз, – тихо смеясь, завожу мотор.

– Что первый раз? – Удивлённо приподнимает брови.

– Я везу тебя первый раз, до этого ты это делал. А я ни разу. Только не ругайся, я ещё тот водитель.

– Уверен, что ты водишь намного спокойнее, чем я. Буду наслаждаться, обещаю, – заверяет меня.

И это невероятным теплом отдаётся в сердце, словно мы пара, настоящая пара, которая живёт вместе, ходит за продуктами и планирует на ужин индейку. Я бы хотела, чтобы он разрешил себе такое. Сейчас же тоже буду только наслаждаться нашим тёмным временем, где мне пришлось заставить его уйти подальше от ножей. Мне необходимо было это сделать, иначе он бы вновь начал копаться в себе, а я в нём.

Паркуюсь перед самой первой кафешкой, работающей двадцать четыре часа, и довольно заглушаю мотор.

– Майкл скоро потеряет работу, – произносит Николас, когда мы выходим из машины.

– Мне понравилось, крошка. Мне нравишься ты, а значит, и всё, что ты делаешь, – обнимает меня, смутившуюся отчего-то из-за его слов, за талию, когда я подхожу к нему и ведёт в кафе, открывая передо мной дверь.

Как оказалось, не одни мы, не спящие в это время, практически все столики заняты. И мы располагаемся в центре.

– Я оплачиваю…

– Ни черта, Мишель. Ты просила меня накормить тебя, так именно это я и буду делать, – перебивая меня, усаживает на стул.

– И только попробуй всё не съесть, – наклонившись ко мне, шепчет он.

– А то что? – Игриво прищуриваюсь я. Его улыбку сразу же стирает с лица, выпрямляется и сглатывает.

– Жди меня, – бросает он и быстрым шагом направляется к прилавку с едой. Обескуражена им. Что я сказала не то? Он так резко поменялся в лице, и я заметила его бледность на долю секунды. Это же был обычный флирт, раньше он всегда продолжал его, сводя меня с ума от фантазий. А сейчас? Что означают его слова? Чёрт бы его побрал, что он прячет внутри себя?

– Чёрный чай, тебе салат «Цезарь» и шоколадный десерт. А мне только кофе, – голос Николаса выводит меня из раздумий. Моргая, смотрю на поднос перед моим носом. Сама напросилась, хотя не хочу ничего.

– Спасибо, – киваю я, заставляя себя открыть салат и взять приборы.

– Николас, – поднимает голову, откладывая чайную ложечку. – Скажи, а тебе не нравится, когда я так тебя называю? Я могу, как раньше. Ник.

– Хм, – поджимая губы, смотрит мимо меня. – Мне всё равно.

– Ник, – резко переводит на меня взгляд. Острый. Наполненный злостью и ненавистью.

– Николас. Моё имя Николас, Мишель. Никак иначе, только Николас, – сурово и отрывисто произносит он.

– Хорошо, – тихо отвечая, я опускаю голову и ковыряюсь в салате.

– Прости, я был груб. Крошка, – тянется рукой ко мне, смягчив тембр. Поднимаю на него глаза.

– Почему? Расскажи мне, пожалуйста, почему ты так реагируешь. То хочешь одно имя, а теперь только так? В чём причина? – Шепчу я.

– Николас – для меня настоящее. То – что я представляю сейчас. А Ник… неприятно и в то же время желанно. Странные ощущения, их я предпочитаю отодвинуть от себя. Это возвращает меня в прошлое, а я не хочу там быть. Сам запутался, Мишель, и сам же разберусь с этим, – отнимает свою руку от моей.

– Но Николас и Ник это один человек, тут моя вина, я разделила вас, на что не имела права. Я…

– Нет, – перебивая, пододвигает стул и обнимает меня за талию. – Нет, Мишель. Ником меня называл отец. Тебя тогда ещё в планах не было. Это мои тараканы, они сейчас только обострились. Но это пройдёт, рядом с тобой пройдёт. Ты мой балласт, необходимый мне, как напоминание, насколько счастливым можно быть и жить по-настоящему. Ты нужна мне, и я не хочу другой жизни. Пока вот так, а потом не знаю, что будет. Не могу больше загадывать, потому что мои планы давно рухнули с твоим появлением. Не думай. Думать буду я за нас обоих. Идёт?

Приподнимает моё лицо к своему за подбородок. Улыбаюсь ему и киваю, глубже погружаясь в пучину бездны его глаз. Любить глубже невозможно и от этого задыхаюсь, когда смотрю на него. Порабощена любовью к этому мужчине. И я готова быть её рабыней, смиренно опустившись на колени перед ней.

– Ты не выполняешь своих обещаний, – замечает он, указывая взглядом на салат, и потирает мой подбородок.

– Ты ведь не помогаешь, – расплываюсь в улыбке, ожидая от него следующего шага. Его глаза вспыхивают невероятным удовлетворением, которого я не припомню за последнее время. Отрывает руку от моего лица и берёт вилку, насаживая на неё салат. Подносит к моему рту, и я, послушно открывая его, жую, ощущая острый вкус чеснока. Кривлюсь, а он смеётся.

– Лучше десерт, – придвигает другую тарелку и кормит. А я глотаю каждый кусочек, наслаждаясь его заботой. За окном уже рассветает, когда я устраиваюсь удобнее на его плече и открываю письмо в электронной почте от Дэйва. Николас просматривает что-то на своём айфоне, продолжая обнимать меня одной рукой. Уютно. Безумно и до потери сознания уютно быть рядом с ним. Внимать в себя каждый его вздох, улыбаться от его поглаживаний пальцами, словно так он делал постоянно. Но это всё ново.

С солнцем приходит спокойствие, все мысли улетучиваются, оставаясь в ночи. Наверное, так и бывает. Ночью обостряется всё, особенно демоны, которым мы подвластны. Они знают, когда мы бываем уязвимы, и настигают нас, путая наши дороги.

– Оказывается, бьюти-съёмка – это непросто щелчок, – устало вздыхая, поднимаю голову с его плеча и откладываю телефон.

– Ты портишь зрение, читая на таком маленьком экране. Тебе необходим планшет для таких вещей, как и новый мобильный. Уверен, что твоё зарядное устройство ещё немного и выдохнется, – усмехается Николас, пока я разминаю спину.

– Прекрати, – улыбаюсь ему, но он прав. Уже только одна чёрточка осталась, хотя был заряжён. Да и чёрт с ним.

– У меня съёмка с девяти на три часа, а потом я – твоя. Чем мы займёмся? Может быть, съездим в то самое место, в котором мы катались на лошади? Я бы с удовольствием постреляла, и ты бы научил меня ещё чему-нибудь. Сегодня обещали тёплый день, – интересуюсь я.

– Не получится, – качая головой, прячет в карман джинсов телефон. Удивлённо, приподнимая брови, ловлю его взгляд, но он тут же, отводит его.

– Вчера я не был в офисе и мне необходимо съездить туда. Теперь они ждут моего слова и моих подписей. К тому же я больше не владею клубом, – на последних словах прочищает горло. А моему удивлению нет предела.

– Как так? Что произошло? – Ошарашенно шепчу я.

– Продал. Было несколько предложений уже давно. Я принял одно из них и теперь не являюсь владельцем, как и ездить туда мне уже не положено. Лишняя информация для газет, – спокойно объясняет он.

– То есть, ты продал место, которое строил с нуля? Ты так просто отказался от того, что любил и где проводил время? Как и тот клуб, ну… тот тоже передал другому человеку? – Изумляюсь его словам.

– Верно. Так просто без каких-либо попыток вернуться. Это больше не моё, – улыбается натянуто.

– Николас…

– Меня уже ждёт Майкл. Необходимо выгулять Шторма и Софи, пока они не позволяют никому другому это делать. Ты собирайся, пока я отнесу тарелки, – обрывает меня и, собирая поспешно посуду, поднимается со стула, и вижу только его, удаляющегося от меня.

Откидываясь на спинку стула, потираю лоб. Но как такое возможно? Как? Не могу поверить, ведь с какой гордостью и энтузиазмом он мне всё показывал. Хотя я была тоже шокирована тогда незаконными убийствами, но всё же, я была восхищена им. А сейчас… он оборвал все дороги, которые привели его к тому человеку, которым он стал. Неужели, из-за меня? Но зачем? Я бы ни за что не просила его отказаться от его детища. Да и БДСМ клуб, мне не так неприятен. Со временем бы смирилась… А с его участием в нём? Нет, наверное, нет. Не знаю. Сама не могу ответить на этот вопрос.

– Готова? – Спрашивает Николас. Кивая, поднимаюсь со стула и набрасываю куртку.

– А когда освободишься? – Интересуясь, выхожу за ним из кафе.

– Сразу же наберу тебе. Поужинаем где-нибудь. Свидание, – моментально отвечая, он подводит меня к моей машине.

– Хорошо. Только нужно зарядить телефон…

– А я говорил, – ухмыляясь, он открывает мне дверь.

– Да-да, ты во всём прав. Доволен? – Смеясь, забираюсь на водительское кресло.

– Более чем, – широко улыбаясь, пристёгивает мой ремень безопасности.

– До встречи, – захлопывает дверь и широким шагом отходит на тротуар. Продолжаю улыбаться, словно не волнуюсь. Хотя это ложь. С каждой минутой волнуюсь всё сильнее, и даже ясный день не помогает унять этого чувства в сердце. Вздыхаю и завожу мотор, выезжая с парковки и втягивая в себя аромат, который остался в моей машине. Его. И сразу же, становится одиноко. Но это ведь не конец, мы встретимся вечером. Придётся притупить в себе это единоличное и эгоистичное владение Николасом. Как же не хочется.

 

Тридцать первый вдох

Доехав до своего дома, вхожу в квартиру и улавливаю приятный аромат роз. Медленно иду по коридору, останавливаясь в гостиной. Жмурясь, тихо смеюсь и прислоняюсь к стене. Распахиваю глаза, продолжая улыбаться и смотреть на большой букет белых роз, что теперь красуется на моём столе в новой вазе. Ни одного намёка на погром, который устроил Николас, всё чисто и прибрано. Но это не волнует. Я медленно подхожу к цветам, пробегаюсь пальцами по бутонам и вдыхаю глубже. Маленький конвертик нащупывают мои пальцы, и я вытаскиваю его из букета. Раскрываю и достаю карточку.

«Жди меня», – всего несколько слов, но написанные его почерком. Когда успел? Ведь всё время был рядом со мной. Разве важно? Нет. Он подумал обо мне, и это намного сильнее и глубже втягивает моё сердце, наполняясь счастьем.

Бросаю взгляд на часы и, оставляя карточку на столике, собираюсь на работу. Собираю в рюкзак необходимые вещи, попутно отмечая, что прибрались даже в спальне и ванной комнате. Лучше так, чем хоть что-то возвращало бы меня и его в ночь. Она и, правда, опасна, но отступить я не имею права.

Мобильный вибрирует в заднем кармане джинсов, пока я закрываю дверь квартиры.

– Да, – не смотря на номер, пытаюсь не уронить рюкзак и всё же, на два оборота щёлкнуть замком, произношу я в трубку, зажимая её между плечом и ухом.

– Привет, Миша. Где ты вчера была?

– Сара. Привет, наконец-то, ты позвонила. Как ты? – Улыбаясь, бросаю ключ в рюкзак и, вешая его на плечо, теперь держу телефон в руке.

– Я отлично. Вчера была в университете, а вот тебя не было. Кстати, и Ами не нашла. Вы что, от меня прятались? – Обиженно тянет она.

– Нет, – смеясь, нажимаю на кнопку лифта. – Я была с Николасом. А с Амалией… мы поругались. Это нетелефонный разговор. Объяснять долго и очень непонятно.

– Хм, ладно, но надо обсудить всё. Слишком многое произошло, и я хотела бы с тобой поговорить. Давай вместе позавтракаем? – Предлагает она.

– Не могу. Еду на работу. Но Николас сегодня тоже в офисе, поэтому после двенадцати я свободна. Можем встретиться и поболтать в любом месте, где скажешь, – нахожусь я.

– Как мы заговорили, – хихикает она, а я закатываю глаза. – Николас, видите ли, в офисе. Боже, не верю, что вы вместе. И я так рада, Миша. Безумно рада за вас. Ты молодец, что дала ему шанс. Вам обоим.

– Я тоже очень счастлива, – улыбаясь, вхожу в лифт. – Сейчас связь пропадёт. Я наберу тебе, как закончу.

– Отлично. Буду ждать, я…

Пищащие звуки обрывают слова подруги. Отключаю звонок и бросаю телефон в рюкзак, продолжая улыбаться. Райли и Сара. В последнее время не думала совершенно о них. Три года. Боже, три года и он только сейчас изменился, по её словам. А сколько же я должна набраться терпения рядом с Николасом? Невозможно угадать. Не буду. Просто не буду гадать, а что будет дальше. Он рядом, и всё. Хватит. Не копаться. А только жить. Привыкать.

Доезжая до фотостудии, паркуюсь сегодня дальше, чем обычно. Видимо, заказчиков и работающих в этот день намного больше.

– Доброе утро, Эйприл, – бросая, прохожу мимо стойки. Девушка кивает мне, продолжая что-то печать на компьютере. Поднимаюсь на второй этаж и, толкая дверь, улыбаюсь Линде.

– Мишель, – чихая, поднимается со стула и тут же падает на него.

– Боже, ты выглядишь плохо, – сочувственно осматриваю девушку, с побелевшим лицом и покрасневшими глазами и носом.

– Чувствую себя так же, – шмыгает носом она. – Тебе на третий этаж. Там у нас проходят ВИП съёмки. Комната двадцать три дробь один. Она уже там, как и её поддакивающие существа. Крепись.

– Всё так страшно? – Хмурюсь, переваривая информацию.

– Нет, я так шучу. Иди, – улыбаясь через силу, кашляет в салфетку и одновременно чихает.

– Тебе бы домой. Ладно, пожелай удачи, – она поднимает руку, показывая мне вверх первый палец, и сморкается в салфетку.

Меня всю трусит внутри, ведь это мой первый раз. И мне страшно сделать что-то не то, не понравится или же, показать себя некомпетентной. Я непрофессионал, а любитель. Но сейчас придётся взять себя в руки и стать именно той, кем меня представил Дэйв. Натягивая улыбку, останавливаюсь перед необходимой мне студией. Нажимая на ручку, вхожу и осматриваю быстро помещение. Ни разу тут не была. Но задерживаю дыхание от трёх разных интерьеров, которые искусственно созданы здесь.

– Кто это такая? – Раздаётся голос по левую сторону от меня. Поворачивая голову, встречаюсь с девушкой, сидящей на высоком стуле, а ей накладывают макияж. Она невероятно красива. Тёмный загар, словно она живёт под солнцем, яркие зелёные глаза, искусно накрашенные и блестящие чёрные длинные волосы, уложенные в объёмные кудри. Невообразимая. Вот она, настоящая супермодель. Идеальная.

– Вы кто такая? – Повторяет вопрос, видимо, её постановщик, держа в руках материал белого цвета для одного из интерьеров.

– Доброе утро. Я ваш фотограф. Мишель. Дэйв должен был предупредить вас, – отмирая, улыбаюсь всем присутствующим. Но во взгляде девушки написано недовольство. Отбивая руку стилиста, скатывается со стула и поправляет шёлковый белый халат. Как пантера движется ко мне, и я теряюсь. В её красоте, в её умении держать себя.

– Девушка, значит, меня будет сегодня фотографировать. Что ж посмотрим, – низкий поставленный голос может затуманить разум любому мужчине. Такие как она берут от жизни всё, и я улыбаюсь ей, отмечая огромные плюсы, которыми она наделена.

– Мариса, – она протягивает мне руку, и я пожимаю её.

– Очень приятно. Для меня будет честью фотографировать вас, и я сделаю всё, чтобы вы остались довольны, – резко отнимает свою руку от моей, словно обжигается. А взгляд зелёных глаз ледяной, с надменностью и скептицизмом испепеляет меня.

– Мне необходимо десять минут, чтобы настроить компьютер, фотоаппарат и свет, – оповещая их, укладываю рюкзак на стул и бросаю туда куртку.

Не спрашивать о целях такой фотосессии, а лишь потакать всем капризам. Первое правило, которое прислал мне Дэйв. Но пока я занимаюсь своими делами, постоянно поглядываю на неё. А она сидит, как королева, пока ей поправляют и так совершенную укладку. С ней носятся, словно с принцессой, помогая надеть серебристое платье с глубоким вырезом, что на груди, так и на ноге, подчёркивая тёмный загар.

– Можем приступить…

– Правый интерьер. Для начала посмотрим, что ты можешь. Мне нужны качественные фото, от которых никто дышать не сможет, – властно перебивает меня чуть ли, не толкая, и подходит к софе.

– Конечно, – хмыкая, уже не вижу её красоты, а лишь противный гонор.

– Ветер. Я хочу ветер! – Вздрагиваю от её крика, а мужчина, уже подбегая к вентилятору, настраивает его.

Ладно, мои возвышенные мечты сейчас рухнули, и теперь же, я понимаю, насколько приятно было работать на втором этаже с обычными людьми. Они ценят каждый кадр, стараясь помогать мне, находят позы. А эта, совершенно игнорируя мои пожелания, садится слишком вульгарно, что оказывается больше голой, чем одетой. Глубоко вздыхаю и делаю пробные кадры, настраиваясь на работу. Продолжает о чём-то верещать Мариса, то ей не нравится, как я стою, то волосы у неё растрепались. Собираю свою выдержку, кивая ей и улыбаясь. Хотя так хочется уйти и высказать всё ей, как жёстко и некрасиво она обращается со своими помощниками.

– Всё, я устала, – неожиданно она встаёт, чем смазывает кадр.

– Но…

– Хочу посмотреть, что получилось, – требовательно тянется к фотоаппарату, вырывая его из моих рук. От удивления и наглости я замираю, опешив, смотря на неё.

– И это называется фото? Ты хоть что-то смыслишь в этом? Наберут любительниц селфи, а те мнят себя уже фотографами! Отвратительно! Тут у меня нос, словно я операцию не делала. А тут, мои бёдра, как у тебя, огромные и дряхлые! Ужасно! – Кричит она, размахивая моим фотоаппаратом.

– Мариса, вы не дали мне возможности хоть что-то снять. Не сидите на месте, не слушаете моих просьб, и поэтому выходит именно так. И верните мне мою камеру, – зло цежу я, подходя к ней. В зелёных глазах вскипает ярость от такого обращения к ней, но и ей не позволю так с собой говорить. С минуту смотрим друг на друга, пока остальные даже не двигаются.

– Я отказываюсь платить за это. Знала, что не следует соглашаться на обычного любителя, – протягивает мне с отвращением фотоаппарат. Только беру его в руки, как она отпускает свои. Доля секунды, и я не успеваю ухватиться за камеру, которая летит на пол и трещит от встречи с ним.

– Да ещё и безрукая. Деточка, иди в школу. Мы немедленно уходим! Немедленно, я сказала! Я тебе таких отзывов оставлю, что ты никогда больше не возьмёшь камеру в руки. Ты…

Я не слушаю её, а в глазах скапливаются слёзы, опускаюсь к камере, поднимая её. Это же его подарок Николаса. И теперь его нет. Это больше всего трогает меня.

Дверь позади меня хлопает, и я даю волю слезам, прижимая к себе фотоаппарат. Какая она противная и разбила мою камеру. Специально это сделала. А она была мне так дорога, что непроизвольно слёзы быстрее скатываются по щекам, пока я осматриваю свою потерю. Линза треснула, как и объектив буквально отлетел. Уверена, и матрицу она повредила.

– Господи, – шепчу я, стирая слёзы. Собирая все осколки, складываю в футляр. Всхлипываю и пытаюсь успокоиться. Но теперь злость и ярость появляются внутри. Да какое она, вообще, имела право так делать? Сука. Красивая и гнилая.

Хлопнув с яростью дверью, иду по коридору. Мне ещё и от Дэйва влетит, уволит к чертям, вот и всё. Спускаюсь на второй этаж. Линда сочувственно смотрит на меня, уже, видимо, в курсе всего.

– Что там произошло? Она так орала, что у меня уши чуть не отвалились, – хрипло спрашивает она.

– Сука. Разбила мою камеру! Ты только посмотри, – распахивая футляр, демонстрирую ей поломку.

– Вот стерва наглая. Ты ей не понравилась лишь потому, что девушка. Есть такие, которые любят внимание мужчин и предпочитают в качестве фотографа именно их. Чтобы их поливали комплиментами. Не волнуйся, я объясню всё Дэйву, – заверяя меня, хватает в руки телефон. – У нас такого ещё не бывало. Вот стерва, с первого взгляда, мне не понравилась. А они все такие. Кто платит большие бабки, требуют сделать из них чуть ли не кукол, хотя сами ни черта не умеют.

– Ужасно. Боже, я так расстроилась и так зла. Ты не представляешь, – бушую я, складывая всё в рюкзак.

– Чёрт, не отвечает. Сейчас наберу Кейну, он сегодня с ним поехал. А мне ждать его тут. Не смогла с утра даже за руль сесть, – снова чихая, издаёт стон.

– Кейн? Он тоже фотограф? Вы встречаетесь? – Спрашиваю я.

– Он мой муж уже год, – улыбается Линда.

– Оу… поздравляю…

– Привет, – кашель прерывает её, – смейся. Идиот. Тут у нас чрезвычайный случай, не могу дозвониться до Дэйва.

Напряжённо ожидаю, когда она закончит говорить с мужчиной.

– Хм, понятно. Я посмотрю. Как я это сделаю? У меня температура! – Обиженно бросает трубку.

– Что случилось? – Медленно говорю я.

– Дэйв забыл свой мобильный в офисе, когда утром забирал объективы и светоотражатель. И теперь он хочет, чтобы я попросила Эйприл присмотреть за всем, а самой отвезти его ему. Эту безмозглую дуру оставить присматривать за заказами. Да она умеет только жопой вертеть! Нормально? Я подохну, пока доеду, – сморкается в салфетку.

– Хм, могу я. Как раз мне необходимо объяснить всё Дэйву. Покажу ему, что она натворила и попрошу меня не увольнять, – предлагаю я.

– Мишель, спасибо, но у тебя своя жизнь…

– Прекрати. Куда ты такая поедешь? И это моя вина, что так всё произошло. Хреновый из меня фотограф. Хоть что-то за сегодня полезное сделаю, – перебиваю её.

– Правда? Тогда будь тут, ладно? Ты не хреновый фотограф, это она тупая стерва. Я сейчас схожу в офис и найду телефон, – киваю ей.

Глубоко вздыхаю, но не помогает унять внутри неприятное чувство досады. На себя. Из-за этой модели я начала сомневаться в себе, в том, что не моё это. Возможно, я не создана для этого. Обидно. А я же стараюсь, очень стараюсь угодить даже таким неприятным особам. Кривлюсь от своих мыслей, когда рядом со мной раздаётся кашель. Поворачиваюсь к Линде, которую качает из стороны в сторону. Опирается на стойку, доходя до неё.

– Вот. Мужчины, не удивлюсь, когда без нас не смогут даже трусы надеть, – фыркая, она передаёт мне айфон.

– Сейчас напишу адрес. Это за городом, ехать около часа или больше, – предупреждает меня.

– Ничего страшного, – улыбаюсь ей, пока она перегибается через стойку и достаёт стикер, чиркая на нём адрес.

– Спасибо тебе, Мишель. Я твоя должница, – передаёт мне листик.

– Брось. Выздоравливай. Надеюсь, мы ещё встретимся, – натягивая куртку, вешаю на плечо рюкзак.

– Уверена в этом. Не переживай, таких сук у нас было множество. Для своего папика фотографируется, шлюшка. Ничего из себя не представляет, кроме ходячего экземпляра для хирургов, – смеюсь от её слов, разворачиваясь, иду к двери.

Теперь мне предстоит объяснить всё Дэйву, на флешке остались кадры. Если будет необходимо, то покажу ему, что я старалась. Честно не мухлевала и выкладывалась, а там уж пусть что-то решит. И как я скажу Николасу про камеру? Вдруг он спросит или же, это как-то откроется. Заменить на новую и обмануть? Не могу. Чёрт возьми, что за день такой?!

Выхожу на улицу и, потирая лоб, жмурюсь от яркого солнца. Бреду к своей машине, замечая что-то, светящееся недалеко от себя. Останавливаясь, смотрю на девушку, что так неприятно оставила после себя след этим утром. Она, о чём-то бурно рассказывая по телефону, кричит на своего собеседника. Закусываю губу, пытаясь перебороть в себе желание подойти. Делаю шаг к своей машине, а затем уже бездумно и решительно разворачиваюсь и иду в её сторону.

– Эй ты, – зову Марису, мечущуюся перед отполированным белым «Порше». Она переводит на меня взгляд, и он наполняется ненавистью.

– Как ты смеешь…

– А теперь слушай внимательно, – перебиваю её, не отводя взгляда от её глаз. Делаю шаги к ней.

– Какого чёрта ты себе позволяешь так вести себя? Кто ты такая? Избалованная девка, которая ничего не ценит. Ты разбила мою камеру, и я потребую с тебя за неё. Ясно тебе? – Рычу, вплотную приближаясь к ней. А она на высоченных шпильках выше меня на полголовы. Ухмыляясь, цокает на мои слова.

– И меня послушай. Ты никчёмный фотограф, которая думает, что её простят за такое. Это лишь малость, чего ты достойна. Разбитой камеры. И я сделаю всё, чтобы никто не работал с тобой, – цедит она.

– Или же ты никчёмная модель. В принципе как человек ты отвратительна, и от тебя воняет гнилью. Помойся, Мариса, и не отрави своих покровителей ядом, которого в тебе с избытком. Именно линза передаёт истинное составляющее человека, и теперь знаешь, насколько ты неприятна. Не кричи громко о своих заявлениях, ты выглядишь дёшево. Вместо новой пластической операции, сходи лучше на курсы воспитания, они тебе необходимы, – сказав то, что так кипело внутри и то, что она подзадорила, дарю ей улыбку и ухожу от неё. Я знаю, что это некрасиво. Не смогла сдержаться. И пусть меня уволят, но унижать себя не позволю. Хотя трясёт от адреналина внутри, и мне это нравится.

С улыбкой забираюсь в машину и даю по газам, выезжая с парковки. Из-за этой перепалки, совершенно вылетело из головы, что я должна поехать и передать телефон Дэйву, как и поговорить с ним. Останавливаясь на обочине, включаю аварийные огни. Достаю листок и, вбивая в навигаторе адрес, кривлюсь на то, что ехать мне час с лишним. А ещё обратно и насколько я задержусь там неизвестно. Это за пределами Торонто, с пробками выйдет куда больше.

– Сара, – набрав номер подруги, прижимая телефон к плечу, выруливаю обратно на дорогу.

– Привет. Ты уже окончила работу? А я домой приехала, вещи собрать, – радостно сообщает она.

– Нет… подожди. Какие вещи? Куда ты собралась?

– Переезжаю к Райли. Мы решили жить вместе. Мы встретимся, и я всё тебе расскажу.

– Чёрт. Поэтому я и звоню тебе. У меня тут… в общем, не успею я к двенадцати.

– Почему?

– Я…

Звонок обрывается, и телефон падает мне на колени, полностью отключённый.

– Прекрасно. Я обещаю, что выброшу тебя теперь, – зло произношу я, сильнее надавливая на газ.

Яростно выдыхаю, не имея возможности терпеть, когда всё против меня. К тому же мне необходим телефон. Если Николас не дозвонится? Да и вообще. Чёрт!

Ладно, для начала нужно разобраться с Дэйвом и камерой, а дальше вернусь домой и возьму шнур. Да, именно так. Следует просто успокоиться. Неприятности – это лишь миг, который следует пережить. И не зацикливаться на них, а только ровно и спокойно делать вдохи, дабы успокоиться.

 

Тридцать второй вдох

Простояв в пробках, я выбираюсь из города только через час. Навигатор показывает, что ехать мне ещё полчаса. Хоть это радует, пока еду мимо уже распустившейся вокруг зелени. Красиво. Надо почаще выбираться сюда, чтобы просто наслаждаться воздухом. Возможно, устроить пикник самой и пригласить Николаса. Тогда и рассказать ему обо всём. Я знаю, что он воспримет это проще, чем я, даже не понимая, насколько подарок, принадлежавший ему, мне близок. А это навевает на иные мысли. Он разбился. Если это произойдёт и с нами?

Порой вещи предупреждают тебя об опасности, но мы их не видим. Или же погода, какие-то слова, брошенные кому-то другому. Пропускаем мимо ушей, а они важны. Везде есть подсказки, только бы увидеть их. И не хочу верить, что наши ещё не окрепшие отношения разобьются именно так. Потому что не успели удержать их в наших руках.

Въезжаю в один из пригородных городков и, сверяясь с картой, двигаюсь по улочкам. Ощущение, словно я уже была здесь. Дежавю? Вряд ли. Планировка улиц и домов схожа в каждом приближённом к Торонто городку.

– Что за чёрт? – Шепчу я, проезжая мимо стеклянного фасада дома, практически скрытым за зеленью. Бросаю взгляд на карту, и именно это место мне и нужно. Не может быть. Нет, такого просто не бывает. Вероятно, ошибка, какая-то? Но узнать мне негде, остаётся только шокировано остановиться недалеко от дома, где есть свободные места. Ведь вся парковка занята множеством машин. А это означает, что в этом доме проходит какое-то событие. Дэйв ехал именно на него.

Выбираясь из машины, как в тумане иду по тротуару, слышу музыку и голоса, но приглушённые, когда подхожу к двери. Ничего не изменилось с моего первого появления здесь. Но как? Почему Дэйв снимает именно тут? В доме родителей Николаса?

Хмурясь, нажимаю на звонок. Сердце бьётся быстрее в ожидании, когда мне откроют дверь. Это, наверное, всё же, ошибка. Дома перепутали, или мой навигатор так зло подшутил надо мной.

– Добрый день, – мне открывает незнакомая женщина, улыбаясь мне. Глаза проходят мимо неё, уверяя меня с каждой секундой, что это, несомненно, дом родителей Николаса.

– Здравствуйте. Мне нужен Дэйв. Фотограф. Он здесь? – Мямлю я, продолжая непонимающе осматривать пространство.

– Да, конечно. Все на заднем дворе. Проходите, там его и найдёте, – услужливо пропускает меня. Киваю ей, вспоминая каждую секунду, которую я провела тут, и что произошло после. Реакцию всех и её последствия. Незнакомая женщина помогает мне найти выход на задний двор, и я останавливаюсь. Множество людей, собравшихся явно на торжество. Детское. Разноцветные шарики, клоуны и аниматоры, носятся с детьми. Люди смеются, пока я медленно, опускаюсь на траву, глубоко вздыхая.

Как так получилось? Но я стою среди знакомых Николаса, смутно припоминая эти лица на другом празднике, и не могу унять сердце, что тревожно бьётся в груди.

– Мишель, привет! – Мужской голос окликает меня. Оборачиваюсь, замечая, как ко мне подбегает светловолосый парень с камерой в руках.

– Какими судьбами? – Продолжает он, пока я не могу отойти от шока.

– Прости, ты Кейн? – Утвердительно кивает мне. – Линде очень плохо, и я привезла телефон Дэйву.

– Оу, так плохо? А я говорил ей, чтобы дома осталась. Но нет, женщина, думает, что без неё мир развалится. Сейчас позову Дэйва. Тут сегодня аншлаг. Поэтому ненавижу работать на праздниках родственников, – хмыкает он и оставляет меня, скрываясь среди гостей.

А я словно замерла, не могу сделать и шага. Мимо меня проходят люди, бросая удивлённые взгляды.

– Мишель?! Какого чёрта ты здесь делаешь? – Меня за рукав тянет Дэйв. Перевожу на него взгляд, а он пытается затащить меня обратно на лестницу.

– Телефон. Привезла тебе телефон и мне надо сказать…

– Потом. Всё потом. Мы работаем, – обрывая меня, чуть ли не затаскивает силой на лестницу.

– Но у меня произошёл неприятный инцидент. Эта клиентка мою камеру разбила. Прекрати, – срывая его руки со своей талии, отхожу на шаг. Быстро оборачивается и вновь смотрит на меня, поджимая губы.

– Какая клиентка? – До него только сейчас доходит смысл моих слов.

– Мариса. Ей не понравились мои кадры, и она камеру вырвала у меня, а потом специально отпустила её… вот, – копаюсь в рюкзаке, напрочь забывая, где мы находимся. Достаю его телефон и передаю ему, а затем камеру, открывая и показывая ему.

– Ничего себе, – шокировано шепчет он. – Ещё по разговору я понял, что с ней будет много проблем. Не волнуйся, мы всё возместим. В понедельник обсудим это, и я разберусь. А сейчас…

– Дэйв, вот ты где, – знакомый голос раздаётся за спиной.

– Мишель, уходи, – мужчина толкает меня к стеклянным дверям.

– Мишель? Боже! Правда? Это ты? – Поворачиваюсь к Эмбер в элегантном платье для пикника. Как давно я видела её? Кажется, что вечность. Она ни капли не изменилась, такая же широкая улыбка и радостные глаза, мягкие волны исходят от неё, и я непроизвольно отвечаю ей улыбкой.

– Да, я. Добрый день, Эмбер, – прочистив горло, произношу я.

– Как ты тут оказалась? – Удивляясь, она поднимается к нам.

– Я…я работаю на Дэйва, привезла ему телефон, который он забыл на работе, – указываю на мужчину, стоящего рядом со мной.

– Неужели? А ты не говорил нам. Вот почему вы, мужчины, такие скрытные? – Ударяет шутливо его по плечу, а он кривится.

– Ей уже пора, – Дэйв подталкивает меня к выходу, но мои ноги приросли к полу. Не могу двинуться.

– Ещё чего. Какое совпадение. Она останется, – Эмбер, обхватывая мою руку, тянет в свою сторону.

– Сегодня восьмилетие моей внучки, пока единственной, но я ещё не теряю надежды увидеть детей моего сына. Старшего сына. Вы видитесь? Ох, я читала ту статью. Какие гадкие люди, готовые облить грязью других! Ужасно просто! Вы по этой причине поругались, да? Люси что-то упоминала об этом, больше не видитесь, он на тебя зол или ты на него. И мне так жаль твоего отца, прими мои искренние соболезнования, – тараторит она, спускаясь со мной обратно вниз.

– Эмбер, у Мишель, наверное, есть дела, – Дэйв перекрывает нам путь.

– Глупости, – отмахивается она от него, крепко держа меня под руку. – Тем более это такой подарок для меня. Восхитительный день, столько радости принёс. А ты мог бы и сказать, что Мишель работает с тобой. И Пирс молчал.

– Пирс? – Подаю я голос, снимая её руку со своей.

– Да…

– Дэйв! Твоей жене плохо, её опять тошнит! Где тебя носит? Она просила… – и в этот момент тот, о котором только упомянули, появляется собственной персоной.

– Мишель? – Изумлённо произносит он, переводя взгляд на каждого из нас.

– А вы знакомы? – Удивляется Эмбер.

– Хм… ну я же видел их…

– В ресторане, – подсказываю я. Вот чего не следует знать этой женщине, как то, что Пирс осматривал меня на гинекологическом кресле.

– Ох, да, совершенно забыла, – смеётся Эмбер.

– Тебе следует познакомиться с Дорой. Тоже увлекается фотографией, правда, профессионально. Организатор выставок и светских раутов. Вот недавно как раз была презентация работ её мужа, – уже обращается ко мне она.

– В феврале. Я была там… город с высоты птичьего полёта… помню его. Вроде эту фотографию купил Райли, – припоминаю я, хмурясь, и смотрю на Дэйва.

– Да, именно он. Да и Николас тоже что-то выбрал. Пирс, ты знал, что Мишель работает с Дэйвом? Вот это совпадение.

– Я случайно к нему попала, через его племянника… не помню, как его зовут, но он работает с моим другом Марком в банке, – через силу улыбаюсь я.

– Что? Ты, наверное, что-то путаешь…

– Эмбер, тебя зовёт Люси, – обрывает её Пирс. Прищуриваясь, смотрю на него. Что они скрывают? Определённо не дают говорить ей.

– Нет, не путаю. Так Марк сказал, и Дэйв подтвердил, – уверенно произношу я.

– Это вряд ли. У нас нет такого возраста племянников Дэйва, если кто-то не завёл их на стороне. Только у брата Пирса – старший Райли, а больше у него братьев нет. А из детей самому старшему десять, – качает головой Эмбер.

– Я так называю сына своего друга. Он для меня, как племянник, хороший парень, – подаёт голос Дэйв.

– Хм, не слышала никогда. Но как замечательно, что ты тут, Мишель. И удивительно, что не узнала Дэйва сразу. Он же был фотографом на моём дне рождения. И у меня хранятся ваши фотографии с Николасом. Вы так красивы были, когда танцевали. Просто идеальная пара…

– Эмбер, сейчас не время, – перебивает её Пирс. – Дэйв, иди, позаботься о моей дочери.

– Первенца ждут. Пока не знаем пол, но думаю, это девочка. С Люси меня так же тошнило, – смеётся Эмбер.

– Так вы, Пирс, тесть Дэйва? – Уточняю я.

– Верно, – кивает он. – Но Эмбер права, праздник в разгаре и надо вернуться к гостям. Ты хозяйка, Эмбер, а я провожу Мишель.

– Ни за что! – Возмущаясь, она отталкивает меня от мужчины. А я пытаюсь понять, сложить пазл воедино. Но эти голоса, постоянные разговоры Эмбер, перескакивающие с темы на тему, буквально не дают собраться.

– Мишель приехала сюда и Николас должен быть скоро…

– Николас? – Шепчу я, поворачиваясь к ней.

– Да, он обещал приехать сегодня, ведь праздник у его племянницы. Наверное, задержался, подарок выбирает. И это было бы восхитительно, если бы вы встретились тут. Я не знаю, что между вами произошло, но Николас даже не общается с нами после этих статей. Мы его не видели, как будто избегает нас. Да и мы были шокированы, узнав, что он… не хочу вспоминать. Сложное было время, Люси так возмущалась, а мы…

– Эмбер. Это уже лишнее. Дай им возможность самим решить. Они взрослые люди, а сватовство ни к чему хорошему не приводит, – вновь её перебивает Пирс, посылая ей злой взгляд.

– Но ты сам видел, какие они счастливые были тогда. И мой сын…

– Вот как раз и он, – на этих словах мы все оборачиваемся к человеку, замершему в дверях. Николас. Всё опускается внутри, когда до меня доходит, что солгал мне. Ведь он здесь, стоит недалеко от меня и обескуражен, даже более чем, обескуражен мной. А я – им. Кажется, что даже голоса смолкают вокруг.

– Сынок, я так рада тебе. Посмотри, кто тут, – где-то вдалеке слышится голос Эмбер. Смотрю в его потемневшие то ли от ярости, то ли от страха глаза и не могу пошевелиться. Он так же не двигается, только переводит взгляд на мать и вновь на меня. Замечаю, как его руки сжимаются в кулаки, а моё сердце не отыскать, как и дыхание.

– Николас! Наконец-то ты приехал! Ты приехал к нам! – Налетая на него, девушка обнимает его. От этого он шатается и отступает, не сводя с меня глаз.

– Люси, а больше ты никого не замечаешь? – Довольно тянет Эмбер. Девушка оборачивается, и её лицо вмиг искажается от ненависти.

– Какого хрена ты притащил эту суку сюда? – Кричит Люси, толкая Николаса.

– Люсинда!

– Люси, закрой рот!

В один голос обрывают её Пирс и Эмбер.

– Я…я…уже ухожу, – дрожащим шёпотом произношу я.

– Так ты припёрлась сюда, чтобы с ним встретиться? Ты ему не нужна. Да, брат? Скажи ей, что не нужна! Ты к нам приехал! На день рождения моей дочери! – Кривлюсь от боли, что проносится в сердце. А он молчит. Только смотрит на меня и молчит.

– Люсинда, ты, наверное, выпила лишнего. Тебе следует протрезветь. Как ты можешь? Мишель приехала сюда, чтобы передать Дэйву телефон. И это случайность. Она работает с ним, – вступается за меня Эмбер. Опускаю голову, понимая, что его семья всегда будет стоять между нами. А заставлять его выбирать, я не имею права. Они для него важны, а я всего лишь та, из-за которой у него расстройства психики. Та, которую он без слов убивает внутри.

– Дэйву? Работает? – Вскрикивает Люси. – Работает, значит. Вот как обстоят дела. Ты устроил её туда…

– Нет, это был знакомый Дэйва, – Пирс встаёт справа от меня, словно защищая от девушки, разъярённо взмахивающей руками.

– Нет! Я знала! Знала, что так просто она от него не отцепится. Её отец подох, она больше никто в этом мире. Нищая. И ей нужны его деньги! Да, Мишель? Что же ты молчишь? Таскаешься за ним, потому что он теперь может обеспечить твою жизнь. Он…

– Закрой рот! – Громкий крик, и в секунду Николас, хватая сестру за горло, скрывается вместе с ней в доме.

– Николас! – Испуганно визжит Эмбер, а все гости оборачиваются к нам. Без слов, словно включаются все функции моего организма, я, вбегая по ступеням, влетаю в дом.

– Мне больно! – Хрипит Люси, прижатая к стене.

– Закрой рот! Ещё раз скажешь что-то о ней! Ещё хоть раз… – подскакивая к Николасу, кладу свою руку на его, пытаясь отнять от шеи сестры.

– Хватит. Прошу тебя… Николас, прошу, – хнычу от страха за жизнь Люси. Потому что сейчас в эту секунду он не контролируем. От него исходит аромат невозможно горячей ярости. Начинается суматоха: кричит Эмбер, ударяя своего сына по плечам, хлопают позади двери, и мой голос тонет в хрипе Люси.

– Николас, прекрати, – с другой стороны, Пирс хватает его и оттаскивает от девушки, падающей на пол и растирающей шею.

– Сын! Как ты можешь? Что ты творишь? Она же твоя сестра! Вы мои дети! – Истерично кричит Эмбер, подбегая к дочери, кашляющей и плачущей.

– Это всё она виновата, мама… ты думала, она хорошая. Она настроила его против нас. Он же не приезжал всё это время. Он отказался от нас из-за неё. Она…

– Заткнись, Люсинда! Просто заткнись, иначе я за себя не ручаюсь, – рычит Николас, а я, применяя силу, не даю ему сделать шаг, как и Пирс, продолжающий удерживать его.

– Не трогай меня, – сбрасывает руки Пирса от себя, отталкивая его так, что мужчина летит в стену, ударяясь о картину, с треском падающую на пол.

– Хотите знать? Да! Чёрт бы вас побрал, да! Я устроил Мишель на работу, потому что она единственная, ради которой я стою здесь, – хватает меня за руку, как куклу подталкивая вперёд, а потом к себе.

– Вот наш отец подох, поняла? А её умер из-за порока сердца. Он умер, мать твою, слышишь меня? Он умер, как нормальный человек, и я был последним, кто его видел живым, – шипит он прямо мне в ухо, но это слышат все. От горечи ком встаёт в горле, и я закрываю глаза, пытаясь обуздать страх.

– Николас, как ты можешь? Прекрати это немедленно. А ты, Люсинда, извинись перед Мишель. Это было отвратительно. Кощунственно так говорить о покойниках, – всхлипывая, произносит Эмбер.

– Только я тебя любила, а ты променял нас на эту шлюху…

– Блять…

– Нет! Прошу, нет, не надо! – Кричу я, разворачиваясь, и упираюсь в грудь Николаса ладонями.

– Люсинда! Что за поведение? – К нам подбегает Арнольд. Но я вся в нём, сейчас применяя силу, обнимаю того, кто в данный момент испытывает большую боль, чем я. Обнимаю его и шепчу, чтобы остановился, чтобы успокоился, меня не волнуют её слова. Ничего не волнует, только он.

– Любила? Никто из вас меня не любил, – низко говорит Николас, обнимая меня, так крепко, словно желает мне передать свою боль, делится ей, и я принимаю. Со слезами, но принимаю, а губы дрожат. Вся дрожу в его руках.

– Вы не знаете, что такое любовь. И я не знал. Ты, мама, хотела, чтобы мы стали образцовой семьёй, ведь встретила Арнольда. Мы тебе стали неинтересны, таскала меня по идиотским семинарам, как будто я был недоразвит. Но нет, я был убит внутри. Ты всё забыла, забыла обо всём, что сделал с нами твой муж, которого выбрала ты. А я помнил. Каждый день, каждую минуту и каждую секунду. Я…

– Николас, прекрати! – Грозно пытается остановить его Арнольд.

– Но я выжил, став таким же, как он. Могу ли я это назвать жизнью? Нет, – продолжая, Николас отрывает меня от себя и делает шаг к ним.

– Я наслаждался болью, которую из-за тебя он вложил в меня, потому что ошиблась ты, а мы были игрушками для него. Тебя никогда не интересовало, что у меня внутри. Как и всех вас. Никогда. Вы только хотели быть идеальными. А я вот – паршивая овца. Самый ужасный ваш кошмар, так вы меня видели, называли так и стыдились. Думаете, я идиот? Но я проглотил это, потому что не знал иного. Думал, что должен доказать вам – умею иначе. Умею обеспечивать себя и вас. Ничего не знал, пока не встретил её. Вот её, – хватая меня за руку, вытаскивает вперёд, а я не могу смотреть на людей, шокированных его словами. Плачу, глаза застилают слёзы.

– Именно она, эта девушка, заставила меня увидеть, каким я был чудовищем. Она показала мне многое. В том числе, что такое любовь. Я могу с уверенностью сказать, что вы никогда меня не любили. А её я чувствую. Буквально всю чувствую. Она безрассудно борется за меня. Вы ни хрена не знаете, что со мной происходит, и сколько боли я принёс именно ей. Не вам, а ей! А вы виноваты в этом, как и я сам. Не ценил этого. Потому что вы меня научили этому. Но теперь же, если я ещё раз услышу в адрес той, кто для меня стала дороже всех вас, оскорбление, то уничтожу каждого и не посмотрю, кем вы мне были. С этого момента, Люсинда, идёт работать. Я обеспечиваю вас всех! Мать вашу, оплачиваю каждому все прихоти! Довольно долгое время обеспечиваю, помог купить этот дом, заплатив за него больше половины и подкупив риелторов. Не знали? Сюрприз! Я много для вас сделал, а вы для меня ничего, только попрекали тем, что я пытался выжить. И с этой секунды с меня довольно. За неё, я каждого из вас утоплю. Каждого. А теперь мы уходим, подарок, как и деньги, что ты просил, Арнольд, на ваши развлечения и отдых на моём собственном острове, я оставил на столе. Отдыхайте, но знайте, что это последний раз. Всё здесь принадлежит мне, и я забываю об этом, как и о вас, – всего секунду осматривает каждого присутствующего, крепче хватая меня за руку, обходит Люси, так и сидящую на полу, плачущую Эмбер, побелевшего Арнольда.

– Раз сегодня день честности, то думаю, им будет всем интересно узнать, кто ты такой на самом деле, Ник, и как ты заработал это всё? – Выплёвывает слова Люси в наши спины. Николас останавливается, его тело напрягается. Распахиваю глаза, судорожно втягивая в себя воздух.

– Ты открыла рот…

– И кто он такой? – Решительно оборачиваясь, вырываю свою руку из его. – А ну расскажи, кто такой он? Мужчина, который тебе нужен, потому что богат? Именно это ведь ты видишь в нём, но не брата. Это ненормальная любовь к деньгам, что у него есть, и ты всё время знала об этом. Как он их заработал? Не ел, ущемлял себя и развивался? Как он пахал, ты тоже не знаешь? Как стремился обучаться всему, чтобы доказать вам, что годен? Кто он такой, Люси? Мужчина, с детства живущий в собственном уродливом мире, когда ты не хотела ему помочь. Мужчина, которого ты обвинила в убийстве своего отца, а он спас тебя, неблагодарную тварь. Ты бросила эти слова в тот день, когда поняла, что теряешь не его, а его деньги. Кто этот мужчина, Люси? Он самый добрый и глубокий, который только может быть. Этот мужчина, готовый жертвовать всем ради вас. Кто он такой? Бескорыстно помогающий всем. Хоть кто-то знает, что он жертвует деньги для детей и семей, что были в таком же положении, как и вы? Хоть кто-то в курсе, насколько он помогает им всем, чем может? Ты считаешь, что именно его состояние вынудило меня быть с ним? Вынудило? Нет! Чёрт, нет! Посмотрите на него! Ну же! Кто он? Тот, кого я до боли люблю, а ты так жестока к нему. За что? Я знаю его лучше, чем ты! Я узнала многое с ним и увидела, как красив и богат его мир, который он прячет ото всех, даже от самого себя.

– Мишель…

– Хватит, – поднимая руку, заставляю Эмбер замолчать. – Хватит с меня этого. Почему никто из вас не хочет увидеть, насколько ему больно? А мне вдвойне! Поверьте, я увидела большую часть того, кто он есть. И могу заверить, что лучшего человека я не встречала. Вы видите сейчас именно в нём того, кто устроил этот кошмар. Но это ты, Люси. Ты всегда это делаешь, влезаешь между нами, чтобы добиться новой порции невыносимой агонии боли. А мне плевать, поняла? Скажи ещё что-то про него, и я пошлю тебя, потому что люблю его. Вот такого. Агрессивного… злого… улыбающегося… боящегося делать первые шаги ко мне. Я люблю всё в нём, даже когда он в ярости. Я люблю его просто так, потому что если я потеряю это, то и себя лишусь. Да, я цепляюсь за него, потому что он всё для меня. Весь мой мир, и другого я не хочу. У меня никого нет больше, кроме него. Никогда не было. И я тоже не знала, как любовь бывает прекрасна и больна. А ты не имеешь права, поняла меня? Не имеешь права оскорблять ни его, ни меня! Добейся хотя бы чего-то, кроме умения, раздвигать ноги и рожать, тогда поговорим. Только подойди к нему, я не буду останавливать его. Ты недостойна такого брата! Ты… ненавижу тебя! Ты ни черта не знаешь, как бывает больно терять любимых! Не понимаешь ничего! И да, мой отец умер! Умер один без меня! Умер! И рядом со мной всегда был Николас! Всегда, и я не знала об этом… он был рядом… со мной рядом… ненавижу тебя…

– Мишель, хватит. Хватит, крошка, – Николас, обхватывая мою талию, утягивает к себе. А я плачу навзрыд от обиды и боли, которую они причинили нам обоим. Поворачивает меня в своих руках, а я цепляюсь за его рубашку, сотрясаясь от горьких рыданий.

– Довольна, Люсинда? Довольна, мама? Доволен, Арнольд? Пирс, насладился шоу? Вот в этом мире вы заставили меня жить, утянуть её за собой. Но я выберусь. Теперь у меня нет семьи. У меня есть только она. Вы ясно всё слышали, как и я. Это отчётливо показывает, насколько моя вера была пуста. Я совершил новую ошибку, приехав сюда, чтобы наладить отношения, которые мне больше не нужны. Она мне нужна, только она. А вы. Знать вас и видеть больше не желаю. Никого. Никогда, – резко произносит Николас, подхватывая меня крепче одной рукой, и поднимает над полом.

А во мне больше ничего не осталось, кроме желания, оплакивать его слова. Мне стыдно и в то же время горько, от осознания того, что вновь я стала человеком, виновным в очередном разломе нашего мира. И я же за это буду отвечать. Никто иной, а я, потому что не смогу отпустить его. От этого страшно.

 

Тридцать третий вдох

Тишина. Ничего не слышу, как и не чувствую. Не ощущаю даже рук Николаса, которые подхватывают меня и несут куда-то. Не могу понять, кто говорит вокруг. Тишина и пустота внутри. Даже боли нет. Могу только обнимать его за шею и всхлипывать, вдыхать его аромат и ничего не желать больше делать.

– Всё хорошо, – хрипло подаю я голос, поднимая голову. Бросает на меня острый взгляд и, продолжая идти, смотрит впереди себя. А я не знаю, куда он несёт меня. Боюсь спрашивать. Боюсь даже шелохнуться в его руках. Его пальцы до боли впиваются в мою талию, и я не помню, где мои вещи. Слышу, как быстро бьётся его сердце, а дыхание резкое, обрывистое, от этого сглатываю. Николас, останавливаясь, опускает меня рядом со своей машиной, но поддерживая одной рукой. Замечаю, как судорога сводит его руку, из-за чего ключи падают на землю.

– Давай я, – нагибаясь вместе с ним, первая подхватываю ключ. Поднимает на меня голову. А глаза теперь пусты, совершенно ничего не выражают. Стеклянные. Без эмоций. Устрашающие.

– Николас, всё хорошо. Я…я успокоилась, поведу я. Ладно? А ты садись, – шепчу, пытаясь не показать ему, что вру. Отчаянно и страшно для самой себя вру, но ему в таком состоянии лучше не водить. Я помню, чем закончился первый и последний наш раз, после посещения его родителей. Отстранённо кивает, смотрит на меня и в то же время сквозь. Открывает дверцу и падает в салон, а я смахиваю слёзы со щёк. Горло дерёт от сухости, но плевать. Сейчас необходимо уехать отсюда, подумать, вспомнить, из-за чего всё произошло. Не могу. Ужасаюсь себе, но не могу отмотать плёнку воспоминаний к началу. Я не помню. Когда всё стало таким мрачным и болезненным? Как так получилось?

Дрожащими руками пристёгиваюсь, бросаю ключ рядом и, нажимая на кнопку, завожу мотор. Никогда не водила такую машину, смогу. Должна! Делая глубокий вдох, оглядываю боковым зрением Николаса, так и сидящего без движений. И меня это пугает. До мурашек на коже. Чёрт, меня всю знобит, трясёт нещадно, когда мои руки сжимают руль, и я, надавливая на газ, резко и толчками разворачиваюсь. Я не вижу ничего, словно зрение потеряла. Какие-то белые вспышки по бокам, но усердно держу руль, не замечая, как сильнее надавливаю на газ. Не чувствую скорости, только что-то безумное внутри. Оно не даёт мне мыслить, только смотреть на белые полосы на дороге. А зрение всё мутнеет, боюсь моргать. Всё боюсь… мне страшно.

– Мишель! Стой! – Кричит Николас, но я не слышу.

– Остановись! – Новый его крик, и он ударяет кулаком недалеко от меня. Визжу от страха, что сейчас и мне достанется. Отпускаю руль и закрываю руками лицо. Машину заносит, и она свистит шинами по дороге, скатываясь на обочину. А я продолжаю закрывать лицо от страха и сотрясаться в агонии ужаса его ярости, которая вот-вот выплеснется именно на меня, а салон наполняется запахом палёной резины.

Не понимаю, что со мной. Страшно. До ужаса страшно, в голове проносится только это слово и ничего более. Я знаю, насколько опасен бывает Николас, после встречи с семьёй, а сейчас ещё хуже. Сейчас критично, что дышать сложно. Не могу. Задыхаюсь. Хватаю ртом кислород и слышу грохот. Машина качается. Дрожу, до тошноты боюсь. Мне не спрятаться никуда от него. Меня, хватая за руки, вытаскивают на землю. Кричу, пытаясь драться с ним. Визжа, брыкаюсь ногами. Боюсь. Очень. Его боюсь.

Тишина. Снова тишина и жар, исходящий от машины. Медленно раскрываю руки, обнаруживая, что Николас стоит напротив, тяжело дыша, и с ужасом смотрит на меня. Судорожно всхлипываю, а в ушах шумит.

– Мишель. Всё хорошо, – заверяя меня, пытается сделать шаг. Вздрагиваю и отползаю от него по грязной земле. Не помню ничего, почему я здесь. Сижу на проезжей части, а зад машины опущен ниже в лесную зону. Как так получилось? Перевожу взгляд на мужчину, замечая, насколько бледен.

– Почему? Что? – Шепчу я, облизывая сухие губы.

– Ты не справилась с управлением. Вместо тормоза, ещё сильнее надавила на газ. Мне пришлось отключить подушки безопасности и нажать на ручной тормоз, – сглатывает и бегает по мне глазами.

– Подушки безопасности… ударил… подушки безопасности, – истерично издавая смешок, прикладываю ладони к лицу и провожу ими по волосам.

– Ты думала… – не договаривает, а я ловлю окончание его мысли в своей голове. Поднимаю на него лицо и ужасаюсь, насколько чудовищно представила его для себя. Он понимает всё, буквально все мои страхи сейчас и делает шаг назад.

– Николас, я… прости… я… нет, не думала. Не знаю. Чёрт, не знаю, – пытаюсь встать, но ноги не держат, хотя всё же, удаётся подняться. Шатает немного.

– Не подходи, – выставляет руку, опережая мои действия.

– Николас, – шепчу, понимая, что сама рождаю для него кошмары, как и для себя.

– Нет. Ты правильно всё думала. Я ударил тебя. Избил тебя и теперь ты боишься меня. Так всегда будет. Никогда ничего не уйдёт. Ты будешь дёргаться от каждого моего движения. Я тоже таким был. Когда-то был. Всё было страшно. До безумия. А бросить не мог, потому что причины имел на это. Как ты, – столько боли в его тихом голосе, а я мотаю головой.

– Нет… нет…

– Ты решила, что я ударю тебя, Мишель. Применю физическое насилие, потому что могу это сделать, – запуская ладонь в волосы, смотрит сквозь меня.

– Николас, нет… да, возможно, на минуту. Но я испугалась, хотела помочь тебе. Я… Николас, – проходит мимо меня, двигаясь в сторону леса.

– Николас! – Кричу, поворачиваясь к нему.

– Я, – вздыхая, оборачивается ко мне. Не смотрит в глаза, избегает. – Мне следует подумать, но не виню тебя. Я – то самое чудовище из твоих снов, и я реален. Не сейчас, Мишель.

– Нет, ты неправ, – делаю к нему медленные шаги, а он кривится, улыбаясь своим выводам. – Это я глупая дурочка, которая не знает, как справляться с эмоциями. Думала, что привыкла к ним, ко всему привыкла, но это… Сейчас всё иначе, Николас. Я знаю тебя и о тебе много, и это пугает меня. Я…

– Ты врёшь. Ты отпустила руль, потому что ожидала удара по лицу. От меня ожидала его, а слова твои – пыль, – перебивает меня. Замечаю, как его кулаки трясутся от ярости, разрывающей его изнутри.

– Нет… пожалуйста… не отвергай… – разворачиваясь, продолжает спускаться по невысокому склону вниз.

– Будь в машине. Майкл тебя заберёт. Оставь меня, – не поворачиваясь, приказывает и скрывается между деревьев.

– Господи, – выдыхая, нервно провожу рукой по волосам. Как? Как этот день, который я мечтала провести счастливой, обернулся так ужасно?

И я во всём виновата. Если бы не поехала. Если бы сразу же ушла, поняла намёки Дэйва, то ничего бы не было. Если бы… но именно такой виток судьбы я встретила. Но, чёрт возьми, я испугалась!

Смотрю на деревья и, подходя к машине, опускаюсь на землю возле неё. Пойти к нему или остаться здесь. Ещё больше разозлить или же, не знаю, как он будет реагировать. Это неимоверно сложно принимать реальность такой, где вы никогда не сможете быть вместе. Кто-то или что-то всегда против. А порой ты сама своими руками убиваешь глотки воздуха между вами.

Но я ведь тоже обычный человек, который имеет, как оказалось, собственные страхи. В тот момент я и, правда, усомнилась в состоянии Николаса и хотела помочь. Хотя бы немного помочь ему. Помогла, да так помогла, что теперь не знаю, как быть. Мне больно, и я сама себе причинила эту боль. Дура, но я люблю его. Я убью за него, если потребуется. А как себя убить и свою глупость? Да, виновна, но лишь потому, что хочу быть ближе, глубже забраться в него и не отпускать.

Поднимая голову, решительно встаю с земли. Нет, больше не собираюсь убегать, лгать и выдумать что-то. Нам необходимо доверие, полноценное доверие, и он должен знать, как он важен для меня. Сбегая по склону, вхожу в лесную зону и даже не могу угадать, где его искать.

В такие моменты одиночество губительно, я это знаю по себе. Когда умер отец, то выдумывала Николаса, ждала его, а ничего не получила. Так и сейчас, он не должен забывать, что не один в этом аду. Я рядом и пусть ноги горят, пока буду идти по углям. Пусть дышать сложно, но без него я и не вздохну больше.

Я не знаю, как долго брожу среди деревьев, пытаясь найти знакомую куртку, или хотя бы что-то, что поможет мне опознать Николаса. Ничего. Брожу, обнимая себя руками, заверяя и проговаривая в голове слова, что обязана подарить ему. И забываю.

Неприятный звук доносится до меня, останавливаясь, поднимаю голову и ищу источник шума. Не вижу, только кроны деревьев. Прислушиваюсь и снова этот глухой стук, уже быстрее иду на него. Кружусь вокруг себя, а он всё чётче и чётче наполняет мою душу. Под ногами шуршат ветки, бегу и, хватаясь за дерево, останавливаюсь.

Один вздох и умереть, только бы не видеть с какой яростью мужчина бьёт дерево. До крови. До боли. До страха за его прекрасные руки. Он не слышит ничего, не видит, а я всё. Буквально, как в замедленной съёмке, наблюдаю: заносит руку и бьёт кулаком, а затем снова и снова.

– Хватит, – шепчу, и отталкиваясь от дерева, подлетаю к Николасу. Заносит руку и бьёт. Костяшки все в алой крови, она и на дереве. А он лупит ни в чём не повинную природу.

– Николас, – моя ладонь ложится на горячую руку, останавливая следующий удар.

– Не надо, прошу не надо, – стою позади него, остужая кровь, которая вытекает из него. Вибрации его ярости ярко передаются моему телу. Прижимаясь к нему, обнимаю второй рукой за талию.

– Не надо, любимый мой. Не надо этого делать с собой. Моя вина, что не пережили мы это вместе. Поодиночке нельзя, Николас… нельзя. Я не могу без тебя дышать, так не дай мне умереть без кислорода, – молю, а по щеке скатывается слеза. И плевать, что дёргается, пытаясь освободиться. Плевать, что выпускает шумный воздух сквозь зубы. Держу его руку, не позволяя больше издеваться над нами обоими.

– Уйди, – рычит он, сбрасывая мою руку, как и меня отталкивает от себя.

– Нет. Никуда не уйду. Хочешь бить, бей меня. Ну же, – толкаю его в спину. Оборачивается, а глаза наполнены чернотой его злости. Губы белые, взглядом впивается в меня.

– Бей. Меня бей, Николас. Да! – Вскрикиваю, хотя боюсь внутри, но за него боюсь. За нас. – Да, признаю, в одну секунду подумала, что ты перестал контролировать себя. Мы уже пережили это, а сейчас произошедшее намного болезненнее для тебя. И я решила, что именно так ты отреагируешь. Да! Испугалась! Но бей меня, а не калечь себя за то, что ты невиновен. Меня. Ну же. Давай.

Подлетаю к нему и толкаю в грудь. Поддаётся назад, стеклянным взглядом смотря на меня.

– Ты думаешь, мне не страшно? Страшно! Но я знаю, как мне плохо, если живу без тебя. Поэтому бей, меня бей… прошу бей, если ты винишь меня во всём… меня, – всхлипывая, подхожу к нему.

– Но ты не ударишь, – продолжая, вытираю нос и глаза руками, чтобы чётче видеть его. – Не ударишь, потому что не сможешь и отличаешься от своего отца. Я знаю, как глупы бывают мои мысли. Но они панические и неконтролируемые. Это лишь отголоски прошлого, а они забудутся. С тобой рядом забудутся.

– Николас, – молчит, даже кажется, не дышит. Беру его горящую от боли и вспухшую руку в свою.

– Я люблю тебя, кем бы ты ни был, – подношу к губам, оставляя поцелуй на кипящей крови.

– Я люблю тебя, даже если больно, – вновь дарю поцелуй его разодранной коже.

– Я буду любить тебя, только вот надоем тебе быстрее со своими глупостями. Кем бы ты ни был для них и для себя, для меня ты другой. Заботливый, – подхожу ближе, облизывая губы и ощущая привкус его крови. – Тебе не нужно причинять себе боль, чтобы объяснить чужие неразумные поступки. Мои поступки. Пойми, что каждая твоя рана – моя. По моей коже течёт кровь, по моим венам струится отчаяние и непонимание, как дышать. Не молчи, прошу. Кричи, разорви меня своей злостью, но не молчи. Не в себе переноси это, ведь я рядом не только, как игрушка для тебя. Я человек, любящий и готовый выслушать. Я лишь хотела помочь, не признаваясь даже себе, что не контролирую свои эмоции внутри.

– Николас, – дрожащей рукой дотрагиваюсь до его мокрого от пота лица. Вздрагивает и моргает. Зрачки сужаются, и взгляд становится яснее.

– Я…о, чёрт, – отшатываясь от меня, вырывает свою руку из моей. Хрипит, что-то произносит губами, но не слышу. Запуская руки в волосы, оставляет на своём лице кровавые подтеки.

– У меня никого нет больше. Никого, – доносится до меня его сухой шёпот.

– Я. Есть я, а с остальным разберёмся, – тихо заверяя его, подхожу и кладу руки на его локти. Смотрит на меня с необратимой болью, и это так остро бьёт по сердцу.

– Всё хорошо, Николас. Я рядом. С тобой рядом, – шепчу, вытирая с его лица кровь. Глажу его, а он сжимает пальцами волосы.

– Почему? Почему именно я, Мишель? Что ты хочешь от меня? Денег? Я дам тебе… сколько хочешь… не надо, – ударяет по моим рукам, поджимая губы. С ужасом и горечью смотрю на него, качая головой.

– Я не просила тебя ни о чём. Ни разу. Вру, просила, быть со мной. Любить меня и быть рядом. Не я молила тебя о своём месте работы. Ты сам это сделал и показал мне, что негодна ни для чего. Ты сам это сделал. А теперь обвиняешь меня в корысти? – С отвращением произношу я.

– Хотя нет, и тут я вру. – Голос приобретает силу, как и резкая боль в сердце.

– Не просила любить меня. Ни о чём не просила, совершенно ни о чём. Я сама виновата, что встретила тебя, и ты теперь так глубоко засел во мне. Виновата, что поддалась своим мечтам и выстроила в голове сказку, где мы счастливы. Не бывать этому, раз всего одно слово твоей сестры, которая постоянно влезает между нами, всё разрушает. Не для этого я шла к тебе. Не для этого и ты возвращался. Но ты забыл обо всём, как только она указала тебе на мнимую корысть в моих словах.

– Мишель…

– Хватит. Кто-нибудь из них видел то, что ты делаешь с собой? Твоя сестра хоть раз помогла тебе вылезти из того дерьма, в котором ты купаешься? Хоть кто-то из тех, кого ты так почитаешь, знает, как сложно ты переживаешь прошлое? О, теперь, да. И это тоже моя вина, что вечно попадаю не в то время, и не в то место. Да, испугалась. Да! Но мои грехи минимальны перед теми, которые ты выдумаешь для меня, лишь бы отбелить других. Я недостойна этого, да, Николас? Недостойна ни грамма понимания, когда другим ты позволяешь возвращать тебя в кошмары? Знаешь, да пошёл ты, Николас Холд. Иди в задницу со своими упрёками по отношению ко мне. Прости меня, что моё глупое существо внутри выбрало тебя, как единственного человека, который меня заботит, – выпаливаю свою речь на одном дыхании. Не даю ему ответить. Обидно. До боли, до разрывающих меня игл внутри больно за его слова. Даже за такие мысли.

Разворачиваюсь и бегу мимо деревьев. Но слёзы вырываются из глаз, и, останавливаясь, опускаюсь на землю. Неужели, именно так я выгляжу со стороны? И он так думает? Мало того, теперь знаю, насколько я ничтожна в этой жизни. Ничего не умею, если даже он постарался утроить меня на работу. А меня там терпят только благодаря Николасу. Дурёха, думала, что фотография моя стезя, а оказалось всё ещё хуже. Неужели, вся боль, которую я пронесла в себе, проживая рядом с ним, не стоила и грамма доверия? Неужели, всегда мы будем на разных полюсах этой планеты, и никогда не встретимся на экваторе? Неужели, всё в пустоту?

Чёрт возьми, как же это больно.

 

Тридцать четвёртый вдох

Порой прокручивая все события, что принесли с собой боль, ты не видишь её. Не помнишь, какой она бывает. Ты смотришь красочные воспоминания, где была счастлива, где ещё надеялась на что-то. А потом приходит понимание – красивого окончания никогда не произойдёт. Слишком много причин, преград и ожиданий, которые не оправдались. Винить одного человека, не себя, проще. Намного проще, чем возложить на себя эту ношу. Но, возможно, когда-то давно я бы так и сделала. Сейчас же, медленным шагом прохожу по лесу, который стал для меня тёмным и одновременно откровенным местом, понимаю, что и я там была. В этих ссорах, в страхе жить и быть отвергнутой. В признаниях и собственных иллюзиях, которыми тешу себя до сих пор. Я участвовала во всём, что происходило между нами и с нами. И в большинстве была той самой причиной, из-за которой жизнь обрывалась, заставляя умирать от нехватки кислорода. А как иначе я не знаю, не умею по-другому.

Выхожу к машине, так и стоящей на обочине. Иссушена от эмоций, от слёз, от обиды, от переживаний. Пуста внутри, какая-то апатия наваливается на меня, и я, приближаясь к автомобилю, сажусь рядом и облокачиваюсь о колесо. Не представляю, что можно сказать ещё, чтобы выплыть из вязкой пучины, в которой мы оба сейчас пытаемся дышать. Знаю, как ему сложно, но и мне ведь не меньше. Обещала быть рядом, но ему разве это нужно? Он мечется… устала. От всего устала. Даже дышать устала.

Смотрю на мирно покачивающиеся деревья, и даже мыслей нет. Ни о чём. Только тишина. Мечтаю ли я о чём-то ином с Николасом? К примеру, о детях… какие к чёрту дети, когда ни он, ни я не пытаемся ничего сделать, чтобы укрепить веру друг в друга? Смешно. Свадьба? Не будет такого. Но какой финал? К чему это приведёт меня? Знаю. Одиночество. Когда-нибудь он уйдёт. Навсегда уйдёт. Если уже внутри этого не сделал.

Тяжело вздыхаю, как что-то покалывает кожу. Чувствую что-то непонятное в груди, где сердце начинает убыстрять свой ход.

– Прости, – раздаётся сбоку от меня тихий хрип. Резво поворачиваю голову и встречаюсь с тёплыми каштанами глаз Николаса.

– Я…

– Нет, прости меня, – качает головой, перебивая меня, да и, если честно, слов не нахожу, только понимаю, как сильно люблю его.

– Семья для меня всегда была острым восприятием этого мира. Верил только в них, что тоже смогу. А ничего, Мишель. Ничего нет. Выдумал себе мир, в котором никого не было. Никогда. Знал, что не следовало мне ехать туда. Знал, что всё окончится плачевно, когда мне доложили о том, где ты находишься. Знал. Всё знал и шёл. Прости меня, но я не сомневался в тебе. Ты просто рядом, поэтому позволил так поступить с тобой. Рядом. Чёрт, ты же рядом. Сидишь здесь одна, а я потерян. Прости меня, жалкий и уставший, психически нездоровый ублюдок, который только и несёт с собой боль. Прости меня, просто прости, – опускаясь на землю и отворачиваясь, упирается затылком в машину.

– Я не должна была…

– Ты всё верно сказала, крошка, – приподнимает уголки губ. – Лишь страх того, что ты можешь исчезнуть, возвращает меня. А там темно. Иду на свет за тобой, не хочу иначе. Кто и виноват, то только я. Должен был оборвать эту мнимую связь с ними уже давно. Они моя семья… были ею. Устал, устал от самого себя и проблем, которые раньше не хотел видеть. Ты указала мне на них, и теперь я решу всё. Только не оставляй меня, не дай мне отпустить тебя, потому что тогда пропаду. Один. Один во всём мире без целей и смысла. Без тебя. Пропаду, – находит своей рукой мою ладонь и сжимает её. Плачу. Тихо. Не видит моих слёз, а сдержать их нет сил.

– Я люблю тебя. Всё хорошо, и ты не один, я ведь тоже рядом, такая же нездоровая, как и ты, – перевожу взгляд на его вспухшую руку с блестящей кровью, и внутри всё холодеет.

– Николас. Ты… надо что-то сделать, – шепчу, осторожно дотрагиваясь пальцами до живой кожи и пытаясь понять, как глубоко он поранил себя.

– Пройдёт, – безэмоционально отвечает он.

– Нет. Николас, у тебя должна быть аптечка…

– Виски. В багажнике бутылка виски. Достань, – обхватывая моё запястье, отрывает от своей руки. Быстро кивая, подскакиваю с земли и подбегаю к багажнику. Нажимаю на кнопку и поглядываю на него. Не двигается. Смотрит впереди себя и ни грамма движения. Я знаю, как больно видеть родных в неприглядном свете. Переживала то же самое когда-то с отцом. Он был рядом. Держал меня в своих руках и, шепча необходимые слова, приносил с собой облегчение и новые грани собственного мира.

Роясь в вещах, нахожу аптечку и бутылку воды, а затем виски. Собирая всё в руках, захлопываю багажник и подбегаю обратно к Николасу.

– Надо для начала помыть всё, а потом обеззаразить, – бормоча, расставляю найденное вокруг его ног. Наблюдает за каждым моим движением, пока я дрожащими руками беру его руки, и открывая бутылку, аккуратно поливаю. Смываю грязь и кровь, но боюсь, что это лишь верхушка айсберга. Они опухли, до тошноты страшно смотреть на это. Заставляю себя, распахивая аптечку, и ищу бинты. Только вата, которую складываю и, открывая алкоголь, смачиваю их.

– Не больно? – Тихо спрашивая, собираюсь сама с силами, чтобы приложить вату к его ранам.

– Нет. Не чувствую, – отзывается он. Киваю сама себе и резко прикладываю импровизированные повязки к его рукам. Даже не дёргается, когда у меня внутри всё переворачивается. Не сбивается его дыхание. Ровное. Едва уловимое.

– А тебе? – Его вопрос заставляет поднять голову. Моргаю и хмурюсь непонимающе.

– Тебе больно, – усмехаясь, дёргает руками, что я выпускаю их из своих. Сбрасывает вату и подхватывает бутылку. Одним движением подносит ко рту и делает большой глоток.

– Николас…

– Я купил это для Арнольда. Он любит хороший виски, а я ненавижу, – перебивает, облизывая губы, и снова делает глоток.

Не знаю, что сказать. Только наблюдаю, как он отстранённо крутит бутылку и снова пьёт. Что я могу сделать в этой ситуации? Ничего. Не забрать у него алкоголь, не хочу ругаться, но ему будет только хуже, когда градус забурлит в его крови. Знаю. Тоже переживала.

– Иди ко мне, Николас, – ласково зову его, устраиваясь рядом, и облокачиваюсь на машину. Единственное, что в моих силах, быть с ним. Если надо, то молчать, но не отпускать. Вместе. Дышать одной болью, разрываться и возноситься рядом друг с другом.

Поворачивает на меня голову с затуманенным взглядом.

– Иди, – раскрываю руки и сама подхватываю его за плечи. Тяжело разворачивать его, но сейчас он не понимает, как пережить пустоту внутри. А я знаю. Мне он был необходим тогда, и я жила только благодаря воспоминаниям, связанным с ним. Кое-как удаётся уложить его спиной к своей груди. Словно ему всё равно, позволяет делать с собой любую фантазию. Но она одна – помочь.

– Я люблю тебя, – шепчу и целую его в волосы. Делает глоток из бутылки и молчит. Кладу подбородок на его макушку и смотрю впереди себя.

Не знаю, как долго мы молчим, тишина окутывает своей тяжестью каждую клеточку моего тела. Только булькающие звуки, когда он подносит бутылку ко рту. А мне больно, действительно больно видеть его таким и понимать, что в данный момент я бессильна.

– Я видел тебя, – раздаётся его хриплый голос, но странный, очень певучий. Пьяный.

– Где? – Удивляясь, поднимаю голову с его макушки.

– В магазине. Ты такая смешная. Пряталась, думая, что не увижу. А я видел. Ждал, какой шаг ты сделаешь следующим. Такая маленькая. Глаза… глубокие и большие. Глаза. Мне понравились глаза, – разрывая свою речь смешками, произносит он.

– Сочный засранец! – Улыбаясь, перебираю его волосы. Вспоминаю то время, ту секунду, когда мой мир начал меняться.

– Упрямая кукла, – снова смеётся, делая глоток.

– Почему кукла? – Обиженно спрашиваю я.

– В магазине видел. Люси… она так мечтала о кукле. Говорила мне об этом, и я купил такую. У них глаза большие и кожа гладкая. Нетронутая. Кукла, маленькая крошка со своей судьбой. Без характера и прошлого. А другая… я встретил её… она упрямая очень. Всё делает наперекор, не слушает и кожа у неё другая. Нежная. Мягкая. Руки её… мне нравятся они. Она не умеет бояться, она бесстрашная. Она моя. Мишель, даже имя у неё необычное. Как для чего-то совершенного в этом мире, – в глазах скапливаются слёзы, когда слышу своё имя и закусываю губу, чтобы в голос не расплакаться от щемящей сердце любви, что таится в нём.

– Я любил её… так любил… очень, – продолжает. Хлюпаю носом, пока доходит смысл слов в прошедшем времени.

– Больше не любишь? – Выдыхаю, а рука замирает в его волосах.

– Не знаю. Я ведь заботился о ней с самого детства. Так любил её. Больше всех. Всё готов был отдать, чтобы она никогда не помнила ужас, который переживали мы. Любил её… Люси… так любил, – судорожно выдыхает, а острые зубья страха отпускают сердце.

– И у меня появилась другая крошка, она ведь куколка, а Люси её не полюбила. А я же любил…, наверное, именно так. Иногда я думаю, а что такое любить кого-то. Люси и моя крошка разные. Пришёл я к ней и рассказал, что нашёл способ быть нормальным. Нашёл свой мир, который помог мне увидеть, что я не чудовище. И она была рада за меня, подталкивала туда, поощряла и заставляла больше развиваться. А крошки не было, была боль. Темно и тихо. Думал, что живу правильно. Но она же… она показала мне иное. Насколько на самом деле боль, которую дарил я, может убивать. По частям. Медленно. Необратимо убивает она, – вздыхает. Сдерживаюсь, чтобы не закричать от ненависти к его сестре. Выходит, она вместо того, чтобы помогать ему, наоборот, топила глубже. Чтобы он был зависим от этого, как и от неё.

– Нельзя говорить… заткнись, Николас, заткнись, – дёргается в моих руках, а я крепче прижимаю его.

– Нельзя. Она плачет, потому что я сказал ему «ублюдок». Я сказал… заткнись. Говорить о сердце нельзя. Чувствовать нельзя. Боли нет. Ничего нет. А он связывает меня… неприятно… знаю, что сейчас будет. Не хочу смотреть… кричать хочу… убежать хочу… надо помощь позвать. Ни слова, Николас, не говори ему ни слова, – зло шипит он. Жмурюсь от раздираемой боли внутри. Воспоминания. Он слаб в них, когда разум опьянён. Он живёт ими, а я дышу им.

– Тише… тише… – шепчу, глотая слёзы. Расслабляется под моими руками, мягко гладящими его по голове, плечам и груди.

– Она больше не плачет. Просит, чтобы что-то сказал. Нельзя. Крови так много, а он… встаёт и снова пытается поймать её. Крошка, я должен спасти… – пытается вырваться из моих рук.

– Николас, я здесь. Тише, – всхлипывая, удерживаю его. Падает снова на мою грудь. Кусаю губы, только бы пережить. Дышит рвано, быстро и с его виска скатывается пот. Он горит под моими ладонями, а я шепчу ему на ухо, что всё позади. Затихая, находит бутылку и делает глоток.

– Он любил пить. Ненавижу. Эту слабость ненавижу. Он пьёт… а это так противно. Горько и горит всё. Молчать. Хорошо… тихо… – шепчет он. Сжимаю губы, роняя слёзы на его волосы. Господи, как чудовищно. Его отец чудовище.

– Ненавижу детей. Люси беременна… плачет так. Аборт должна сделать, не слушает меня. Должен помочь… должен… я же люблю её. Должен улыбаться, когда мне противно. Должен ударить… придушить того, кто это сделал. Сама. Хотела сама. Помогать. Дом купить и родителям тоже. Я должен им. Должен… – издаёт стон, а мне терпеть сил нет. Понимать, как использовали его страхи против него. Не говорит об этом, а я чувствую. Каждой клеточкой тела чувствую, насколько он был одинок в своём мире. Чуждый в своей семье и пытающийся доказывать свою человечность.

– У меня никого нет больше…

– Есть. У тебя есть я, Николас, – шепчу я, поглаживая его по волосам.

– Крошка. А я всех потерял, когда она появилась. Всех. Были ли они рядом со мной? Никогда никого не было. Один я. А потом она. Такая глупая у меня, думает, что я не понимаю и не вижу ничего. Всё знаю. И она называет меня. Любимый. Это так красиво… любимый, – последнее произносит по слогам и усмехается.

– Но не заслужил быть таким. Обижаю её, хотя знаю всё. Она рядом… я знаю всё, вижу в её огромных глазах. Пытаюсь… выжить пытаюсь… она уйдёт… от меня уйдёт, потому что сил уже нет, – допивает бутылку и отбрасывает от себя.

– Не уйдёт. Ни за что не уйдёт, Николас. Она любит тебя больше, чем кого бы то ни было. Ты для неё всё, – перебираю его волосы, а он, поворачивая голову, приподнимается на мне и поднимает мутные шоколадные глаза.

– Она такая же, как ты, – улыбается, словно не мне и тянется рукой к моему лицу.

– Губы у неё мягкие. А мне больно было. Там… больно было, страшно было, но она… такая маленькая… крошка… совсем не понимала, куда затягивала меня… я не целуюсь в губы. Никогда. А у неё они такие мягкие. Мне нравятся они, и она улыбается. Она сильная. Знаешь, какая она сильная? – Дотрагивается до моей щеки и его рука безвольно падает.

– Нет, расскажи, – подхватываю его голову, чтобы удобнее лёг.

– Очень сильная. Я вижу её, и всё меняется. Боль отступает, страха нет. Забываю всё. Она умная у меня, простила меня. За всё простила, а я не смог. Только её вижу. Слышу её. Всегда слышу. Я буду защищать её, даже от себя. У меня нет никого больше, кроме неё. Никогда и не будет. Но я не знаю, как жить дальше. Он забирает меня, а я боюсь… я сделал ей больно, – хмурясь, переводит взгляд куда-то вдаль.

– Наказал её, думал, что понравится. Мне нравилось… но не с ней… а я хочу… так хочу… мне необходимо это, и она мне нужна. Она пахнет вкусно. Нежностью. Любовью. Лаской. Она такая маленькая. Моя. Моя крошка… моя, – глаза его закрываются, а через секунду всё заканчивается.

– Господи, – понимая, что заснул, даю волю слезам. Обнимаю его и плачу в его волосы. Плачу тихо и горько, наполняя своё сердце его словами и искренними чувствами, которые он отрицал. О которых страшился говорить. А сейчас… боже, как люблю его. Как хочу уберечь от воспоминаний, хочу залатать каждую рану на его сердце. Глубоко забраться и излечить.

Сжимаю его голову и целую волосы, приподнимая немного, вытираю плечом глаза и кладу ладонь на его щёку. Ни разу он не был таким незащищенным, как в эти секунды. Никогда он не говорил так, как несколько минут назад. Невозможно смотреть на него и не прикасаться.

– Любимый. Я боялась сказать это слово, – шёпотом произношу, поглаживая его лицо.

– Боялась жить, когда мне было это необходимо. И только ты смог распахнуть все двери, которые я закрыла от остальных. Только ты. Николас. Не причиняй себе боль, прошу… молю тебя… потому что от этого ещё сложнее. Мы справимся, обещаю тебе, что справимся. Не закрывайся, дай возможность и мне заболеть тобой до безумия. Хотя уже такая. Сумасшедшая. Прости, прости меня, – утыкаюсь в его голову и вдыхаю аромат пыли, тонкого одеколона и спокойствия.

Мне хорошо, знаю, что это ненормально для человека. Но внутри неимоверно мягко и ласково дотрагиваются его слова до сих пор. Каждый из нас справляется с потерями так, как может. И я не виню его, что сейчас пьян и спит. Возможно, это даже лучше. Так хотя бы не навредит себе вновь, а я смогу насладиться им. Смотреть на него и любоваться, гладить его лицо и целовать. Улыбаться своим ощущениям и понимать, как мы близки. Да, это тоже не входит в рамки условленных отношений, что заявлены миром. Но мне комфортно. Пережив страх, ужас и отчаяние, без сил, хотя я одновременно наполнена жаждой, защищать. До последнего.

 

Тридцать пятый вдох

Горечь. Во мне остаётся одна горечь, пока сижу на обочине со спящим Николасом. Вспоминая его слова, чувства… боже, как же он выжил? Как справился с этим всем? Ужасает отношение к нему родителей и сестры. Не заметили ничего, а я вижу. Каждый осколок боли, в его сердце вижу.

Неприятное жужжание вырывает меня из мыслей. Распахиваю глаза, замечая, что уже начинает смеркаться. Как долго мы здесь сидим?

Снова странный шум. Прислушиваюсь и различаю вибрацию в кармане джинсов Николаса. Осторожно тянусь рукой, тело затекло. Больно сделать хотя бы движение, но нащупываю айфон и достаю. Майкл.

– Да, – отвечая, пытаюсь поменять положение, но не чувствую ног.

– Мисс Пейн? Эм… мистер Холд… он звонил. Прислал сообщение, но оно пустое… не отвечает, – сквозь помехи слышу голос мужчины.

– Да. Мне нужна помощь. Мы… чёрт, я не знаю, где мы находимся. Мы были у его родителей, а потом поехали… обратно… в Торонто. Но я не справилась с управлением, и… Вы можете нас забрать? – Пытаюсь говорить чётко и внятно, но боюсь не успеть сказать всего из-за плохой связи.

– На обочине? Вас… слышно…

– Да. На обочине. Николас… он спит. И Грегори… нужен Грегори… срочно. У него… – гудки говорят о том, что связь прекратилась. Смотрю на заблокированный экран, где нет никакой надежды на новую возможность.

– Чёрт, – шепчу я, убирая телефон в карман своих джинсов. Выходит, что за нами вряд ли приедут. Раз Николас отправил сообщение, значит, что-то пошло не так. И выхода нет, как самой дотащить его до машины и отвезти домой. Будить жалко. Да, чёрт возьми, жалко, и мне необходима тишина и передышка от раздумий.

Глубоко вздыхаю, собираясь с силами. Обхватываю Николаса подмышки и, приподнимая с себя, осторожно перекладываю рядом, облокачивая о машину. Шиплю от неприятных иголочек, вонзающихся в ноги, когда встаю. Хватаясь за машину, разминаю сквозь боль ноги, спину, руки, шею. Всё тело ноет. Ещё секунда, и бросаю взгляд на мирно посапывающего Николаса. Открывая заднюю дверь машины, убираю с сиденья какие-то бумаги, собирая их, кладу на переднее сиденье. Не знаю, как буду тащить его. Но выбора нет. Возвращаясь к нему, хватаю подмышки и волочу по земле.

– Ты такой тяжёлый… чёрт возьми, ты неимоверно тяжёлый, – шепчу, пока тяну на себя его тело и с ним забираюсь в машину. Спиной движусь по сиденью, а он на мне. Задыхаюсь от сдавливающих лёгкие рёбер под его тяжестью. Удаётся уложить Николаса и рукой нащупать ручку другой двери, чтобы самой как-то вылезти. Буквально выпадаю из машины, подскакиваю на ноги и, поддерживая его голову, закрываю дверь. Оббегаю «Астон Мартин» и запихиваю его ноги в салон, тихо щёлкая второй дверью. Собираю разбросанную аптечку, и, сама забираясь в машину, бросаю всё на сиденье рядом.

Так, он сказал, что нажал на ручной тормоз. Где он? Осматриваю пространство вокруг и нахожу кнопку, опуская её обратно. Пристёгиваюсь и бросаю взгляд на Николаса. Теперь необходимо контролировать скорость, потому что не привыкла. Совершенно не привыкла водить такого рода машины. Даю по газам, чтобы вылететь из оврага, благо только задние колёса немного скатились. Всё, осталось доехать до города. Там, надеюсь, хоть кто-то будет внизу, иначе я его не дотащу до квартиры.

Стараюсь ехать очень медленно, на аварийной сигнализации, боюсь снова отдаться власти эмоций, которые медленно просыпаются во мне. Краем глаза замечаю машину, на высокой скорости несущуюся позади нас. Мигает фарами. Улыбаюсь и, облегчённо вздыхая, останавливаюсь на обочине. Выскакиваю из машины, и одновременно со мной Майкл.

– Мисс Пейн! Что произошло? Где мистер Холд? Вы ранены? Наши люди потеряли вас, а номер мистера Холда засекречен его и не отследить. Ваш телефон…

– Всё хорошо, Майкл, – перебиваю торопливую речь мужчины, явно испуганного и постоянно осматривающего меня.

– Что… он позвонил, но я был… занят. А сообщение пустое пришло. Где он? – Оглядывает машину, и я указываю на неё.

– Николас, он… выпил бутылку виски, и я его затащила внутрь. Спит сейчас, но больше не могу, – тихо отвечая, признаю свою слабость. Брови Майкла ползут вверх, а затем он распахивает заднюю дверь. Голова Николаса свешивается, и он причмокивает губами, что-то бубня.

– Хм… секунду, хорошо? – Шокировано вздыхает Майкл. Киваю.

– Так. Мисс Пейн, садитесь в машину. Я сейчас его донесу туда, – даёт указания, взглядом показывая на «Рендж Ровер».

– А Грегори? Вы вызвали Грегори? – Вспоминая, спрашиваю его.

– Да. Я поэтому решил, что с вами что-то случилось…

– Нет. С ним. Боюсь у него сильные ушибы кистей… сложно, простите. Я буду ждать в машине. Только аккуратно, не причините ему боль, – направляясь к внедорожнику, забираюсь внутрь.

У меня нет времени, чтобы о чём-то подумать. Только напряжённо наблюдаю, как Майкл подхватывает Николаса и взваливает на плечо. Стараюсь, как можно мягче помочь ему уложить его на мои ноги и снова вздохнуть.

– Вы точно не ранены, мисс Пейн? – Мужчина, оборачиваясь ко мне, пристально смотрит в глаза. Слабо качаю головой, говоря ему одними губами – «нет». Кивая, заводит мотор и разворачивается.

– Вы ехали из города. Поэтому было сложно вас найти. Вашу машину должны уже перегнать в комплекс, а ваши вещи я принесу позже, – сообщая, Майкл ловит мой удивлённый взгляд в зеркале заднего вида.

– Спасибо, – выдавливаю из себя улыбку и откидываюсь на сиденье. Пусто в голове, смотрю на пейзажи, пролетающие за окном, и машинально поглаживаю волосы Николаса. Пока я не готова разложить все события сегодняшнего дня и проанализировать их. Выжата.

Мы так и едем в молчании, а из колонок доносится классическая убаюкивающая музыка. Но спать не могу, хотя глаза закрываются. Внутри меня сжатая пружина, готовая выпрямиться в любой момент. Наверное, нахожусь пока в шоке, под воздействием страха, ужаса и подавленности, поэтому ничего не чувствую.

– Я понесу его, – Майкл, открывая дверь с моей стороны, подаёт руку, и я выхожу из машины на парковке. Наблюдаю и помогаю ему вытащить Николаса осторожно. Боюсь даже сейчас причинить ему боль. Не хочу больше её. Для него не хочу. Ведь когда он спокоен и счастлив, то и мне хорошо.

Оказывается, бывает связь между людьми, словно провод, который балансирует эмоции в равной степени в обоих. Это странно, но возможно. И, скорее всего, именно так определяются люди, которые становятся для тебя необходимыми, чтобы жить. Дышать. Двигаться.

– Грегори?

– Уже ожидает, – произносит Майкл, пока лифт везёт нас на самый последний этаж. Краем глаза наблюдаю за этим мужчиной, который бледен. Несвойственно бледен и явно переживает о чём-то.

Дверцы лифта распахиваются, поднимая голову, встречаюсь со знакомым отголоском забытого времени.

– Мисс Пейн, добрый вечер, – приветствует меня кивком Грегори.

– Добрый. Майкл, отнесите его в спальню, – отвечаю тем же и указываю на центральную спальню.

– Но…

– Туда, Майкл. Только туда, – категорично перебиваю его, и сама направляюсь в комнату, на ходу сбрасывая, как оказалось, порванную накидку.

Николаса укладывают на постель, и только сейчас вижу, насколько он грязный.

– Его необходимо переодеть. Грегори, осмотрите его руки. Там… я принесу одежду и мокрые полотенца, – вздыхая, разворачиваюсь и иду в ванную. Как робот, собираю чистую одежду, смачиваю полотенца и возвращаюсь. Майкл уже полностью раздел его до белья, и я забираюсь с ногами на кровать.

– Вызову Кирка. Его помощь будет необходима, – произносит Майкл и оставляет нас с Грегори.

Подхватываю полотенце и обтираю лицо Николаса, его шею, пока врач осматривает его руки и цокает на это. Молчу, продолжая любоваться им, пока вожу полотенцем по груди и обратно. Грегори обрабатывает его руки и перевязывает их тугими бинтами.

– Перелома нет? – Тихо интересуюсь я, накрывая Николаса одеялом, и, скатываясь с постели, собираю грязные полотенца.

– Нет. Сильные ушибы, повреждение тканей, но он переживёт это, – с улыбкой заверяет меня Грегори, собирая инструменты.

– Хорошо.

– Обработал раны и вколол ему антибиотик против заражения крови. Вы молодец, заметил, как пытались ему помочь. Опухоль спадёт через пару дней, – продолжает он. Выдавливаю из себя улыбку, хотя только сейчас понимаю, насколько сильно была подвластна шоку и панике.

– Он звал вас, – неожиданно говорит мужчина, и я, отрывая свой взгляд от Николаса, перевожу на него.

– Звал вас, после той ночи. В бреду звал вас и просил прощения. С ним сложно, хотя более глубокого и ответственного человека я не встречал, – рукой показывает, чтобы мы вышли из спальни.

– С ним работаю уже давно. Мы встретились, когда меня выпустили из тюрьмы. Я не мог найти работу из-за хирургической ошибки, которую на меня повесило руководство. А он нашёл меня и предложил работу. Он хороший человек, – продолжая свой рассказ, Грегори ведёт меня к лифтам.

– Он собрал вокруг себя людей, которым до критической точки невозврата оставалось немного. Он дал нам возможность быть нужными в этом мире. Майкл гей и по образованию учитель. Но когда узнавали о его ориентации, то тут же увольняли, приписывая педофилию, – изумляясь его словам, останавливаюсь. Улыбается мне, кивая и заверяя в этой информации.

– Мы работаем бок о бок слишком долго, а доверие необходимо с мистером Холдом. Мы знаем всё друг о друге, потому что иначе не помочь. Но вы, мисс Пейн, другая. Для него другая и совершенно неотъемлемая часть. У вас всё получится, кошмары имеют свойство исчезать, заменяясь красочными картинками будущего. Научите его мечтать, – нажимает на кнопку лифта, а я тяжело вздыхаю и без слов благодарю его за доброту ко мне.

– Вам следует тоже отдохнуть, примите успокоительное. Он в безопасности. Рядом с вами в полной безопасности, потому что любовь дарит не только боль, но и силу, чтобы оберегать. Завтра приеду, осмотрю его. Доброй ночи, мисс Пейн, – заходит в лифт, оставляя меня одну. Дверцы закрываются, а я тяжело вздыхаю и упираюсь затылком в стену.

Звал меня.

Улыбаюсь этому, ведь и я звала его. Нерушимый провод. Поворачиваю голову, отмечая отсутствие собак. Но сил нет развить эту мысль, и, направляясь обратно в спальню, закрываю за собой двери. Прохожу мимо постели и вхожу в ванную, чтобы смыть с себя неприятный запах и грязь. Когда стою под прохладными струями душа, что-то щёлкает в мозгу. Все слова Николаса возвращаются с шумным вздохом, а затем обречённым стоном и слезами, выкатывающимися из глаз.

Люси. Её толчки в его спину в этот мир, обрёкший его на жажду причинять боль. Непонимание, как это опасно для него и безразличие. Осознавать, что сейчас мы переживаем этот ад только из-за чьей-то корысти и себялюбия, остро ударяет по груди. Кусаю ладонь, разрывая себя от рыданий. Так хочется им всё выложить, ещё больше, чем уже сделала. Хочется показать им, как ужасно они поступили с моим любимым человеком. Через что заставили пройти, и как он борется. Против всех, даже против самого себя.

Истерика понемногу отступает, как и силы вытекают на меня, оставляя усталость. Поднимаюсь и выключаю кран. Выхожу из душевой кабинки и пустым взглядом обвожу пространство. Нахожу халат и, набрасывая на себя, выхожу из ванной. Настраиваю свет, чтобы горел так, как любит Николас. Закрываю двери и, направляясь в постель, забираюсь в неё и сажусь рядом со спящим мужчиной.

Какой он красивый, когда умиротворённый. Любуюсь им и, улыбаясь, ложусь на бок. Я не знаю, что принесёт нам новый день. Но мы существуем, это местоимение теперь стало нами. Слишком много эмоций и слов, за которые стыдно. Слишком глубокий страх потерять его. Слишком сильная любовь к этому израненному изнутри мужчине, который показал мне, что боль бывает порой мнимой. А если настоящая, то не убивает, а даёт понять, насколько ты готова продолжать терпеть, чтобы жить и дышать одним человеком.

Засыпаю, даже не осознав этого, но сквозь сон слышу громкий стон. Распахиваю глаза, а сердце бьётся чаще.

– Нет… пожалуйста… не уходи, – моргая, смотрю на Николаса, мечущегося по постели.

– Тише, тише. Я рядом, – не знаю, кого он зовёт. Не угадать, что снится, но притягиваю его голову к себе и глажу.

– Мишель, – выдыхает в мои волосы, обнимая руками. Улыбаюсь.

– Да, это я. Спи, всё хорошо, – заверяю его и верю в то, что смогу. Смогу помочь ему побороть тот же страх, ведь теперь я знаю больше. Глупая кукла. Возможно, такая и есть. Но для него другая. Его. И это растекается приятной волной по всему телу. Целую его в висок, прижимая ещё ближе. Вот так. Вместе. Только вместе.

 

Тридцать шестой вдох

Что-то тяжело придавливает меня, дышать сложно. Распахиваю глаза, привыкая к дневному свету, льющемуся из окон позади. Осмысливаю, что произошло и где я нахожусь. Ничего не помню. Только вот тяжело. Дышать тяжело. Пальцами нащупываю волосы, затем голову, лежащую на моей груди. Открываю одеяло, тихо хихикая. Николас, словно лиана, заточил моё тело в свои руки и ноги. Аккуратно снимаю его с себя, бурчит что-то, переворачиваясь на живот. Сползая с кровати, потягиваюсь и зеваю. Голова болит немного и голод. Да, именно он изрезает желудок. Стараюсь бесшумно выйти из спальни, закрываю двери, и моментально раздаётся заливистый лай.

– Тише, Шторм, тише, – улыбаясь, подхожу к собаке, кружащей рядом со мной. Замечаю другую, с презрением наблюдающую за мной.

– Доброе утро, Софи. Где вы вчера были? – Почёсываю Шторма, который пытается лизнуть меня.

– Хороший мальчик. Но тихо, разбудишь хозяина, – похлопывая его по морде, прохожу мимо и раздумываю, как не спалить кухню, когда буду готовить что-то на завтрак.

– Доброе утро, мисс Пейн, – взвизгивая от испуга, даже подскакиваю на месте. Удивлённо смотрю на парня, склонившего голову передо мной. Худенький, невысокий, с русыми волосами, собранными в косу.

– Эм… хм… доброе утро. Кирк, я так понимаю, – произношу я, сильнее запахивая халат.

– Да. Верно, Госпожа. Вы желаете что-то? – Не поднимая головы, отвечает он.

– Я не Госпожа, не называйте меня так, – кривлюсь от этого обращения. Парень поднимает голову. Прищуриваюсь, рассматривая теперь его. Светлые глаза и отчего-то очень знакомые.

– А мы нигде не встречались? – Спрашивая, подхожу к нему. Расплывается в улыбке.

– В клубе, мисс Пейн. Вы отказали мне и испугались меня. Теперь я работаю на Мастера, – улыбается уже шире, а я приоткрываю рот и тут же захлопываю. Точно, это же тот парень, который упал передо мной на колени и просил о сессии. Боже, здесь есть нормальные люди? Хотя, о чём я.

– Понятно. А вы могли бы мне помочь приготовить завтрак? Очень проголодалась, – признаваясь, обхожу его и направляюсь в гостиную.

– У меня всё готово. Майкл сказал, чтобы я был здесь и выполнял все ваши желания. Присаживайтесь, – опережая меня, отодвигает стул, и я сажусь на него, кивком благодаря.

– Что вы хотите? Пирог из яблок. Сэндвич с курицей. Также могу вам быстро приготовить омлет с грибами и помидорами. Или же с беконом. Свежий салат осталось только заправить. Если вы желаете, то рибай. На него уйдёт минут десять. У меня всё готово. Мастер любит рибай с кровью. Чай или кофе. Свежевыжатый сок: апельсиновый, ананасовый, морковный, яблочный. Хотите фруктовый салат или йогурт? – От такого перечня меню, опешив, моргая, смотрю в светящиеся голубые глаза.

– Я… чай… хм, и, наверное, пирог, – медленно произношу. Быстро кивая, убегает на кухню. Поворачиваю голову к Шторму, ластящемуся к моей руке.

– У тебя Софи есть. Неужели, её ласки не хватает? – Журя его, глажу по морде. Отзывается лаем. Смеюсь, шикая на него.

Кирк, возвращаясь с полным подносом еды, расставляет передо мной. От аромата сводит желудок, а слюни собираются во рту.

– Желаете чай с сахаром, молоком, карамелью, или сбитыми сливками? – Интересуется он.

– Обычный, пожалуйста. И надо бы найти таблетку от головной боли Николасу, – с улыбкой отвечаю я.

– Уже всё готово. Майкл приказал. Также просил передать, что ваши вещи на диване.

– Прекрасно. Спасибо, – меня уже ничего не волнует, кроме ароматного чая и пирога, каких-то замысловатых изысков, до которых мой ещё спящий ум не придумал определения. С жадностью закидываю в себя пирог, после второго кусочка вроде бы всё. Да нет, глаза хотят, а я уже не могу. Отпиваю чай, о котором даже забываю, пока не утолю свой голод. Поднимая голову, ловлю заинтересованный взгляд Кирка, стоящего рядом с углом стола.

– Простите. Со вчера… с утра не ела ничего, – краснею от стыда за такое поведение.

– Вы красивая очень, – теперь же Кирк густо краснеет. А я вдвойне.

– Оценку прелестям моей Мишель имею право давать только я, – раздаётся хриплый голос сбоку. Резко оборачиваясь, встречаюсь с серьёзным, даже обозлённым лицом Николаса.

– Мастер, приношу свои извинения. Наказание готов получить, – заявление Кирка заставляет перевести на него взгляд. И…о, боже, парень, падая на колени, ожидает ударов.

– Всё… всё хорошо. Да, Николас? – Испуганно произношу я, отмечая насколько власть садиста сильна даже вне темы. Они живут ей, хотя это обычная жизнь. Подскакивая с места, поворачиваюсь к мужчине, тяжело вздыхающему и прикрывающему глаза.

– Хватит. Прекрати. Я не Мастер. Принеси обезболивающее. Виски горят, – кривясь, Николас подходит к столу и падает на стул.

– Конечно. Минуту, – Кирк подскакивает и несётся на кухню.

Не знаю, что сказать и, молча опускаюсь на стул, наблюдая за Николасом. Руки обмотаны, да и он сам выглядит помятым. Хотя всё же, очень красивым.

– Как ты? – Тихо спрашиваю я. Поднимает голову, а глаза полны усталости.

– Хреново я, – цокает, потирая виски.

Кирк, влетая в столовую, расставляет перед Николасом бокал с водой, различные препараты. Рукой отмахивается от него и происходит диалог без слов. Парень хватает за поводок Шторма и оттаскивает его, скулящего, за пределы этой комнаты.

Наблюдаю, как Николас разводит в бокале шипучую таблетку и выпивает залпом. Облизывает губы и поднимает голову на меня.

– Я должен ещё раз извиниться, Мишель…

– Не надо, – качая головой, перебиваю его.

– Сказал – слушай, – рявкает он, что я вздрагиваю.

– Прости, голова раскалывается. И я помню, как обидел тебя. Не знаю, зачем это сделал. Но совершил, значит, должен извиниться, – вздыхает, а я перевожу взгляд на пирог.

– Знаю, что ты рядом со мной не из-за денег или же чего-то материального. Знаю наверняка. Но, чёрт возьми, не понимаю, зачем тебе это дерьмо, Мишель? Зачем так изводить себя? Ты же говорила, что ничего не стоит физической боли. Что изменилось? – Удивлённо поднимаю голову от такого обвинения.

– Говорила, – кивая, поднимаюсь со стула. – И моё мнение не изменилось. Ни капли. Насильственная физическая боль не покроется подарками, красивыми словами или чем-то фальшивым. Но есть ещё и обстоятельства. И есть любовь. Именно ты показал мне, как глубоко можно любить одного человека и одновременно страдать в своей немощи. Я нуждаюсь в тебе, как в кислороде. Я нуждаюсь только в тебе, хотя не понимаю почему. Но так получилось. Странно как-то, но…

Глаза наполняются слезами оттого, что честна. Наверное, это первый раз за всё время, когда позволяю себе говорить открыто, потому что понимаю, что ничего не изменится, если я не начну распахивать для него своё сердце.

– Иди ко мне, – тянет меня за руку и притягивает к себе. Сажусь на него сверху, улыбаясь ему.

– Прости, крошка…

– Глупая кукла, – перебиваю Николаса, и, обнимая за шею, всматриваюсь в усталые карие глаза. Хмурится, а затем бегает глазами по моему лицу.

– Откуда… чёрт, грёбаный виски, – кривится, упираясь лбом в моё плечо.

– Я что-то ещё сказал? Тебя это обидело? – Поднимает лицо ко мне, а я качаю головой.

– Нет. Только это, когда я назвала тебя «сочным засранцем», коим ты предстал передо мной в первый раз. Меня не обидело это, – тихо смеюсь, пальцами играя в его волосах.

– Даже так, – издаёт смешок и его глаза приобретают глубокий оттенок шоколада. Руками, скользя по моей спине, огибает талию.

– Ты уже чувствуешь себя лучше, – замечаю я, когда пробирается под халат.

– Ты голая, Мишель. Абсолютно обнажена, – прищуривается, пробираясь к ягодицам, и одним движением прижимает меня к своему паху.

– Ты определённо чувствуешь себя лучше, даже мозг начал работать, как и наблюдательность, – вздыхаю, а всё внутри замирает от приятного возбуждения, пронёсшегося по телу.

– Больше так не делай, – резко, слишком резко его настроение меняется, как и он поднимается, что чуть ли не падаю. Успеваю ухватиться руками о стол.

– Николас…

– Чтобы я больше никогда не видел, как ты заигрываешь с кем-то, когда ты голая под халатом. Поняла меня? – Тычет в меня указательным пальцем, а я сглатываю от его острого взгляда.

– Николас, прекрати, – тихо произношу, поправляя пояс и сильнее запахивая халат.

– Мишель, это моё последнее слово, – предупреждает. Низко. Грубо. Ревнует. Расплываясь в улыбке, начинаю тихо смеяться. Знаю, что это ненормально, но меня радует его ревность. Она опасная. Возбуждающая. Моя. Принадлежит мне, и рождена для меня. Только для меня. Эгоистичные отголоски моей натуры дают о себе знать, и я уже в голос смеюсь, пока лицо Николаса вытягивается.

– Прости… я…я пойду, оденусь, – проглатывая смешки, обхожу его, но, хватая меня за руку, толкает к себе.

– Я ещё не закончил разговор, – тихо произносит. Склоняю голову набок, уже не боюсь, потому что знаю больше, чем он хотел бы, чтобы я знала.

– Слушаю тебя, – продолжаю улыбаться.

– Я не пью. Не позволяю себе крепких напитков, кроме вина и шампанского. Это было исключение, и такое больше не повторится. Обещаю тебе.

– Знаю. Ничего, тебе это было…

– Он пил. Всегда пил перед тем, как причинить боль. Спал, держа нас в летнее время и в период каникул на привязи, как собак, – моё весёлое настроение разом улетучивается. – И мы ждали, пока он проснётся и разрешит нам поесть. Хотя бы хлеба. Нельзя было его будить, мама закрывала мне рот, когда кто-то стучался к нам в дверь в это время. Потом он пил, поил всех, кроме сестры. Её отпускал в подвал, а в меня вкачивал алкоголь. Мать обкалывал наркотиками и алкоголем. Есть такой приём, когда в шприц набирают спирт и вкалывают в грудь, а потом пьют оттуда, словно молоко. Он заставлял меня это делать. Именно так. Я не пью. Мне нельзя это делать, потому что тогда стану таким же, как он. Даже хуже. Знаю больше, чем он, о боли.

Глаза наполняются слезами, пока слушаю его отрывистую речь. А его глаза туманятся от воспоминаний, сжимает моё запястье крепче, чем нужно.

– Алкоголь выше допустимого градуса для меня табу. Я хотел, чтобы ты знала, почему сейчас для меня всё это крайне отвратительно. Мои гены…

– Ты не он, Николас, – дотрагиваюсь до его щеки. Концентрирует на мне взгляд. – Ты – не он. Ты выпил бутылку и заснул. Ты другой человек, и если ты считаешь, что гены могут повлиять, то я буду с тобой спорить. Громко спорить. Я вижу перед собой человека, который помогает всем. Я вижу человека, который пытается пережить прошлое один. Я вижу мужчину, который достоин, быть счастливым. Не в генах дело, Николас, в тебе. Ты другой. И я не позволю тебе сравнивать себя с ним. Никогда. Ты причиняешь боль только себе, но хватит. Прошу тебя, хватит это делать. Ты не заслужил её.

– Ты не понимаешь, Мишель, – закрывает на секунду глаза, отпуская моё запястье, которое онемело от его хватки.

– Понимаю. Всё понимаю, и если ты хочешь обсудить то, что произошло вчера. Твою семью или же иное, то я готова. Только не молчи, не проноси всё в себе. Ведь я пойму тебя, всегда пойму и найду объяснение. Только доверься.

– Ты и так всё знаешь и видела. Больше говорить не о чем. У меня нет семьи. Никогда не было, – вздыхая, опускает глаза в пол.

– Есть. Как бы ты ни хотел обратного, но от семьи не убежать. Вчера для них был катастрофичный день, как и для нас. Через какое-то время тебе следует с ними обсудить всё спокойно. Не кричать, не злиться. Пришло время, чтобы рассказать им всё…

– Нет. И ты молчи, поняла? – Рычит, наступая на меня. – Запрещаю даже думать об этом. Нет, я сказал. С меня хватит. Ты или со мной, или будешь дальше защищать тех, кто унижает тебя.

– Я с тобой, – вздыхаю, не решаясь возразить. Сейчас не стоит это делать, он не готов рассуждать. Ещё больно.

– Переоденься, и поедем куда-нибудь, – поднимаю голову на его предложение.

– Прости, я не хочу. Мне нужно зарядить телефон, он умер вчера. Поговорить с Сарой, скорее всего, она волнуется. Да ещё и написать заявление об увольнении.

– Почему? – Удивляясь, делает шаг ко мне.

– Ты же сам сказал, что устроил меня туда. Выходит, я ни на что не способна и меня держат там только потому, что ты приказал. Так не пойдёт.

– Нет, Мишель. Ты неправа, – подхватывая мой подбородок, поднимает к себе лицо.

– Я лишь устроил тебе собеседование, о котором говорил уже давно. Остальное ты сделала сама. Не вмешивался в твою работу. Только дал толчок, не более.

– Марк… он… ты с ним говорил? Как так получилось?

– Нет. Марк был проводником к тебе. Один человек попросил, чтобы Марку подкинули эту идею для тебя с возможностью работы. И он поймал наживку, дальше только твои умения и желание. Ты всё сделала сама. И если тебя держат там, то не из-за меня, – заверяя, он поглаживает пальцем мой подбородок.

– Не делай так больше. Не влезай в мою жизнь. Хорошо?

– Не могу этого обещать, потому что несу за тебя ответственность. Обещал. Себе в первую очередь. И я хочу этого. Хочу дать тебе то, чего ты достойна. Помочь во всём, где смогу. Иначе не умею, Мишель. Я буду оберегать тебя, как бы ты ни кричала.

– Потому что я глупая кукла? – Прищуриваясь, дёргаю головой, отчего он отпускает меня.

– Да. Глупая кукла. Но моя глупая кукла. И красивая, чувственная, смышлёная, сильная кукла. Кукла, которую я ни за что не отпущу. Кукла, которая безнаказанно посылает меня в задницу. Кукла, которую я трахну в задницу, и она поймёт, насколько её слова бывают вкусными. Кукла, которой нет ни у кого, только у меня. Кукла, без которой не хочу ничего делать. Такое определение куклы сойдёт за извинение? – Усмехается, а я не могу не улыбнуться.

– Я подумаю.

– Только недолго, иначе я приму это за поощрение. Иди, переоденься и больше не ходи в таком виде перед мужчинами.

– Даже перед Майклом? – Игриво развязываю халат и распахиваю его.

– Откуда… закрой его, быстро! – Повышает голос, а я хохочу, вновь завязывая пояс.

– Грегори рассказал, что Майкл гей. Это правда? Боже, никогда бы не подумала. Он такой… такой большой и холодный, – хихикаю я.

– Правда. И даже перед ним. Раз один из самых закрытых людей вроде Грегори, развязал язык, то и гей станет нормальным с тобой.

– Вот теперь, Николас, не смей мне говорить, что ты плохой. Ты даришь людям возможность дышать, жить и своё место под солнцем. Ты веришь в них, так и в себя поверь. Я не хочу слушать иного, – категорично заявляю я.

– Мишель. Это другое, – качает головой.

– Нет. Я знаю о тебе достаточно, чтобы утверждать это. Ты создал центр помощи, ты взял к себе Майкла, когда его, уверена, унижали…

– Я увидел его ночью, сначала принял за бездомного, но потом заметил кровь. Его избили отцы мальчиков из школы, откуда его уволили, когда узнали о его ориентации. Сожгли его машину, расклеили листовки с описанием, какой он педофил. Я забрал его из «Холт-сити».

– Какой ужас, он же никого не трогал, да?

– Никого. Только пытался выжить. Против природы не скрыться. Она порой берёт верх над тобой. А ты пытаешь бороться, до хруста костей бороться, но не выигрываешь. Хотя хочешь оборвать всё, делаешь для этого многое. Не выходит. Ничего не получается, – шумно вздыхает. Хмурясь, ловлю себя на мысли, что тут скрыт иной подтекст.

– Ладно. Хватит об этом. Тогда мы сегодня останемся дома? – Спрашивает он.

– Да. Но мне надо взять одежду и конспекты на завтра…

– Пошлю Майкла. Иди уже, Мишель, переоденься. И здесь одежды для тебя достаточно, – перебивая меня, подходит ко мне и подталкивает в коридор.

– И не хочу слышать об увольнении, – шлёпает по ягодице. Подскакивая на месте, оборачиваюсь к нему.

– Я… прости… я… – резко бледнея, бессвязно шепчет. Пролетает мимо меня и скрывается в спортзале.

– Да я не против, – отвечаю пустоте, которую он после себя оставил.

Почему такая реакция? Ведь раньше… боже, мне нравится это. Когда он такой. Очень. Сейчас испугался, чего-то сильно боится, но я не могу уловить эту мысль. Вообще, утро странное. Необычное и даже несколько семейное. Но это только начало, пора двигаться дальше и дать ему, как и себе, время принять то, что как раньше больше не будет. Всё изменилось из-за нас. Из-за двух людей, которые нашли ответы на свои страхи друг в друге. Из-за обычных мужчины и женщины, каким-то странным образом полюбивших друг друга.

 

Тридцать седьмой вдох

Щёлкаю пультом, только бы занять себя чем-то, пока Николас откровенно избегает меня полдня. Скрылся в кабинете, под предлогом работы. Ладно, всё понимаю, но не шесть часов безвылазно. Кирк туда ему отнёс ужин, к которому он даже не притронулся. Я же за это время поболтала с Сарой, и она рассказала, насколько вчерашний день взбудоражил всех. Как оказалось, Эмбер пережила истерику, Люси напилась, и её пришлось усмирять, вплоть до запертой спальни, чтобы ребёнок не видел ненависти, которую она питает ко мне. Пирс же позвонил Райли и всё доложил. И только Грегори успокоил друга Николаса, сообщив, что мы дома и всё практически в порядке, если не считать его ран и отказа в новой перевязке. А мне было плевать, что происходит с его родными, потому что внутри меня кипела злость. Поэтому я оборвала Сару, и, сославшись на усталость, завершила разговор, и уже четыре часа безынтересно смотрю телевизор. Пыталась заниматься, но не смогла. Мои мысли были очень близко, буквально в нескольких метрах. Там, где прятался Николас. Даже расписание съёмок и письмо с извинениями от Дэйва за разбитую камеру не принесли облегчения.

Зевнув, смотрю на часы, на экране телевизора в углу. Половина одиннадцатого, меня даже на прогулку с собаками не взял. Просто ушёл и сразу же убежал в кабинет. Ну как так-то? Это обидно, в конце концов. Выключая телевизор, бросаю пульт на диван и поднимаюсь с места. Тишина такая уже противная, пока иду к спальне. Останавливаюсь возле двери и решительно стучусь. Не отвечает. Нажимаю на ручку и открываю дверь.

Тяжело вздыхая, нахожу глазами Николаса, спящего на диване. Вот как он работает. Но почему? Почему не посидеть со мной, не поговорить, да хоть что-то не сделать? Не знаю. Не понимаю. Возможно, именно так он справляется с внутренними переживаниями. Разворачиваюсь и, возвращаясь в спальню, стягиваю покрывало. Вхожу в кабинет и подхожу к дивану, накрывая Николаса.

– Что с тобой творится? – Шепчу, дотрагиваясь до его волос. Бросаю взгляд на отключённый компьютер. И снова мысли о том, что избегает меня, подтверждаются.

Качаю головой от своих заключений и выхожу из кабинета, оставляя дверь приоткрытой. Завтра спрошу, а сейчас устала, чтобы снова переживать за него и за нас. Переодеваюсь в его футболку и забираюсь в постель. Дотрагиваюсь до подушки, лежащей рядом, и хочется плакать от одиночества. Как такое возможно? Ведь он тут, рядом со мной, через стенку. Но очень далеко в то же время. Закрывается от меня, бежит и создаёт только проблемы для нас. Переворачиваясь на спину, смотрю в потолок. Хочу спать и не могу. Анализирую, а верного ответа не нахожу. Глаза сами закрываются, проваливаюсь в сон.

От сильного грохота подскакиваю на постели. Моргаю, чтобы проснуться. Сердце отчаянно бьётся в груди, заполняя голову шумом и тошнотой. Снова. Замечаю в темноте фигуру, стоящую рядом с закрытыми дверьми спальни. Они были открыты. Медленно поворачиваю голову и вижу, что дверь, ведущая в кабинет, висит на петлях. Как этого не услышала?

Сглатывая от страха, делаю глубокий вдох, возвращая внимание на Николаса, стоящего всё там же и не двигающегося. Отбрасываю одеяло, бесшумно опуская ноги на пол. Смогу. Ничего. Рядом душ, вода его разбудит.

– Николас, – тихо зову его, останавливается в нескольких шагах.

– Ты пришёл, – слышу его усмешку. Поворачивается ко мне. В свете ночи, льющегося из окон, что-то отдаётся блеском. Канцелярский нож. Чёрт.

– Нет, это я, Мишель, – отвечаю, осторожно отступая назад к ванной комнате.

– Не убежишь теперь, – рыча, разбегается и несётся на меня. С криком добегаю до ванной. Только открываю дверь, как меня хватают за волосы, оттягивая назад. Падая на пол, кривлюсь от боли в голове.

– Нет. Ты сдохнешь, – шипит Николас, подходит ко мне и хватает за горло. Поднимает, сильнее сжимая пальцами кожу. Ударяю по его руке.

– Николас! Это Мишель! Это … – отталкивает от себя, что лечу спиной к стене. Издаю стон от удара позвоночником.

– Она моя, – подбрасывает в руке нож. Доли секунды, чтобы решиться. Доли секунды, чтобы перебороть страх. Доли секунды, чтобы бороться.

Он и я в одно и то же время шагаем навстречу друг к другу. Замахивается. Обхватывая его лицо руками, привстаю на цыпочки. Впиваюсь в его губы и жмурюсь от предстоящей боли его оружия. Мгновения пролетают через моё тело, пока я целую его. Быстро. Не дыша. Целую его губы.

– Это я, Мишель, – шепчу, сжимая пальцами его волосы. Глухой удар где-то вне моего разума. Его шумный вдох в мои губы. Распахивая глаза, смотрю в его. Странные. Мёртвые. Пустые.

Отпуская его, отхожу назад. Упираюсь в стену, бросая взгляд на пол, где валяется нож. Успела. Кажется, что сердце готово буквально разорваться от быстроты темпа. Дышать сложно, облизываю губы. И дышу. Быстро. Очень. Поверхностно. Что-то не так.

– Николас, – сипло зову его.

– На колени, – холодно. Бесстрастно. Приказ. Хмурюсь, веря в то, что ослышалась.

– Николас. Всё хорошо…

– На колени, – рявкает. Вздрагиваю от его тона. Ни разу такого не слышала. Медленно делаю шаги к нему, всматриваясь в его лицо. Смотрит в пустоту. Его грудь мерно поднимается и опускается.

– Николас, – тянусь рукой к его лицу.

– Не смей, – ударяя по моей руке, отбрасывает от себя. Выдыхаю от силы, с которой он это сделал.

– Место рабыни на коленях перед своим Мастером. На колени. Голову опустить. Не смей смотреть на меня, пока не разрешу. Ты заслужила наказание. На колени, – по моему телу проносится дрожь от осознания того, что сон его поменялся. Сейчас же он тот, кем был раньше. Садист.

– Простите, Мастер, но мне нужно в туалет, – тихо отзываюсь я, делая шаг от него.

– Запрещено. На колени, иначе будет больно. Никакого сабспейса. Никакого наслаждения. Ты наказана. Ты… – недослушав его, срываюсь на бег и влетаю в ванную. Закрываю за собой дверь, прижимаясь к ней.

Господи, когда же это закончится? Мне страшно сейчас именно от такого него. Если с кошмарами можно было бороться, было желание и силы. То это… от этого холодеет всё внутри, ноги дрожат, как и руки. Но отталкиваюсь от двери, подлетаю к раковине, ищу хоть что-то, куда можно налить воду. Нахожу упаковку ушных палочек и выбрасываю их в раковину, набирая туда воду. Подхожу к двери, сжимая в руках стаканчик. Тихо. Слишком тихо. Открываю дверь, замечая, что так и стоит на том же месте.

– Мастер, я здесь, – подаю голос, входя в спальню.

– На сегодня у нас розги с изгибом. Но для начала поприветствуй меня, как ты умеешь, – медленно подхожу к нему.

– Конечно, – выбрасывая руку вперёд, выплёскиваю воду в его лицо. Тут же отскакиваю. Мотает головой, что-то бормочет. Падает на колени и поднимает мокрое лицо на меня.

– Мишель… я… чёрт, вновь, – издаёт тяжёлый вздох. И я могу закрыть глаза, отпустив страх от себя.

– Ты как? Я… что-то сделал тебе? – Распахивая глаза, мотаю отрицательно головой.

– Всё хорошо. Ты заснул в кабинете, – выдавливаю из себя, и отчего-то становится пусто внутри. На автомате подхожу к пустой баночке, подбирая её, как и нож. Разворачиваюсь и захожу в ванную, бросая всё в урну, собираю испорченные палочки. Туда же.

– Мишель, – раздаётся его голос за спиной. Оборачиваясь, вытираю руки. Не могу смотреть на него.

– Всё хорошо. Пришлось тебя немного намочить, но это помогло. Я выбросила нож, – объясняя, прохожу мимо него. Хватая за руку, останавливает.

– Нет. Что случилось? Что произошло кроме этого?

– Ничего, – выдавливаю из себя улыбку, встречаясь с прищуром его глаз. Рассматривает моё лицо, пытаясь выдержать это, но что-то внутри отторгается сейчас.

– Чёрт. Это хорошо? – Поднимая мой подбородок, указывает взглядом на шею.

– Ничего. Мне не больно, – сбрасываю его руку с моего лица.

– Мишель…

– Хватит, Николас. Не сейчас. Хочу спать, потому что мне вставать в семь. Всё прошло, и ничего не случилось. Я уже привыкла. А ты можешь продолжать от меня прятаться, – и всё же, недовольство, некая обида, дают о себе знать. Бросаю ему эти обвинения и, разворачиваясь, возвращаюсь в спальню. Забираясь в постель, отворачиваюсь от ванной.

Не хочу больше думать. Не могу… так больно внутри.

Слышу, как закрываются двери в спальню. Привстаю на локтях, понимая, что ушёл. Не попытался уверить мне в ином, признался. Молча.

Падаю на подушку, и словно ничего не было. Внутри небывалое спокойствие, даже хладнокровие. Что происходит со мной?

Эмоции, совершенно не благоприятно сказываются на мне, они грязные, отвратительные и едкие. Отравляют сейчас мою кровь, заставляя анализировать всё, что произошло. Подползаю к телефону, лежащему на тумбочке. Начало шестого.

Ложусь обратно в постель, пытаясь уснуть. Не могу.

В голове появляется картинка, где мы занимаемся любовью. Именно любовью. Нежной. Лёгкой. Но не для него. А затем картинка меняется на другую. Здесь в этой спальне. Грубость. Неутомимый аппетит. Мои слёзы от счастья.

«Теренс». «На меня это больше не действует».

Распахиваю глаза, когда пищит будильник. Но не могу отпустить ощущение, что вот оно. Сейчас. Ещё минута.

«Не отрицаю – садист. Но не хочу им быть больше. Я выбираю тебя, крошка. Если надо, я изменюсь…», – жмурюсь от его слов в голове. Потираю виски. Что-то должно быть ещё…

«То есть ты продал место, которое строил с нуля? Ты так просто отказался от того, что любил, и где проводил время? Как и тот клуб…».

«Верно. Так просто без каких-либо попыток вернуться. Это больше не моё».

Ложь.

Распахиваю глаза, собирая все кусочки пазла.

«Я думала, что всё можно изменить, а ни черта. И твой Ник предаст тебя, когда ему всё надоест. Снова вернётся к своим кнутам…», – проносятся в голове обрывки слов Амалии, пока я наспех натягиваю джинсы и футболку.

«Это всё иллюзия. Наши мечты… любовь забывается, когда становится пресной без перчинки, вроде хлыста», – поднимаю голову, словно по затылку ударяют.

Он жаждет снова взять хлыст в руки, поэтому продолжается ад. Поэтому он не кончил в последний раз, а все заигрывания отвергает. Шлепок по ягодицам, и он побледнел. Вот оно. Из него прорывается сущность, которой он подвластен. Он не отпускает ту ночь, потому что именно тогда был в последний раз садистом. Именно то время он сам не желает забывать, хотя уверяет в меня другом.

Вылетая из спальни, вбегаю в столовую, где Кирк с улыбкой встречает меня. Николас сидит за столом, опуская газету.

Смотрю на него, пока сердце разрывается внутри от догадок.

«Против природы не скрыться. Она порой берёт верх над тобой. А ты пытаешься бороться, до хруста костей бороться, но не выигрываешь. Хотя хочешь оборвать всё, делаешь для этого многое. Не выходит. Ничего не получается», – последний кусочек встаёт на своё место. С шумным вдохом в тело врывается вся картина, созданная только для меня. Словно долго бежала моя душа, а теперь внутри. Оказываюсь в столовой, дорогостоящего пентхауса, осознавая, насколько хотела быть обманутой.

– Доброе утро, – выдавливаю из себя улыбку.

– Доброе, – настороженно отвечает Николас.

– Кирк, вы не могли бы нас оставить? – Обращаюсь к парню. Кивает мне и выходит из столовой. Лифт пикает, и только после этого оборачиваюсь к Николасу.

– Как себя чувствуешь? – Интересуется он.

– Хорошо, – продолжая улыбаться, подхожу к нему. Я должна проверить, чтобы знать наверняка.

– Вчера…

– Забудь. Не хочу вспоминать. Тебя хочу, – обхожу его и встаю позади.

– Мишель. Мы опоздаем, – напрягаются его плечи. Это больно понимать, что отвергает. Должна.

– Ну и что. Давай немного будем плохими. Повторим секс на столе, – шепчу я, хотя внутри горечь. Дотрагиваясь до его плеч, провожу руками по пиджаку, рубашке.

– Мишель, – перехватывает мои запястья и отталкивает от себя.

– Ты не хочешь меня? – Встаёт, поворачиваясь ко мне.

– Конечно, хочу. Сейчас не время. У меня совещаний сегодня море, – лжёт, улыбаясь мне.

– Понятно. Тогда позавтракаем, – подхожу к своему стулу и сажусь на него. Неприятные отголоски его вранья самому себе и мне разливаются отвратительной кислотой по телу.

Садится за стол, откладывая газету, и крутит в руках бокал с апельсиновым соком.

– Я тут подумала, почему бы нам не съездить в клуб? Просто так, развеяться. Ты хоть и неглавный там, но в гости можешь наведаться. Мне кажется, что я не против попробовать что-то новое, – отпиваю чай, словно нет внутри давящего чувства, и поворачиваю к нему голову.

– Нет, – резко отвечает мне.

– Почему?

– Нет. Оставим эту тему.

– Не оставим, Николас. Почему ты сделал это? Зачем всё отдал и продал, что напоминало тебе о прошлом, хотя сам отпустить это не можешь? – Обстановка и воздух становятся тяжёлыми. Но хватит с меня его вины. Хватит, пора жить.

– Мне надо идти. Твоя машина…

– Стой, – подскакиваю с места, и он поднимается.

– Когда в последний раз ты бил кого-то? Я отвечу за тебя. Меня. Не так ли? – Прищуриваюсь, отводит взгляд.

– Хватит, Мишель.

– Это тебе хватит. Хочешь знать, почему я так отреагировала ночью? Расскажу. Ты был садистом, – поднимая голову, с ужасом смотрит на меня. – Ты приказал мне встать перед тобой на колени. Запретил смотреть на тебя и дотрагиваться. Ты подавляешь в себе свою сущность, о которой говорил вчера. И не можешь контролировать свои желания во сне. В последний раз ты даже не кончил. Ты ублажал меня для того, чтобы я не поняла, что происходит на самом деле. Тебя не возбуждает обычный секс без перчинки. На столе ты был собой. В спальне тоже. А вот последний раз нет. Также ты не даёшь до себя дотрагиваться, как сейчас. Вчера ты убежал от меня, потому что ударил по ягодицам. Ты испугался самого себя. Даже не спросил у меня, нравится ли мне это.

Замолкаю, дыхания не хватает от быстрой речи.

– Ты много выдумываешь, – поджимая губы, выходит из-за стола.

– Не смей уходить сейчас, – хватаю его за руку. Отбрасывает её, поворачиваясь ко мне.

– Знаешь, что борется в тебе, и почему ты видишь кошмары? – Повышаю голос, потому что не могу контролировать себя. Точка кипения достигнута. – Та ночь для тебя стала разрывом между желаниями и тобой. Да, ты хочешь быть со мной, как и я с тобой. Но отрицать твою особенность ты не можешь. Ник, Николас, садист, доминант, Мастер, кто ты там ещё, это всё ты. Один человек. Не разрывай себя на нескольких людей, когда можно найти вариант быть единым.

– Закрой рот, – рычит он, но отступает от меня.

– Ни черта, понял? Ты боишься ударить меня. Но удары же бывают разными. Тогда… в ту ночь ты ошибся, думая, что наказываешь меня. Да, есть моя вина. Признаю. Но пора отпустить это. Хватит уже изводить себя и меня. Хватит! Мне понравилось, когда ты водил ножом по моему телу, понравились даже твои извращённые трусики, понравился ток и зажимы для сосков. Всё понравилось, когда ты был собой. Хватит! Николас! Хватит! – Всплёскиваю руками, умоляя его остановиться.

– Ударить? Ты хочешь, чтобы я снова избил тебя? – С отвращением осматривает меня.

– Научил, как быть рядом с тобой и помочь тебе. Ты не садист, но контроль для тебя необходим. И я же не против, Николас. Я хочу попробовать вкус твоей жизни на себе, но теперь всё изменилось. Мы изменились. Я доверяю тебе всю себя, а ты скрываешь от меня главную причину твоих кошмаров. Но этой ночью всё поняла. Так жить я не хочу, – качаю головой. На его лице пробегает несколько эмоций, борется с собой даже сейчас, когда бороться не за что.

– Ты ничего не понимаешь, – смотрит исподлобья.

– Так расскажи. Стань снова им. Я тебя не буду осуждать, только помогать. Да, боюсь боли. Да, это моя фобия. И в то же время жажду вкусить её, потому что только ты превращаешь её в сочный фрукт. Мне нравится это. Нравится твоя грубость и жёсткость в сексе. Я хочу трахаться, а не заниматься любовью. Трахаться с тобой. Как животное. И хочу знать, что со мной рядом тот человек, которого я полюбила.

– Нет. Я больше не тот человек, которого ты знала. Я хочу быть нормальным. А это пройдёт. Раньше проходило…

– Врёшь! Себе врёшь и мне! Раз так, Николас, то я ухожу. И пока ты не признаешь, что больше не можешь сдерживать в себе свою сущность, лучше не приближайся, – пытаюсь обойти его, но, хватая за руку, разворачивает и толкает к стенке.

– Ты хоть понимаешь, что это такое? – Шипит в моё лицо. Сглатываю, но уверенно поднимаю подбородок. – Чёрт, да я разрываюсь от возбуждения, когда вижу во сне, как ты кричала в ту ночь. Думаешь, поначалу я испытывал раскаяние? Нет! Мне понравилось видеть на твоём теле борозды от моих ударов. Мне понравилось! А в итоге моя ошибка привела к катастрофе! Вся моя жизнь оказалась сплошной бутафорией! И сейчас ты требуешь, чтобы садист вернулся и положил тебя на постель, чтобы избить? Ты ума лишилась? Включи мозги, Мишель, я мог убить тебя! От болевого шока ты могла бы остаться калекой…

– Не осталась. Почему так держишься за ту ночь? Почему бы не повторить, но иначе? Мне не хватает этого. Тебя не хватает, Николас. Я чувствую себя одиноко. Я…

– Закрой рот! – Ударяет ладонью по стене рядом с моей головой. Вздрагиваю и на секунду жмурюсь, чтобы распахнуть глаза и продолжить борьбу за наше будущее.

– Ты хотела меня нормального. Обычного. Так я пытаюсь! То ты хочешь, чтобы всё было сладко и приторно. То теперь же, жаждешь, чтобы тебя ударили. Кто ты такая, блять? Кто ты, мать твою, такая теперь?

– Та, что создал ты, по своему подобию. Ты мой первый мужчина, показавший мне секс и боль. Ты направил меня по этому руслу, но я не виню тебя. Возможно, у меня есть склонность к этому. Потому что я жажду быть слабой в твоих руках. Мне до безумия нравится эта твоя черта. Животное, которое ты сам умеешь контролировать. Агрессия, которая подчиняется тебе и втекает в меня сумасшедшим адреналином. Чёрт! Николас, послушай, – хватая его за пиджак, сжимаю ткань в своих руках. – Плевать, что тебе понравилось. Если бы я не была зла, обижена, разбита, возможно, всё было бы иначе. Ты же, сам говорил, что надо идти медленно. А это было не по правилам. Так прекрати… прошу… хватит заставлять себя быть кем-то иным. Ты не можешь, как и я не могу смотреть на тебя такого. Мне обидно, что ты врёшь, хотя знаешь все причины. Ты скрываешь от меня главное. Боль. Давай попытаемся снова. Осторожно, будем привыкать. Я не знаю, как будет дальше. Но тогда… вспомни же ты, тогда… красный свет и ты… удары по ягодицам и секс. Ты можешь быть со мной им. Ты тухнешь с каждым днём без выброса адреналина. Или калечишь себя. Хватит причинять пустую боль, Николас. Не разрушай себя. Я этого не стою.

– Глупая, – отрывая мои руки от себя, отходит на несколько шагов. Глаза слезятся, когда понимаю, что именно я стала для него разломом. Той причиной, из-за которой он страдает.

– Да. Очень глупая кукла. Крошка. Но твоя. И если будет лучше, то уйду. Но не надо так с собой поступать. Я отпускаю тебя, потому что ты не хочешь признаваться даже себе в том, что именно сейчас мы оба живём в иллюзии. Ты снова создаёшь антураж для нового акта, где все мы будем играть роли. Ты обдумываешь ходы, словно это шахматная партия. Только вот шах и мат давно сделан. Не тобой. Не мной. А тем, кто внутри тебя, – стирая слёзы, разворачиваюсь и иду к спальне.

Наверное, всё же, я не права. Но не могу так больше. Когда ты всё понимаешь и теперь видишь слова в ином свете, намного хуже. Знать, что именно ты стала для любимого человека его кошмаром, невыносимо. Лучше уйти, болеть в одиночестве, но быть уверенной, что живёт. Так правильно. Для меня сейчас верный способ хоть как-то унять боль внутри.

Дрожащими руками, от такого сильного выброса адреналина, собираю свои вещи с пола и надеваю куртку. Снова вытираю глаза, и выхожу из спальни.

– Ты не уйдёшь, Мишель, – перекрывает мне путь Николас.

– Уйду. Ведь ты сам знаешь, насколько я права, – не смотрю на него. И так вздохнуть сложно.

– Нет, – хватая меня за плечи, встряхивает. – Нет. Я же… я пытался. Хочу быть с тобой. Всё отверг, кроме тебя.

– Ты себя отверг. Иногда не следует этого делать, потому что ты теряешь себя, Николас, – поднимаю глаза на него. Облизываю пересушенные губы, борясь со слезами. – Всё хорошо, поверь, я понимаю.

– Нет, – мотает головой, обхватывая моё лицо. – Нет, крошка. Нет же. Ты ни черта не понимаешь. Прости, что ты видела меня таким. Я не контролировал себя, то был сон.

– Ты весь состоишь из извинений. Но это лишнее. Я люблю тебя, и смотреть, как ты гаснешь, не могу. Ты тематик, Николас. Это твоя сущность, от которой ты не убежишь. Сам говорил. И я готова принять её, как раньше. Аккуратно, ведь ты умеешь. А…

– Не могу, – жмурится, прижимаясь к моему лбу, – не могу причинить тебе боль, понимаешь? Всё помню. И мне противно от самого себя. Знаю, как сложно со мной, но я справлюсь. Стану другим. Мы найдём выход. Если надо, то буду лечиться.

– О, Николас, – вздыхаю и хлюпаю носом. Снимая его руки с себя, сжимаю их. – Лечиться от самого себя? Нет. Ты не болен, всего лишь имеешь замысловатые вкусы и алый темперамент. Вернись ко мне собой. Разреши себе снять вину за то, что понравилось. Ты многогранен, так не подавляй в себе этого. Я не стою…

– Что ты говоришь? Я изменил себя ради тебя. Попытался быть правильным для тебя. А теперь не стоишь? – Вырывает свои руки, злобно испепеляя меня взглядом.

– Ты изменился ещё раньше, Николас. До той ночи изменился. А в то время ты сломался, как и я. Но благодаря тебе снова увидела жизнь. Только ты и подарил мне все её прелести. Ты забрал с собой мой страх и боль. Ты заставил меня принять себя такой, какая я есть. Ты уличал меня во лжи. А теперь же сам обманываешься. И если рядом со мной ты боишься быть тем, кого создала природа, значит, я не та, кто стоит всего этого. Тебя. Я…

– Тебе понравилось, как я избил Лесли?

– Нет.

– Тебе понравилось, что ты лежала пристёгнутая там, а я наслаждался?

– Нет…

– Так ты противоречишь себе! Ты хочешь, чтобы я стал не тем, кто я есть. А тем, кто будет ублажать тебя и твою тёмную сторону. Ты кричала мне, что не сабмиссив! Ты ругалась со мной! Ты дралась со мной!

– Я хотела, чтобы ты уважал мои желания. Чтобы не лез в мою жизнь, когда не прошу этого. Но благодарна тебе, что помог с отцом… я… Николас! Не надо переводить на меня свой страх. Я не боюсь снова встретиться в том клубе. Я не боюсь идти дальше, потому что уверена в тебе и доверяю. Низменной боли ты не допустишь. Ведь ты даришь её, а не наказываешь ею. Не меня. Потому что наши отношения иные. И я согласна, что требую от тебя слишком многого. Тебя. Настоящего тебя. Чёрт, хочу, чтобы ты стонал и кончил! Хочу стоять перед тобой на коленях, и делать минет, видеть в твоих глазах удовлетворение! Хочу быть ведомой тобой, не как сабмиссив, а как твоя женщина. Твоя, чёрт возьми! А ты ломаешь обоих, потому что боишься. Хочу тебя. Сумасшедшего. Опасного. Возбуждённого. Утягивающего меня в другой мир наслаждения. Хочу видеть тебя там. Ты не садист, Николас. Эти кнуты, которыми ты пользуешься, лишь доказывают, как ты ненавидишь тех, кто просит тебя об этом. Так я же молю тебя стать собой. Узнай самого себя, а не прячься за тематическим миром. Потому что я знаю о тебе всё. И ухожу, чтобы больше не быть препятствием к твоему самопознанию.

Обхожу его и нажимаю на кнопку лифта.

– Всё было зря? Я разорвал отношения со всеми из-за тебя…

– Не вини меня в этом, – зло цежу, поворачиваясь к нему. – Не вини меня в том, что твоя семья не узнала, как сильно ты изранен внутри. Не вини меня за то, что твоя сука сестра ненавидит меня с первого взгляда, потому что мне от тебя нужна только любовь и моё дыхание. Не вини меня, что ты был понятым только мной. Не вини меня в том, что начал сам. Не вини меня за то, что люблю тебя. Нет вины ничьей в этом. Пришло время быть честными. Так будь таковым.

Захожу в лифт, нажимая на кнопку паркинга. Дверцы закрываются. Глотаю сухой воздух, задыхаясь от слёз. Гадко. От себя гадко, но это был единственный способ всё прекратить. Он должен идти дальше, а наши пути разошлись в ту ночь. Эта история должна была закончиться тогда, но… чёрт, я же люблю его. И ради него готова на всё, даже вновь войти в его мир. Признаться, что нравится. Я это сделала. Но дышать стало ещё сложнее.

 

Тридцать восьмой вдох

Ты слышишь своё дыхание, быстрое биение сердца, и не двигаешься. Всё внутри замирает, потому что совершила непоправимую глупость. Самый страшный кошмар воплотила в жизнь. Сама. Своими руками и решениями, своими действиями и умозаключениями не дала даже возможности бороться.

Стоишь одна, а мимо тебя пролетают секунды. Их не счесть, но нет сил двигаться. Видно, только в эту минуту понимаю, что наделала. А там считала верными свои слова. Но кто скажет мне, где правда, а где моя ошибка? Никто. Даже сама не могу ответить.

Меня задевает кто-то из студентов. Перевожу помутнённый взгляд на девушек, смеющихся и идущих к университету. А я стою. Не помню, как села в машину и на автомате доехала сюда. Не могу уловить то время, когда внутри стало тихо и безжизненно.

– Миша, наконец-то, дождалась тебя, – меня за руку хватает Сара. Вдох. Выдох. Смотрю на неё, улыбающуюся и с идеальным макияжем. Глаза светятся от счастья… потухают. Улыбка сходит с её губ.

– Миша? – Щёлкает пальцами перед моим лицом. Моргаю. Не могу ничего произнести. Господи, что я наделала?

– Мне… я… – открываю и закрываю рот, так и не сумев ничего ответить.

– Пойдём, – сильнее сжимая мою руку, ведёт за собой. Мы обходим ученический корпус и движемся к библиотеке, маневрируя среди студентов. Перебираю ногами, пытаясь принять свои слова. Его слова. Понравилось… та ночь… тот ужас его возбудил. Матерь божья!

Сара, продолжая идти, заводит меня между стеллажей и усаживает на пол. Сама располагается напротив.

– Что произошло? – Медленно, тщательно подбирая слова, спрашивает меня.

– Я… больше никогда его не увижу, – шепчу, закрывая глаза.

– В каком смысле? Поругались или… хм, в общем, из-за субботы? – Предполагает она.

– Ушла, – распахивая глаза, смотрю на подругу.

– А причина? Есть что-то весомое? Он… боже, Миша, помоги, потому что не могу ничего придумать.

– Я ушла от него. Развернулась и ушла. Просто взяла и ушла, – повторяю это слово, и сама убеждаюсь, что сделала это.

– Почему? Он что-то сделал?

– Нет. Я. Ушла.

Ударяет изнутри болезненным толчком. Издаю стон, притягивая ноги к груди.

Не отвечает, так и сидим в тишине, пока внутри меня поднимается паника. Но это правильно. Ведь сделала это ради того, кого люблю. Слишком глубоко люблю. Безвозвратно люблю. А он теряет себя со мной. Тонет в собственной пустоте, и ничем я не помогу ему, только отпустить оставалось.

– Я познакомилась с Райли в шестнадцать, – произносит Сара. Поворачиваю к ней голову, смотрит впереди себя.

– Ты же помнишь, что делала в то время. Назло отцу, которому было плевать на меня, когда мама оставила нас. Ему было неважно, где я и с кем я. И решилась продавать наркотики. Хотя бы так обратить на себя внимание. Однажды, когда я пошла на встречу с покупателем, там был он. Райли. Он угрожал мне, рассыпал кокаин, и я не получила денег. Взяла у отца и отдала дилеру. Была так зла на него. Ты только представь, на какие бабки я бы попала. Но не остановило меня это. Ты была занята Теренсом и его зависимостью, мои проблемы тебе не нужны были. Продолжила. Через двоих покупателей я снова встретилась с ним. Попыталась убежать, но он обещал меня сдать органам. Вёз туда, а я умоляла его не делать этого. Заверила, что больше не буду. Испугалась тогда сильно. Он вытолкал меня из машины. Вернула наркотики и затаилась. Отказывалась, пыталась уйти, – подруга грустно улыбается.

– В один вечер, когда ты была на очередном ужине с семьёй Теренса, отец притащил домой шлюху и попытался представить её мне, как новую мать. Он хотел жениться на ней, а я уже знала, что она меня ненавидит. Это разозлило меня. Он ничего не хотел замечать, и я решила отомстить. Позвонила дилеру и сказала, что готова работать. Искала тюремного заключения. Мне было больно от такого отношения. Продавала наркотики, как сумасшедшая, всем подряд. Райли. Он вновь появился, и теперь было некуда бежать. Ту ночь я запомнила надолго. До сих пор не могу забыть. Он привёз меня в притон, где люди колются дешёвой синтетикой, и на моих глазах умер один из них. Кричала. Плакала. Потом отключилась. От шока. Проснулась в его квартире. Не могла понять, почему этот мужчина меня так яростно преследует. Он сказал, что уладил все дела с дилером. И если я ещё раз появлюсь на его пути, то он посадит меня за решётку. Тогда он назвал своё имя. Райли Вуд.

– Почему ты мне не рассказала, Сара? – Шепчу я. Поворачивается ко мне, качая головой.

– Не могла. Да и ты, посмотрела бы ты на себя со стороны. Загнанный зверь, как и я. Я не могла тебе помочь, как и ты мне.

– Мы бы что-то придумали вместе.

– Ничего. Райли показал мне наглядно, что я делаю с другими людьми, о которых даже не думала.

– Но как получилось, что вы остались вместе? – Спрашиваю я.

– Начала искать про него в интернете. О, информации было огромное количество. Но мне не давал покоя вопрос, зачем он это делает. Почему нацелился на меня, и так убедительно заставил уйти из этого бизнеса. Эти раздумья отвлекли меня от отца и его отчуждённости. Мне хотелось знать, и я пошла к нему. Он был обескуражен, моим появлением, кричал и ставил условия, угрожал, чтобы забыла о нём и никогда даже не помышляла о наркотиках. Мало того, он оттуда же повёл меня по врачам, пока я отходила от шока. Проверил меня на употребление наркотиков, и вытолкал из машины. Снова. Тогда настала его очередь, быть для меня человеком, которого ненавижу. Через пару дней я снова пришла к нему в офис. Поставила условие, что если он не расскажет, почему такой ненормальный, то снова возьмусь за старое. И я увидела, как он побледнел. Но остановиться не могла. С этого момента и начался наш путь.

– Но ты же была девственницей. Как он… ну он сразу начал тебя бить или что? – Интересуюсь я.

– Была, – тихо смеётся она. – Он сказал, что заберёт меня в выходной. Вечером. И я готовилась. Уже тогда знала – будет моим первым. Я хотела его. Он был невероятно интересным. Привёз меня в клуб. Не знала ничего про этот мир. Была немного шокирована, когда он отвёл меня в одну из спален и спросил, что я хочу попробовать первое. Одна ночь, которую он обещал мне, только бы не преследовала его и не копалась в нём. Я и сказала, что девственница и хочу его. Он быстро отвёз меня домой. Пропал. Но ты знаешь мой характер, снова пошла к нему. Меня не пускали. Тогда я попросила соединить с ним. Теперь я ставила условия. И он согласился. Мы переспали. Потом ещё раз и ещё. Это было уже не остановить. Хотелось больше, и мы поехали в клуб. Сначала встречались только там, раз в неделю. Мне было мало. Я влюбилась в него, а он был такой же хмурый и мрачный. Призналась ему в этом, и он вновь пропал. На месяц. Было больно, очень. Но обида во мне не давала снова унижаться. Появился. И рассказал всё про себя. Окончательно пропала в нём, и по сей день готова пропадать, – Сара улыбается воспоминаниям, а я хмурюсь, складывая все знания про Райли и его дружбу с Николасом.

– И тебе сразу понравились плётки? Ты не испугалась? – Поднимаю на неё голову.

– Нет. Мне было не страшно. И он начинал с самых лёгких девайсов, тяжёлые он не использует. У нас интересный секс с подчинением, ни как у Николаса. Он же, не спит со своими нижними. Редко. Как говорил Райли, раз в месяц. И то, чтобы удовлетворить потребность тела. Через какое-то время мы нашли те вещи, которые нас возбуждают обоих. У меня не было страха к боли, как у тебя, Миша. Та ночь… не было меня у Тера, я была с Райли. Убежала, пока никто не видел меня. И я… если бы была там, то ни за что бы не бросила тебя. Правда, Миша, – хватая меня за руки, сжимает в своих.

– Мы узнали утром, когда ты была в тюремной больнице. Меня даже не пустили к тебе. Я просила Райли что-то сделать, но и он не мог помочь, потому что дело получило огласку. Он только меня обезопасил, тебя же не смог. И он… Райли… для него наркотики…

– Он сам был таким. Принимал их. Знаю. Об этом знаю, и многом знаю. А Николас смог. Он сделал… боже, он всегда делал для меня всё. Он каким-то образом удалил архивы, он помог отцу, оплатил его пребывание в клинике, он… а я ушла, – горестный смешок вырывается из груди. Никну с каждой секундой.

– Почему ты ушла, Миша? – Сара поглаживает мои руки.

– Кошмары…

– Да, Райли упоминал об этом. Лунатизм, которым он страдает с той ночи, – помогает подруга. Киваю.

– Но сегодня… этой ночью он был им, – поднимая на неё голову, ловлю хмурый взгляд. – Он приказал мне встать на колени. Он во сне видел, как вновь превратился в садиста. И с той минуты я начала складывать всю мозаику его решений. Он продал все места, которые его связывали с прошлым. Отказался от клуба, передал его… больше не Мастер. И секс… он отвратительный. Он боится сделать мне больно, я это сама видела после шлепка по ягодицам. Я чувствовала, что не только детство не даёт ему жить. Выходит, именно я стала той, кто привёл его обратно во мрак. Не даю ему быть собой, понимаешь? Он жаждет вновь быть им. И я… господи, призналась, что тоже хочу этого. А он мне сказал, что насладился той ночью. Не понимаю, поступила ли я верно, или же нет. Не знаю, но теперь я ушла, а он… больше не вернётся. Но я люблю его, Сара, люблю слишком сильно, чтобы не дать ему то, в чём он нуждается. Хотя сейчас осознаю, что сама не готова. Я запуталась в себе и… куда мне двигаться?

– Чёрт, – девушка, отпуская мои руки, поворачивается и облокачивается спиной о стеллаж.

– Но я была честна, – продолжая, смахиваю слёзы, выступившие из глаз. – Мне не хватает того мужчины, который мог подчинить себе мой разум и тело, даже если они и сопротивляются. Он обвинил меня, что всё это делает, чтобы быть рядом со мной. Но это лишь прикрытие. И я не понимаю почему. Ведь я пережила ту ночь, да, теперь на розги у меня стойкое отвращение. А вот ночи. Наши ночи и дни, где он учил меня, до сих пор возбуждают. Наверное, всё же, я глупая кукла, как он и сказал.

– Он обозвал тебя? – Шокировано переспрашивает Сара.

– Нет. Он… когда был пьян, то говорил… перепрыгивал с темы на тему и упоминал меня. Тогда я окончательно уверилась в его любви. Он любит меня и боится. А как могу помочь, если он не хочет говорить. Глупая кукла для него это крошка, которую он всячески оберегает. И я тоже не понимаю зачем. Ведь он может взять любую, особенно нижние будут в восторге от него. И теперь я дала ему эту возможность. Сама развязала руки, и он поймёт, насколько я была для него ничтожна. И без меня вздохнёт легче, вновь обретя себя.

– Миша…

– Нет. Если он будет счастлив, то хорошо. Я справлюсь, когда-нибудь станет и мне легче. Но уверена, что, так как его, не буду никого любить, – потирая лоб, косо смотрю на подругу.

– Мы никогда не ругались с Райли на повышенных тонах. Спорили, но не кричали. А с недавних пор орём друг на друга, как безумные. О сексе говорить нечего, потому что его нет. Райли переживает за Николаса, я за тебя. Вот мы и не можем прийти к компромиссу. Ты должна простить меня…

– Прекрати. Ты имела право скрывать ото всех свою жизнь, – качая головой, перебиваю её.

– Нет. Ты не знаешь… я… мы… я и Райли…

– Знаю. Вы очень волнуетесь за своих друзей, и боитесь сами быть счастливыми. Но, Сара, не надо. Остановись. Не защищай меня, мы взрослые люди и разберёмся сами. Это наши проблемы, а у вас свои. И, знаешь, я рада, что ты не одна. Рада, что Райли помог тебе забыть о ненависти к своему отцу и об обиде. Видимо, любовь к таким как они намного глубже излечивает раны, нанесённые родными и близкими людьми. Всё хорошо. Наверное, пора взять тайм аут для нас. Хотя очень сложно быть в подвешенном состоянии, ожидая от него отказа. Ладно, сейчас ничего уже не сделать. Слова сказаны, – вздыхая, поднимаюсь с пола.

– Миша, – Сара, хватая меня за руку, встаёт на ноги. – Дай ему время. Подумать хотя бы. Подожди. Ломать себя непривычно для них. А он слишком резко всё оборвал. Я видела его… в ту ночь. Мне позвонил Райли, пока ты спала, и попросил помочь. Ами осталась с тобой, и я поехала. Было ужасно смотреть на него. Он не пьёт, как и Райли. Для Топов это табу. Лёгкие алкогольные напитки, вроде вина, и то в малых дозах и не в день, когда проводится сессия. Для Николаса алкоголь смертелен, по словам Райли. Он первый раз в жизни видел своего друга в таком состоянии. Как он объяснил мне, что в опьянённом состоянии его разум становится свободнее, возвращая его обратно. И я слышала, как он просил у кого-то отдать ему тебя. Скулил. А губы были в крови. Ужасно больно было смотреть на него и помогать Грегори стирать кровь. Я не видела такого, и больше не хочу видеть. Словно он перевоплощался в кого-то другого. Незнакомого. На моих глазах. А утром, как будто ничего не было. Встал, не разрешил Грегори даже притрагиваться к его спине. Спросил Райли, почему тот не на работе, и требовательно послал его в офис, готовиться к пресс-конференции. Даже в глазах Райли я видела панику. Он сам сказал, что это не Николас. Кто-то другой.

Бегаю взглядом по лицу Сары, и могу только вздохнуть. Ведь знать, как ему было сложно вдвойне больнее. Мои же воспоминания уже затёрлись, потерялись в слезах и печали. А его продолжают жить.

– Я не понимаю, зачем наказывать так себя? – Шепчу, поправляя сумку на плече.

– Правила. Но он один из тех, кто безоговорочно следует им. Редко, даже Топы наказывают себя физически. Настоящий, прирождённый Мастер поступает именно так. Это в его крови, возможно, генетически. А, возможно, привычка. Обычно верхние ограничивают себя в сессиях, как на сухом пайке. Неделю иногда две. А в основном их исключают из клубов и следят, чтобы не навредили окружающим. Но, повторюсь, это очень редко и в основном с новичками, которые жаждут получить домспейс, – ловит мой непонимающий взгляд.

– Это такой период времени, когда верхний не контролирует себя. Он ловит что-то вроде наркотического опьянения, и для этого есть следящие за ним учителя. Они обрывают сессию. Думаю, Николас, с тобой в ту ночь поймал именно его. Он настолько верил в твою виновность, и жаждал наказания, которого ты ему не давала, что с ума сошёл. Но он умеет контролировать это. И по видеозаписям… да, прости, я их видела. Нам с Райли необходимо было знать, что произошло до наказания Николаса. Он очнулся раньше от твоего крика. Предполагаю, что именно в тот момент, у него произошёл некий щелчок. А слова Райли добили его. Так можно и свихнуться, потерять полностью контроль. Этого Райли и боялся, а вышло всё наоборот. Он утопил в себе жажду доминирования и садизма.

– И как это может помочь мне?

– Не знаю. Но ты должна это понимать. Иногда они не понимают, что делают. Николас умеет контролировать себя, очень жёстко. Им можно только восхищаться. И боюсь, что из-за любви, которую он познал с тобой, ему будет возвращаться туда очень болезненно и страшно. Как для тебя видеть его мучения. Я не знаю, что тебе посоветовать. Сама не понимаю, как бы я поступила на твоём месте. Но, наверное, так же. Хотя внешне он спокоен, а внутри у него происходит ураган из разных эмоций. Прошлое и настоящее разительно отличаются, как и от его сущности. Ему необходимо помочь найти золотую середину. Он придёт к ней, но ты нужна ему для баланса. А сейчас дай ему осмыслить всё, сама же почитай литературу про тему. Выбери то, что для тебя приемлемо. Мы так делали с Райли. Это помогло, – она потирает меня по плечу, пока я всматриваюсь в тёплые зелёные глаза.

– Сара, зачем ты ходила с ним на свидание? – Задаю вопрос, который до сих пор меня тревожит.

Отнимает свою руку от меня и отступает назад. В её взгляде мелькает паника, и сразу же потухает.

– Устала прятаться. Когда я встретилась с ним в супермаркете. А он по ним в принципе не ходит, то понадеялась, что, возможно, это поможет мне через него познакомиться с Райли. Как будто всё, так и было…

– Но ты сказала, что встретила мужчину, влюбилась, – перебиваю её.

– Да. Про Райли говорила. Пока мы с Николасом обедали, я упоминала, что люблю подчинение, но сейчас у меня никого нет. Николас мне не предлагал себя, а спрашивал о тебе. И да, я сказала ему о той ночи, потому что верила в его силу и возможность помочь тебе. Ведь ты словно ожила с ним. И я хотела счастья для тебя. Он упомянул, что у него есть знакомый, с которым он может меня свести. Я надеялась, что это Райли. В тот вечер мы ждали его, как мне думалось. Но это оказался не он. Николас дал ему мой телефон, а я просто извинилась за ошибку. Прости, что поступила так. Но твоя реакция, если честно, меня обрадовала. И тогда, когда я говорила тебе гадости, то хотела подтолкнуть тебя к Николасу. Не знаю… боже, мне до сих пор стыдно, потому что я лишь пыталась хоть как-то вытащить тебя из того ада. Прости, миллион раз прости меня.

– Ничего. Я простила, – улыбаюсь ей, поправляя волосы, и указываю рукой на выход.

– Не переживай. Твой уход тоже может его подтолкнуть к решению. Ты для него важна, как и он для тебя. У вас ещё так много будет ссор и непонимания, Миша. Поверь, тут необходима стальная выдержка, – заверяя меня, двигается со мной мимо стеллажей.

– Я стараюсь. Но пока сама не разобралась, чего хочу от него. Нам обоим необходимо время. Спасибо, что рассказала. Теперь многое встало на свои места.

– Если будут ещё вопросы. Ну, про тему, то с удовольствием расскажу, – смеясь, она обнимает меня за плечи.

– Спасибо.

– Какие планы? – Интересуется Сара, когда вы выходим из библиотеки и не спеша направляемся к ученическому корпусу.

– Вечером две съёмки. И ещё встреча с Дэйвом перед ними. Одна сучка разбила мою камеру, – обиженно сообщаю ей.

– Ты не рассказывала. У нас есть ещё час. Может быть, позавтракаем? – Предлагает она.

Киваю, отпуская немного свои проблемы, хотя сложно уйти от них. Они во мне живут. Но и, правда, сейчас необходимо немного остудить разум и подумать позже, что делать. А самое главное, кем быть.

 

Тридцать девятый вдох

– Как себя чувствуешь? – С улыбкой интересуясь, облокачиваюсь на стойку второго этажа фотостудии.

– Лучше, хотя бы температуры нет. Ты как? Слышала…

– Забудь. Всё хорошо, – обрываю её, не желая развивать тему.

– Ладно. Дэйв ждёт тебя в кабинете. Самая первая дверь справа, – Линда указывает рукой в нужном мне направлении.

– Спасибо.

Глубоко вздыхая, подхожу к двери и стучусь. Расслышав голос Дэйва, вхожу, покрываясь румянцем за инцидент, в котором участвовала совершенно случайно.

– Привет. Как дела? – Живо интересуется он. Оглядываю небольшую комнатку, даже без окна. Вся завалена какими-то папками и рисунками, фотографиями и плёнками.

– Привет. Хорошо, – отзываюсь. Указывает мне на стул напротив стола. Сажусь на него, опуская на пол рюкзак.

– Пока ты не начал, то я пойму, если ты решишь уволить меня. Теперь всё открылось. Моя работа иллюзия, которую создал для меня Николас. Поэтому не волнуйся, всё нормально, – не давая ему сказать, на одном дыхании выпаливаю я.

– Увольнять? Нет. Раз уж такой разговор. Начистоту. Тогда скажу. Да, меня попросил Николас посмотреть, что с тобой можно сделать, и куда определить. Не буду врать, он много сделал для меня и моей жены. Но у него идеальный нюх на таланты, в том числе и на тебя. Работа, которую ты имеешь, – полностью твоя заслуга. Он, как и я, – бизнесмен. И держать заведомо провальные кадры невыгодно. Поэтому, если ты удовлетворена, и сама не хочешь уйти, то перейдём к другому вопросу, – серьёзно произносит он. Непроизвольно улыбаюсь и киваю.

– Итак, по поводу субботы. Это ваше дело, я туда не собираюсь лезть. Тем более вы взрослые люди и решать проблемы тоже должны вне рабочих процессов. Это сюда не относится. В это место мы приходим зарабатывать деньги, а не распускать слухи. Поэтому и тут можешь быть спокойна, я никому и ничего не скажу, – продолжает он.

– Спасибо.

– И к последнему. Вот, – достаёт из-за стола коробку с новой фотокамерой той же модели, что была у меня.

– Тебе. Такого рода эксцессы у нас ещё не случались. И моя обязанность покрыть их без возражений. Тем более он тебе необходим для работы. И ты с «Никоном» намного лучше дружишь, чем с «Кенон». Забирай и вперёд работать. Две съёмки. Расписание получила? – Подталкивает коробку по столу ко мне.

– Да. Только у меня накладка в четверг. Поставили дополнительные занятия по финансам перед сдачей. А я пропускала, поэтому мне нужно там быть, – отвечая, встаю и беру в руки коробку.

– Хорошо. Я сообщу Линде, и она передаст их другому фотографу. Также хочу сказать, что у тебя повысился рейтинг на нашем сайте. И теперь не я выбираю для тебя заказы, а сами модели хотят тебя.

– А у нас есть рейтинг? – Удивляюсь я.

– Мишель, зайди на сайт. Найдёшь много увлекательного, – смеётся Дэйв, откидываясь на стуле.

– Ладно. Спасибо. И ты…

– Всё ступай. У меня работа и принятие обработанных фото, – перебивает меня, углубляясь в экран компьютера.

– Хорошо, – вздыхаю и выхожу из комнаты.

Так хотелось спросить, как он оценил мои последние фото с того злополучного дня. Но видимо, неплохо, раз я ещё здесь.

Мотая головой, отбрасываю от себя неприятные воспоминания, и направляюсь к моей, уже излюбленной, фотостудии, которую в основном использую.

Кадр за кадром и начинаю снова верить в себя, забывая напрочь об этом мире. Мне повезло, что есть страсть, которая живёт вместе со вспышками. И, улыбаясь, смотрю на маленький экран фотоаппарата, проверяя вышедший материал.

На город уже опустилась ночь, а я до сих пор нахожусь в фотостудии, пересылая фотографии. Зевая, выключаю компьютер и собираю фоны. Прощаясь с Линдой и Эйприл, выхожу из здания.

Закрываю глаза, а моя фантазия уже рисует другой сюжет. Если распахну, то недалеко замечу серебристую машину, а на ней того, от которого моё сердце сходит с ума. Он приподнимет уголок губ, пока я буду идти к нему. А потом выдохнет: «Крошка», и всё внутри меня перевернётся. Уловлю его аромат и задохнусь от счастья.

Открывая глаза, грустно улыбаясь, не нахожу ни единого подтверждения своим красочным картинкам в голове. Подхожу к машине и, забираясь внутрь, бросаю вещи на заднее сиденье. Домой не хочется, поэтому не торопясь, направляюсь в супермаркет, ближайший ко мне. В холодильнике вряд ли что-то есть, да и проголодалась. Удивительно, но есть хочется.

Брожу между рядами, бросая в тележку всё, что плохо лежит. Сок. Хлебные палочки. Замороженную пиццу и рагу, которое планирую сегодня попробовать. Даже пирожные полетели тоже к моим покупкам. Хозяйственные товары, туда же. Монотонно складываю продукты по пакетам и выхожу из магазина.

Тихо. Теперь в моей жизни без Николаса появилась дыра, а с ней и пустота, которую никто не заменит. Ночью мы особенно одиноки, не защищены в своих страхах и несбыточных фантазиях. Это не объяснить, но с каждой секундой настроение становится мрачнее.

– Мисс Пейн, – меня окликают, когда я блокирую машину.

Сердце начинает биться быстрее от этого голоса.

– Майкл, добрый вечер, – в голове сразу же проносится слово «гей». Рассматриваю подходящего ко мне мужчину. И не скажешь. Слишком суровый, грозный и отстранённый.

– Добрый вечер. Мистер Холд просил вам передать, – указывает на пакет, который я даже не заметила.

– Что там? – Прищуриваюсь и разочарованно вздыхаю.

– Ваш ужин.

– Ужин, значит? – Едко тяну. – Благодарю, но не хочу. Если он так желает меня накормить, пусть сам придёт и сделает это. Можете именно это ему и передать. Всего хорошего.

Резко разворачиваясь, направляюсь к входу в дом. Хотя на губах расцветает улыбка. Но всё омрачается тем, что не сам. Снова прислал Майкла, а сам скрывается. На это я не согласна. Если ему есть что мне сказать, то пусть говорит. Чёрт… а у меня все слова закончились. Не знаю, как дальше быть. Поэтому лишнее его появление, он правильно сделал.

Включая свет в квартире, тащу покупки на кухню. Бросаю всё на стол, на диван – рюкзак и куртку.

Звонок в дверь, и я замираю. Сглатываю от смеси паники и радости. Ладно, что-нибудь придумаю. Но он здесь! Не бросил, решил в мою пользу. Чуть ли не бегу до двери, останавливаясь, пытаюсь надеть на лицо серьёзное и даже недовольное выражение.

– Да неужто сам? – Ехидно спрашивая, распахиваю дверь. Всё внутри опускается до отметки ноль.

– Что ты хочешь? – Складывая руки на груди, с прищуром смотрю на гостью.

– Мишель, пустишь?

– Зачем? Амалия, я не готова снова ругаться с тобой. Не хочу…

– Я пришла не для того, чтобы ругаться. Извиниться хочу и объясниться, – девушка, перебивая меня, поднимает пакеты с едой.

Отхожу от двери, пропуская её внутрь.

– Ждала тебя у дома. Думаю, всё остыло. Но так даже вкуснее, – весело произносит она и проходит в гостиную, пока я закрываю за ней дверь.

– А ты там, случайно, никого не видела, пока ждала? – Интересуясь, иду за ней следом.

– Амбала, который тебе что-то хотел передать. Потом сел в машину и уехал. Кто такой?

– Майкл. Шофёр Николаса. У нас с ним разногласия, – цокая, сажусь на диван.

– Понятно. Ну… поедим, или сейчас надо извиняться? – Мнётся она, указывая на еду.

– Сначала объясни мне, что с тобой происходит, Ами. Это он, да? Он здесь? Преследует тебя?

– Да. Он здесь. И нет, не преследует. Это я его преследую, – тяжело вздыхая, она садится рядом.

– Почему он здесь? – Удивляюсь я.

– Работа, как сказал. Я прошу прощения за то, что тогда бросила тебе в лицо. Именно в тот день увидела его после такого долгого незнания, как он и что с ним происходило. Ехала на пары, но заметила его. Ни с кем не перепутаю. Вылетела и была одновременно зла, растеряна и счастлива. А он так красив. Он был с девушкой, и когда я подошла, он заметил меня. Побледнел весь, наверное, испугался. А мне было плевать на эту сучку, которая была рядом с ним. На него смотрела. Смотрела в его глаза и понимала, как скучала. Каждую секунду без него. Готова была броситься на шею, умолять, чтобы простил. Отвёл меня в сторону и сказал, что не хочет меня видеть. Сейчас у него прекрасная жизнь, две новые нижние. Одна из них как раз была с ним. И он в этом городе по работе. Ко мне это не имеет никакого отношения. Грубо и резко. Стояла там, облитая дерьмом, а он говорил и говорил, как счастлив быть снова тем, кого я убила в нём. Ушёл, оставив меня одну. Обнял эту девушку и посадил в машину. Затем ужин, на который пришёл твой Ник. И мне стало так обидно, так больно. Прости. Не должна была, но мои желания и зависть взяли верх. И я уже корила себя за свои слова, но сказанного не вернуть. Прости, Мишель, я рада, если у тебя всё получится.

В её глазах блестят слёзы. И мне тошно, потому что тоже ставила свою любовь и чувства превыше понимания и заботы о подругах. Наверное, из меня отвратительный друг, раз я ничего не замечаю.

– Всё в порядке. Ты сказала, что преследуешь его? И он… счастлив? Но ведь любил? – С горечью шепчу я.

– Да, преследовала. Ты не представляешь, как отвергнутая, любящая, больная на голову дурочка, вроде меня, сошла с ума в тот момент. Не знала, откуда начать поиски. Ходила к тому месту, где его встретила в первый раз. А потом заметила ту сучку, она, оказывается, живёт в этом доме. Чуть не прибила её, пока она не выложила, где его можно найти. И я пришла, кричала, требовала объяснений. Знаю теперь, где живёт. Он, молча, показал мне судебное решение, которое наизусть знаю, и по которому ко мне нельзя подходить ближе, чем на сто метров. Попытался выставить за дверь, а я позволила. И когда она захлопнулась, то села и разревелась. Крикнула, что люблю его… буду любить… всегда… попросила прощения, – Ами, всхлипывая, вытирает руками слёзы. Потираю её плечо.

– Уже готова была уйти ни с чем. Он открыл дверь и сказал, что я дура. Вот новость, всю жизнь рядом с ним дурой была и осталась. Завёл обратно, напоил чаем. И всё рассказал. Буквально всё. С самого начала. Он лгал мне. Не был он женат ни на ком, они притворялись женатыми, потому что та девушка залетела от его друга, который её бросил. Он не смог бросить, беременность была сложной. Когда я увидела их, то они собрались в больницу. Остановились, чтобы он купил воды. Была замершая беременность на позднем сроке. А я со своей ревностью, истерией, вывернула это всё в ином свете. Создала ему проблемы, судебное разбирательство, чуть ли не в тюрьму посадила. А он любил, прощал меня и любил. И в тот день, когда стоял на коленях, молил меня о новой жизни, сломался. Вернулся обратно в тему и занялся только собой. Но всё же, прилетел сюда, бросив в Оттаве всё, чтобы если нужно помочь мне.

– И теперь, хм… вы вместе?

– Нет. Рассказав это, он отпустил меня. Говорил, что он не для меня. И если любишь, то нужно дать возможность человеку жить дальше. У нас ничего не получится, потому что начали мы всё со лжи. Продолжать бессмысленно. Мы всегда будем помнить обиду и боль, совершённую в прошлом, не сможем… я не смогу забыть. Попрощался со мной и ушёл. Ушёл из квартиры, а я сидела и ждала его. Не готова была отпускать. Ведь столько лет не могла выбросить его из головы. Он во мне, а оторвать от себя часть слишком страшно и больно. Так и не вернулся. Двое суток просидела, пока Марк не поднял тревогу. Пришлось уйти. А когда вернулась, то квартира уже была сдана другим.

Отвожу взгляд от печального лица Ами, вспоминая то, что сказала Николасу. Практически то же самое, что и мужчина моей подруги.

– Скажи, если любишь, то как можно так поступать, Мишель? – Возмущённо вскакивает она с дивана.

– Я…

– Он сказал, что будет любить, но он не для меня. Он тематик, а я не познала жизни, чтобы обрекать себя на его мир. Как он мог за меня решить всё? Мы же… я пробовала, да я такое пробовала, что многим в страшном сне только снится! Урод! – Расхаживает передо мной.

– Я ушла. От Николаса ушла, – выдыхая слова, закрываю на секунду глаза.

– Что? Ты тоже рехнулась? Он же изменился! Да вы все тут больные? – Повышает голос Ами.

– Нет, – качая головой, поднимаю на неё взгляд. – Ты была права. Когда ему надоест или же в его случае, сущность даст о себе знать, то снова придёт в тему. Он не может без неё, это я тоже увидела и отчётливо поняла. Они неотрывны, и поэтому я ушла. Он не хочет быть таким, но и другим он быть не может. Я сказала ему, что готова снова пробовать. Но он… понимаешь, когда ты любишь и видишь, как гаснет твой любимый человек из-за тебя, это намного больнее, чем те же плётки и розги. Это бьёт по сердцу, и оно истекает кровью внутри. А причина – это ты. Вина лежит на мне за всё, что случилось. И его проблемы сейчас, психологического характера, тоже из-за меня. Я хотела любить его, захотела увидеть ответные чувства. Но не нужны они, если Николас не найдёт внутри баланс. Не знаю… сейчас я устала анализировать всё. Устала думать и переживать, устала винить себя и пытаться помочь ему. Он сам не хочет, а я бессильна.

– А я думала, приду к тебе, расскажу, и ты меня уверишь в том, что всё будет хорошо. Раз у вас получилось, то и у меня получится. Вот чёрт, теперь тоже ничего не понимаю, – усмехаясь, Ами падает рядом со мной на диван.

– Всё слишком сложно, в тот момент я думала, что поступила верно. Сейчас после многострадального самобичевания, осталась при том же мнении. Я должна сама понять, что хочу получить от Николаса и каким я готова его видеть. Хотя кричала ему, что любого приму. Нет, обманула. Не обдумала это, и сейчас предстоит узнать свои грани дозволенного, чтобы снова дышать. А если выберет не меня, то буду задыхаться, – улыбаюсь ей печально. Ами изгибает бровь, а потом хмыкает.

– Тогда будем задыхаться вместе. А чтобы это у нас получилось более животрепещуще и тронуло их доминантные сердца, необходима сила. Короче, давай поедим.

– Давай, – смеюсь, поднимаясь с дивана.

– Но он пытался же? – Вопрос Ами летит в мою спину, когда я достаю ужин, что она принесла.

– Да. Пытался изо всех сил. Я горжусь им и знаю, что такое может сделать только человек, который любит меня, – раскладываю по тарелкам остывшую пасту и подзываю головой подругу.

– А кто он? Ну какая его роль в теме? – Интересуясь, она садится на стул.

– Садист.

– Ой-ёй, – присвистывает она. Передаю ей приборы.

– Но с другими. Не со мной. Со мной он мужчина, который ласкает болью, но не причиняет её. Возможно, ему этого мало… а может быть, всё кроется в страхе отпустить прошлое. Не знаю. А твой? – Достаю из пакета сок и разливаю по бокалам.

– Мой больной урод, который думает, что остановит меня, – хмыкает Ами, жуя пасту. Тихо смеясь, забираюсь на стул.

– Он Верхний. Не садист и не практикант. Он долгое время там, – уже серьёзнее отвечает она.

– Плохое детство?

– Идеальное. Полная семья, хороший старт в бизнесе, старшая сестра. Очень приятная, немного надоедливая и беспокоящаяся за брата. Но мне они нравятся. И я им, – самодовольно заявляет Ами.

– Тогда почему он выбрал тему? – Удивляюсь я, пробуя на вкус когда-то сливочную пасту с грибами.

– Некоторые рождаются, чтобы быть нижними. Некоторые, чтобы быть Верхними. Кто-то так самореализуется, а кто-то, наоборот, расслабляется от обычной жизни, – пожимает она плечами.

– Ты говоришь, что семья у него идеальная. А сестра замужем? – Спрашиваю я, в уме раскладывая и прослеживая путь этого мужчины.

– Да. У неё двое детей, прекрасный муж, дом, машина. Как в журнале. Любовь и фантики. Такие же его родители. Добрые, отзывчивые, мягкие. Окружают заботой даже незнакомых людей…

– И они подавляли его всю жизнь. То есть он всегда был в эпицентре сладкого, и ему не давали глотнуть горечи. Уверена, что университет, работу и всю его жизнь они распланировали, – делаю вилкой в воздухе непонятные круги.

– Да, его мама рассказывала, каким он будет через десять лет…

– А работает он там, где ему сказали?

– Да, но ему нравится. Он же много зарабатывает и…

– Итак, мужчина, выросший в полноценной семье, где не слышали его желаний, не хотели видеть его как отдельную личность, а только как выдуманный ими образ, стал Верхним. Подчинение и контроль. Именно там он получил желаемое и удовлетворение от собственной силы. Если в обычной жизни на него давят, то там он главный. У Николаса наследственная агрессия, которую он выплёскивает там. А если выхода нет, то наносит себе вред. И если Николасу требуется тема, чтобы жить и уравнивать чашу спокойствия, то твоему необходима тема, чтобы самореализовать себя, как мужчину, которого слушают. Он, таким образом, тоже уравнивает чашу собственного я. И ты, – указываю на шокированную моими выводами Ами, – как и я сломала уклад жизни. Перевернула её вверх дном, и он замер, не зная, кем он стал. Спишем наши истерии на женскую неадекватную сущность, и, выходит, что мы для них якорь, который утягивает их в сторону принятых моралей. А они им чужды.

– Как-то звучит всё очень печально, – кривится подруга.

– Подожди, – качаю вилкой перед её носом. – Все проблемы и желания доминировать идут из детства. Если твой говорит, что уходит, чтобы дать тебе свободу…

– О, нет, не только, – перебивает меня. – Он тоже видел меня раньше и избегал. В клубе. С Джексоном. И сказал, что этот парень мне идеально подходит, а он слишком неправильный для меня и несёт с собой одни проблемы. Не хочет, чтобы я… ну чтобы я…

– Покончила с собой, – заканчиваю за неё. Кивает. – Страх причинить вред той, кого он любит, у них превыше всего. По Николасу знаю. А если показать ему, что ты выросла.

– Я что, для него ребёнок? – Возмущается Ами.

– Глупая кукла, – улыбаюсь я. – Крошка, которая не хочет принимать на себя ответственность за последствия. Крошка, которая не понимает всей опасности и может сама навредить себе. Он боится, что ты сорвёшься, так докажи ему, что нет. Ты выросла, теперь знаешь больше, чем раньше и любишь его. Для начала напиши заявление на прекращение действия этой бумаги. Далее, приди и честно расскажи ему, что чувствуешь, твоё виденье всего и покажи ему, что ты готова решать проблемы рядом с ним.

– А я не делала этого? Да я…

– Ты ревела, кричала и, скорее всего, мыслила неадекватно. Это я тоже умею. А сейчас пересмотри своё поведение, – предлагаю я, набирая новую порцию, и жую пасту.

– Оу, вот я дура. Обзывала его, что трус и…

– Бегает от тебя, боится тебя. Знаю, делала то же самое.

– Но ты ушла! Ты сама бросила его, а я ждала!

– Да, ушла, чтобы дать ему время принять решение, как и мне нужно время, чтобы почитать про тему и понять, насколько я готова к ней и к Николасу в его обличии.

– Ну а я знаю, что готова.

– Так докажи. Он упал на колени, признался в любви, а ты? Ты под воздействием обиды унизила его, и что ему оставалось делать? Сломаться. Но он здесь, Ами, рядом. Нашла его один раз, найдёшь и другой.

– Так, мне надо идти, – подруга подскакивает с места, возбуждённо сверкая глазами.

– Спасибо! Я поняла! Я глупая кукла! Люблю тебя, до завтра, – чмокает меня в щёку, вылетая из комнаты, а через несколько секунд хлопает входная дверь.

Улыбаюсь, елозя вилкой по тарелке. А себе я так и не помогла. Давать советы и анализировать чужие жизни намного проще, чем свою. Необходимо другое мнение, отличное от твоего.

Стук в дверь заставляет меня нахмуриться и скатиться с барного стула. Подхожу к ней, распахивая, и удивлённо приподнимаю брови.

– Забыла сказать, что родители ждут тебя на ужин в пятницу. Они перенесли, там у них вечеринка какая-то в воскресенье. И да, не знаю, что ты будешь делать, но они и Николаса ждут, – на одном дыхании выпаливает Ами, пытаясь отдышаться.

– Что-нибудь придумаю. До завтра, – улыбаюсь ей, наблюдая, как летит к лифту.

Скажу им правду, что Николас не смог. И лучше без него, пока без него. Помощь, мне нужна помощь.

Закрывая дверь на ключ, направляюсь в гостиную, чтобы собрать тарелки и разложить покупки.

Помощь… И я знаю, где её получить.

 

Сороковой вдох

– Ты сегодня нервная какая-то, – замечает Сара моё постукивание ручкой по парте.

– Жду, когда всё это закончится, – вздыхая, поворачиваюсь к ней, пока наш лектор ставит нас в жёсткие рамки сдачи зачётов и завершения года.

– И что дальше будет? Так не терпится поехать на работу? – Шёпотом удивляется она.

– Нет. У меня полтора часа до съёмки, и я отправлюсь к одному человеку, который знает Николаса. Мне нужно с ним поговорить, – откладывая ручку, беру телефон, в сотый раз, просматривая сообщения. От Николаса ничего. Молчит.

– Райли? Он сегодня улетает в Оттаву, – ещё больше изумляется Сара.

– Нет. Зачем туда летит? – Интересуясь, откладываю телефон.

– Николас отправляет его в тот офис на три дня, там что-то про работу. Он не вдавался в подробности.

– То есть на работу он ходит. А мне написать и появиться не судьба, – недовольно фыркаю.

– Время, дорогая, дай ему время. Мужчины занимаются работой, когда хотят подумать. Так им проще, – мягко улыбается подруга.

– Но…

– И ты уже выбрала для себя приемлемые девайсы? – Придвигаясь ближе, шепчет она.

– Нет.

– Так куда торопишься? Придёт он к тебе и скажет: «Хочу обратно. В мой мир. Ты со мной?». А у тебя нет ответа, Миша. Используй время, пока он думает, для себя. Решись или же отвергни.

– Хочу и боюсь. Как вспомню ту ночь, так всё переворачивается внутри. А потом его глаза. Такие блестящие и мёртвые. Я… злюсь так, наверное, всё же, на себя. Надо было рот открыть, справились бы иначе, – тяжело вздыхая, бросаю на неё взгляд.

– Нет, Миша. Не справились бы. Да, он попытался жить, как нормальный человек. Но не получается ничего. Ты сама говорила, он больше не тот, кем был раньше. Если то, от чего мы отказываемся, только ухудшает ситуацию, значит, отказались неверно. И я, конечно, не поощряю его занятия и то, что он имеет более жестокие наклонности, чем Райли. Но с тобой он это сделал только раз, и были причины, которые зависели не от вас. Вспомни, когда он был собой, и ты была с ним, он же не заставлял тебя использовать что-то из его темы?

– Нет. Сама просила его. Хотела быть ближе, а потом утонула.

– Разумность. Добровольность. Он руководствуется этим. Не торопись, и я могу вечером после твоих съёмок помочь тебе разобраться во всём. Райли всё равно улетает, а Ами…

– Была у меня вчера. Она…

– Мисс Пейн, мисс Прей, если у вас есть более интересная информация по зачётам, чем у меня, то мы вас послушаем, – подскакивая на месте от громкого голоса лектора, оборачиваемся к нему.

– Простите, – пряча улыбку, шепчу.

– Нет, продолжайте, – Сара хрюкает от смеха, закрывая ладонью рот.

– Благодарю за разрешение, мисс Прей, – недовольно бурчит преподаватель.

– Вечером, – бросаю ей. Кивает, и мы обращаем своё внимание на лекцию.

Чёрт, Сара права. Отчего-то мне думается, что если вместе с Николасом узнавать его мир, то будет легче. Ближе и ещё глубже. А пока он далеко, я мыслить не могу ни о чём, заниматься не могу. Ничего не могу делать, как только угадывать, чем он занимается. Как он сейчас? Были ли сегодня кошмары? Неведение его состояния выбивает меня из колеи. Поэтому я решила, сегодня отправиться к психотерапевту. Он знает Николаса намного лучше и понимает всё, смотрит со стороны и имеет свою оценку. Именно она мне необходима.

– В восемь? – Уточняя, Сара идёт со мной к входу.

– Да. У меня только одна съёмка и… чёрт, какой ливень, – кривлюсь, когда мы доходим до дверей.

– Офигеть погода разыгралась. Я пережду тут, как раз найду Ами. И ты обещала рассказать мне, – обиженно произносит она.

– Найдёшь её, бери с собой. И ужин тоже захватите. Никогда не научусь готовить, – от моей фразы Сара смеётся, хлопая меня по плечу.

– До встречи. Пицца и вино будут вовремя, – улыбаясь, киваю ей и наблюдаю, как она скрывается среди студентов.

Поворачиваюсь и вздыхаю, обдумывая, как бы добежать до машины. Ладно, несахарная. Выскакиваю с крыльца и, вжимая голову в плечи, быстрым шагом направляюсь к парковке.

– Мишель, – кто-то окликает меня, но слишком сильный дождь, чтобы отвлекаться на это.

– Мишель! – Уже громче раздаётся за моей спиной. Смутно знакомый голос. Очень. Внутри от догадки моментально всё холодеет. Останавливаюсь и, оборачиваясь на зовущий голос, распахиваю глаза шире, наблюдая, как ко мне подбегает мать Николаса.

– Мишель, – слабо улыбаясь, она поднимает зонт и прячет меня под ним. Капельки дождя скатываются по моему лицу, пока внутри всё сжимается от вида этой женщины. Буквально недавно видела её, но сейчас словно постарела на десяток лет. Лицо бледное, без грамма косметики. Волосы, собранные в хвост, и взгляд, потухший и блёклый.

– Эмбер? – Выдавливаю из себя, после минутного шока.

– Прости, что пришлось приехать сюда. Помню, ты говорила о том, что учишься тут. Я стою полдня, высматриваю тебя среди студентов. Я…

– Что вы здесь делаете? – Уже испуганно спрашиваю, перебивая её.

– Я…я не знаю, как ещё мне связаться с сыном. Он не отвечает на звонки. Не впускает меня в здание, где работает. Мне говорят, что его нет там. Где искать не знаю… я… – её глаза наполняются слезами. Тяжело вздыхаю, понимая, что тот день для всех прошёл слишком болезненно.

– Он… хм, наверное, занят. Подождите немного, и всё будет хорошо, – подбираю слова, в которые сама не верю.

– Нет. Помоги мне, Мишель, помоги… ты так много о нём знаешь… помоги мне, – хватая свободной рукой меня за локоть, до боли сжимает его. Ужасаюсь состоянию Эмбер, сейчас и она неадекватна. Слёзы катятся по её лицу, и у меня нет возможности помочь, как и отказать хотя бы в разговоре, дабы успокоить её.

– У меня есть свободное время перед работой, – аккуратно отцепляю её руку от себя, но она хватается в мою ладонь. В светлых глазах блестят безумство и панический страх, я натягиваю улыбку.

– Пойдёмте. Моя машина недалеко, – предлагая ей, указываю за свою спину. Кивает, но не отпускает мою руку, словно боится, что могу сбежать.

Вздыхаю и, разворачиваясь, направляюсь к «Мерседесу», а она, так и держа мою ладонь, идёт рядом со мной. Её ногти причиняют боль, неприятную и приходится терпеть, понимая, насколько она сейчас потеряна. И мне её жаль, чертовски жаль, корю себя за ту вспышку, не следовало мне говорить. Вот же день, выходит, и к психологу не попаду.

Мы доходим до машины, и я открываю ей пассажирскую дверь. Юркает в салон, а я снова остаюсь под дождём. Оббегаю автомобиль и забираюсь в него. Бросив беглый взгляд на Эмбер, сидящую с каменным лицом и смотрящую вперёд, завожу мотор и выезжаю с парковки.

Мы в молчании доезжаем до моего дома, где я помогаю ей выйти и добежать до входа. Так же, не проронив ни слова, заходим ко мне в квартиру, и я указываю ей на гостиную.

– Чай? – Предлагаю. Эмбер садится на диван, кивая мне. Отворачиваясь, включаю кнопку на чайнике и достаю чашки и пакетики.

– Он тоже здесь живёт? С тобой? – Подаёт она голос.

– Иногда. Очень редко, – не оборачиваясь, отвечаю ей.

– Где он обитает? Я была в квартире, в которую сын приглашал нас пару раз, но она сдана чужим людям.

– Простите, Эмбер, но я не вправе говорить. Он расскажет, если вы с ним обсудите всё открыто, – вздыхая, поворачиваюсь и подхожу к кухонному островку. Облокачиваясь на него, смотрю на женщину, натягивая улыбку.

– Он болен, да? – Тихо спрашивая, поднимает на меня голову.

– Нет. Он здоров…

– Крис был болен. Психически болен, – обрывая меня, говорит Эмбер. – Я его так любила. Безумно. Он был прекрасен, мы учились в одной школе. Он наследник самых богатых людей города, а я обычная девчонка. Только и слышала, как он менял наших одноклассниц и других девушек. Страшно завидовала им.

Чайник подаёт звуковой сигнал, и она замолкает. Возвращаясь к приготовлению чая, бросаю пакетики в чашки и заливаю кипятком.

– Держите, – ставлю чашку на блюдечке на журнальный столик, и сама присаживаюсь рядом. Не притрагивается, смотрит куда-то вперёд, словно в собственном мире.

– Эмбер…

– А в предпоследнем классе он обратил на меня внимание. Я была напугана и счастлива одновременно, – бесцветно продолжает свой рассказ. – Даже не придавала значения перешёптываниям и предостережениям о том, какой он может быть. Кристофер был прекрасен. Дорогие рестораны, подарки, он окружал меня любовью и заботой. Мы встречались год, затем наступил новый и его семья начала терпеть кризис. Не раз замечала, что пропадает как из жизни, так и из школы. Я волновалась за него, ругалась с ним. А он задабривал меня подарками и заверениями, что помогает отцу. Однажды из его кармана выпал пакетик, там была травка. Это произошло перед выпускным. Я собиралась поговорить с ним об этом, понять в чём дело, и зачем ему она. Но забыла из-за выпускного, тогда же, я узнала о том, что он изменяет мне с бывшей девушкой. И решила прекратить всё. Больно было, плакала долго. Пошла в итоге на выпускной, и там меня выбрали королевой, а его королём. Он пригласил меня на вечеринку, в честь праздника, моей ревности не было предела. А Крис молил о прощении, оправдываясь тем, что был пьян.

Она замолкает на секунду, пока я отпиваю чай и ставлю кружку на столик.

– Я любила его и, конечно же, простила. Мы поехали в дом его друга загород, там было много народу. Я никого не знала, а он и там был королём. Когда меня это разозлило, заставила его подняться со мной наверх, чтобы разорвать отношения. Но он сказал, что знает с каким я разговором к нему. И в тот момент мне стало страшно. Его глаза были безумными, настолько, что я без слов попыталась бежать. Мы дрались, боролись, он кричал, что никто ещё не уходил от него. А потом был удар по голове, и я ничего не помню. Проснулась оттого, что всё тело болело. Я была голой. Он изнасиловал меня и привязал. Сидел рядом в кресле, такой же обнажённый. Курил травку и запивал алкоголем. Молила его, чтобы отпустил. А он бил меня и насиловал, пока не стало всё равно. Как дошла домой не помню, мои родители боялись заявить на единственного сына мэра города. Так и осталось всё, а я внутри умирала. Ненавидела его и любила. Мне хотелось уехать из города, и я подала документы в университет Оттавы. Меня приняли. Крис так ни разу не появился, но я слышала от родителей, что он замешан с какими-то наркотиками, а отец покрывает его последними деньгами. В августе его отец покончил с собой, а мать убежала. Но я заставляла себя не жалеть, после того, что сделал со мной. Проходила осмотр перед переездом, там мне и сказали, что я беременна. Срок был уже приличный, и мне отказали в аборте. Я так хотела смерти этого ребёнка, чего только не делала и не пила. Родители меня выгнали из дома, и мне ничего не оставалось, как пойти к Крису. А он словно ждал меня. Пьяный и под наркотиками. Знал, что вернусь. Специально это сделал. Говорил, что любит. И всё у нас получится. Поверила.

Эмбер берёт кружку, отпивая чай, а я смахиваю слезу. Господи, какой урод. Поделом ему. Мне ни капли не жаль, что умер именно так.

– Из-за наркотиков и долгов мы продали всё, сбежали в другой город. Там и родился Николас. Всё стало замечательно. Новые люди, возможности. И мы обрели покой. Крис нашёл работу, а я ходила на курсы преподавателей, Николаса отдавала при церкви в сад. Потом родилась Люси, я долго лежала в больнице, были осложнения и мне сказали, что больше не смогу иметь детей. Десять дней меня продержали там. Я ждала Криса, он так и не появился. Мы шли до дома пешком, в сумерках, когда открыла дверь, то поверить не могла, что это наше место жительства. Были какие-то мужчины, голоса, смех, женщины. Бордель. В ужасе была. И хотела бежать, Люси на моих руках, но Крис появился и сказал, что если я хочу, чтобы мой сын был жив, то и шага не сделаю. В шоковом состоянии шла за ним. Полгода слушала этот ужас, работала. Должна была это делать, если бы не принесла ему выпить, то пострадал бы Николас. Бежать было некуда, у него были мои дети. Я не помню то время, забыла напрочь. Но помню, как было отвратительно и больно. В моменты, когда могла соображать, то только готовилась к работе. Не знаю, что было с моими детьми, мне не разрешалось к ним подходить. Как наступал вечер, и я возвращалась, он мне что-то вкалывал, и мне было хорошо. Безумно хорошо, я видела прекрасные картинки и не жила.

– Боже мой, – шепчу я, закрывая рот рукой. Эмбер сидит, глаза сухие, голос монотонный. А меня внутри разрывает от боли, что она не понимает, насколько её муж был жесток к моему любимому.

– Однажды я услышала голос сына, он звал меня, говорил, что убежит и позовёт кого-нибудь. Социальная служба приходила пару раз, но Крис готовился. И никто ничего не знал. Обещал, что если расскажу, то моих детей в живых не останется. Наверное, именно это подтолкнуло меня бежать. И я убежала, когда нашла брошюру с теми, кто может нам помочь. В церкви такие распространялись. Нашла Арнольда и вернулась. Крис был мёртв, а детей не было. После долгих поисков, мы услышали песню, тихую. Пела Люси в кладовой. На её коленях лежал Николас избитый и покалеченный. Он убил Криса, нам пришлось вызвать полицию. Николас молчал. С того момента он замолчал.

Наступает тишина, а я слышу только своё быстрое дыхание и всхлипы. Поднимаясь с дивана, подхожу к кухонному островку и опираюсь руками. Закрываю глаза, из которых продолжают течь слёзы. Самое страшное, что эта женщина не понимает, через какие адские муки прошёл Николас. Я не услышала в её рассказе любви и заботы. Ни одного отголоска этих чувств.

– Он тоже бьёт тебя? – Спрашивает Эмбер. Всхлипываю и вытираю лицо рукавом кофты.

– Нет, – прочищая горло, оборачиваюсь к ней. – Нет.

– Он болен, как и его отец. Это передалось ему, и я должна защитить его. Помоги мне это сделать, – просит она, поднимаясь с дивана.

– Он не болен, – возмущаюсь я.

– Болен, Мишель. Ты, как и я раньше, не видишь сейчас этого. Твой разум заполонен страшным недугом. Любовью к нему. И я понимаю тебя, но если ты его любишь, то помоги мне отправить Николаса на лечение. Он…

– Что? – С ужасом шепчу, перебивая её. – Да вы в своём уме, Эмбер? Николас не больной! У него всего лишь детская травма, которую он несёт в себе. И он справляется. Один. С детства один.

– Нет, у него, как и у Криса, зависимость. Он пьёт и…

– Николас не пьёт! Он не бьёт людей просто так, ради… неважно. Он другой, чёрт возьми! Он отличается от вашего мужа-ублюдка! Он другой, – мотая головой, отхожу от неё.

– Ты слишком юна, чтобы понимать всю опасность его состояния. Арнольд сказал…

– Убирайтесь из моей квартиры! – Повышая голос, указываю на дверь.

– Я не уйду, пока ты не пообещаешь мне помочь. Мы нашли хорошие клиники, где его вылечат…

– Нет! Никогда! – Крича, яростно смотрю на Эмбер. – Никогда, понятно? Он прекрасный мужчина! Мой любимый человек, и я ни за что и ни при каких условиях не отдам его! Ему нужны были понимание и ваша любовь, а вы так легко забыли обо всём, оставив его умирать внутри! Да вы хоть представляете через что он прошёл? Ни черта! А я знаю! Всё знаю и не осуждаю! Я бы сама зарезала вашего мужа! Вы не помните ничего, а он всё! Буквально всё и живёт. Он делает это, а вы даже не хотите поверить в Николаса! Нет! Убирайтесь! – Стирая слёзы боли, прокатывающейся по телу и едко наполняющей сердце, визжу я.

– Люси рассказала мне, что между вами особые отношения. Жестокость, боль и секс. Это модно, но разве ты не хочешь нормальной жизни? – Словно не слыша меня, продолжает Эмбер гнуть своё. – Подумай, Мишель. Прекрасная семья, и когда Николас вылечится, то она у тебя будет. Ребёнок, как у Люси. И она так любит его и тебя, хочет помочь, но ты не позволяешь этого. Она ведь пыталась донести до тебя, что он болен, выходит, что тебе нужны его деньги. Он болен, а ты рядом. И с лёгкостью…

– Закройте рот! – Моя рука замахивается и со всего маха бьёт женщину по лицу. Ладонь моментально покрывается острыми иголочками. Охаю, как и Эмбер чуть ли, не падая, роняет сумку на пол. Но внутри меня бурлит такая злость, заполоняющая разум, что не могу остановиться. Мне больно, невыносимо остро пропитывает этот огонь моё тело.

– Люси, – выплёвываю это имя, наступая на женщину, держащуюся за щёку. – Ваша дочь сука, которой нужны деньги Николаса. Она обзывает меня шлюхой, корыстной девкой, которая бегает за ним. А именно она толкнула его в эту темноту. Она! И вы поощряете её? Она лгунья, пытающая заставить Николаса переживать снова и снова ад! Ненавижу всех вас! Ничего вы не знаете и не хотите! Откройте свои чёртовы глаза, в конце концов! Ваша дочь не желает никому счастья, кроме себя. Никогда не желала. Именно она пришла к нам и рассказала мне о смерти Криса. Она! Эта сука обвинила его в смерти и назвала убийцей! Убийцей! А он был малышом, совсем малышом, который защищал до последнего тех, кого любил! Всех защищал, а вы обнаглели. Не смейте! Никогда! Я убью вас, если подойдёте к нему или что-то сделаете! Убью! Не трогайте его! Он мой! Мой… как же вы отвратительны…

Задыхаюсь от слёз, делая шаги назад. Вытирая нос, смотрю на замершую Эмбер.

– Нет… никогда не позволю вам обзывать его больным. Он вами болен и вашими ошибками. Вы обрекли его на муки. Вы и только вы виноваты во всём! Даже сейчас ничего не видите. Ему нужна мама… чёрт, мама, которая поймёт его и примет. Мог бы больной человек заработать такие деньги, пройти весь этот путь и стать успешным, сильным? Мог бы умалишённый и психически неуравновешенный мужчина дарить помощь другим людям? Он одарённый, но вы его только попрекаете. Хватит… прошу хватит… он…

Мою судорожную речь обрывает грохот от входной двери. Резко оборачиваюсь, сквозь пелену слёз наблюдая, как входит Николас. Всё внутри обрывается, застывает, когда замечаю его суровое выражение лица. Чёрт, как же я люблю его. Вытираю глаза, облизывая сухие губы. Проходит мимо меня, останавливаясь напротив матери.

– Я тебе неясно сказал? – Слышу его ледяной голос.

– Сынок…

– Закрой рот. Пошла вон отсюда, – обрывает её, а я прислоняюсь к стенке. Слишком сильные эмоции и чувства отдала в свой крик на эту женщину.

– Сынок, поехали со мной. Я помогу тебя…

– Вон, – наблюдаю, как хватает её за локоть, толкая к двери. И даже не хочу помогать. Хотя она ищет именно у меня спасения. Но сейчас я переполнена отвращением к Эмбер и болью.

– Он болен, Мишель. Мне жаль тебя…

– На хрен пошла отсюда! – Николас, подлетая к матери, сильнее толкает её к двери. Только закрываю глаза, ощущая горечь во рту.

Болен, а я больна им. Слишком глубоко больна, чтобы верить в ужасный конец. Слишком люблю, чтобы воспринимать эти слова серьёз. И всё же, они царапают сердце. Дверь хлопает и я, вздыхая, распахиваю глаза, поднимая голову на вошедшего в гостиную Николаса.

– Никогда. Больше. С ней. Не встречайся. Тебе всё ясно? – Рыча, подходит ко мне ближе. А я упиваюсь его яростными глазами, его обликом. Не видела кажется так долго, что забыла, как дурманит меня его аромат и приносит спокойствие.

– Ты поняла меня? – Повторяет он.

– Она сама…

– Плевать. Я сказал – никогда больше, – цедит он, отстраняясь от меня.

Только киваю, понимая, что задержала дыхание от щемящего сердца внутри.

– Николас, – шепчу, наблюдая, как бросает дубликат ключей на журнальный столик и проходит мимо.

– Николас, – уже громче, а сердце бешено скачет внутри от страха.

Останавливаясь у двери, оборачивается ко мне. Мрачный. В идеальном классическом тёмно-синем костюме и без единого лучика доброты в карих глазах.

– Ты ушла. Теперь моё дерьмо тебя не касается, – сухо бросает и хлопает дверью за собой.

От этих слов всё опускается к ногам. Закрывая лицо ладонями, падаю на пол, сотрясаясь в рыданиях.

Между любовью и болью можно поставить знак равенства. Чем сильнее любовь, тем острее боль. Не слышать друг друга и не верить в чувства ещё опаснее, чем они сами. Это всё вырывается громким криком и слезами из груди, заполоняя разум настолько, что ты не соображаешь. Хочется многое сделать, биться до конца за любовь и отпустить её одновременно. Думаешь, что это легко. Никогда ничего просто не бывает. И за сердце другого человека необходимо сражение против всех. Но что делать, если чужие выводы подбираются к твоему разуму всё ближе. Сходишь с ума, прыгая с одной мысли на другую. И в итоге затихаешь, жалея обо всём сказанном и сделанном. Жалеешь, что дышишь, когда задыхаешься. Жалеешь, что умеешь любить, когда это чувство изгрызает тебя, а ответного нет. Ушёл. Снова. А я бессильна против его нежелания быть со мной, открыться мне. Глупая кукла, крошка, которая одна в этом мире. Одна и ей никто не поможет. Все мы такие, жаждем, чтобы нас пожалели, поняли и вернули. Но не в реальном мире. Сказки не бывает, лишь боль, которую сама ты и нашла. Виновата во всём, и хочешь больше.

Распахивая глаза, смотрю на пол и поднимаюсь. Его дерьмо давно стало моим. И если Николас хочет войны за это дерьмо, то он её получит.

 

Сорок первый вдох

– Мишель, – вздыхая, устало оборачиваюсь к вошедшему Дэйву.

– Да?

– Видел фото. Необычно, – улыбаясь, подходит ко мне.

– Спасибо. Думала, что, наоборот, будешь ругать, – выключая ноутбук, поднимаюсь со стула.

– Всё нормально? Ты какая-то, в общем, плохо выглядишь, – по выражению его лица видны все мысли, которых он даже не стесняется выражать.

– Пойдёт, – пожимая плечами, обхожу его, собираясь свернуть фон.

– Ладно, не буду лезть. До завтра. У тебя утренняя съёмка, – напоминает он.

– Ага. До завтра, – безынтересно бросаю я, убираясь в студии.

– Дэйв? – Моментально пришедший вопрос заставляет меня остановить мужчину, открывшего дверь, и обернуться к нему.

– Да?

– А ты можешь… расскажи мне, если ты знаешь о семье Николаса, – нервно прошу его. Удивлённо вскидывает брови и закрывает дверь.

– Мишель, я не думаю, что в моих правах делать выводы…

– Ты же не первый раз общаешься с ними и женат, как видно, давно на дочери Пирса, – перебивая его, подхожу и с мольбой смотрю в его глаза.

– Я немного знаю, точнее, не интересуюсь ими. Веду дела с Николасом, он бывает у нас в гостях. Бывал, так точнее. Работал с женой, – вздыхает, сдаваясь моему напору.

– И какой он?

– Николас? – Уточняет Дэйв.

– Да, – киваю я.

– Неугомонный, – слабо улыбаясь, отвечает он. – У него всегда полно идей, как вытащить прибыль даже из неудачных проектов. Говорит мало, всегда по делу. Примерно месяц назад спрашивал, как мне идея открыть собственное здание искусств, где будут проходить выставки начинающих и одарённых фотографов. Это затратное дело и не всегда выигрышное. Потому что помогать юным дарованиям обычно рискованно. Они могут зазнаться и ничего хорошего не выйдет. Но он очень настаивал, показал проект, сумма, которую готов потратить на это, была очень высока. И я теперь понимаю, зачем так уговаривал меня взяться за это.

– Зачем?

– Из-за тебя. В тот вечер я спросил, какой смысл в этом? Он ответил, что мечты должны сбываться у тех, кто ему дорог.

Отвожу взгляд от мужчины, а сердце сжимается от боли расставания. Так скучаю по нему, безумно, ещё сильнее теперь, после брошенных им слов. Вся уверенность потухла за последние часы, после стычки с его матерью. И, скорее всего, теперь будет меня ненавидеть за то, что я сделала. А врать ему не хочу, не жалею, хотя стыдно. Но не жалею. Ни капли.

– Ты спросила о его семье, – продолжает Дэйв, и я возвращаю на него своё внимание. – Насколько мог заметить на торжествах, на которых мы были, он… не знаю, как объяснить это, он другой. Отличается от них, словно неродной. Они громкие, особенно Эмбер, хотя и тут её можно понять. Она мама, а матери все такие. Желают счастья своим детям, но для неё будущее Николаса стало панацеей. Иногда даже неловко, когда она рассказывает о своих мечтах. А он её обрывает и уходит. Пирс пытался говорить с ней, как и многие из наших, но бесполезно. Она не слышит их.

– А Люси? – Интересуюсь я.

– Не общался с ней, да и не хочу. Избалованная вниманием своей семьи, особенно Николасом. Когда что-то не нравится, то угрожает братом. Когда что-то хочет, то просит у него. А он ей потакает во всём… хм, кроме последней встречи. Истеричка, одним словом, и никто ей ничего не говорит. Проще не трогать, иначе… будет как с Райли, – хмыкает он.

– А что было с Райли? – хмурюсь я.

– Насколько я знаю, по словам Пирса и жены, когда Люсинде было шестнадцать или пятнадцать, она что-то сделала и чуть не рассорила ребят. А потом выяснилось, что она беременна. И тут тоже сошло всё с рук, брат помог. Райли ненавидит её, старается всем видом показать, как к ней относится. Она ему отвечает тем же.

– Она пыталась развести их? Разрушить дружбу? – Уточняю я.

– Да. Выходит, что так, но это было давно, и никто точно не знает, что произошло, кроме них самих.

– Ясно. Спасибо, Дэйв, – улыбаясь ему, подхватываю сумку и фотоаппарат.

– Мишель, – он хватает меня за локоть, останавливая и заставляя поднять на него голову. – Я не могу с точностью ответить, насколько сложны отношения в их семье. Но будь осторожна. Николас и ты очень гармоничны, и мне бы хотелось, чтобы у вас всё сложилось.

– Спасибо, – только и могу сказать, когда он отпускает меня. – До завтра.

В ответ только тяжёлый вздох и я, закрывая дверь, пролетаю по этажу и спускаюсь на первый этаж.

Помню, как Райли отзывался о Люси, а после слов Дэйва полностью уверилась, что она хочет Николаса только для себя. И неважно, кто будет с ним, мужчина или женщина. Хотя женщину она опасается глубже, чем мужчину. Ведь я забираю не только её брата, но и его сердце, решения, внимание полностью. Когда мужчина вроде Райли, претендует только на дружбу, я же жажду любви. Полной. Безумной. Долгой. Живой.

Забираю свой заработок и сажусь в машину. Достаю из сумки телефон, снимая блокировку, перебираю кнопкой контакты. Не думая, а лишь желая погрузиться и разобраться с собой и проблемами Николаса, нажимаю на один из номеров. Прикладывая телефон к уху, слушаю гудки, а затем мужской голос отвечает мне:

– Райли Вуд, слушаю вас.

– Привет. Это Мишель, – отзываюсь я.

Только шум раздаётся из динамика, громкие голоса, а затем всё стихает.

– Мишель? Какого чёрта ты звонишь мне? – Зло шипит он.

– Что у тебя случилось с Люси? – Требовательно спрашиваю я.

– Слушай, я устал от ваших разборок с Николасом. Больше в них не лезу и…

– Ответь. Почему ты так её ненавидишь? Что она сделала тебе? Почему ваши пути с Николасом чуть не разошлись? – Перебивая его, настаиваю на разговоре.

– Чёрт, – тяжёлый вздох летит с того конца телефонного провода. – Кто сказал тебе об этом? И это давнее… не хочу. Всё в прошлом.

– Райли. Прошу тебя, помоги мне понять, насколько она жаждет его как мужчину. Я не говорю о брате, потому что её зависимость больная и приравнивается к инцесту. Она не любит его, как сестра, а хочет, как женщина. Так помоги мне, потому что меня уверяют, что он ненормальный. А я не верю, хочу спасти его, вытащить обратно. Она… эта сука его толкнула в тему, поощряла, и сейчас же, когда между нами разногласия, она вновь может забрать его. Не дай мне потерять Николаса. Пожалуйста, – яд перемешивается с отчаянием, и пока шепчу последние слова, слышу на том конце приглушённый стон.

– Было время, я подсел на наркотики, и под кафом мне было всё равно, что делаю и с кем делаю. Летом вернулся в Торонто, пагубная привычка прилетела со мной. Николас первым заметил изменения во мне, и пытался докопаться до истины. Я избегал его, тогда и появилась Люси. Ходила за мной, признавалась в любви, помогала даже достать наркотики. Сидела рядом со мной, мы трахались с ней, когда меня уносил кайф. Она не была уже девственницей, о чём прямо сказала мне. Месяц таких встреч, и я не помню как, но оказался в их доме. Громкий крик Николаса, его кулаки, он избил меня за это, обещал посадить за то, что использовал его сестру. Нас разняли родители, меня отвезли в больницу, где у меня началась ломка. Люси пробралась ко мне и принесла дозу, в то же время пришёл Николас, следил за ней. Снова скандал, он ненавидел меня, и обещал убить после того, как она крикнула, что беременна от меня. С тех пор начался ад, меня обещали затаскать по судам, а я всегда предохранялся. Хотя именно в моменты употребления наркотиков не мог ответить даже самому себе, был ли я защищён. Ругались, чуть ли не каждый день, меня заставляли жениться, Николас снова порывался ударить меня. В один из таких дней я заметил невероятно довольное лицо Люси. Она не пыталась скрыть торжество, когда услышала, как он сказал мне, что ни о какой дружбе и речи не может быть. Это насторожило меня, ведь после этого инцидента она пропала. Больше не таскалась за мной, полностью отдав внимание другу. Я пошёл к нему и поставил условие, если она сделает тест на ДНК, и он подтвердит – ребёнок мой, то женюсь. Если нет, то нет. Люси кричала, обвиняла меня, обещала рассказать о моей наркотической зависимости родителям. Николас потащил её к врачу, и там сделали ДНК. Ребёнок был не мой. Мы снова стали дружить, и он вытащил меня из того ада, как извинение за его поведение.

Кажется, даже не дышу, пока слушаю горькую речь Райли. Закрывая глаза, падаю на сиденье.

– Ты права, Мишель. Я давно заметил это. Она, словно его жена или кто-то вроде этого, не даёт никому подступить ближе. Это потому что он всегда заботился о ней, с раннего детства защищал её. Не дал ей повзрослеть, оставив навсегда ребёнком рядом с ним.

– Боже, какой ужас. Какая же она сука, – шепчу я.

– Не поспоришь. Будь осторожна, эта девушка может пойти на всё, только бы вернуть его…

– И я сама его толкнула обратно к ним, – хныкая, понимаю, насколько необдуманно поступила. – Райли, я ударила его мать.

– Что? – Свистящим шёпотом переспрашивает он.

– Да… она пришла ко мне, начала уверять в том, что Николас болен, и его нужно лечить, а вот Люси ангел. Я не вытерпела, понимаешь? Не смогла… я… чёрт… когда узнает, то всё… господи, он будет ненавидеть меня.

– Иногда мы не контролируем свои эмоции, потому что они переполняют нас. Это бессилие против обстоятельств. Давно пора было Николасу увидеть, кто окружает его. И если он любит, то всё поймёт. Порой необходимо сделать ошибку, совершить что-то ужасное, чтобы окончательно увериться, кто тебе важен. Мы все совершаем проступки, главное, выучить этот урок и никогда его не повторять. А ради любимых ты готов и убить.

– Но… что мне делать? Как не дать им забрать его? Он не хочет видеть меня, не хочет говорить. А сегодня… боже, мне сейчас так страшно терять его, – хлюпаю носом, стирая слёзы.

– У меня есть только один ответ – достать его, – хмыкает в трубку Райли.

– Как? Я… – неприятное шипение раздаётся в телефоне. – Райли?

– Чёрт, – зло цежу я, смотря на потухший «BlackBerry». Всё, пора менять аппарат.

Отбросив телефон на сиденье, вытираю руками лицо. Облокачиваюсь о руль и смотрю на небо, затянутое тучами.

С каждой минутой узнаю всё больше о Николасе. Нет, не о его семье, мне на неё откровенно сейчас плевать. А о нём. Если раньше я считала, что именно у него сильнейшие психологические расстройства, то в данный момент вижу, насколько он сильный внутри. Выстоять против всех и исполнить свою мечту, проживая рядом с женщинами, которые никогда не видели в нём человека. Для одной он продолжение её мужа, которого надо истребить наркотическими средствами в клинике. Для другой же, он спонсор, готовый по первому требованию положить мир к её ногам. Это не любовь. Это издевательство над человеком. За что же судьба настолько ненавидит его? Ведь он стал жертвой алчности, безразличия и средством достижения роскоши. И от этого больно. За него больно. Если же он не понимал этого раньше, то сейчас… после того, как увидела его отношение к матери, он осознал всё. И ему же одиноко. Как и мне без него. Тянет сердце, душа рвётся к нему. Но разум понимает, что сейчас не лучшее время. Самой надо подумать, взвесить всё и идти готовой к новому бою.

 

Сорок второй вдох

Вхожу в квартиру, на ходу бросая сумку на пол. Тишина и темнота. Сажусь на постель и невидящим взглядом смотрю перед собой.

Бывает время, что голова готова взорваться от переизбытка информации. Тело внутри ломает, словно от нехватки дозы. Дышать сложно, и при этом тебя бросает то в холод, то в жар. Отвратительное состояние. И оно выматывает. Ты то хнычешь, сжимая руками волосы, то смеёшься, поднимая лицо к потолку. На грани сумасшествия. А причина одна. Он. Николас.

Больше ничего не понимаю. Ни черта в этой жизни! Почему всё сложно? Может быть, я сказала что-то не то тогда, но обвинять меня в уходе он не имел права. Мне же больно без него. Он мой воздух, мой адреналин, мой кислород. Всё моё в нём. Как же он так может? Почему бы не рассказать мне всё? Не обсудить со мной это? Ведь я на грани… неужто не заметил, как умираю, как с каждой секундой мой разум отказывает мне в адекватности?

Я хочу к нему, пусть кричит, но мне жутко от своего состояния.

Звонок дверь раздаётся с очередным всхлипом. Резко вскидывая голову, вытираю наспех мокрые щёки. Подскакивая с кровати, несусь к входной двери. Сердце трепещет внутри. Живу. Начинаю это делать.

С улыбкой и безумием от счастья внутри распахиваю дверь.

– Привет, а вот и мы, – радостно произносит Ами. Потухаю.

– И пиццу принесли, – добавляет Сара. Хочется рухнуть на пол от бессилия и нового комка горечи и разочарования в горле.

– Видимо, она забыла о нас, – обращается Ами к рыжеволосой подруге. Прислоняюсь к двери, испытывая сожаление… и, даже не знаю к кому или чему.

– Или же ждала совершенно не нас, – хмыкает Сара. Перевожу на неё взгляд и тяжело вздыхаю.

– Недавно пришла. Заходите, – распахивая шире дверь, пропускаю девушек в квартиру.

Включая свет в коридоре, затворяю за ними. Ещё один вдох и, натягивая улыбку, направляюсь в гостиную. Подруги шумно располагаются на диване. Ставят на стол коробки пиццы и передают мне пакеты.

– Там шипучка, – поясняет Ами.

– И не только, – хитро улыбается Сара. Раскрываю пакет, усмехаясь увиденному.

– Подумали, что тему нельзя обсуждать в трезвом виде, – продолжает Сара, когда я поднимаю на них голову.

– Хм… девочки, должна признаться, – набирая побольше воздуха, направляюсь к тумбам.

– Так, чую, нас ждёт что-то очень интересное, – хихикает Ами.

– Не совсем, – отвечаю, всё так же, стоя спиной, подхватываю стаканы.

– Я не готова обсуждать сейчас тему или же какие-то отношения, – резко говорю, оборачиваясь к ним. Замечаю удивление на их лицах, и они быстро переглядываются.

– Понимаете, я устала от всего. Устала думать, что сделала не так или же сказала. Устала искать варианты быть рядом с ним. Устала бегать за ним. Устала мусолить свои чувства и путаться ещё больше. Устала анализировать поведение его и своё. Устала копаться в его жизни, мне бы со своей разобраться. – Дойдя до журнального столика, ставлю бокалы на него.

– Поэтому давайте обсудим что-то нейтральное. Какие фильмы идут? – Перечисляя, достаю из пакетов, принесённых ими, бутылочки с газировкой. – Что сейчас модно? На каких вы были вечеринках за последнее время? Новости из университета? Как Тейра? Хоть что, но не об отношениях.

Девочки сидят в лёгком шоке, пока я открываю себе бутылочку и отбрасываю крышку коробки.

– Наверное, будет неуместно спросить: почему? – Подаёт голос Ами. Мой взгляд проходит по ней, и ловит отблеск связки ключей, лежащих на полу. Видимо, они сбросили их. И ещё один укол внутри. Даже неважно, откуда они у него были. Ушёл.

– Я устала ныть вам. Устала, просто устала. Но вы можете поныть, а я послушаю для разнообразия, – равнодушно пожимая плечами, отвожу взгляд от ключей и подхватываю кусочек пиццы.

– Тогда начну я, – подаёт голос Сара. Откусывая кусок, удивлённо смотрю на неё.

– Сегодня к нам пришла одна гостья. Думала, я ей врежу, – подруга ревностно кривится, открывая свою бутылочку.

– Так, вы уж меня простите, но такое я готова обсуждать только с бутылкой, – передёргивая плечами, подскакивает, отставляя «Тоник», подходит к бутылке вина, валяющейся на полу в пакете.

– Штопор в верхнем ящике справа от раковины, – подсказывая Саре, переглядываюсь с Ами. Та только отрицательно качает головой, говоря мне, что совершенно не в курсе.

Подруга возвращается на диван, разливая по пустым стаканам щедрые порции вина.

– Итак, мы во внимании. Она бывшая? – Принимая у Сары стакан, спрашивает Ами.

– Хуже, – Сара делает глоток вина, – Люси.

– Чёрт, – кривлюсь, и сразу же в голове вспоминаются слова Райли.

– Вы только представьте. Прихожу домой, хочу принять ванну, а тут звонок. Сначала не желала подходить, никого же не жду. Потом почему-то подумала, а вдруг что-то с Райли. И тут она. Стоит и нагло смотрит на меня, – с ненавистью шипит Сара, запивая вином свои слова.

– И? – Нетерпеливо подаёт голос Ами, а я откладываю кусочек пиццы.

– Я её не впустила, сказала, что Райли нет. А она мне о том, что подождёт. Чуть ли не до драки дошло, вытолкала её обратно. Крикнула мне, что, такие как я шлюхи, быстро ему надоедают. Она-то знает, – уже обиженно хлюпает носом Сара.

– Это она шлюха. Стерва! Пошла она, – фыркает Ами.

– Но самое интересное, не могу выбросить из головы один вопрос. Что ей надо от него? Зачем припёрлась к нему. Он ненавидит эту суку…

– Брата искала, думаю, – перебиваю подругу, и девочки обращают на меня своё внимание.

– А он что, пропал? – Удивляется Ами.

– Нет. Он их игнорирует. Его мать была сегодня у меня. И я… мне стыдно так, но не жаль. Я ударила её. Дала пощёчину, – заминаясь, рассказываю я. Они охают от моих слов и переглядываются.

– Если врезала, значит, заслужила, – делает вывод Ами.

– Но ведь это ужасно. Я никогда не распускала руки, а тут… забыла обо всём. И так чертовски больно внутри, а ещё она… боже, он не простит меня. А о Люси не думай, Сара. Ей необходимо лечение, как и всем им. И нам, наверное, тоже. Потому что это болото, в котором мы тонем. Посмотрите на нас, – под властью эмоций подскакивая, отставляю баночку на стол.

– Мы сидим и переживаем, когда ни черта непонятно, что творится в их головах. И это убивает! Так убивает, что задыхаемся. Почему боль? Почему именно она стала камнем преткновения между нами? Почему нельзя быть нормальными? Без вот этих заморочек? Почему? Почему они? За что? – Вздыхая, запускаю руку в волосы и смотрю на девочек.

– Ну я знаю, что творится с Райли, – медленно отвечает Сара.

– А я нет. Не смогла найти его. Стояла, как дура под дождём, ждала его шлюшку. Так и не появилась, поехала снова на старую квартиру, пыталась узнать. Ничего. Раздражает. Зачем мучить так, если любишь? – Подхватывает моё возмущение Ами.

– Девочки, у вас явно нехватка секса. Причём жёсткого секса, тогда такого рода мыслей не будет, – хихикает Сара.

– Я не против плетей. Люблю их. Они такие вкусные, – жадно облизывается Ами.

– А я ремни люблю. Ещё связывания и стек, – мечтательно произносит Сара. Закатывая глаза, плюхаюсь на место и подхватываю стакан с вином.

– Ненавижу палку. От неё такие следы некрасивые, – кривится Ами, делаю большой глоток алкоголя. Пощипывание в горле, и он мягким потоком протекает по телу.

– Не пробовала, Райли не любит это, – смеётся Сара.

Делаю ещё один глоток, а девочки поворачиваются в мою сторону.

– Что? – Удивлённо спрашиваю я.

– Давай, Миша, делись, что тебе нравится, – прищуривается рыжеволосая подруга.

– Нет.

– Давай, Мишель, открой нам свои тайные фантазии, – подначивает меня Ами. Качая головой, не могу не улыбнуться.

– Не знаю… мы мало пробовали. Ток мне понравился. Необычно и зажимы для сосков. А ещё алый свет и его ладонь. Нож и прострация, – чуть ли не шепчу.

– Ток?

– Нож?

– Да. Мне его не хватает. Вот такого дикого, пылкого. Моего, – печально добавляю и делаю ещё один глоток.

– Тогда почему не пойти к нему? Ты хотя бы в курсе, где он живёт, – недовольно цокает Ами.

– Потому что устала ходить туда. Устала умолять быть собой. Устала бегать за ним, когда явно его раздражаю. Если бы любил, хотел быть со мной, то был бы. Это ведь несложно. Прийти и рассказать всё, что его волнует, – вздыхаю от своих слов.

– Сложно, – качает головой Сара. – Для них открываться очень сложно. Тем более делиться чувствами. Это привычка, что он один и никого рядом. А к тебе он должен привыкнуть, хотя бы ещё немного. Терпение, но и его иногда не хватает.

– Он мне рассказал про себя и увлечения только после бурного спора, – подаёт голос Ами. – Не всё. Они всегда утаивают то, что нам бы помогло двигаться дальше. И да, мне это не нравится. Но другого я не хочу. Вот ты, Мишель. Если бы Николас не был бы таким, как в вашу первую встречу, заинтересовалась бы им?

– Не знаю…

– Нет. Я знаю, – перебивает меня Сара. – Вспомни, как тебе было сложно понимать его и себя. Как ты заверяла меня, что неинтересен, а сама не могла отпустить. Это цепная реакция. Ком, который накрывает с головой. И некуда бежать, не скрыться от себя.

– Он был другим. А сейчас… всё ещё сложнее. Его семья, она для него – главное. И после того, что я сделала, он будет ненавидеть меня, – кривлюсь от пощипывания в глазах.

– Знаешь, мне кажется, что сейчас он только осознаёт всю масштабность ваших отношений. И понятное дело, обижен, что ты его оставила, – задумчиво отвечает Сара.

– Я вот тоже обижена, что мой ушёл. Люблю и уйду, а ты как знаешь, живи с этим. Это не столько обидно, сколько больно и непонятно. Что он хочет? Зачем так поступил? Так и Николас мучается этими вопросами. Вам следует поговорить, – заключает Ами.

– Мне осталось разговаривать только со стеной, – бурчу я.

– Так поговори. Пойди к нему и говори со стеной, будет весело, – хихикает Сара.

– Дура, – растягиваю губы в улыбке.

– Дура или нет, но я голодна, – Сара выпрямляется, подхватывая пиццу.

– Я тоже. Вот будем толстеть, а они пусть обиженные ходят, – поддакивает ей Ами.

– Кстати, Марк пытался дозвониться до тебя, – жуя кусок пиццы, вспоминает девушка.

– Телефон сдох. Надо купить новый. Завтра пойду и куплю, – обещаю сама себе.

Пока девочки поглощают пиццу, я сижу и даже думать боюсь. Ведь мысли, уже бушуют в голове под властью алкоголя. А последний раз я и так наговорила лишнего, чем это обернулось, тоже помню. Нельзя. Необходимы трезвые мысли и желательно наутро. Ведь ночь так обманчива, прячет в себе потаённые желания и фантазии. Она темна в своих пристрастиях и губительна. И она же может подарить незабываемые ощущения. Прекрасна и порочна, как мы все. И отчего бы не помечтать? Отчего бы не представить его, Николаса, стучащего в дверь и требующего от меня хоть каких-то объяснений. Спор, крики, его ярость и моё возбуждение. Как давно это было. Сейчас же живёт внутри страх и паника оттого, что неведомы его мысли. Даже боль отступает, оставляя внутри пустоту.

– Миша, давай, поднимайся, – распахиваю глаза, по которым бьёт свет. Меня подхватывают за талию.

– Что произошло? – Зевая, спрашиваю я.

– Ты заснула, – объясняет Ами, с другой стороны поддерживая меня.

– Простите, я устала. Так устала, – шепчу я, они ведут меня к спальне.

– Завтра будет лучше, – обещая, Сара помогает мне забраться в постель.

– А у него кошмары… он не спит, – сонно произношу я.

– Всё будет хорошо, – голос Ами прорывается через мутную дымку сна.

Будет ли? Не знаю. Но мне одиноко так. Холодно внутри и хочется убежать. Забрать его и спрятаться ото всех. Мой. Для меня. И так далеко. Мне плохо, внутри разрывается всё, и ничего не могу с собой поделать. Скучаю. Даже во сне скучаю, проживая самые чувственные моменты нашей жизни. Прошу, молю его не оставлять, понять меня и не отпускать. Уходит. Дверь закрывается, и темнота становится для меня повседневностью.

 

Сорок третий вдох

Сидя в машине, постукиваю по рулю, бросая взгляд на комплекс «Four Seasons». Не знаю, правильны ли мои решения. Но не могу больше. Так жить невыносимо. Просыпаться с криками и громко плакать, понимая, насколько я одинока. Решиться на первый шаг, пусть будет концом, но чётким.

Делая глубокий вдох, выключаю мотор и выхожу из машины. Только начало восьмого, и он должен быть дома. Ладно, пора.

Перебегая дорогу, подхожу к охранному пункту. Мужчины с интересом наблюдают, как я прикладываю карточку, и она пищит, а лампочка светится красным.

– Что за чёрт? – Удивлённо шепчу, снова прикладывая ключ. Вновь красный. Поворачиваюсь к охране.

– Вы не могли бы пропустить меня? Не понимаю, почему не срабатывает, – прошу их.

– Простите, мисс, но вход в комплекс закрыт для вас, – категорично отвечает один из них.

– Что? Но я здесь была. Буквально на днях, и вы видели меня с мужчиной, – хмурясь, пытаюсь заставить огонёк переключиться на зелёный.

– Мисс Пейн, нам переданы распоряжения заблокировать все ключи, – подаёт голос второй.

– Что? – Шокировано переспрашиваю я.

– Мы просим вас покинуть территорию комплекса, – твёрже произносит первый охранник.

– Подождите, я сейчас ему позвоню, – шепчу и роюсь в сумке, но мужчина останавливает меня, хватая за локоть.

– Это не поможет. Нам запрещено впускать всех женщин, которые направляются к мистеру Холду. Вчера было двое, теперь вы. Поверьте, это не поможет, – мягче произносит он.

– Двое? – Уточняю я.

– Да. Женщина в возрасте и помоложе блондинка, – отвечает второй.

Эмбер и Люси.

– Но вы впустили одну, – вырываю руку из захвата.

– Нет. Мы никого не пропускаем, а вчера дежурили именно мы, – уверяет меня охранник.

Хмурясь, отвожу взгляд от них. Выходит, соврала. Зачем? Надавить на жалость и выслушать её? Гадко. Как же гадко.

– Простите… я… простите. Тогда передайте ему это, – вкладываю в ладонь мужчины ключ-карту и, разворачиваясь, выхожу из охранного пункта.

– Жалко девчонку, – доносится до меня голос охранника.

– Дурак, но не наше дело, – отвечает ему второй.

Сжимаю губы, не позволяя себе разреветься от обиды. Добегаю до машины и падаю на сиденье, позволяя крупным каплям стекать по лицу. Да за что же ты так со мной? Конец? Да ни черта! Не позволю так с собой поступать! Пусть будет честным до конца, раз заявил о своей черте! Хотя какая честность, когда ложь покрывает ещё большие тайны.

Вытираю слёзы и завожу мотор. Внутри буквально разверзается ком из боли и обиды. Он давит на моё сердце, не позволяя ему биться ровно и чётко. Обрывисто, как и дыхание.

Для чего было сделано столько шагов друг к другу? Чтобы вот так, без объяснения, оставить меня? Поиздеваться и бросить? Отчего же так невыносимо остро мысли впиваются в мою плоть?

Только утро, а я уже разбита, и такая подъезжаю к фотостудии. Не хочется двигаться больше, лучше заснуть и не чувствовать. Отвратительно понимать, насколько безразлично ему моё состояние. А как же любовь? Тоже ложь? А наказания? Для чего были они? Зачем было мучить друг друга, если конец стал таким скомканным и непонятным?

– Мишель, привет, – радостно обращается ко мне Линда.

– Привет, – натягиваю улыбку. – Восьмая?

– Да. Слушай, я тут хотела спросить, не хочешь куда-нибудь сходить на выходных? – Интересуется она.

– Очень, но сейчас слишком много занятий. Предстоят тесты и зачёты, – вздыхая, отвечаю ей. Хотя и я лгу. Никуда не хочу. Только ждать неизвестно чего.

– Отлично. Тогда скажи, когда будешь готова. Оторвёмся без мальчиков, – подмигивает мне. Киваю и прохожу к студии.

И даже работа не радует, заученные улыбки и слова. Вспышки, и не хочу даже смотреть на снимки. Плевать, пусть уволят. Буду разломленной до конца. Да надоело это! Чертовски всё надоело! Задолбало такое отношение, моё внутреннее состояние. Не желаю больше думать о нём. Любить его. Дышать. Жаль, что нельзя чувства выключить по щелчку. Это было облегчило жизнь. Очень. Позволю ли я ему так с собой поступать? Нет! Ни за что. Хватит унижаться, пора бить. Самой. Жёстко. Как он. Наступать на него и рубить. Для начала позвонить, чтобы дать шанс более мирно всё уладить.

Забираюсь в машину и нажимаю на вызов его номера телефона.

– Этот номер больше не обсуживается, – сообщает монотонный голос.

– Даже не удивлена. Поставил на меня блокировку, да, Холд? – Язвительно отвечаю гудкам. – Тогда держись.

Отбрасывая телефон, надавливаю на педаль газа и несусь по улицам, уже заполненным машинами. С визгом паркуюсь у здания корпорации «W.H.» и вылетаю из машины. Ещё шанс. Ему или мне? Плевать.

– Добрый день, мне нужен Николас Холд. Срочно, – без предисловий произношу я у стойки регистрации.

– Добрый день. К сожалению, мистера Холда нет на месте, и он не принимает посетителей, – с улыбкой отвечает девушка.

– Он здесь. Немедленно соедините меня с ним. Мишель Пейн. Я жду, – требовательно повышаю голос.

– Приношу свои извинения, но мистер Холд не желает никого видеть. Рэм, выведи девушку, – она общается к охраннику, а я сжимаю губы от злости.

– Козёл, – шипя, не даю дотронуться до себя. – Передайте ему именно это.

Смеряю охранника и девицу уничтожающим взглядом, гордо разворачиваясь, иду к выходу. Ярость с ещё большей силой вскипает внутри. Громко хлопая дверью, пытаюсь успокоиться, но ни черта не выходит. Нахожу телефон, валяющийся на сиденье, и удивлённо смотрю на пропущенный звонок от Сары. Перенабираю ей.

– Миша, – быстро отзывается она после двух гудков.

– Что? – Недовольно отвечаю.

– Я…в общем, задержусь на первую пару. У меня тут… в общем…

– Что случилось? – Обеспокоенно спрашиваю я.

– Да тут… эта сука. Вчера мы с Ами ещё зашли в бар, выпили, поболтали. А когда вернулась домой, то вся дверь исписана… боже, такие гадости про Райли и меня. Какой он жестокий и что любит, а я бывшая наркоманка, как и он. Полночи отмывала и ничего, – всхлипывает она.

– Подожди. Кто написал это? – Ещё больше изумляюсь я.

– Люси! Только она могла это знать и сделать. Позвонила Райли, сейчас нам дверь меняют. Это же катастрофа, если кто-то это прочёл бы. Он не наркоман, он хороший… я люблю его, – уже в голос плачет подруга.

– Сара, успокойся. Встретимся в университете, теперь точно пришло время не разговоров. Больше она к вам не подойдёт, – рыча в трубку, отключаю звонок. Швыряю телефон за спину и надавливаю на газ.

Ну все, это край моего терпения. Раз Николас ничего не делает со своей сестрой, а поощряет её, то я так просто это не оставлю. Стерва поганая. Теперь ещё больше внутри воспаляется жажда надрать кому-то зад. Раз никто не хочет воспитывать, мне ничего другого не остаётся, как сделать это самой. И у меня есть веские основания для этого. Ненавижу их всех!

Выезжаю из города, и плевать мне на запрет Николаса. Пошёл он! Все они пошли, хватит издеваться над нами. И это я ему скажу в лицо. Любым способом найду его и скажу. Пусть хоть кого зарежет, не волнует.

Алая пелена из ярости накрывает меня с головой, когда останавливаюсь у знакомого фасада дома. Всё, пора бороться за себя и своих друзей. Никогда не дам их в обиду. А тем более какой-то испорченной девице.

Зло обрушиваю кулаки на входную дверь, а затем нажимаю на звонок. Быстрое и шумное дыхание вырывается из недр груди. Продолжаю звонить, пока дверь не распахивается и передо мной не появляется парень с распущенными волосами.

– Стив, где она? – Шиплю я.

– Эм… ты кто такая? – Прищуривается он. – А, подожди, ты же новая пассия братца. Он…

– Отвали, – отталкивая парня со всей силой от двери, пропускаю мимо ушей его едкие комментарии.

– Люси, мать твою! – Крича, останавливаюсь в гостиной.

– Её тут нет, кстати, – цокает парень. Но одновременно с его голосом раздаётся шум и ко мне выбегает Арнольд в халате, а за ним Эмбер.

– Мишель? – Удивляется мужчина.

– Мишель, я так рада тебя видеть, – ласково произносит Эмбер. С отвращением перевожу на неё взгляд, когда внутри меня кипит всё от негодования.

– Где эта сука? Где Люси? – Рыча, наступаю на чету.

– Она… спит. Что случилось? – Недоумённо моргает Арнольд.

Но, не обращая внимания, прохожу мимо них, и даже знаю, в какой комнате она отдыхает. Распахиваю дверь и тут же глазами нахожу девушку, только приходящую в себя ото сна.

– Ты, – указывая на неё, делаю медленные шаги, – ещё раз только подойди к кому-то из тех, кого я люблю. Убью.

– Мишель, милая, что случилось? – Наивно моргая, она поднимается с постели.

– Милая? – Выплёвываю обращение. – Только подойди к Райли или Саре. Оставь в покое Николаса. Всё ясно?

– Мишель, успокойся, – раздаётся позади меня примирительный голос Арнольда.

– Она не в себе, папа. Я же говорила, что у неё, – крутит пальцем у виска, а это только распыляет меня. С визгом бросаюсь на неё, успевает перекатиться на другую сторону.

– Сука! Только подойди к ним! Придушу тебя! Разорву на хрен! Поняла? – Кричу я. Арнольд, обхватывая меня за талию, оттаскивает от постели.

– Ей тоже необходимо лечение. Вы же видите, они оба больные, – испуганно и так грязно наигранно лепечет Люси.

– Больные? А кто его толкнул туда? Не трогайте меня, – срываю мужские руки со своей талии. – Ты, тварь, поощряла его. И ты больна, раз помышляешь об инцесте. Заводит это? Тебя возбуждает собственный брат? Так кто из нас ещё болен?!

– Мишель, что ты говоришь? – Шокировано шепчет Эмбер, подходя к дочери. – Люси только пытается вам помочь, как и мы все. Обещаю, что это забудется, только позволь нам. Ведь мы хотим позаботиться о тебе и о Николасе. Она…

– Закройте рот! Сейчас обоим врежу! – Визжа, делаю шаг к ним, но передо мной становится Арнольд, предостерегающе смотря на меня.

– Мишель, тебе лучше уйти, – не просьба, а приказ. Фыркаю, усмехаясь на это.

– Уйду, не волнуйтесь. Но в последний раз предупреждаю всех вас, только подойдите к нам. И усмирите свою Люси-прекрасную, она написала ужасные вещи на двери Райли, а вчера была у него. Мало того, знайте, что именно она решила разрушить дружбу Райли и Николаса. Ваш ангел обычная шлюха, которая спала с ним и обманывала всех вас.

– Ложь. Она не в себе, мама. Папочка, сделай хоть что-то, – играя роль обиженной и уязвлённой, шепчет Люси. Качаю головой от такого шоу.

– Она обвинила Райли в том, что беременна от него. Не верите, спросите у своего сына, как и его друга. Следите за ней и воспитывайте, как пытаетесь делать это с Николасом. Он мой. А её отправьте на лечение, иначе я обнародую всё, что у меня есть против неё. Обещаю.

С этими словами оглядываю каждого, останавливаясь на карих глазах Люси, кипящих от ненависти.

– Хорошего дня. А если подойдёте ко мне или к моим друзьям, то о последствиях спросите у Эмбер. И мне не стыдно, вы заслужили это. Лечите себя, а нас не троньте, – гордо задрав подбородок, обхожу застывшего в дверях Стива и иду к выходу.

Стало ли легче? Нет. Ещё хуже. Меня трясёт от адреналина, разрывающего мою кровь. Он буквально убивает изнутри и топит глубже. Хватит с меня этой семейки. Хватит, я сказала. Довольно так обращаться со мной. Обвинять меня, да ещё и выставлять больной. Это они полоумные, а я защищаю своё. И только своё. А не поймут, то найду способ заставить их это сделать. Пойду на всё, но закончу эту историю так, как сама хочу.

Доезжаю до университета, а меня до сих пор не отпускает желание кричать и ругаться. Со всеми. Прорываясь мимо студентов, вхожу в аудиторию, глазами ищу Сару. Подлетая к ней, хватаю за локоть.

– Ты мне нужна. Срочно, – шепча, тащу её за собой.

– Миша…

– Не здесь, – обрывая её, иду к выходу, направляясь к нашему излюбленному месту. Мы входим в библиотеку и поднимаемся на второй этаж.

– Дверь заменили? – Интересуясь, останавливаюсь между стеллажей.

– Да и я успокоилась. Прости, я…

– Неважно. Ты была в клубе? – Спрашивая, перебиваю её.

– В клубе? – Медленно переспрашивает она.

– Да.

– «Дом наслаждения»?

– Там, где собираются все эти извращенцы, и их предводитель Николас, – цокаю я.

– Эм… да… несколько раз, – заторможено кивает она.

– Мне нужен пароль, чтобы войти туда. Насколько я знаю, их присылают для членов клуба. И Райли точно состоит там. Найди мне пароль, – требовательно прошу её.

– Миша, это плохая идея, – качая головой, отступает от меня.

– Плохая говоришь? – Усмехаюсь я. – Меня не пустили на территорию комплекса, где он живёт. Меня не пустили в офис. Он решил, что может так поступать со мной? Ни черта! И теперь мне нужно попасть в клуб. Ему точно доложат, и он приедет. А там разнесу всё к чертям.

– Миша, в таком состоянии неразумно принимать решение ехать туда, – мягко произносит она.

– Сара, он бросил меня без объяснений! Он оставил меня лишь потому, что я одна-единственная хотела помочь? Если ты не дашь мне его, то найду того, кто проведёт меня туда. Буду размещать объявления об этом, да я… чёрт, готова на безумство! Мне так больно, – сухо вздыхая, падаю на пол, а из глаз вырываются слёзы.

– Миша, возможно, у него есть объяснение? – Она гладит меня по голове.

– Не хочу больше. Сара, прошу, – поднимая на неё голову, молю я. – Дай пароль, последний шанс встретиться с ним только там. Не понимаю, что делаю и не пойму, пока не услышу от него, что конец. Не могу так больше. Умираю я. С ума схожу без него и этого поведения, где он игнорирует меня. Пожалуйста.

– Попробую, но, правда, это плохая идея. Хотя бы пару дней подожди, – вижу жалость в её глазах и от этого задыхаюсь.

– Не буду больше ждать. Хватит. Я унижалась. Пыталась любить его. Понимать. Нет. Хочу отпустить его, но только сказав слова прощания. Так не поступают. Не со мной. Нельзя так, – зарываюсь руками в волосы.

– Не понимаю и я его. Хорошо, позвоню Райли. Давай, ты успокоишься, и пойдём на занятия. А там, может быть, что-то и придумаем, – предлагает она.

– Хорошо. Но узнай, – поднимаясь с пола, подхватываю сумку.

– Обещаю. Ты права, даже для меня больно смотреть на твои мучения. И пережить такое, чтобы оборвать всё из-за каких-то слов и обиды. Не понимаю. Он… ох, даже оправданий ему найти не могу. Возможно, Райли знает, – предполагая, она ведёт меня к выходу из библиотеки.

– Он не впустил меня. Заблокировал карту и… так унизительно. Пора закончить всё. Ни одному из нас нехорошо сейчас, так было и будет всегда. Его прошлое никогда не отпустит, а он не захочет двигаться дальше. Я потеряла всех, думая, что найду что-то новое и красивое. Ничего. Одна и пусть так и будет. Но гордость свою верну.

Ловлю грусть в зелёных глазах и глубоко вздыхаю. Верно ли поступаю? Время покажет. Но он стал для меня первым и единственным. Не будет другого. Но я буду жить дальше, потому что должна. Вопреки всему. Вопреки любви дышать и идти без него.

 

Сорок четвёртый вдох

– Ты слушаешь меня? – Перед моим носом щёлкает пальцами Ами в университетской столовой.

– Что? – Поднимая голову, моргаю и концентрируюсь на её лице.

– Говорю, что завтра папа с мамой ждут тебя и спрашивали у меня про твои отношения с Николасом, – недовольно цокая, повторяет она.

– Я не знаю, что тебе ответить на это, – вздыхая, начинаю постукивать ногтями по столу. Бросаю на телефон взгляд, половина пятого.

– Можно придумать что-то вроде – он занят. Они поймут, и я рта не раскрыла, – уверяет меня Ами.

– Хорошо. Прекрасно, – неоднозначно отвечаю.

– Мишель, что происходит? Он снова был у тебя и…

– Нет. Сару не видела? – Перебиваю её.

– Ты с ней на одном потоке, – напоминает подруга.

– Она обещала мне кое-что, а смылась с последней пары. Наверное, избегает теперь меня.

– Что?

– Помощь с окончанием тематических отношений. Вообще, отношений, – потираю лоб, продолжая надеяться на Сару.

– Ты всё же, решилась? – Печально произносит Ами.

– Нет… да… не могу ответить. Хочу увидеть его, посмотреть в глаза. Чёрт, не знаю.

– О, вот и Сара, – расплываясь в улыбке, подруга показывает за мою спину. Только оборачиваюсь, как рыжие пряди мелькают в воздухе и меня обдаёт духами Сары, уже плюхнувшейся на стул.

– Ну? Достала? – Нетерпеливо спрашивая, смотрю пристально в зелёные глаза.

– Да. Но, Миша, не передумала? Даже Райли сказал, что этого делать не стоит, – с надеждой произносит она.

– Не передумала. Почему сбежала? – Прищуриваюсь.

– Домой ездила. Кое-что взяла для тебя. Это понадобится, – она достаёт из сумки пакет и перекладывает мне его под столом на колени.

– Что там? Показывай всем, – недовольно подаёт голос Ами.

– Не открывай, – перехватывает Сара мои руки. Поднимаю на неё голову.

– Не здесь. Лишнее, чтобы кто-то увидел. Там маска. В клуб без неё не впустят, – опережает все вопросы она.

– Мы идём в клуб? – Радостно улыбается Ами. – А мне маску?

– Это я иду в клуб. Он… ну он тематический. Там должен быть Николас или придётся ему туда приехать, – поясняя, прячу пакет в свою сумку.

– Я тоже хочу, – обиженно тянет Ами.

– Вот тебя там не хватало. И так рискованно идти туда одной, а ещё ты со своими мечтами. Этой хватит, – закатывает глаза Сара.

– Но…

– Значит, Райли в курсе? – Перебивая Ами, уточняю я.

– Да.

– И он может передать Николасу моё решение, – продолжаю я.

– А он может приехать к тебе раньше и перехватит тебя, – замечает Сара.

– Пусть. Если так, то хорошо. Если нет, то всё равно поеду. Пароль? – Решительно спрашиваю её.

– Вот, – она кладёт передо мной открытое сообщение от Райли.

– Смотри. Вверху номер. Когда подойдёшь к дверям, то постучишься. Откроется окошко, ты называешь его. А затем вопрос и отвечаешь то, что тут написано, – объясняет Сара.

«10С08. Воскресенье», – гласит сообщение. Запоминаю, кивая ей.

– Вот вечно всё без меня, – цокает Ами.

– Да закройся. Это не игры, – обрывает новое возмущение подруги Сара.

– Миша, ты должна понимать, что это другой мир. Там свои законы и…

– Если ты хочешь переубедить меня, запугав, то ничего не выйдет. Я пойду туда. Перешли мне это сообщение и ещё напиши адрес, потому что не знаю его, – поднимаю голову на Сару.

– Ладно. Но тогда слушай правила, которые тебе помогут. Вообще, не хочу тебя отпускать одну…

– Я пойду с ней, – довольно тянет Ами. Подруга бросает на вторую злой взгляд.

– Райли убьёт меня, если пойду. И не могу нарушать его правила. Не хочу. А тебя Марк, если узнает. Итак, Миша, запоминай. Когда войдёшь, тебя встретят и спросят, какая у тебя роль. Отвечай, что пока не определилась, – наставляет меня Сара.

– Далее, лучше иди в ресторан, там безопасней всего. Когда будешь находиться там, то не опускай голову, ни при каких условиях. Если к тебе кто-то обратится из гостей, то никакой вежливости. Будешь милой и приветливой, сочтут за приглашение и точное определение твоей роли нижней. Лучше, вообще, ни с кем не говори. Не обращай внимания на то, что происходит вокруг. Чёрт, Миша, там много негласных правил, а я от напряжения и волнения всё забыла, – расстроено качает головой подруга.

– Всё будет хорошо. И, возможно, я туда не попаду. Надеюсь, Райли болтун и Николас уже в курсе, – успокаивая её, глажу по плечу.

– А этот клуб, там находятся все Топы? – Уточняет Ами.

– В основном да, кто состоит в сообществе, – кивает Сара.

– Хм, надо бы тоже туда наведаться. Вдруг найду…

– Нет, – резко обрывает её Сара. – Боже, вы совсем больные? Нельзя туда одним, я бы ни за что не пошла. Даже с Райли было не по себе. Одна девушка или мужчина – это приглашение, понимаете? Без каких-либо отговорок. Если ты одна, то свободна. Нет браслета.

– Что за браслет? – Удивляюсь я.

– Если нижняя принадлежит Верхнему, то им от клуба выдаётся парный браслет. Он одноразовый, но так все знают о последствиях. А у тебя, Миша, его нет, – панически произносит Сара.

– Но, когда мы были с Николасом, нам никто такого не выдавал, – изумляюсь я.

– Ещё бы кто-то посмел подойти к Мастеру…

– К нам подходил. Кирк. Он сейчас работает на него, – перебиваю её.

– Нижний, но не Верхний. Нижние не несут в себе опасности, а вот Топы. Они доминанты, садисты, им нравится охота. Там иное, преследование, которое они ведут, разыгрывая новую партию. Понимаешь? Не надо, Миша, не ходи, – Сара жалостливо смотрит на меня, а Ами только закатывает глаза.

– Не волнуйся, всё будет хорошо. Я поняла правила, и буду отшивать всех. Обещаю, – заверяю её с мягкой улыбкой.

– Чувствую, что плохо будет. Позвони мне, как выйдешь оттуда. Если от тебя не будет звонка через час, то я сама наберу Николасу и потребую объяснений, – грозится подруга.

– Обязательно, – поднимаясь, чмокаю её в щёку.

– Будь осторожна, – хватает меня за кисть, тревожно блестят её зелёные глаза.

– Конечно. До связи, – бросаю девочкам и, разворачиваясь, иду к выходу.

Глупо? Без сомнений. Но у меня разве есть выбор? Мне его кто-то оставил? Нет. Поэтому необходимо перебороть отвращение, которое всё же, живёт в теле с последнего посещения этого места, и решиться.

Доехав до дома, захожу в квартиру и прохожу в гостиную, где взгляд снова цепляется за ключи, так и лежащие на полу. Поднимая их, несу на тумбу рядом с дверью.

Может быть, правда, у него проблемы? Что-то снова произошло, и он поэтому не может увидеться со мной? Глупо уверять себя и искать Николасу оправдания, когда их нет. Он ясно дал понять в последнюю встречу, что не собирается продолжать отношения. А после моих поступков, касающихся его семьи, точно пропадёт.

Навсегда. Это слово больно ударяет по сердцу, и я опускаюсь на постель. Отчего же так сложно отпускать? Ведь необходимо. Хотя бы ещё минуту подождать, прислушиваться к шагам и воображать, что вот-вот раздастся стук.

Перед глазами пробегают воспоминания: его смех, взгляды, мягкие прикосновения, аромат. С самого начала это была проигрышная партия. Не смыслю в шахматах, а он знаток. Сломались оба, и ничего не поправить.

Тянусь к сумке и достаю пакет. Выбрасывая содержимое на кровать, рассматриваю золотистую маску и вновь вспоминаю, как он надевал на меня другую. Как вёл за собой, и насколько нам было хорошо.

Направляюсь в душ, продолжая уверять себя, что так правильно. Для обоих. Должна. Не смогу отпустить, если не услышу от него: «прощай». Нам, девушкам, всегда необходимы слова, даже самые примитивные вроде: «скучаю», «люблю» и «навсегда». Хотя они не имеют никаких обещаний и фундамента в будущем, но мы ждём их. А вот других слов: «конец», «расстаёмся», «бессмысленно», «завершено», – страшимся до ужаса.

Рассматривая себя в зеркале, закрываю тюбик с тушью. Пусть последнее слово хотя бы останется за мной. Достаю из шкафа платье, самое закрытое и консервативное, что у меня есть. Чёрное, без рукавов и с вырезом под горло, облегающее колени. Натягиваю на себя и подхожу к сумке, собирая необходимые вещи для поездки. Туфли и клатч, маску так и беру в пакете. Последний раз оглядываю себя в зеркало и киваю самой себе.

Выхожу из дома, ощущая тёплый воздух, слишком тяжёлый и сулящий сильнейший дождь. Пусть. Дождь скрасит мои слёзы и потерю. Мне в жизни приходилось часто прощаться. Теренс. Отец. Теперь Николас. Но так и не научилась делать это правильно. Отрывать от себя часть сердца невообразимо больно. Ведь остаются ошмётки, с которыми ты продолжаешь жить. Страшно.

Пока еду по адресу, который прислала Сара, меня начинает немного потряхивать. Я не думала, что клуб находится в новом строящемся районе за пределами Торонто. Тёмное место, незнакомое и таящее в себе самые яркие и горькие воспоминания. Мне сложно перебороть в себе страх войти туда. Поэтому останавливаюсь недалеко от трёхэтажного совершенно не примечательного, обычного здания и смотрю на него. Боязно быть одной в его мире. Но выбора у меня нет.

Смотрясь в зеркало, надеваю маску, завязывая её между волосами. Подхватываю клатч и выхожу из машины. Ноги дрожат от нервного напряжения, сжимающего тело. Спина покрывается мурашками, когда медленно поднимаюсь по ступеням. Тысячи мыслей и ни одной разумной. Поцелуй и дождь. Оборачиваясь, смотрю на дорогу, где когда-то он показывал мне, насколько я нужна ему. Не готова… чёрт, я не готова его отпустить. Закрывая глаза, делаю глубокий вдох.

Громкий стук раздаётся в ночи, как раскат грома, и моё сердце так же, шумно стучит. Окошко открывается.

– Чем могу помочь? – Спрашивает меня мужчина басисто.

– 10С08, – тихо произношу я.

– Когда вы последний раз это сообщали? – Следует вопрос.

– В воскресенье, – чётко отвечаю я. Окошко резко закрывается, замки щёлкают и дверь распахивается.

Передо мной стоит высокий мужчина, в чёрном латексном костюме, обтягивающем мощный торс.

– Добрый вечер, – жестом приглашает войти. Паника окатывает меня ледяным душем. Мои глаза прикованы к мягкому свету и к лестнице, располагающейся позади охранника. Сглатывая, перевожу взгляд на удивлённое лицо мужчины.

– Добрый, – выдавливая из себя, делаю шаг. И дверь за мной закрывается.

Помню всё, что происходило здесь. И девушку, спешащую ко мне, тоже помню.

– Добрый вечер, мисс, проходите, – с улыбкой приветствует меня. Благо маска скрывает половину лица и меня сложно узнать.

– Здравствуйте, – кивая ей, делаю ещё пару неуверенных шагов.

– Какую роль вы сегодня принесли с собой? – Интересуясь, она делает какие-то пометки в блокноте.

– Ещё не определилась, – вспоминая слова Сары, произношу я.

– Ничего, верный ответ быстро найдётся. Желаете отправиться наверх? – Указывает на лестницу, а я мотаю головой.

– Ресторан, – прочищаю горло. – Хотелось бы посетить ресторан.

– Конечно. Позвольте, я вас провожу, – она услужливо отходит вбок и направляется в тот зал, где мы были с Николасом.

Бросая взгляд за спину, тут же отворачиваюсь, замечая парочку тематиков, выходящих оттуда. Следуя за девушкой, вхожу в другую комнату, наполненную звуками фортепиано и смехом. Стараюсь не смотреть ни на кого, а только вперёд. Перебираю ногами, ощущая липкие взгляды людей. Нет. Не убегу.

Моя провожающая, отодвигая тяжёлую штору, пропускает меня вперёд. Замирая, осматриваю огромный зал, словно это настоящий ресторан. Приглушённый свет, стук приборов, мягкая классическая музыка, перебивающая празднество другой комнаты. На девушках сверкают украшения, а мужчины облачены в обычную одежду.

– Гейб, у тебя новая гостья, – от явного разглядывания персон, находящихся здесь, меня отрывает женский голос. Поворачиваясь, встречаюсь взглядом с молодым мужчиной в кожаных штанах и чёрной рубашке навыпуск. Его светлые глаза отражают отблеск света и интерес ко мне.

– Приятного вечера, мисс, – девушка исчезает за шторами.

– Рады видеть вас. В данный момент все столики заняты, и я могу вам предложить расположиться у бара, – мягко произносит Гейб.

– Спасибо, – киваю ему.

– Как только освободится столик, я приглашу вас, – продолжая, он проходит между столиками, а я иду за ним.

Мой взгляд цепляется за что-то чёрное и большое, расположенное у одного из столиков. Останавливаясь, распахиваю глаза шире, когда понимаю, что это человек. Неизвестного мне пола, и он стоит на четвереньках, а перед его лицом миска с молоком, которое он довольно лакает.

– Мисс? – Скорее всего, парень не понимает моего шокированного состояния.

– Простите, – мямлю, отворачиваясь от этого ужасающего меня зрелища. Сглатываю кислый привкус во рту и натянуто улыбаюсь Гейбу.

Стараюсь теперь, вообще, ни на кого не смотреть. И так дохожу до бара, где мне предлагают сесть на высокий стул.

– Мик, предложи нашей гостье напитки, – поднимая голову, взглядом встречаюсь с парнем, стоящим напротив за барной стойкой.

– Конечно, – кивает он. Ничего необычного в нём нет, даже больше. Самая обычная внешность, как и одеяние. Светлые волосы, собранные в хвост, голубые глаза и небольшая щетина.

– Отдыхайте, я за вами вернусь, – обещает Гейб и оставляет меня.

Кладу клатч на барную стойку, но спина отчего-то покрывается неприятными мурашками. Хоть и не вижу того, что происходит за спиной, но чувствую, насколько это место пропитано запахом пошлости и жестокости. Он везде.

– Вы сегодня в теме или нет? – Интересуется Мик. Моргая, концентрируюсь на его лице, не понимая, к чему был этот вопрос.

– Эм… да, наверное, да, – медленно отвечаю.

– Тогда безалкогольные напитки, – он кладёт передо мной список коктейлей, и я перевожу на него взгляд.

– Только воду, – вежливо произношу и отодвигаю от себя меню.

– Нижняя? – Спрашивает Мик, пока выполняет мой заказ.

– Нет. Хм, ещё не определилась, – хмурюсь и совершенно не желаю продолжать общение.

– Нижняя, – уверенно говорит он и ставит передо мной бокал и бутылочку воды.

– С чего…

– Твои плечи приподняты. Взгляд бегает и неоднозначен. Губы пересыхают от нервов. Ты тут в первый раз одна и боишься. Опускаешь голову, хотя осанку держишь. Удивлена рабами и даже понятия не имеешь, что здесь забыла, – монотонно перечисляет он. Мои брови ползут вверх от удивления.

– Я ожидаю кое-кого, – прочищая горло, отвечаю. Подхватываю бокал с водой и делаю спасительный глоток.

– Верхнего или выбираешь? – Недовольно вздыхаю от его вопроса.

– Мастер здесь? – Поднимаю на него голову. Прищуриваясь, облокачивается о барную стойку.

– Нет. Сегодня его не будет. Послезавтра.

– И как он?

– Хорош.

– Насколько?

– Для тебя ни насколько. Он не берёт новых рабынь, у него есть. И не интересуется нижними. Не обижен и в этом, – усмешливо отвечает Мик.

– А другой? – Интересуюсь я.

– У нас один Мастер, – жёстче произносит он.

– Но был другой. Он здесь появляется? – Сердце замирает, ожидая ответа.

– Нет. Ни разу с последней закрытой сессии. Поверь, девочка, тебе ни одного из Мастеров не встретить. Довольствуйся обычными Верхними, – издавая смешок, придвигается ко мне ближе.

– Я не довольствуюсь малым, – фыркая, делаю ещё один глоток воды. – Ты сказал, что Мастер не появляется здесь? Ни разу, точно?

Склоняет голову набок, изучая моё лицо, хотя вряд ли это ему удастся. Маска прекрасная защита.

– Мишель, не так ли? – Задерживаю дыхание от его шёпота.

– Не имею понятия…

– Мишель, ты именно она. Я видел тебя в газете. Зачем пришла? – Шипит он.

– Мне нужен Мастер. Не тот, что сейчас. Другой, – нервно произношу я.

– Нет его больше. Из-за тебя нет. И лучше уходи, тебе здесь не рады, – его лицо приобретает оскал, отчего я ёжусь и немного отодвигаюсь.

– Почему? Почему из-за меня? С чего ты решил? И, возможно, я не она? – Выдавливаю улыбку.

– Она. Нижняя с характером. Нижняя, которая забрала у нас нашего Учителя. Нижняя. Его Нижняя. Мастера здесь больше нет, а они, – взглядом показывает за мою спину, – разорвут тебя, если узнают, что это ты.

– За что меня так ненавидят? – Шокировано шепчу я.

– Пойми, для них Он Бог. Их Учитель, они обожают его. И хотя новый Мастер не хуже, но любовь к первому и единственному не забыть и не предать.

– А откуда они знают… ну… что я…и почему виновата я в этом? – Сжимаю пальцами бокал от напряжения в теле.

– Мишель, уходи, – дотрагивается до моей руки.

– Нет, – вырываю свою руку и зло смотрю на него.

– Когда они узнают, что ты тут, то будет плохо. Тебе. Ты виновница их одиночества. Ты забрала у них смысл жизни и саму жизнь. Хочешь знать, что сделают с тобой? – Приближается к моему лицу.

– Пугаешь? – Ухмыляюсь я.

– Предостерегаю. Я и ещё несколько, в отличие от остальных, уважают выбор Мастера. И если он выбрал тебя, а не нас, то значит, мы должны принять это. Если он поставил тебя выше стольких лет обучения и своей тематической семьи, выходит, ты для него важнее всех. Но они этого не понимают. Наказывают тут жёстко, а ты предатель для них. Понимаешь? Они не видят его, не говорят с ним, скучают. Сидят здесь и ждут, как и ты. Не придёт. Я это наблюдаю каждый вечер, и моя задача защитить тебя.

– Почему ты хочешь меня защитить? – Прищуриваюсь я.

– Потому что Мастер для меня отец и брат в одном лице. И ты уже по определению для меня семья. Поэтому не гневи судьбу, уходи. Они знают твоё имя, знают, что именно из-за тебя Он бросил всех. Кто-то сказал, точно не смогу ответить. Но знают. Ты хоть понимаешь, какая опасность грозит тебе?

– Он придёт. Сюда придёт и мне только…

– Чёрт возьми, нет, – громче шепчет Мик. – Нет. Не придёт. Когда Мастер передаёт свою власть, то не имеет права больше ступать сюда. Из-за этого будут проблемы, недовольства и возмущения. Два Мастера у клуба не может быть. Только один. А он и их предал, сообщив сухо своего преемника. Думаешь, это так просто прийти сюда? Нет. Нарушение всех правил. Это другой мир, здесь свои законы. Люди, находящиеся здесь, не подчиняются тем, которые известны тебе. Мишель, прошу, уходи. Не надо этого делать. Они могут быть крайне жестокими к тебе, а Он не спасёт. Хочешь получить плетью?

– Нет, – мотаю головой.

– А они сделают это. Свяжут тебя, и ты уже дала своё согласие на сессию. Ты одна. Ты нижняя, не принадлежишь никому, и тебя ненавидят. Поверь, будет очень больно. Не надо этого тебе.

– Как же добровольность? – Напоминаю я одно из правил, которое вбил в мою голову Николас.

– Ты тут по своей воле. Добровольность уже признана тобой, а вот что будет дальше, увы, не зависит от тебя. Сейчас встанешь и без слов пройдёшь мимо Гейба. И так же быстрым шагом уходишь. Без объяснений. Без отвлечения на какое-то действие. Не оборачивайся, даже если позовут, – забирает их моих рук бокал.

– Они заметили тебя и осматривают, как новую игрушку их мира. Неужели, не чувствуешь? Перешёптываются за твоей спиной, и ещё немного – найдёшь неприятности на задницу, которая многим нравится, – хмыкая, продолжает он.

– Но…

– Никаких. Иди. Давай же, Мишель, просто поверь мне. Это место не даст тебе ответов, которые ты ищешь. Лишь усугубит положение, – перебивает меня.

– Он, вообще, не бывает здесь? – Напоследок спрашивая, скатываюсь с барного стула.

– Нет. Если и придёт, только чтобы вернуться. Но тут ему делать нечего без тебя. А ты, по всей видимости, против нашего мира. Удачи тебе, – кивает он.

– Пока, – сглатывая от паники, которая начинает заполонять разум, разворачиваюсь и прохожу мимо столиков.

Разговоры словно затихают, и теперь чувствую всё, о чём упоминал Мик. Меня заметили уж точно, и моя кампания с треском провалилась. Главное, чтобы не провалилась я в новый ком из боли.

– Мисс…

– Не интересует, – бросая Гейбу, выскакиваю за шторы, оказываясь в слишком ярком помещении. Перед глазами бегают точки и вспышки, пока пытаюсь ни на кого не наступить. Вдруг тут тоже есть люди, служащие ковриками или чем там ещё они могут быть.

– Мисс Пейн? – Знакомый голос проносится мимо меня. Останавливаюсь и, оборачиваясь, смотрю в голубые глаза парня.

– Кирк, – облегчённо шепчу, делая шаг к нему.

– Господи, что вы здесь делаете? Уходите, – испуганно мямля, бросает взгляд за свою спину.

– Николас. Он… дома? – Выдавливаю из себя.

– Утром рано появился, до этого не было. Вы что, сюда за ним пришли? – Шокирован, как и я своей глупостью.

– Да…

– Милый мой, неужели ты решил изменить наши планы? – Холодный женский голос раздаётся слишком громко. Вздрагиваю, а парень тут же, падает на колени, опуская голову.

– Госпожа, – шепчет он. Но мне не нужно смотреть, кто подошёл к нам. Знаю, что если ещё минуту задержусь, то будет намного хуже, и этого никогда не смогу исправить.

Без слов разворачиваясь, вылетаю из зала.

– Эй…

Бегу на высоких шпильках к выходу. Подлетая к охраннику, ударяю по двери.

– Откройте… ну же… откройте, – молю я, бросая на него взгляд.

Щёлкает замком, и я буквально падаю из клуба на спёртый воздух ночи.

– До встречи, мисс Пейн, – летит в спину. Оборачиваясь, задерживаю дыхание, но дверь уже закрывается.

Прикладывая руку к груди, быстрым шагом спускаюсь по лестнице и бегу до своей машины. И только внутри «Мерседеса» могу ощутить, насколько прошибает ледяной пот, а ноги дрожат.

Это последнее, что я могла сделать. Зайти сюда одна и убежать от страха, встретиться с тем, что оставила после себя.

Очень часто думала о том, что будет со мной, когда Николас уйдёт. Боялась этого больше всего на свете, и сейчас, осознаю, ничего не произойдёт. Не изменится мир, не рухнут небеса, не начнётся апокалипсис. Люди будут продолжать жить, а я… только бессмысленно существовать, не понимая, почему всё так произошло. Отчего мы не услышали друг друга или же не захотели этого. И даже не больно, а пусто. Силы закончились, как и желание разбираться во всём. Прощаться порой необходимо, даже если не можешь этого сделать. Любовь не даёт ничего в этой ситуации, оставляя глаза сухими, и сердце продолжает биться внутри тебя. Спокойно. Ровно. Проигрышно. Иногда одной любви слишком мало, чтобы создать новый мир, только для вас. Порой всему приходит конец. Легко ли смириться с этим? И да, и нет. Обидно. Сейчас это единственное, что не даёт мне разорваться на клочья.

 

Сорок пятый вдох

– Райли возвращается в субботу утром. Может быть, сходим куда-нибудь? – Толкая меня, шепчет Сара.

Поворачиваюсь к ней, замечая наигранное веселье в глазах, и молча возвращаю своё внимание на лектора.

– Миша, ну жизнь не окончилась же, – тихо произносит подруга.

– Мне необходимо привыкнуть быть одной, – качая головой, безынтересно смотрю впереди себя.

– Одной – не значит в одиночестве. Мы давно не отрывались. В субботу вечером я тебя за уши вытащу, – грозится она.

– Сара…

– Никаких «Сара». Райли нас будет охранять, а потом поющих, пьяных и счастливых довезёт до дома, – категорично перебивает меня.

– Сегодня ужин у Ллойдов и работа. В субботу с утра у меня дополнительные курсы по экономике и тоже работа. Я только хочу спать. Хотя бы спать, – тяжело вздыхая, бросаю на неё взгляд.

– Я у Райли спрошу, что с Николасом. Ненормально это…

– Нет, – качая головой, обрываю её. Над головой раздаётся спасительный звонок.

– Миша…

– Хватит, Сара. Не надо его уговаривать, узнавать что-то. Всё и так предельно ясно. Хэппи-энда не будет, – собирая вещи, довольно резко отвечаю я.

– Ни черта, – шипит подруга. Но обхожу её, оставляя без ответа злость от моего решения, и выхожу из аудитории.

На ходу натягивая кожаную куртку, достаю телефон, ведь как бы ни уверяла себя, что плевать, но не так. Внутри ком из непонятных чувств. До сих пор не больно. Никак.

– Мишель, – меня хватают за рукав.

– Ами, – натягивая улыбку, останавливаюсь и поворачиваюсь к девушке.

– Ты как? – Обеспокоенно спрашивает она.

– Нормально. На работу еду, – пожимаю плечами.

– Мне Сара рассказала…

– До вечера, Ами, – обрывая её, уже бегу из здания.

Не хочу ловить эти жалостливые взгляды подруг. Мне отвратительно это отношение. Ужасно подавляет. Лучше никак. Пусть будет пусто, чем ощущать, насколько болото утягивает тебя.

Забираюсь в машину и отъезжаю от университета. Держа одной рукой руль, другой ищу хоть какую-то радиостанцию, дабы музыка перебила мои мысли и тишину. И как назло, все унылые, страдальческие и одинокие. Зло, ударяя по кнопке, отключаю радио.

Даже работа не даёт мне хоть какого-то положительного отклика в душе. Всё на автомате, так же безжизненно, как и сама модель. И не хочется лепить конфетку из откровенной плоскости. Нельзя жалеть себя. Не должна, но хочется хныкать. Как маленькой похныкать и попросить конфетку, а лучше шоколад. Так соскучилась по вязкости на языке и пересохшему горлу, безумно схожу с ума без сладости во рту.

– Мишель, – меня окликает Дэйв, когда я выхожу из студии, закрывая за собой дверь.

– Привет, – натягивая улыбку, вешаю на плечо фотоаппарат.

– Завтра съёмка отменяется. У них какие-то накладки, они перенесли на следующую неделю. Ты свободна до понедельника, – сообщает он.

– Хорошо, – киваю я.

– Тогда до встречи, – бросая мне слова прощания, скрывается за одной из дверей, где проходит работа над обработкой кадров.

Плетясь к выходу, машу Линде, болтающей с клиентом по телефону. Спускаюсь и получаю у Эйприл свой гонорар. Только шесть, а меня пригласили к восьми.

Выхожу на улицу и останавливаюсь. Когда моя жизнь превратилась в монотонный комок из пустоты? Ничего не хочется и не желается.

– Хватит. Пора брать себя в руки, – ругая себя, иду к машине. Но разве это поможет? Нет. Зациклена на Николасе. Он ведь всё для меня. А я для него лишь крупица в его мире. Но, неужели, любовь для него настолько неприятна и не желаема, что так просто оборвал всё?

– Задолбало, – со злостью надавливаю на педаль газа. Не буду больше страдать. Нет. Не собираюсь убиваться потому, кто потерял связь со мной задолго до того разговора. Он обвинил меня в уходе, когда делал это уйму раз, и не заслуживает моих слёз. Хотя их и нет. Пусть и сухо. Плевать.

Резко сворачиваю к торговому центру и бросаю машину на парковке. Я зарабатываю, у меня есть деньги, чтобы побаловать себя чем-то новым. Если решилась на другую жизнь, то и менять пора хотя бы одежду. Весна уже наступила, и пора ощутить её в своей судьбе.

Брожу по магазинам, пока не нахожу бежевое платье с большим вырезом и уж больно легкомысленное для траура. Но пора и его снять, поэтому заставляю себя купить платье, и поехать домой. Пора меняться. Решаю начать с душа и укладки, лёгкого макияжа и поиска туфель.

Пока прыгаю на одной ноге, примеряя обувь, раздаётся среди разбросанных коробок трезвучие моего мобильного. Сдувая прядь волос, сбрасываю туфлю и теперь ищу сумку.

– Да, – отвечаю я.

– Привет. Ты уже выехала? – Голос Марка на том конце.

– Нет. Пытаюсь собраться, – зажимая телефон между плечом и ухом, продолжаю искать подходящие туфли.

– Отлично. Я могу за тобой заехать через пятнадцать минут. Только освободился, – предлагает он.

– Прекрасно. Буду готова, – выуживаю из коробки бежевые лодочки и довольно вздыхаю.

– А ты… эм, прости, забыл, что с Николасом, – и всё же, внутри колет сердце при упоминании его имени.

– Нет. Он не придёт. Через пятнадцать минут внизу, – бросаю я и отключаю вызов.

Лучше без расспросов, хотя чувствую, что они предстоят. Не буду. Запрещаю себе думать о разрыве. Нельзя. Неприятно внутри, и я знаю эти ощущения. Дальше будет больно. Разорвёт к чертям.

Обуваюсь и натягиваю платье, перекладываю необходимые вещи в сумочку и выпрямляюсь. Улыбаться. Должна это делать. Пара капель духов и выхожу из квартиры.

Замечаю на улице машину Марка и самого парня, облокотившегося о капот.

– Ни черта себе ты вырядилась, – присвистывает он, когда подхожу к нему.

– Сочту это за комплимент, – улыбаюсь ему.

– Очень здорово выглядишь. Садись, – распахивает передо мной дверцу, и я юркаю в салон, где ощущается аромат его одеколона.

– Итак, я не должен спрашивать…

– Вот и не спрашивай, – перебивая его, натягиваю ремень безопасности и щёлкаю им.

– Где Николас? – Всё же, интересуется, выруливая на дорогу.

– На работе. Занят. У него масса дел, а я в их число не вхожу. Сойдёт за объяснение? – Усмехаюсь я.

– Нет. Снова разбираетесь друг с другом? Что на этот раз не поделили? – Бросает на меня взгляд.

– Любовь. Неважно, Марк, закроем тему. Всё, хватит, – поднимая руку, прекращаю вопросы.

– Как у тебя дела? – Перевожу тему.

– Пашу и ещё раз пашу. Голоден, как чёрт, а ещё Амалия, – тяжело вздыхает он.

– Что с ней? – Удивляюсь я.

– Рисует, как больная. Пропадает где-то, говорит, что с Сарой. Но чувствую я, лжёт. И рисовала она в последний раз так, когда этот ублюдок был в её жизни, – зло цедит он.

– Эм…

– Тебе ничего не говорила? – Поворачивается ко мне, сверля взглядом.

– Нет и она, правда, с Сарой. Они только и успевают мне рассказывать, как устали друг от друга, – неприятно врать, но не стоит Марку знать о том, что именно я подтолкнула его сестру в лапы нового витка боли.

– И к тому же она творческая личность. Пусть рисует, дома же это делает, – замечаю я следом.

– Твоя правда. Ладно, но узнаю, что обманываете меня, на кол обеих посажу, – грозится он.

– Только презерватив на него надень, а то вдруг поранимся, – смеюсь я.

– Именно этого и хочу, – бурча, паркуется возле комплекса, где проживают его родители.

– Да ты садист, парень, – продолжая смеяться, выхожу из машины.

– Сейчас любого готов покусать, чтобы поесть, – рычит он и клацает зубами, наступая на меня.

– Дурак, – отмахиваясь от него, иду к входу.

– Мне Камилл звонила, – неожиданно произносит он, нажимая на кнопку вызова лифта.

– И что? – Удивлённо и даже немного счастливо интересуюсь я.

– Говорит, что скучает. Просит вернуться, – кривясь, пропускает меня в лифт.

– А она почему не приедет?

– Учёба, – пожимает плечами.

– Ну так переведётся пусть, да и скоро лето. Вот и увидитесь.

– Вряд ли, – хмыкает он.

– Почему? Ты же любил её? – Опешив, спрашиваю я.

– У неё был парень, а потом ещё один. Слежу за её страницей в соцсетях. Она спала с ним, это точно…

– Ты тоже не вёл монашеский образ жизни, – замечаю я.

– Но это я, а это она, – возмущается он.

– Марк, у тебя двойные стандарты. Значит, тебе можно совать свой член, куда захочешь, а ей нельзя принимать их, – журю его.

– Это разные вещи.

– Ни черта. Она для тебя шлюха, а ты проститут в таком случае, – хихикая над его тяжёлым взглядом, выхожу из лифта.

– Прекрати. Я не продаю свои услуги, – закатывает он глаза.

– Тогда, честная шлюшка, – уже в голос смеюсь.

– Вот скажи, ты рассталась с Николасом и тут же побежишь раздвигать ноги? Ты позволишь себе это, если любишь? – Его вопрос стирает улыбку.

– Я не Камилл. А ты не Николас, – отрезая, останавливаюсь у двери.

– Ну так ответишь? – Хватает меня за локоть, не позволяя нажать на звонок, и тем самым увильнуть от этой темы.

– Нет. Не знаю… я не думала о ком-то другом. Не могу ответить, – тихо отвечая, поднимаю на него взгляд.

– Вот поэтому у нас с Камилл ничего не выйдет. Привычка – это не любовь. За это время я много думал, смотрел и сравнивал. И…

– Марк, нас ждут. Потом поболтаем, если ты так решил, то хорошо, – перебивая его, всё же, нажимаю на звонок. Что-то в его взгляде, слишком горящем и не сулящем ничего доброго, заставляет всё внутри похолодеть.

– Мишель…

– Мишель! Марк! – Лидия, открывая дверь, обрывает его фразу.

– Привет, – улыбаясь, вхожу в квартиру и тут же оказываюсь в руках домработницы.

– Красавица моя, – оглядывает меня, а Марк захлопывает дверь за нами.

– Сынок, Мишель, – радостный голос раздаётся за Лидией.

– Добрый вечер, Адам, – киваю мужчине, отвечающим мне тем же.

– Встретились внизу? – Интересуется он, пока я отдаю свой плащ Лидии.

– Нет. Я привёз Мишель, – слишком резко произносит Марк.

– Дети приехали, – к нам выбегает Кейтлин, а за ней Тейра и Ами.

– Миша, привет, – машет мне сестра.

– Привет…

– А вы одни? Где Николас? – Спрашивает Кейтлин.

– Он…

– Мам, я голоден как чёрт. Пообедать не успел, – перебивая, Марк обхватывает меня за талию, подталкивая к столовой.

– Хм, сынок, что происходит? – Это действие не остаётся не замеченным никем. И все удивлённо смотрят на нас, как и я дивлюсь Марку.

– А нужны объяснения? – Хмыкает парень. Его родители переглядываются друг с другом, пока я пытаюсь снять с себя руку Марка.

– Так…

Речь Адама обрывает звонок в дверь.

– Мы ждём ещё кого-то? – Зло фыркая, Марк отпускает меня, всё так же пребывающую в шоке, как и каждый здесь, и подходит к двери.

– Мы не нуждаемся… – слышу рычание парня, и он замолкает, когда распахивает дверь.

– Это я заметил. Добрый вечер, Марк, – спокойный и слишком ледяной голос доносится до моего разума. Хотя глаза уже видят высокого мужчину в тёмном классическом костюме, стоящего в дверях.

В голове начинает шуметь, когда мои глаза встречаются на долю секунды с шоколадным горьким взглядом.

– Николас, мы рады тебя видеть. Марк, пропусти гостя, – недовольно бросая взгляд на сына, произносит Адам.

– Приношу свои извинения за опоздание. Позднее совещание и пробки, – Николас проходит в квартиру и пожимает руку Адама. Вдыхаю аромат его одеколона, когда проходит мимо меня, словно не замечая. Сердце даёт сбой, ноги становятся ватными, что делаю несколько шагов назад, упираясь в кого-то.

– Что он здесь делает? – Шепчет Марк, стоящий позади меня.

– Не имею понятия, – обескуражено наблюдаю, как Николас, которого кажется, не видела слишком долго, улыбается Кейтлин и что-то отвечает ей.

– Вы же разошлись, – шипит Марк.

– Отвали, – фыркая, ловлю удивлённый взгляд Ами. Качаю отрицательно головой, отвечая на немой вопрос.

– Дети, к столу. Марк, насколько помню, ты голоден, – зовёт нас Кейтлин, когда Адам и Николас, скрываются в столовой.

Парень бросает на меня резкий взгляд и проходит мимо. Дохожу на ватных ногах до подруги.

– Ты как? – Шепчет она, подхватывая меня за руку.

– Кажется, сейчас упаду в обморок или будет истерика, – так же отвечая ей, иду за Кейтлин и Тейрой.

– Держись. Какого чёрта он пришёл?

– Не понимаю. Откуда узнал?

Мы переглядываемся с Ами, и она отпускает меня.

– Мишель, садись рядом с Николасом. Марк, встань.

– Это моё место. Мишель может сесть со мной. Какая разница. Давайте, уже поедим, – недовольно отвечает парень, расположившись рядом с Николасом, который словно не слышит, что происходит.

– Марк, – зло шипит Ами.

– Ничего страшного. Думаю, Мишель не против поболтать с друзьями. И, вправду, какая разница, стол ведь один? – Подаёт голос Николас.

А я стою, не могу двинуться, смотря на его тёмные волосы и спину. Хочется рухнуть без чувств, горечь скапливается во рту. И вот она начинающая боль, пронизывает сердце. Медленно. Изощрённо.

– Мишель? – Поднимаю голову на миссис Ллойд и выдавливаю вежливую улыбку. Сажусь рядом с Марком, а напротив меня Ами, Тейра и Кейтлин.

Адам что-то обсуждает с Николасом, с того конца стола слышен смех, а внутри меня тишина. В ушах звучит быстрый стук сердца. Лидия приносит первые блюда и предлагает мне бокал вина. Киваю.

– Миша, я так давно тебя не видела, – произносит Тейра.

– Да… работа, прости, – поднимая на сестру голову, делаю глоток вина.

– Как ты? – Интересуюсь я.

– Хорошо, – тихо отвечая, кладёт в рот порцию ростбифа.

– Учёба? Есть какие-то проблемы? – Не могу смотреть на еду, внутри меня начинается паника. Накатывает понемногу.

– Нет, Миша. Никаких. И знаешь, может быть, это плохо, но я счастлива. Меня любят здесь, меня не ругают, и участвуют в моей жизни, – придвигаясь ближе к столу, делится она.

Глаза слезятся от её слов, ведь она и, правда, как и я, никогда не знала, не помнила, что такое семья на самом деле. А сейчас живёт. И я рада за неё, до сжимающего сердца и укола от собственного эгоизма, что плюнула на сестру, отдав всю себя Николасу. А ему плевать на меня, пришёл сюда и рассказывает о том, как хорошо ему. Обещает что-то, мне неприятно, но ощущения Тейры помогают.

Какое-то движение происходит сбоку от меня.

Поворачиваю голову, замечая, как Адам и Николас встают. А на столе уже десерты, в моей руке до сих пор бокал вина.

– Куда они? – Спрашиваю я.

– Мальчики решили выпить по бокалу виски, – с улыбкой поясняет Кейтлин. – Это у мужчин традиция, обсудить дела и то, что неинтересно нам, девочкам.

– Мам, – замечает Марк своё присутствие.

– Ты ещё мал для таких разговоров, – смеётся миссис Ллойд.

– То есть зарабатывать деньги – я не мал, а выпить виски – мал? – Зло прищуривается Марк.

– Сынок…

– Всё ясно, – парень резко встаёт, бросая салфетку прямо в чашку чая, разливая его.

– Марк! – Повышая голос, Ами подскакивает с места. Но парень уже скрывается в коридоре.

– Что с ним происходит? Ведёт себя безобразно, – возмущается подруга.

– Я узнаю, у каждого из нас есть личные переживания, – с натянутой улыбкой поднимаюсь со стула.

– Мишель, не надо. Пусть разбирается сам, – фыркает Ами.

– Никто ещё сам не смог разобраться, – качая головой, направляюсь в коридор. Останавливаюсь возле кабинета, где предполагаю, находится Николас. Но как-то странно внутри, словно его до сих пор нет, не сидел он за столом, не слышала его голос, не ощутила приток крови от одного аромата, не сотрясалось всё внутри, когда он смеялся.

Прохожу дальше, замечая одну из приоткрытых дверей.

– Марк? – Стучась, вхожу в поистине мальчиковую спальню.

– Прости меня, – вздыхая, поворачивается ко мне.

– Что с тобой? – Интересуясь, подхожу к нему.

– Не знаю. Не понимаю, но неприятно внутри. Устал, просто устал и Камилл, – падая на постель, сжимает пальцами волосы.

– Тебе надо выплеснуть куда-то энергию. Когда в последний раз трахался? – Присаживаюсь рядом с ним. Поворачивает ко мне голову.

– Давно. Неделю назад, может быть, и больше. Не хочу, – кривится он.

– Тогда попробуй другое. Адреналин, – улыбаясь, кладу руку на его плечо.

– О, нет, уволь, – усмехается он.

– Я не об этом. Парашют, – поясняю с улыбкой.

– С ума сошла? – Вскакивая с места, сбрасывает мою руку.

– Нет. Я пробовала и поверь, таких ощущений никогда в жизни не переживала, – заверяя, вспоминаю, насколько и по этому соскучилась. Тогда мы только шли друг к другу, а сейчас… тяжело вздыхаю.

– С ним? Ты действительно это делала? – С сомнением интересуется Марк.

– Да.

– Одна?

– Нет. С ним. В тандеме. Попробуй, это тебе понравится. Ты не представляешь, как это непередаваемо прекрасно, – встаю и подхожу к нему.

– Эм…

– Я могу спросить у Райли об этом. И буду с тобой, – беру его за руку, вглядываясь в глаза.

– И он тоже? – Удивляется Марк.

– Ага. Будем вместе, потому что я бы с удовольствием это повторила, – смеюсь я.

– Можно просто взять и сделать это? – Накрывает мою руку своей.

– Да. Райли научит, он опытный и ты вступишь в новый мир. А я помогу, тебе это необходимо, если ты не хочешь…

– Нет. Не сейчас, а вот твоё предложение меня заинтересовало. Никогда не думал об этом. А это безопасно?

– Полностью, если с тобой есть тот, кто сможет показать, как правильно. И ты, уверена, быстро схватишь.

– Хорошо. Я согласен, и Райли поедет с нами? – Уточняет он.

– Да. Попрошу его.

– А Николас? Как он посмотрит на это? – Отпуская мою руку, отходит от меня на шаг.

– Ему плевать на меня, а я страдать больше не могу. Не чувствую ничего, веришь? Только тяжело дышать, и всё. Я столько сделала, чтобы быть рядом с ним, а он даже не удосужился поздороваться со мной. Поэтому ему всё равно, где я и с кем я, – горько шепчу, обнимая себя руками.

– Мишель…

– Я поеду, хочу выспаться, – не даю ему дотронуться до себя и, разворачиваясь, выхожу из спальни.

До меня доносятся громкие голоса, прохожу мимо открытой двери кабинета. Значит, он там. А я не могу, действительно, после произнесённых слов, что так боялась сказать, о его безразличии, которые теперь уже болезненней втыкаются мелкими иголочками в сердце.

– Мишель, – меня замечает Адам. Вздыхаю, на секунду прикрывая глаза, потому что уже слезятся.

– Да? – Поворачиваюсь к подходящему ко мне мужчине.

– Спасибо, что приехала. Мне нравится Николас. Хороший парень, хоть и нелегко вам друг с другом. Но просто ничего не даётся. Настоящие чувства – довольно сложный процесс, – отвожу взгляд от Адама, желая сказать, что игра всё это.

– Николас уже ждёт тебя, – от этих слов резко поднимаю голову.

– Что? – Переспрашиваю я.

– Да. Кейтлин сказала, когда мы вернулись, что ты у Марка в спальне, и он ведь сообщил тебе о своём уходе, – хмурюсь от такой новости.

– То есть он…

– Мишель, не хочешь ничего мне рассказать? – Видимо, Адам всё же, ловит сильнейшее потрясение в моём взгляде.

– Мне нужно идти. Не хочу заставлять его ждать. Передайте спасибо Лидии и Кейтлин. До встречи, – подхватывая плащ и сумочку, вылетаю за дверь.

Чёрт. Прижимаюсь спиной к двери, пока внутри меня, как безумное стучит сердце. Он не ходил в спальню Марка, а если ходил? Зачем? Зачем так со мной поступать?!

Злость, вперемешку с обидой, заполняет разум. Отталкиваюсь от двери, решительно направляясь в новый ад, где вытрясу из моего мучителя и любви всей моей жизни в одном лице, ответы на все свои вопросы. Хватит с меня его партий. Я больше не пешка, и требую к себе человеческого отношения. Ну, держись, Холд, если увижу сейчас, то взорвусь, и тебе будет плохо.

 

Сорок шестой вдох

Не знаю, что так влияет на меня: пару глотков вина или явное демонстративное и нелицеприятное отношение Николаса. Но внутри, словно по щелчку, открывается яркая и неудержимая жажда кричать. Не понимаю, что хочу сейчас больше всего ударить его или разреветься. Меня трясёт, как сумасшедшую, пока лифт медленно везёт вниз. Клокочет с невообразимой силой непонимание и уязвлённое самолюбие.

Вылетая из здания и на секунду останавливаясь, нахожу глазами «Рендж Ровер». Сжимаю до боли руку в кулак, что ногти остро врезаются в кожу. Я даже не вижу Майкла, стоящего рядом с машиной. В данный момент мой разум затуманен жаждой мщения или же, нехваткой кислорода. Разрывает изнутри, когда дохожу быстрым шагом до Майкла.

– Мисс Пейн, – едва заметно улыбаясь, открывает дверь.

– Нет. Пусть этот… этот самовлюблённый, наглый, бесчувственный… ненавижу! Никуда не поеду! – Повышая голос, яростно топаю ногой.

– Мисс Пейн, прошу вас, садитесь, – шепчет Майкл. Губы подрагивают от злости, и я мотаю головой.

Дверца хлопает, но где-то далеко от моего разума. И в одну секунду меня буквально запихивают в машину так, что я лечу носом в сиденье. Взвизгивая, не успеваю даже вздохнуть, как я полностью уже в машине, а моё платье задралось, являя миру оголённые ягодицы.

– Поехали, – резко приказывает Николас, как куклу поднимая меня и усаживая. А я задыхаюсь от возмущений и наглости его поведения. Машина с визгом стартует.

– Да, слушаю тебя. Продолжай, – произносит Николас. Моргая, концентрирую взгляд на нём, и только открываю рот, чтобы закричать подготовленными ругательствами, как замечаю, что на его коленях уже ноутбук, и он говорит по телефону.

– И это благоприятный исход для них, – кивает он невидимому собеседнику на том конце провода. Захлопываю рот, и внутри растекается болезненное ощущение, когда вдыхаю сладость его аромата. Одновременно с этим слёзы обиды скапливаются в глазах, но мотаю головой.

– Остановите машину, Майкл, – голос отчего-то пропадает, и я хриплю эти слова. Шофёр никак не реагирует на мою просьбу, а Николас продолжает разговаривать по телефону.

От такого отношения совершенно теряюсь, гляжу то на одного, то на второго. И так неприятно, задыхаюсь от унижения.

– Хватит! – Всё же, удаётся вскрикнуть, но и вновь никто не обращает на меня внимания.

– Прости, Нарим, у меня параллельный звонок, – говорит Николас.

Мои руки трясутся, как и губы, а слезе удаётся скатиться по щеке.

– Да, Райли.

– Майкл, немедленно остановите машину! – Возмущаясь, хватаюсь за дверь, но моментально по моим рукам ударяет Николас.

– Ты обалдел? – Визжа, оборачиваюсь к нему, невозмутимо слушающего друга. Место удара горит, а ещё больше всё внутри меня. С каждой секундой всё больше и больше.

– Хорошо, завтра встретимся и обсудим. Да, я уже видел и хоть всё гладко, но где-то подвох…

– Прекрати! Выпусти меня из машины! – Толкаю его в плечо, отчего он даже не двигается. Только одной рукой закрывает макбук и передаёт Майклу.

– Конечно, вечером, как обычно, – смотрит в окно, а я взрываюсь. Словно у меня внутри существует точка кипения, и сейчас буквально выплёскивается огненной лавой.

Нажимаю на кнопку, чтобы открыть окно. И это никому не интересно. Ни черта! Резко выхватываю телефон из руки Николаса и бросаю в окно. В этот момент Майкл тормозит, что я лечу вперёд, хватаясь за переднее сиденье.

– Мисс Пейн, мистер Холд, – шофёр испуганно оборачивается. А я пытаюсь дышать, когда не могу. Рвёт на части. Обидно. Больно. Жалко себя.

– Пошёл ты на хрен, Холд, – шиплю, отталкиваясь руками от сиденья.

Ловлю лютую ярость в его блестящих глазах.

– Ты выбросила мой телефон, – низко произносит он.

– И тебя выброшу. Какое право ты имеешь так вести себя? – Толкаю его в грудь от злости.

– Мисс Пейн…

– Какое право ты имеешь игнорировать меня? Пошёл ты на хрен! Пошёл ты! – Ударяю кулаками его, пытаюсь, но перехватывает мои запястья.

– Прекрати, – цедит он и тянет на себя.

– Ты заблокировал! Ты пропал! Это ты прекрати, – каким-то образом удаётся отцепить его руки от себя, и смахиваю пряди с лица.

– Никогда больше не смей подходить ко мне. Никогда, – выставляю вперёд указательный палец, трясущийся от переизбытка адреналина. Нахожу другой рукой ручку двери и вылетаю из машины.

Капли дождя падают на моё лицо, полыхающее от ярости. Замечаю в долю секунды знакомый фасад своего дома и срываюсь на бег. Но не успеваю даже сделать пару шагов, как меня хватают за локоть, до боли сжимая его, и тащат.

– Не трогай меня! Отпусти! – Кричу, упираясь ногами, но слишком высокие и неустойчивые каблуки, что приходится перебирать ногами, забегая за Николасом в холл дома.

Продолжая силой вести меня к лифту, а я ударяю его сумочкой. Нажимает на кнопку лифта и толкает меня внутрь. Успеваю выставить руки, но даже не долетаю до другой стены, как меня обхватывает за талию и, вновь толкая в стене, вжимает в неё. Перед глазами всё плывёт. Дышу рвано. Быстро. А он сжимает моё горло.

– Закрой. Свой. Рот, – цедит в моё лицо. Взгляд безумный. Блестящий, обжигающий меня яростью.

– Отпусти, – хрипя, хватаюсь свободной рукой за его.

Словно ему противно, с такой ненавистью отталкивает меня и останавливается напротив. А я с ужасом смотрю на него. Боль. Вот она. Приходит в полную силу. Глаза наливаются слезами, а горло дерёт от крика.

Дверцы лифта распахиваются, и он, хватая меня за локоть, выводит из него. Быстрым шагом идёт к моей двери и снова толкает.

– Открывай, – приказывает он.

– Уходи. Я не впущу тебя… никогда больше, понял? – Надрывисто шепчу, боясь смотреть на него. Не знаю этого человека, не понимаю, что сейчас происходит, но мне невообразимо больно. Сердце сжимается до давления в грудной клетке. Ноги дрожат с такой силой, как и я сама.

Выхватывает из моих рук сумочку и вытаскивает из неё ключи.

– Хватит… отдай… нет, – пытаюсь перекрыть ему замочную скважину, но вижу только поджатые губы и его силу взгляда, который заставляет похолодеть всё внутри. Отодвигает меня и щёлкает замком, нажимает на ручку, и я вместе с дверью падаю назад.

Один вздох и уже в его руках. Крепко держит за талию, закрывая ногой дверь.

– Отпусти! Вываливайся из моей квартиры! Я запрещаю…

– Запрещаешь? – Прижимая к стене, расставляет свои руки по бокам от моей головы.

– Да… да… ты игнорировал меня… а сегодня… какого чёрта? – Шепчу, хватая ртом воздух.

– Обещания исполняю. Меня пригласили, хотя было очень интересно наблюдать за вашим свиданием с Марком, – рычит он.

– Свиданием? – Давлюсь от его слов.

– Настолько обрадовалась моему отсутствию, что и дня не смогла без демонстрации своих прелестей? – Ударяет ладонью по стене. Жмурюсь и одновременно вздрагиваю.

– Считаешь, буду ждать, когда ты откровенно унижаешь меня? – Распахивая глаза, повышаю голос.

– Унижаю? Ты ушла…

– Ты ничего не сделал, чтобы не ушла. И я не ушла, а дала тебе возможность решить, – перебиваю его.

– Решить? О, я решил, Мишель, – от его низкого смеха по телу проносится дрожь. Его дыхание так близко, заставляет мысли крутиться в голове в другом направлении. Аромат сводит с ума. Ярость в его теле отдаётся внизу живота ярким спазмом, сжимая всё внутри в тугой узел.

– Я была в клубе, – зачем-то говорю, облизывая губы. Глаза уже привыкают к темноте, и блеск его глаз передаётся мне шумом в ушах.

– Никогда. Больше. Туда. Не ходи, – приближает своё лицо к моему.

– Тебя не касается больше, куда я хожу, – сипло отвечаю. Разум туманится от быстрого дыхания.

– Не касается? – Шипит, обдавая мои губы горячим дыханием.

– Нет… – выдыхая, ощущаю, как клитор от его ярости начинается пульсировать. – Ты ушёл, теперь моё дерьмо тебя не касается.

– Уверена? – Тянет он. Замечаю, как его рука опускается и тут же хватает меня за подбородок. Тону в его глазах.

– Да, – только произношу это слово, как с рыком впивается в мои губы. Задерживаю дыхание, кусает нижнюю губу до боли, до вспышек перед глазами. Ноги подкашиваются, хватаюсь в лацканы его пиджака, а Николас яростно подминает мои губы под свои. Жадно. Наказывает, а я горю изнутри.

– До сих пор уверена? – Перехватывая мои руки, сжимает запястья. Втягиваю воздух и распахиваю глаза.

– Да, – свистящий шёпот вырывается из моего рта. Раскрывает мои руки и хватается за вырез на платье.

– Неверный ответ, – рычит, дёргая ткань, что она с треском разрывается, оголяя моё тело, освобождая грудь. Поддаюсь вперёд, охая и дрожа.

– Будем учиться отвечать правильно, – успеваю только отметить лихорадочный блеск его глаз и приподнятый уголок губ в ухмылке, как резко хватает меня за волосы. Сжимая пряди, толкает и я от напряжения, возбуждения и какой-то незнакомой прострации, чуть ли не падаю на пол.

Не соображаю совершенно, а только испуганно сжимаюсь внутри, когда Николас успевает схватить меня за талию и опустить на колени, не выпуская волос.

– Ненавижу это платье, – шипит он и, отбрасывая мои пряди, хватается за него и разрывает на спине, что пуговицы отлетают во все стороны.

– Николас… – шепчу и пытаюсь обернуться, а ткань падает с моего тела.

– Закрой рот. Ни одного звука, – с силой тянет за волосы, заставляя прогнуться в спине и взглянуть на него снизу вверх.

– Поняла меня? – Опускается и надавливает рукой на спину.

– Не слышу, – рычит в моё ухо и зубами цепляет мочку.

– Да, – всхлипываю от судорожного спазма внизу живота. У меня даже мысли не возникает сопротивляться, кричать или ругаться. Сухо во рту, облизываю губы.

– Обопрись руками. Живо, – от его приказа кровь начинает бурлить. Делаю так, как сказал, вставая на четвереньки.

– Итак, – резко тянет за волосы, приближая моё лицо к своему. Втягиваю в себя воздух, и яркий шлепок раздаётся по тихому пространству. Ягодица вспыхивает мелкими иголочками и горячим потоком проникает в мою кровь.

Издаю стон от боли и пульсации накалённого клитора.

– Меня не касается ничего в твоей жизни, – утвердительный голос врезается в мой разум.

– Ты ушёл…

– Закрыть рот, сказал, – ещё один удар по другой ягодице. Выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы, и локти дрожат от невероятно острого ощущения на коже.

– Хорошая крошка, – мягко гладит меня по пылающей ягодице. Закрывая глаза, наслаждаюсь его поцелуями на шее, подставляя под его губы.

– Меня не касается, куда ты ходишь и с кем это делаешь, – сминает ягодицу. Сглатываю от его обманчиво ласкового тона. Внутри всё инстинктивно сжимается, даже не дышу.

– Да? – Крепче хватает за волосы и одновременно ударяет по ягодице. Дёргаюсь. Стону и всхлипываю от дрожи, от боли, что так сладко и резко вливается в моё сознание.

– Да? Отвечай! – Поворачивает мою голову. Распахивая глаза, только открываю и закрываю рот.

– Требую ответа, Мишель, – новый шлепок и выгибаюсь всем телом, шипя проклятья от дрожащих ног. Оттого, насколько сильно горит кожа под его ладонью, поглаживающей её.

– Да! Да… не касается, – хнычу. Хотя проще признать, что его всё волнует. Но жажда, открывшаяся вместе с забытой вкусной болью, не желает этого. Заставляет подчиниться своим извращённым фантазиям. Дышать быстро, пытаться не рухнуть на пол, и найти его блестящий взгляд.

– Подумай ещё, – удар и больше не могу сдерживать крика от пульсации клитора. По внутренней части бедра скатывается тонкая струйка моего сока, а тело буквально готово молить о разрядке.

– Ник… чёрт… Ник, – шепчу, нет сил держаться на руках и локти ослабевают.

– Ещё раз. Как ты назвала меня? – Хватая за волосы, резко поднимает меня на ноги. Но не слушаются, подкашиваются, а ягодицы пылают от ударов.

– Ник… Николас… Мастер, – выдыхаю, когда прижимает меня к стене. Она такая холодная и от этого прикосновения к моей горящей коже, по телу проносится яркая токовая стрела.

Один вздох и приоткрываю глаза, встречаясь с неизвестным мне огнём в его взгляде. Он настолько резкий, сладкий и срывающий крышу, что, не соображая больше, не думая ни о чём, обхватываю его шею и тянусь к губам.

И только касаюсь их, как издаёт шипение в мой рот, зарываясь пальцами в мои волосы. Его язык врывается и встречается с моим. Как сумасшедшая целую его, прижимаясь оголённой грудью, которая кажется слишком чувствительной с выпирающими сосками. Они трутся о его пиджак. Не прекращая поцелуя, пытаюсь снять с него одежду. Помогает мне, кусая мои губы, впиваясь с ещё большей ожесточённостью в них. А мне нравится. До безумия. До сумасшествия. До желания быть больной.

– Мишель, – выдыхает он, когда я опускаюсь быстрыми поцелуями к его шее. Пальцами расстёгиваю пуговицы на пиджаке, но слишком долго. Хватаюсь за ткань и резко тяну в разные стороны.

– И за это ты получишь, – от этого обещания меня сотрясает крупная дрожь.

– Накажи меня, – судорожно шепчу, целуя его подбородок, нахожу губы.

– Непременно.

Голодные поцелуи, Николас подхватывает меня под ягодицы и сажает на себя. Издаю стон от боли, что до сих пор теплится на них. Несёт меня куда-то, но плевать. Клитор так чувственно реагирует на прикосновения с тканью его брюк и выпирающим членом сквозь них, что теснее прижимаюсь к нему.

Бросает на кровать. Подпрыгиваю и не успеваю даже подумать о чём-то, как накрывает своим телом. Слышу, как борется с брюками, а его пальцы входят в меня.

– О, Ник, – выгибаясь, насаживаюсь на него.

– Ты течёшь, крошка. Да так сильно. Верю тебе, – бессвязные слова вылетают его рта. Вытаскивает из меня пальцы и моментально наполняет собой до отказа.

Издаю крик от болезненного распирания, и меня сотрясает в оргазме, а он даже не двигается. Обнимаю его член стенками. То выгибаюсь, то кричу, царапая его спину ногтями. Всё внутри дрожит и просит о большем. Словно лишь прелюдия моего организма к большему.

– Вот теперь готова, – довольно усмехается Николас и практически выходит из меня, чтобы в следующую секунду вырвать из моего горла стон.

До боли. До новой волны изощрённого возбуждения. Трахает. Именно трахает меня. Быстро. Глубоко. Сильно. Впивается пальцами в мои ягодицы, не давая даже вздохнуть. Пытаюсь найти его губы, но, отстраняясь, ещё глубже и жёстче входит меня. Шлепки плоти, и в моих висках стучит от жгучего напряжения. Мышцы с каждым разом всё сильнее сжимаются. Поднимаю голову и кусаю его шею. Рыча, быстрее совершает фрикции. И мне так нравится стонать под ним, знать, насколько он сходит с ума от этого. Животное. Моё. Он мой.

– Блять, Мишель! – Отрывает мою голову от своей шеи и придавливает сильнее к постели. Подаюсь вперёд и ловлю его дыхание. Быстрые поцелуи и пот скатывается по моему телу. Кажется, что внутри меня собирается сгусток энергии, сосредотачиваясь где-то между нами. Ещё один толчок в меня на всю длину его члена. От ног поднимается волна, а от клитора другая опускается. И когда они встречаются, то кричу в его рот. Моё тело подбрасывает снова и снова, а он продолжает трахать меня, усиливая ощущение, что сейчас разорвёт от наслаждения. Пик, который даже не могу объяснить, отключает разум, и я растворяюсь в его стоне. Всё затихает, а меня продолжает трясти, тело реагирует на то, как он кончает. На каждое дрожание его отвечает тем же.

Николас, падая на меня, быстро дышит в мою шею. Открыть глаза не в силах, двинуть рукой тоже не могу. Тело конвульсивно дёргается, а я хриплю, хватая ртом воздух.

– Теперь ты выучила урок? – Отбрасывая пряди волос, подбирается к уху.

– Да… – едва слышно отвечаю.

– Меня касается всё, что связано с тобой, – продолжая, играет языком с мочкой уха. Снова дёргаюсь от острого ощущения. Даже его дыхание отзывается внутри меня. Это странно. Любое прикосновение, особенно воздуха, вызывает дрожь.

– Да, Ник, – слабо улыбаясь, ловлю себя на мысли, что мне легко так его называть. Намного легче, чем было раньше.

– Так я больше не Николас? – Усмехаясь, приподнимается на локте. Открываю глаза и встречаюсь с ним взглядом.

– Я… – голос хрипит, – мне нравится твоё имя. Николас или Ник. Без разницы, только не уходи.

Секунды пролетают, пока он смотрит на меня, поглаживает внешней стороной пальцев мою щёку. А я люблю его и вновь жду вердикта. Сейчас, пока разум восстанавливается и воспроизводит картинки, только осознаю, что он реален. Он шлёпал меня, а потом трахал. Мне не нужно тихое занятие любовью. Я жажду, чтобы он брал меня, как безумный, как больной, как Мастер. Хочу быть его. Хочу видеть его настоящего. И теперь никакого страха нет внутри. Только жажда познавать его мир вместе.

 

Сорок седьмой вдох

Кажется, что вечность проходит, пока восстанавливаю дыхание, лёжа под Ником. Николасом. Моим Мастером. Только моим. Поднимается с меня, всё так же, ничего не отвечая, и сбрасывает брюки вместе с туфлями. Его взгляд скользит по моему обнажённому и до сих пор горящему телу, раскинутому на постели.

– Николас…

– Надо в душ. Обоим, – цокая, подходит ко мне и подаёт руку. Хватаясь за неё, он резко тянет на себя, что лечу в него. Ноги не слушаются, успеваю ухватиться за его шею и повиснуть.

– Боже, – шокировано шепчу, поднимая на него голову.

– Больно? – Напряжённо спрашивая, он убирает с моего лица влажные пряди.

– Не знаю… странно. В этот раз очень странно, кажется, что до сих пор кончаю, – ощущая подрагивание внутренних мышц, признаюсь.

Хмурясь, вглядывается в моё лицо. А затем опускает руку от моего лица и грубо входит в меня пальцами. Откидывая голову, издаю стон, и горячая волна моментально отталкивается оттуда-то изнутри, ударяя по моему телу. Другая рука до боли сжимает до сих пор полыхающие ягодицы и раздаётся шлепок. А затем ещё и ещё, пока кровь не разгорается с новой силой, заполняя разум чем-то иным. Боль, возбуждение внутренних стенок, и снова боль, от которой всё смазывается перед закрытыми глазами и плывёт. Он трахает меня пальцами, когда меня разрывает сильнейшими спазмами. Кричу от такого яркого света, проносящегося перед глазами. Сжимаю пальцами его шею.

– Давай. Ну же, давай, – шипит он. Тело с сильнейшей силой начинает трясти, а внутри происходит что-то невероятное. Кажется, что каждый нерв тела наэлектризован, а я вся становлюсь эрогенной зоной. Ощущаю его дыхание, которое проникает в кровь и меня пронзает непрекращающейся судорогой. Удары заканчиваются, но не фрикции пальцев. И словно моя душа, отделяясь от тела, взмывает ввысь. Я больше не дышу, смотря на нас откуда-то сверху. Всё смешивается в одно. Чувство невесомости и наслаждения. Тишина. Она настолько блаженная, что не верю в неё, и в то же время жажду. Она есть. Есть единение, о котором даже не смела мечтать. Есть.

– О, крошка, – даже не замечаю, как его пальцы исчезают из меня. Словно безвольная кукла вишу в его руках, а он, крепко прижимая к себе, гладит по волосам, целует в висок. На моих губах расцветает улыбка и все проблемы, страхи, буквально всё исчезает, оставляя яркий мир, в котором безумно хорошо.

И в одну секунду делаю глубокий вдох, шумно втягивая в себя воздух. Немного отклоняется назад, а я моргаю, продолжая улыбаться.

– Не чувствую тела… как же я люблю тебя, – шепчу.

– Чёрт возьми, кто же ты, мать твою, такая? – Слышу удивление, перемешанное с восхищением, в голосе Ника. Одним движением подхватывает руки, а я прижимаюсь к нему, продолжая быть в какой-то другой вселенной. Забирается со мной в ванную и, прислоняя меня к стене, настраивает прохладные струи душа.

– Иди сюда, – обхватывая мою талию, ставит прямо под воду. Когда касается ягодиц, то вздрагиваю и всхлипываю от пощипывания на коже.

– Пройдёт. Завтра уже ничего не будет напоминать об этом, – шепчет, намыливая меня, а я сквозь воду, скатывающуюся по лицу, просто смотрю на него. В его ясные золотисто-карие глаза, сейчас с примесью карамели. И мне так сладко.

– Что со мной? – Спрашиваю шёпотом.

– Сабспейс. Ты поймала его, – подавляя смешок, поясняет Ник и выключает воду.

– Но я думала, что тогда… в той комнате из зеркал это было. Сейчас… боже, хочу ещё, – снова улыбаюсь, словно под наркотиком.

Качает головой и, обматывая меня полотенцем, вытаскивает из ванны. Направляется в спальню, пока я только начинаю осознавать реальность. И то, как неприятно трётся полотенце о ягодицы, кривлюсь, когда опускает меня на кровать. Оставляя одну, выходит из спальни. Придвигаясь к изголовью, шиплю проклятья. Но моё тело расслаблено, настолько, что даже мышц не чувствуется. Ничего. Благодать.

– Попей, – постель проминается под весом Николаса, и он передаёт мне бокал с водой.

– Спасибо, – шепчу и, принимая стакан, делаю глоток. Довольно вздыхаю, когда допиваю всё до конца. Ставлю бокал на тумбочку и поворачиваюсь к нему.

Вот теперь я чистым разумом понимаю, что пришло время решений. Пришла та минута, когда нам следует говорить.

– Ник…

– Подожди. Я не должен был вымещать на тебе свою злость. Ревность, – перебивая меня, придвигается ближе.

– Ревность? – Удивляюсь я.

– Да. Сегодня приехал к тебе и пока подбирал слова, чтобы обсудить всё, увидел, как ты выходишь из дома и садишься в машину Марка. В этом платье, которое ничего не скрывает, такая лёгкая, воздушная. Не моя. Поехал за вами, а потом поднялся, решив, что утащу тебя оттуда. Как оказалось, попал прямо в нужное время. Ревность, – кривится на последнем слове.

– Чёрт, ты не представляешь, как ненавижу её, и насколько сильно она меня заводит. Не планировал этого, но сейчас, – делает паузу.

– Ты шлёпал меня, как тогда. И ты был собой. Да? – Тихо произношу я.

– Нет, Мишель, этого человека я не знаю, – качает головой, а я хмурюсь.

– Но…

– Это другой. И признаю, мне он сильно понравился. Когда он с тобой, становится безумен и хочет разорвать тебя на части, – с такой страстью отвечает Ник, что задыхаюсь от чего-то нового внутри себя.

– Сам не понимаю, что произошло. Как будто тормоза слетели, ведь я прокручивал это, сам того, не желая, последние дни слишком часто, – вытягивает руку, переворачивая её ладонью вверх.

– Забыл, как приятно, когда она горит и покалывает. Забыл, что такое наказывать кого-то для наслаждения обоих. Другого экстаза. Это ты, – поднимает на меня голову, а я ответить ничего не могу.

– Я не уходила в том смысле, который понял ты, – выпаливаю неожиданно даже для себя.

– Спасибо, что ушла, – мягко улыбаясь, дотрагивается до моей щеки ладонью, и я ощущаю, как она горяча. Именно ей он бил меня, и подаюсь его ласке.

– А теперь? Что будет теперь? Ты оденешься, и мы попрощаемся? – Тихо спрашиваю.

– Нет. Я должен признаться во многом. Сейчас готов, – отнимает руку от меня.

– Хорошо, – кивая, делаю глубокий вдох, наблюдая, как его лицо приобретает серьёзный вид.

– Я садист, которому необходимо испытывать наслаждение от наказаний, без какого-либо сексуального подтекста. Отрицаю его и очень редко использую, – сглатываю от его слов. – Так было.

– После той ночи решил, что смогу навсегда отказаться от темы. Не помогло. В последние дни меня мучили сны, а потом уже разные видения, когда ты стоишь на коленях передо мной. Неважно, где я был. Они просто проносились перед глазами, и досконально помню каждый ответ твоего тела. В тот вечер мне понравилось тебя наказывать. Не видеть страха в твоих глазах, а лишь уверенность и силу, она возбуждала. Но когда вырвал иглы из твоей спины, а кровь проступила, меня замутило. Не мог оторвать глаз от этого, но машинально продолжал. Я был в шаге от того состояния, в котором пребывала ты сегодня. Дошёл до него быстро из-за тебя, а это недопустимо. Домспейс для меня и тебя опасен. А потом пришёл страх, и нежелание принимать то, что сделал. Мне требовалось самому пройти через это, чтобы понять себя и, наконец-то, признаться, что люблю. Нет, это слово слишком простое, чтобы передать мои чувства, – поворачивает ко мне голову, а его голос словно ломается с каждым словом.

– И ты не можешь пережить ту ночь? Но я же забыла, наоборот, мне понравилось то, каким ты был сегодня, – придвигаюсь к нему ближе.

– Ты не услышала меня, – горько усмехается Ник, – сказал, что мне понравилось наказывать тебя, и я был в курсе того, что могу войти в состояние транса.

– Ты хотел его, – шепчу и вижу подтверждение своих слов.

– Верно.

– То есть ты жаждал изуродовать моё тело под ним? – Голос дрожит.

– Отомстить за боль, которая была со мной весь день. Которую ты принесла в мою жизнь. Думал, что поможет это вырвать тебя изнутри. Облегчить своё состояние, – с отвращением произносит он.

– Но ты не сделал этого.

– Нет. Остановился, потому что не смог. Когда ты закричала, у меня кровь застыла, и что-то внутри сдавило от страха. Я…

– Ты закончил быстрее, чем планировал.

– Да.

– А обычно, как проходят такие вещи? – Сдавленно шепчу я.

– Жёстко. Девушка или парень не получает никакого наслаждения, только боль. Используются другие розги. Есть специальные, я использовал их для себя.

– У меня были… – помогаю ему восстановить полную картину того, что на самом деле происходило.

– Бил тебя так, чтобы скорее появились отметины. Двадцать пять раз, но прикладывал силу, чтобы ты чувствовала боль раз десять.

– Ты пытался обмануть самого себя и свои привычки, чтобы закончить наказание раньше, чем должно быть, – догадываюсь я, и глаза слезятся от смеси облегчения и осознания его чувств уже тогда.

– Да и мне это удалось, – подтверждает он.

– О, Ник, боже, – закрываю глаза, а моё сердце словно делает глубокий вдох, насыщая всё тело кислородом.

– Боялся притронуться к тебе. После того секса на столе, начались появляться сны, где ты снова плачешь и испытываешь боль, вместе с теми, о которых ты знаешь. Не смел тебя ударить, чтобы не искушать судьбу и своего ублюдка внутри. А сегодня потерял контроль, не смог остановиться и сейчас не понимаю, ведь хотел сказать тебе, что больше никогда не возьму в руки девайс. Если тебе не нужен, то уйду. А вышло всё так, что на моих глазах ты испытала сабспейс. Отчётливо увидел, насколько твоё тело отвечает под моими ударами. Насладился. Каждой секундой, но так не должно быть.

Пока он говорит, открываю глаза, стирая слёзы.

– Нет, – подаю голос и заставляю посмотреть на меня. – Отчего не должно, Николас?

– Ты не поняла, что мне понравилось тогда наказывать? – Зло рычит он.

– Поняла. Но бить тебе не понравилось так, как ты делал. Не понравилась кровь, хотя ты обожал это. Тебе понравился факт подчинения. Моего. И мне это нравится. Схожу с ума, когда ты приказываешь мне. Дрожу, и возбуждаюсь от твоей ревности, от твоей ярости и тебя. Ты был собой сегодня. Не тем, кого выдумал, чтобы побороть прошлое. А тем, кто должен был появиться и вытащить нас обоих на свет. И я видела его. В твоих руках видела, а другого не хочу. Так не сдерживай себя, научи меня, как правильно принимать новую особенность твоей многогранной личности, – шепчу, дотрагиваясь до его лица.

– Мишель, ты не можешь быть Нижней. И ты боишься этого…

– Нет. Послушай же. Пойми меня, – мотая головой, приподнимаюсь и сажусь на колени, обхватывая его лицо руками. – Боль бывает разной. Раньше я думала, что она однородна. Но ты показал мне, насколько я ошибалась. Теренс причинил мне насильственную боль, несколько раз ударил головой, спиной. Он хотел увечий. Но ты… твоя боль, ты даришь мне новый мир, который отвергала, фыркала, потому что боялась признаться, что мне необходим Мастер. Когда я была в этом состоянии, во мне не было страха, не было переживаний, словно летела куда-то. Потом падала и знала, была уверена, что подхватишь. И обратной дороги нет, Ник. Твоя сущность даёт о себе знать. Отвергать ты её больше не можешь. Так я готова, открой мне свой мир.

– Мишель. Этого хочу больше всего, – обхватывает мои руки, прикасаясь губами к моей ладони.

– Так что тебя останавливает?

– Боюсь причинить тебе не ту боль. Боюсь, что уйдёшь навсегда от меня, когда садист возьмёт вверх. Лучше терпеть…

– Нет. Не лучше. Нам нравится одно и то же. Но я неопытна, а у тебя за плечами багаж знаний. Ты не садист, – качаю головой, вглядываясь в его глаза.

– Я буду контролировать себя. Обещаю. Ты права, ощутив вновь эту власть над тобой и твоим наслаждением, увидев, как ты кончаешь для меня, не смогу остановиться. Заберу тебя с собой, но рабыней ты никогда не будешь. Нам придётся учиться обоим. Никакой крови, я хочу видеть тебя вот такую и ревновать. Каждый час и каждую минуту обдумывать, что сделаю с тобой. Как накажу тебя и засну рядом. Хотя с утра у меня были другие планы. Но ты, чёрт возьми, ты… хочу трахать тебя. Трахать так, чтобы ты не могла ходить и носить эти вульгарные платья. Никогда. Поняла меня? Только со мной ты имеешь право носить то, что меня возбуждает.

– Так трахай, потому что у меня развилась неприязнь к приторному и слишком сладенькому сексу, – улыбаюсь, когда он прижимается ко мне лбом.

– Чёрт, я так скучал по тебе, – обнимает меня, а я плачу от счастья.

– С ума сходила. Словно часть оторвали. Но ты игнорировал меня, – хлюпаю носом, вдыхая аромат его кожи, ещё хранящей запах одеколона.

– Нет. Мне необходимо было остыть и подумать, – отодвигается от меня. – Но мне не дали времени всё уложить в голове. Много работы и проблем. Хотя признаю, обижался.

– Ник, – смеюсь я, и он улыбается.

– Так я снова Ник? – Приподнимает бровь, заправляя за моё ухо прядь волос.

– Нет. Я буду звать тебя по-разному, потому что люблю тебя любого, – подавляю зевок.

– Я тоже практически не спал. Остаюсь у тебя, – опрокидывает меня на спину. Охаю, но продолжаю улыбаться, когда он забирается в постель, и накрывает нас одеялом.

– Так рада, что меня есть кому наказать, – шепчу, уютнее устраиваясь в его руках.

– Дышать легче. Намного. Перебороть себя сложно, но направлять твою радость подчинения в другое русло мне определённо нравится. Я не ошибся в тебе. Ты идеальная для такого как я. Потому что моя, – целует в волосы. А мне большего не надо.

– Николас, – испуганно поднимаю голову, вспоминая самое опасное, что есть для нас.

– Да?

– А твои… эти кошмары? Ты же не будешь спать, да? – Сдавленно шепчу, наблюдая, как его лицо преображается, становясь жёстче.

– Ответь, пожалуйста, – прошу я.

– Они стали ещё хуже. Меняются постоянно и… – недоговаривая, только вздыхает. Мне больно смотреть на его мучения, когда не знаю, как помочь ещё.

– Отдыхай, крошка. Я чертовски скучал по тебе, и даже этой возможности полежать рядом, слушать твоё дыхание и наслаждаться тем, как нежно поглаживаешь мою грудь. Достаточно. Сейчас достаточно для меня. Справлюсь, обещаю тебе, теперь знаю, куда мне двигаться. Раньше думал, что определился в теме. Стал тем, кого создала природа. Не она это была, а я и мои страхи, прошлое и нежелание думать иначе. Спи, – целует в лоб и укладывает на своё плечо.

– У меня есть целая ночь, чтобы разобраться с тем, что произошло. Мне хотелось рассказать тебе про ту ночь и свои ощущения. Что ублюдок я…

– Нет, не говори так, – возмущаясь, привстаю с него.

– Поверь, я тот ещё подонок. Обрёк тебя на муки вместе с собой и не желаю отпускать. Зависим от тебя насколько сильно, что другое больше кажется неважным. Ты улыбаешься – и мне хорошо. Спокойно. Поэтому отдыхай и подари мне минуты, где будет возможность остановиться. Сделать передышку – последние дни вымотали меня. И ты нуждаешься в ней. Ложись, – силой притягивая меня к себе, обнимает двумя руками.

– До завтра, Ник, – сонно шепчу, зевая и ещё ближе придвигаясь к нему.

– До завтра, Мишель.

Ночь – странное время суток, в ней мы встречаемся с опасными желаниями, которые руководят нами. Но она честна в своих предпочтениях. Именно в этот период мы показываем свои истинные лица и боимся последствий. День несёт в себе обманчивое солнце, но сейчас, пережив пустоту, понимание того, что не смогу без Николаса, сильнейшую эмоциональную встряску и невероятное открытие своего тела, мне остаётся только единственное верное решение. И завтра он о нём узнает. Пора менять не его, не внешность, не привычки, а научиться честности к самой себе. И начать следует с чувств. Утро не поможет, но желание быть с ним, намного сильнее яркого света и возможности затаится, претворяясь не той, кто ты есть и кем хотела бы быть. Хватит. Это слово относится только ко мне.

 

Сорок восьмой вдох

Сон. Как важен он в человеческой жизни? Никогда не задумывалась, пока не ощутила полное и безмятежное расслабление, не поддающееся описанию. Никогда такого не испытывала. Мягкая постель и никаких звонков, тяжести внутри, а лишь безмятежность и спокойствие. Улыбаясь, подтягиваюсь, разминая затёкшие мышцы и чувствуя каждую из них, словно я сутки тренировалась в спортзале. Но даже это не сотрёт прекрасного сочетания пробуждения. А всё благодаря одному человеку. Николасу. Нику…

– Ник, – испуганно распахивая глаза, подскакиваю на кровати. Моргая, пытаюсь привыкнуть к яркому свету, бьющему из окон, и кривлюсь на покалывание тела. Осматриваю комнату, где царит погром. А нет, всё так, как и было. Это я разбросала вчера коробки и ничего нового. Мой взгляд медленно блуждает по спальне, прислушаюсь, тишина. Натыкаюсь на босые ноги и, поднимаясь глазами по ним, поворачиваю голову. Аппетитные ягодицы загорелые и… ох… такие наливные. Добираюсь до татуировки в виде звёзд и надписи, и натыкаюсь на спокойное и умиротворённое лицо мужчины, спящего рядом со мной.

Улыбка сразу же появляется на лице, и я медленно, боясь потревожить его, опускаюсь на подушку. Хмурится и переворачивается на бок, что-то бормоча под нос, его рука ложится прямо перед моим лицом. И я любуюсь этими пальцами. Никогда не замечала, насколько руки мужчины могут быть завораживающими. Моя ладонь накрывает его руку, а я взгляда не могу оторвать от контраста нашей кожи. Именно этой ладонью он лупил меня вчера, и она такая же горячая. Сколько силы только в одной частичке тела. Невообразимо восхищаюсь им. Не могу прекратить это делать. Возможно, ещё не верю, что вот он рядом, после мучительных часов страха потери, лежит в моей постели.

– Ты долго будешь гипнотизировать мою руку? – Хриплый голос выводит меня из задумчивости, и я, резко поднимая лицо, встречаюсь с закрытыми глазами и улыбкой на губах Ника.

– Ты спишь? – Шёпотом спрашиваю.

– Ещё да, – так же отвечает он. Подавляю смешок и убираю руку, но он резво хватает меня за неё и через секунду оказываюсь прижатой к его телу, ощущая утреннюю эрекцию на своём бедре.

– А вот теперь готов проснуться, – наблюдаю, как медленно приоткрывает глаза, ясные и спокойные.

– Может быть, я пойду, займусь делами какими-нибудь, а ты ещё отдохнёшь. Во сколько ты лёг? Под утро, наверное, – замолкаю, замечая, как его глаза ещё шире распахиваются. В следующий момент отталкивает меня и вскакивает с постели.

– Николас, – испуганно наблюдаю, как он рассматривает себя, затем отбрасывает одеяло и хватает меня за локти, разводя их в стороны.

– Ник, – лепечу, совершенно не понимая, что происходит. Отталкивая меня, подхватывает полотенце с пола и вылетает из спальни. А я сижу, шокированная его поведением и ещё не отошедшая ото сна. Слышится какой-то шум и через пару мгновений он забегает в комнату, с каким-то странным звуком опрокидывая меня на постель.

– Николас, мне страшно уже, – признаюсь, а он начинает смеяться, утыкаясь в моё плечо. Его тело придавливает меня и дышать становится сложнее, но это неважно, меня волнует больше, что с ним снова не так.

– Спал, – выдыхая, поднимает голову и улыбается.

– Да, ты спал рядом, когда я проснулась, – хмурюсь.

– Нет, спал. Всю ночь. Вчера планировал полежать немного и… чёрт, бедный Майкл, он ждал меня в машине, – непонятно объясняет он и, вновь подскакивая с постели, ищет на полу свои брюки, а потом выглядывает из-за кровати.

– У меня благодаря кому-то нет телефона, – приподнимает укорительно брови.

– Эм… прости, – приподнимаясь на локтях, извиняюще улыбаюсь.

– Плевать. Ты понимаешь, я спал. Без кошмаров. Без лунатизма. Без ножей. Без всего. Заснул, держа тебя в руках, и только сейчас открыл глаза. Я спал! Чёрт возьми, спал! – Столько радости в его громком голосе. Пока осмысливаю его слова, он прыгает на постель так, что меня подбрасывает.

– Ты спал, – медленно произношу, когда доходит до меня. – Боже, Николас, ты спал!

– Наконец-то, – цокая, продолжает улыбаться.

– Это значит, что для нормального сна без этих кошмаров тебе требовалось меня отшлёпать? – Изумляюсь я.

– Нет, – качая головой, приподнимается на локте и поворачивается, подпирая голову.

– Как сказал мой психолог, то кошмары – это то, что проживаю внутри себя. И избавиться от них можно, только поняв причины. Думал, что из-за той ночи всё так происходило. Затем видения с подчинением и ты. Даже будучи Мастером, иногда видел их, раньше часто, а потом просто они были во мне. Вчера сбросил часть груза и твой сабспейс. Ты. Причина в тебе, крошка.

– Не понимаю, прости. Сейчас, вообще, не соображаю, – вздыхая, падаю на подушку.

– И не надо, иди ко мне, – обхватывает меня одной рукой и подминает под себя.

– Но я хочу понять, – обиженно выпячиваю губу.

– Тебе следует знать, что теперь всё будет иначе. Я боялся причинить тебе ту боль, которая отразится во мне. Хотя жаждал этого. Тянул тебя за собой, а ты шла до тех пор, пока я не переступил собственные табу. Никаких отношений. Никаких свиданий. Никакого Ника. Никаких душевных разговоров. Никакого сна вместе. Никакой любви. Чёрт, да любовью это назвать сложно. Потому что ты везде, и я тащусь от этого. Понять себя намного важнее. Это поможет двигаться дальше, и я намечу путь, только для тебя и меня. Нашу собственную дорогу. Теперь понятнее? – Говоря это, ласково убирает мои пряди с лица.

– Нет. Но твои слова мне нравятся. И больше не будет ссор? Мы не будем ругаться и расходиться? Не будет пустоты? – Шепчу я.

– О, будут. Ещё какие ссоры, крики и примирение. Это будет война против всех, и против друг друга. Но именно так мы узнаём, как сможем существовать вместе. Тандем, помнишь?

– Да.

– Тандем – это не только безграничное доверие, но и защита. Это участие в жизни друг друга. Я не разрешал тебе лезть в мою. Потому что надеялся на себя всё время. Тандем – это зеркальное отражение. То, что делаю я, проецируется на тебя. Но ты не нижняя, не покорная рабыня, ты та, которой позволяю менять меня. И это чертовски возбуждает, – делает движение в меня, упираясь головкой члена в мой клитор. Вздрагиваю от неожиданности и накаливания внизу живота.

– И я буду тебя трахать, как больной. Трахать, пока ты не отключишься. Трахать так, как не трахал ни одну из женщин. Трахать везде и при любых обстоятельствах. А ты только открой рот, и я заполню его, – от его шёпота дыхание сбивается. Облизываю губы.

– Но это потом. На сегодня у меня планы, – подскакивая с меня, снова набрасывает полотенце на бёдра.

– Уже течёшь, крошка? – Усмехаясь, бросает на меня красноречивый взгляд, от которого покрываюсь краской.

– Хорошо. Это очень хорошо. Где твой телефон? – Спрашивая, подходит к постели.

– В сумочке, – сипло отвечаю я.

– Ты же не против, если я им воспользуюсь? – Отрицательно мотаю головой, но, по всей видимости, это был риторический вопрос, потому что успеваю заметить спину Николаса, удаляющуюся от меня.

Как может жизнь перевернуться с ног на голову за одну ночь? Всего какие-то несколько часов, а многие вещи засияли невероятной надеждой. Кошмары исчезли. Надеюсь на это. Но если он уверен в том, что будет всё хорошо, то и мне незачем волноваться. Тандем, который мы познаём только сейчас, становится самым важным в моей судьбе. И я готова на всё, чтобы быть рядом с ним. Но для начала, должна выполнить обещание, данное себе в ночи. Не бояться этого солнца, что греет своими лучами, обязана, это сделать и с себя снять груз вины.

Поднимаюсь с постели и хватаю халат. Натягивая на себя, выхожу из спальни, собирая по полу разорванное платье и стринги. Которые даже не помню, как он снимал. Снимал это мягко сказано, в клочья растерзал. Но улыбаюсь этому и вхожу в гостиную, где аромат кофе наполняет мой разум.

– У тебя нет ничего для завтрака, – с укором произносит Ник.

– Яйца и молоко, – замечая, открываю холодильник.

– Пропали. Ты хоть когда-нибудь будешь себя кормить? – Прыскает от смеха он.

– Нет. Не буду, – пожимаю плечами и закрываю дверцу. – Мне нравится, когда делаешь это ты.

– Наглая ты, Мишель. Я не записывался тебе в няньки, – журит он, посматривая на турку.

– О, ты ещё не знаешь под чем подписался, когда познакомился со мной. Мне требуется наставник, – улыбаясь, подхожу к дверце под раковиной и открываю её.

– И ты порвал моё новое платье, – поднимая руку с тряпкой, в которую превратилась одежда, указываю ему на неё взглядом и бросаю в урну.

– Ещё раз наденешь такое без меня. На людях это сделаю, – спокойно отзывается и выключает плиту. – Наставник говоришь, требуется? Так вот первое правило – без меня никаких вырезов, никакой демонстрации твоего, то бишь принадлежащего мне, тела, никаких встреч с мужчинами, а только…

– Паранджа, – заканчиваю за него. – Это невыполнимое условие.

– Хорошо, раз так, то получать будешь вдвойне. Как твои ягодицы? – Он настолько спокоен и разливает по чашкам кофе, что мне остаётся только улыбнуться и сесть на стул.

– Хорошо. Даже не чувствуется, только немного мышцы болят, – поднимает на меня недоверчивый взгляд.

– Это хорошо. Кожа очень чувствительная и это возбуждает. Хватит так на меня смотреть.

– Как? – Усмехаясь, передаёт мне чашку.

– Довольно и очень эротично, как будто знаешь больше, чем я.

– Я знаю больше, чем ты, – смеюсь от его слов, вдыхая аромат кофе.

– Николас, я хочу тебе кое-что сказать. Это очень важно для меня, – выдавливаю из себя и опускаю голову.

– Говори, – облокачивается о стол локтями и поворачивает ко мне голову.

– В общем, – набираюсь смелости, – когда здесь была твоя мать, она обманула меня, сказав, что посещала ту квартиру, которую ты ей показывал, а там живут другие люди. И… она пришла, рассказала мне про твоего отца и как она забеременела тобой. Но потом… она… я… не смогла сдержаться, мне было так гадко слушать её и я ударила… дала пощёчину. Не хотела и хотела этого. Прости, – сглатываю от горечи во рту, ведь сейчас своими руками порчу всё. Но иначе не смогу вздохнуть глубже и позволить себе обманывать его.

– Что-то ещё? – Холодно спрашивает он.

– Да, – быстро киваю и отставляю чашку. – Люси. Она была у Райли и исписала его дверь, познакомилась с Сарой и очень расстроила её. Ты запретил мне встречаться с твоей семьёй, а я поехала. Устроила скандал и рассказала им про то, что сделала твоя сестра. Как пыталась разрушить вашу дружбу. Райли поделился со мной, но я вынудила его, и он сдался. Я была огорчена и зла на тебя, что не могу увидеть, ты не пускаешь меня, твой номер не обслуживается больше, и, наверное, так выместила свою обиду.

Выпрямляясь, шумно вздыхает. И я, скатываясь со стула, делаю шаг к нему.

– Пойму, – прочищаю горло, потому что голос пропадает от страха, – если ты не захочешь больше видеть меня и приму твоё решение уйти. Ты не должен выбирать между семьёй и мной. Это ни к чему хорошему не приведёт, знаю наверняка. Они всегда останутся твоими самыми близкими людьми, а я… когда-нибудь наши отношения закончатся. И ради меня не нужно разрушать твоё единение с ними. Ты любишь их, и они тебя по-своему. Прости, что из-за меня ты оказался в такой ситуации.

Замолкая, смотрю на его лицо, не выражающее ничего. Совершенно ни капли не угадать его эмоций.

– Ник, скажи что-то, – прошу.

– Для меня это не новость, Мишель. Мать сказала, что ты нездорова, раз позволила себе ударить её. После твоего посещения их дома, мне тоже об этом доложили, и я был там. Дал им три дня, чтобы собрали свои вещи и освободили дома, которые купил им. И ты ошибаешься, – переводит на меня серьёзный взгляд, – если считаешь, что важность твоего участия в моей жизни я ставлю ниже, чем безучастие семьи, которой не нужен, как человек. Поэтому закроем тему.

– Подожди… ты выгнал их? – Обескуражено шепчу я.

– Верно, – кивая, отпивает кофе, – и я не выгнал, а указал на то, что это принадлежит больному и психически нездоровому человеку, которому они хотят помочь, пичкая наркотиками и превратив в овощ.

– Боже, но так нельзя, Николас, – качаю в ужасе головой.

– Не бросаю своих слов на ветер. Предупреждал, чтобы не травили мою жизнь и не трогали тебя. Не услышали, теперь пожинают плоды своих действий, – резко отвечает он.

– Но…

– Нет. Сказал – закрыли тему, Мишель. Сейчас я не хочу обсуждать этих людей, – переводит на меня прищуренный взгляд, инстинктивно отступаю.

– Лучше поговорим о нас, – странно улыбается он.

– Хорошо. Мне просто необходимо было это тебе сказать. Не хочу тайн. Не хочу обманывать тебя и скрывать что-то, которое в будущем отразится снова расколом. Давай, будем честными. Признаваться друг другу во всём. Пожалуйста.

– Прекрасная идея, Мишель. Я её полностью поддерживаю, – кивая, отставляет чашку. – И как интересно, что именно ты начала этот разговор.

Делая шаг ко мне, хватает за руку и прижимает спиной к кухонному островку.

– Ты больше ничего не хочешь мне рассказать, крошка? – Вкрадчиво интересуясь, расставляет руки по бокам, отрезая мне путь к бегству. Но я и не собираюсь бежать.

– Нет…

– Подумай ещё, Мишель, – предлагает. Сглатываю от напряжения, пока пытаюсь перебрать в памяти все свои действия.

– У Дэйва спросила о твоей семье…

– Не это. Ужин, – перебивает меня.

– Какой ужин? – Непонимающе хмурюсь.

– Вчерашний.

– И что с ним?

– Скажи, ты хочешь попробовать секс втроём?

– Что? – Давлюсь воздухом, во все глаза глядя на Ника.

– Или ты так хотела, чтобы отлупили тебя, что неважно было, кто это сделает?

– Не понимаю, о чём ты говоришь? – Мотаю головой, но его, пылающий яростью взгляд, заставляет замереть.

– Ты уговаривала Марка, чтобы он пошёл с тобой в клуб. Упомянула о Райли и его причастности к этому. Обещала, что он научит. Неужели, настолько была готова подвергнуть себя опасности с Марком? – Шипит он.

– Я… – теряю дар речи от его выводов.

– Купила новое платье, поехала с Марком на ужин, а он вёл себя как твой Хозяин. Даже не сделала попытки подойти ко мне, потом ваш разговор. Ведь был терпим к этим выходкам, далее – я тебя трахал. Ты сказала, что любишь меня. Так зачем тогда заставляешь Марка идти в мой мир? Ему там не место, – рычит он.

– Ник…

– Объясни мне, что ты хочешь. Что-то новое? Так я придумаю…

– Хватит, – закрываю ему рот своей рукой и хрюкаю от смеха. Его брови удивлённо ползут вверх.

– Ничего из того, что ты говоришь, не приближено к правде, – издав смешок, убираю руку от его губ. – Купила платье, потому что захотелось что-то изменить. Без тебя мне было плохо, места себе не находила и решила, что ты таким образом показываешь мне, что не нужна. Марк позвонил и предложил подвезти, я согласилась. Он мой друг и не более. И подслушивать нехорошо, Николас. Мы говорили не о теме, а о парашютах. У него проблемы с его девушкой, ну и он не в себе немного. Я посоветовала ему попробовать так снять напряжение.

– Парашют? – Недоверчиво переспрашивает он.

– Да. Но мне нравится, как ты ревнуешь, – хихикаю я, и даже его хмурый взгляд не останавливает меня.

– Я бы запретил тебе и с ним общаться, но это глупо и… всё, забудь, – отталкивается от столешницы.

– Не будешь подслушивать, – смеюсь я, наблюдая, как идёт по коридору.

– Мишель, не доводи. На задницу не сядешь, – кричит он и раздаётся громкий хлопок двери в ванную.

А я позволяю себе рассмеяться в голос. Боже, как я люблю его ярость, перемешанную с яркой ревностью. И хоть говорят, что это чувство появляется от неуверенности в себе или же в партнёре, глупость. Она доказывает волнение, страх потерять человека и жажду держать его крепко, возможно, навсегда. Если эта возбуждающая нас особенность разума человека живёт, то будет существовать страсть, неутомимый голод и острая опасность, которая притягивает больше всего. Отношения – это партия в две стороны. И чьим будет следующий ход – зависит от любви и эмоций, что переполняют душу. Наконец-то, я понимаю стиль шахматной игры жизни, она идеальна и губительна. Она с виду обычна, как и каждый человек, но внутри таится сила, и каждый выбирает свою фигуру.

 

Сорок девятый вдох

– Мишель, жду тебя внизу, – стучится Николас в ванную.

– Хорошо, дай мне десять минут, – отзываясь, докрашиваю ресницы. Слышу, как хлопает входная дверь, а я поправляю волосы, оглядывая себя.

До сих пор не знаю, куда мы едем. Сначала, как сказал он позавтракать, а потом строить новый мир. Странно и возбуждающе.

Вылетая из ванной, достаю джинсы и блузку, наспех натягиваю на себя и обуваюсь в лодочки. Хватаю пиджак и сумочку. Закрываю двери и иду к лифту, улавливая тонкий аромат одеколона Николаса. Майкл и, правда, как оказалось, ночевал в машине и мне было безумно смешно и стыдно это услышать, когда он принёс своему работодателю одежду.

И это вновь вызывает улыбку, а щёки непроизвольно краснеют. Выхожу на потеплевший апрельский воздух, и замечаю Николаса, стоящего рядом с «Рендж Ровером».

– Дай мне свой телефон, – произносит он, когда подхожу к нему.

– Зачем? – Удивляясь, копаюсь в сумочке и достаю «BlackBerry». Протягиваю ему.

– Хороший аппарат? – Крутит его в руке, а я приподнимаю брови.

– Да. Мне нравится, он у меня уже четыре года и люблю его, – отвечаю, наблюдая, как его губы растягиваются в лукавой улыбке. Он резко замахивается, и мой мобильный с силой летит на тротуар, разлетаясь на части.

– Ник! – Ошарашенно взвизгиваю я.

– Ты выбросила мой телефон, – продолжая улыбаться, подходит к остаткам моего мобильного, и наступает на него ботинком.

– Что ты творишь?! – Настолько обескуражена его поведением, и внутри оплакиваю свою потерю, а ему весело. Он смеётся, наблюдая за моей реакцией.

– Боже, – шепчу я, и смотрю то на разбитый «BlackBerry», то на мужчину, сотворившим с ним это.

– Ты разбила мой. Теперь мы квиты, – нагибаясь, роется среди обломков и достаёт сим-карту. Ломает её на две части и отбрасывает.

– С ума сошёл? Как же я теперь буду общаться? Там были все мои контакты! – Зло ударяя его в плечо, опускаюсь к телефону.

– Равноценный поступок, – замечает он.

– Но не я игнорировала тебя, – бросаю на него яростный взгляд и тянусь рукой к осколкам.

– Переживёшь, – не даёт даже собрать его, хватая меня за локоть, и с силой поднимая. А я до сих пор в шоке от этого.

– Но…

– Молчи, – обрывая меня, подводит к машине и распахивает дверцу. Моргая, оборачиваюсь к нему, и все чувства включаются. Словно замечает эти изменения и толкает в машину, что падаю на сиденье. Затаскивает мои ноги, а я только успеваю сесть, как он уже рядом.

– Мисс Пейн…

– Ты совсем больной? – Повышаю голос, не давая Майку поприветствовать меня.

– Поехали, – спокойно произносит Ник.

– Ты снова это делаешь? Не слышишь, что я говорю, и демонстративно игнорируешь меня! Ты! Ты разбил мой телефон специально и это не… – замолкаю, так и не высказав ему всё негодование, потому что он протягивает мне коробочку.

– Это твой новый телефон. У него больше функций, и там уже твоя обрезанная сим-карта с тем же номером, что и раньше. Также батарея сильнее и возможности общаться тоже интереснее. Дополнительный аккумулятор, знаю, насколько девичья память бывает непредсказуемой, – монотонно перечисляя, кладёт мне на колени две коробочки, а я как немая рыба то открываю, то закрываю рот.

– И мой номер не заблокирован. На время пришлось ограничить возможность мне звонить и писать, пока не установил определённое число людей, кому это позволено, – продолжает он.

– Это подарок, Мишель. Прими без каких-либо возмущений, – поднимает моё лицо к себе двумя пальцами.

– Но…

– Без возмущений и «но», – перебивая меня, указывает взглядом на новый телефон. – Хотел это сделать давно, но не было подходящей возможности. Спасибо твоей эмоциональной стороне, она подарила мне это.

– Ник, – улыбаясь, жмурюсь и качаю головой, выпускает мой подбородок из своей руки.

– Привыкай, – довольно достаёт свой мобильный из кармашка переднего сиденья.

Опуская голову, беру в руки коробочку и открываю её, где лежит новенький айфон. Дотрагиваюсь пальцами и издаю смешок. Новая жизнь и новые решения, так почему бы и не поменять старые привычки.

– Спасибо. Ты мог его просто подарить, а не так эпично ломать мой, – замечая, достаю телефон и даже не знаю, как с ним работать.

– А ты бы приняла? – Скептически спрашивает он.

– Нет. Ты прав, – тихо соглашаюсь и рассматриваю новое средство связи.

– Пока будем завтракать, я тебе всё расскажу, – обещает он. Поднимаю голову, встречаясь с его мягким и даже гордым взглядом.

– Ну как, разобралась? – Ник возвращается к столу, пока я щёлкаю на разные иконки и откровенно забавляюсь новой игрушкой.

– Практически. И я попросила счёт, – не поднимая головы, отвечаю. Он садится напротив, а я улыбаюсь, скачивая новое приложение для айфона.

– И где он? – Спрашивает он. Поднимая голову, удивлённо моргаю, не понимая вопроса.

– Что где?

– Счёт, – подсказывает Николас.

– А я его уже оплатила, – только хочу вернуться к изучению телефона, как ловлю его недовольный взгляд.

– Мишель, – сурово поджимает губы.

– Не будешь так часто отлучаться, – пожимая плечами, издаю смешок.

– Ещё одно правило, на будущее, плачу я везде и всегда, при любых обстоятельствах ты ожидаешь меня.

– Тогда поправка к правилу, ожидаю пять минут и делаю то, что хочу, – склоняю голову набок, довольно растягивая губы.

Закатывая глаза, издаёт тяжёлый вздох.

– С тобой когда-нибудь будет проще? – Усмехаясь, встаёт и предлагает мне руку.

– А с тобой? – Подхватывая сумочку, поднимаюсь и, увиливая от его руки, обнимаю за талию.

– Нет, – хмыкает он.

– Вот тебе и ответ, Николас, – улыбаясь, иду рядом с ним, пока мы выходим из ресторана, в котором, наконец-то, позавтракали в полдень, как оказалось.

– Сейчас у нас дальше по плану покупки, – сообщая, он помогает мне сесть в машину. Захлопывает дверцу, а я ожидаю его рядом.

– Какие? – Интересуюсь я.

– Приятные и новые для тебя. Майкл, к Вэстону, – отдаёт распоряжение.

– Николас, мне не нужна одежда или что-то в этом духе, – хмурясь, смотрю на него.

– Поверь, тебе это понравится, – хитро прищуривается.

– Вряд ли, – бурча себе под нос, достаю айфон, чтобы скачать ещё какой-нибудь редактор для фотографий. Пока продолжаю копаться в телефоне, Ник достаёт ноутбук, и как я понимаю, работает. Ловлю себя на мысли, что мы ведём себя, как обычная пара и так будет всегда. Это удивительно, ведь ещё недавно думала, что никогда не увижу его, а сейчас идиллия. От неё несколько страшно, ведь она имеет свойство нести за собой очередной разлом. И он может быть болезненным…

Закрывая глаза, приказываю прекратить так мыслить. Никогда не будет простых решений и путей для нас. Мы странные оба, решившие, что для нас есть ещё надежда создать нечто новое.

– Мишель, мы приехали, – сообщая, Ник, захлопывает ноутбук и передаёт его Майклу.

– И где мы? – Поворачиваю голову к окну и осматриваю обычные дома в одном из многочисленных районов Торонто.

– В одном особенном месте, о котором знает лишь малое количество людей, и не посвящённым вход туда заказан, – спокойно поясняя, выпрыгивает из машины.

Помогая выйти и мне, берёт за руку и ведёт к одному из зданий, похожему на обычный сувенирный бутик или что-то вроде этого. Когда мы входим, то оказываемся в магазине для взрослых. В настоящем рае для извращенцев.

– Николас, – опуская голову, подавляю в себе стыд. Ни разу в таком месте не была и, как-то, даже желания не возникало.

– Мистер Холд, рад вас видеть, – раздаётся рядом с нами мужской голос. Поднимая голову, встречаюсь взглядом с подтянутым мужчиной средних лет, которому пожимает руку Ник.

– А я рад вернуться сюда. Познакомься, это Мишель, и она будет частенько заглядывать в будущем к тебе в гости, – улыбаясь, представляет меня он. Удивлённо приподнимая брови, могу только кивнуть мужчине.

– Буду счастлив, видеть вас, Мишель, – кивает в ответ.

– Всё готово? – Интересуется Ник.

– Да.

– Пойдём, – Николас, обнимая меня за талию, ведёт вглубь магазина. А я только успеваю изумляться разновидностям пластиковых фаллосов.

Мы проходим до другой двери и передо мной её распахивают, приглашая войти. Делаю шаг, а затем ещё один, оказываясь в комнате с приглушённым розоватым светом.

– Боже… это… это…

– Тематические игрушки, или же девайсы на любой вкус. Только для членов клуба. Сюда завозят всевозможные вещи со всех уголков планеты, чтобы разнообразить жизнь Верхних и Нижних, – подавляя в себе улыбку, помогает мне Николас.

Я бы сказала, что это склад, где по стенам за стеклом развешаны всевозможные плётки и ещё какие-то извращённые предметы. Ник, обнимая меня за талию, проводит дальше. Справа от нас страшные сооружения из дерева, которые я в жизни не видела. И они очень похожи на древние экзекуционные раритеты. Сглатывая от увиденного, замечаю в руке Николаса какой-то приборчик.

– Мишель, – он останавливается и поворачивает меня к себе. – Я привёл тебя сюда, чтобы мы вместе выбрали то, на что ты будешь согласна. Расскажу тебе о каждом девайсе, и таким образом, мы определим наши табу и возможности. Согласна?

– Эм… да… только ни черта не знаю о них. Девочки предлагали, но…

– Не волнуйся, здесь нет ничего опасного и страшного. Заставлять тебя не собираюсь. Мы можем сейчас же уйти и забыть об этом, и вернуться, когда будешь готова, – перебивая меня, вглядывается в мои глаза. Глубоко вздыхаю и бросаю взгляд за его спину, вновь натыкаясь, на что-то наподобие виселицы.

– Нет. Не хочу уходить, – нервно отвечаю.

– Хорошо, тогда начнём с самого простого, – улыбаясь, отступает от меня и уводит к дальним витринам.

Этот мягкий розовый свет, созданный искусственно вокруг нас, отчего-то расслабляет всё внутри. Смущение отходит и в груди расцветает интерес.

– Стек. Ты с ним уже знакома и, насколько могу припомнить, то кончила от него, – Ник указывает на длинную палку с наконечником вроде маленькой лопаточки.

– Когда? – Удивляюсь я.

– Когда я пропускал ток по твоему телу, то ударял тебя им по клитору.

– Оу, да… это было приятно… наверное, – прочищая горло, возвращаю внимание к девайсам.

– Какой нравится? – Интересуется Ник.

– А зачем покупать новый, если у тебя он есть? – Изумляясь, поворачиваюсь к нему.

– Есть правило, кто-то следует ему, а кто-то, в силу своих финансовых затруднений, нет. Но для каждой Нижней необходим новый девайс. Это безопасность, ведь природа каждого человека различна. Их, конечно же, можно стерилизовать. Я же хочу всё новое, выбранное именно тобой, – пожимая плечами, он нажимает на кнопочку снизу витрины и стекло поднимается.

– Ты можешь потрогать, если решишь что-то выбрать, – поясняет он.

– Хорошо. Стек мне нравится, – кивая, рассматриваю каждый дизайн. Моё внимание привлекают два, один золотой с такой же лопаточкой, как и первый чёрный. А вот второй, тянусь к нему рукой, и пальцами подхватываю маленькие шарики на нескольких недлинных латексных нитях.

– Это хвосты. Есть классика, – подаёт голос Ник, оказываясь за моей спиной, – а есть усилители. Шарики при ударе имеют особенный эффект. Если ударять сверху, когда ты лежишь на спине и вся течёшь, с раскинутыми ногами или же, привязанными, то он попадает прямо в твоё влагалище.

Живо представляю описание, и волна приятного томления проносится по телу.

– Хочу их, – указываю на выбранные стеки.

– Извращенка. Голодная и любопытная, – шепчет мне на ухо, это ещё больше будоражит меня, и я улыбаюсь, наблюдая, как он подносит приборчик и считывает с девайсов штрих код.

– Дальше? – Интересуется. Киваю. Он подводит меня к другой витрине, где узнаю маленькие дощечки, которые, помню, он называл шлёпалками.

– Я не знаю… этого не знаю, Ник. Никогда не пробовала и не могу с точностью выбрать, – поджимая губы, поворачиваюсь к нему.

– Я здесь, чтобы помочь тебе, – напоминает он.

– И ты не поможешь, потому что не решу, пока не попробую. Ты…

– Мишель, я понял, – перебивая меня, подхватывает лицо и поднимает к себе. – Тогда решу за тебя, и мы проведём ознакомительную экскурсию по ним на твоём теле.

– Только… без тех, ну… те, что ты использовал в ту ночь.

– Хорошо. Пройдись пока, вдруг что-то заинтересует, – предлагает он, быстро целуя меня в губы.

Удаляется, оставляя меня одну среди всяких крючков. Господи, это на самом деле крюк, лежащий под витриной в одном из рядов. Мои глаза расширяются от шока, когда подхожу к ней. Нет, на это я точно не соглашусь. Прохожу дальше, рассматривая наручники и такие же вещи на ноги. Далее идут всевозможные и странные вибраторы, шарики, даже двойные фаллосы, каплеобразные вещицы с красивыми и переливающимися камушками. Как в музее. Хихикая себе под нос, перехожу в следующий ряд и останавливаюсь. Кляпы. Одни с ремешками и шариками, другие с палками, а третье, вообще, с металлическими кругами.

– Расширитель для рта, – поясняют позади меня. Вздрагивая от неожиданности, оборачиваясь, встречаюсь с блестящим от возбуждения взглядом Николаса.

– Чтобы легче делать минет? – Возвращаюсь к изучению витрины.

– Не всегда, именно эти нет, – подходит ко мне, а я перевожу взгляд на кляп, где вместо шарика косточка, а на следующем уже искусственный член.

– Нашла что-то интересное? – Интересуется он.

– Думаю, – бросаю на него игривый взгляд, – иногда мне полезно затыкать рот.

Тихо смеясь, нажимает на кнопку и витрина открывается.

– Даже знаю, какой ты выберешь, – подносит датчик к одному из кляпов, тёмно-коричневого цвета с золотым шариком и проводит лазером по штрих коду.

– Как ты угадал? – смеюсь я.

– У тебя зависимость от шоколада, – улыбаясь, закрывает витрину.

– Если тебе больше ничего не приглянулось, то мы закончили?

– Да, всё, для первого раза хватит, – киваю ему, и Ник показывает рукой на выход.

Мы проходим снова мимо огромных деревянных столешниц и странных козлов, всё же, останавливаюсь.

– Зачем это? – Интересуясь, указываю на них.

– Для наказаний. Столбы, чтобы привязывать к ним. Кресты. БДСМ-машины, – перечисляя, показывает на каждый товар. – А вот это тебе особенно понравится, как же я забыл об этом.

– БДСМ-машины? – Переспрашиваю, пока он ведёт меня ближе к ним.

– Да. Там расположены искусственные члены с различными насадками, они трахают до потери сознания, – спокойно поясняет он.

– Посмотри, – подхватывает рукой свисающую с потолка широкую тканевую ленту.

– И что это?

– Качели, которые ты так любишь.

– Эм, не похоже. А как…

– Пойдём, – не успеваю спросить, как он уже толкает меня к выходу.

– Но, Николас, я…

– Потом, – перебивая меня, выводит из комнаты. По глазам бьёт яркий свет по сравнению с тем, что был в другом помещении. Подводит меня к кассе, за которой, улыбаясь нам, стоит мужчина.

– Оформи всё и собери. Вечером Майкл заедет, – на аппарате высвечивается сумма, которую оплачивает Ник.

– Боже, что ты набрал на двадцать тысяч? – Изумляюсь я. Переглядываясь с мужчиной, прыскающим от смеха, поворачивается ко мне.

– Подожди в машине, Мишель, или можешь пройтись здесь, – это означает, что ни черта не получу ответ. Но откуда я могла знать, что эти все девайсы настолько дорогие. Они очень дорогие, по сравнению с обычными вибраторами.

Вздыхая, всё же, иду к рядам, чтобы совсем погрузиться в пошлый мир. Брожу мимо смазок, страпонов и искусственных членов, пока не дохожу до белья. Заинтересованно рассматриваю всяческие костюмы, и в моей фантазии вспыхивают будоражащие сюжеты. Взгляд цепляется за знакомые шёлковые трусики, и я беру коробочку в руки. Похожие уже видела и даже использовала, когда решилась однажды проучить Николаса. А всё вышло совсем наоборот.

– Очень интересный выбор, крошка, – мою талию крепко обхватывает сильная рука. Вздрагиваю от испуга, и расплываюсь в улыбке.

– Я бы повторила, – поворачиваю голову к Нику.

– Заманчиво. А как насчёт этих? – Подхватывает другую коробочку.

– Обычные трусы, а эти…

– Ты рассмотри получше, – предлагая, отпускает меня и забирает у меня из рук мою находку, вкладывая другую.

Кручу в руках её, переворачивая, и сзади читаю инструкцию.

– Хочешь? – Спрашивает Ник.

– Почему бы не попробовать. И ты, как-то упоминал о жемчуге или же, о чём-то вроде него. – Чувственно закусываю губу, отчего его глаза вспыхивают.

– Надо почаще устраивать тебе такие походы, – смеясь, забирает у меня коробочку, возвращая все вещи на место.

– Лучше изредка, чтобы не привыкла, – поправляю его.

– Пошли, святая извращенка, – обхватывая меня за талию, выводит из ряда.

– Вэс, подготовь ещё номер триста четыре и триста восемьдесят девять в нескольких вариантах, – бросая просьбу, Ник открывает мне дверь и я, пытаясь не рассмеяться, выхожу из магазина.

Мы забираемся в машину, а внутри меня такая лёгкость. Это нечто новое для нас, и мне хорошо, оттого что Николас позволил себе вновь немного стать собой. Ведь именно это делает нас отличными и притягательными. Без собственного «я» можно навсегда заплутать среди лабиринтов кошмаров и поисков счастья. Неважно, что скажут другие, для нас это теперь жизненно важно.

– Майкл везёт тебя домой, а у меня встреча с Райли в шесть, до этого надо заехать в офис, – сообщает Ник.

– Хорошо. Встречусь с девочками или приберусь в квартире, – киваю я.

– Позвоню тебе, – чмокая его в щёку, выхожу из машины.

– Мишель, – зовёт меня. Оборачиваюсь к открытой двери.

– Да?

– Никогда не думай, что ты не нужна мне. До встречи, – подмигивая, захлопывает дверцу, и машина отъезжает от тротуара.

– Прости, но всегда буду бояться остаться одна без тебя, – отвечаю пустоте.

Такого рода чувства неподвластны контролю, они появляются, потому что ты любишь. Глубоко. Необратимо. И именно этот страх подталкивает тебя к решениям, которые навсегда меняют всё вокруг. Так мы изучаем самих себя и свои табу, которые я пока не определила. Придёт время и для этого.

 

Пятидесятый вдох

– Привет, – улыбаясь, подхожу к столику, где меня ожидает Сара в шикарном чёрном платье.

– Привет, – вставая, целует меня в щёку, и мы опускаемся на стулья за небольшой круглый столик в одном из модных и молодёжных мест Торонто.

– Какая ты красивая, да ещё и довольная, – тянет подруга.

– Почему бы и не быть такой, – доставая из сумочки айфон, кладу рядом с меню.

– Оу, новый? – Замечает мой телефон она.

– Ага. Ник подарил. Ты не представляешь…

– Подожди. Ты сказала Ник? Не Николас, а Ник? Верно? – Перебивая меня, она пододвигается ближе.

– Да. Не знаю, отчего это зависело, но сейчас могу спокойно обращаться и называть его Ником, как и Николас мне тоже очень нравится, – раскрывая меню, рассматриваю его.

– И что я ещё пропустила? – Сара выхватывает из-под носа меню. Поднимая голову, смотрю на неё недовольно.

– Вообще-то, я заказать хотела, – возмущаюсь.

– Я уже это сделала. Белое вино и закуска. Под стать девяти вечера. Так что не отвлекайся и всё рассказывай. Насколько помню, у тебя дело чуть ли не до разрыва дошло.

– Сара, не хочу вспоминать, – закатывая глаза, цокаю.

– Но…

– Просто не хочу. Сегодня мы решились на совершенно другую модель отношений. И он спал первый раз за последнее время без кошмаров. Ну, и к тому же я теперь вхожу в число отшлёпанных и довольных. А ещё, – придвигаюсь ближе к ней.

– Я поймала сабспейс вчера, – шепчу ей на ухо.

– Ни черта! – Громко восклицает Сара, укоризненно показываю ей на соседние столики и посетителей.

– Ни черта себе, – уже тише произносит она. – У меня ни разу не было. Вот это… и как?

– А где Ами? – Поглядывая на часы, спрашиваю.

– Она играет в подружку Джеймс Бонда, выслеживает своего, – отмахивается от моего вопроса подруга. – Лучше расскажи, и как это?

– Необычно. Другой мир и если бы не это, то мы бы навсегда простились. И сейчас, если честно, страшно. Потому что когда я была под этим эффектом, то не понимала, кто и что со мной делает. Не чувствовала ничего, кроме растворения каждой частички тела в воздухе, вокруг нас. Много произошло за последние часы, хорошего и не очень. Но видимо, судьба у нас такая с ним, познавать друг друга и свои страхи через призму боли и нехватку кислорода. Когда-нибудь будем дышать легче, а пока мы пробуем. Теперь иначе. Он вновь возьмёт девайс, и будет учить меня, а я его, – ловлю ошарашенный взгляд подруги, мягко улыбаюсь и облокачиваюсь о спинку стула.

– Знаешь, я бы поела. С обеда не успела, читала про всякие тематические штуки. Ты не хочешь поужинать? – Не дожидаясь, пока Сара отомрёт от потрясения, подзываю официанта и делаю заказ на салат из морепродуктов и форель на пару.

– М-м-м, я объелась, – довольно тяну и подхватываю бокал с вином. Подруга задумчиво поднимает голову от недоеденной пасты и отставляет тарелку.

– Сара, ты практически весь вечер молчишь. Одна я рассказываю про стеки и свои страхи. Что с тобой? – Спрашивая, делаю глоток.

– Скажи, ты не думала о будущем с Николасом? – Интересуется она.

– Конкретно о чём?

– О свадьбе, детях, старости. Стабильности, в конце концов, – вздыхая, поднимает на меня голову.

– Иногда проскальзывают такие мысли, но я не зацикливаюсь на этом. Для нас предназначено иное. И даже если этого ничего не будет, то не расстроюсь. Не готова иметь детей и надевать белое платье, – хмыкаю я.

– Понятно, – поджимает губы.

– Рассказывай, – по её виду замечаю, что ей необходимо выговориться.

– Да нечего…

– Давай, Сара, почему снова не хочешь открыться? – Перебивая её, отставляю бокал, и прищуриваюсь. Делает глубокий вдох.

– Мы с Райли долго вместе, живу теперь у него. Записалась на летние курсы кулинарии, и сегодня, когда он вернулся, поняла, что хочу большего. Хочу двигаться дальше, у нас всё ясно в отношениях. Я люблю его, он меня. Нет тайн друг от друга, но он ни разу не говорил о свадьбе. Не знакомил меня с родителями, ни с кем, а меня это выводит из себя, – недовольно постукивает ногтями по бокалу.

– Надо тоже записаться на курсы, – замечаю я, и она хмыкает. – А насчёт будущего. Ты сама говорила, что необходимо терпение. И нам всего девятнадцать. Неужели, ты готова забросить учёбу, ради рождения детей, и сидеть дома?

– Нет, но я хочу семью. Построить что-то новое с ним, отличное от того, что знала. Доказать себе, что могу быть матерью и женой, любить их и отдавать им всю себя полностью.

– Ты и так отдаёшь Райли всё, что у тебя есть.

– Это другое. Вот ты, – указывает на меня бокалом. – Ты смогла перебороть свой страх и выйти из того состояния. Ведь я так боялась за тебя, особенно после твоих слов.

– Каких? – Удивляюсь я, пока Сара делает глоток вина.

– Перед Рождеством, – поясняет она. – Ты…

– Я сказала, что жизнь бессмысленная вещь, на которую люди тратят слишком много эмоций. И в ней не осталось ничего, чтобы желать продолжать своё существование, – вспоминаю.

– Да. И ещё Люк. Знала, что он тебе изменяет, видела его не раз. Но боялась тебе сказать, вдруг у тебя бы совсем сорвало крышу.

– То есть ты решила, что я готова была покончить с собой? – Изумляюсь я, наблюдая подтверждение своих слов на лице Сары.

– Нет. Я трусиха, чтобы что-то с собой делать, – заверяю её.

– Не думаю, – качает головой. – Ты шугалась всех, и сейчас совершенно отличаешься от той девушки, что была полгода назад.

– Произошло слишком много, и это изменило меня. А Люк, – тщательно подбираю слова, – он был для меня чем-то вроде прикрытия от внешнего мира, пока в него не ворвался Николас. Возможно, я даже специально выбирала неподходящее время, чтобы предложить ему интимную связь. Отодвигала по максимуму это, но с ним, Ником, всё было иначе. Я просто шла к нему и даже не думала о чём-то, не поддавалась контролю эта страсть и жажда познаний. И боль. Для меня это было под запретом. Удивительный парадокс, именно тот, кто обожает её, и стал для меня моим кислородом, которого хочется вдохнуть глубже.

– Я рада за вас, и… – она не договаривает, потому что на мой телефон приходит сообщение.

– Ответь, это он, – улыбаясь, указывает взглядом на айфон, лежащий рядом со мной.

– Прости.

Беру телефон и провожу по экрану, открывая сообщение.

«Николас: «Одному безумно скучно»

Следом приходит фотография, где могу разглядеть бутылку шампанского и два пустых бокала. Моё сердце затапливается любовью и даже от счастья готова плакать, потому что в тёмном фото присутствуют лепестки алых роз. И это так необычно и романтично, что готова верить во что угодно рядом с ним.

«И что вы предлагаете, мистер Холд?». – Отправляю сообщение.

– И что? – С интересом спрашивает Сара.

Поворачивая к ней телефон, показываю фото.

– Господи, как это мило, – хихикает подруга.

– Это на него так не похоже, – признаюсь, и кладу айфон рядом.

– Мы меняемся не от обстоятельств, а из-за людей, подстраиваясь друг под друга, – продолжая тихо смеяться, замечает она.

Телефон подаёт звуковой сигнал, и я перевожу на него взгляд.

Николас: «Мисс Пейн, у меня есть один вариант. Майкл уже ожидает внизу и довезёт вас к пикнику, который до сих пор не начался по причине отсутствия девушки»

– Я должна ехать, – поднимая голову на Сару, произношу.

– Даже не сомневалась. Я расплачусь, иди, – улыбается она.

– Спасибо, – подскакивая с места, подлетаю к ней и чмокаю в щёку.

– И не думай пока о свадьбе. Будет время этим ещё заполнить голову, а способы склонить его к этому ты знаешь. Так веди его, – шепчу ей на ухо и выпрямляюсь.

– Спасибо.

Подмигивая ей, прохожу мимо столиков и набираю ответ: «Мистер Холд, вы умеете склонять людей делать необдуманные поступки».

Забираю свой плащ и выхожу из ресторана, тут же замечая знакомую машину. Только подхожу к ней, как Майкл выпрыгивает и уже распахивает мне дверь.

– Добрый вечер, мисс Пейн, прекрасно выглядите, – улыбаясь, помогает забраться в «Рендж Ровер».

– Добрый, Майкл, благодарю, – тем же отвечаю я.

Мужчина заводит мотор и отъезжает от тротуара. Не могу спрятать улыбку, настолько счастлива, что не передать. До безумия. Мы подъезжаем к комплексу и въезжаем на парковку. Майкл помогает мне выйти из машины и провожает меня к лифту. Вновь ловлю себя на мысли, что не верю в его сексуальную ориентацию. От этого хихикаю.

– Спасибо, что не оставили его, мисс Пейн, – нарушает Майкл тишину, пока мы поднимаемся в лифте. Удивлённо поворачиваюсь к нему.

– Он так долго собирался с силами, чтобы выйти и подняться к вам, пока вы сами не появились. А потом словно с цепи сорвался, – продолжает он.

– Простите, что вам пришлось ночевать в машине, – смущаясь, отвечаю я.

– Поверьте, я готов ночевать в ней хоть месяц, только бы у вас всё получилось. Вы идеальны друг для друга. Пусть для остальных будете ненормальными и сумасшедшими. Но разве это важно? Нет, счастье сложно достаётся, как и любовь. Не дайте ему потерять себя. Ведь без вас он не жил, я могу это сказать, потому что довольно давно на него работаю и желаю только лучшего для мистера Холда. А вы есть лучшее, он меняется на глазах, – от этого откровения сердце настолько сладко сжимается, что даже немного взгляд мутнеет от слёз.

Дверцы лифта распахиваются.

– Он ждёт вас на крыше. Наслаждайтесь, мисс Пейн, вашей любовью. Вы это заслужили, как никто другой, – Майкл указывает рукой на пентхаус.

– Спасибо и вы тоже. Надеюсь, когда-нибудь и вы будете любить, и будете любимым, – искренне желая, выхожу из лифта.

– Уже, мисс Пейн. Я помолвлен, – подмигивает он мне и дверцы закрываются, оставляя меня с приоткрытым ртом.

Да ладно? Он… ни черта ж себе!

Ошеломленно иду по направлению к клубу, чтобы из него выйти на улицу и подняться по лестнице. Замечаю улыбающегося Николаса, стоящим недалеко от меня.

– Ты знал, что Майкл практически женат? – Выпаливая, подхожу к нему.

– Хм, да. А ты откуда знаешь? – Удивляется он, а я только начинаю смеяться от такой новости. – Майкл болтун, как и, видимо, любой мужчина рядом с тобой. Ты приехала очень быстро, Мишель.

– Ох, да. Ты был очень убедителен в своём одиночестве и… – замолкая, перевожу взгляд на ноги. Стою на лепестках роз, а вокруг нас огромные свечи в больших стеклянных кубах. Недалеко плед и ведёрко с шампанским.

– Боже, – шокировано и восхищённо выдыхая, поднимаю голову на Николаса.

– Не хочешь поцеловать меня? Я ведь старался, – играя бровями, спрашивает он.

– Безумно, – шепчу я, кладу руки на его плечи и дотрагиваюсь до его губ. Незамедлительно отвечает, углубляя поцелуй, проходится языком по моим губам.

– Вино, – облизывая свои губы, отклоняется от меня.

– Пару бокалов с Сарой, – смеюсь я.

– Тогда пришло время выпить и со мной, – отходит от меня и берёт за руку, подводя к пледу.

Мы опускаемся на него, и я наблюдаю, как Николас раскупоривает бутылку и разливает по бокалам шипучий напиток.

– Ты вновь слишком красива, – с этими словами передаёт мне бокал.

– А ты вновь зануда. Посмотри, на моём платье нет декольте, – распахиваю плащ одной рукой, демонстрируя ему практически целомудренное платье.

– Меня хочется тебя спрятать. Ото всех и только для себя. Этот эгоизм никогда не перебороть, и он мне тоже нравится, – улыбаясь, откладывает бутылку в ведёрко.

– Я не против, спрятаться на несколько дней, – дотрагиваюсь до его бокала своим.

– Приму к сведению, тем более мы сегодня сделали очень интересные покупки, – отпивая шампанское, припоминает он.

– Ник, я могу тебя кое о чём спросить? Это будет неприятный вопрос, – глубоко вздыхая, спрашиваю я.

– Спросить можешь, но в моей власти не отвечать, – спокойно произносит он.

Знаю, что не должна разрушать эту идиллию между нами. Знаю, насколько опасна эта тема, но не могу подавлять в себе желание дать ему возможность и выбор, который он всегда предоставлял мне.

– Когда я была в клубе, Мик упомянул, что меня ненавидят. Это правда? Ты поэтому туда не возвращаешься? – На одном дыхании выпаливаю вопросы и с напряжением смотрю на него. Поджимает губы и вряд ли ответит.

– Нет. Не по этой причине, – отставляя бокал, переводит взгляд за мою спину.

– Хорошо. А эти девайсы мы будем использовать там? – Отпивая шампанское, интересуюсь я.

– Мишель, для меня клуба больше не существует. Я отказался от них, чтобы поменять жизнь. И теперь не имею права пойти туда, – горечь явно чувствуется в его голосе.

– Ты скучаешь по нему, по людям, которые продолжают ждать тебя там, – утвердительно произношу я.

– Какая разница, – прочищая горло, переводит на меня взгляд. – Давай, сменим тему.

– Давай, решим эту. Какая есть уверенность, что через неделю ты не будешь нуждаться в этих людях, одиночество не возьмёт верх, а кошмары с новой силой не поглотят тебя? – Напряжённо говорю.

– Мишель…

– Николас, – перебивая его, отставляю бокал, и беру его руку в свою. – Я люблю тебя и готова вернуться туда с тобой. Хоть и просила тебя забыть об этой жизни, обо всём и бросить, ради меня. Но это не помогло ни тебе, ни мне. И ведь ты можешь не проводить такие сессии, как было с Лесли. Всегда есть вариант что-то придумать, так вернись к ним. Я видела этих людей, что так ждут тебя. Они скучают, как и ты.

– Ты не понимаешь. Они были моей семьёй, я мог приехать и поболтать с ними, расслабиться и обсудить новшества. А сейчас… – вырывает свои руки из моих и вскакивает на ноги.

– Ник. Но разве нельзя тебе быть просто членом клуба? Отчего же такие жестокие правила? – Продолжая, встаю и подхожу к нему.

– Я их устанавливал. У клуба не может быть два Мастера. А уходить и возвращаться это ребячество. Пусть лучше останусь для них вот таким слабым, променявшим их на женщину. Но не могу вернуться, как бы ни хотел, – качая головой, смотрит на ночной город под нами.

– И ты уговариваешь меня вернуться? – Зло обращается ко мне. – Ты кричала о том, чтобы я оставил всё. Сделал. Так для чего ты снова затеваешь спор?

– Я не затеваю спор. И да, не отрицаю, раньше была категорично настроена против этого места. Сейчас же хочу, чтобы ты был счастлив. В клубе ты будешь. А если я там лишняя, то буду ждать тебя здесь, – мягко отвечаю.

– Если я выбираю женщину, то не изменяю ей. Теперь же для меня установлено новое правило, не меняю её на другие развлечения. Тебе этого мало? – Прищуривается он.

– Ты счастлив, быть вдалеке от них? Счастлив проверять, как у них дела? Знаю, что ты это делаешь. Но я готова пойти с тобой туда. Я долго думала сегодня о будущем, и именно это место помогало тебе всё время. Ты должен обдумать мои слова. Не злись, прошу, просто слишком глубоко тебя люблю, чтобы изменять кардинально. Давай, попробуем ломать только барьеры и находить новое для нас. И начнём с клуба. Пора туда вернуться, чтобы простить друг друга, – по щеке скатывается слеза, пока гляжу на него. Его выражение лица не проницаемо.

– Там же боль, там извращенцы, там те, кого ты никогда не примешь, – напоминает он.

– Но мне с ними не жить. И, возможно, узнав их получше, я перестану содрогаться, когда увижу, как человек лакает молоко на полу в ресторане. Я не умею предвидеть будущее, но, как и доминантная сторона, это тебе необходимо. Ты будешь снова мучиться, изводиться, а я страдать. Так прошу, позволь избежать этого. Всего лишь попробовать туда войти и, возможно, долго не появляться. Дай нам возможность не ругаться в будущем, не расходиться, ведь тебе только останется винить меня. Твоя модель поведения изменится и больше не будет таких прекрасных вечеров, и ты от этой ярости и неудовлетворения срываться на мне будешь. Прошу, – шепчу и глотая слёзы, от переизбытка желания помочь ему до конца справится и дать нам призрачную возможность на будущее, дотрагиваюсь до его щеки.

– Чёрт, Мишель, – прикрывая глаза, кладёт ладонь на мою руку.

– Просто попробуем, хорошо? Ты нужен им, как и они тебе. Ты создал это место, так позволь и мне стать его частью. Я не откажусь от своих слов и не испугаюсь, только не уходи и держи меня крепко, – провожу рукой по его волосам и вглядываюсь в распахнутые тёмные глаза.

– Обдумаю твои слова, но не обещаю. Весь механизм очень сложен, – вздыхая, отвечает он. – И не плачь, потому что ты так красиво это делаешь. Открываешь во мне жажду разорвать любого за эти слёзы.

– Так разорви, – шепчу я. – Разорви мнимые правила, разорви этот мир, чтобы открыть для нас другой. Наш.

Всматривается в мои глаза, дотягивается рукой до щеки, где ещё свежа дорожка из слёз. Проводит по ней, и я вздыхаю от чувственности этих прикосновений.

– От жизни к тебе, помнишь? Теперь ты мой мир, – улыбаясь, прижимает к себе. Слышу, как быстро стучит его сердце сквозь тёмную рубашку. Как сильны его руки, обнимающие меня. Но самое сильное, что в нём есть, эти чувства. И они создают вокруг нас ауру, которая с этого момента будет только крепнуть. Сделаю всё для этого.

 

И одно дыхание глубже

«Дождись меня», – единственное, что наутро обнаружила я на подушке вместо Николаса, это записка и ключ-карта. И вот уже восемь вечера, а его до сих пор нет. За это время съездила домой, взяла вещи, чтобы переодеться завтра и ноутбук с лекциями, выгуляла вместе с Кирком Шторма и Софи, теперь же спокойно сижу на диване в его кабинете и заучиваю экономические термины.

Отчего нет волнения? Возможно, наконец-то, поняла окончательно, что необходимо учиться терпению. Нику требуется одиночество и время, чтобы обдумать мои вчерашние слова. Я сама всколыхнула его раны изнутри, и он привык с ними разбираться один. Обижает ли это? Нет. Сейчас нет, потому что знаю, вернётся и нам предстоит вновь бороться за счастье. Для этого мы и встретились, чтобы научиться это делать. Страшно ли? Да, есть такое. Но и это будет побеждено. Наверное.

Шум раздаётся от двери, Шторм поднимается с пола, и я откладываю ноутбук. Тяжёлые шаги. Вставая, делаю глубокий вдох. Через несколько секунд в кабинет входит Николас.

– Привет, – мягко улыбаясь, рассматриваю этого сильного мужчину.

– Добрый вечер, Мишель, – кивая, медленно подходит ко мне, по пути потрепав собаку по морде.

– Прости, что пришлось уехать, – произносит он.

– Ничего. Я ждала тебя и хочу знать, что ты решил.

– Если отправлюсь туда, пойдёшь со мной? – Его глубокие серьёзные глаза настолько напряжены, что мне хочется снять с его плеч хотя бы часть ноши, что несёт с собой.

– Да, – уверенно отвечаю.

– Оттуда не будет дороги назад. Никогда. Ты навсегда станешь частью этого мира. Бежать оттуда не получится, – предупреждает Ник.

– И не собираюсь бежать. Я согласна только с тобой рядом.

– Ты готова это сделать сегодня?

– Сегодня? – Переспрашиваю, и он кивает.

– Да…

– Можно отложить это, – перебивая, предлагает он.

– Нет. Сегодня. Давай сделаем это сегодня.

– Хорошо. Тогда дай мне пять минут, я выберу тебе одежду, – говорит он и, разворачиваясь, выходит из кабинета.

Закрывая глаза, делаю ещё один глубокий вдох, чтобы успокоить внутри трепещущее сердце. Да, когда ты бываешь против всего, чего слишком сильно опасаешься. Но Николас другой, не такой, каким я себе его воображала после его признания связи с темой. Так и те люди могут быть глубокими и интересными. И, правда, разве должно меняться отношение к ним из-за предпочтений? Нет. Это их выбор, как и мой, отправиться в это место, чтобы остаться там навсегда вместе с ним.

– Мишель, всё готово, – сообщая, Ник возвращается, и я обращаю своё внимание на него.

– Хорошо, – улыбаясь ему, обхожу и хочу выйти из комнаты, как останавливает меня, хватая за руку. Перевожу на него взгляд.

– Только одно правило, которое ты должна пообещать выполнить, – произносит он.

– Какое?

– Если я скажу тебе: «уходи», – то ты без лишних слов разворачиваешься и быстрым шагом выходишь из клуба и садишься в машину. Поняла?

– Это пугает меня, – признаюсь я.

– Мера предосторожности. Люди могут повести себя неразумно по отношению к тебе и ко мне, когда мы там появимся. Я не могу читать их мысли, но имею представление о них. Лучше разработать несколько планов и один из них – уберечь тебя.

– Они могут меня избить? – С ужасом шепчу, вспоминая слова Мика.

– Нет. Никто не дотронется до тебя, для начала будут иметь дело со мной. Это всего лишь вариант, чтобы уберечь тебя от ненужных переживаний. Иди, – подталкивает меня к двери.

Сглатывая от нервного напряжения, которое он возродил во мне своими словами, направляюсь в гардеробную. Насколько опасно наше там появление? Возможно, Ник был прав, и этого не стоит делать. Но как же ему быть собой без места, которое он создал для себя? Это неотъемлемая его часть и это я понимаю.

Надев бежевое платье, скрывающее фигуру полностью до коленных чашечек, собираю волосы в хвост и, собираясь с силами сделать последний рывок, чтобы отрезать нам путь к расставанию, выхожу из комнаты.

Нахожу Николаса в гостиной, повернувшимся к окну, в тёмно-коричневой рубашке и джинсах. Оборачивается, расслышав цокот моих каблуков. Воздух вокруг нас настолько тяжёл, что дышать очень сложно. Я чувствую, как он волнуется, переживает и сам решается это сделать.

– Пойдём, – предлагает мне руку, за которую я хватаюсь и держусь так крепко, что, скорее всего, приношу ему боль. Но больше не издаёт ни звука, пока мы едем в лифте вниз на парковку и садимся в машину. Даже Майкл молчалив и хмур, явно недовольный нашей поездкой.

Нет, никуда не бежать больше. Разрывать всё, чтобы создавать новое. Для меня и для него. Вместе. А другое меня не волнует. Иного мужчину не хочу и не желаю познавать. Чем сложнее двигаться, тем в будущем будет легче понимать друг друга.

Машина останавливается у тёмного фасада дома, и Ник достаёт из пакета две маски. Без слов поворачиваюсь к нему спиной, и он надевает на меня необходимый атрибут бежевого цвета в тон платью. Затем на себя, и оборачивается ко мне.

– Ты обещаешь сделать то, о чём я просил тебя? – Спрашивает он.

– Да.

– Без вопросов. Без желания помочь мне. Без любых возмущений.

– Да.

– Хорошо. Майкл, ожидай нас или Мишель. Если появится одна, то ты знаешь, что делать, – сухо отдаёт пугающие меня распоряжения и открывает дверцу машины.

Тысячи картинок вспыхивают в моём воображении, пока мы медленно направляемся к зданию и поднимаемся по лестнице. Смогу ли я просто развернуться и уйти? Бросить его там одного? Должна. Обещала. Но всё же, надеюсь на что-то иное.

Сердце вторит громкому стуку в дверь так, что я вздрагиваю. Ник крепче сжимает мою руку. Сглатываю от этого, перенимая в себя его волнение. Окошко открывается.

– Что вам… Мастер, – последнее слово испуганно выдыхает охранник и тут же закрывает окно. Раздаётся быстрое открытие замков и перед нами распахивают дверь, открывая освещённое пространство.

– Мастер… глазам не верю. Входите. Добро пожаловать… – с придыханием, несвойственным мужчинам, произносит охранник, и Николас делает шаг, а я за ним. Дверь захлопывается.

– Добрый вечер, – голос Ника спокоен, но от него по моему телу пробегают мурашки.

Цокот каблуков и к нам выбегает девушка. Даже маска не может скрыть, насколько она бледнеет, узнавая Николаса.

– Мастер, с возвращением, – падает на колени, отчего я ближе придвигаюсь к Нику.

– Не стоит. Поднимись, – мягко произносит он и делает к ней два шага, а я за ним, как прилипшая к нему. Дотрагивается до волос девушки, поглаживая, и это неприятно укалывает моё сердце. Хотя разумом понимаю, что такое здесь норма, но всё же, ревность и эгоистичное чувство гадко сказываются во мне.

Девушка поднимается на ноги, с улыбкой смотрит на него, а глаза полны обожания. Даже меня никто не замечает.

– Сколько? – Спрашивает Николас.

– Семьдесят три. Соотношение чуть больше половины, – чётко отвечает она. Мне ничего не понятно, но Ник кивает ей.

– Хорошо.

Николас обходит её и тянет меня за собой в центральный зал. Мои ноги так дрожат от переизбытка адреналина, что издаю слабый стон, когда мы входим в помещение. Стоит гул голосов и музыки, но как только мы появляемся там, то они один за другим замолкают, превращаясь в шёпот.

– Мастер.

– Он тут.

– Кто с ним?

– Она…

– Та, что сделала это.

По телу проносится дрожь, когда все взгляды устремлены на нас. Страшно. До безумия. И Ник, видимо, осознаёт моё паническое состояние, мягко поглаживая подушечку ладони пальцем. Но не могу остановить потока напряжения, что создаётся в воздухе и ударяет по мне.

– Добрый вечер, господа, – громко произносит Ник.

– Мастер, вы вернулись? – Кто-то выкрикивает.

– Нет. Я пришёл к вам, чтобы, наконец-то, объясниться. Прошу прощения, друзья мои, что так резко и жестоко покинул вас. Но всему приходит конец. И мой тоже наступил. Сейчас у вас иной Мастер, и я его уважаю. Он для меня друг, брат, моя семья, как и вы. Отказаться от вас не могу, как бы ни желал этого. Прошу вас о разрешении вновь вступить в ваше сообщество, но не как Мастер, а как мужчина, который найдёт здесь друзей и единомышленников. Мы просим вас о возможности участвовать в вашей жизни. Мы просим о надежде изменить правила, тогда каждому из нас будет позволительно меняться ради одного человека. Наш мир должен приносить успокоение и единение. Так позвольте и нам присоединиться к вам. Мы, – Николас поворачивает ко мне голову, отчего я напряжённо улыбаюсь, – хотим остаться. Вместе. Я привёл к вам часть своей жизни, без которой, этого появления здесь не было бы. Хочу познакомить вас с моей девушкой, которая за короткое время помогла мне измениться и приняла меня таким, какой я есть. Она подарила мне надежду, что каждый из нас заслуживает, счастье и любовь. Она со мной. И мы ждём от вас ответа.

Он поворачивается к молчаливому залу. Никто не двигается, только ловлю взгляды за масками, от которых всё холодеет внутри. От напряжения даже глаза слезятся. Ведь его речь была так чувственна и проникновенна, что невозможно просто стоять, как делают это они. Николас отступает назад и прячет меня за свою спину. Всё внутри сжимается, когда оборачиваюсь и вижу позади других людей, видимо, собравшихся со всего клуба.

– Мастер, мы скучали без Вас. И для меня будет честью познакомиться с вашей девушкой. Но простите меня, вы останетесь всегда моим наставником и Мастером, хотя это не умаляет нашего нового Верхнего. – Выглядывая из-за них, опешив, смотрю на Кирка, склонившимся на колени перед нами, и произносящего эти слова. И что-то меняется. Это словно поток воздуха проносится по залу. В мгновение часть людей опускается на колени, бормоча какие-то слова. А другие, оставшиеся стоять, кланяются.

Затем начинается такой гул, шум, крики, толпа буквально отталкивает меня от Николаса, что непроизвольно отпускаю его руку. Меня относит куда-то к стене, и я сжимаюсь от страха, но наблюдаю, как люди хлопают, смеются, кто-то пожимает руку Николасу, кто-то обнимает его.

Делаю глубокий вдох, позволяя себе вдохнуть в себя аромат победы. Его приняли. Он дома. И это лучшее, что может быть для меня. Он счастлив. Улыбается, что-то отвечает, смеётся, и моё сердце наполняется нежностью к нему. Протискиваюсь мимо людей, которые вышли даже из ресторана, чтобы поприветствовать Николаса. Сама оказываюсь в пустом помещении, где остаётся только один человек.

– Привет, – улыбаясь, подхожу к барной стойке.

– Добрый вечер, Мишель, – кивает мне Мик. – Ты сделала это. Ты вернула Его.

– Он сделал всё сам, – смущаясь, опускаю голову.

– Нет. Это прекрасное доказательство твоей любви к нему, а его к тебе. Он официально сказал, что никогда больше не будет проводить показных сессий, никаких обучений и никаких Нижних, кроме тебя. Мастер изменил свои правила ради одного человека. Тебя. И это достойно уважения. Было сложно переступить через себя? – Интересуется Мик.

– И да, и нет. Эгоизм всё же, сказывается, ведь теперь на него смотрит столько девушек, так обожающе, – фыркая, поднимаю голову.

– Ревность куда возбуждающе, чем чужой взгляд. Что я могу предложить тебе за начало новой жизни и официальное вступление в наш «Дом наслаждений»? – Смеясь, указывает на бутылки за его спиной.

– Мик, заигрываешь с ней? – За спиной раздаётся суровый тон.

– Мастер, никоим образом, лишь скрашиваю ожидание, – с улыбкой отвечает парень, подошедшему к нам Николасу.

– Рад видеть тебя, – кивая, Ник обнимает меня за талию, ближе прижимая к себе.

– И я вас, Мастер, как и вашу Мишель. Что вы сегодня предпочтёте? – спрашивает он у него.

– Шампанское. Лучшее, что у тебя есть.

Ожидаю, что сейчас Мик разольёт нам по бокалам шипучий напиток, но он подхватывает бутылку и передаёт её Нику.

– Пойдём, – шепчет он, подталкивая меня к выходу, пока люди продолжают бурно обсуждать его появление. Они даже мне улыбаются, и я нервно отвечаю тем же.

– Куда? – Спрашиваю, когда мы выходим из зала, и он ведёт меня к лестнице.

– Осталось последнее, чтобы мы смогли двигаться дальше, – произносит он, поднимаясь по ступеням, а я за ним.

– Что? – Изумляясь, осматриваю коридор, который уже смутно помню. Многие двери, точнее, все открыты и здесь ни души.

Молча, продолжает идти, пока не останавливается у одной из комнат. Его.

– Мишель, – поворачиваясь ко мне, отпускает меня и глубоко вздыхает. – Это то место, которое запомнилось тебе и мне, как самое тяжёлое происшествие, что случилось между нами. Оно оставило в тебе след и страх, как и во мне.

– Николас, нет… я…

– Послушай, – перебивая, поднимает моё лицо к себе. А я испуганно бегаю глазами по его лицу. – Та ночь была полна боли и горечи, которую я отвергаю. Пришло время заменить эти воспоминания другими. Но чтобы это сделать, нам придётся пережить это вновь.

– Боже, ты хочешь… хочешь розги и эти иглы? Снова? – Шепчу, жмурясь от холодного потока острых шипов, что впиваются в моё сердце.

– Хочу ли? Нет. Но прошу тебя дать мне и себе возможность пережить ту ночь. Иначе. Теперь всё будет иначе. Прошу тебя о доверии, потому что тогда был полон злости на чувства, что ты открыла во мне. Сегодня же принимаю их и хочу наслаждаться. Только ты можешь решить это. Если нет, то мы уедем и никогда больше не заговорим об этом, – в мою руку вкладывает что-то холодное и, отпуская меня, отходит на шаг. Опуская голову, вижу, что это ключ, когда-то висевший на его шее в виде кулона. Но в эту минуту меня разрывает внутри от страха, от воспоминаний и любви. Мои мысли лихорадочно бегают в голове, пока не останавливаются на единственной, остающейся в разуме.

Делаю глубокий вдох и подношу ключ к замочной скважине. Поворачиваю его и резко распахиваю дверь. В молчании мы входим в тёмное пространство. Воспоминания перемешиваются с настоящим, пока Николас закрывает дверь и щёлкает чем-то, озаряя пространство в золотистый приглушённый свет. Оглядываю его, замечая знакомое приспособление, что когда-то причинило испепеляющую боль. Сглатываю.

– Всё будет иначе. Мы переступим через прощение, которое так и не появилось в нас, – мягко произносит Ник и поворачивает к себе, оставив где-то бутылку шампанского.

– Я простила, – тихо произношу.

– Нет. Как и я себя не простил. Мы откроем нечто новое для себя, и последний раз возьму в руки розги, чтобы перебить отчаяние и потери. Чтобы дать себе и тебе силы дышать глубже и быть вместе, – развязывая мою маску, отбрасывает в сторону.

– Боюсь, – признаюсь шёпотом.

– Обещаю тебе, что больше никаких страхов о боли, которой нечаянно могу причинить тебе. С этого момента никакого расставания, потому что отпускать тебя не могу и не желаю. Всё сделаю сам, а ты, главное, расслабься. Это – не наказание, а прими это как извинение за мою самонадеянность, непонимание и отрицание того, как сильно ты врезалась в моё сердце. Прими это, как принимаешь меня. И себя прими, если будешь ощущать нечто иное и даже возбуждающее. Мы заменим те воспоминания нашими. Вместе, – киваю на его слова, а по щеке скатывается слеза. Потому что действительно готова. Пришло время разобраться и с этим.

Николас снимает с меня платье и обувь, оставляя в одних трусиках. Подводит к стулу, где рядом лежат длинные иглы, которые навевают только ожидание сильнейшей боли.

– Расслабься. Можешь посмотреть, как я это делаю. Только раз и только с тобой, – нежно целует меня в шею и растирает неприятно пахнущее спиртом средство на руках. А я не могу, только закрываю глаза, слыша его действия.

Вздрагиваю от укола на коже.

– Тише, крошка, не напрягай спину. Так больнее, а я не хочу видеть слёзы от этого чувства. Если ты передумала, то скажи…

– Нет, – чуть ли не выкрикиваю, распахивая глаза, и ловлю его взгляд в отражении. – Нет. Я постараюсь расслабиться, ведь это делаешь ты.

Улыбаясь мне, берёт вторую иглу и в этот раз уже нет такого неприятного ощущения. Даже не чувствую их, наблюдая за Николасом.

– Часто ты это практиковал? – Тихо спрашиваю.

– Пока учился, да. А потом больше ни разу. Нижняя или рабыня приходит ко мне уже подготовленная. Но не ты, мне нравится смотреть на твою спину и слышать, как ты успокаиваешься от моего голоса, – его тембр наполнен нежностью и это вызывает улыбку.

Берёт в руки ленту и, завязывая её, образует шнуровку корсета, за которой всё же, подглядываю в одно из зеркал. Задерживаю дыхание, потому что сейчас неожиданно даже для себя нахожу извращённую красоту.

– Привяжу тебя, – произносит Ник и помогает мне подняться.

– Это делается для того, чтобы розги не попали по нежным участкам тела сильнее, чем должны и не принесли увечий, – объясняя, подводит меня к «козлу», на который я ложусь грудью.

– Двадцать пять ударов, – тихо произносит он, закрепляя мои руки внизу. Поворачиваю к нему голову, издавая судорожный вздох.

– Шампанское будет после. Попробуй сосредоточиться не на боли, а на ощущениях и ответах твоего тела. Стоп-слово остаётся прежним, – привязав меня, поворачивает голову к себе и всматривается в глаза.

– Я знаю, что делаю. Теперь точно. Не бойся, тебе ни за что не причиню страданий. Никогда. Мы тандем, и вся твоя грязная боль будет отражаться на мне, – прикасается к моим губам своими, оставляя горячий поцелуй.

Закрывая глаза, пытаюсь перебороть внутри дымку из воспоминаний прошлого. Обиду. Боль. Треснувшее сердце. Надлом. Сильнейший. О котором и, правда, до сих пор не забыла. Темнота и бессилие, в котором я находилась. Это…

– Чёрт, – мои мысли прерываются жгучим укусом на ягодице, сопровождающимся шипением, вырвавшимся изо рта. Даже не заметила, как Николас ударил меня.

– Два, – его голос сливается с очередным тонким следом, что остаётся на моей коже. В нижней части. Кусаю губу, а внутри всё трясёт от страха.

– Я что сказал тебе делать, Мишель? Расслабиться, – его холодный и властный голос перебивает все мысли о плохом в голове. И словно именно этого ждало тело, чтобы размякнуть и получить очередную порцию. Издаю стон. Не останавливается, а я только и успеваю хватать ртом кислород. Мотаю головой. А ягодицы горят, наполняя тело непонятной упругостью и образуя где-то внизу живота пружину.

– Девять, – всхлипывая, стискиваю зубы, когда розги опускаются на мою кожу. Несколько искорок пронзают её и впиваются в кровь. Перед глазами плывёт золотистый свет. Более мягкое прикосновение к пылающим ягодицам и даже приятное покалывание. Прислушиваюсь к телу, понимая, что оно всё становится одним сильнейшим сгустком ожидания. Оно возбуждается независимо от моего создания, которое сложно сейчас найти. Клитор пульсирует. От каждого свиста. Моего вскрика.

Распахиваю глаза, облизывая сухие губы, и ёрзаю. Дышать сложно, а удары продолжают сыпаться на меня, играя яркими и теперь более глубокими отголосками на теле. Боль пронизывает до кончиков волос, но терплю. Кусаю кожу, от очередной встречи розог и нижней части моих ягодиц, не могу лежать спокойно. Шум наполняет голову, но не так, как в тот раз. Кровь стучит в ушах, а вены на висках вздуваются от напряжения тела. Свист и снова удар. Дёргаюсь и издаю стон. Чувствую насколько тонкий след оставляют его действия. Каждая полоска ощущается ярко, и с этими видениями пульсирует не только клитор, но и моё естество. Судорожно сжимаясь и разжимаясь под новым ударом.

– О, Ник, – стону и мотаю головой, оказываясь в туманном и еле уловимом мире.

– Тише, – шепчет мне на ухо, убирая прилипшие пряди волос.

– Боже… не могу… – глотаю кислород и с ума схожу. Не понимаю, что происходит и где я. Прострация, какие-то странные отголоски золота по бокам глаз.

– Можешь. Ты очень сильная и слишком порочная, чтобы молить о пощаде, – усмешка в его голосе и могу подвигать руками, уже свободно свисающими вниз.

– Я… кажется… упаду, – чувствую каждый удар, горящий на ягодице. Он пылает, да так ярко наполняя моё тело фееричными ощущениями, а голову невозможными бессвязными мыслями. Не понимаю даже, что говорю.

– Падай. Со мной, – его пальцы грубо врываются в меня, и я издаю протяжный стон. Дёргаюсь и откидываю голову. По телу проносится сильнейшая дрожь, хотя и так меня мотает из стороны в сторону. Нет возможности лежать. Буквально по крови проносится сгусток сильнейшего адреналина.

– Давай, – его голос где-то далеко. Первые капли, падающие на меня, заставляют замереть. Распахнуть глаза и медленно прислушиваться к происходящему. Кажется, что время замирает, когда до моего носа доносится аромат алкоголя, а сам он безжалостно поливает ледяным душем мои ягодицы.

– Чёрт! – Крича, выгибаю спину, в которую сильнее впиваются иглы. Каждая полоска щиплет с невероятной силой, а пузырьки, лопающиеся на ней, вызывают нескончаемые волны, поднимающиеся от ног и сосредотачивающиеся внутри меня. Горю вся. Кричу и извиваюсь, скольжу по коже оголённой грудью.

– Ещё, – резко меня наполняет до сумасшествия своим членом Ник, разрывая тело. Оно продолжает испытывать небывалое ощущение боли и наслаждения.

– Ещё! Кричи! Давай, – хватая за волосы, насаживает на свой член. Моя израненная кожа встречается с его, и от этого меня буквально начинает трясти. Всю. До отключения сознания. До болезненных конвульсий, что сопровождаются сильнейшим выплеском энергии и моим криком.

– Молодец. Как ты сжимаешь меня… блять, крошка, – Николас подхватывает меня, ничего не соображающую и сотрясающуюся в сильнейшем оргазме, за талию приподнимая. А я стоять не могу, только удаётся вцепиться ногтями в его ягодицу, заставляя трахать ещё больше. Грубее. Сильнее.

– Глубже… прошу… ещё немного, – умоляя, сама подаюсь назад. Боль отходит куда-то далеко, наполняя тело новыми силами и эмоциями, чтобы сойти с ума и остаться такой навечно.

Секунда его быстрых фрикций, как молот двигается во мне. Всё горит настолько сильно, пузырьки продолжают танцевать на тонких полосках от ударов на моих ягодицах, что так резко и с чавкающими звуками касаются его паха. До максимума меня наполняет чаша из жажды свободы. Один крик. Его стон. Объятия крепче, и я разлетаюсь на мелкие кристаллы, взмывая выше и выше. Теряю связь с реальностью, слыша только его быстрое дыхание. Тела дрожат, а мы рождаем новый кислород, благодаря которому сможем дышать единым воздухом.

Меня поднимают на руки, пока внутри всё словно обновляется. Кладут на прохладные простыни на живот.

– От жизни к тебе, помнишь? – Узнаю голос Николаса сквозь дымку сознания. Улыбаясь, приоткрываю глаза. Не могу пошевелить ничем.

– За каждую слезу, – дёргаюсь, когда он вытаскивает иголку из моей спины и сразу же прикасается губами к этому месту.

– За каждую боль, – со следующими проделывает то же самое, приговаривая какое-то бормотание. Опускаясь от них к пояснице, я его уже не слышу. И сложно прийти в себя после такого оргазма.

Когда снимает с меня весь корсет, его пальцы прикасаются к моим ягодицам. Но и тут ничего не чувствую. Словно онемели, только приятное покалывание и прохлада, когда он растирает их. Восстанавливаю дыхание, и меня окутывает слабостью и усталостью. Хочется спать, и в то же время слишком много энергии бурлит в моей крови.

Николас возвращается и, ложась рядом, перетаскивает меня на своё плечо.

– Мишель, у меня для тебя кое-что есть, – шепчет он, и я распахиваю глаза шире, чтобы взглянуть на него.

– Что?

– Дай мне руку, – сам подхватывает моё левое запястье и что-то прохладное опоясывает его.

– Что это? – Моргая, пытаюсь унять прыгающее зрение.

– Браслет, – поясняя, он приподнимает свою правую руку, где блестит в свете золотистого света такой же, только несколько крупнее, чем у меня.

Приподнимаясь, кривлюсь от боли в ягодицах, но подношу руку к ближе к лицу. Тонкая пластинка, где по бокам выполнены узоры, а по центру написано что-то, но сложно разглядеть. Вновь возвращаюсь к узорам, и теперь мелкие камушки, составляющие круг, кажутся мне очень знакомыми. Татуировка. Они повторяют рисунок татуировки Николаса, которая означает его причастность к теме.

– Ты для меня больше, чем Нижняя. Больше, чем любая женщина, которую я знал. Ты подарила мне самого себя, и я благодарен тебе за это, крошка, – шепчет Николас, отрываюсь от браслета и поднимаю на него голову.

– Эти браслеты для меня символизируют тандем, которого сам боялся, – нежно дотрагивается до моей щеки. В глазах появляются слёзы, и я смаргиваю их.

– Больше не хочу существовать. Жить хочу, но только с тобой. Я странный, порой невыносимый и закрытый в себе. Не могу пообещать, что будет гладко. И в то же время могу заверить, что никогда не дам кому-то обидеть тебя и забрать у меня. Мишель, моя чувственная крошка, я не привык говорить слова любви. Но она отдана только тебе, и вряд ли это когда-то изменится. Только твои губы стали для меня единственными. Только твоя боль стала для меня оборотной медалью моего звания. Только ты. В моём разуме. В моих венах. В моём сердце. Ты моё дыхание. Моя, – кусаю губу, хотя слёзы так и катятся по лицу.

– И там написано именно это, – с улыбкой продолжает Николас, приподнимая мою руку с браслетом. – Моя. А я – твой. Твой Мастер. Твой партнёр. Твой садист. Твой мужчина. И мне приятно быть таким. Не плачь.

– Не могу. Я так люблю тебя, слишком сильно, чтобы не расчувствоваться от твоих слов, – всхлипывая, позволяю ему крепче обнять моё обнажённое и изнурённое тело. – И это от счастья, Ник. Оттого что ты подарил мне так много. Ты дал мне возможность узнать, что такое жить. И не доказал мне, что обычный. Даже больше, я ненавижу обычных людей, какой хотела быть. В плоскости нет ничего удивительного. И я утонула в тебе.

– Тогда будем тонуть вместе, чтобы разорвать этот мир и создать свой. Со своими правилами и табу. Только для нас. Отдохни, мазь пусть впитается, и поедем домой. Вместе, – целует меня в волосы, а я, наконец-то, могу вздохнуть так глубоко, чтобы пустить по своим венам вкус свободы и безудержного счастья.

Теперь мы будем едины до конца. Надеюсь, он никогда не наступит.