– Мишель, – сквозь сон пробирается знакомый голос. Хмурясь, ёрзаю на постели.

– Мишель, просыпайся быстрее, – теперь меня трясут за плечо. Страх. Быстрое сердцебиение и обрывистые картинки появляются перед глазами. Распахиваю их и резко сажусь на кровати, жмурясь от неяркого освещения бра, недалеко от кровати. Тру глаза, и не могу проснуться.

– Давай, крошка, скорее, – Николас, отбрасывая с меня одеяло, пытается поднять сонную и ничего не понимающую. Не помню, как я оказалась тут. Но страх, что ночь была катастрофичной не даёт дышать. Моргаю, пытаясь связать воедино мысли и воспоминания. Смотрю на Николаса, надевающего на моё обнажённое тело махровый халат, какой и на нём.

– Что происходит? Ты… снова ходил во сне? Что-то со Штормом или Софи? – Испуганно спрашиваю я, а он тащит меня из спальни, крепко держа за руку.

– Нет. Всё хорошо, – бросает он и ведёт меня мимо лифта, а за окном ещё ночь.

– Который час? Что случилось? – Ещё больше пугаюсь, когда заводит в главную спальню.

– Сейчас начало седьмого, – мы направляемся к ванной комнате.

– Николас… – не успеваю я договорить, как, замирая, смотрю на горящие свечи вокруг наполненной водой мраморной ванны, стоящее шампанское в ведёрке и два бокала.

– Я обещал, что когда-нибудь мы встретим рассвет именно здесь и именно так. Вместе. Время пришло, Мишель. Наше время.

Из груди вырывается обрывистый вздох. То ли от облегчения, то ли от удивления. А, возможно, от всего сразу. Поднимая на него голову, встречаюсь с его ожидающим взглядом, медленно улыбаюсь, всматриваясь и запоминая каждую долю секунды этого момента.

– Николас, – шепчу я, беззвучно смеясь, и киваю ему. – Даже я этого уже не помню.

– Зато у меня всё записано. Вот здесь, – указывает на висок и отпускает мою руку. Тянет за пояс халата, раздевая меня, затем себя. И тишина такая мягкая окутывает меня, словно это сон продолжается в моей голове.

Опускаюсь в воду, а он позади меня, устраиваемся в ванне, и я приникаю спиной к его груди. Мужские руки крепко обнимают меня, а губы дарят поцелуй в волосы. Тону. Мне хорошо. Так хорошо, что даже страшно.

– Не отпускай меня. Прошу, Николас, не отпускай. У меня никого больше нет, кроме тебя, – тихо произношу я, не поворачиваясь, смотрю на ещё тёмный город за окном.

– У меня тоже, – отвечает, поглаживая мои волосы. Хлюпаю носом, моё сердце переполнено к нему любовью. Она странная, как и мы оба. Наша. А другой я не знаю, и вряд ли когда-то будет это мне доступно.

– Я боюсь, – его слова заставляют напрячься и замереть, полностью вслушиваясь в его шёпот.

– Я никогда в жизни ничего не боялся, – продолжает он, перебирая мои волосы. – Когда избивал отец, было больно, а потом уже всё атрофировалось. Когда насиловал мать, не было страшно, только противно и отвратно на это смотреть. Получал неведомые порции адреналина, когда брал высоты. Хотелось ещё больше максимума. Это сравнимо с моей жизнью. Кнут. Розги. Горящая ладонь и удовлетворение. Но страха не было. А сейчас боюсь. До жути опасаюсь, что причиню тебе вред. Не задумывался раньше, когда бил нижних. Я контролировал себя, знал, что и как мне делать, когда надо остановиться. Сейчас. Боюсь, Мишель. Мне страшно настолько, что я потерян. За тебя боюсь, крошка.

– Я тоже, Николас…

– Нет. Ты не понимаешь, – перебивает меня и тянет за прядь, заставляя откинуть голову на его плечо и посмотреть в его тёмные глаза.

– Я мужчина. Взрослый мужчина, у которого психологические проблемы. Не признавал. А теперь признаю. Я болен. И то, что произошло, стало для меня кошмаром. Но и расставаться с тобой не хочу. Я могу убить тебя, Мишель. А ты не слышишь меня, – отводя взгляд, смотрит впереди себя.

– Слышу, Николас. Слышу, как никого другого, – заверяя его, сжимаю руку на моей талии под водой. – Но ведь это решаемо. Всё решаемо, если найти причину. Так давай, это сделаем. Поймём, почему так происходит? И ты не болен…

– Болен. Давно болен. Ты была права, я закончу, как мой отец, потому что он привил мне любовь к жестокости. Другого я не знал. Он заставил меня полюбить боль, получать от неё удовольствие. И я это делал. Ненавидел его, ненавижу до сих пор, а продолжаю его ремесло. Ты во всём была права. Хотя неприятно, но факт. Я не умею жить, Мишель, – опускает ко мне голову, а мне больно за него.

– Николас, прости. Я тогда говорила, не обдумав ничего, на эмоциях от злости на себя. Не знала всего, что пережил ты. Не имела понятия и видела только себя, но никак не тебя, и мне хотелось, признаю, сделать тебе больно, как и мне было. Но это по моей глупости, от сильной любви, которую я не желала чувствовать. Всё же, делала это. И ты умеешь жить. Всё умеешь, ко всему подготовлен. Посмотри, чего ты достиг…

– Нет, я о другом. Не злюсь на тебя за те слова, я тоже некрасиво поступил, – приподнимая уголок губ, поднимает мокрую руку и дотрагивается до моей щеки. – Но не умею жить. Именно жить. Чувствовать для меня неприятно, и в то же время интересно. Я не жил всё это время. У меня были установки. Добиться материальных благ, доказать всем, что не ублюдок, развиваться в мире БДСМ, иметь всё, чего бы я не пожелал. Галочки. Плюсики. Галочки. Ни одного прочерка. А вот с тобой одни многоточия, – проводит большим пальцем по моим губам, шумно выдыхаю от приятных волн, прошедших по телу.

– Ты же другая. Ты женщина, о которых боятся говорить. Ты женщина, о которой можно мечтать, но так и не достигнуть цели. Ты моя женщина, и я не заслужил тебя. Я принёс в твою жизнь только боль, когда сам обещал себе, что никто не узнает больше о ней. Я хочу бороться, Мишель, за тебя бороться. До победного. Даже до смерти, но не твоей. Пойми меня, не могу позволить тебе видеть меня таким. Слабым. Безумным. Опасным. Через себя не могу переступить, потому что обязан защищать тебя. Только тебя, даже во вред себе. Это я и буду делать. Обижайся на меня, кричи на меня, но возвращайся. Мне нужна причина, чтобы выбраться оттуда. Позволь мне назвать тебя ею. Я ненавижу быть слабым, это возвращает меня в детство. Ничего нельзя сделать, потому что недостаточно сил. А я сейчас именно такой.

– Ты не слабый, Николас. Ты самый сильный человек, которого я знала, – тихо произношу я, поворачиваясь, и дотрагиваюсь до его груди. – Признание своих слабостей и есть сила. И я не уйду, можешь тоже кричать, ругаться, даже выволочь меня за волосы. Ни за что не оставлю тебя, буду драться с тобой, кусать тебя, но не позволю остаться одному. Подожди, – прикладываю палец к его губам. – Дай мне сказать, чтобы ты понял. Я люблю тебя, любила и буду это делать. Ты можешь верить мне, никогда даже не подумаю тебя предать, потому что ты моё сердце, и я хочу, чтобы оно билось. Мы будем вместе решать эту проблему. По-другому я не согласна. Или вместе, или никак. Поодиночке мы слабы… я слаба без тебя. Я теряю себя, не понимаю, куда идти мне, как дышать, как смотреть на этот мир. Одиноко без тебя мне. Не отвергай мою помощь. Когда будешь готов, то расскажи мне, отчего это происходит.

– Не имею понятия, – качает головой и глубоко вздыхает. – И мы пропустим рассвет.

Разворачивает меня и вновь усаживает спиной к себе. Закрылся, вновь закрыл своё сердце от меня. Ничего. Это не обидно, мне необходимо учиться терпению с ним. Иначе ничего не получится. Медленно дышать и ждать, когда сам будет готов делиться. Всем. Без утайки и страха. Я тоже боюсь, слишком глубоко увязла в его сердце, чтобы так просто сдаться и позволить эгоизму взять верх.

Обнимает меня крепче, слышу, как дышит. Вязко. Тяжело. Прекрасно. Небо окрашивается в алый цвет, являя собой пробуждение. Новый день. С ним. Он рядом, а другого я не хочу. Не волнует больше, что было в прошлом со мной.

Непонятый. Он мой. И я счастлива, хотя и волнуюсь о нём, но счастлива. Это тоже различно. Можно смеяться, радоваться открыто, прыгать. А можно вот так: руки любимого, обнимающие меня под водой, его обнажённое тело и заревой аромат. Тихое счастье. Другое.

– Теперь шампанского? – Тихо произношу, когда солнце уже поднялось и окрасило своим светом ванную комнату.

– О, нет, крошка, – смеётся Николас. Удивлённо приподнимаю брови, оборачиваясь к нему.

– Это для антуража. Сегодня пятница. Рабочий день. У тебя и у меня. А шампанского выпьем вечером, если ты захочешь, – продолжает он.

– Я хотела прогулять. С тобой. У меня съёмка в девять, а после…

– Нет, Мишель. Мне нужно на работу. Теперь я не могу так просто уйти, они ждут меня на совещании. А тебе, – дотрагивается указательным пальцем до моего носа, оставляя мокрый след, – необходимо учиться.

– Если я уйду, – шепчу и, поворачиваясь полностью, забираюсь на его ноги сверху. – Скажи, если я сейчас уйду, то вернусь ли я сюда ещё раз?

– Что за вопрос? Конечно. У тебя есть ключ, я позвоню тебе, и мы поужинаем где-нибудь в городе, – заверяет меня. Опускаю взгляд на его шею, замечая, как бьётся быстро пульс на вене.

– Чего ты боишься, крошка? Меня? Себя? Обстоятельств? – Приподнимает мой подборок и впивается взглядом, пропуская по моим венам горький шоколад.

– Всего, – прочищаю горло. Теперь честно, буду отвечать ему только честно, без утайки собственных чувств. – Опасаюсь, что случится вновь непредвиденное. Я устала от этого, устала бояться за тебя и за себя. За нас, Николас. Устала быть в подвешенном состоянии. Хоть сейчас не время расставлять приоритеты, но я бы хотела знать. Мы же вместе? Ты позволишь мне ночевать здесь, когда у тебя кошмары? Не выгонишь ли меня? Не заставишь ли снова возвращаться в одиночество? Я не хочу быть там. И боюсь, что уйдя отсюда, никогда не вернусь. Словно это место не желает, чтобы я здесь находилась с тобой.

– Какие глупости, Мишель, – мягко улыбается, а его взгляд теплеет. Кладёт ладонь на мою щёку, проводит ею по волосам и, сжимая затылок, приближает к своему лицу. – Я. Никуда. Тебя. Не. Отпущу. Это лишь рабочий день. Нам надо привыкнуть к этому. К другим отношениям, отличным от тех, что знали. И тебе, и мне. Мы вместе. Всегда вместе, что бы ни произошло. Я рядом с тобой, даже если буду далеко. У тебя есть возможность приходить сюда тогда, когда пожелаешь. А я обдумаю, как сделать так, чтобы ты была и ночью со мной. Обещаю, Мишель, обещаю, что справлюсь. Только выбрось эту ерунду из своей головы. Да, я признаю, что мечусь до сих пор. Но знай, это лишь потому, что я волнуюсь за тебя больше, чем за себя. Больше, чем за кого бы то ни было. Только это и есть причина, отчего моё поведение бывает непонятным для тебя. Слишком много мыслей в голове.

– Хорошо, тогда я спокойна. И совершенно не настроена на учебный день, – тихо смеюсь, обнимая его за шею.

– Даже сейчас мысли наши схожи. Но это необходимо. Я приготовлю завтрак, а ты пока переоденься, – снимая меня со своих ног, опускает на дно ванны. Поднимается и, выбираясь из неё, обматывается полотенцем.

– Одежда там, где и обычно. Про вчерашнюю даже не заикайся. Выброшена. Жду за столом, – наклоняется и чмокает меня в макушку.

Притягиваю ноги к груди, наблюдая, как Николас скрывается в спальне, оставляя меня одну наслаждаться рассветом.

Что будет дальше? Не имею никакого понятия, совершенно. Если раньше я чётко представляла свою жизнь, готовила нехотя себя к браку с тем, кого выберет отец через пару-тройку лет. То сейчас я вольна делать всё, что хочу. Даже не планировать. Совсем не расписывать по часам завтрашний день, а жить. Я ведь тоже не умела этого делать. Разве было моё существование жизнью? Нет. Ни разу. Осознание того, что мои руки развязаны, любимый мужчина рядом, стирает все вопросы и обиды, что остались в моём сердце. Жизнь готовит часто сюрпризы, вроде ранней кончины моего отца, недоброжелателя, пытавшегося настроить нас друг против друга. Только сейчас понимаю, минута за минутой, сидя в ароматной пене, лопающейся вокруг меня, чего я сама себя лишила. Любви. Радости. Преданности. Хватит так вести себя, эта ночь была хорошим подзатыльником, чтобы понять – моё сердце всегда приведёт меня к Николасу. Именно к нему, а не к кому-то иному. Я его, полностью и безоговорочно. Но не его рабыня, а любви, своего сердца и чувств. Пришло время перестать бояться, что он не примет мою любовь, потому что именно она ему сейчас необходима. Не только он принёс в мою жизнь проблемы и боль, но и я в его. Из нас двоих в данный момент мучается только он, физически, а мои раны зажили. Его же… покрою поцелуями и излечу нас обоих, чтобы стать сумасшедшими. Ещё глубже, чем сейчас. И будет больнее, но и слаще. Мы больны друг другом. Наверное, это и есть любовь. Для нас она именно такая. Шоколад с привкусом перца.

Застёгивая рубашку, направляюсь по коридору к гостиной. Сначала слышится рычание, а затем радостный лай.

– Привет, Шторм, – улыбаясь, почёсываю подбежавшую ко мне собаку за ухом.

– Здравствуй, Софи, – обращаюсь к другой, лежащей у ног Николаса под столом. Ловлю смех в его карих глазах, когда он откладывает журнал.

– Она ревнует меня ко всем мужчинам в этом доме, – замечая, сажусь на стул и улавливаю аромат клубничного йогурта.

– Женщины. Вы ревнуете всех, даже тех, кто вам не принадлежит, – издаёт смешок, делая глоток кофе. – Принимайся за завтрак, а то опоздаешь на работу, как и я.

– Я не прочь, чтобы ты опоздал, – бубню себе под нос и беру ложечку, набирая фруктовый салат, заправленный йогуртом.

– Что ты сказала? – Переспрашивает он.

– Вкусно, – бросаю на него взгляд исподлобья, хотя вижу в его глазах блестящие смешинки. Услышал ведь. Медленно, словно растягивая время, поглощаю пищу, пока Николас как ни в чём не бывало возвращается к изучению какой-то статьи в журнале про недвижимость.

– Интересно, – доносится от его края стола.

– Что именно? – Уточняю я, промокая губы салфеткой, и подхожу к Николасу. Вновь рычание от Софи, а затем другое уже от Шторма. Но, не обращая внимания на них, смотрю на красочное фото виллы на каком-то острове.

– Ничего, – не успеваю я рассмотреть картинку, как он, захлопывая журнал, отбрасывает от себя.

– Твоя машина, как обычно, стоит внизу, – информируя, он поднимается со стула и, обхватывая мою талию, ведёт от стола к лифту.

– Спасибо.

– Ключи. Сумка. Телефон, я его зарядил. Тебе необходимо купить новый и к нему аккумулятор, чтобы был всегда с тобой. Майкл сказал, что у тебя проблемы с движком, – он так быстро набрасывает на меня удлинённый кардиган, всё вкладывает в руки, словно пытается избавиться от меня поскорее, что я не успеваю даже слова вставить.

– Надо будет показать машину. Ей уже три года, а на обслуживании она ни разу не была. Поищи документы, – нажимает на кнопку лифта, пока я глупо моргаю и совершенно не понимаю, что происходит.

– Хотя не надо. Когда будешь готова обходиться услугами Майкла, дай мне знать. Я своих ребят из салона попрошу, они посмотрят. Лучше раньше, Мишель. Она может заглохнуть, как и твой телефон сломаться, и тогда я тебя не найду. А я должен всегда знать, где ты при непредвиденных обстоятельствах, – подталкивает меня к лифту, оставаясь за пределами кабинки.

– Поэтому обдумай и скажи мне свой положительный ответ сегодня или завтра. Тянуть нельзя, а об остальном я позабочусь. Хорошего дня. До встречи, – резво нажимает на кнопку паркинга и створки уже закрываются, а я так и стою, держа в руках свои вещи.

– Что, чёрт возьми, это означает? – Обескуражено шепчу я, пока лифт везёт меня на нижний этаж.

Может быть, сам опаздывает? А, возможно, я ему надоела… Так, не думай в таком ключе, не порть сама себе жизнь. Всё хорошо. Мы вместе, если было бы что-то иначе, то он не устроил бы романтичное утро в ванной и не рассказал бы мне о своих страхах. Да, всё хорошо.

Киваю сама себе в отражении лифта, распределяя вещи по карманам. И зачем мне новый телефон? Этот меня полностью устраивает.