Собрать воедино все сказанное просто невозможно. Все, что я узнала за эти дни, просто не может быть уложено в голове, а о мыслях даже говорить нечего. Их нет, один ужас, разочарование и полное, совершенное непонимание. А самое болезненное для меня, даже не то, что Петру и Лука заставили меня разворошить прошлое, а то, что моя мать хотела меня убить. И я верю Петру, ему одному и верю. С самого начала он был ко мне открыт и жаждал, видимо, рассказать всё, но ждал… Только откуда он знал, что я и есть та, кто может вернуть его брата? Говорил ли Вэлериу с ним? Или только со мной? Не знаю. Господи, ничего не знаю и не понимаю, что мне делать дальше. Разрывает все внутри меня. Бежать куда-то или же ждать… не могу понять… помоги, прошу.

Останавливаюсь посреди дороги, глаза наполняются слезами боли и разбитого сердца. Как пишут, разбить сердце может только мужчина… ложь. Раскромсать сердце может любовь, любовь сильная, кровная и страшная. Любовь, преданная матерью. Никогда не приму этого, но и сомневаться больше нет сил.

Хочется кричать, чтобы облегчить внутри этот давящий на меня ком. Они вампиры, другого объяснения нет. Но почему я ни разу не замечала у матери симптомов? И солнце, она ведь была под ним и не сгорела. И ест она обычную пищу. Как? Почему я поверила? Вспомнила, как она говорила о двенадцати детях, которые не выжили, или не знаю, что с ними случилось. А на это нужно время. И тела… тела я видела, только сейчас вспоминая это, понимаю, что были мужчинами. Я помню их впалую грудь, а тогда не придала этому значения из-за страха. Из таких мелочей складывается картина, где один конец для всех – смерть. Но если… если умру я, а меня точно убьют, то и Вэлериу останется без возможности ответить обидчикам. А без его силы, остальные… не знаю, сколько их, но и они будут, наверное, слабы. Женщины… почему такая ненависть? Я жажду, чтобы они все были уничтожены. Все, буквально все, до единого. Они воплощение ада, а на земле им не место. Но, а я? Я питаюсь обычной пищей, у меня нет никаких особенностей. Я не одна из них. Это точно. Я не могу быть такой, не могу.

Закрывая глаза, сажусь на бордюр, и смотрю бессмысленным взглядом впереди себя. Если пойду, если помогу ему, то насколько я могу быть уверена, что снова не сотворю ошибку? Да, ни капли нет желания помогать ему. Хотя признаю – где-то внутри… очень глубоко понимаю его. Представив все, через что пришлось пройти Вэлериу, понимаю. Но не принимаю такого расклада. Я хочу иначе! Но разве с моими желаниями хоть кто-то считается? Нет! Никогда!

Из моей груди вырывается смех. Я сошла с ума. Это так больно. Одна, совершенно одна и не знаю, куда пойти и как спастись. Отсюда нет для меня выхода, а встречаться с другими… страшно. Конечно, страшно, ведь если, да не если, а так и есть. Эта Василика предала его, чтобы убить всех тут столько столетий назад. Она во всём виновата, а значит, и я, как её потомок. Я непонятное существо и даже не человек.

Прямо в паре сантиметров от меня с сильным визгом тормозит машина. Но я даже не вздрагиваю, не подскакиваю, только поднимаю голову, устало смотрю, как дверца джипа распахивается и ко мне выходит Лука. Он тоже обречён на проклятье, упоминал о жене и ребёнке. Но ему на вид не больше двадцати… раньше да, раньше обручались в этом возрасте. И его желание вернуть брата, чтобы отомстить, тоже понятно. Смотрю на его лицо, скрытое тенью капюшона.

Подходит ко мне, садясь рядом со мной, и молчит.

– Ты знаешь, что такое смотреть, как твоя семья умирает, а ты не в силах им помочь? Не можешь, потому что тебя нет рядом, и я не могу. Ты только ощущаешь в груди невыносимую боль и пустоту, где ранее расцветало счастье и любовь. Нет, Лия, нет. Да, я немного вспыльчив, но я устал. Столько лет скрываться и играть эту роль, чтобы ждать вот именно этого дня. Я не буду убеждать тебя идти к нему. Мне противно это делать, я не верю тебе. Ты одна из них, такая же ядовитая змея, готовая подставить любого за своё спасение. Но я рад, – смеётся он, поворачиваясь ко мне.

– Я рад, что теперь ты будешь стоять на его месте. Ты поймёшь, как сложно делать выбор между желанием жить и теми, кого ты любишь. Я рад, что ты в любом случае умрешь сегодня, и не будет у них больше возможности продолжать свой род. А мы… мы тоже умрём с его смертью. Наступит мгла, ведь вы, женщины, загрызёте друг друга за власть. Но при этом война между вами унесёт много жизней. А всему виной будешь ты. И ты думаешь, Бог примет тебя к себе? О, нет, глупая, ты будешь видеть это, знать это, и твоя душа никогда не найдёт покой. Ты останешься виноватой во всех смертях, и это заполонит твою душу, ты сгниёшь внутри. Петру слишком добр к тебе, даже принял на себя эти таблетки. Идиот, но с меня хватит этого бреда. Забери обратно, – он роется в кармане и достаёт оставшиеся две таблетки, протягивая мне.

– Я ухожу, чтобы собрать своих людей. И хоть нас мало, но мы будем биться до последнего, только бы искоренить таких, как ты. А ты, Лия, выпей их. Покажи всем, из чего ты состоишь. Из трусости, изо лжи и твоя душа такая же чёрствая, как и их. Ты слабая. И мне не жаль тебя, – Лука зло хватает мою руку и выбрасывает на ладонь таблетки. Встаёт и смеряет меня взглядом полным отвращения.

– А мне тебя жаль, – шепчу я, поднимаясь на ноги, – безумно жаль, что ты пережил это все. Мне очень жаль, что я не могу помочь ему, потому что не верю. Я никому не верю, даже в твою ненависть не верю. Ты в отчаянии, как и я. Ты напуган, как и я. И помочь никто не в силах нам. Прощай, Лука, желаю тебе обрести покой, что бы с тобой ни было.

Разворачиваюсь и иду вниз по улице, выбрасывая таблетки в сторону. Меня не волнует, что Лука будет думать обо мне, но я соболезную ему. Искренне и со всей своей добротой, растворяющейся в ночном воздухе.

Не помню, как дохожу до дома, потому что все время думаю, думаю и думаю о Вэлериу. Хочу ли я умирать? Нет. Хочу ли я помочь маме? Нет, наверное, нет. Хочу ли я вернуть его? Нет. Я разбита и полностью изнурена от мыслей, роем шумящих в голове, изъедающих мою плоть изнутри.

Обхожу каждую комнату, кроме маминой и Ионы, вспоминая, как мы жили. И ведь ничего бы не было, если бы не я. Но разве я виновата в этом? Да, возможно. Но я не жаждала слышать его и не хотела навлечь на людей это время. Сажусь за стол и смотрю перед собой. Даже свет не включаю. Не боюсь ночи, ведь самое страшное, не во времени суток, а в тех, кто появляется и кто может нанести вред. А он? Вэлериу ни разу не причинил мне его, только пытался… пытался жить.

– Вэлериу, – шепчу я, глубоко вздыхая.

– Аурелия, – из ночи раздаётся его голос прямо напротив меня, словно сидит и тоже смотрит на меня.

– Я боюсь, что ты обманешь. Я боюсь того, что это конец.

– Это конец, Аурелия, но не для тебя. Я теряю силу, они забрали слишком много… приди ко мне в последний раз. Хочу увидеть тебя.

– Что случилось с той девушкой? С дочерью Дорины?

– Убили… не та. Слабая… безвольная… не для меня… глупая.

– Кто зло? Ты или я?

– Оба, драгоценность моя, оба сотворены в ночи и дети этого времени.

– Прощай, Вэлериу, надеюсь, ты простишь всех и самого себя за то, что не смог спасти и обрёк себя на такую жизнь…

– Аурелия, моя радость, – что-то прохладное дотрагивается до моей щеки, закрываю глаза, усмехаясь тому, насколько не страшно, – никогда. Запомни: никогда прощения не заслужить никому в этом мире. Всех настигнет кара, так или иначе. Я не прощаюсь с тобой, ведь ты мёртвая или живая все же придёшь ко мне. Будешь рядом, как и каждый, кто погиб от рук твоей матери. Прими то, что ты уже мертва.

– Я жива! Жива! – вскакиваю с места, но слышу только смех, раздающийся повсюду.

– Ошибаешься…

– Нет! – кричу я и бегу к себе в спальню. Захлопываю за собой дверь и включаю свет.

Развивающиеся шторы привлекают моё внимание. Быстро подхожу к ним и распахиваю. Оно открыто. Но я этого не делала.

– Кто тут? – громко спрашиваю, оборачиваясь, и быстро пробегаюсь глазами по комнате. Но ничего, одна тишина. Кто-то был тут. Зачем? Что он или она хотел. Что-то искали?

Цепочка у меня. Карта! Карта с древним городом! Я оставила её на столе. Нет, не оставила, я спрятала её в свой тайник.

Подбегаю к кровати и отрываю дощечку, где уже нет фотографии или же бумаги, а лежит пакет. Руки дрожат, когда понимаю, что нашли. Тот, кто был тут, нашёл моё место и положил туда это. Достаю бумажный пакет и распахиваю его, переворачивая. На пол падает одежда. Но как она поместилась туда? Ботинки, определённо мужские. Чёрные джинсы и футболка, даже трусы есть. Зачем?

Опускаю руку, с удивлением обнаруживая, что мой тайник стал глубже, намного глубже, чем ранее. Хватаю пальцами что-то и поднимаю. Конверт. Разрываю его и вытаскиваю лист бумаги, где резким и довольно непонятным почерком написаны слова. Латынь, тут именно на этом языке.

«Для него» , – единственные слова, написаны на белоснежной бумаге.

Кто-то уверен, что я пойду туда. Но я даже не собираюсь. Не собираюсь ведь? Лука? Петру? Но они были со мной, значит, тут кто-то ещё.

Вспоминаю слова мужчин о том, что есть такие же, как они, и придут, чтобы развязать войну. Они уже тут! Тут в этом городе и начнётся бойня, где пострадают люди, ни в чём не повинные люди из-за меня. История повторяется, предать себя, ради других. Предать собственные желания во имя спасения.

Глубоко вздыхаю и прячу конверт обратно. Выбора нет, не так ли? Его жизнь в моих руках. И я имею право ставить условия там. Внизу я буду бороться за себя и за жизнь.

– Вэлериу, – зову его.

– Я знаю, сладкая моя, знаю. Жду тебя и сохраню твою жизнь, – отвечает он где-то позади меня.

Выбор сделан. Только вот осталось ли у меня хоть что-то ещё важное в этой судьбе? Даже о матери больно вспоминать, как и о желании её убить меня.