– Боже мой, – шепчу я, поднимая над головой факел, чтобы осветить больше. Такого не может быть, просто не может быть.

Перед нами лежит покрытый песком, грязью и мхом замурованный город. Настоящий город с разрушенным колодцем по центру, с поломанными домами, с обломками деревянных балок, валяющихся тут и там. Но моё внимание приковывает другое здание. Прищуриваюсь, чтобы лучше рассмотреть то, что изначально предполагала только игрой света. Но нет. Кажется, что шокированной больше быть нельзя, но мне это удаётся, ведь вдали расположено здание с крестом на двери. Им забили её, даже в темноте и при тусклом свете это бросается в глаза с такого расстояния. Вода капает сверху, издавая неприятный отголосок от стен. Не менее отвратительный запах живёт тут. Мёртвый. Затхлый и одинокий.

– Сакре, – доносится до меня ошеломлённый шёпот Петру.

– Не верю своим глазам… невозможно, – добавляет Лука, подходя ко мне.

Поворачиваюсь к мужчинам, жадно осматривающим это место. Земля вокруг нас, но как этот город остался под нынешним? Или мы ушли куда-то дальше? В разрушенных домах остались только стены, а окна и двери выбиты. Рука болит от тяжелого факела. Опускаю её, освещая местность вокруг нас.

– Тут лестница, правда, тоже разрушенная, но спуститься можно, – говорю я, указывая мужчинам сбоку от себя на каменную кладку, покрытую землёй и какими-то кусками дерева.

– Давайте спускаться, – соглашается Лука, обхватывая крепче брата. И мне снова идти первой. Каждый шаг даётся с трудом от усталости и жары, которая поселилась тут. Волосы прилипают к лицу, но стараюсь не показать своей слабости. Спускаюсь, держась за грязную стену, пока не дохожу до низа. Поднимаю факел, чтобы мужчинам было видно, куда ступать. До сих пор не могу поверить, что это реально. Все это настоящее, а не моя больная фантазия. И он привёл меня сюда. Зачем?

– Надо осмотреться, – Лука усаживает Петру на ступеньку и подходит ко мне.

– Разделимся, мы пойдём по домам, а ты загляни в церковь. Только снять надо это безобразие с двери, – перехватывает у меня факел и уже широким шагом направляется туда.

– Подожди, – бегу за ним. – А вдруг нельзя? И с чего ты решил, что это церковь? Не просто так же забили дверь.

– А крест над дверью тебе ни о чём не говорит, Лия? Ты что, историю в школе прогуливаешь? – изумляется он, оборачиваясь ко мне. Только открываю рот и тут же захлопываю его. Умник, блин.

– Ладно, пусть церковь, я как-то пока в шоке. Но не для веселья дверь забили, Лука! Вдруг там вода? – бурчу я, раздражённо взмахивая рукой.

– Вот и узнаем, – усмехается он, вкладывая мне в руку факел и осматривая большой деревянный крест.

Сглатываю от неприятного ощущения опасности, что-то подсказывает лучше этого не делать. Но спорить нет сил, и только наблюдаю, как он пытается оторвать крест от двери.

– Петру, помоги мне. Надо найти что-то твёрдое, основательно они его туда вбили! – кричит Лука, поворачиваясь к брату.

Тяжёлый вдох последнего и шуршание его шагов. Лука уходит от двери, тоже занимаясь поиском орудия для взламывания. Поднимая факел, ищу, возможно, окно или же другой способ войти туда. Но ничего. Не единого стекла, только грязное дерево. Почему она не сожжена и не разрушена, как остальные дома? Боже, город! Старый город, который находится под слоем земли. Как? Как это существует тут, и никто об этом не знает? Или знают, только не афишируют это?

– Лия, отойди на три шага назад и держи огонь выше своей головы, – говорит, даже приказывает мне Лука. Цокаю на это и отхожу, пока они вместе с Петру просовывают какую-то палку между крестом и дверью.

– Надави сильнее, – бросает Петру брату. Раздаётся громкий треск и грохот. Мужчины отскакивают, и Петру летит на землю. Перед моими ногами, подняв пыль, лежит крест. Лука быстро хватает его и оттаскивает в сторону.

– Поднимайся и пошли, – Лука подаёт руку брату, поднимая его, кривящегося от боли в ноге.

– Нет… я с вами… не останусь тут одна, – испуганно шепчу, подходя к ним.

– Так, Лия…

– Иди, Лука, я сейчас, – Петру обрывает зло брата, толкая его к ближайшему дому.

– Я не могу, правда, не могу, это… боже, я в шоке, если честно. Ничего не понимаю, и сильно устала, – быстро говорю, смотря в грязное лицо мужчины.

– Понимаю, Аурелия, я вас полностью понимаю. Но он привёл вас сюда, значит, где-то есть выход. Он показал вам прошлое, а теперь подтвердил свои слова реальной находкой. Понимаете? Надо осмотреть все. И быстро. Кислорода очень мало и если мы не найдём выхода, то умрём от удушья. Поэтому нам надо разделиться, один я мало, что смогу. Вы хрупки и не сможете держать меня. Я пойду с Лукой, а вы здесь в безопасности. Бояться нечего, ведь он, вы сами сказали, защищал вас. Значит, в этом месте вам ничего не угрожает. Да, это страшно увидеть все своими глазами. Но я верю в вашу храбрость и силу, – заверяет меня он.

Мотаю головой, шумно дыша, и облизываю губы. Не могу остаться одна. Не могу, для меня это слишком. Слишком странно и боязно. Его слова все же возымели надо мной невероятную силу, поэтому киваю. Не хочу показаться маленькой перед этим мужчиной. Глупо.

– Фонарик, – передаю ему его вещь, и Петру улыбается мне, кивая и немного сжимая моё плечо в безмолвной поддержке.

– Если что, кричите. Мы тоже рядом, – напоследок говорит он, отпрыгивая от меня, и окликает брата. Находит отклик в доме, куда тот ушёл и прыгает туда.

Поворачиваюсь к двери, делая глубокий вдох. Легко сказать, что я храбрая, когда это не так. Меня трясёт от страха и от желания проснуться. Пусть это окажется сном, просто сном, который стал вот таким красочным, продолжительным и опасным.

Ещё один вдох и закрываю на секунду глаза, пытаясь утихомирить быстро стучащее сердце. Рука, которой держу факел, дрожит. Открываю глаза и хватаюсь за деревянную ручку, чтобы потянуть дверь на себя. Не поддаётся. Упираюсь ногами и тяну, одной рукой сложно, но изо всех сил стараюсь открыть дверь. Характерный треск и скрип заполняют мой слух, отбрасывает назад, даже присаживаюсь, дабы удержать огонь над собой. Удаётся. Не успеваю я даже подумать об этом, как невероятная вонь, иного слова подобрать невозможно, словно цунами накрывает меня. Кривлюсь, рвотные позывы сотрясают тело. Закрываю нос рукой, пытаясь перебить тошноту и головокружение от этого запаха. Его не описать, словно там протухли все овощи и мясо одновременно.

Привыкнуть тяжело к этому смраду, поэтому продолжаю зажимать нос пальцами, поднимаюсь на ноги и подсвечиваю себе факелом. Делаю шаг внутрь когда-то бывшей церкви. Ничего особенного, все из дерева, но оно не тронуто. Ни одного окна и витража, ни росписей, как в нашей. Не блестит крест, он деревянный вдали. По бокам от меня обычные лавки. Замираю, когда вижу что-то, лежащее на одной из них. Подхожу ближе, отнимая руку от носа, и тянусь к этому. Ткань, подхватываю пальцами, стряхивая столетнюю пыль и грязь. Белый женский платок, ставший со временем непонятного серо-коричневого цвета, где можно разглядеть инициалы: Р. Л. Это была чья-то вещь, и она осталась тут. Сжимаю в руке и по инерции кладу в задний карман леггинс.

Делаю ещё шаг. Не верю своим глазам. Подхожу ближе, поднося руку с факелом к… Господи, скелет. Настоящий человеческий скелет, скрюченный на лавке. Открываю рот в беззвучном крике, а по щекам катятся слезы. Поворачиваюсь и другой ряд такой же. Ещё один скелет. Закрываю глаза, сдавливая рот рукой. Опускаюсь на колени и сотрясаюсь в рыданиях, которые раздирают моё сердце в клочья от бесчеловечности. Их заживо тут похоронили. Они были живыми и умирали мучительно долго. Не могу ничего разглядеть больше, взгляд помутнен и хочется выть от жестокости. Варвары, а не люди. Как так можно? О, Господи, прямо в церкви замуровали. Забили крестом и не оставили кислорода. Мотаю головой, запуская пальцы в волосы, и падаю на ягодицы. Не могу сдержать слез, не могу сдержать крика, разорвавшего тяжёлый воздух и вернувшегося в мою грудь с невероятной силой.

Не могу остановиться, плачу и смотрю на пол. Деревянная куколка, а там поношенный башмак, разорванный годами носки. Мне плохо, настолько ужасно внутри и больно. Невероятно больно за этих людей, так жестоко встретивших своё окончание жизни. Никогда бы не подумала, что умею настолько глубоко чувствовать прошлое. Никогда бы не подумала. Город, в котором я живу, скрывает в земле такую бесчеловечную жестокость. А мы радуемся наверху, когда должны преклонить колени перед вечной утратой.

Как-то пусто внутри от выплаканных слез, от увиденного, и от пережитого ими, что спроецировала на себя. Сухо на губах. В сердце. Хлюпаю носом, вытирая его рукой, и смотрю на землю. Мой взгляд привлекает что-то блестящие под слоем земли. Тянусь рукой, поднося ближе факел. Цепляю пальцем и поднимаю тонкую серебристую цепочку с крестом и распятым Иисусом. Сжимаю в руках и закрываю глаза, молча пронося через себя невидимые потоки собранных здесь душ.

Прячу напоминание об этом в задний карман леггинс и поднимаюсь на ноги, решая, что не буду больше смотреть на то, что по бокам. Иначе сама умру от стыда и тяжести вины за тех, кто это сделал. Поднимаю руку, освещая деревянный большой крест с распятым Христом. Краска совсем сошла, да и некоторых частей не хватает. Как будто по нему били, пытались изуродовать его лицо.

Только вряд ли есть выход, раз эти люди не смогли спастись. Мне тут делать нечего. Но все же опускаю руку с факелом ниже, чтобы осмотреть что-то наподобие каменного выступа. Поднимаюсь на ступеньку к нему и кладу руку на поверхность. Тёплая. Не холодная, как должна быть, а излучает тепло. Странно.

– Аурелия, – раздаётся прямо рядом с ухом знакомый хриплый голос. От неожиданности и подавленности вздрагиваю, оборачиваясь назад. Но никого.

– Ты был одним из тех, кого тут похоронили? – с болью в голосе спрашиваю я.

– Ниже… ниже… – словно и ему больно отвечает он.

– Куда ниже? Надо найти лестницу? – непонимающе шепчу, спускаясь обратно.

– Здесь… ближе… рядом… – его слова отдаются эхом вокруг.

– Прости, я не смогу… я… мне сложно тут быть… прости, – шепчу я, отходя назад. А глаза снова покрываются туманом из слез и вины за то, что не смогу помочь. Он мёртв. Окончательно мёртв и ничем не вылечить эту болезнь.

– Аурелия… Аурелия… нет… верни меня… обещала… держи слово… найди меня… я здесь… – громко и даже обиженно говорит он.

Может быть, он хочет, чтобы похоронила его кости, как следует? С отпеваниями и в земле? Я дотронуться до них боюсь. Мне и так дышать сложно, а ещё и собирать кости.

– Ближе… иди ко мне… ближе… – просит он. Киваю и делаю шаг. Должна перебороть своё отвращение и страх, ведь он заслужил должного упокоения.

Но я снова стою перед каменным выступом.

– Ниже, – подсказывает он. Странно, но как будто рядом. Прямо лицом к лицу. Опускаюсь на корточки, освещая грязный пол факелом. Ничего, кроме, уже увиденного. Но костей нет. Глубоко вздыхаю и поворачиваюсь к камню.

– Прости… – не успеваю я договорить, потому что под слоем пыли разглядываю какие-то полоски на этом камне.

Придвигаюсь ближе, вставая на колени на ступеньке. Стираю рукой пыль, затем ещё и ещё. Это латынь.

– Богом поцелованный и предавший его. На смерть обречённый и тьмой поглощённый. Любовь променявший на облик чужой. Покойся под камнем в могиле святой, – читаю я надпись на том языке, который слышала от него.

– Вэлериу Сакре. Одна тысяча триста пятьдесят первый год от Рождества Христова, – хмурюсь, стирая ещё ниже цифры.

– Одна тысяча триста семидесятый, – в уме подсчитываю дату и понимаю, что ему было всего девятнадцать, когда он умер. И ведь это конец. Должен быть конец, но ниже стоит снова дата смерти и тире, а дальше ничего.

Дотрагиваюсь до высеченных на камне букв, и так сильно бьёт по голове осознание, что это могила. Этот выступ, напоминающий длинный стол – могила того самого священника, обманутого возлюбленной и погибшего, когда пытался спасти свою семью.

Глаза распахиваются шире, пока эти мысли медленно проносятся в голове.

– Вэлериу, – повторяю я его имя и догадки, которые были сделаны мной ранее, теперь подтверждаются чётко. Он там. Он звал меня сюда, чтобы я… для чего? Что он хочет от меня?

– Аурелия, ты пришла. Верни меня, – раскатисто проносится его голос. От камня. Оттуда и поэтому такое эхо.

Слишком много потрясений, я не умею это контролировать, не знаю, как справиться с этим, оттого в следующий момент вскакиваю на ноги и медленно отхожу от каменного гроба.

– Аурелия, нет… нет… останься… рядом, – воет его голос вокруг меня. И в этом была права, он хочет, чтобы и я была похоронена тут заживо… тут нет выхода. Никакого выхода, он привёл меня в тупик. Он привёл туда, где мне сложно дышать, где лежит он и где по его замыслу должна лечь я. Но почему я? Что я сделала ему?

Вылетая из церкви, подбегаю к колодцу.

– Петру! Лука! Скорее! Нам надо уходить! Быстрее! – кричу, освещая вход в церковь, опасаясь, что теперь не даст убежать отсюда, сейчас что-то сделает. Но что может сделать призрак? Ничего! А я не собираюсь погибать из-за прошлого!

– Не оставляй меня, Аурелия, я умру навсегда… тогда заберу тебя с собой… обещаю! – последнее слово кричит он и сильнейшая волна воздуха вылетает из церкви, сбивая меня с ног. Факел отлетает в сторону, а я, сделав кувырок прямо в воздухе, лечу в колодец. Замурованная, а он полон воды… сон…

– Нет! Петру! Помогите! – кричу я, хватаясь за разрушенный камень, ногами пытаюсь найти выступ, но мокро, слишком мокро, и покрыто чем-то скользким. Пальцы скользят по камню. Вот и все… он сдержит слово, а я глупая поверила ему. Ещё пару секунд и могу проститься с этой жизнью. Пару секунд разве хватит, чтобы вспомнить все? Нет. Только отчего-то страх пропадает, а внутри наступает спокойствие и желание отпустить камень. Пальцы расслабляются и скользят, как и я полечу сейчас вниз.

– Прощай, Вэлериу, – шепчу я.

– Не-е-е-ет! – громкий крик вокруг меня и свобода… прекрасно.