Словно по щелчку распахиваю глаза и резко сажусь на чем-то мягком. Мои пальцы тонут в шерсти, перевожу туда взгляд. Меха, огромное количество мехов разных цветов от светло-серого, рыжего до чёрного, а я нахожусь в какой-то комнате, спальне, с деревянной широкой кроватью и пологом из темно-бордовой ткани. Прямо напротив меня горит ярко камин, согревая пространство вокруг меня.

Мотаю головой, пытаясь вспомнить, что произошло, и как я тут оказалась. Это не моя спальня: тёмные стены, старинные канделябры и факелы на стенах, какие-то картины, столик с зеркалом и только мягкий огненный свет потрескивает в воздухе.

Спускаю ноги на каменный пол, замечаю, что я до сих пор в праздничном платье и сапогах. Пытаюсь встать, но голова кружится. Сажусь обратно, чувствую насколько истощена и голодна. Желудок буквально сводит спазмами, сглатываю горькую слюну и медленно дышу.

Помню Вэлериу… человек или же нет… Василика… мама и тьма. Открываю глаза, все же вставая на ноги, чтобы понять, где я нахожусь. Замечаю дверь недалеко от камина справа и с надеждой, что это выход, качаясь, подхожу к ней. Нажимаю на ручку, но это оказывается ещё одна комната, где нет света, а только в ночном луче, льющемся из небольшого окна, блестит сантехника. Ну, хоть на этом спасибо, в туалет тоже хочется, как и умыться. Даже в темноте дохожу и нахожу необходимые мне вещи. На ощупь двигаюсь, потом по стенке и добираюсь до раковины с зеркалом. Не смотрю даже на себя, а открываю воду. Ледяную воду, но и это хорошо. Необходимо, чтобы плеснуть в лицо и с наслаждением замереть.

Шум за дверью привлекает моё внимание сквозь журчание воды. Выключаю её и осторожно подхожу к двери, выглядывая в приоткрытую щель.

– Аурелия, вам не нужно бояться меня. Это я, Петру, – знакомый голос прерывает быстрый стук сердца, и я смело вхожу в спальню, останавливаясь, смотрю на мужчину. Но какого-то другого. Слишком белая кожа и глаза… да, именно глаза больше всего отличаются от тех тёмных, практически чёрных. Сейчас же они светло жёлтые и придают ему странный, даже незнакомый вид. Удивительно, как цвет глаз может изменить лицо. Да и одежда его… хм, очень своеобразная. Чёрные облегающие штаны, сапоги, чёрная рубашка и чёрный, расшитый камнями, жакет.

– Я пришёл, чтобы поприветствовать вас у нас и предложить освежиться, переодеться в чистую одежду и спуститься со мной на ужин. Вы провели сутки во сне, и ваше тело требует подпитки, – спокойно продолжает он, пока я пребываю в лёгком шоке от этой новой манеры взмаха руки с длинными ногтями, как у Вэлериу.

– Что с вами произошло? – шепчу, все же делая шаг назад.

– Ах, это, – улыбается он, указывая на своё тело. – Я вернул свой облик, который так долго скрывал. И знаете, Аурелия, это словно домой вернуться. Невозможно долго прятать сущность под иным слоем. Вам не нравится?

– Мне? Эм… ну… просто странно и вы… где я, Петру? – не могу даже подобрать слов, чтобы ответить ему вежливо, и просто вздыхаю, облокачиваясь о косяк.

– Вы в нашем доме, где вы в безопасности, Аурелия. Здесь вам ничего не грозит. Мой брат выполнил своё обещание, как вы и хотели, – продолжает улыбаться.

– Я… не хотела… только не умереть…

– А вы разве мертвы? Нет же! Посмотрите, вы дышите, у вас прекрасная комната, которую мы выделили для вас, правда, подальше от всех остальных, ведь грех для нас это пища… очень необходимая пища, – медленнее произносит последнее слово, делая шаг ко мне. И двигается он иначе, как хищник, плавно, с грацией и странной полуулыбкой на губах.

– А сейчас примите ванну, насладитесь чистотой и в шкафу найдёте одежду. Брат выразил желание видеть вас только в той одежде, которую он приемлет. Поэтому думаю, вы будете выглядеть прекрасно. Настоящая румынка. Я покажу вам все, – хватает со стены факел и подносит его к огню, зажигая его. А я не двигаюсь, очень сложно сейчас принять эти слова, пока в груди таится страх и желание сбежать.

– Не получится, – говорит Петру, поднимая голову на меня и подходя ко мне.

– Вы что… тоже читаете мои мысли? – изумляюсь я даже несколько обиженно.

– Нет, у меня такой возможности нет, но я чую ваши мысли в воздухе. У нас идеальный нюх, Аурелия. Сейчас вы полны желания бежать, но пойдёмте, я вам кое-что покажу, – он указывает рукой на тёмные шторы и идёт к ним, распахивая одной рукой. Затем открывает стеклянные створки и поворачивается ко мне.

– Ну же, посмотрите сами, – предлагая, он проходит куда-то.

Шумно вздыхаю и отталкиваюсь от косяка, иду в ту же сторону, где скрылся Петру. Холодный, даже ледяной воздух врывается в лёгкие, когда оказываюсь на балконе.

– Видите, – он указывает вперёд. А я от шока, от обречённости и нежелания понимать, просто стою и не могу шелохнуться. В свете луны под нами плещется вода вокруг каменного строения. Она всюду, буквально всюду, омывает выступ, на котором стоит этот замок.

– Она вокруг нас, на берег и к ближайшему городу можно добраться или по туннелю, который очень хорошо охраняется, или же на лодке. Хотя ещё и вплавь, но вы этого не умеете, а умирать так будет очень неприятно. Поэтому здесь нет выхода для вас, – говорит Петру.

– За что? Почему вы это делаете со мной? Что же я вам сделала? Я ведь хотела быть всего лишь свободной, – с болью шепчу я, желая расплакаться, но даже слез нет в моём иссушенном теле.

– Вы свободны, Аурелия. За пределами этого места вас схватят и казнят за предательство или же чего хуже. Поверь мне, я точно знаю. Вы чужая. Теперь вы чужак для тех и других. Вы для них первый враг, за которого они будут драться, чтобы превратить вашу жизнь в ад и использовать вас, как сосуд. Об этом я уже говорил вам. А здесь, среди нас, вы тоже чужак. Ведь вы женщина, необычная женщина из рода Василики. А она враг для нас. Поэтому только в этом месте у вас есть возможность жить. Но пойдёмте обратно, вы простудитесь, – Петру входит в комнату.

А ведь верны его слова, я предала свою мать, предала всех, ради собственной жизни. И теперь надо смотреть правде в глаза – мне некуда идти без денег, без возможности спрятаться, без знаний, без умений выжить в современном мире. Только тут и это тоже не вселяет в меня облегчения. Никакого выбора.

– Аурелия, – зовёт меня Петру. Бросив взгляд на воду, возвращаюсь в спальню, закрывая дверцу, и поворачиваюсь к мужчине.

– Я зажёг для вас свет в ванной комнате, – говорит он, туша факел в каком-то ведре, стоящем в углу. И, правда, в другой комнате светится мягкий отблеск огня.

– А тут нет света? Электрического света? – спрашиваю я.

– Есть, конечно, его провели. Только брат слишком долго провёл в могиле и решил попробовать все новшества этого мира. Пробки не выдержали, и мы ждём, пока их починят. А пока так, – с улыбкой отвечает Петру и подходит к двери с другой стороны камина.

– Я буду ждать вас, – напоследок бросает он, выходит из комнаты и мягко закрывает дверь.

– Ага, – отвечаю я пустоте.

Тяжело вздыхаю, и ведь действительно хочется смыть с себя грязь и запах пота, пыль и, вообще, утечь в канализацию. Но ничего не остаётся, и иду в ванную комнату, плотно закрывая за собой дверь. Ищу замок или хоть что-то, что может мне побыть тут одной без неожиданного внедрения. Нет такого. Надеюсь, все же воспитание у них есть.

Поворачиваюсь к облицованной тёмно-коричневым камнем комнате и оглядываю прямо перед собой золотистую ванну на высоких ножках. Ни душевой кабины, ни шторок, ничего, что скроет моё тело от… да хоть ото всех. Стульчик рядом, а на нём лежат белые полотенца и даже тапочки. Усмехаюсь такому гостеприимству и подхожу к ванне, открывая воду, настраивая так, что сразу идёт пар от воды. Снимаю с себя одежду и бросаю на пол. Испорчена вся и вряд ли тут можно постирать. Забираюсь в ванну и сажусь в воду, смотря на неё.

Ладно, я уже сделала то, о чём… жалею ли? Ведь я смутно помню Вэлериу или стараюсь помнить его так. Отгонять от себя мысли о последствиях, но грудь всё же давит от осознания того, что предала маму. А она разве нет? Она хотела убить меня! Убить…

Закрываю глаза, из которых катятся слезы. Обидно так и не верю, что она хотела со мной так поступить. Но тоже это факт, как и тот, что вокруг меня теперь вампиры. Вампиры, которых не существует в природе. Наверное, я настолько сошла с ума, что издаю истерический всхлип, напоминающий хрюканье от смеха.

Господи, что тут происходит? Ответы даст только сам Вэлериу. И я узнаю, а потом… попрошу отпустить меня. Я не хочу участвовать в этом. Только жить… забыть и жить дальше. Я человек. Но если мама такая же, как и он, то почему я не заметила этого? И почему дышу, ем обычную пищу и… в общем, другая я, а не как они. Живая. А они мертвы. Боже мой.

Хватаюсь за голову, запуская пальцы в мокрые волосы. Поднимаю взгляд на кран, а вода продолжает литься, обещая затопить все вокруг. Тянусь рукой и закручиваю ручки, чтобы не допустить этого. Сбоку лежит мыло и это единственное, что тут есть. Даже шампуня нет, а о бальзаме для волос, вообще, молчу. Беру кусочек мыла, пахнущий приятно розами, и тру себя, а потом волосы. Быстро выбираюсь из ванны, сливая воду, и облачаюсь в полотенца. Холодно-то как после горячей воды. Хватаю свою одежду и несу её обратно в спальню, где так же тихо, как и было.

Бросаю свои вещи около двери и ищу глазами шкаф. Он стоит с другой стороны постели. Подхожу к нему и распахиваю дверцы. Замираю от забитого шкафа. И все это платья, длинные платья, но никак не той одежды, которую нам демонстрируют учебники. Беру первое, зацепившее взгляд, платье и снимаю его с вешалки. Оно странное, ткань не плотная, а очень мягкая, как хлопок и оно все расшито серебристой нитью. Верх платья тоже странный, наверное, вырез там, и он разрисован замудренными узорами цветов, как и под грудью, как и его низ. Прекрасное платье. Кладу его на постель, улыбаясь такой красоте. Я не носила ничего подобного. Наша современная одежда – это ведь джинсы, рубашки, футболки и леггинсы. А тут платье, которое у меня было одно в гардеробе, и то чёрное для церкви. Возвращаюсь к шкафу, чтобы найти белье… ну должно же оно тут быть. Трусики хотя бы. Нахожу балетки, но верх их состоит из ткани, и они тоже всевозможных цветов, напоминающие высокие тканевые сапоги. А белья нет. Нет его и все.

– Петру! – кричу, вставая на ноги. Дверь тут же распахивается и входит мужчина, удивлённо останавливается и опускает взгляд. Но меня сейчас мало волнует, что я в одном коротком полотенце.

– А где… ну это… белье? Нижнее белье? – требовательно спрашиваю я.

– Хм, белье, – медленно отвечая, он смотрит в пол.

– Ага, думаю, вы знаете, что из ткани шьются трусики и бюстгальтер. Моё… уже не пригодно, – киваю, хотя он даже не видит моих действий.

– Не могу сказать… не знаю, Аурелия. Посмотрите там и я… я жду вас, – вылетает из спальни, громко хлопая дверью.

И тут я не получаю внятного ответа. Ладно, ещё раз надо посмотреть. Опускаюсь на колени, забираясь уже в недра шкафа. Нащупываю какую-то коробку, большую коробочку и тяну на себя, сбрасывая этим самым всю обувь. Вытаскиваю что-то напоминающее сундук и открываю его. Вот, где пряталось белье.

Мой рот от шока и смущения открывается, когда подхватываю тонкие, прозрачные ниточки и поднимаю вверх. Это… оу, я не ношу такого. Это очень греховно и вызывающе. Слишком вызывающе. И сексуально. А я… я не сексуальна. Аккуратно, словно это змея, вешаю эту насмешку над нижним бельём на бок сундука и копаюсь дальше. Но все трусики такие, буквально все, есть даже, вообще, с дырками какими-то. И ни одного бюстгальтера. Ничего не остаётся, как выбрать самые плотные, хотя это невозможно, ниточки и убрать все обратно в шкаф, как и запихать обувь, оставив тёмно-синие недоделанные сапоги.

Натягиваю трусики и подхожу к платью, ищу замочек. Сзади. Сбрасываю быстро полотенце и надеваю платье, пытаясь застегнуть его. Но это крайне сложно, что приходится пыхтеть, а о том, чтобы позвать Петру, я даже думать не хочу. Нельзя. Кое-как застёгиваю его, но оно какое-то очень неудобное. Пытаюсь натянуть рукава, чтобы закрыть плечи, но они не натягиваются, только платье поднимается. Сжимаю губы, злясь уже на себя. Грудь слишком стянуло, и она поднялась наверх и её видно. Видно! Черт возьми, да что за платье?! Поднимаю его выше, пытаясь скрыть грудь, но больно, шов прямо разрезает соски и ткань издаёт неприятный звук. Порву его, если буду продолжать. Зло одёргиваю платье, которое слишком открыто, слишком вульгарно. И почему оно такое?! Желудок сжимается снова от спазма, что приходится скорчиться, схватившись за живот. А во рту появляется неприятный кисловатый привкус.

Ладно, потом буду возмущаться, а сейчас последняя вещь – сапоги и могу поесть. Подхватываю сапог и натягиваю его, он доходит до колен и удивительно, но они мягкие внутри и моего размера. Как? Как он узнал все это и когда успел это все повесить тут?

Тоже откладываю эти вопросы, разматывая волосы, и сушу их полотенцем. Но они мокрые и длинные, чтобы высохнуть моментально. А фена тут, уверена, нет, как и электричества сейчас. Подхожу к зеркальному столику и сажусь, открываю дверцы под столешницей, где вижу гребень. Красивый гребень серебряного цвета с темно-бордовыми камнями, какие были тогда… в кресте. Рубины. Расчёсывая волосы, смотрю на себя в зеркало. Слишком белая кожа и уставший взгляд. Бросаю затею высушить и выпрямить свои волосы, поэтому просто заплетаю их в косу и встаю, направляясь к двери.

– Я готова, – произношу, выходя за дверь. Петру отталкивается от стены, пробегая взглядом по моему наряду.

– Вы прекрасны, Аурелия. Но вот, накиньте. Внизу будет холоднее, – в его руках замечаю длинную накидку и киваю. Мужчина помогает мне влезть в расклёшенные рукава и скрыть голову капюшоном.

– А теперь, пойдёмте, – указывает рукой на каменную лестницу. Ну что, пришло время узнать, где я, и получить ответы на свои вопросы.